Участник поисков

      Для Рашида дело обернулось хуже. Правая рука его повисла плетью. Пистолет плюхнулся наземь, и попыток поднять его под дулом пистолета Скрипача он делать не стал.
      — Считай, что ты уволен, Раш! — мрачно уведомил его Волына.
      Но покалеченный Рашид уже не обращал внимания на шефа. Он смотрел за спину Агента — на заросли.
      А из зарослей, сдирая с себя колючие репейники и ругаясь на чем свет стоит шел к скопившемуся на поляне народу мастер Стук. Вид у него был не из лучших — Брендик основательно поработал над его имиджем. За Мастером следовали, поигрывая стволами, пятеро его людей. Верный Трои таки не покинул босса в беде.
      — Ну что? — громогласно осведомился Барри. — Нарвались, господа? Эй ты, китаеза, кончай эту сволочь! А мои мальчики замочат остальную компанию. Вот тогда и поговорим...
      Ким не сразу сообразил, что «китаезой» поименован он сам, а «сволочью» — пан Волына. Первое было явным преувеличением, второе — нет.
      Развязка приближалась стремительно. Но совсем не такая, какую ждал хоть кто-то из собравшихся на прогалине. Над Каньоном раздался вой. Страшный, потусторонний вой оборотня.
      Уже от одного этого звука кровь застыла в жилах у всех, кто его услышал. А когда из зарослей вынырнул и огромными, почти бесшумными прыжками понесся на людей огромный, невероятно уродливый Ночной Зверь, толпу на прогалине охватила паника. Ким не смог удержать заоравшего и рванувшегося из рук Волыну. Да, впрочем, уже не имело смысла возиться с ним.
      Положение вновь круто изменилось. Бандиты бросились кто куда — одни так и оставив брошенное оружие, другие — беспорядочно отстреливаясь. Вмиг на освещенном пространстве остались только Ким, Нолан и трое андроидов. Дром и Мантра были заняты раной Бирима. И еще на поляне остался Ночной Зверь.
      Ким тряхнул головой — происходящее казалось ему сном. Нелепой галлюцинацией. Страшная, постоянно меняющая форму тварь тихими, пружинящими шагами обходила причудливый периметр поляны, то и дело оглашая воздух мучительным, стонущим воем. И причиной ее мук были, очевидно, не выпущенные в нее пули. Они-то как раз и не причинили Зверю видимого вреда.
      Тварь остановилась, прекратив наконец свое кружение вокруг пятерых стоящих на залитой больным светом траве, и сама рухнула в эту траву. Зверь начал биться в каких-то невероятных конвульсиях, словно пытаясь сбросить с себя собственную шкуру. Перестать быть собой. В его вое становилось все больше и больше безысходной тоски и нарастающего гнева.
      — Плохо дело, — тихо сказал Нолан. И шагнул к извивающемуся Зверю.
      — Стойте! — окликнул его неуверенный, срывающийся голос.
      Ким обернулся.
      От зарослей к ним приближался порядком измазанный лесной грязью и нервно дергающийся тип. Когда-то — совсем недавно — его одеяние можно было назвать элегантным. Сейчас оно больше напоминало лохмотья бродяги из старинного фильма. В правой руке тип нес ком изодранной ткани, в котором можно было угадать какие-то детали женской одежды. А на левом запястье типа болтался пристегнутый наручником скрипичный футляр.
      — Не подходите к ней... — крикнул тип. — Она может... Она все может сейчас... Нужно ждать, — объяснил он, подходя поближе. — Нужно ждать, пока зайдет эта проклятая луна... И потом снова ждать — ждать рассвета...
      — Нам не придется ждать, — сухо оборвал его Нолан. — Нам не придется ждать, если вы позволите мне воспользоваться моим инструментом. Вы, кстати, очень вовремя доставили его сюда...
      Он властным жестом указал на футляр.
      Тип испуганно отвел руку с наручником назад.
      — Вы... Вы хотите сказать, что вы — Нолан-Скрипач? — недоуменно спросил он.
      — Именно это я и хочу сказать, — подтвердил старик. — Да вы, я вижу, — музыкант? Это всегда бывает заметно.
      — Бэзил Кац — к вашим услугам, — несколько чопорно представился тип.
      — Слышал о вас, — без особой приветливости в голосе заметил Нолан. — И хорошее, и плохое... И даже запись пары ваших концертов слышал. Теперь — будем знакомы лично.
      Бэзил осторожно протянул Скрипачу руку. Тот пожал ее коротко и сухо — точно так же, как смеялся, улыбался и вообще говорил.
      — Но кто может подтвердить мне... — начал было Кац.
      — Вы получите подтверждение того, что я Нолан — Нолан по прозвищу Скрипач, как только я возьму в руки свой инструмент, — холодно отрезал старик. — И поторопитесь, если хотите прекратить мучения вашей подруги...
      — Как?! — поразился Бэзил. — Вы... Вы — знаете?
      — Да, я знаю, — оборвал его Нолан. — Поторопитесь. Это, — он кивнул на бьющегося в конвульсиях Зверя, — может плохо кончиться в такую ночь. И перестаньте думать о деньгах. Я, конечно, заплачу вам за то, что вы выручили мою скрипку из бандитских лап. Но большого гешефта вы на этом инструменте не сделаете. Поверьте мне.
      — Действительно, поверьте ему, Кац, — тихо произнес незаметно приблизившийся к пианисту Бирим. — Получается, что я знаю вас обоих и...
      Он запнулся — настолько поразительной была реакция Бэзила на его появление. До этого момента тот, видно, не узнавал своего соперника, а теперь обмер, выкатив глаза, словно узрел голову Медузы Горгоны. Дыра, пробитая пулей в плече юного андроида, и запекшаяся вокруг нее кровь только усиливали иллюзию встречи с выходцем с того света.
      — И мне тоже, поверьте, — устало посоветовал Бэзилу Ким. — Этот джентльмен знает, что говорит...
      Бэзил опасливо покосился на все еще зажатый в руке Агента пистолет, бросил ком растерзанной одежды в траву и с тяжелым вздохом принялся искать в карманах своего напрочь загубленного в этой ночной прогулке костюма ключи от наручников. Нашел, вздохнул с облегчением и протянул Скрипачу футляр, отстегнутый наконец от растертого в кровь запястья.
      Футляр этот, словно сам собою раскрылся в руках старика.
      Нолан бережным движением извлек инструмент и смычок из их бархатного гнезда, не глядя отдал футляр Киму и неуловимо быстрым движением утвердил скрипку под своим острым подбородком. Смычок вспорхнул к струнам так, словно это он увлек за собой сухую кисть Скрипача, а вовсе не наоборот.
      И над Каньоном поплыли звуки скрипки.
      Странно, они — эти звуки — и не пытались даже спорить с другими звуками, царившими в этом мирке, отсеченном от остальной Вселенной крутыми скальными стенами. Ни с плеском Трех Водопадов, ни с шелестом листвы здешних деревьев, ни с тоскливым завыванием Зверя эта музыка просто не имела ничего общего. Не соприкасалась с ними.
      И уже через мгновение Ким неожиданно понял, что не слышит ничего больше — только ту причудливую и грустную мелодию, что выводил на струнах скрипки старый Нолан. Он словно остался с нею наедине. Это было странно — стоять среди людей и андроидов, видеть и слышать все вокруг, даже ощущать порывы холодного ветра и запахи ночи и... И быть в то же время где-то далеко отсюда.
      Это же, видно, происходило и со всеми, кто слышал звук Инструмента Нолана. Все на поляне замерли и как-то притихли. Бэзил медленно опустился на колени, Бирим потупился... А на самого Кима нахлынула тоска и странное чувство, что стоит сделать над собой только малое усилие — и ты вспомнишь себя. Себя настоящего, а не то слабое существо, полное воспоминаний обо всех сделанных на жизненном пути ошибках и неудачах настоящего себя...
      Но самое странное творилось со Зверем. Он замер, прислушался к льющимся на него звукам и вдруг скорчился, сжался в комок. И комок этот начал странно изменяться, словно он плавился и перетекал в какую-то другую — совсем другую-форму и одновременно силился остаться самим собой, сопротивлялся тому превращению, переходу, в который уводила, втягивала его мелодия скрипки Нолана. А когда это превращение завершилось, оборвалась и мелодия. Наступила оглушительная тишина. Тишина, полная шороха стылого ветра в листве, еле слышного грохота водопадов и совсем уж тихого, всхлипывающего звука плача. Плакал тот, кто только что был Зверем...
      Нолан тихо опустил инструмент в траву и первым подошел к скорчившейся и вздрагивающей от рыданий фигурке. За ним подошли и все, кто был на поляне, постепенно приходя в себя после обрушившейся на их души музыки.
      Бирим присел на корточки и осторожно тронул за плечо дрожащее и захлебывающееся плачем существо. Оно подняло голову:
      — Это...
      Голос Бирима дрогнул:
      — Это ты, Элен?.. Ты?..
      — У тебя кровь... — хрипло и удивленно произнесла Кама-нера. Каманера, перестающая быть Ночным Зверем. — Ты... Ты ранен? Тебе больно?
      Бирим молча и ошалело глядел на нее.
      — В-вот... — запинаясь, выговорил Бэзил. — Вот твоя одежда, Элен... Она, правда... Ты ее сильно порвала...
      Каманера молча сверкнула на сгрудившихся вокруг людей все еще бешеным, нечеловеческим взглядом своих зеленых глаз и уткнулась лицом в колени.
      — Уйдите!.. — прошептала она. — Хоть отвернитесь, уроды! Мне надо одеться...

* * *

      — Проклятье! Что это было? — с трудом выговаривая слова, спросил пан Волына.
      Почти вся его команда, сгрудившаяся на дне оврага, хранила молчание. Один только Рашид, от греха подальше ушедший за спины подельников, смог-таки выдавить из себя:.
      — Зверь... То был Ночной Зверь... Про него рассказывали всякое. Но все думали, что он... В общем, его давно здесь не видели...
      — Хрена там все думали! — взорвался босс. — Какого черта вы все припустились врассыпную, как зайцы от носорога? У вас у каждого — по два ствола на руках. Какого же дьявола вы эту тварь в мелкие клочья не разнесли?
      — Да мы все по полному магазину выпалили... — оправдываясь, загудел кто-то из сошек помельче. — И ничего...
      — А чертов пострел? — зло осведомился пан. — Снова оставил вас с носом?
      Ему не ответили.
      Все напряженно вслушивались в тишину. А тишина эта наполнялась хрустом валежника под чьими-то сапогами, приглушенными чертыханиями и окликами. Вдалеке сквозь причудливые сплетения ветвей начали просвечивать лучи карманных фонарей и переносных прожекторов.
      — О дьявол! — помянул нечистого пан и перешел на шепот. — Это же эти идиоты!.. Община Храма Единения! Слышите, придурок Клавдий кем-то там командует?
      — Их не меньше сотни... — без особого оптимизма констатировал кто-то из сбившихся в плотную массу бандитов.
      — Рвем отсюда когти! — коротко скомандовал Волына. — На сегодня игра проиграна!

* * *

      Сотня — не сотня, а человек тридцать, вооруженных кто охотничьими ружьями, а кто и просто кухонной утварью, стянулись к поляне и заполнили ее, окружив Скрипача и приветствуя его — каждый по-своему. Сквозь эту небольшую толпу к старику не без труда пробились Клавдий и Алекс.
      — Малец... — выговорил запыхавшийся Мохо. — Где Орри?..
      — Его теперь надо искать там... — Нолан кивнул в сторону Трех Водопадов. — Пойдемте...
      Клавдий развернулся к приведенному им люду и взмахом руки определил направление дальнейшего движения. Вслед за ним и Ноланом люди и андроиды стали поспешно покидать поляну. На какое-то время на ней задержались трое — Бирим, Каманера и Бэзил.
      — Идите... — глухо проговорил Кац. — Идите со всеми... А я сам... Я вернусь в город... Мне с вами... Не надо мне оставаться с вами... Я... — Он исподлобья посмотрел на Бирима. — Я перед тобой виноват... Не надо мне было слушать эту чертову скрипку... Теперь уже не смогу... Не смогу быть таким, как раньше... Мне... Мне надо уйти... — Он молча повернулся и быстрым шагом скрылся в зарослях.
      Каманера сочувственно посмотрела ему вслед.
      — Это пройдет, — вздохнула она. — Эта Ноланова скрипка... Она делает людей чище... Будит в них что-то... Но потом это проходит... Пойдем со всеми...
      Бирим молча накинул поверх ее порванной куртки свою — окровавленную, но теплую, обнял девушку за все еще вздрагивающие плечи и повел вслед за тихо гомонящей толпой к Водопадам.

* * *

      Но поляна пустовала недолго. И двух минут не прошло после того, как ее покинули Элен с Биримом, кусты заколыхались, и на открытое пространство выбрался диковато озирающийся Хью Фрогмор. Когда он добрался до середины поляны, его окликнул хриплый голос, исходивший, как казалось, прямо с небес.
      — Хью, сукин сын! — явственно произнес этот голос. — Кончай вертеть башкой и помоги мне наконец!
      Хью испуганно икнул и уставился в звездный небосклон.
      — Вы?! — пробормотал он. — Это вы — Мастер? Где вы?
      — Да здесь... Здесь я, бестолочь чертова! На сосне!
      Действительно, мастер Стук располагался в непосредственной близости от верхушки могучего дерева, украшавшего край поляны. Различить его в ветвях и на такой высоте было делом нелегким.
      — Господи, как вы попали туда? — развел руками Фрогмор. — Спускайтесь — только осторожнее...
      — Чертова зверюга! — пояснил содержатель Подземных Театров. — Она меня насмерть перепугала. Сам не знаю, как я взлетел на этот чертов насест... Теперь главное — с него выбраться... Тут еще проклятая смола... Борода, понимаешь, борода намертво приклеилась к стволу...
      — Главное — будьте осторожны... — снова посоветовал ему Хью.
      — Осторожны?!!! — заорал Стук. — Да я не могу, понимаешь ты, дубина, просто не могу отсюда спуститься без того, чтобы, не свернуть себе шею! Пригони сюда Троя и его ребят... Свяжись с кем-нибудь в городе... С пожарниками, что ли... Только не стой этак вот столбом!
      — О, я немедленно приму меры... — Голос фармацевта стал просто медовым. — Я немедленно приму меры... Но сначала, Мастер... Сначала давайте обсудим финансовую сторону вопроса...
      Тучи все-таки взяли свое и скрыли злое око Больной Луны, погрузив Каньон в полнейший мрак. Двигавшаяся к Водопадам процессия высвечивала себе дорогу уймой переносных светильников самой разной мощности. У крайнего «двухэтажного» водопада все остановились и направили лучи фонарей вверх, туда, куда указал Скрипач.
      И лучи высветили вверху на уступе скалы маленькую фигурку. Орри устало сидел на краю уступа, свесив в пропасть ноги. На коленях его так же устало покоился Брендик. Дром и Мантра без долгих размышлений принялись карабкаться вверх и скоро уже стояли рядом с мальком. Орри поднял голову и посмотрел на них с какой-то странной грустью.
      — Мы поможем тебе спуститься... — сказал Мантра, протягивая ему руку.
      — Ты... — спросил Дром. — Ты ведь уже сделал это?
      — Да, — тихо ответил Орри. — Теперь вы... Теперь вы — такие же, как все. Как мы...
      — Мы уже знаем это, — сказал Мантра. — Мы больше не Куклы Судьбы.

* * *

      Дожидаться рассвета все пришедшие к Водопадам решили тут же — на берегу озера. Набрав в зарослях сухих веток, развели костры. Около одного из них сон сморил Брендика. Орри устроился с ним рядом. Никто не решался трогать их. Рядом с мальком остались только Клавдий, Алекс, Ким и Каманера с Биримом. Скрипач присел в сторонке, став почти невидимым в темноте. Клавдий деловито заварил чай из прихваченного с собой запаса. На каждого нашлась посудина, в которую Мохо щедро разлил дымящийся терпкий напиток. Бирим передал кружку Элен и наконец позволил себе поглядеть ей в глаза. Во взгляде его был немой вопрос.
      Каманера присела перед костром на корточки, сжалась, стала совсем маленькой, словно малолетний беспризорник, и попыталась отогреть руки о горячий металл кружки.
      — Понимаешь... — наконец сказала она. — Понимаешь, я сама виновата. Во всем, что со мной случилось, виновата я сама. И Лес... Может быть, еще и Лес виноват... Это давно началось... Странно... Я сейчас себе кажусь такой старой... Как будто это вовсе и не я была той маленькой девочкой, которая в Лесу разговаривала со звеннами. И с заколдованными зверями. Нет, я не чокнутая — я знаю, что я их выдумывала, этих зверей. А еще — друзей, с которыми я играла у Сонного озера, ходила к Странному ключу... Наверное, я их тоже выдумала. Потому что потом — когда мы все выросли, они... Они ничего не помнят. Они забыли все...
      Она снова сжала кружку, словно отогреваясь от какого-то глубинного, сковывающего ее холода, и с горечью добавила:
      — И звери со мной больше не разговаривают...
      — Ты где-то рядом жила? — спросил Орри. — Когда была маленькая?
      Ему почему-то тоже стало очень холодно — где-то внутри, и он тоже точно таким же, как Каманера, машинальным зябким движением сжал чашку с горячим чаем.
      — Мы здесь и жили с мамой — у Леса... — ответила Элен, неподвижным взглядом уставившись в пламя костра. — Должно быть, он еще цел — наш дом... Небольшой такой... Сейчас заброшен, наверное... Я побоялась туда сходить. Мама была тут чем-то... чем-то вроде лесничихи. Или наблюдателя... Ей немного муниципалитет приплачивал и немного — университет. Чтобы она наблюдения вела, ну и вроде как присматривала — за звеннами, за тахо... Ну и свое хозяйство у нас было. Ферма — не ферма, а так... Мы не одни тогда так жили — там несколько семей таких было. Они... Все наши там еще во времена Изоляции поселились. Между Лесом и Болотами. Мы — дети этих семей — тогда дружили очень. И из города к маме ее друзья приезжали часто — тоже с детьми — на уикэнд, в отпуск... Так что я не одна тут росла...
      А еще там часто цыгане проходили. Тогда в Колонии много цыган жило — они в Эпоху Изоляции из городов ушли, снова в таборы сбились, как в старину на Земле.
      — Их и сейчас еще много, — буркнул Мохо.
      — Так везде почти вышло, — заметил Алекс. — Во всех Мирах, где есть кони. И простор. Это неискоренимо. А тут еще Изоляция...
      — Да, — согласилась Каманера. — Это неискоренимо. Кони и простор. И ночь. И костер. И воровская кровь. Это всё равно вернулось бы. Даже если бы и не было никакой Изоляции... А еще мы дружили со звеннами. И с тахо тоже дружили. По-своему... тахо ведь тоже добрые... И умные. Зря на них наговаривают. И с колдунами из Рощ мы тоже дружили. Я почти все время там, в Рощах, пропадала. У Каррога. Интересно, как он сейчас... Жив еще? Они ведь долго живут — колдуны... Странно... Он иногда мне мерещился — там, в других Мирах... Обознавалась я. Один раз даже окликнула какого-то чудака. Вот, наверное, испугался-то... Это все оттого, что он чем-то вроде отца мне был — Каррог...
      — А-а твой отец? Настоящий, в смысле... — спросил Орри.
      И тут же прикусил язык, сообразив, что мог ляпнуть что-то не то. Ведь его самого почти никогда не спрашивали о том, кто его мать и где она сейчас. А когда спрашивали, это всегда было... ну, почти больно.
      — Отец? — тихо спросила она. — Знаешь, Орри, это очень странно, но... Но я тогда почему-то никогда не задумывалась о своем отце. И никто о нем со мной не говорил. И мне это казалось естественным — то, что у других папы есть, а у меня нет. Не видела в том трагедии. И у меня тогда мысли все не о том были. Дети, вообще, так все воспринимают. И не о том думают, о чем думают взрослые... А у меня... У меня эта разница была еще больше. В миллиард раз, наверное. Я к ним была ближе — к лесным тварям. К ночным тварям Леса... И еще... Я раньше путала явь и сон. Иногда совсем не различала. Да что врать — это у меня и сейчас порой...
      Она провела рукой по глазам.
      — ...И когда потом мама мне объяснила разницу... то... То это было большим для меня облегчением. Я долго потом думала... Ну, знаете, что значит для маленького ребенка «долго»? Так вот, я по моим детским понятиям долго думала, что это сны... Что-то страшное, что делает со мной Больная Луна... И то странное, что дарит мне Луна Чистая... Что все это — сны... До тех пор, пока с мамой не начались постоянные истерики. Пока не поняла, что она меня боится... Когда я это поняла, страх пришел и ко мне. Какое-то время я не могла понять, как мои сны передаются ей...
      Мне в этих снах виделось, что я крадусь по глухим закоулкам Леса, и он, этот Лес, вдруг стал неузнаваем: сделался громаден и бескраен. Превратился в целую Вселенную, полную невероятным количеством звуков, шорохов, теней, призрачных образов, запахов... Да-да, именно запахи и были главным в этой совершенно иной Вселенной, в которую вдруг превращалось наше привычное пресное мироздание... Это был уже не скучный мир людей. То был мир Зверя, Зверя, в которого превращалась я!
      Каманера уже не сидела, сжавшись в комок. Она выпрямилась и стояла перед пламенем костра на коленях, словно поклоняясь этому огненному божеству. Говорила она быстро, захлебываясь и глотая слова. То и дело она вспоминала про зажатую в руках кружку и, умудряясь не обжечься, пила крепко заваренный напиток.
      — Превращалась... Не то, какое-то слово... Становилась — вот! Это не просто руки и ноги мои превращались в когтистые лапы. Не просто лицо преображалось в клыкастую морду. Нет! Вся я менялась. Чувства, желания, мысли... Нет — стоп! Мыслей вообще не остается, когда... Точнее, вместо мыслей душу заполняет что-то... Что-то, что заставляет тебя... Не заставляет даже... Обрекает. Обрекает поступать так, а не иначе... И совсем не важно, что ты думал о том о сем, пока был человеком. Что ты любил или не любил. Что нравилось тебе. И кто нравился... Ты — уже что-то совсем другое... Конечно — где-то там, уже почти за гранью сознания все еще живет память о том, что ты был совсем иным существом — удивительно странным и непонятным. Враждебным... Человеком. Но это... Это кажется чем-то бесконечно давно случившимся. Прожитым в далеком детстве.
      Каманера тряхнула головой и перевела взгляд на полуопустевшую кружку. Мохо плеснул ей из котелка дымящегося чаю. Элен глотнула горячую жидкость, вздохнула чуть судорожно и продолжила:
      — И только потом... потом я поняла, что мать мне врала. Вовсе не было это снами... Это и было... — Она запнулась... — Это и было тем, чем было... Никакими не снами... И тогда мать ушла. Исчезла...
      — Послушайте... Вы что — всерьез верите, что то, что вам привиделось?.. — осторожно предположил Ким и так и не довел фразу до конца.
      — А почему бы мне не верить в это? Ведь вы же не думаете, что то, что было с вами этой ночью, привиделось вам?
      Ким этого не думал. Но и принимать это как непреложный факт не мог. Впрочем, свои сомнения он держал сейчас при себе.
      Элен воззрилась куда-то мимо него. В мир, видимый лишь ей. Потом пожала плечами:
      — Понимаете... Это — когда вы просыпаетесь в теплой постели, и восходящее уже солнышко светит вам в глаза, а с кухни тянет готовым омлетом, вы... вы можете считать, что никогда и нигде не были тем, чем привиделись себе в тяжелом сне... А вовсе не тогда... — Она снова судорожно глотнула травяной отвар. — А вовсе не тогда, когда ты просыпаешься в гуще прохваченного ночным морозом кустарника... Такого тебе чужого... И такого тебе знакомого... И не тогда, когда под ногтями у тебя чья-то кровь... А сами ногти эти... Они... Они еще вовсе не стали человеческими... — Она замкнулась. Уставилась в еще скованную ночным морозом землю. Она слишком затянулась — эта пауза.
      — Послушай... — осторожно спросил Бирим. — Элен, ведь ты никогда на самом деле никого не...
      Каманера глянула на него каким-то отчужденным, слепым взглядом, и вопрос повис в воздухе. Бириму вовсе не хотелось теперь услышать ответ на него.
      — Так вы сказали... — попробовал изменить русло разговора Ким. — Вы сказали, что мать покинула вас... С кем же вы остались тогда?
      — Всегда есть с кем остаться... — невесело усмехнулась Элен. — Знаете, я совсем не осуждаю мать... С оборотнем жить, это... Это не совсем жизнь даже. И она вовсе не виновата, что так вышло... — Элен нервно глотала горький и горячий чай. — Она в город меня перевезла. И оставила — подкинула, можно сказать, своим родственникам... Оставила пожить ненадолго. Сказала, что вернется скоро. И никогда уже не вернулась... Они хорошие люди были... Решили, что что-то с ней случилось. Я так иногда думаю, может быть, действительно, что-то случилось с матерью в дороге... Она ведь меня любила... Только вот не знаю, может, это мне просто казалось, что любила. И еще не знаю, как будет лучше: если она на самом деле меня не любила и ничего с ней плохого на самом деле не было. Или... или все-таки любила и плохое с ней все-таки сталось... Так вот, — вернула она свой рассказ в прежнюю колею, — я уже сказала, что родственники мои были добрыми людьми... Взяли на себя все заботы... Но только я тогда совсем другая была... Из Леса... Не такая, как теперь... И потом я знала... Знала, что будет в конце концов... А они этого не понимали. Не знали, почему я так боюсь лун... И вообще не знали, как это для них опасно... Понимаете, это можно обмануть... Объехать по кривой... Если не спать, когда луны начинают доставать тебя... — Она усмехнулась. — Думаете, это так просто — всего-то экая малость — не заснуть в полнолуние... Только за все надо платить.. Приходится.. Потому что, когда приходит срок, тогда... Тогда начинаешь понимать, что вовсе не хочешь избежать этого... Что как раз когда ты противилась судьбе, ты и была ненормальной. Опьяненной... А настоящая твоя судьба — там, в залитом мертвым лунным светом Лесу. Ледяном и чуждом всему человеческому. И ты проклинаешь себя за каждый лишний час, который остаешься в человеческой шкуре. Начинаешь ненавидеть весь мир вокруг себя. И с нетерпением ждешь новых лун... Молишься, чтобы скорее вернуться в себя саму...
      — Это... Это похоже на действие наркотика... — заметил Ким.
      — А в жизни многое похоже на действие наркотика... — пожала плечами Каманера. — Например, сама жизнь. От нее трудно отвыкнуть. — Она снова ежась глотнула крепко настоянного на травах кипятку. — Я стала снова с Каррогом дружить. И он мне много рассказал про то, как это все вышло... Со мной. Много рассказал, но — не все... Например, после разговоров с ним я впервые стала догадываться о том, почему не помню отца...
      — Так что было с тобой?.. С вами? — снова торопливо спросил Орри.
      — Что было?..
      Элен протянула Клавдию кружку — еще за одной дозой терпкого настоя. Поблагодарила кивком.
      — Дело в том, что мать... Она суеверная была до предела. И ей плохое нагадали. Про детей. Для того у нее основания были. Она ведь нездешняя. Она вместе с беженцами с Аваллона сюда перебралась. Слыхали про тот Мир?
      — Там применяли психотропное оружие... — припомнил Клавдий.
      — Вот именно... Генетико-психотропное. Специальные вирусные препараты. Они не на сам мозг действуют, а на гены, от которых зависит развитие мозга. На следующие поколения. И мать ужасно боялась того, что будет с ее ребенком. И того, что этот ребенок может натворить...
      — Вы родились здесь — в Колонии? — спросил Ким. — Или...
      — Уже здесь... Но отец остался там — на Аваллоне. Ему не удалось уйти оттуда. Миры Федерации из беженцев принимали тогда только стариков, женщин и детей. Да и тех селили вне больших городов — боялись.
      — И было чего бояться... — мрачно буркнул Мохо. — Они порой такое вытворяют — дети и внуки беженцев оттуда...
      — Мать тогда узнала, что бывают — очень редко — такие дети... Заколдованные. От которых колдуны могут отвести беду. А тут еще и поселилась как раз в таких местах... Рядом с Рощами. А в Рощах — колдуны... А у колдунов Каррог — первый человек. По крайней мере — один из...
      — Даже когда я был вот таким, — Клавдий показал, каким он был, — Каррог уже был стариком. И о нем всякие легенды ходили... Но в основном в том смысле, что лучше с ним не связываться... Один только Скрипач с ним на равных держался. Ну... — он покосился на Алекса. — Ну почти на равных...
      — Он ее честно предупредил. — Каманера дернула плечами. Зябко поежилась. — Каррог честно сказал, что все может обернуться страшно. Что все заколдованные идут на риск. Но мать... она все-таки выбрала колдовство... Он потом очень жалел, что согласился на это... Говорил, что не простит себе никогда... Того, что случилось со мной... Потом я перестала приходить к нему. Поняла, что так будет лучше. Для всех... В общем так... Я от этих хороших и добрых родственников сбежала. Обокрала их — и сбежала... Ничего... Они богатые. И могли позволить себе быть добрыми. Они даже в полицию заявили только о том, что я ушла из дому, а про все остальное... Сказали, что из дому ничего не пропало. Я им потом верну. Обязательно... Когда у меня будет много денег. Своих... Им или их детям...
      Она смолкла, поняв, что говорит что-то детское.
      — Ты с цыганами ушла? — догадался Орри.
      — Угу... Я потом с ними по всей Колонии шаталась. И Независимые Территории тоже обошла. И цыгане тоже поняли — очень быстро... Но они меня не прогоняли... Они вроде меня даже побаиваться стали. А потом когда я немного повзрослела, то поняла, что мне нужно уходить в другие Миры. В такие, где лун нет...
      — Поэтому вас и занесло на Харур? — догадался Ким. — Впрочем, там, кажется...
      Каманера покачала головой:
      — Харур? Сначала была Мелетта. У нее, правда, луны есть, но почти невидимые. А вот у Харура лун целых три. Но туда я попала уже потом... После того, как я ужасно прокололась на Мелетте... Надо отдать должное Бэзилу — это он меня оттуда вытащил. Он порой бывает способен на бескорыстные поступки... — Элен усмехнулась своим словам. — Особенно когда такие поступки открывают для него интересные перспективы... Он, знаете... Бэзил не чужд своего рода сентиментальности и даже романтичности. Только все это у него... Да не только у него, и у меня тоже все какое-то... Слишком, наверное, практичное... Разбойный народ всегда и мечтателен и практичен...
      С этим Ким был, пожалуй, согласен. Ему еще не встречался в жизни жулик, который не был бы в той или иной мере сентиментален. И даже у хладнокровных киллеров — он это знал не понаслышке — полиция при аресте частенько находила в карманах заготовленные на случай их гибели записки, адресованные какой-нибудь Мэри или Фатиме. Иногда — матери.
      — Так значит, — предположил он, — вытаскивал вас Бэзил из ваших э-э... неприятностей на Мелетте все-таки не совсем, гм, бескорыстно?
      Элен пожала плечами:
      — Да как вам сказать, Агент... Он помог бы мне, если бы ему и ничего, как говорится, не светило в этом деле... Тогда он мне казался этаким элегантным рыцарем без страха и упрека — утонченным музыкантом-виртуозом, немного не от мира сего. Который так, для разнообразия, подрабатывал еще и наводчиком... Или, наоборот — изящным авантюристом, у которого было необыкновенное хобби — так блестяще шпарить по клавишам, что народ отваливал за билеты на его концерты денежки, за которые можно купить кар. Даже не очень подержанный кар, заметьте...