Блуждающая по территории страны бомба позволяла ему использовать всю возможную полноту власти. И даже большую, чем оговаривала конституция. Пока бомба угрожала стране, позиции Президента были непоколебимы.
Кроме того, новый кризис бил старый кризис. По тому что в стране, где с часу на час может случиться ядерный взрыв, население перестает заботить невыплата зарплат и пенсий и цены на минимальные и максимальные продуктовые корзины. Как говорится, не до жиру — быть бы живу.
Бомба могла стать панацеей от всех государственных хворей. Как тот рекламируемый от кашля, поноса и золотухи панадол. Та бесхозная бомба меняла политическую ситуацию. Но, возможно, меняла не в самую худшую для Президента сторону…
Впрочем, та же самая, блуждающая, как снарядный осколок в живом теле, бомба устраивала и премьера. Примерно по тем же позициям устраивала. Но только если их развернуть в свою пользу. Если, к примеру, вовремя объявить Президента недееспособным. И не способным предотвратить возможность термоядерного взрыва, угрожающего населению страны. И тем сдернуть одеяло на себя…
О том же думал министр внутренних дел. О государственном одеяле, которое можно потянуть и перетянуть. Если потянуть вовремя и с надлежащей силой. Например, блокировав силами подчиненных ему спецподразделений телерадиотрансляционные центры, посредством которых выйти с обращением к жителям страны, которых на местах батальоны патрульно-постовой службы сгонят на площади для демонстрации поддержки нового курса реформ. И которые они непременно поддержат при огневой поддержке вышеозначенных батальонов.
Но даже если не блокировать и не выходить с обращением, то все равно без него, министра внутренних дел, в такой заварухе не обойтись. А это значит, можно затребовать и получить у правительства новые субсидии, права и льготы. И тем подготовить плацдарм для дальнейшего наступления в высшие эшелоны власти…
Более мелкие, но все равно заоблачно высокие политики искали в сложившейся ситуации свои выгоды. Если произойдет атомный взрыв, то вслед за ним или одновременно с ним произойдет еще один взрыв. Взрыв народного недовольства. Который может, если его энергию правильно направить, смести Президента и всех окопавшихся подле него приспешников. И вынести на своем гребне во власть новую когорту управителей. Довольно лишь выступить по радио и телевидению и разъяснить рядовым гражданам, кто управлял страной и управлял ими. И продемонстрировать кое-какие документы… Не страдало в данной ситуации и Министерство обороны. Кроме разве самого министра, которому в будущем раскладе выпадала роль козла отпущения. Если он, конечно, не сумеет вовремя вывернуться. Все прочие высокие армейские чины оставались на местах. Потому что в чрезвычайных условиях армия является единственным гарантом сохранения мира и порядка. И никто с той армией всерьез спорить не решится. А напротив, станет с ней всячески заигрывать и строить ей глазки и прозрачные намеки. Что в перспективе обещает армии достойное ее статуса повышенное материальное и техническое содержание, а ее генералитету новые звания, квартиры и участки под дачи. И если для достижения этих целей нужна бомба — пусть будет бомба…
И уж кто совсем не испугался бомбы — так это разномастная, но единая в своей нацеленности на власть мелкая оппозиция. Для тех, если отбросить сантименты и широковещательную демагогию, бомба могла стать мамой родной. Если успеть опередить Президента и премьера. Если успеть опередить Президента и премьера, то можно ухватить свой, очень жирный кусок пирога. Возможно, самый жирный кусок пирога. И под разглагольствования через средства массовой информации и особенно общероссийские телевизионные каталы о государственной безопасности и заботе о чаяниях населения пропихнуть десятка два с двойным дном законов. И протащить в правительство своих людей. И убрать всех прежних. А если убрать всех неугодных прежних и поставить угодных своих, то это уже будет революция, о которой так давно говорили все, кому не лень. И если бомба неизбежна и способна привести к подобным результатам — пусть бомба будет раньше…
Крупная оппозиция думала чуть иначе, но все равно в том же русле. В русле убыстрения чрезмерно затянувшегося процесса прихода к власти. Крупной оппозиции не была нужна угроза взрыва как таковая, но была на руку любая публично продемонстрированная недееспособность ныне существующего правительства. Пусть даже связанная с неспособностью охранить над лежащим образом ядерный боезапас страны. И даже хорошо, если связанная с неумением охранить ядерный боезапас. Потому что скандал такого ранга не минует ни одни уши и не оставит безучастным ни одного человека. Особенно если его осветить через СМИ и телевидение. Бомба это вам не взятки и не купание с голыми девками в сауне, которые затрагивают только взяткодателей и взяткополучателей и любителей дурно пахнущего пара. Это то, что касается каждого гражданина страны. И если верно использовать промашку правительства и Президента, и если найти компромисс с армией и здравомыслящими людьми в силовых министерствах, то…
— Странно, — сказал вечером своей жене один из руководителей российского телевидения. — То неделями не тревожат, то налетают как голодные собаки. Все и в один день.
— Кто налетает? — переспросила жена.
— Все налетают. От представителей Президента до генсеков партии любителей пива. Все. И в один день. Все свидетельствуют свое почтение, интересуются, нет ли проблем, и предлагают свою помощь. Видно, что-то произошло там, в высотах власти. Видно, случилось что-то такое, что может разрешиться в том числе и с помощью телевидения. Или только телевидения…
Вот как все повернулось. С бомбой. И не с бомбой.
Всех она устроила. Та похищенная из арсеналов Вооруженных Сил ядерная смерть. Всем оказалась выгодна. Тем или иным боком.
И Президенту.
И премьеру.
И министрам плаща и кинжала. И более мелким правительственным чиновникам.
И оппозиции.
И даже президенту Соединенных Штатов Америки. Всем она обещала принести свои политические дивиденды. В случае угрозы возникновения взрыва. Или политические дивиденды в случае взрыва.
Всем! Кроме разве народа, которому предстояло в том взрыве погибнуть…
Глава 63
— Пора, — сказал Мозга. — Уже пора перестать брать на понт. Уже пора начинать ладить дело…
— Когда?
— В следующую субботу…
Время в стране потерянной атомной бомбы начало обратный отсчет…
Глава 64
Саморазжалованному из полномочных, чрезвычайных и особо приближенных к телу его высочества шейха озер, песков и нефтяных скважин представителю была назначена встреча. С Куратором. Куратор для Резидента есть главное и нередко единственное за всю его карьеру лицо, через которое он имеет возможность сноситься с Конторой. От него он получает задания, инструкции, специмущество, деньги, благодарности. С ним он советуется и ему высказывает свои сомнения, жалобы и протесты. Кто стоит за Куратором и над Куратором, рядовой Резидент узнает очень редко. И узнать не стремится, чтобы спокойней спать и чтобы просыпаться…
Встреча состоялась в назначенное время в назначенном месте. И встреча озадачила.
Нынешний Куратор не был похож на Куратора. Это Резидент понял сразу. По его внешнему облику, по манере держаться, разговаривать и особенно по теме разговора. Тема разговора выходила за пределы компетенции просто Куратора. Тема этого разговора касалась не деталей операции, не требуемого для ее осуществления вещевого и материального снабжения, а ее сути. А сутью была бомба.
— Ты уверен, что они располагают изделием? — Вопрос чей угодно, но не Куратора, которому надлежит только узнавать, передавать ответ по инстанции и возвращать высокое мнение в низы…
— Уверен.
— Почему?
— Я прослушивал встречу.
— Но ведь ты ее не видел, ты только слушал.
— Этого вполне достаточно. Он говорил с абсолютной уверенностью в своих возможностях. И с абсолютной готовностью использовать эти возможности. Это не были просто слова. Это были вполне конкретные предложения.
— А если он блефовал? Если обманывал ради достижения каких-то своих целей?
— Зачем? В их среде обманывать не принято. Своих не принято. В их среде обман своих карается смертью. Если он блефовал, то блефовал жизнью. И ничего не выигрывал взамен. Кроме того, я имел дело с его людьми во время оперативной разработки подходов к объекту. И убедился, что они не бросают слов на ветер. Они говорят только о том товаре, который у них имеется в наличии. Это не блеф.
— Значит, бомба уже есть?
— Есть.
— И он способен ее взорвать?
— Уверен. Он способен ее взорвать, потому что обещал это сделать. Публично обещал. Ему нет хода назад. Ему не простят его заявлений, не подтвержденных действием.
Куратор, который не был Куратором, задумался. Уверенность Резидента в своих словах была очень серьезным аргументом в пользу опасности. Резиденты редко ошибались в выводах. Потому что проводили расследование лично, не передоверяя его многочисленному низовому аппарату. И могли лучше, чем кто-либо, судить о сути проблемы. И еще потому, что отвечали за результат не погонами, а головой.
Но даже если предположить, что Резидент заблуждается, то в данном конкретном случае лучше перестраховаться. Ведь разговор идет не о партии наркотиков, не о коррумпированном регионального уровня чиновнике и даже не об угрозе покушения на высокопоставленного члена правительства — о бомбе. Об атомной бомбе. Она касается всех.
— Как можно установить местонахождение изделия?
Это тоже был вопрос не Куратора. Куратору довольно было переадресовать его своему начальству. Это был вопрос начальства. Или начальства того начальства.
— Не знаю. Я не смог проследить путь транспортировки изделия.
— Как, по-твоему, можно установить местонахождение изделия в принципе?
— Быстрее всего?
— Как можно быстрее.
Резидент секунду посомневался, но все-таки сказал:
— Если как можно быстрее — то обратиться за помощью к Президенту, перекрыть все дороги, проверить все машины и все железнодорожные составы силами милиции, военных и пограничников.
«Куратор» внимательно посмотрел в глаза Резиденту. Который догадался, что он не Куратор. И сказал об этом вслух. Потому что сказал о Президенте.
Играть втемную дальше было глупо. И изображать Куратора — тоже глупо. Есть ситуации, когда приходится снимать маски.
— Президент отказывает во встрече.
— Надо довести до него суть проблемы.
— Он знает суть проблемы.
— И?..
— И отказывает во встрече.
— Но это значит…
— Это ничего не значит. Кроме того, что я сказал. Кроме того, что Президент по неизвестным нам причинам отказывает во встрече.
— Тогда я затрудняюсь…
— Почему ты исключил из способов доставки воздушные носители?
— Бомбу можно сбросить либо с борта военного штурмовика — которые охраняются и которые по причине отсутствия горючки практически не летают. Либо с вертолета — что не может гарантировать точности попадания. Кроме того, самолет или вертолет возможно сбить на подлете силами ПВО. Сразу после легализации намерений. Нет, авиационные средства доставки не могут использоваться для шантажа. Только для внезапной атаки. Для шантажа может быть пригоден только заранее доставленный на место и укрытый от посторонних глаз заряд. Для этого более всего подходят большегрузные автомобили и железнодорожные контейнеры. Скорее всего автомобили. Так как они маневренной и их можно оставить в любом удобном месте.
— Согласен. В данном вопросе наши выводы сходятся.
— Тогда еще один сравнительный вопрос — где предположительно он собирается провести взрыв?
— В любом крупном городе в средней полосе России. Они не рискнут везти заряд через всю страну. И не станут выбирать маленький населенный пункт, взрывом которого никого не напугаешь. Они будут выбирать крупный город.
— Миллионник?
— Миллионник. Ну или хотя бы пятисоттысячник.
— Значит, один из ближайших к месту сходки городов-миллионников.
— Почти наверняка — да.
Объект поиска и направление поиска были определены. Оставалось детализироваться по частностям.
— «ЗИЛы» и «газончики» исключаем?
— Да. Только большегрузы. Только тентованные «КамАЗы», «МАЗы». И обязательно контейнеровозы и холодильники. Они для этих целей удобнее всего.
— Добро. Рассматриваем только большегрузы свыше десяти тонн.
— Теперь место назначения…
Разведчики развернули обычную большемасштабную политическую карту страны. И, воткнув в место сходки иглу циркуля и раздвинув его на тысячу километров, очертили круг. Расстояние в тысячу километров они выбрали произвольно, исходя из того, что чем больше расстояние, тем выше шансы нарваться во время дороги на какое-нибудь опасное приключение.
В двухтысячный круг попали несколько городов с населением, превышающим триста тысяч жителей.
Внутри круга были выделены наиболее добротные дороги. Везти атомную бомбу по проселкам, рискуя застрять с нею где-нибудь в грязевой луже, никто не станет. Для такого груза требуется гладкая и широкая дорога.
Итого — несколько городов и несколько десятков соединяющих их магистралей. Это были уже те масштабы, которые Контора могла освоить самостоятельно. Без помощи Президента. По крайней мере могла попробовать освоить.
К посту ГАИ подошел человек. Очень добротно и богато одетый человек.
— Здорово, служивый, — сказал он.
— Чего надо?
— Поговорить, Узнать, как ваша жизнь придорожная.
— Нормальная жизнь. Говори, чего надо?!
— С начальством поговорить.
— Начальство там, в будке спит. Тревожить не велело. Так что со мной говори.
— С вами не получится. Это дело выходит за пределы вашей компетенции.
— Компи… чего? Откуда ты знаешь мои пределы? Может, у меня и не такие пределы… но такие пределы, чтобы вот сейчас тебя… Ну-ка предъяви документы…
Разговор принимал нежелательный оборот.
— И все же это дело компетенции вашего начальства. Потому что это очень денежное дело. И если это денежное дело его минует, то я не знаю, как он расценит ваше упорное нежелание…
— Так бы сразу и говорил. Я сейчас…
Начальство, по привычке спавшее между двумя выключенными по случаю лета электрическими «козлами» под курткой на лавке внутри поста ГАИ, громко выразило свое недовольство по поводу того, что его потревожили. В приличествующих случаю выражениях.
— Ну ты че… в натуре, ефрейтор Михайлов… совсем, что ли… старшего по званию… вообще…
— Товарищ старший лейтенант, тут вас просят.
— Кто… Кому делать… Если меня разбудить… И ты тоже… ефрейтор Михайлов.
— Он говорит, что по делу. Денежному.
— Ну так бы сразу и сказал…
Начальник поста накинул на плечи куртку и, громко зевая и поеживаясь, сел на лавку.
— Зови.
Незнакомец прошел в будку.
— Ну, че надо?
— Надо? Помощи надо.
— Задавил кого? Если до смерти задавил, то тогда не договоримся. Тогда — по закону. Тогда протокол, опознание, задержание…
— Нет. Никого я не давил. Тут дело совсем другого рода. Тут дело деликатное.
— Ну?!
— Понимаешь, кинули нас.
— Нынче всех кидают. Ты мне не жалуйся. Ты мне дело говори. А то я при исполнении. Мне порядок на дорогах обеспечивать надо. Нарушителей ПДД ловить. А ты отвлекаешь меня посторонними, понимаешь, разговорами.
— Я и говорю — кинули нас. Умыкнули товар на миллион долларов.
— Ну! На миллион баксов — это круто.
— На миллион! И если вы поможете отловить и наказать преступников, двадцатую часть возвращенной владельцам суммы они готовы пожертвовать на нужды работников дорожно-постовой службы. В наличных долларах.
— Десятую.
— Почему десятую?
— Потому что по справедливости. Потому что вы получите девять десятых. А если мы не станем искать — ничего. Мы получим гораздо меньше, хотя спасем всё. А могли бы забрать все.
— Хорошо, я согласен.
— И штуку сейчас. Авансом. Мне.
— Сейчас?
— Сейчас! Сами понимаете, мне придется перегруппировывать силы личного состава, усиливать меры по обеспечению надзора за транзитным автотранспортом, возлагать на личный состав и себя дополнительную ответственность… Нам придется работать! Может быть, задарма работать. В общем, сейчас, и штуку.
— Хорошо.
— Кого нужно проверять?
— Все большегрузные машины, следующие в направлении… Особенно тентованные «КамАЗы», контейнеровозы и рефрижераторы. И особенно машины, идущие малой скоростью в сопровождении нескольких легковушек. Малая скорость и легковушки сопровождения — один из главных признаков интересующего нас транспорта.
— Понял. Не дурак. Стекло едет. Или какая-нибудь электроника. Угадал?
— Почти. Но разбиться действительно может.
— Что делать с машинами?
— Убедиться в наличии груза.
— Нам что, пломбы придется ломать? Тогда еще десять штук. За возможный скандал. Водители до пломб, знаете, какие нервные…
— Ничего ломать не придется. Надо поднести к машине вот этот детектор. Если стрелка отклонится, значит, там находится тот груз, который мы разыскиваем.
— Он что, радиоактивный, что ли?
— Да, чуть-чуть. Мы на всякий случай пометили его радиоизотопами.
— Изотопами? А от них ничего такого не будет? Личный состав не пострадает? В смысле свободной от несения службы жизни?
— Нет. Это исключено. Дозы слишком малые, чтобы нанести какой-либо ощутимый вред здоровью…
— Тогда еще полштуки. Мне. И сейчас.
— За что?
— За то самое! За лечение личного состава. И компенсацию. В случае утраты трудоспособности. А то одному моему знакомому, когда на переподготовку в Чернобыль посылали, тоже говорили, что ничего страшного. И точно — ничего. То есть совсем ничего. То есть полный — ничего…
— А почему вам, а не им?
— Потому что за этот вверенный мне пост отвечаю я.
— Хорошо. Еще полштуки…
Сделка была заключена. На этом посту ГАИ. И еще на полусотне постов ГАИ. И еще был заключен договор с десятью охранными фирмами, которые взялись разыскать утраченный груз за те же десять процентов от его стоимости. И выплачен аванс работникам железнодорожных контейнерных станций нескольких крупных городов.
Сделки были заключены. Ловчая сеть заброшена. Оставалось ждать улова.
Глава 65
Команда Президента просчитывала круги на воде. От камня, который еще не был брошен. Но мог быть брошен в любое следующее мгновение. Круги получались многочисленные. И расходящиеся по всему миру. От Москвы до Филиппин включительно. Потому что такой величины был камень. На несколько мегатонн был камень…
— А если попробовать остановить инцидент? — высказывал предположение один.
— Остановить не хитрость. Хитрость — когда остановить. Сейчас — значит упустить инициативу из своих рук и передать в руки оппозиции. И что самое плохое — скрытой оппозиции, которая пока еще никак не проявила себя, терпеливо ждет своего часа. Дать им такой козырь значит подтолкнуть во власть. Их позиция будет неуязвима — нынешний Президент допустил чрезвычайное, связанное с атомным шантажом происшествие. Значит, такому Президенту лучше передать свои полномочия новому Президенту, который сможет гарантировать, что подобный инцидент не повторится. Сможет защитить гарантированные Конституцией гражданские права. Отсюда следует вывод, что при преждевременном принятии мер угроза поражения максимальная. Тихие победы не способствуют повышению престижа руководителей.
— Да, раньше времени высовываться убыточно.
— И позже нельзя. Когда, к примеру, взрыв уже прозвучит. Надо тогда — когда надо. Ни раньше, ни позже.
— Выигрышней всего, когда шантаж будет легализован. Когда стране будет предъявлен ультиматум. В этом случае, если Хозяин сможет нейтрализовать угрозу, его рейтинг повысится на много пунктов.
— На сколько?
У президентской команды разговор был конкретный. И опирался не на предположения, а на статистику и прикладную математику.
— Среди городской интеллигенции процентов на 60, возможно, даже и 70. У работников бюджетной сферы — на 52–54. У рабочих — на 45–47… Наибольший результат будет достигнут в регионах угрозы, то есть тех, населению которых взрыв будет угрожать непосредственным образом… В любом случае отведение ядерной опасности от населения и страны в целом способно вывести рейтинги Хозяина на передовые позиции со значительным отрывом от всех прочих кандидатов. И обеспечить ему популярность на последующие несколько лет. Если он, конечно, сможет предотвратить взрыв.
— А если нет?
— То будет наблюдаться обратная тенденция. У городской интеллигенции… У работников бюджетной сферы… У бизнесменов… В центральных областях… По регионам…
— Это если не успеть ввести в стране чрезвычайное положение.
— Да. Если не успеть ввести. Если успеть, то вся полнота власти перейдет к главе государства. Вне зависимости от того, что покажут рейтинги. Только надо успеть объявить чрезвычайное положение до того, как оппозиция объявит Хозяина низложенным. Нужно успеть использовать сложившееся положение дел в свою пользу. Чуть раньше, чем его используют в свою пользу другие. Здесь кто успеет первым — тот и будет прав.
— Значит, надо заранее подготовить пакет документов, регламентирующий новый порядок вещей с точки зрения его соответствия существующему законодательству.
— Уже готовится.
— Существующее законодательство вряд ли позволит аргументировать безболезненный переход к диктатуре.
— Позволит. Закон что дышло… Особенно если готовиться к интерпретации его статей заранее.
— Зарубежные страны и международные организации? Как они отнесутся к нарушению прав человека?
— Нормально отнесутся. Примут чрезвычайное положение как данность. И почти наверняка поддержат, в том числе субсидиями. Права человека интересуют их лишь до тех пор, пока они не ущемляют прав граждан их стран. А когда ущемляют, они перестают говорить о человечестве в целом и переходят к более понятным их населению темам патриотизма и национального процветания. Им важно будет остановить угрозу повторных взрывов. Ради этого они пойдут на любой компромисс с теми, кто может это обеспечить.
— Или попытаться взять страну под международный контроль.
— Но с соблюдением видимости невмешательства во внутренние дела. Мы не Югославия. Мы слишком велики, чтобы пытаться нас проглотить. Если они решатся ввести войска для контроля за территорией хотя бы центральных регионов, они разорятся на одном их прокорме. Нет, они будут искать опору на существующую власть, которая сможет доказать свою дееспособность. Они поставят на того, кто окажется сильнее в драке за власть. В идеале — они поставят на Хозяина. Как ставили уже неоднократно.
— Добро. Тогда формулирую следующий вопрос. Как можно удержать Хозяина на плаву, если попытаться предупредить теракт? И как предупредить теракт с наименьшими для него потерями?
— Блокировать подходы к потенциально угрожаемым объектам. Попытаться арестовать организаторов данного преступления. Для чего мобилизовать силы милиции. Безопасности и армии.
— Аргументируя это угрозой возможного атомного взрыва? Которую своим неразумным правлением допустил Хозяин?
— Нет. Про атомную угрозу упоминать нельзя. Можно про полномасштабную борьбу с преступностью. Это начинание население поддержит. И отобразит в рейтингах.
— Но перекрытие всех транспортных магистралей — это чрезвычайное положение! Причем слабо аргументированное для подобных масштабов действия. Борьбу население, конечно, поддержит. Но не поддержит мелкие и крупные бытовые неприятности, причиненные этой борьбой. Не поддержит транспортные пробки на дорогах, досмотр грузов.
— Предлагаю еще одну версию. Блокирование транспортных артерий нарушит схемы распределения грузопотоков. Пострадают посредники. Пострадает недополучившая налоги казна.
— Кроме того, понесет убытки иностранный капитал. Я хочу напомнить, что на сегодняшний день экономика страны всецело зависит от продуктового и вещевого импорта. Мы сидим на крючке. На их крючке. Если мы начнем задерживать и проверять, то есть не формально, а по-настоящему проверять весь поступающий в страну и вывозимый из страны и передвигающийся по стране груз, мы очень скоро выявим его истинную сущность и назначение. Мы узнаем, что они ввозят сюда и что они вывозят отсюда. Не по документам, а на самом деле. И вынуждены будем на выявленные таможенные и прочие нарушения как-то прореагировать. Они потерпят убытки. Разразится скандал, после которого они могут свернуть поставки. Чтобы поставить нас на место. И получить все те возможности, которые они имеют сегодня. Сворачивание продуктовых поставок вызовет голод. Вызовет недовольство. И вызовет отставку Хозяина.
На недовольство, выказываемое на местах, придется отвечать непопулярными мерами. В худшем случае чрезвычайными мерами. Но мерами, принятыми не против угрозы ядерного взрыва, а против населения. Что население, естественно, не простит.
Из чего можно сделать предварительные, вчерне выводы.
Предупреждение угрозы взрыва до его общенациональной легализации не проходит. Без убытка для президентского рейтинга не проходит. При неопределившейся и не доведенной до сведения широких масс населения опасности принимать серьезные меры по ее ликвидации политически убыточно. Вскрывать невызревший и пока еще не болящий нарыв значит не получить никакой благодарности от пациента. Но обязательно публично высказанное неудовольствие за испорченный внешний вид и мучения, доставленные операцией. Чтобы быть благодарным, пациент вначале должен пострадать и очень сильно испугаться. Тогда он сможет в должной мере оценить проявленную о нем заботу. При этом чем больше он испугается, тем большую степень благодарности выкажет. В избирательных бюллетенях выкажет…
Нарыв должен вызреть. Должен стать болезненным. И должен заставить страдающего пациента обратиться к помощи врача-спасителя. Врача-избавителя. Самому обратиться…
Отсюда общий вывод может звучать следующим образом — предупреждать угрозу ядерного шантажа с точки зрения достижения наиболее желаемого политического результата нецелесообразно…
Президенту нецелесообразно.
И силовикам нецелесообразно.
И оппозиции нецелесообразно. И даже заокеанскому ЦРУ нецелесообразно.
Всем нецелесообразно.
Вот таким вот образом. Если желать получить требуемый результат. Если стремиться к этому результату. И если проверять политику не эмоциями, а алгеброй.
Глава 66
Машины вышли из известного Мозге места. По команде Мозги вышли. Два тентованных «КамАЗа», загруженные песком. Поверх которого, в специально устроенных выемках, лежали бомбы, укрытые брезентом. Поверх брезента снова был насыпан песок. Именно так саперы перевозят взрывоопасные предметы. Именно так они посоветовали Мозге перевозить то, что он собирался перевозить.
Саперы не знали, о какого рода взрывоопасном изделии идет речь. Они исходили из имеющегося у них опыта, который был совершенно неприменим к атомному оружию. Атомные бомбы от случайного сотрясения не взрываются. Атомные бомбы взрываются только от злого умысла.
«КамАЗы» сопровождали четыре иномарки, набитые вооруженной до самых фикс братвой. И микроавтобус, где были оборудованы спальные места для водителей, которые ни в коем случае не должны были переутомляться. Еще в одной иномарке передвигался «банкир» с разрешающими проезд по всей территории страны ксивами и двумя полными «дипломатами» денег, которые могли пригодиться там, где окажутся бессильными ксивы. Потому что те, кто не принимает всерьез бумаги с печатями, взамен них с удовольствием принимает бумаги с водяными знаками. А если не принимают бумаги с водяными знаками, принимают зеленые бумаги с водяными знаками.
— Машины вышли на трассу, — передали по мобильному телефону сопровождающие.
— Машины на трассе, — доложил главный подручный самому Мозге.
— Добро. Передай, пусть следуют к месту назначения. И держи меня в курсе. Постоянно держи в курсе. Эта колонна для меня сейчас самое главное.
«КамАЗы» шли медленно. Не больше сорока километров в час. Так приказал Мозга. А его слово было надежней установленных на ходовую часть ограничителей скорости. Его приказы исполнялись буквально. До слога. Или, как в данном случае, до километра.
— Проследовали поселок Светлый.
— Проследовали Светлый.
— Свернули на объездную дорогу.
— Свернули на объездную.
— Перевалили через железнодорожный мост.
— Мост…
Сзади ползущей малой скоростью колонны то и дело пристраивались шустрые и до истерики нервные легковушки. И, не имея возможности разогнаться, отчаянно сигналили и пытались пойти на обгон. Но, внимательно присмотревшись и заметив одинаково мощные и одинаково бритые затылки на заднем сиденье последней машины, и идущей впереди нее машины, и еще одной, затихали. И ехали с той же скоростью. «Затылки» это тебе не ГАИ. Эти способны отобрать не только права.
Пост ГАИ. Остановка. Показ документов. И дензнаков. И в отдельных случаях зеленых дензнаков. Документы в порядке. Путь свободен.
Поворот…
Населенный пункт…
ГАИ…
Еще одно ГАИ.
— Путевой лист, — потребовал сержант, — и права.
Двое других обошли грузовики с бортов, проверяя качество шнуровки.
— Что везем?
— Песок.
— Куда везем?
— В Москву.
— Зачем везти песок за две тысячи километров?
— Это хороший песок.
— Покажите груз.
— Зачем смотреть песок? Песок он и есть песок.
От легковушек, лениво накидывая на плечи одинакового покроя кожаные куртки, фронтальной колонной выдвигалась братва, которая давно уже разучилась бояться людей в форме, которым давно уже было, что милиционер, что бездомная кошка.
