Согласно информации, присланной командованием с мест, войска пили, ссорились с местным мужским населением, насиловали местное женское население, мародерствовали по огородам местного пожилого населения, дрались между собой, угнетали солдат первого года службы, вешались, сбегали из караулов, прихватив с собой автоматы Калашникова, допускали пожары, порчу автотранспорта и другого казенного имущества, совершали наезды на прохожих и гражданский автотранспорт и прочее. В общем, все было относительно спокойно. Как всегда. В пределах разрешенных и повторяющихся из месяца в месяц процентов.
Отдельно по самоволкам.
Отдельно по самострелам.
Отдельно по убийствам.
Отдельно по изнасилованиям.
Отдельно по несчастным случаям и прочее.
Ничего интересного для военной разведки.
Кроме разве происшествия в в/ч 67235, где была обнаружена пропажа со складов танковых и артиллерийских снарядов. Дело совершенно смутное. Завскладом утверждает, что снаряды были выписаны и переданы в войска согласно представленной им накладной. Но при проводке по отчетам в графе «количество» была проставлена и проведена по прочим документам неверная цифра. Созданная на месте комиссия, напротив, считает, что кладовщик означенные боеприпасы потерял с подотчета в период хранения. А накладную подделал с целью сокрытия факта пропажи.
Хотя непонятно, зачем ему могли понадобиться снаряды к танковым и полевым орудиям? Это же не солдатские бушлаты, не котелки, не запасные двигатели к автомобилям «ГАЗ», «ЗИЛ», не масло из солдатской столовой, которые можно загнать по сходной цене местному населению. И даже не пистолеты и не гранаты, имеющие устойчивый спрос в криминальных структурах.
Пистолеты и гранаты воруют часто. Настолько часто, что военная разведка перестала обращать на подобные факты внимание, оставляя их на совести военных следователей и прокуратуры. Это раньше из-за дюжины пропавших автоматов поднимали на уши всех и вся. И рыли землю на пять метров вглубь, пока не находили. Те времена давно миновали. И стрелковое вооружение из армии уходило ящиками. Но вот снаряды…
Скорее всего это действительно была путаница в учетных документах. Или интриги местных работников, освобождающих под своих родственников теплые складские места. Скорее всего так оно и есть… А если нет?
Полковник Трофимов пожалел, что отсматривал сегодня сводку происшествий. Если бы он ее не отсматривал или, к примеру, пробежал мельком, то он бы данный факт не углядел. И имел бы полное моральное право о нем не думать. Но он его углядел. И делать вид, что его как бы не было, уже не мог. Как профессионал не мог. Как человек, который всю жизнь за второстепенными на первый взгляд событиями ищет их второй, более глубинный смысл.
Полковник Трофимов поднял трубку и набрал номер подразделения ГРУ, дислоцированного в области, где имело место быть происшествие со снарядами.
— Здоров, майор, — сказал он. — Ты сводки происшествий по своему округу отсматриваешь? Ну, значит, о пропаже снарядов знаешь. Знаешь? Тогда так, не в службу, а в дружбу, потряси там этого прапора. На предмет криминала. Я понимаю, что не совсем наше дело. Хотя, с другой стороны, и наше. Понимаю, что людей нет. Что зарез. Я все понимаю. Но я же тебя не следствие прошу проводить. А только легонечко пощупать, что почем. На предмет злого умысла. Все-таки снаряды. Может, их местное население по избам растащило, чтобы рыбу глушить? Или дурак какой; чтобы бабу свою гулящую подорвать? Тогда наше дело сторона. Тогда это дело прокуратуры и милиции. А если кто-нибудь эти снаряды надумал под полотно железнодорожное подсунуть? С террористическими целями. Toгда с нас с тобой потом спросят. Почему не углядели?! Почему не предупредили? Вернее, они с меня спросят, а я с тебя. Понял? Ну, тогда действуй.
Полковник положил трубку и успокоился. И забыл о снарядах. Потому что в традициях армии вовремя перевел стрелки потенциальной угрозы с себя на ближнего. На случай, если это дело вдруг перерастет в скандал и каким-нибудь боком зацепит их отдел. Теперь, если что, он чист. Он отдал приказ на места. А если там не углядели, не проверили, не разобрались, то это их проблемы. А значит, уже не его.
Давай, майор. Крутись, майор. Демонстрируй свое усердие и выучку…
Глава 20
Полномочный представитель Всемилостивейшего его высочества шейха, наследного Принца Больших и Малых Песков, двух Озер и девяти нефтяных скважин и прочее и тому подобное… всего на двух листах машинописного текста, он же Иванов Иван Васильевич, он же слесарь-изолировщик шестого разряда ремонтно-строительного управления номер семнадцать, он же Резидент мало кому известной организации, именуемой среди ее работников Конторой, продолжил свой вояж по России. В поисках столь необходимого его высочеству шейху тяжелого российского вооружения.
Представитель Всемилостивейшего прибыл с неофициальным, но очень важным визитом в город Новоковровск. На улицу Привокзальную, дом номер тридцать пять. И постучал в запертую калитку.
— Чего тебе? — спросил со двора недовольный голос.
— Мне бы Федорова увидеть.
— Какого Федорова? Нет здесь никакого Федорова.
— А кто есть?
— Я есть, — ответил по-домашнему одетый мужчина очень неопределенных лет. — Какого тебе Федорова? Мишку, что ли? Который сварщик? Так он не здесь. Он пятью домами дальше живет.
— Нет, мне не Мишку. Не сварщика. Мне Привокзальную, 35. Спросить Федорова.
— Перепутал ты что-то, мил человек. А чего тебе надо? Вообще? Может, я чем помочь смогу?
— Мне? Мне стволы нужны. Большого диаметра.
— Какие стволы? Бревна, что ли? На сруб? Так нет у меня дерева. Тебе на лесобазу надо. Там, кажись, продавали.
— Да нет, не те стволы. Другие. Металлические. Диаметром от одного до пяти дюймов.
— Пушки, что ли? Ну ты шутник. Откуда у меня пушки? У меня даже берданки нет. Разыграли тебя, парень.
— И все же вы передайте, кому следует. Что приехал покупатель. По рекомендации одного человечка приехал, — и представитель назвал известное ему имя. Имя шефа.
— Я бы передал, — усмехнулся мужчина неопределенного возраста. — Только кому? Разве только бабке своей.
— И все-таки скажите. Я буду ждать три дня в гостинице «Центральная». В 23-м номере.
— Ладно, ступай себе, мил человек, мимо. Подобру-поздорову. Хватит надо мной шутки шутить. А то я сейчас осерчаю и собаку с цепи спущу.
— Кто там? — донесся из дома женский голос.
— Да кто его знает. Ходят тут всякие. От работы отрывают…
«Может, и вправду ошибся? — подумал представитель шейха. — Или тот мелкоуголовный шеф, несмотря на угрозу неотвратимого наказания, липовый адрес всучил? Неужели провел шеф?..»
Представитель отбыл обратно в гостиницу. Бросил в стенной шкаф свой кейс, в котором уже не было автомата, но была целая кипа удостоверяющих его личность бумаг. Другой, точно такой же видом, но совсем с другим содержимым кейс он сдал в автоматическую камеру хранения.
Вечером представитель пошел знакомиться с достопримечательностями славного города Новоковровска которых было числом восемь: разваленный монастырь, действующая тюрьма и шесть вновь открытых ресторанов.
Представитель выбрал рестораны. Вначале первый, потом второй, потом третий. И так вплоть до шестого. Из него он вышел далеко за полночь. Ну не сиделось представителю в номере. Влекла его экзотическая кухня средней полосы России. А также необходимость поменьше находиться в четырех казенных стенах.
В два часа усталый, пресыщенный сомнительными ресторанными деликатесами представитель постучался в запертые двери гостиницы.
— Чего тебе надо? — спросил сквозь стекло двери заспанный, недовольный поздним визитером швейцар.
— Деньги вам передать, — показал визитер зажатые в руке двадцать долларов. — Вы обронили.
— Ах, передать, — оживился швейцар, стуча запорами.
— Меня никто не спрашивал?
— Нет, нет. Никто.
— А номер убирали?
— Номера у нас утрами убирают. Но если вы прикажете…
— Нет. Не надо. Утром так утром.
Заходя в свой номер, представитель открыл дверь едва ли больше чем на тридцать сантиметров. Только так, чтобы протиснуться боком. И, включив свет, осмотрел пол.
Несколько случайно оброненных им на пол соринок были сдвинуты в сторону. Значит, дверь открывалась. Хотя уборки не было.
Шкаф тоже открывали. Потому что был оборван волосок, приклеенный к дверце с помощью капельки коньяка. Старый, но безотказно срабатывающий на дилетантах способ проверки нарушения конституционного права неприкосновенности жилища.
Правда, дверь и шкаф могли быть случайностью. Корыстным любопытством обслуживающего персонала. А вот бронированный с шифрозамком кейс…
Представитель внимательно осмотрел створки. Здесь волоски были на месте. И значит… И, значит, в кейс лазил кто-то посторонний! Причем очень опытный посторонний. Потому что умудрился шифрозамок открыть. И снова закрыть! И волоски обнаружить и приклеить на место. На чем и прокололся. По той простейшей причине, что один из тех волосков был специально недоклеен и держался на честном слове. А теперь приляпан намертво. Переиграл сам себя неизвестный визитер. Перестарался в уборке помещения при уходе.
А тот дядя утверждал, что «такие здесь не проживают». А какие тогда проживают? Если после встречи с ними невскрываемые шифрозамки вскрываются и контрольные волоски на место приклеиваются?
Нет, не соврал шеф. По адресу направил. К очень серьезным людям направил. О чем можно судить хотя бы по тому, что, прежде чем вступать в контакт, предпочли присмотреться к неизвестному визитеру, проверить его документы и его кредитоспособность. И, будем надеяться, удовлетворились и тем и другим в полной мере. Потому что документы, банковские справки, выписки и прочие оставленные в кейсе ксивы выполнены на высоком идейно-художественном и полиграфическом уровне. Так что непрофессионалу не подкопаться. Тем более что настоящих печатей шейхов, равно как их самих, они в глаза не видели.
Отсюда будем считать, что представление полномочного посла шейха состоялось. Верительные грамоты вручены. Изучены. И приняты. Осталось дождаться приглашения на высокий прием.
Который не заставил себя долго ждать.
Вечером следующего дня в номер к полномочному и в чем-то чрезвычайному представителю явился гость. Без спроса явился. И без предупреждения.
— Здравствуйте, — сказал он. — Вы искали Федорова?
— Да. По адресу Привокзальная, 35. Но там сказали, что таких нет.
— Вам сказали правильно. Там действительно таких нет. Там другие.
— Я от…
— Я знаю. Мы позвонили ему. В больницу. И навели кое-какие справки.
— Я, конечно, извиняюсь. Но он виноват сам…
— Я все понимаю. Он нарушил условия сделки. Он хотел получить больше, чем ему полагалось за такого рода услуги.
— Я не думал…
— Довольно об этом. Что вам нужно? От Федорова.
— Оружие.
— Оружие в охотничьих магазинах. Пожалуйста, идите, выбирайте, покупайте. Лично я рекомендую вертикалки тульского завода. Очень хороший бой. И цена невысокая.
— Извините, я неправильно выразился. Мне нужно вооружение. Мне нужно тяжелое вооружение.
— Это другой разговор. Какое вооружение вас интересует?
Вот так запросто. Как будто разговор идет о партии зажигалок. Или газонокосилок.
— Меня много что интересует.
— Конкретно, пожалуйста.
— Танки «Т-80». Системы залпового огня. Зенитно-ракетные комплексы. Боевые машины пехоты. Локаторы. Комплектующие… — перечислил представитель список требуемых вооружений.
— Набор серьезный. Сразу и все предложить мы не можем. Но кое-что постараемся. Что вас интересует в первую очередь?
— Танки «Т-80». Три штуки.
— Трех танков сегодня в наличии нет. Есть много более старых образцов. В неограниченном количестве.
— Старых не надо. Шейх не будет брать старое вооружение. Только самое современное.
— Тогда могу предложить один экземпляр. Самый новый. Без эксплуатации. Наезд сто пятьдесят километров. Тропический вариант.
— Одного мало.
— Плюс пятьдесят комплектов боеприпасов. Запасные ствол пушки, мотор, траки.
— А обычно?
— Обычная комплектация уже. Без стволов и мотора. Обычно заказ выполняют другие поставщики. Но сегодня они пустые. Вы опоздали буквально на несколько дней. Следующая партия ожидается не раньше чем через две-три недели. Сами понимаете, товар ходовой, уходит быстро, запас ограничен.
— Хорошо, я согласен. Возьму один. Пока.
— В течение месяца, я думаю, мы сможем подобрать вам недостающие экземпляры.
— Мне бы хотелось согласовать цену.
Продавец вытащил бумагу и написал на ней цифру.
— Ого! А не много запрашиваете?
— Цена реальная. Хотя, конечно, выше заводской. Но вы должны понимать — оформление, согласование, транспортировка, сопровождение, предпродажная подготовка, постгарантийное обслуживание, в пределах страны, конечно.
— Боюсь, на такую цену шейх не согласится. Ему предлагали американские образцы. Тем более мы предполагаем приобрести у вас партию товара…
Продавец зачеркнул на бумаге цифру. И написал рядом другую. На пять процентов меньшую.
— Но тогда транспортировка ваша. Но по нашему коридору.
— Хорошо. Я согласен. Когда можно посмотреть товар?
— Послезавтра.
— Деньги предоплатой?
— Нет. Деньги по факту. Сразу после того, как вы осмотрите и примете образец.
— А если я в последний момент откажусь?
— Это ваше право. Как покупателя. Но должен предупредить, что после второго немотивированного отказа мы прервем с вами торговые отношения. Нам нужны надежные партнеры. Один отказ мы можем отнести на случайность. На несогласованность условий сделки. Два — посчитаем системой.
— А если виной будет качество товара?
— За товар мы ручаемся. Мы не сотрудничаем с сомнительными поставщиками. Кроме того, мы самым тщательным образом проверям полученный товар. Мы не можем позволить себе обман. Не можем допустить скандал.
Логично. Скандал для подобного рода торговцев равнозначен огласке. Огласка — открытию следствия. И значит, они больше, чем кто-либо другой, заинтересованы в поставке качественного товара.
— Как и на чем я смогу попасть на место осмотра товара?
— Транспортировка к месту предпродажных испытаний, питание, размещение, обеспечение безопасности и прочие связанные с этим текущие расходы включены в стоимость товара. Послезавтра за вами заедет машина.
— Хорошо. До послезавтра.
— До послезавтра…
Глава 21
Начальник президентской охраны второй час прослушивал выдержки записей, снятых с микрофонов, установленных в квартире безработного Сидорчука Митрофана Семеновича. И чем больше слушал, тем больше мрачнел. Потому что ни черта не понимал. То есть вообще ни черта!
Митрофан Семенович ходил по квартире, стучал дверями, гремел посудой, булькал какими-то жидкостями, включал и выключал свет, сливал воду в унитазе, прибавлял и убавлял громкость в приемниках, телевизоре и громкоговорителе на кухне, чавкал, кашлял, вздыхал, издавал неприличные звуки и периодически разговаривал совершенно ни о чем. С какой-то Машей.
— Маша, иди сюда. Ну иди сюда. Иди, не бойся. Я добрый сегодня. Слышь, Машутка!..
— Кто это такая Маша? Установили? — спросил начальннк охраны, останавливая запись.
— Установили. Это кошка его.
— Какая кошка?
— Обыкновенная. Беспородная. Кличка Маша.
— А чего она всегда молчит?
— Не всегда…
— Но я ее не слышу. Почему она не орет, ну или там не мурлычет?
— Не знаю. Наверное, сытая. Кошки, когда сытые, обычно спят.
Начальник вновь включил запись.
— Машка, иди сюда! Иди, я тебя поглажу. Иди, зараза! Сейчас как дам по морде тапком!..
— Мяу-а-а! Фр-р-р!
Похоже, точно кошка.
Снова кашель, вздохи, скрипы дивана и разговор. На этот раз уже самого с собой.
— Э-эх. И какого только дерьма в газетах не пишут. Ну что это?.. — Пауза. — Или это. — Пауза… — А это вообще ни в какие ворота! — Пауза. — Моя бы воля — сослал всех этих редакторов в Сибирь. К черту. На стройки народного хозяйства. И тачку в руки. Или лопату, чтобы котлованы рыли, а не ямы ближним! Паразиты! Дерьмо собачье!..
— Он что, всегда так? — спросил начальник охраны.
— Что всегда?
— Болтает сам с собой?
— Очень часто.
— Он что, больной?
— По имеющимся в нашем распоряжении сведениям — нет. Вот выписки из его больничной карточки: посещение окулиста, терапевта, хирурга. Анализы крови, мочи…
— Не надо мочи. Я не в том смысле.
— …Нет, ну ты посмотри. Ну как об этом можно писать? Как возможно такое пропускать в печать?..
Начальник охраны перемотал пленку.
— …Иди сюда! Иди, я сказал! Ну смотри, что я тебе дам. Иди, Машутка. Посмотри, какая косточка…
Еще перемотал.
— …Никому-то мы с тобой не нужны. Ни ты, ни я. Ты хоть на двор сходить можешь. Со своими Васьками помиловаться. А я куда? Для тех, кому за тридцать? Так там одни старухи, которым за пятьдесят. А говорят, что за двадцать. Зачем мне которые за пятьдесят? Мне бы кого помоложе. А помоложе туда, где за тридцать, не ходят. Они, шалавы, на дискотеки бегают. А разве мне можно на дискотеки ходить? Нет. Засмеют. Это тебе можно хоть куда ходить. Потому что у вас все просто. Задрал хвост — и никаких тебе «Для тех, кому…». Никаких штампов и делений жилплощади. Был бы я котом, я бы разве дома сидел? Слышь, Машка. Ну иди сюда, Машка…
Еще прокрут.
— …Эх, Машка, мне бы твои кошачьи заботы. Накормлена, напоена, в тепле, работать не надо…
Еще.
— …Опять погода ни к черту. Слышь, Машка, опять кратковременные осадки обещают. И вчера обещали. Опять из дома не выйти. Хотя зачем тебе выходить? Ты в подвал — нырк, и все тебе удовольствия. Сколько дуще угодно…
— У него кто-нибудь есть? — спросил главный телохранитель.
— Вроде бы нет.
— Что значит «вроде бы»?
— Наружное наблюдение никаких контактов с представителями противоположного пола не обнаружило.
— А с его полом? Что вы уставились? С его полом контакты обнаруживались?
— Никак нет. То есть в том смысле, что мы не отсматривали данное направление.
— Ну так отсмотрите. Или он что, со святым духом живет? На пару. Или со своей драной Машкой? Не может человек в его возрасте кого-то не иметь. Или к кому-то не ходить. Или к кому-то не хотеть ходить. А если ни к кому не ходит, то надо сделать так, чтобы ходил. К кому-нибудь. К кому-нибудь из наших сотрудниц. Или сотрудников. И чтобы они к нему ходили…
Еще одна перемотка. И воспроизведение.
— Надоело все! Хуже горькой редьки. Хуже двух горьких редек. Плюнуть бы на все и махнуть куда-нибудь на юг. Где тепло. Фрукты. Женщины. И никаких тебе идиотов, которые по телевизору чушь молотят. Потому что все за эту болтовню имеют. И море, и фрукты, и женщин. А мы с тобой тут…
— Он что, не замолкает?
— Замолкает. Иногда. Когда спит.
— Точно, идиот. Полный! Беспросветный! С осложнением на речевое недержание…
— Снять наблюдение?
— И ты тоже идиот! И тоже беспросветный. Хоть и с майорскими погонами. Усилить наблюдение! Вдвое усилить! Втрое! И за ним, и за Машкой его. И за каждым тараканом в его комнате. Слушать! И искать!
— Что искать?
— Не знаю, что искать. Но только искать! Не может «папа» приглашать на аудиенцию шизофреников. Или если может, то это какие-то особые шизофреники, которые вместо Канатчиковых, Наполеонов, Цезарей и Николашек запросто умеют беседовать с настоящими руководителями государства. Или это я с ума свихнулся. И скоро тоже начну с кошками беседы разговаривать. Искать! Или я из всех вас душу выну!..
Ну не любил начальник президентской охраны загадки. Особенно те, которые не умел разгадать с первого раза. И особенно эту, где умалишенные безработные ночами в квартирах болтают с кошками, а днями в Кремле с Президентом, которого ему положено охранять. И оберегать от опасных сюрпризов…
Глава 22
Проворовавшийся прапорщик Игнатьев сидел на жестких, отполированных спинами нарушителей дисциплины нарах в камере-одиночке гарнизонной гауптвахты. Уже шестой день сидел. И с ностальгией вспоминал свой уютный снарядный склад. Где так хорошо было расположиться в каптерке подле кипящего кипятильничка и вскрытой банки тушенки. Эффектно сидя на табуретке, сделанной из пустой гильзы от крупнокалиберного снаряда. И чего не жилось? Приторговывал бы себе помаленьку облюбованными местным населением снарядными ящиками и краской. Так нет, потянуло на большее. Идиот. Теперь того и гляди подведут под трибунал И прости-прощай, зеленка-кормилица с портупеей через плечо. Здравствуй, черная телага с номером над левым карманом и того же цвета кепи на макушке Здравствуй, зона. Там даже эти нары раем покажутся
Жалко прапора. Сгорел прапор. Как тот кумулятивный снаряд.
Правда, с другой стороны, прямых доказательств у них нет. Вообще ничего нет, кроме недостачи, которую он не успел вовремя замазать. Но есть желание посадить. Чтобы поднять процент раскрываемости. Хорошо его коллегам, которые на продуктах сидят. Или вещевом довольствии. Там всегда недостачу на крыс списать можно. Или пожар. А у него даже пожара быть не может. Потому что он от того пожара убежать не успеет.
В замке загремели ключи.
— Давай шагай! — раздался грубый голос надзирателя.
— Куда шагай?
— Куда видишь, шагай.
— Не пойду. Без прокурора не пойду!
Короткий удар чего-то твердого в дверь.
— Руки!
— Ишь, нежный какой.
Дверь с лязгом отворилась. И в камеру влетел заключенный. Так влетел, что остановился, лишь уперевшись в противоположную стену.
— Козлы! С ключами! — заорал он.
— Не возникай. А то еще раз споткнешься, — упредил надзиратель, захлопывая дверь.
— Выйду на волю, всем хари начищу — пообещал вновь прибывший нарушитель дисциплины. — У меня память на хари феноменальная.
— Да ладно ты. Он-то при чем?
— Да они при том! — и, словно впервые увидев сокамерникa протянул руку. — Гена. Балашов. А ты?
— Прапорщик Игнатьев. То есть я хотел сказать, Саша.
— За что, упекли, Сашок?
Прапорщик пожал плечами.
— За что посадили?
— За недостачу.
— Шинели налево сплавлял?
— Ничего я не сплавлял. Я снарядами заведоваал. А тут вдруг недостача.
— Не повезло. Со снарядов какой навар. Кроме головной боли. Вот кабы на тушенке. Или на худой конец на патронах… А шьют что?
— Продажу.
— Чего продажу?
— Того, что имел. Снарядов.
— Они что, с ума съехали? Кому снаряды нужны?
— Я им то же самое говорю. А они знай себе талдычат — кому реализовывал…
— А ты что, действительно реализовывал?
— Да нет, конечно.
— Жаль.
— Почему жаль?
— А я знаю, где в одном месте боеприпасы бесхозные. Штабелями. Просто не думал, что они кому-нибудь могут быть нужны.
— Какие боеприпасы?
— Разные. Какие только можно представить. Бери не хочу… А тебе я так скажу, ни хрена они против тебя не сделают. Кишка тонка. Улик нет, свидетелей нет, денег нет. Я думаю, они даже дела не начнут. Так, постращают, поизголяются и отпустят. Уволить, конечно, уволят, а больше ничего.
— Не отпустят. Прокурор оказал: не отпустят.
— Прокурор сказал? Ну, значит, ты под кампанию попал. Борьбы за сохранность военного имущества. Или еще какую-нибудь. Тогда засудят. Для примера другим. Тогда, пока не поздно, следователю надо в лапу дать.
— Чего дать?
— Денег дать. Чтобы он следствие рассыпал. Ему это — раз плюнуть. Тем более в твоем случае. Где все белыми нитками.
— Чтобы дать — надо иметь.
— Продай что-нибудь.
— Как я могу что-нибудь продать, когда я здесь сижу.
— Тоже верно. Ладно, не дрейфь, придумаем что-нибудь. Твое дело — плюнуть и растереть. Не то что мое.
— А тебя за что?
— Я дочь командира изнасиловал.
— Да ну?!
— А кто ее, проститутку, не насиловал? Разве только третий взвод. Потому что он постоянно в командировке. А козла отпущения решили сделать из меня.
— Почему из тебя?
— Потому что папаша узнал, что она беременна. И ухватил за зад первого попавшегося, который в это время на ней лежал.
— И что?
— А ничего. Сказал — или женись, или под трибунал!
— А ты?
— Лучше под трибунал! Я что, самоубийца, всю жизнь под ее папашей ходить? Там знаешь какое семейство? Лучше пять лет дисбата. В большеземельной тундре.
— Не повезло.
— Это точно. Тем более еще этот сын полка.
— А может — дочь полка?
— Может, и дочь. Один хрен — коллективное творчество…
Сокамерники замолчали. И снова заговорили только на второй день.
— Слушай, а ты верно ничего на сторону не продавал?
— Да верно.
— Жаль.
— Отчего жаль?
— Кабы продавал, ты на них наехать мог. Мол, так и так, если с нар не вытянете, настучу на всех. Чтобы по справедливости. Чтобы одному за всю компанию лямку не тянуть. А что, свободно! Кто захочет перед прокурором светиться? Вот тебе и деньги для следователя. Жалко, что ты не продавал.
— Вообще-то маленько продавал.
— Да ну? Кому?
— Да сам не знаю кому. Приезжал тут один. Просил. Я отдал несколько снарядов.
— Зачем они ему?
— Черт знает. Сказал, что комендором служил. Что под Новый год по пьяни салют решил устроить. Бабахнул из главного калибра в божий свет. Салют ему в принципе простили. Но требуют возместить расход снарядов. Говорят, выроди и скажи, что нашел. Вот он и нашел.
— Поди, заливает комендор?
— Может быть. Но он что сказал, то я и повторил.
— Нет, комендор в этом деле не помощник. Ему продали, он купил. И обратно в армию вернул. То есть откуда взял, туда и положил. Тут криминала нет. И денег нет. Вот кабы он их на сторону толкнул. Или кто-нибудь другой. Эти были бы заинтересованы. Эти бы землю рыли.
— Был такой.
— Ну?! Тоже салют надумал бабахнуть?
— Нет. Этот не салют. Только между нами.
— Какой базар?! Ни одна душа! Что я, ударник, что ли?
— Какой ударник?
— Который стучит. По барабану.
— Короче, пришел ко мне один мужик. Гражданский. Плюгавенький такой. С трехдюймовый снаряд без взрывателя. И говорит — ты, что ли, складом снарядов заведуешь? Я ему говорю — ну я. А он — заработать хочешь? А кто не хочет. Давай, говорит, я у тебя с ходу ящик снарядов куплю. А у меня как раз списанные боеприпасы были, которые замокли. Их один хрен выбрасывать, потому что никакими силами не реанимировать. Я их ему и впарил. А он через неделю является с претензиями. Ты, говорит, липу подсунул. Твои снаряды не стреляют. И главное, непонятно, как он в это врубился. Снаружи-то они вполне еще кондиционные. И, главное дело, говорит — я про эту твою проделку начальству сообщу. Или меняй товар на нормальный. Или — или. Я чуть полные штаны не наложил. Честное слово! Но делать нечего, сменил. А ему, видно, понравилось. Снова ко мне. И уже с деньгами! Говорит — раз эти смог списать, то и другие сможешь. И учит, как с накладными химичить. Причем так, чтобы ни одна комиссия носа не подточила. Говорит, полный верняк. Дело сто раз проверенное. Риска никакого, а навар — сумасшедший. Причем все так продумано, что действительно не подкопаться. С какого конца ни зайди. Я и согласился.
— Ну тогда у тебя все тип-топ. Эти тебя вытащат. Этим деваться некуда. Только записку им черкни. И все — гуляй на волю.
— А как же я им записку передам? Когда я в камере.
— Да, с запиской сложнее.
— Ну вот видишь.
— Слушай, у меня тут один кореш есть. Он на раздатке работает. И иногда за забор выходит. Через него передать можно.
— Не. Вдруг записку перехватят?
— Да брось ты! Он чего только с воли не таскал! Он даже баб таскал.
— Нет. Записку отберут, следователям передадут…
— А ты записку не пиши. Ты на словах передай. Ну, чтобы он позвонил куда надо. А они сообразят. Ну не сидеть же здесь! Так ведь они и срок впаяют. А когда до трибунала дойдет, уже вообще ничего не изменить. Им не заржавеет хорошего человека на лесоповал отправить. Давай, решайся. И, знаешь, еще что? Давай мы ему мои снаряды впарим. Их там тыщи! Барыш пополам. Я тогда от комбата откуплюсь. На, скажу, тебе бабки за дочку. Пусть она себе жениха хорошего купит. А? Ну не все ли равно ему, какие снаряды брать. Давай, думай. Только быстрее думай, пока что-то изменить можно. Пока делу ход не дали…
На столе полковника Трофимова зазуммерил междугородный телефон. Звонил тот самый, который должен был послужить громоотводом, майор.
— Здравия желаю, товарищ полковник.
— Здорово, майор. Что там у тебя опять стряслось?
— Я насчет расследования происшествия на артиллерийских складах. Ваше приказание выполнено.
— Какое приказание? Ты о чем там болтаешь?
— То, которое насчет снарядов. Ну, которое вы мне поручили. Две недели назад.
— Каких снарядов? Объясни толком.
— По поводу пропажи снарядов с артиллерийских складов нашего округа. Ну вы еще просили проверить. По моим каналам. На случай возможного теракта.
— Ах, снарядов… И что?
— Вы были совершенно правы. Это не пропажа. Это хищение воинского имущества. В особо крупных размерах.
Час от часу не легче.
— Ты с чего это взял?
— Мы прапорщику, ну то есть подозреваемому, в камеру своего человека подсадили. Он все у него узнал.
— Что узнал? Говори громче. Что он узнал?
— Прапорщик передавал снаряды каким-то гражданским. О чем впоследствии, после представления ему записей и проведения разъяснительных бесед, написал признательные показания. Они сейчас находятся у меня.
— Погоди, погоди. Что передавал? Каким гражданским?
— Наименования и количества передаваемого имущества мы пока не установили. Но у нас есть контактный телефон покупателя, по которому с ними подозреваемый связывался. Мне кажется, что это дело очень перспективное. Если его копнуть поглубже. Но мы не решились без вашего разрешения.
