Спецотдел Ноя Бишопа (№4) - Послание из ада (Одержимая)

– Значит, есть какая-то причина. У всего на свете есть причина.

– Ты хочешь сказать, мое подсознание мешает мне вспомнить? Но почему?! Я подробно помню, как он издевался и мучил меня, а какой-то звук – забыла… Ведь это просто звук, Мэгги!

– Я не знаю, – мягко ответила она. – Но мы это узнаем. Обязательно узнаем, обещаю. – Мэгги пошевелилась на стуле. Холлис показалось – она услышала, как Мэгги судорожно сглотнула, но голос, к которому она уже начинала привыкать, звучал по-прежнему спокойно, почти безмятежно.

– Давай начнем сначала, Холлис. Можешь ты по порядку рассказать мне все, что случилось с тобой с того момента, когда он тебя схватил?

– Да, – ответила Холлис. Ее пальцы пошевелились и крепко стиснули ладонь Мэгги. – Могу. Теперь могу.

Палата, в которой лежала Холлис Темплтон, находилась в конце длинного и необычно тихого коридора на третьем, самом спокойном этаже больничного здания. Врачи считали, что постоянный шум и суета, царившие в коридорах других этажей, могут повредить их пациентке. Должно быть, поэтому Джон поймал себя на том, что старается ступать как можно осторожнее.

Он дошел до угла, никого не встретив. Но стоило свернуть, как он тотчас остановился и попятился. В коридоре, привалившись спиной к стене у двери палаты Холлис, стояла Мэгги. Голова ее была низко опущена, и курчавые рыжие волосы скрывали лицо. Даже издалека Джон отчетливо видел, как плечи ее вздрагивают от рыданий.

Прежде чем она успела заметить его присутствие, Джон снова отступил за угол и вернулся по коридору к дверям комнаты ожидания. Он был глубоко потрясен, хотя из упрямства не хотел себе в этом признаться.

Колдовство? Магия? Нет, понял он, то, что делает Мэгги, – это не магия и не дешевые психологические трюки, которыми в базарный день развлекают толпу угадыватели мыслей, гипнотизеры и прочие мошенники. Не важно, действительно ли ее способности относились к области паранормального, как утверждал Квентин, или же она была наделена природной наблюдательностью и интуицией, которые помогали ей угадывать подлинные чувства других людей. Главным – и бесспорным – было то, что Мэгги по-настоящему страдала вместе с теми, кому пыталась помочь, и Джон впервые задался вопросом, имеет ли он право требовать от нее подобной самоотверженности.

Потом Джон задумался, почему Мэгги все-таки делает это, почему она выбрала путь нечеловеческих страданий – пусть и ради благородной цели. Он, разумеется, мог нанять лучших частных детективов, которые раскопали бы для него все прошлое Мэгги и в конце концов отыскали бы причины столь нерационального поведения, но собирать информацию подобным образом было не в его правилах. Рыться в чужом грязном белье, считал он, далеко не самый лучший способ установить отношения взаимного доверия и сотрудничества.

И Квентин, и Кендра в один голос утверждали, что мотивы, побуждающие Мэгги снова и снова всходить на Голгофу, должны быть очень мощными. Теперь Джон убедился в этом. Чтобы добровольно подвергать себя подобным мучениям, просто необходимо было иметь веские причины.

Но какие? Что заставило чувствительную, тонкую, умную, художественно одаренную женщину изобрести для себя столь изощренную пытку?

Засунув руки глубоко в карманы куртки, Джон стоял в больничном коридоре и ждал. Он знал, что только Мэгги может ответить на эти вопросы, но она вряд ли захочет обсуждать их с малознакомым человеком.

Джон так глубоко задумался, что не услышал, как к нему подошла Мэгги. Когда она заговорила, он невольно вздрогнул.

– Что ты здесь делаешь? – спросила она.

На ее лице не было никаких следов недавних слез, только глаза слегка покраснели и припухли да возле губ залегла горькая складка. Вот и все, что осталось от недавней бури эмоций, невольным свидетелем которой стал Джон.

– Я позвонил в участок, и Энди сказал, что ты, вероятно, здесь – разговариваешь с Холлис Темплтон. Кстати, он тоже звонил тебе, но не мог дозвониться.

– Я выключила мобильник. Я всегда выключаю его во время бесед с пострадавшими. – Ее голос звучал сухо, деловито, но в глазах еще сквозила печаль. – Но твое послание я получила, – добавила она. – Я как раз собиралась в полицию, чтобы встретиться там с тобой.

Джон кивнул.

– Что ж, наверное, будет лучше, если мы отправимся туда как можно скорее.

– Что нибудь случилось?

Джону не хотелось быть первым, кто сообщит ей тревожные новости, но выхода не было.

– Пару часов назад в участок сообщили, что пропала молодая женщина. Ее муж вернулся из деловой поездки и обнаружил, что в доме никого нет, а входная дверь распахнута настежь. Полиция считает, что это Окулист.

Мэгги вздрогнула.

– Ты чего-то недоговариваешь, – медленно сказала она. – В чем дело, Джон?!

Джон неловко переступил с ноги на ногу. Он и в самом деле не знал, как сказать ей то, о чем сообщил ему Энди.

– Ну?!

– Она была беременна. Месяцев шесть, может быть, немного больше…

Когда Мэгги ушла, Холлис так и осталась сидеть в кресле у окна. Она чувствовала себя совершенно измотанной, разбитой, выжатой досуха. Подробный рассказ о том, что ей пришлось пережить, перечисление всех омерзительных и страшных подробностей нападения, о которых она не хотела и боялась вспоминать даже наедине с собой, отняли у нее последние силы. Впрочем, Холлис не могла не признать, что чувствует себя все же несколько лучше, чем рассчитывала, словно Мэгги взяла на себя часть ее боли и стыда.

Да, теперь Холлис могла признаться себе, что ее эмоциональное состояние заметно улучшилось. После разговора с Мэгги на нее неожиданно снизошел покой, страх отступил, и она почти поверила, что жизнь вовсе не кончена, что с ней еще может произойти что-то хорошее.

«И все это – благодаря ей».

– Благодаря Мэгги?

Холлис уже почти привыкла. Беседы с собственным воображением больше не пугали ее и даже казались почти естественными.

«Да».

– Ты хочешь сказать, потому что она выслушала меня? Я выговорилась и…

«Нет. Она забрала твою боль».

Холлис нахмурилась.

– Что это значит, мисс Галлюцинация?

«Она забрала твою боль, унесла с собой. Разделила на двоих, чтобы тебе стало легче».

– Разделила на двоих?.. А-а, понимаю, это такое выражение! Ведь не хочешь же ты сказать, что она способна физически страдать вместо меня!

«У нее есть дар, уникальная способность чувствовать чужую боль. Именно поэтому я и хотела, чтобы ты встретилась с ней. Так ты скорее исцелишься».

– То есть она все чувствовала?

«Да».

Холлис вздрогнула от ужаса. Она никому бы не пожелала такой боли, какую испытывала, уж, во всяком случае, не Мэгги, которая хотела ей помочь.

– Проклятье! – пробормотала она. – Почему ты меня не предупредила?

«Я не могла. А Мэгги не стала бы. Мы обе знали, ты сделаешь все, чтобы не причинить ей боль. А Мэгги очень нужно было знать то, что ты ей рассказала».

Неожиданно Холлис осенило.

– Ты ее знаешь? – спросила она, гадая, как такая простая мысль не пришла ей в голову раньше. – Ты знаешь Мэгги?

«Да, – ответила ее галлюцинация. – Я знаю Мэгги очень хорошо».

7

– Мы прочесываем дом буквально дюйм за дюймом, осматриваем окрестности, но пока никаких результатов. Впрочем, это как раз понятно – сегодня будний день, большинство людей на работе, дети – в школах. – Энди так выразительно пожал плечами, что сразу стало ясно: он не верит, что кто-то из соседей мог что-нибудь видеть.

– Как долго отсутствовал муж? – спросил Джон.

– С прошлого четверга. Говорит, что летал на конференцию на Восточное побережье. Мы, конечно, это проверим, но я уверен, что он не лжет. Во всяком случае, сегодня утром он прибыл в аэропорт Сиэтла – это абсолютно точно, и я готов поспорить на половину моей будущей пенсии, что этот парень действительно вне себя от беспокойства. Конечно, мы все проверим, – снова повторил Энди, – но я не склонен рассматривать его в качестве подозреваемого. Он утверждает, что разговаривал с женой вчера вечером, звонил ей из отеля перед самым отъездом. Мы связались с телефонной компанией и с администрацией отеля: такой звонок действительно был. Выходит, женщина исчезла или была похищена в течение последних двенадцати часов. Ее друзья, родственники, знакомые, которых нам удалось разыскать, в один голос твердят, что она не могла уйти из дома или сбежать с любовником. Это была на редкость благополучная, дружная семья.

Прислушиваясь к этому разговору, Мэгги изо всех сил старалась сосредоточиться на том, что говорит Энди, но это оказалось нелегко. Долгая беседа с Холлис утомила ее. Гнев, отчаяние и стыд несчастной женщины, впервые за три недели извлеченные из тайников души, мучили Мэгги как открытая рана. Мэгги знала, что ей необходимо прийти в себя, успокоиться, может быть, даже поспать несколько часов, но у нее не было для этого ни времени, ни возможности.

Оставалось только одно – притвориться, будто она в полном порядке.

– Муж говорит – ее беременность почти не бросалась в глаза. Очевидно, она была из тех женщин, по которым мало что заметно до тех пор, пока не придет пора рожать.

– Он знает, – услышала Мэгги свой собственный голос.

Энди нахмурился.

– Окулист? – спросил он. – Как он мог узнать, если ничего не было видно?

– Он следил за ней. Вероятно, он видел, как она готовится.

– Например, покупает детские вещи? – уточнил Джон.

– Не только. – Мэгги даже не повернулась к нему. – Частые визиты к врачу, перестановки в доме, особый режим дня, включающий долгие прогулки на свежем воздухе. Признаков могло быть много.

– Но Окулист мог не знать, что она именно на шестом месяце, – сказал Энди.

– Может быть, но я за это не поручусь.

Энди страдальчески сморщился и потер шею.

– Пожалуй, я тоже. Впрочем, если Окулист и не знал, что его жертва в положении, то теперь он, конечно, знает. И вряд ли это ее спасет. Я другого боюсь – вдруг у него из башки выпал еще один винтик и он решил, что насиловать беременных гораздо приятнее? О боже!.. Если подтвердится, что Саманта Митчелл попала в руки Окулиста, в городе черт знает что начнется!

Мэгги несколько раз глубоко вздохнула и произнесла, стараясь, чтобы не дрожал голос:

– Ты отлично знаешь, что это Окулист. У Саманты Митчелл нет ни одного шанса… остаться в живых. – Последние слова дались ей с особенным трудом.

– Ну, об этом еще рано судить… – с сомнением протянул Энди.

– Нет, не рано. Холлис Темплтон рассказала мне, как он ее избивал. Кроме того, Окулист вступал с ней в половой контакт по меньшей мере пять раз. В результате мисс Темплтон получила такие серьезные внутренние повреждения, что она уже никогда не сможет иметь детей. Плюс физический и эмоциональный шок, который Холлис испытала, когда поняла, что преступник ее ослепил. – Мэгги покачала головой. – Нет, Энди, не обманывай себя: ни одна беременная женщина такого не выдержит. Для Саманты Митчелл это верная смерть – для нее и для ее ребенка.

– Сам знаю, – огрызнулся Энди. У него тоже было не самое лучшее настроение. – Скажи лучше, сообщила ли Холлис Темплтон что-нибудь полезное?

Мэгги пожала плечами.

– Есть кое-какие подробности, но полиции они вряд ли помогут. Во всяком случае – сейчас.

– А все-таки? – продолжал допытываться Энди.

Мэгги вздохнула и заговорила, стараясь скрыть усталость:

– Кроме мыла «Айвори», Окулист использовал мятную жевательную резинку или жевательные таблетки. Еще она слышала, как он что-то напевал себе под нос, но Холлис не узнала мелодию. Наконец, он уделил достаточно много внимания ее коже и ее собственному запаху.

Джон пошевелился, и стул под ним угрожающе скрипнул.

– Чертов сукин сын!

Мэгги с виноватым видом покосилась на него. Она знала, как нелегко ему слышать все эти подробности и думать о том, что его сестра, быть может, прошла через такие же унижения, через такую же пытку. В подобных ситуациях, считала Мэгги, человеку с воображением лучше совсем ничего не знать, чем знать слишком много.

Потом ей вдруг пришло в голову, что Джон, наверное, спит не лучше, чем она, и что преследующие его кошмары становятся все более жуткими с каждым новым нападением, с каждым новым фактом.

Энди вздохнул. Из них троих он оказался наиболее стойким и был не склонен поддаваться эмоциям.

– Боюсь, такие подробности не помогут не только нам, но и тебе, – сказал он. – Или я ошибаюсь? Как у тебя дела, Мэгги? Ты уже видишь этого парня или еще нет?

– Пока нет, – покачала головой Мэгги. – Но для меня важны любые детали. В конце концов я сумею разглядеть его.

– Любые? – удивился Джон. – Даже запахи?

Мэгги кивнула. Звуки, запахи, тактильные ощущения – а также вся боль, все муки, все унижения, которые она испытала вместе с Холлис и Эллен. И вместе с Кристиной.

– Но у тебя есть хотя бы примерный набросок? – не отставал Энди.

– Нет. Пока нет.

Джон внезапно повернулся к Энди.

– Я знаю, лейтенанту это не понравится, – сказал он, – но нельзя ли нам побывать в доме Митчеллов?

– Кому это – вам? – удивился Энди.

– Мэгги и мне. И желательно – сегодня.

Мэгги хотела возразить, но прикусила язык. До сих пор ей удавалось скрывать от Энди, насколько остро она реагирует на насилие, жестокость, страдания и боль, которые она ощущала на местах недавних преступлений. Мэгги давно решила, что пока у нее будет выбор, он ничего не узнает. Исполнять свою работу ей всегда было непросто. Мэгги не хотела, чтобы к этому прибавились подозрительность, отчуждение и страх, которые, как она твердо знала, станут испытывать к ней ее же коллеги, если им доведется видеть, как она работает.

– Как ты, Мэгги, выдержишь? – озабоченно спросил Энди, и она кивнула.

– Я чувствую себя… довольно сносно, – сказала она, от души надеясь, что лжет убедительно.

– Я знаю, что Мэгги часто ездит на место преступления, – сказал Энди Джону. – Но тебе-то что там понадобилось?

«Ему хочется понаблюдать за мной», – подумала Мэгги, но промолчала.

– Я хочу видеть все своими глазами. Кто знает? Может быть, мне удастся заметить что-то такое, чего не заметили твои копы. Да, я никогда не изучал криминалистику и методы полицейской работы, но, если я захочу, ни одна деталь от меня не ускользнет.

«Это правда, – подумала Мэгги. – Но не вся».

Энди задумчиво побарабанил пальцами по столу, потом пожал плечами.

– В принципе я не против. Я все равно собирался попросить Мэгги съездить туда, так что одним человеком больше, одним меньше… – Он снова пожал плечами. – Только я сомневаюсь, что ты найдешь там что-нибудь интересное. Митчелл разрешил нам заходить в дом и дал полный карт-бланш на любые действия, лишь бы мы поскорее нашли его жену. Так что, если вы там появитесь, возражать он не будет. Вряд ли он вообще заметит ваше присутствие, – с горечью закончил Энди.

Джон первым поднялся из-за стола, и Мэгги последовала его примеру. Она уже собиралась выйти в общую комнату, но вдруг остановилась и спросила:

– Ты нам все сказал? Или у тебя есть что-то еще?..

Только человек, который хорошо знал Энди, мог заметить его растерянность. Впрочем, замешательство длилось какие-то мгновения.

– Ну конечно же, нет, – ответил Энди, искусно имитируя раздражение. – Я выложил вам все, что знал сам. Может быть, позже я смогу что-то добавить, но не сейчас…

Он явно что-то скрывал, но Мэгги притворилась, будто ничего не заметила. Небрежно кивнув ему на прощание, она поспешила догнать Джона, на ходу раздумывая о том, что надо вернуться в участок и вытрясти из Энди правду. Она должна была знать, что происходит. Мэгги никак не могла решить, чью сторону принять – полиции или Джона? Еще два дня назад она бы ответила на такой вопрос без малейших колебаний, но сейчас… сейчас она просто не знала.

У лифтов она догнала Джона и пошла рядом с ним, но он заговорил с ней, только когда они вышли на крыльцо полицейского участка.

– Ты не будешь против, если мы поедем в моей машине? – спросил он, криво улыбаясь. – Потом я привезу тебя назад.

Она озадаченно взглянула на него, и Джон снова поморщился.

– Не знаю, заметила ты или нет, но в последнее время в Сиэтле любой одинокий мужчина, который появляется на улице без спутника или спутницы, вызывает у людей подозрение. Особенно в том районе, куда мы с тобой сейчас поедем, – объяснил он неохотно. – Честно говоря, это не очень приятно, к тому же я бы не хотел привлекать лишнее внимание.

В ответ Мэгги лишь коротко кивнула и пошла за ним к его машине. И только когда они выехали со стоянки, она сказала:

– Во всем виновато, конечно, отсутствие информации. Пока у нас нет примет Окулиста, большинство жительниц Сиэтла будут видеть насильника в каждом незнакомом мужчине. Да и кто может быть уверен в знакомых мужчинах?

– Это хуже всего, – кивнул Джон. – Должно быть, очень неприятно обнаружить, что ты больше не уверен в близком человеке на сто процентов. Но еще хуже чувствовать, что твои друзья тебя боятся.

– Наверное, ты прав, – согласилась Мэгги.

Джон взглянул на нее:

– Наверное?.. Разве ты не можешь сказать точно?

– К чему спрашивать, если ты все равно не веришь в эмпатию? – ответила Мэгги, и ее голос прозвучал необычно сухо. – Кстати, зачем ты затеял эту поездку к Митчеллам? Уж не для того ли, чтобы еще раз посмотреть полюбившееся тебе шоу с Мэгги Барнс в главной роли? А-а-а, я, кажется, поняла… – с иронией добавила она. – Ты хочешь доказать себе, что все это – просто развитая интуиция.

Джон некоторое время молчал, потом покачал головой.

– Увы, приходится признать, что Квентин был прав, – сказал он.

– В чем он был прав? – поинтересовалась Мэгги. – И, кстати, почему «увы»? Я думала, вы друзья.

– Да, мы друзья, но я терпеть не могу, когда он оказывается прав. Квентин сказал, что ты всю жизнь жила в атмосфере неверия, сомнений и страха.

– Что ж, ему виднее, на то он и провидец. Впрочем, в предвидение ты, кажется, тоже не веришь. – Мэгги посмотрела в окно машины и сообразила, что они едут вовсе не к дому Митчеллов, а совсем в другую сторону. «Интересно, – подумала она, – уж не решил ли этот «одинокий мужчина» меня похитить?»

– Провидец… – повторил Джон. – Какое-то старомодное слово, тебе не кажется?

Мэгги слегка пожала плечами, чувствуя, как по коже пробежал холодок.

– Слово как слово, – сказала она. – Кстати, Квентин ничего не «видит» – он просто знает.

– А ты?

– Что – я? – Она по-прежнему говорила сухо и небрежно, но в душе у нее поднималась волна самой настоящей паники.

Джон снова ненадолго задумался.

– Когда ты оказываешься, к примеру, в комнате, где произошло убийство, ты что-нибудь видишь? Или чувствуешь? Или «знаешь», как Квентин?

– Зачем спрашивать, если все равно не веришь? – повторила Мэгги.

– Да, я не верил и не верю. – Джон упрямо тряхнул головой. – Но это не значит, что я не могу изменить свое мнение. Незадолго до того, как я позвонил Энди, Квентин сказал, что Окулист напал еще на одну женщину. Он знал…

– Не сомневаюсь, что и это ты как-нибудь себе объяснил. В конце концов, Квентин мог просто догадаться. – Она вдруг поняла, куда они едут, и выругалась про себя: «Проклятье, этого только не хватало!»

– Эту возможность я тоже учел. – Джон усмехнулся. – Но за те два десятка лет, что мы с ним знакомы, таких догадок было, пожалуй, слишком много. Я бы сказал – чересчур много. Кроме того, существуешь ты.

– Просто я излишне чувствительна, – флегматично заметила Мэгги. – И наделена богатым воображением.

– Наверное, за всю жизнь ты много раз повторяла эти слова.

– Да, – согласилась Мэгги. – Что верно, то верно.

– Поверь, Мэгги, я только хочу докопаться до истины. Обещаю, что постараюсь быть объективным и непредвзятым.

Мэгги долго молчала, раздумывая над его словами.

– В своей работе, – сказала она наконец, – ты часто пользуешься калькуляторами, компьютерами и прочей техникой. Но разве для этого тебе необходимо знать, как они устроены? В данном случае важен результат, а не принцип.

– Да, – согласился Джон. – Но чтобы, к примеру, хорошо управлять компанией, я должен быть уверен, что информация, которая поступает ко мне через компьютер или тот же факс, является достоверной и точной, а это иногда подразумевает знание хотя бы основополагающих принципов их устройства. Мне действительно важно понять, как ты делаешь то, что ты делаешь.

Мэгги повернулась на сиденье и пристально посмотрела на него.

– Если твой друг Квентин не сумел убедить тебя за двадцать лет знакомства, то как я смогу сделать это за двадцать минут езды в машине? Ведь, кроме слов, у меня нет никаких доказательств. Все, что предсказывает Квентин, по крайней мере можно проверить: сбудется – не сбудется, но то, что делаю я, трудно подтвердить конкретными, осязаемыми фактами. Моя работа носит чисто субъективный, умозрительный характер. Кроме того, Джон, – добавила она, – я не намерена прыгать через обруч, как ученая обезьянка, чтобы доказать тебе свое умение. Для этого у меня просто нет сил. И времени тоже нет. Так что давай договоримся: тебе придется принять на веру, что у меня есть кое-какие необычные способности, которые я развила за годы работы в полиции. Доказать это я все равно не смогу, да и не собираюсь.

– Правда не сможешь?

– Нет.

Джон остановил машину у тротуара и посмотрел на нее в упор.

– А мне кажется, я знаю один способ.

Мэгги не нужно было даже смотреть по сторонам, чтобы догадаться, куда он ее привез.

– Ничего не выйдет, Джон, – тихо сказала она.

– Почему? Допрос отнял у тебя слишком много сил?

– Нет, не поэтому, – честно ответила она.

– Или ты хочешь сберечь силы для осмотра дома Митчеллов?

– Отчасти…

Джон чуть заметно кивнул в такт собственным мыслям.

– Отчасти, но не целиком… Итак, в чем же состоит вся правда? Энди сказал мне, что после смерти Кристины ты ни разу не ездила к ней на квартиру. Почему?

Мэгги с трудом сглотнула застрявший в горле комок.

– У меня были свои причины.

– Какие?

– Личные.

– Мэгги…

– Послушайте, мистер Гэррет… Джон, – поправилась она. – Я не пойду в квартиру вашей сестры. Во всяком случае не сейчас.

– И ты не скажешь даже – почему?

В ответ она решительно покачала головой.

Джон устало потер лицо ладонью.

– Вот уже полгода, – медленно, словно обдумывая каждое слово, проговорил он, – я пытаюсь найти ответ на один очень простой вопрос: почему моя сестра покончила с собой. Я думал… надеялся, что ты можешь мне помочь, но ты не хочешь даже попытаться. Почему, Мэгги? Неужели я прошу так много? Просто войди в ее квартиру и расскажи мне, что ты там почувствуешь.

Энди положил трубку на рычаги и посмотрел на Дженнифер, остановившуюся у его стола.

– Ради всего святого, Джен, хоть ты чем-нибудь меня обрадуй! – уныло проговорил он.

Дженнифер села на стул для посетителей.

– Отчет криминалистов вряд ли уже готов, – задумчиво проговорила она. – Следовательно, настроение тебе испортило что-то другое. Или кто-то. С тобой говорил лейтенант?

Вместо ответа Энди состроил еще более кислую гримасу.

– До недавнего времени я буквально мечтал о том дне, когда Драммонд сядет наконец в губернаторское кресло, но сейчас я почти боюсь этого, – сказал он. – Правда, тогда он уже не будет моим непосредственным начальником, и я смогу вздохнуть свободнее, но штату придется скверно!..

– Ага, – глубокомысленно проговорила Дженнифер. – Кажется, я догадалась. У Саманты Митчелл или у ее мужа оказались влиятельные знакомые в правительстве штата.

– У мужа, – отозвался Энди упавшим голосом. – И очень много. Такое впечатление, что он знает буквально всех. Так, во всяком случае, утверждает Люк. И эти «все» хором требуют, чтобы мы как можно скорее нашли Саманту.

– Надеюсь, ты сказал ему, что мы как раз пытаемся это сделать?

– Да, я об этом упомянул.

Дженнифер улыбнулась:

– Ладно, попробую немного тебя подбодрить.

Энди выпрямился.

– Что?! Ты что-нибудь нашла?

– Пока Скотт разыскивал недостающие дела, я проштудировала одну книгу. И нашла там кое-что любопытное. Оказывается, нет никакой уверенности, сколько было убийств, четыре или больше? Официально считалось, что связанных между собой случаев все-таки шесть, но детективы, которые имели отношение к их расследованию, были почти уверены, что на самом деле их восемь.

– Почему?

– Первые шесть случаев очень похожи друг на друга. Все женщины были изнасилованы и убиты где-то в другом месте, после чего преступник отвозил трупы в пустынное, малолюдное место и бросал там. Все жертвы были жестоко избиты. Во всех случаях на их руках остались характерные следы, свидетельствующие об ожесточенном сопротивлении, которое они оказали преступнику. Кроме того, он никогда не рвал на них одежду. На основании всего этого и был сделан вывод, что все четыре убийства были совершены одним и тем же человеком.

Энди озадаченно заморгал.

– Не рвал одежду?

– Никогда, – подтвердила Дженнифер. – Все женщины были найдены полностью одетыми. Ничего не было порвано, даже все пуговицы на месте. С моей точки зрения, это очень любопытная деталь, поскольку на трупах полностью отсутствовало нижнее белье. Лифчики, панталончики, чулки, пояса, комбинации – всего этого не было, зато верхняя одежда казалась совершенно целой, и даже без следов крови или грязи.

– Значит, преступник раздевал их, делал, что хотел, а потом снова одевал… Может быть, он не хотел зря тратить время, надевая на труп нижнее белье, а может, просто оставлял чулки и трусики в качестве трофеев, – предположил Энди.

– Не исключено, – согласилась Дженнифер. – Но возникает вопрос: почему бы ему не отвезти жертву в пустынное место голой? Ведь к тому моменту, когда он прекращал свои… забавы, его жертвы были уже мертвы, а надеть на труп пальто или кофту довольно трудно. Но преступник почему-то идет на это – он тратит время и усилия, надевая на жертвы верхнюю одежду, и «забывает» про белье. Со стороны может даже показаться, что он заботился о том, чтобы убитые женщины выглядели… пристойно.

– Ты еще не разговаривала об этом с психологом? – поинтересовался Энди.

– Нет, но в свое время я прослушала курс лекций по психологии сексуальных маньяков. Так что кое-какие умозаключения я сделать могу. Мне кажется, это очень важная деталь. Первое, что пришло мне в голову, это то, что тридцатые годы отличались куда большим целомудрием. Не исключено также, что у преступника был какой-то особый «пунктик». К примеру, он мог считать, что он сам может издеваться и мучить бедных женщин как ему угодно, но другие мужчины не должны разглядывать то, что принадлежит ему.

– Что ж, это действительно похоже на психологию сексуального маньяка или убийцы. – Энди вздохнул. – О'кей, ты меня убедила. Похоже, что эти шесть женщин действительно были убиты одним человеком. Но ты, кажется, говорила, что было еще два похожих случая…

– Да, более или менее похожих…

– Может быть, преступник изменил почерк?

– Как тебе сказать… Две молодые женщины были найдены мертвыми на безлюдных окраинах рабочего района; обе были изнасилованы, избиты и убиты где-то в другом месте, у обоих на руках были синяки, свидетельствовавшие о попытках обороняться. Обе были одеты в совершенно целые и относительно чистые пальто, но без какого бы то ни было белья.

– Что ж, это действительно очень похоже на первые случаи, – проговорил Энди, вопросительно глядя на Дженнифер.

– Да. За исключением одной детали.

– Какой же?

– У обеих отсутствовали глаза. Правда, они были не вырезаны, а скорее вырваны или выколоты.

– Черт! – вырвалось у Энди.

– Вот именно. – Дженнифер кивнула. – Наших коллег тогда смутили вырванные глаза, но мы-то знаем, что, оставаясь на свободе, маньяк со временем становится более жестоким и изобретательным. Значит, – подвела она итог, – всего в течение примерно полутора лет в Сиэтле было убито восемь женщин. Возможно – больше.

– Выходит, – вздохнул Энди, – что у нас впереди еще год непрекращающегося кошмара и новые жертвы. Возможно – две, возможно, больше. Так?

– Если Окулист действительно копирует те старые дела, тогда, боюсь, ты прав.

– Знаешь, мне все сильней и сильней начинает казаться, что Окулист изучал эти старые дела или, по крайней мере – некоторые из них, – сказал Энди. – Черпал, так сказать, вдохновение, будь он проклят!

– Совершенно с тобой согласна.

Энди немного помолчал.

– А что насчет другой даты? – нехотя спросил он. – Я имею в виду девяносто четвертый год прошлого, то есть уже позапрошлого, века. Вы что-нибудь нашли?

– Пока нет. Во всяком случае, в книге, которую я читала, нет никаких сведений, относящихся к тому периоду. Досье за тот год мы тоже не нашли – ни у нас, ни в архивах других участков. Это было слишком давно!

– А то я не знаю, – Энди пожал плечами. – Ладно, будем копать дальше, может быть, нам, то есть вам, все же повезет. У тебя есть еще что-нибудь?

– Пока ничего. – Дженнифер встала. – Ты прав, нужно искать дальше. Кстати, ты собираешься рассказать обо всем Мэгги? Я знаю, мы договорились, что не будем никого посвящать в детали расследования, но…

– Я еще не решил, – сказал Энди. – А ты как думаешь? Стоит ей сказать?

– Мне кажется, она должна знать.