Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Имя Зверя

ModernLib.Net / Ужасы и мистика / Истерман Дэниел / Имя Зверя - Чтение (стр. 15)
Автор: Истерман Дэниел
Жанр: Ужасы и мистика

 

 


Пространство между мечетью и Скальным собором было почти пустым. За ним виднелся город, карабкающийся по склонам своими башнями, куполами и плоскими крышами.

— Думаю, пора идти, — сказал эль-Куртуби.

Голландец ничего не ответил. Они прошли мимо полицейских и спустились с Храмовой Горы в Старый город. Там пересекли Виа Долороза и направились на север, к мусульманскому кварталу. Улицы на всем пути были полны священников и солдат, монахинь и торговцев, бедуинов и туристов, смешавшихся самым непристойным образом. Иерусалим был борделем, и его шлюхи носили одежды всех видов. Бог давным-давно упаковал свои чемоданы и уехал отсюда, предоставив их самим себе.

Улицы становились все уже и темнее, пока окончательно не превратились в ущелья между высокими каменными стенами, в которых через равные промежутки были массивные, обитые гвоздями двери. Тишина была гнетущей. Воздух здесь был, казалось, пропитан отчаянием, нищетой и ненавистью. Многие годы, приходя сюда, эль-Куртуби вдыхал этот запах насилия, несправедливости и беспомощности, который душил его и от которого ему никогда не удавалось избавиться. Он нигде не чувствовал покоя, пока Иерусалим оставался в руках неверных.

Они подошли к низкой двери и остановились. Голландец громко постучал, и по всему переулку разнеслось эхо. Через несколько секунд дверь отворилась, впустив их в узкий коридор, освещенный тусклой электрической лампочкой. Их встретила женщина, одетая в черное. Здесь было так темно, что трудно было сказать, молодая она или старая.

— Нас ждали? — спросил Голландец.

— Его держат для вас внизу, — ответила женщина.

— Его приготовили, как я просил?

Женщина коротко кивнула. На ее лицо попал свет. Она была молодой и обладала хрупкой красотой, которую портила злоба.

— Вы боитесь? — голос эль-Куртуби был на удивление нежным. Женщина удивленно взглянула на него, как будто смысл вопроса был ей неясен.

— Я не понимаю...

— Вы боитесь того, что вам придется сделать через два дня?

Она вздохнула, как будто испытав облегчение:

— Боюсь? Нет. Это мой долг. Чего мне бояться?

Эль-Куртуби внимательно поглядел на нее, долго не отводя взгляда.

— Мы исполняем свой долг по собственному желанию, — сказал он, как будто цитируя одну из своих проповедей. — Именно в этом его ценность. Вы не марионетка. Среди нас нет марионеток. Вполне естественно испытывать хотя бы небольшой страх.

Коридор вывел их в маленькую гостиную. Эль-Куртуби, шедший впереди, нырнул в проход в левой стене. Узкая лестница вела в старый погреб. Голландец спустился вслед за ним, женщина осталась наверху.

Погреб существовал со времен крестоносцев, если не раньше. Он был выложен грубо обтесанными каменными плитами и первоначально использовался для хранения вина. Это было нездоровое место, вечно сырое и холодное. Даже в разгар лета никто не спускался сюда, чтобы спастись от жары: промозглый воздух пронизывал до костей.

Едва оказавшись в погребе и не успев еще ничего разглядеть, они почувствовали запах: тошнотворную вонь пота и рвоты. Эль-Куртуби зажег лампу. Он бывал здесь раньше и хорошо ориентировался. Погреб наполнился слабым желтоватым светом.

В углу, согнувшись, лежал человек. Он пребывал в полубессознательном состоянии. Несмотря на холод, на нем не было никакой одежды. Он был изранен и грязен. Тело было в засохшей крови. Ноги его были раскинуты под странным углом: они были аккуратно переломаны как минимум в шести местах. Но большинство увечий были внутренними. Его жизнь не мог бы спасти даже самый умелый хирург.

Он тупо открыл глаза, без всякого интереса глядя на двоих людей, спустившихся к нему. Несколько часов назад его покинул страх. Зная, что скоро умрет и его мучители не смогут с ним ничего сделать, он испытывал облегчение. Все, чего он хотел сейчас, — говорить, рассказать им все, что им нужно узнать, чтобы все поскорее кончилось.

— Как его зовут? — спросил эль-Куртуби у Голландца.

— Эли Гал. Майор Гал.

— Из МОССАД?

Голландец покачал головой:

— Из Шин-Бета. Ответственный за ватиканские дела.

Эль-Куртуби поднял брови:

— Зачем им это нужно?

— В Израиле живет восемьдесят тысяч христиан, и католики составляют большой процент от их числа. Аналогичным образом, много евреев живет в католических странах или в государствах с большим процентом католического населения. Это вопрос политики. В прошлом году на католические храмы в Израиле было совершено пятьдесят одно нападение.

— А сколько из них было нашей работой?

— Тридцать. Нам не нужно очень стараться, чтобы здешний котел закипел.

Эль-Куртуби наклонился. Израильтянин посмотрел на него без всякого интереса.

— Наверно, тебе очень больно. — Эль-Куртуби встал на колени рядом с узником и приблизил губы к его уху. Он очень медленно говорил по-английски: — Но ты думаешь, что тебе недолго осталось мучиться, что худшее позади, что тебя либо отпустят к твоим друзьям и семье, либо убьют. Ты рассказал все, что знал, все, что, по твоему мнению, от тебя хотели услышать, но ты расскажешь и больше, если тебя попросят. Ты выложил все и поэтому думаешь, что боль скоро прекратится. Тебя вернут в родную конуру или пристрелят; и ты, так или иначе, освободишься.

Он остановился, наблюдая за эффектом своих слов. Они дошли до сознания узника. Майор Гал напряг внимание.

— Ага, — продолжил эль-Куртуби, — вижу, ты понял меня. Хорошо. Нам не придется тратить время. Все очень просто. Я хочу знать кое-какие вещи, о которых ты еще никому не рассказал, о которых, как ты, может быть, думал, мы даже не догадываемся. Но сейчас ты думаешь, что все это уже не имеет значения, что тебе невозможно причинить новую боль и нельзя вылечить. — Он сделал паузу и приблизил губы еще ближе. — Но ты ошибаешься. Очень ошибаешься.

Испанец осторожно достал что-то из кармана.

— Взгляни-ка на эту фотографию, — сказал он. — Как видишь, она сделана вчера. Какая красивая женщина — твоя жена. И какие замечательные дети! Жаль, если с ними случится что-нибудь... неприятное.

Эли Гал закрыл глаза. Он полагал, что уже избавился от мучений, но теперь понял, что худшее впереди.

— Я не... знаю, что вам нужно, — пробормотал он неразборчиво. С его ртом и зубами что-то сделали. Говорить было пыткой.

— Не волнуйся. Все очень просто. Ты только должен доверять нам и рассказать все, что ты знаешь.

— Боже мой, я же рассказал вам... все. Пожалуйста... не мучьте их. Они... ничего... не знают.

— Все, что ты должен сделать, — рассказать мне, что произойдет первого января.

— Января? Ничего... Я не...

— Я могу привести их сюда, — прошептал эль-Куртуби. — Ты увидишь все собственными глазами. Ты знаешь, на что способны мои люди.

— Я не могу... вспомнить...

На лбу Гала выступил пот.

— Пожалуйста, — сказал он. — Что-нибудь... от боли.

— Мы можем причинить тебе гораздо большую боль. А теперь подумай. Крепко подумай. Расскажи нам о Папе. Расскажи нам точно, каковы его планы.

Если на лице израильтянина и оставалась еще краска, то сейчас она исчезла. Он покачал головой. Эль-Куртуби взял его за левую руку и сломал ему указательный палец. Гал вскрикнул.

— Ты только прибавляешь себе ненужных страданий. Я могу гарантировать безопасность твоей жены и детей, но только если ты честно расскажешь все, что знаешь. И не забывай, что, если твои слова окажутся ложью, они по-прежнему будут у нас в руках.

Гал несколько раз судорожно вздохнул.

— Он... — начал он, — Папа... намеревается отслужить мессу... в церкви Святого Гроба, в Старом городе.

— Мы это знаем. Он собирается праздновать Святую годовщину и начало третьего тысячелетия. Что еще? Когда он прибывает?

Израильтянин судорожно закашлялся, затем посмотрел на своего мучителя. В его глазах стояли слезы.

— Его самолет... прилетит в Тель-Авив рано вечером... тридцать первого. Я не знаю... сколько времени...

— Через два дня.

— Его отвезут... прямо в Иерусалим, к президенту Гольдбергу. Утром... утром первого он отправится в церковь. Там не будет... журналистов... Ни туристов, ни паломников... Только Папа... и специально приглашенная конгрегация. После итого состоится конференция, на которой будут присутствовать представители всех основных религий региона.

Гал замолчал. Боль и страх за семью вынудили рассказать его то, что он знал.

Он зажмурился и увидел Ханну, Игаля и Рахель. Увидел кровь.

Когда они снова оказались на улице, эль-Куртуби улыбнулся и взглянул на Голландца:

— Сегодня вечером в Каире все будет готово?

— Без всяких сомнений. Газеты уже ждут завтрашнего заявления.

— Иностранная пресса?

— Мы намерены сделать заявление сегодня в девять часов.

— Хорошо.

— Мы не можем позволить Папе попасть в Иерусалим, — сказал он. — Его необходимо остановить.

— Возможно ли это?

— Думаю, что да. Он верит в меня.

— То есть верит, что вы Антихрист?

— Да. Он знает, кто я. И боится меня.

Они дошли до Львиных Ворот. На Дерех-Йерихо их должна ждать машина, чтобы отвезти в Иорданию. Проходя мимо храма Бичевания, эль-Куртуби вздрогнул. Что, если это не просто совпадение? Что, если он, в конце концов, не господин, а слуга? Зверь, а не его Хозяин? Глядя на серые и желтые древние камни, он сказал прерывающимся голосом:

— Уйдем отсюда. Поскорее. В этом месте слишком много призраков.

Часть VI

Позвольте спросить, не желаете ли знать, как в Каире обстоят дела с Чумой?

Кинглейк, «Эотен»

Глава 44

Дождевые струйки чертили на ветровом стекле тонкие неровные дорожки. Дождь внезапно прилетел из пустыни, принеся с собой мельчайшие частицы красного песка, и казалось, что с неба льется кровь.

Дождь начался в полдень, прогнав пешеходов, и пустота на улицах делала их с Айше незащищенными и уязвимыми. Машина принадлежала другу, одному из немногих, к которым они могли обратиться. В окно Айше наблюдала за входом в серое каменное здание на другой стороне маленькой площади. «Он всегда выходил отсюда, — сказала она, — направляясь к улице Шари-Мансур, по которой шел пешком до станции Баб-эль-Лук, и возвращался на метро в Хелуан».

Площадь Лазули находилась почти на полпути между зданием парламента и президентским дворцом. Ее северо-западную сторону занимало министерство юстиции. Это было идеальное место для штаб-квартиры национальной безопасности. Со времени переворота служба безопасности отошла на второй план перед горячими молодыми ребятами-мухтасибами. Большая часть старой гвардии исчезла, но, как и все новые режимы, Революционный совет Исламской Республики Египет признавал ценность аппарата внутренней безопасности своих предшественников.

Дождь барабанил мелодию по крыше маленькой машины, единственную мелодию, разрешенную ныне в Египте. Айше не могла сидеть за рулем: женщинам было запрещено водить машину. Она неподвижно сгорбилась на пассажирском сиденье, одетая в длинное платье и черный хиджаб, закрывавший почти все ее лицо. Она ненавидела эту одежду, но смирилась с ней, потому что это была отличная маскировка.

Ее пальцы нервно стучали по приборной доске, пока она ждала, моля Бога, чтобы ее дядя появился. Она хотела курить, но не осмеливалась. Курение не было запрещено, но лучше не рисковать.

Когда Ахмад Шукри наконец появился, было почти четыре часа. В одной руке он нес большой черный зонт, а в другой — маленький дипломат. Айше узнала его сразу: высокий, долговязый, сутулый. В детстве он всегда напоминал ей аиста, и когда небо над головой становилось серым и пустынным, она боялась, что он может улететь.

Она знала о нем все: о его одиночестве, о пустых годах после смерти его жены в возрасте двадцати пяти лет, о его бездетности в том обществе, которое считало детей самой главной ценностью. Его работа, в отличие от его несчастий, никогда раньше не интересовала Айше. Он был чиновником и никем иным — как он всегда утверждал. Всего лишь одной из огромной армии египетских канцелярских крыс.

Но Айше не думала, что ее дядя был безликим аппаратчиком, каким он всегда выставлял себя. Вся семья знала, что он занимает высокое положение в тайной полиции, — это был их маленький секрет. Дядя Ахмад был столь же ценным, сколь и опасным человеком.

Они медленно двинулись за ним к углу улиц Маджлис и Мансур, где их никто не мог увидеть с площади. Шукри не оглянулся, как сделал бы любой человек, когда машина догнала его и поехала рядом со скоростью пешехода. Айше сдернула покрывало с лица и опустила стекло.

— Дядя Ахмад, пожалуйста, остановись, мне нужно поговорить с тобой.

Шукри резко остановился и обернулся:

— Айше! Ради Бога, что ты здесь делаешь? Разве ты не знаешь...

— Пожалуйста, садись в машину, дядя. Мы не можем говорить под дождем.

Шукри нервно огляделся. Айше открыла заднюю дверцу, оставив ее распахнутой, и умоляюще поглядела на дядю.

— Пожалуйста, — сказала она. — Мне нужна твоя помощь. И Майклу тоже.

— Майклу? — Он посмотрел на нее так, как будто действительно не понимал.

— Майклу Ханту, — она произнесла имя ровным тоном.

Казалось, Шукри ошарашен. Он оглянулся, как будто испугавшись, затем мгновенно смотрел на Айше. Наконец он решился и залез в машину, сложив зонтик и стряхнув с него капли. Бутрос не оглядывался.

— Куда ехать? — спросил Бутрос. Они не договаривались о том, что делать дальше.

— Ко мне, — сказал Шукри и повернулся к Айше. — Я живу на новой квартире. Наверно, ты искала меня на старой.

Она кивнула.

— Я решил, что лучше перебраться за город, — объяснил он. — Я покажу дорогу. Если это похищение, то я, по крайней мере, хочу оказаться в комфортабельном месте. — Поколебавшись, он обернулся, пытаясь взглянуть через заднее стекло. — Поезжайте по Корниш, — сказал он. — Там будет проще увидеть, нет ли за нами хвоста. И включите «дворники», если не хотите всех нас угробить.

Бутрос отпустил сцепление, и они поехали к реке.

В одной из дверей на улице, которую они только что покинули, человек, одетый в длинную черную джалабию, произнес несколько слов в портативную рацию.

* * *

Река поблескивала под дождем. Справа виднелась южная оконечность покрытого зеленью острова Джезира. Вся набережная между мостами Тахрир и Фонтана была полна народа. Мужчины и женщины самым бесстыдным образом собрались в одну толпу; плакали или резвились оставшиеся без надзора дети. На столбах на равных расстояниях друг от друга висели фонари Коулмена, и их белый свет выхватывал лица из толпы.

Айше, опустив стекло со своей стороны, пыталась разглядеть что-нибудь за пеленой дождя. Со всех сторон неслись причитания.

— Что они делают?

— Глядите! — воскликнул Бутрос. — Посмотрите на реку.

По реке, качаясь на волнах, то погружаясь в воду, то вновь выныривая, плыла флотилия темных предметов, похожих на маленькие лодки. Течение несло их в пролив между Джезирой и восточным берегом Нила.

— Что это? — не поняла Айше. — Явно не лодки.

— Гробы, — ответил ей дядя напряженным голосом. — Сюда каждый день приходят люди, чтобы избавляться от мертвых. Трупы боятся зарывать в могилы, опасаясь заразы. Ни власти, ни шейхи Эль-Азхара не разрешают кремацию по религиозным соображениям. Поэтому гробы сбрасывают в Нил, считая, что река вынесет их в море.

— А они попадут в море?

Машина уже миновала скопление народа.

— Нет, конечно. Большинство пойдет ко дну раньше, чем доплывет до острова Варрак. Остальные выбросит на берег. Тела, застрявшие в камыше, находят крестьяне. Остальное достается крокодилам. Масштабы эпидемии ширятся, и с юга приплывает все больше и больше трупов. Что мы можем поделать? Говорят, сейчас в Каире ежедневно умирает десять тысяч человек.

Они поехали дальше, оставив реку за собой. Небо над головой темнело. Над горизонтом висела бледная ущербная луна.

Когда они добрались до Хелуана, дождь утих. Шукри не открывал рта с того момента, как они покинули набережную. Он сидел на заднем сиденье, глядя через окно в сгущающиеся сумерки.

Его новая квартира находилась в доме, построенном каирским муниципалитетом в начале шестидесятых годов во время правления Насера, — одном из сотен зданий, которые должны были обеспечить дешевым жильем рабочих местных заводов. С тех пор на дом постоянно оседала копоть от тех же самых заводов, и единственным, что как-то украшало это место, была огромная фреска, нарисованная на восточной стене паломником, вернувшимся из Мекки.

Каждый день, возвращаясь домой и глядя на грубо намалеванную лодку, мрачный клуб Каабы, фигуры Авраама и Измаила, над которыми простерлись крылья Габриэля, Ахмад Шукри ощущал боль в душе. Он тоже когда-то совершил тайное паломничество, — думал он, — давным-давно окончившееся, но в какое-то мгновение жизни оступился и с тех пор блуждал без направления.

Он впустил Айше и Бутроса в квартиру, по-прежнему молча, как будто потерял дар речи. Айше вспомнила старую квартиру, куда часто приходила ребенком, до тех пор пока, в более зрелые годы, молчаливость дяди, его комплекс вины не закрыли ей туда дорогу. Отец как-то сказал ей, что его брат беспричинно винит себя в смерти жены, что рана, оставшаяся у него после ее ухода из жизни, кровоточит изнутри. С того момента, не имея на это особых оснований, Айше считала своего дядю кровавым человеком, и его квартира в ее глазах была зловещим местом.

— Давно мы не встречались, Айше, — произнес Шукри. Его взгляд уходил в пространство, как будто он замечтался.

— Да, — подтвердила она. — Давно.

Одиннадцать лет. В последний раз они виделись вскоре после того, как она получила диплом.

— Что я сделал такого, из-за чего ты никогда не заходила ко мне?

— Ничего, — ответила Айше. — Ничего ты не сделал.

— Твой отец говорил мне, что ты почти не навещаешь родителей. Это правда?

— Я захожу к ним время от времени, и этого достаточно. Я слишком остро чувствую их неприязнь к моей профессии. Они воспитывали меня, чтобы я была независимой, решала за себя. А теперь... Теперь — «в Коране говорится то», «в Коране говорится это»...

— Ты должна постараться помириться с ними.

— И ты можешь теперь так говорить? Или ты и сам в это веришь?

Шукри покачал головой:

— Ты знаешь, во что я верю. Но мне все равно жаль, что это произошло. Мне жаль тебя и жаль их. — Он помолчал. — Я собирался повидаться с тобой, когда исчез твой муж. Но я думал... Это выглядело бы неуклюже, ты могла подумать, что я участвовал в этом деле, принять мое сочувствие за вину.

— А ты участвовал?

— Нет, конечно.

— Ты знаешь, чья это работа?

— Нет. Мы по-прежнему не знаем. Но, возможно, теперь эти люди стоят у власти...

— Рашид мертв.

— Мертв? Откуда ты знаешь?

Айше рассказала ему все так, как когда-то маленькой девочкой рассказывала о своих проблемах. И он смотрел на нее точно так же, как тогда, без всякого легкомыслия, относясь к ее проблемам с полной серьезностью. Айше удивлялась, как человек может быть таким жестоким и одновременно таким заботливым.

Когда она закончила рассказ, Шукри ничего не сказал. Он сидел глубоко погруженный в мысли, нервно постукивая пальцами.

— Я не могу помочь тебе, — сказал он наконец. — Поверь мне: до людей, убивших Рашида, мне не добраться. Тебе — да и нам всем — лучше забыть об этом.

Айше покачала головой.

— Я пришла сюда не за этим, — сказала она. — Я не ищу отмщения, и тем более справедливости. Мы пришли потому, что Майкл говорил мне, что я могу доверять тебе. Он говорил, что ты был его главным информатором в египетской разведке.

— Айше, о чем ты говоришь? Кто тебе это сказал?

— Майкл, — ответила она. — Майкл Хант.

— Прости меня, — сказал Шукри, — но ты, должно быть, ошибаешься. Я не знаю человека с таким именем.

Айше не думала, что он будет лгать ей; только не ей. Эта ложь, такая откровенная, такая бесполезная, и все же произнесенная с таким убеждением, легла ей тяжелым камнем на сердце.

— Дядя, зачем ты говоришь мне неправду? Моя жизнь зависит от твоей честности. Когда раньше я упоминала имя Майкла, ты обратил на него внимание. Нет смысла лгать: Майкл рассказал мне о тебе, кто ты такой, что ты делал для него.

— Почему этот человек... Майкл Хант... рассказывал тебе обо мне?

— Неужели ты не понимаешь? Моя жизнь... моя жизнь зависит от того, найду ли я Майкла. Но я не могу сама сделать это. За его квартирой следят. Больше месяца назад он уехал в Александрию, но когда я позвонила ему в отель, он уже съехал. Я должна найти его. Он поможет нам выбраться из Египта.

— Айше, из нас двоих ничего не понимаешь ты, а не я. Ты и твой друг. Вы оба почти ничего не понимаете. И вы берете то немногое, что понимаете, свиваете из этого петлю, и если не будете осторожны, то сами окажетесь повешенными в ней. Пожалуйста, поверь мне — вы суете нос в такое дело, которое не принесет вам ничего, кроме неприятностей.

Айше покачала головой:

— Разве ты не знаешь? Разве ты не знаешь обо мне и о Майкле?

Шукри впервые выглядел неподдельно озадаченным. Озадаченным и испуганным.

— О тебе и о Майкле?

— О том, что мы были любовниками. Твой хороший друг Ронни Перроне наверняка говорил тебе об этом.

Айше сразу же поняла, что он действительно не знал и что эта неосведомленность встревожила его.

Шукри встал и подошел к окну. Он стоял прислонившись к раме и глядя в темноту. «Они ничего не знают, — думал он, — ничего. Страна на грани войны, муниципалитет хоронит в тайных могилах жертвы чумы, экстремисты угрожают превратить в ничто все завоевания революции».

Он повернулся и посмотрел на Айше и на жалкого молодого человека рядом с ней.

— Ты должна была сказать это с самого начала, — произнес он. — Это все меняет.

— Ты можешь его найти? — умоляла Айше. — Можешь нам помочь?

Шукри кивнул.

— Да, — сказал он. — Я помогу вам. Я сегодня же отвезу вас к нему.

Глава 45

Касим Рифат держал маленький книжный магазин на Шари-эль-Сабтийя в Кулали, неподалеку от железнодорожной станции. Магазин назывался «Дар эль-Адаб» и торговал произведениями арабской литературы и философии. Как и многие маленькие книжные магазины в городе, он заодно был издательством, и за долгие годы Рифат выпустил множество поэтических сборников и переводов.

Было поздно, когда они отправились в путь. Один раз их остановили мухтасибы у контрольного поста на Эль-Садд эль-Баррани. Шукри вел машину, Бутрос сидел рядом с ним, Айше — на заднем сиденье. Усталые люди с ружьями окружили в темноте машину. В нескольких ярдах перед ними молча стояли мужчина и женщина, которым приказали выйти из их автомобиля на холод. Шукри опустил стекло и достал из кармана зеленую карточку, которая произвела моментальный эффект. Главный мухтасиб кивнул и махнул, чтобы они проезжали.

Когда они доехали до Бур-Сайд, в третий раз за день отключили электричество. Светились только фары машин и автобусов, мчащихся по ночному городу.

Проезжая по площади Ахмад Махир, они заметили длинную процессию, направляющуюся на юг. Люди несли свечи — высокие, как пики, белые свечи, оплывающие воском. Они были одеты в длинные черные платья, доходящие до земли, а на головах у них были повязаны широкие белые ленты с лозунгами, написанными красными чернилами.

Айше догадывалась, куда они направляются.

— Почему они не остановятся? — воскликнула она. — Ведь это разрушение абсолютно бессмысленно!

— Только не для них, — отозвался Шукри. — Они разрушили пирамиды, чтобы воздвигнуть стену. Работу в Гизе они закончили и теперь направляются доделывать ее в Дахшуре и Саккаре.

— Я видела их за работой. Но все равно не понимаю. Они говорят, что стена должна задержать врагов ислама. Но невозможно отгородиться стеной от внешнего мира.

Шукри покачал головой.

— Они не от мира пытаются отгородиться, а он ветра, который несет чуму в Египет. Если они построят достаточно высокую стену, то спасутся.

— Мы что, все сошли с ума?

Шукри не ответил. Он крепко сжал губы и молча вел машину, глядя сквозь ветровое стекло на освещенную фарами дорогу.

Они остановились за пару кварталов от магазина Рифата. Шукри заглушил двигатель, но не спешил выйти из машины. Он долго сидел вперясь взглядом в ночь. Наконец он произнес ровным голосом, тщательно выбирая слова.

— Тебя ищут, — сказал он. — Человек, которого зовут эль-Хуланди, голландец, обращенный в ислам и переехавший в Египет несколько лет назад. Не думаю, чтобы ты о нем знала.

Айше покачала головой, ничего не сказав.

— Но он о тебе знает. Он приходил ко мне недели три назад и расспрашивал про тебя: где тебя можно найти, кто может быть с тобой. Конечно, он знает, что ты моя племянница, — это все знают.

— Что ты ему сказал?

— Ничего. Я сказал, что не видел тебя много лет. Затем приказал ему убираться. — Он замолчал и внимательно посмотрел на Айше. — Потом я позвонил по телефону и послал людей на твою квартиру.

— Зачем? — Айше чувствовала в голосе дяди нервозность, колебание, свидетельствующие, что он чего-то недоговаривает.

— Дядя, пожалуйста, скажи, зачем ты это сделал?

Шукри обернулся, и вдруг она вспомнила, как сидела у него на коленях во время Ид-эль-Кабира в сезон засухи. На голове она тогда носила шелковую косынку цвета свежей травы. У нее как раз был ее первый период. В отличие от нескольких своих подруг она была избавлена от мучений обрезания. Даже сейчас она помнила их испуганные лица и, как ни странно, зависть к ним. «Женщина — не женщина, — говорили ей, — пока она не обрезана». Многие месяцы потом ей снилась кровь.

— Потому что он опасен, — сказал Ахмад. — Он убийца. Холодный, нервный человек, всегда рыскающий по улицам. Он может разорвать тебя надвое голыми руками. Я хотел... защитить тебя.

— Ты не мог арестовать его? Этого голландца. Ведь если ты знал, что он...

— Айше, ты не понимаешь.

— Что я не понимаю?

— Я не могу его арестовать. Он неприкосновенная личность. У него есть высокопоставленные друзья. Очень высокопоставленные. — Он сделал паузу. — Его настоящее имя Ян ван дер Веен. Он родился в Лейдене, где изучал арабский в университете. Пятнадцать лет назад он приехал в Каир, чтобы изучать исламскую юриспруденцию в Эль-Азхаре. Говорят, что он самый блестящий мыслитель в этой области со времен Ибн-Таймийи.

— Почему он интересуется мной?

— Он имеет связи со многими экстремистскими организациями.

— Но ведь он наверняка... — Она не могла подобрать слова.

— Интеллигентный человек? — Шукри покачал головой. — Только внешне. Понимаешь, он — наше завоевание, наша победа. Христианин, ставший не просто мусульманином, а вдобавок исламским юристом. Некоторые возмущаются, но другие считают это ударом по Западу. Мы не можем сражаться с Западом на их условиях — самолетами, танками или пушками. Но мы можем завоевывать души, одну за другой, сперва осторожно, затем решительно, когда это начнет наносить противнику урон.

Поэтому эль-Хуланди имеет немалую ценность. Но и цену приходится платить немалую. Он связан с людьми, которых мы пытаемся разыскать годами, людьми, по сравнению с которыми Исламский Джихад — сущие дети. Мухтасибы хотят добраться до них не меньше, чем мы.

— Но это все равно не объясняет, что ему нужно от меня.

— Я не думаю, что ему нужна именно ты. Ты представляешь угрозу для некоторых людей, но не такую, чтобы заинтересовать подобного человека. Я думаю, что им нужен Майкл и они хотят воспользоваться тобой как средством, чтобы выйти на него.

Шукри замолчал.

— Я хотел тебе рассказать об этом, — добавил он, — чтобы ты могла понять.

— Понять?

— Что если ты найдешь Майкла, вы оба окажетесь в величайшей опасности.

Он открыл дверцу и вылез из машины.

Глава 46

Магазин Рифата был заперт. Витрину закрывала опущенная металлическая штора, на двери висел замок, и никаких признаков жизни. В доме напротив светились окна во втором и третьем этажах, но все первые этажи были неосвещены.

— Его квартира наверху, — произнес Шукри с тревогой в голосе. Айше заметила, что он часто оглядывается, — кажется, не в силу привычки, а от страха. — Он живет с матерью и своими книгами. Мать ходит по магазинам и готовит еду, он сидит дома и составляет каталоги.

— По-моему, в доме никого нет, — заметил Бутрос.

— Возможно, — задумчиво отозвался Шукри. Он осторожно бросил взгляд вдоль улицы. Где-то неподалеку в тревожной ночной темноте раздавались голоса наемных плакальщиков. Завыла собака. Шукри достал из кармана связку ключей. Звеня ими в темноте, он выбрал один ключ и попытался открыть замок. Ключ не подошел. Он попробовал другой.

— Скажете, если кто-нибудь появится, — прошептал он. — Мухтасибам приказано убивать грабителей на месте.

— Но никто же не будет грабить книжный магазин, — возразил Бутрос.

— Кто знает? — прошептал Шукри, пробуя третий ключ. — Кроме этого ничего не осталось. Может быть, кому-нибудь захочется украсть перед смертью немного мудрости.

Следующий ключ плавно повернулся в замке. Дужка замка отскочила, и Шукри аккуратно вытащил ее из петли.

Дверь бесшумно отворилась. Айше достала фонарик и зажгла его, когда все они вошли в дом, крепко закрыв за собой дверь.

Вокруг себя они видели пустые полки. Луч фонарика бегал по стенам. Высоко под потолком он вдруг выхватил из темноты одинокий забытый том, золотые буквы на корешке книги сверкнули на мгновение, прежде чем луч прошел дальше. Айше осветила пол. Повсюду горами громоздились разорванные книги. Страницы были вырваны из переплетов и брошены на пол. Валялись и пустые переплеты.

Айше нагнулась и подобрала первую попавшуюся страницу. Это оказался обрывок из «Таук эль-Хамамы» Ибн-Хазма, писателя одиннадцатого века. Ей на глаза попался абзац в середине страницы: «Жизнь не обещает мне радости, и мне остается только повесить голову, чувствуя полнейшее отчаяние с тех пор, как я впервые отведал горький вкус разлуки с теми, кого я люблю. Меня постоянно посещают мучения, боль печали не оставляет меня ни на мгновение».


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26