Спецотдел Ноя Бишопа (№4) - Послание из ада (Одержимая)

– И ты, несомненно, рассчитываешь, что я поступлю так же?

– Нет. Я просто хочу, чтобы тебе помогли в работе. – Он слегка подался вперед. – Не спеши отказываться, Мэгги, мы – я и Квентин – можем оказаться весьма и весьма полезными. Я вовсе не хвастался, когда говорил, что у меня большие возможности. Но даже если оставить их в стороне, мы могли бы исполнять для тебя черновую работу: ездить куда надо, проводить экспертизы, вести записи – все, что только понадобится! Квентин и я возьмем на себя техническую часть расследования, тебе останется только использовать свой дар. Но и в этом случае ты не должна взваливать на себя всю ответственность…

«…Ты не должна взваливать на себя всю ответственность». Мэгги даже не стала гадать, случайно или нет Бью сказал почти то же самое. Насколько она знала своего брата, он никогда ничего не делал случайно.

Тяжело вздохнув, она отодвинула от себя остывший кофе.

– А что будет, если Энди и остальные узнают, что я участвую в независимом параллельном расследовании? Ты об этом подумал? Лейтенанту не потребуется много времени, чтобы отстранить меня от дела. И тогда все мы останемся в стороне.

– Никто не посмеет отстранить тебя, если у нас будут результаты. А я почти уверен, что мы добьемся успеха раньше полиции.

Мэгги едва сдержала досадливое восклицание.

– Ведь ты не остановишься в любом случае, не так ли? – спросил Джон.

Мэгги не собиралась сообщать ему, что она фактически уже начала собственное расследование, поэтому она просто пожала плечами.

Джон негромко выругался.

– Если бы я считал, что тебя интересуют деньги, я бы просто спросил: «Сколько?» Но ведь дело не в деньгах. Что же тебе нужно? Что я должен сказать, чтобы ты помогла мне?!

Мэгги повертела в пальцах кофейную ложечку и снова взглянула на него. В ее взгляде сквозила покорность судьбе.

– Ты это только что сказал, – проговорила она и, прежде чем удивленный ее внезапной капитуляцией Джон успел прийти в себя, добавила: – Ты был прав – я не остановлюсь. Как бы ни сложились обстоятельства, я буду продолжать расследование, а одна или в компании – не так уж важно.

Джон протянул через стол руку и накрыл ее пальцы ладонью.

– Спасибо, Мэгги. Ты не пожалеешь.

Его прикосновение заставило Мэгги врасплох. Прежде чем она успела справиться с собой и отгородиться, она почувствовала его решимость, его уверенность в том, что она сможет довести дело до конца. Но было в его прикосновении что-то еще, что-то очень мужское, по-дружески теплое и странно знакомое.

Откинувшись на спинку кресла, Мэгги осторожно высвободила руку, притворившись, будто ей понадобилась салфетка.

– Ну и с чего же мы начнем? – спросила она. – Ведь у тебя уже наверняка есть какой-то план.

Джон слегка сдвинул свои мефистофельские брови, словно его что-то беспокоило, но он никак не мог понять – что.

– Я думаю, стоит побывать в доме, где нашли Холлис Темплтон. Энди сказал, что ты еще не ездила туда.

– Да, действительно.

– Тогда давай поедем втроем. С Квентином я уже договорился, он будет ждать нас на месте.

Его стремительный натиск несколько ошеломил Мэгги. Она уже несколько раз откладывала эту поездку, интуитивно опасаясь того, что могло ждать ее в этом старом доме. Джон поставил ее перед необходимостью сделать решительный шаг, а Мэгги даже не знала, будет ли ей легче, если она отправится туда не одна. Делиться с ним своими опасениями она не собиралась. Что ж, подумала она, наверное, пришло время познакомить Джона Гэррета с ее «волшебством». Конечно, он не уверует в паранормальное сразу, но, быть может, начнет что-то понимать.

– Скоро стемнеет, – сказала она деловым тоном. – Так что надо поторапливаться.

– Да, – кивнула Дженнифер. – Мы действительно кое-что откопали, но пусть меня уволят, если знаю, что все это означает.

– Скорее всего это просто совпадение, – пробормотал Скотт, который показался Энди неестественно бледным.

Он был напуган, но Энди не собирался над ним смеяться. Ему самому было очень не по себе. За полдня поисков в архиве полицейского участка Скотт и Дженнифер нашли еще три дела об убийствах, датированных одна тысяча девятьсот тридцать четвертым годом. Во всех случаях жертвами оказались молодые женщины не старше тридцати лет, которые были избиты, изнасилованы и брошены в глухих, безлюдных местах.

Все три преступления так и остались нераскрытыми.

В двух папках нашлись портреты жертв, выполненные полицейским художником. Один из рисунков оказался выполнен настолько неумело или небрежно, что полиции не удалось установить личность убитой. Несчастная молодая женщина так и осталась безымянной и была похоронена на городском кладбище в общей могиле вместе с нищими и бездомными бродягами.

Но второй портрет был хорош. Жертву опознал городской фотограф, который снимал ее незадолго до смерти. Он предоставил следствию негативы, и сделанные с них отпечатки неопровержимо свидетельствовали, что полицейский художник потрудился на славу.

Погибшая девушка была дочерью местного бизнесмена и пользовалась в городе безупречной репутацией. Судя по некоторым данным, она подверглась нападению не в глухом, темном переулке, а не более чем в двадцати ярдах от заднего крыльца родительского дома, стоявшего в весьма престижном и благополучном районе города. Звали ее Марианна Траск, и она была как две капли воды похожа на Холлис Темплтон.

– Сходство почти идеальное, – сказала Дженнифер, заметив, что Энди пристально всматривается в лицо на портрете. – А если почитать описания девушек из двух других папок, то они полностью совпадают с приметами Кристины Уолш и Эллен Рэндалл. Признаться, я не думала, что люди, не состоящие друг с другом в близком родстве, могут быть так похожи.

– Это спорный вопрос, действительно ли они так похожи, – рассудительно заметил Энди. – В конце концов, описание еще не фотография. Что касается почерка преступника, то он отличается от повадок Окулиста.

– Да. В тридцать четвертом все жертвы умерли в течение нескольких часов после нападения. – Дженнифер со вздохом кивнула и, вытащив из кармана ароматизированную зубочистку, принялась сосредоточенно ее жевать. Примерно месяц назад Дженнифер бросила курить и теперь на полном серьезе утверждала, что зубочистки помогают ей не страдать от этого. То, что никто из мужчин не позволил себе вслух пошутить по этому поводу, свидетельствовало об уважении, которым Дженнифер пользовалась среди коллег.

– И это еще не все, – сказал Энди. – В этих старых делах нет ни слова о том, что преступник пытался ослепить свои жертвы.

– Возможно, наш Окулист просто на этом свихнулся, – вмешался Скотт. – А может быть, он делает это из осторожности.

– Негодяю, который орудовал шестьдесят пять лет назад, не было нужды выкалывать жертвам глаза, – вставила Дженнифер. – Он был абсолютно уверен, что они не смогут свидетельствовать против него. Мертвые не говорят.

– Хотелось бы знать, почему не убивает Окулист? – спросил у нее Скотт. – Ведь гораздо проще перерезать жертве горло, сломать шею или задушить.

– Откуда я знаю? – Дженнифер перебросила зубочистку в другой угол рта. – Может быть, до сих пор он не был готов к убийствам психологически. Ведь что бы там ни говорили, пересечь эту черту совсем не просто. Одно дело бросить еще живую жертву где-нибудь в безлюдном месте, и совсем другое – прикончить ее своими руками. Впрочем, не знаю, я не эксперт… Жаль только, что нашему штатному психологу эта задачка не по зубам. Он хороший парень, но тут нужен специалист посильнее.

Энди фыркнул.

– Драммонд ни за что не обратится в ФБР, не надейтесь, – сказал он. – И мне не позволит. Вы все прекрасно знаете, как шеф относится к подобным вещам.

– Но почему? – удивилась Дженнифер. – Ведь если мы не сумеем раскрыть эти убийства, лейтенанту все равно придется просить помощи у федералов!

– Как бы не так, – проворчал Энди и скривился.

Дженнифер закатила глаза.

– Да ладно, просто я надеялась на лучшее.

Скотт издал губами непристойный звук, и Дженнифер повернулась к нему.

– И мне жаль, что я не ошиблась, – сказала она с легким упреком.

– Давайте к делу, – перебил Энди. – Итак, у вас тоже четыре жертвы. Вы уверены, что в тот год больше ничего похожего не происходило?

– Не совсем. – Дженнифер и Скотт переглянулись. – Нескольких папок просто нет.

– Что значит – нет? – удивился Энди.

– Четвертая девушка погибла в июле. Но в ящике нет ни одного досье, которое бы относилось ко второй половине тридцать четвертого года. То ли папки с ними были изъяты, то ли их там никогда не было – сейчас это уже невозможно определить. Ящик очень большой, и дела лежат как попало…

– Не могли же преступники уйти в отпуск до конца года! – воскликнул Энди. – Там должны быть другие дела.

Дженнифер снова пожала плечами.

– Возможно, когда-то они там были, но теперь их нет. Я подумала, что кто-то положил их в другой ящик, но мы ничего не нашли. Честно говоря, архив пребывает в полном беспорядке, и это не удивительно. Одному богу известно, сколько раз ящики и коробки перекладывали с места на место во время переездов и ремонтов. За эти шестьдесят пять лет город вырос в несколько раз – соответственно выросло и количество полицейских участков. Не исключено, что папки с делами за вторую половину тридцать четвертого года попали к соседям, в городской архив, в архив муниципалитета.

Скотт опустился в кресло для посетителей и разочарованно застонал.

– Она права, Энди! Я об этом даже не подумал. В каждом полицейском участке в подвале наверняка есть несколько огромных пыльных комнат, куда сваливают старые, ненужные досье.

– Досье, которых нет в центральном компьютере! – подхватила Дженнифер. – Нам не хватает людей, чтобы вводить в базы данных текущие дела, что же говорить об архивах семидесятилетней давности?! Пройдет, наверное, еще очень много лет, прежде чем все архивные материалы будут приведены в относительный порядок.

Энди откинулся на спинку стула и еще раз посмотрел на два наброска, прислоненные к настольной лампе.

– Итак, что мы имеем? – проговорил он задумчиво. – Мы имеем два случая почти идеального сходства и два словесных портрета, которые соответствуют описаниям двух жертв Окулиста. Четыре изнасилованных и убитых девушки в тридцать четвертом и четыре девушки, подвергшихся нападению в две тысячи первом. Честно говоря, мне бы очень хотелось взглянуть на пропавшие дела тридцать четвертого года, а заодно и тридцать пятого.

Дженнифер первой догадалась, что Энди имеет в виду.

– Ты считаешь, были и другие похожие случаи? То есть если шестьдесят пять лет назад жертв было больше, чем четыре, то и у нас их будет больше… Неужели ты всерьез думаешь, что на основе этих старых дел можно попытаться найти женщин, на которых Окулист только собирается напасть?

– Я не знаю. – Энди криво улыбнулся. – Вряд ли это реально. Даже при условии, что в недостающих папках найдутся портреты и более или менее четкие фотографии жертв, найти их двойников в таком большом городе, как Сиэтл, будет очень трудно. Нет, я надеюсь, что из этих дел мы сумеем почерпнуть иную полезную информацию, так что я считаю – их необходимо разыскать.

– Мне в голову только что пришла очень неприятная мысль, – призналась Дженнифер. – Что, если Окулист копирует старые преступления и выбирает похожих девушек назло полиции? Как только он поймет, что мы знаем, в чем дело, он изменит почерк, и тогда…

– А как он это поймет? – перебил Скотт.

– Допустим, нам удастся вычислить потенциальную жертву. Тогда ее придется охранять, а Окулист может это заметить.

– Ладно, – вмешался Энди, – давайте не будем портить друг другу настроение раньше времени. Садитесь-ка лучше на телефон, обзвоните соседние участки и попытайтесь разыскать пропавшие досье.

Дом, рядом с которым было найдено истекающее кровью тело Холлис Темплтон, находился в относительно благополучном районе города. Все дело было в том, что он стоял несколько на отшибе. Отгороженный от ближайших строений разросшимися живыми изгородями, он был давно заброшен и являл собой зрелище одновременно жалкое и жуткое. На его месте собирались возвести современный многоквартирный дом, но работы, начавшиеся полгода назад, по какой-то причине остановились.

Выбравшись из машины, Мэгги остановилась на тротуаре и, прижимая к груди альбом для набросков, ждала, пока Джон поставит машину на стоянку и присоединится к ней. Было довольно холодно, пронизывающий ветер выл и стонал в голых ветвях деревьев, словно чья-то неуспокоившаяся душа. Затянутое облаками небо нависало, казалось, над самой головой и грозило холодным, затяжным дождем.

Мэгги не по душе было и это пустынное место, и старый дом с черными глазницами окон, и сгущающаяся темнота. Какой-то иррациональный страх овладевал ею. Мэгги чувствовала, как руки покрываются гусиной кожей, а по спине бежит холодок.

– Мэгги?

От неожиданности она вздрогнула и с трудом оторвала взгляд от засыпанной гравием неровной дорожки, которая вела к крыльцу старого дома.

– Что? – с трудом разлепив застывшие губы, она повернулась к Джону.

– Что-нибудь не так? – участливо спросил он.

– Нет, все нормально. Я просто задумалась. Кстати, где твой приятель?

– Ну, коль скоро на стоянке стоит только один автомобиль с прокатной карточкой на ветровом стекле, я думаю, что Квентин уже здесь.

Джон всмотрелся в лицо Мэгги и слегка нахмурился. Выражение ее лица ему не очень понравилось, но он пока не видел повода для беспокойства.

– Ты уверена, что хочешь идти туда? – спросил он на всякий случай.

– Хочу? Ну конечно же, нет, – ответила Мэгги. – Но это ничего не меняет. Я готова.

Джон слегка улыбнулся.

– Из чувства долга или из простого упрямства?

– Какая разница? – Мэгги повернулась и зашагала к дому. Джон поспешил нагнать ее.

– Я сам всегда думал, что между решимостью и упрямством большой разницы нет, – сказал он. – Кстати, хотел тебя спросить, когда ты приезжаешь на место преступления, ты действуешь экспромтом, или у тебя есть какой-то метод, какая-то отработанная процедура?

– Каждый раз по-разному, – ответила Мэгги. – И потом, это вовсе не место преступления. Окулист просто привез Холлис сюда после того, как… после нападения.

Когда до крыльца оставалось всего несколько шагов, Мэгги замедлила шаг. Джон тоже остановился и посмотрел на нее.

– Если Окулист и был здесь, то очень недолго, – сказал он. – Скажи, что ты надеешься узнать?

Несмотря на сковывавшее ее напряжение, Мэгги улыбнулась.

– Я вижу, ты чувствуешь себя неловко, когда речь заходит о паранормальных явлениях, – заметила она.

– Я предпочитаю называть это интуицией, – сухо ответил Джон. – Хотя бы потому, что интуиция есть у каждого человека. Но ты права – когда я вижу, как ты или Квентин работаете, мне становится не по себе.

– Я не экстрасенс, если ты это имеешь в виду.

– Ты уверена?

Прежде чем Мэгги успела ответить, в дверях дома появился высокий светловолосый мужчина в толстой кожаной куртке и черных джинсах.

– А-а, вот и вы! – воскликнул он. – Добрый вечер. Надеюсь, кто-нибудь из вас догадался захватить с собой фонарик? Скоро совсем стемнеет.

– Разве тебя не учили быть готовым к любым неожиданностям? – удивился Джон.

– Этому учат бойскаутов, а я никогда не был скаутом. – Блондин сверкнул белозубой улыбкой. – Кстати, в морской пехоте я тоже не служил.

Услышав это, Джон только вздохнул и сказал, что у него в машине есть несколько мощных фонариков.

– Я знал, что ты захватишь их с собой, – усмехнулся Квентин. – Вот и оставил свой фонарь в отеле.

– Ладно, не начинай все сначала, – проворчал Джон. – Мэгги, это мой друг Квентин Хейз – человек, который утверждает, что может предсказывать грядущие события. Иногда у него это действительно получается. – В голосе Джона не было насмешки; напротив, он произнес эти слова спокойно, но угадывалась ирония. Потом Джон ушел за фонарями, оставив Мэгги с Квентином.

– Значит, ты – ясновидящий? – спросила она после того, как они обменялись обычными любезностями.

– Не совсем, – покачал головой Квентин. – Я не то чтобы «вижу» в буквальном смысле слова, я просто знаю… – Он пожал плечами. – Обычно люди хранят в памяти информацию, которая относится к прошлому, а у меня в голове находятся сведения, которые относятся к будущему. Только чтобы извлечь их оттуда, иногда приходится немного напрячься.

– Как это? – уточнила Мэгги.

– В каком году родился Александр Македонский? – неожиданно спросил Квентин.

Мэгги задумалась.

– Кажется, в триста пятьдесят шестом до нашей эры, – проговорила она наконец. – А при чем тут это?

– Видишь, ты подумала и вспомнила, что учила когда-то в школе или в колледже. Точно так же и мне нужно немного постараться, чтобы сказать: в субботу вечером второго ноября две тысячи первого года Джон Гэррет захватит с собой запасные фонарики. – Он улыбнулся.

– И в какой школе ты этому учился? – осведомилась Мэгги.

– В том-то и дело, что ни в какой, – покачал головой Квентин. – Я сам не знаю, как попадают ко мне в голову знания о будущем.

– Должно быть, ощущение не из приятных… – заметила Мэгги.

– Да, мне потребовалось много времени, чтобы к этому привыкнуть. – Квентин задумчиво оглядел ее. – Впрочем, насколько я слышал, то, что делаешь ты, еще больше похоже на колдовство.

– Я никогда не называю эту свою способность ни магией, ни колдовством, – возразила Мэгги.

– А как ты ее называешь?

– Дар. Или, если выражаться менее напыщенным слогом, это способности, которые я сознательно развивала и оттачивала на протяжении последних полутора десятков лет жизни. С детства я неплохо рисую. Кроме того, умею слушать, как люди описывают то, что им довелось увидеть, пережить, и могу изобразить это на листе бумаги с помощью карандаша, угля или красок. Так что никакого волшебства здесь нет – только способности, труд и немного везения. Того самого, которое Джон называет интуицией.

Подобные объяснение ей приходилось повторять достаточно часто, и Мэгги научилась произносить свою маленькую речь практически без запинки.

Квентин дружески улыбнулся.

– Под таким соусом, – сказал он, – твой дар выглядит совершенно безобидно.

– В нем действительно нет ничего необычного, – возразила Мэгги.

В это время вернулся Джон и принес фонарики.

– Ты давно приехал? – спросил он у Квентина.

– Примерно полчаса назад, может – чуть больше, – ответил тот. – За это время я успел только подняться наверх – в комнату, где преступник оставил Холлис.

– Она все еще видна, не так ли? – быстро спросила Мэгги. – Кровь. Я имею в виду – кровь. – Одной рукой она держала фонарик, другой крепко прижала к себе альбом.

Квентин внимательно посмотрел на нее, и Мэгги вдруг показалось, что он положил руку ей на плечо. Его рука была теплой, сильной и надежной, и Мэгги сразу почувствовала себя спокойнее.

Но это продолжалось лишь несколько мгновений.

– О да! – сказал Квентин. – Кровь все еще видна: и на дорожке, и на ступеньках, и в комнате. Разумеется, она высохла и почернела, но все равно тем из нас, кто обладает слишком пылким воображением… – тут он снова бросил на нее быстрый взгляд исподлобья, – может показаться, что в доме все еще пахнет кровью. Мне очень жаль, Мэгги.

Она так и не поняла, пытался ли он выразить ей таким образом свое сочувствие или действительно извинялся за что-то. Спрашивать ей не хотелось. Вместо этого Мэгги сказала:

– Идемте, я хочу осмотреть комнату, в которой Окулист ее оставил.

– Я покажу. – Квентин повернулся и вошел в дом; Мэгги и Джон последовали за ним.

Мэгги настолько привыкла держать себя в руках, что ей потребовалось почти сознательное усилие, чтобы позволить всем своим чувствам свободно исследовать окружающее пространство. Это всегда было довольно неприятно, но сейчас она, по крайней мере, знала, чего ожидать.

Стекла в окнах давно были выбиты. В проемы проникало достаточно света, чтобы ориентироваться в просторной прихожей. Справа располагалась ведущая на второй этаж лестница. В противоположной стене зияла высокая арка, за которой виднелся длинный темный коридор, уходящий в глубь дома. В коридор выходило несколько комнат – двери в них либо были открыты настежь, либо вовсе отсутствовали. Краска на дверных коробках и оконных рамах облупилась, оборванные обои клочьями свисали со стен, обнажая темную, сырую штукатурку. В воздухе сильно пахло плесенью, горелым маслом и аммиаком. Дверные ручки, выключатели и розетки, а также все, что еще могло представлять хоть какую-нибудь ценность, было давно снято и увезено. Разбитый кафельный пол щерился выбоинами, Мэгги споткнулась и чуть не упала. Сзади послышалось сдавленное проклятье Джона, наступившего ногой в кучу какой-то скользкой дряни.

Но Мэгги уже ничего не слышала. Сквозь сырость и вонь пробился едва уловимый металлический запах крови. С каждым шагом он становился все сильнее, все настойчивее. Мэгги отчетливо различала на полу перед собой черно-коричневый смазанный след; он давно высох, но ей казалось, что свежая кровь все еще дымится и блестит в полутьме.

Не в силах выносить ее навязчивый запах, Мэгги стала дышать ртом и сразу почувствовала, как в голове прояснилось. Действительно ли Квентин чувствовал этот запах, подумала она, или он просто знал, что она почувствует?

– Полиция не обнаружила здесь ничего интересного, – сказал Джон, включая фонарь и освещая стены и пол. – Во всяком случае, ничего такого, что можно было бы считать уликой.

Мэгги слышала, как он шаркает подошвой по кафелю, пытаясь очистить ее от налипшей дряни.

– Как и в других местах? – уточнил Квентин. Он тоже включил фонарь и направился к лестнице, стараясь не наступать на кровавый след на полу.

– Так мне сказали в полиции, – сердито ответил Джон. – Драммонд утверждает, что у него в участке работают лучшие в городе эксперты-криминалисты. Я проверял, у этих парней действительно безупречная репутация. Судя по отчетам, они прочесали не только все здание, но и прилегающую территорию, но не нашли ничего. Буквально ничего, ни одной зацепки!

«Ничего, кроме крови Холлис Темплтон», – подумала Мэгги. Направив луч света себе под ноги, она медленно поднималась по лестнице чуть впереди Джона. Кровавые следы на ступеньках были заметнее, и она почувствовала, как у нее засосало под ложечкой, а в коленях появилась противная слабость. Эти симптомы были ей хорошо знакомы, и Мэгги успела приготовиться к тому, что будет дальше.

Боль нарастала волнами. Казалось, ее со всех сторон колют невидимые кинжалы и осколки холодного стекла. Тьма перед глазами то сгущалась, то снова отступала, но Мэгги крепко держалась за перила лестницы. Идущий за ней Джон даже не заподозрил, что временами она будто слепнет.

Запах крови становился сильнее, гуще.

Мэгги надеялась, что за три недели ощущения, которые хранило это место, станут слабее, призрачнее и она сумеет побывать здесь, ничем не показав двум мужчинам, как ей больно, однако, похоже, этим надеждам не суждено сбыться.

На верхней площадке лестницы Квентин остановился и осветил фонарем длинный коридор второго этажа.

– Он оставил ее в самой дальней комнате, – сказал он. – Странно, не проще ли было бросить тело внизу? Зачем ему нужно было напрягаться, тащить ее наверх? Не понимаю!

– Он хотел, чтобы она страдала, – ответила Мэгги так тихо, что сама едва расслышала собственный голос. – Чтобы ползла, истекая кровью, сначала по коридору, потом по лестнице, потом по дорожке…

– Но зачем ему это понадобилось? – спросил Квентин почти так же тихо.

Мэгги не ответила. Она уже почти не замечала его присутствия. Обогнув Квентина, она пошла по следу дальше и остановилась, только когда оказалась в небольшой комнатке в самой глубине дома. Как и в вестибюле, здесь не было ничего, кроме отставших обоев и облупившейся краски, а сквозь разбитое окно проникал внутрь слабый свет уличных фонарей, которые по случаю пасмурной погоды включились значительно раньше обычного. Ее собственный фонарик был направлен вниз, и Мэгги ясно видела, что кровавый след заканчивается в дальнем углу комнаты, который выглядел несколько более чистым, чем весь остальной пол. Границы этого чистого пятна были четкими, геометрически правильными, словно здесь когда-то лежала циновка или половичок.

– Матрас, – сказал Джон, перехватив ее взгляд. – Тонкий поролоновый матрас. Холлис лежала на нем. Копы забрали его на экспертизу, но Энди считает, что Окулист вряд ли принес его с собой. Скорее всего, он нашел матрас здесь же, в доме.

Мэгги долго стояла неподвижно возле отпечатавшегося на полу чистого квадрата, борясь с желанием закрыться от всего, что она чувствовала. Ощущения захлестывали ее подобно волнам. Острый запах свежей крови, леденящий холод сквозняка, ощущение чего-то горячего и липкого, медленно стекающего по лицу… И, конечно, боль. То острая, пронизывающая, то тупая и разламывающая. Приступы боли перемежались вспышками непроглядного мрака, в котором почти на пороге слышимости звенело, словно лопнувшая струна, пугающее и жуткое нечто. Страх, паника, ужас, отчаяние, ясное ощущение неизбежной смерти – все это Мэгги переживала вслед за Холлис Темплтон – вместе с Холлис Темплтон.

Мэгги совершенно забыла о своих спутниках и невольно вздрогнула, когда Джон схватил ее за руку. Она задыхалась от кашля. Но когда она начала кашлять? Почему?

– Мэгги?!

– Мне нужно на улицу. – Она вырвалась, выронила фонарь и, спотыкаясь на каждом шагу, ринулась вон из комнаты. Джон уже собирался бежать за ней, но Квентин удержал его.

– Господи Иисусе! – прошептал он.

Глядя на лицо друга, Джон был потрясен его выражением, напоминавшим благоговейный страх и безграничное уважение.

– Что?! – требовательно спросил он. – Что это было? Что с ней такое, черт побери?!

– Что? – Квентин беспомощно пожал плечами. – Я не знаю, как это назвать, Джон. Я знаю только одно: твоей Мэгги не позавидуешь.

– Почему? – снова спросил Джон, пропустив мимо ушей притяжательное местоимение «твоей».

Но Квентин его как будто не слышал.

– Это многое объясняет, – пробормотал он, словно обращаясь к самому себе. – И как она находит контакт с жертвами, и как ей удается так точно нарисовать все, что они видели. Ничего удивительного, что окружающим это кажется колдовством!

– Мэгги – экстрасенс? – Джон настойчиво потянул друга за рукав.

– Не все так просто, Джон, не все так просто. Существуют экстрасенсы – телепаты, ясновидящие, прорицатели и прочие. И есть – одаренные. Или проклятые. Ты видел ее лицо? Боже, как ей было больно!

– Больно? Но отчего? Кто причинил ей боль?

– Он. Окулист. Он напал на нее, изнасиловал, избил, вырезал глаза и бросил здесь умирать. Страдать и умирать. – Квентин затряс головой. – Мэгги только что снова пережила все, что испытывала Холлис Темплтон три недели назад. И не просто пережила – она чувствовала все это так, как если бы сама оказалась на ее месте.

5

Несмотря на молодость, Дженнифер Ситон была хорошим полицейским. У нее была развитая интуиция, и она привыкла ей доверять. Поэтому, пока Скотт обзванивал другие полицейские участки, пытаясь напасть на след исчезнувших документов, она села за свой компьютер и, подсоединившись к базам данных центральной библиотеки штата, занялась поисками. На материал, который мог представлять для них интерес, Дженнифер наткнулась раньше Скотта, но на дворе был поздний вечер субботы, и ей потребовалось не менее получаса, прежде чем она отыскала библиотеку, еще не успевшую закрыться на уик-энд.

– Я все понимаю, мисс Ситон, – сказал ей главный библиотекарь, когда она наконец дозвонилась до него. – Но через пятнадцать минут мы тоже закрываемся, и…

– Полицейская необходимость! – самым решительным тоном перебила Дженнифер, хотя, строго говоря, у нее не было таких полномочий. – Я буду вам весьма признательна, сэр, если вы все-таки дождетесь меня. Я выезжаю немедленно.

Встав из-за компьютера, Дженнифер с наслаждением потянулась, и Скотт, наблюдавший за ней, проговорил с завистью:

– Счастливица! Уезжаешь и бросаешь меня одного!

– Ты так ничего и не нашел? – спросила Дженнифер, останавливаясь возле его стола и выуживая из нагрудного кармана очередную ароматизированную зубочистку.

– Ничего. Почти в каждом полицейском участке есть подвал, а в подвале – «хренова туча старых дел», – процитировал он. – Что в них, никто не знает, а копаться в старых бумажках да еще в субботу вечером никому неохота. Я отлично понимаю этих ребят, но… – Он провел обеими руками по своим взъерошенным волосам и посмотрел на Дженнифер. – А ты? Ты закончила на сегодня?

– Пожалуй, нет, – ответила Дженнифер, немного подумав. – Я вернусь через часок, нужно кое-что проверить. Думаю, мне повезло больше, чем тебе.

– В таком случае захвати мне что-нибудь пожевать, – попросил Скотт. – Я пропустил обед, а в автомате остались только древние сандвичи и еще более древние пончики.

Дженнифер кивнула.

– Ладно, попробую купить что-нибудь в городе. А где Энди?

– Пусть меня повысят, если я знаю, – пошутил Скотт. – Минуту назад был на месте, а что?

– Если он вернется раньше меня, попроси его никуда не уходить, пока я не вернусь или не позвоню, хорошо?

– О'кей, договорились.

Выйдя из дверей полицейского участка, Дженнифер прошла на служебную стоянку, где она оставила свой автомобиль. Фонари давно горели, и на стоянке было светло, однако отчего-то ей вдруг стало не по себе. Взявшись за ручку дверцы, Дженнифер несколько раз огляделась по сторонам, но не заметила ничего подозрительного. Несмотря на развитую интуицию и живое воображение, с нервами у нее всегда было в порядке, поэтому она удивилась, почувствовав в груди странный холодок.