Имя Зверя

— Я скажу, что удивлен.

Шейх нахмурился и осторожно поставил свою чашку на грубый каменный пол.

— Вы удивились, потому что спите, потому что все, что вы видите, слышите и ощущаете, — это сон. В этом и состоит наше предназначение — будить людей до того, как они умрут. И несмотря на это, я боюсь. — Он немного помолчал. — Вы знаете, кто он такой и что он такое.

Том смотрел, как пальцы шейха перебирают маленькие бусины; они негромко щелкали одна о другую.

Том потряс головой. Ему было трудно найти смысл в словах шейха. Духота, тени и запах парафина, смешивающийся с благовониями, одурманивали его.

— Что вам удалось узнать? — спросил он наконец.

Шейх вздохнул:

— Завтра он планирует начать кампанию террора по всей Европе. То, что происходило раньше, не более чем подготовка, демонстрация того, на что он способен. Все его люди на местах.

— Вам известна его цель?

Шейх Ибрагим покачал головой:

— Только то, что в число его объектов входят церкви и синагоги.

Во взгляде Тома было отчаяние.

— Мне нужно больше информации! Мы должны остановить его!

Шейх кивнул:

— Я согласен. Но мой осведомитель и так подвергается страшному риску.

— Понимаю. Но на карту поставлены сотни жизней. Нам нужно знать больше.

Шейх колебался. Не то что бы он боялся открыть то, что узнал. Но он провел всю жизнь, размышляя о связи знания и поступков.

— Если я скажу вам то, что знаю, это заставит вас совершить то, чего вы хотели избежать.

— Ничего не поделаешь. Дело зашло слишком далеко.

— Да, — прошептал шейх. — Чересчур далеко. — Он с печалью поглядел на старого друга. — Ну хорошо. Что вам известно о планах провести экуменическую конференцию в Иерусалиме в начале года?

Том пожал плечами:

— То, что знают все. Там будет присутствовать Папа и другие религиозные лидеры.

— Верно. Главы Греческой и Коптской церквей. Сирийские и армянские христианские епископы. Мусульмане. Евреи. Друзы. Они проведут конференцию, делегаты произнесут замечательные речи о братстве и гармонии, зачитают цитаты из своих Святых Книг и вознесут молитвы о всеобщем мире. А когда все кончится, они вернутся в свои церкви, мечети и синагоги, если только ничего не случится. Все предсказуемо от начала до конца.

Он заметил, что Том поднял брови.

— Вы считаете меня циником? Возможно, вы правы. Но вы увидите, что я окажусь прав. Теологи и иерархи никогда не были искренне заинтересованы в подлинном единстве. Они обманываются. Однако конференция тут ни при чем. Она — не более чем демонстрация. Папа прекрасно знает, что такие собрания — потеря времени; но он все еще верит в возможность диалога.

Шейх замолчал. Он подходил к сути. Сказанного будет уже не вернуть.

— После этой конференции состоится еще одна встреча. Публика ничего о ней не узнает. Она будет проведена тайно, без прессы, без телевизионных камер. Папа лично пригласил на нее группу избранных политиков, в том числе Гольдберга — президента Израиля, а также его министра внутренних дел.

— Рабиновича? «Ястреба»?

Шейх Ибрагим кивнул:

— В этом и состоит одна из причин секретности. Он впервые сядет за стол с представителями противной стороны. Там также будут присутствовать новый председатель ООП Бутрос эль-Хаммади. Сайд Хусейн Адель-шахи, иранский министр иностранных дел. Сирийский представитель в ООН. Роббинс из Соединенных Штатов. И еще пара человек.

Том присвистнул:

— Вы уверены, что вашему источнику это не приснилось?

Шейх покачал головой:

— Я знал об этом довольно давно. Эта встреча — результат тайной дипломатии, которая началась после окончательного срыва мирных переговоров по Ближнему Востоку. Но я только сейчас узнал, что планирует эль-Куртуби.

— Эль-Куртуби?

Том почувствовал озноб.

— Он собирается похитить Папу. Я не знаю, как и где, даже точно не знаю когда. Но он постарается, чтобы Папа не добрался до Иерусалима. Без него мирные переговоры окончатся провалом. И вместо них начнется европейская террористическая кампания эль-Куртуби.

Он помолчал.

— Это все, что я знаю, — сказал шейх. — За исключением одной вещи.

Порывшись в складках одежды, он вытащил сложенный листок бумаги и протянул его Тому. Тот развернул листок и медленно прочел. Это был список имен. Имен людей, которые присутствовали на встрече в доме сэра Лайонела Бейли. И имена других, которые в тот день находились в Европе. Люди, посещавшие совещания в Александрии. Когда Том наконец поднял глаза, на его лице было написано изумление.

— Ради Бога, скажите, как вы это достали? — спросил он. Он узнал приблизительно половину имен и сразу же понял ценность документа, который попал к нему. Ценность и опасность.

— Ваш друг мистер Хант задавал много вопросов в Александрии и слегка расшевелил это болото. Этот список хранился у эль-Куртуби как своего рода страховка на случай, если ему понадобится вытащить кого-либо из своих людей из европейских тюрем. Эль-Куртуби очень не хотел, чтобы этот список попал в руки Ханта. Мой человек узнал о нем, нашел его и похитил. Вы можете использовать его в качестве доказательства.

— Да, — кивнул Том. Он узнал почерк: это была рука Перси Хэвиленда. — Если мне удастся вернуться с ним в Англию.

— А будет иметь значение, вернетесь вы или нет?

— Значение?

— Для всего мира. Для людских страданий.

— Да, — ответил Том. — Думаю, да. Мы можем спасти много жизней.

— Значит, вы, как и я, думаете, что ничто не предначертано?

— Ничего такого, чего нельзя было бы стереть.

— Я надеюсь на это, — прошептал шейх. — Надеюсь, что вы правы.

Снаружи, приглушенный снегопадом, в серой, нескончаемой мгле раздавался голос муэдзина, звенящий среди могил.

Глава 68

Даунинг-Стрит, Лондон, 9.05

— Рад видеть вас, Перси.

— Спасибо, премьер-министр. Я тоже рад видеть вас в добром здравии.

— Садитесь, пожалуйста.

Вежливость королей. Перси Хэвиленд взглянул на премьер-министра и решил — уже не в первый раз, — что этот человек не из числа королей. Совсем не аристократ. Всего лишь несносный маленький наглец, сумевший пробиться на самый верх главным образом благодаря тому, что лизал то, к чему другие языки даже не мыслили прикоснуться.

У маленького наглеца были кое-какие деньги, куча пробивных приятелей и известное нахальство деревенщины. Ему бы в цирке выступать, а не в парламенте. Как Хэвиленд презирал его: его плохо подстриженные усы, его «трудовые мозоли», его не вполне плебейское, но и не благородное происхождение, его фарисейство, его любовь к Пуччини и пристрастие к молочному шоколаду, его придурковатую наивность, панибратское похлопывание по спине. «Спасибо, Перси. Отличная работа, Перси. Прекрасно, Перси».

— Спасибо, господин премьер-министр, — кисло улыбнулся Перси. Они находились в личном кабинете премьер-министра, вдали от секретарей, младших секретарей и гнусных служащих, таскающих хорошо заваренный чай. С недавних пор стали даже предлагать кофе после полудня, и Перси недоумевал, когда кончится это безобразие.

— Господин премьер-министр, вы получили шоколад, который я вам посылал?

— Шоколад? Ах да. Да, конечно. Получил на той неделе. Спасибо огромное. На нем был такой милый бантик. Просто чудесный.

— Но сам шоколад вам понравился? Я могу прислать вам еще, вы только скажите. Наш человек в Брюсселе посылает мне его каждую неделю.

— Ну, Перси, если быть честным до конца, то на мой вкус он чуть-чуть слишком горький. Чуть-чуть французский, если вы понимаете, что я хочу сказать.

— Он бельгийский.

— Да, конечно. Вы же упоминали Брюссель. Но все равно, Перси, все равно. Может быть, вам это покажется плебейством, но я предпочитаю настоящий продукт. «Милк Трэй Гэлэкси» — что-нибудь такое. Вот это для меня. Да, Перси, каждому — свое.

— Вы правы, разумеется. Каждому — свое.

В дверь постучали, и в кабинет заглянул какой-то подобострастный лакей в полосатых брюках:

— Простите, сэр. Мистер Хэвиленд не желает чаю или кофе?

— Господин премьер-министр, я надеялся, что нам не будут мешать.

— Вы правы, Перси, вы правы. Хоукинс, вы не можете заглянуть попозже? Я уверен, что мистер Хэвиленд захочет выпить кофе после нашего разговора. — Он многозначительно взглянул на часы. — Если будет время.

— Хорошо, сэр. — Хоукинс удалился, успев бросить в сторону Хэвиленда обиженный взгляд.

— А теперь, Перси, выкладывайте, что у вас там.

— Конечно, господин премьер-министр. Именно затем я и пришел.

Хэвиленд взял свой дипломат, весьма симпатичную вещицу от Бруно Мальи, который жена подарила ему на Рождество три года назад, и достал из него пачку бумаг. Большинство из них имели гриф «Совершенно секретно», но Хэвиленд мог бы запросто оставить их на империале автобуса и уйти домой, насвистывая. Он сам «засекретил» их перед уходом — только для того, чтобы поразить воображение премьера, «нашего маленького Джонни». Будь он проклят, если принесет сюда действительно секретные материалы.

— Ятак понял со слов министра иностранных дел, что со времени нашего последнего разговора произошли некоторые изменения.

— Вы правы, господин премьер-министр. Вам, конечно, известно, что к власти в Египте пришел новый человек?

— Да, мне сообщили вчера вечером. Вы что-нибудь о нем знаете?

Хэвиленд покачал головой:

— Очень мало, сэр. Темная лошадка. Явился из джунглей или что у них там растет. Но, впрочем, там вообще черт знает что происходит. Судя по всему, они не в состоянии справиться с эпидемией чумы.

— Да, ужасно. Есть ли шансы, что новый президент пойдет на какие-нибудь уступки, допустит в страну представителей ВОЗ? Депутаты уже получают пачки запросов. Правительство обвиняют в бездействии.

Хэвиленд пожал плечами:

— Как я уже сказал, сэр, этот Куртуби — темная лошадка. Судя по всему, он из твердолобых. А это означает, что теперь ситуация скорее ухудшится, чем улучшится. С другой стороны, я получил намек, что он готов иметь дело с Западом.

— Неужели? Правда? — Брови премьер-министра поднялись, совсем как у персонажа мультфильма.

Хэвиленд достал из внутреннего кармана пиджака сложенный лист бумаги. Он сам сочинил это послание прошлой ночью, после разговора с сэром Лайонелом.

— Пришло сегодня рано утром, сэр, из Европы. Мне не хотелось бы сейчас вдаваться в подробности, сэр.

— Что это такое?

— Похоже, что-то вроде стенограммы совещания, сэр. — Хэвиленд через широкий стол передал листок.

Премьер министр быстро проглядел документ, затем поднял глаза на Хэвиленда:

— Перси, что вы из этого заключаете?

— Ну, сэр, по-моему, тут все ясно. Он готов принять у себя столько европейских мусульман, сколько мы пожелаем.

— В обмен на немалую сумму, Перси.

— Да, это не альтруизм, я согласен. Однако ему понадобятся деньги, чтобы дать им работу, построить дома, школы, больницы и так далее.

— Перси, у нас нет таких денег. Казначейство и слышать об этом не захочет.

— Однако, сэр, мне кажется, что мы сумеем их раздобыть.

— В самом деле? Где, скажите ради Бога?

— Ну, если вы мысленно вернетесь... когда это было?.. в 1991 год, когда мы закрыли тот арабский банк, Би-Си-Си-Ай, то вспомните, что наше банковское сообщество получило от этой акции немалую прибыль. Тогда появилось много свободных денег, свободных кредитов. Я думаю, сэр, мы без труда найдем инвесторов, если увязать наши планы с широкими торговыми соглашениями не только с Египтом, но и с другими арабскими странами. Арабы охотно пойдут на это, надеясь таким образом снять часть ноши со своих плеч.

— Какой ноши?

— Ну, естественно, эль-Куртуби собирается обратиться к ним за помощью. И в первую очередь к нефтедобывающим странам.

— Перси, я не уверен, что вы должны были мне это говорить.

— Вы правы, господин премьер-министр. Не должен был. Но я знаю, что могу вам довериться. Ведь мы оба любим шоколад.

Хэвиленд усмехнулся собственной шутке.

Премьер-министр пощипывал свои усы. Иногда Хэ-виленду казалось, что они фальшивые и что премьер приклеивает их каждое утро. Тогда ему хотелось схватить их и оторвать. Или, по крайней мере, причинить боль его вялой губе[3].

— Перси, а мы действительно хотим избавиться от наших мусульман? Вот в чем вопрос. Конечно, некоторые из них адски надоедливы со своими дурацкими штучками, но большинство из них — почтенные британские граждане. Я не уверен, что мы сможем выслать их из страны. Многим людям это не понравится.

— Таких людей гораздо меньше, чем вам кажется, сэр. Спросите хотя бы у полиции. Общественное мнение уже давно настроено против иммигрантов, Соответствующий закон соберет множество сторонников. Суровая, но продиктованная необходимостью мера. Вроде того, как евреи уезжали в Израиль — начать новую жизнь, превратить пустыню в сад. Люди будут вам аплодировать.

— Но почему эль-Куртуби этого хочет, Перси? Должно быть, дело не только в деньгах.

— Сэр, я не знаю. Но я бы посоветовал вам серьезно подумать. Он, по крайней мере, делает шаг навстречу, даже если за этим ничего не стоит. Я не сомневаюсь, что в данный момент аналогичные документы изучаются во всех европейских столицах.

— Перси, вы, без сомнения, правы, но тем не менее...

— Он хочет, чтобы я приехал в Египет на переговоры.

Глаза премьер-министра широко раскрылись.

— Что?! Вы серьезно? Откуда он вас знает?

— Я не думаю, что он знает, какую должность я занимаю в действительности. Но, видимо, он где-то видел меня, когда я ходил еще в дипломатах, и считает, что может мне доверять.

— Перси, вы считаете, что это разумно? В нынешних условиях?

— Я думаю, что могу принести известную пользу, сэр. В Египте еще остаются люди, которых мы обязаны вызволить. Мне обещан дипломатический иммунитет.

— Все равно, мне это кажется рискованным. Когда вы собираетесь вылетать?

— Сегодня, сэр. Я уже зафрахтовал самолет.

— Вы понимаете, что я могу вам запретить?

— Я бы предпочел, чтобы вы этого не делали, сэр. Честно говоря, мне кажется, что я могу чего-нибудь добиться. Например, тех уступок, о которых вы говорили.

— Даже если он твердолобый?

— Вот именно, сэр. Я могу использовать это обстоятельство в нашу пользу. Сделать ему такие предложения, которые не противоречат его политике. Так сказать, заставить его закрыть глаза на их исламские фокусы.

— Ну, в таком случае... Будьте осторожны, Перси. Настаивайте, чтобы они снова открыли посольство.

— Я уже об этом думал. Мне это в любом случае казалось верным шагом.

— Очень хорошо. Значит, тут все в порядке.

Премьер-министр кивнул и убрал листок в ящик стола. Несколько секунд он сидел, разглядывая своего шефа разведки, как пловец, готовящийся нырнуть в ледяную воду. Придвинув к себе папку, лежащую слева от него, он достал из нее какой-то документ и передал его через стол Хэвиленду:

— Перси, вы это видели?

Хэвиленд взглянул на документ. Это был доклад из Объединенной школы аэрофотосъемки на базе ВВС в Вутоне. Сверху на нем стояла вчерашняя дата и красный гриф «Совершенно секретно». Хэвиленд покачал головой:

— Не думаю, сэр.

— Я тоже не думаю. Ачесон до вчерашнего дня хранил его для своих ребят, потом отправил прямо ко мне. Как будто я знаю, что с ним делать.

— Я не понимаю, сэр. Что это такое?

Премьер-министр достал из папки пачку фотографий и передал их Хэвиленду. Генеральный директор принялся просматривать их одну за другой, одновременно слушая комментарий премьер-министра.

— Они сделаны израильским спутником «Моген» и переданы команде Ачесона, чтобы он помог в их идентификации. Вы видите, что первые фотографии датируются вторым июня. Почти семь месяцев назад.

— Да, сэр.

— За пять месяцев до Египетской революции. Теперь, если вы посмотрите внимательно, то заметите, что на них виден квадратный участок со стороной около семисот футов. Он расположен примерно в пятидесяти милях к западу от оазиса Дахла, неподалеку от великого Песчаного моря. Рядом с ливийской границей.

— Я знаю, где находится великое Песчаное море, сэр.

— Правда? Нужно самому посмотреть в атласе.

Перси Хэвиленд ничего не сказал. Но он внимательно слушал. Ходили какие-то слухи, но все же...

— Перси, я не думаю, что вы поймете на этих фотографиях больше, чем я. Но доклад не оставляет особых сомнений. На самых первых снимках ясно виден лагерь. Именно это в первую очередь привлекло внимание МОССАД. Египтянам нет никакого смысла строить здесь военный объект. Ближайший более или менее крупный населенный пункт ливийской стороны — Хуфра. Едва ли это строительство заслуживало таких усилий.

Он сделал паузу. Хэвиленд про себя заметил — уже не в первый раз, — что премьер-министр иногда дьявольски хорошо осведомлен.

— Затем там начали что-то копать. Это походило на археологические раскопки, но огромного масштаба. Оборудование доставлялось на вертолетах. Израильтяне осторожно навели справки в департаментах археологии всего мира. Ни в том районе, ни где-либо поблизости не планировалось никаких раскопок. Так что они продолжали делать снимки. После революции темп работ значительно ускорился. Результаты можете видеть сами.

Перси более внимательно посмотрел на фотографии. Что-то очень большое, но нечеткое, смутное, похожее на черный квадрат воздвигалось посреди пустыни.

— Вот этот снимок сделан два дня назад, — сказал премьер-министр. — Израильтяне послали туда истребитель, оборудованный камерами. Изображение на фотографии абсолютно отчетливое. Но вот вопрос, Перси: что, черт возьми, все это означает?

Перси присмотрелся. Фотография была цветной, и запечатленный на ней объект представлял собой пирамиду из черного полированного камня, такую же высокую и широкую, как самая большая из трех главных пирамид Гизы.

Когда Хэвиленд ушел, премьер-министр с минуту сидел неподвижно. Затем он поднял трубку одного из телефонов на столе.

— Хоукинс, зайдите, пожалуйста.

Через несколько секунд в дверях появился личный секретарь премьер-министра.

— Хоукинс, позаботьтесь, пожалуйста, чтобы следующие полчаса меня не тревожили. Не впускайте никого, хотя бы это была даже сама королева.

— Хорошо, сэр.

Не прежде, чем секретарь закрыл за собой тяжелую дубовую дверь, премьер-министр поднял трубку второго телефона и набрал короткий номер:

— Симпсон, вы по-прежнему присматриваете за Перси Хэвилендом? Хорошо. Действуйте в том же духе. А пока мы говорим, не попросите ли одного из ваших ребят организовать мне прямую связь с тем номером в Каире, с которым я говорил на прошлой неделе?

Глава 69

Айше пробудилась от глубокого сна, в котором присутствовали какие-то ужасные сновидения. Сейчас она не помнила их, но ощущения, оставленные ими, были мучительными и тревожными.

Одевшись, она отодвинула занавеску палаты. В маленьком госпитале было тихо. Она смутно припоминала какое-то беспокойство час или два назад, но сейчас не замечала никаких признаков тревоги.

Слева от нее размещалась палата, в которой поместили Фадву. Уж конечно, никто не станет возражать, если сна взглянет на девочку. Отодвинув занавеску, Айше заглянула внутрь.

У кровати горел тусклый торшер. Под ним сидела сестра в белом халате и читала книгу. Когда занавеска зашуршала, она подняла глаза и улыбнулась, увидев Айше.

— Можно войти? — шепотом спросила Айше.

— Конечно. — Сестра отложила книгу. — Можете говорить громко — девочка вас не услышит. Она еще долго не придет в сознание.

Айше вошла в палату и задвинула за собой занавеску.

Маленькое помещение было набито оборудованием. Повсюду извивались трубки, провода и кабели. С металлического шеста к руке Фадвы тянулась капельница.

Девочка лежала под накрахмаленными белыми простынями, ее голова покоилась на высоких подушках. Ее лицо было очень бледным, глаза закрыты, вокруг них — темная синева. Дыхание девочки было частым и неровным. Светящаяся ломаная линия на маленьком зеленом экране регистрировала хрупкое трепетание ее сердца.

— Как она? — спросила Айше. Ей было неловко, что она столько времени спала, забыв о Фадве. Мысленно пообещала себе больше не оставлять девочку одну.

Сестра покачала головой:

— Неважно. Потеряно много крови, повреждения внутренних органов. Если бы у нас были соответствующие возможности... — Она пожала плечами. — Но я думаю, что она выкарабкается, хотя это займет немало времени. Надежда есть. Она сильная девочка? Я имею в виду — душевно.

— Не знаю, — сказала Айше. — Но думаю, да.

На лице сестры было написано изумление.

— Я думала, что она ваша дочь.

Айше покачала головой:

— Нет. Родители у нее умерли. И не думаю, что у нее остались родственники.

Сестра оглянулась на спящую девочку, и Айше увидела, что ее рука сжалась. Ей было чуть больше двадцати лет, она еще уязвима, еще слишком впечатлительна.

— Бедняжка, — прошептала сестра.

— А что с моим другом Бутросом? — спросила Айше.

— Точно не знаю. Я провела тут почти весь день. Вы лучше спросите доктора Фишави — кажется, он лечит вашего друга. — Она посмотрела на часы. — Сейчас он дежурит. Вы найдете его в комнате для персонала.

— Спасибо.

Айше подошла к кровати, нагнулась и осторожно поцеловала Фадву в лоб. Девочка пошевелилась от прикосновения. Ее рот раскрылся, как будто она хотела что-то сказать, затем снова закрылся. Айше задумчиво посмотрела на нее. Если бы только им с Фадвой удалось выбраться отсюда, оказаться в какой-нибудь нормальной стране! Она вздохнула. До этого момента ей никогда не хотелось иметь ребенка; сейчас же казалось, что он у нее есть.

Она тихо отошла от кровати, поблагодарила сестру и вышла в главный зал. Там ее ждал Майкл.

— Сестра думает, что Фадва может выкарабкаться, — сказала Айше. — Если у нее хватит душевных сил. Как ты думаешь... — Она запнулась. — Майкл, если мы уедем отсюда, мне бы хотелось... Думаю, мне бы хотелось удочерить ее. Только...

— Только ты сама не сможешь этого сделать.

— В Египте — не смогу. Но нам все равно надо выбираться из Египта. А в Англии...

— Теперь туда непросто попасть беженцам, — напомнил Майкл. — Граница на замке.

— Майкл, я...

— Ты полагаешь, что мы можем пожениться? Он вздохнул. — Ты забываешь, что есть Кэрол...

— Майкл, тебе дана только одна жизнь. И мне только одна. И Фадва только одна. — Она замолчала. — Прости меня, сейчас не время...

Он взял ее за руку.

— Нет, — сказал он. — Ты права. Если мы не обсудим все теперь, то никогда этого не сделаем. Кэрол сейчас так далеко от меня, как будто ее никогда не было. Она хочет развода, ну и ладно — зачем мне вставать у нее на пути?

— Майкл, нам не обязательно жениться. Я только... Я только хочу быть с тобой, когда все это кончится.

— И с Фадвой?

Она кивнула.

Майкл нежно поцеловал ее, зная, что в этой безумной стране надежда ничего не значит.

— На улице снегопад, — сказал он. — Очень сильный.

— Ты выходил наружу?

— Ненадолго. Я искал Бутроса.

— Бутроса?

— Он исчез. Сегодня утром. — Майкл сделал паузу. — Врачи думают, что он убил одного из пациентов, чтобы сбежать.

— Но... он же не был узником.

— Да, но он знал, что ему не дадут уйти, потому что он болен. Я сказал, что постараюсь найти его. Как ты думаешь, куда он мог пойти?

Айше покачала головой:

— У нас с ним не осталось ни одного убежища. Но он беспокоился о своих родителях. Может быть, он решил проверить, не вернулись ли они?

Она сказала ему адрес.

— Это далеко отсюда, — сказал Майкл, — но я постараюсь заехать. Потом мне надо отправиться в «Сукарию» на встречу с Томом. Если он там будет. Ты подождешь меня здесь?

— А где же еще?

Айше улыбнулась и легонько поцеловала его в губы.

— Я вернусь, — сказал Майкл. — Можешь не беспокоиться.

Глава 70

Айше снова легла в постель. Она хотела еще немного поспать, побыть одной, отдохнуть. К ней вернулись сны, еще более навязчивые, чем ночью. Внезапно она проснулась и испугалась, увидев над собой фигуру мужчины.

— Все в порядке, миссис Манфалути. Не бойтесь. Доктор Фишави только что закончил операцию и хотел бы поговорить с вами. Это всего на несколько минут. Он сейчас в комнате для персонала. Я провожу вас.

Когда Айше вошла, доктор Фишави озабоченно взглянул на нее:

— Как вы себя чувствуете, миссис Манфалути?

— Спасибо, гораздо лучше. Мне нужно было просто отоспаться. Я навещала Фадву. Она неплохо выглядит.

— Прекрасно. Мы надеемся, что она поправится. Миссис Манфалути, я хотел поговорить с вами. Возможно, мистер Хант уже говорил вам, что ваш друг Бутрос исчез. Мы полагаем, что он поднял тревогу, убив одного из наших пациентов, и ускользнул в суматохе. Его брюки и пальто тоже пропали.

— Я не понимаю, зачем ему понадобилось делать это. Он не в таком состоянии, чтобы уходить.

— Но факт остается фактом — он исчез. На улице сильный снегопад, он не мог уйти далеко. Но еще сильнее тревожит нас то, что никто не может найти отца Юанниса.

— Отца Юанниса? Ах да, это священник, который был здесь прошлой ночью. Может быть, они пошли куда-то вместе?

— Не исключено. Хотя не в обычаях Юанниса покидать церковь, никому об этом не сказав. Да и часовой у двери не видел, чтобы кто-нибудь выходил.

Доктор помолчал, как будто собираясь сказать пациенту неприятную новость.

— Миссис Манфалути, — продолжал он, — я должен знать, в чем дело. Юаннис кое-что рассказал мне, но этого недостаточно. Я не могу позволить вам или вашим друзьям ставить безопасность нашего госпиталя под угрозу. На карту поставлены человеческие жизни, включая вашу собственную и жизнь той девочки, которую вы привезли с собой. Если вы можете рассказать мне что-нибудь, что может прояснить ситуацию, пожалуйста, не молчите.

Айше покачала головой:

— Доктор, я в таком же недоумении, как и вы. Бутрос — копт. Мы с ним уже несколько недель скрываемся от властей. У него, конечно, нет никаких причин выдавать им ваше убежище. Не думаю, что вам нужно беспокоиться на этот счет.

— Вы, безусловно, правы. Но скоро у него опять начнутся сильные боли. Он должен был иметь это в виду, когда уходил. Я могу только предположить, что у него имелась очень веская причина для ухода.

— Может быть, он был невменяем? Это возможно?

Фишави покачал головой. Айше заметила, как врач устал. Его лицо было молодым, но в волосах пробивалась седина.

— Может быть, он узнал что-то о родителях? — предположила Айше. — Может, здесь нашелся кто-то знакомый либо с ним, либо с его семьей. Я знаю, что он беспокоится о своих близких. Его родителей арестовал мухтасиб, и он отчаялся найти их.

Фишави покачал головой:

— Сомневаюсь. Его очень сильно накачали болеутоляющим, и он, вероятно, пришел в себя незадолго до того, как исчез. Ни у кого не было возможности поговорить с ним. Причину, заставившую его так поспешно уйти, он принес сюда с собой.

В этот момент дверь в комнату отворилась, и вошел другой врач — молодой человек с густыми усами. Казалось, он в панике.

— Доктор Фишави, поднимитесь, пожалуйста, наверх. Дело в том...

Он взглянул на Айше, только сейчас осознав ее присутствие.

— Прошу прощения, я не заметил вас. — Снова повернувшись к Фишави, он поспешно произнес: — Наджиб ждет вас наверху. Они нашли Юанниса.

* * *

Его тело было спрятано в большой купели в баптистерии. Кто-то заметил лужу воды на полу и решил выяснить, в чем дело. Тело священника достали из купели и осторожно положили на плиты в северном приделе. Кто-то уже зажег над ним несколько лампочек.

— Я не могу поверить, что это сделал Бутрос, — сказала Айше. — Он порядочный человек.

— Мы не можем найти другого объяснения. — Фишави накрыл тело своим белым халатом. — Никто посторонний не мог сюда попасть. У единственного входа стоит часовой. В церковь ведет еще одна дверь, но когда часовой проверял ее сегодня утром, она была заперта изнутри.

— Но ведь он...

Откуда-то донесся неясный, как шелест дождя, звон разбитого стекла. Айше, не договорив фразы, огляделась. Похоже, что звук прилетел с улицы.

— Миссис Манфалути, — продолжал Фишави, — вашего друга привезли сюда прошлой ночью с пулевым ранением. Отец Юаннис передал мне часть того, что мистер Хант поведал ему вчера. Если вам есть что добавить, ради Бога, расскажите мне.

На улице раздался новый звук. Кто-то выключил мотор. В наступившей тишине было что-то, заставившее Айше напрячься.

Вокруг тела собралась маленькая толпа, потрясенная ужасом, — две сестры, еще один врач. Рана на горле отца Юанниса зияла. Кто-то принес одеяло и накрыл тело.

Отворилась дверь. В дверном проеме стоял молодой охранник с автоматом.

— На улице очень тихо, — сказал он. — Мне это не нравится. По-моему, что-то затевается.

Айше сразу же вспомнила глубокую тишину, окутавшую книжный магазин перед налетом. Точно такая же напряженная тишина окутывала их сейчас. Она сделала шаг к часовому.

— Не теряйте времени, — начала она. — Возможно...

На ее глазах в груди часового появилась зияющая дыра, как будто кто-то проткнул его насквозь. Его глаза застыли в удивлении.

Потом ноги у него подогнулись, и он повалился на пол.

Никто даже не успел пошевелиться. В дверях появился мухтасиб, переступив через тело. Его ноги скользили в растекающейся крови. Он держал в руке большой пистолет. За ним шел второй человек с автоматом. На улице позади них с неба падал хлопьями снег.

Глава 71

Время замерло. Люди, столпившиеся вокруг тела отца Юанниса, застыли. Айше почувствовала, что дышать стало трудно. Она старалась вздохнуть, пыталась удержать подступающую к горлу тошноту. Она взглянула на Фишави, затем снова на дверь. Внезапно церковь затряслась. Раздался рев тяжелых автомобилей и топот бегущих ног. Она слышала, как кто-то рядом с ней бормочет молитву. Одна из сестер рыдала.