След 'Альбатроса' (Танцы со змеями - 1)

      - Конечно, катался.
      - А такого не бывало, что вот кто-то качается, а ты стоишь рядом, зазевался и тебя... этими качелями...
      - Не-ет, такого не помню...
      - А на другой улице, на другом краю города - что, ни разу не слышал?
      - Чтоб качелями? Ну, может, где и было, но... нет, не помню такого.
      - Так вот! - оттолкнулся локтями от стула Иванов, стал стройным, строгим и торжествующим. - Так вот считай, что качелями тебе по лицу все-таки врезали!
      - Какими качелями? - ну уж совсем ничего не понял Майгатов.
      - Белыми! - и качнулся с пятки на носок и обратно.
      - Слушайте, это уже мистика! - не сдержался Майгатов и тоже вскочил под резкий укол в кишках. - Вы говорите одними загадками, иносказательно... Вот знаете, если я вам сейчас начну схему гирокомпаса и принцип его работы разъяснять чисто техническими терминами, вы что-нибудь поймете?
      - Ну ничего, ничего! Успокойся! - вернувшийся от окна Иванов покровительственно положил Майгатову ладонь на плечо. - Присаживайся, в ногах правды нет, - и сам сел на дрогнувший стул.
      - Мистики тут мало. Точнее, совсем нет. Вот я рассказал тебе о дележе мира между группировками, - начал Иванов опять утрамбовывать слова к словам. - В том числе были поделены и сферы наркобизнеса, особенно транспортные. Дело в том, что в свое время американцы здорово пощипали одного из солидных поставщиков наркотиков в Штаты и Европу - итальянскую мафию. Белые качели замедлили ход...
      Майгатов опять вскинул недовольные брови.
      - Основные районы произрастания наркотических растений - Латинская Америка и "Золотой треугольник" в Юго-Восточной Азии, - заметил недовольство Иванов и заторопился с объяснениями. - Основной покупатель Штаты и Западная Европа. Из этих районов к местам потребления безостановочно , а особенно после сезона сбора урожая, работают "белые качели": взял "товар" где-нибудь в Таиланде, доставил в Европу, сдал посреднику - можешь потом полжизни не работать. Если забыть о всех остальных "качелях", то эти, из "Золотого треугольника" в Западную Европу, в последнее время стали обживать и наши ребята. Но обживать осторожно. Во всяком случае, "залетов" у них до последнего времени не было...
      - Яхта? - наконец, понял Майгатов.
      - Скорее всего, в нашем случае это - кооперация нашей и итальянской мафий. Наши - круче и наглее, итальянцы знают точки доставки и инфраструктуру наркорынка в Европе. Но...
      - Что - но? - опять ощутил себя первоклассником, одолевающим азбуку, Майгатов. А ведь только что, кажется, картина начала проясняться.
      - Но... Все до последнего времени, судя по сводкам, шло более-менее сносно. Как я уже говорил, без "залетов". Была у нас, казалось, одна зацепочка. Еще от Италии вели мы одного парня с грузом наличных, на "отмыв" у нас. Но с ним промахнулись. Их связник, девушка, назвавшаяся Анной, обвела нас вокруг пальца. Слушай,.. - задумчиво заморгал, - и ту девицу с яхты Анной звали... Ну, ладно, может, и совпадение, а, может... Моряки говорили, что фигура у вашей Анны была... У той тоже. Впрочем, нет уже ее, нет. Вместе с яхтой... Ну, так вот, все шло у них в России без залетов. Пока какие-то "чайники" из Калининграда не решили на собственный страх и риск вторгнуться на этот рынок. Погнались, так сказать, за длинным рублем или, точнее, длинным долларом. Они перекупили партию наркоты, замаскировали ее под груз риса...
      - "Ирша"? - выдохнул удивление Майгатов. - Что: во всех мешках наркотики вместо риса? - и вдруг вспомнил, что один из моряков докладывал о вспоротых мешках, из которых просыпался на дно трюма рис. - Не верю.
      - Да кто ж так делает?! - всплеснул руками Иванов. - Конечно, не во всех. Может, вообще в двух-трех. Но эти два-три мешка стоят больше, чем вся "Ирша" вместе со своим рисом... И все бы, скорее всего, сложилось нормально, если бы Пестовский - капитан "Ирши" - по каким-то неизвестным нам причинам не "заложил" свою фирму нашим основным наркопоставщикам, назовем их Крутыми. Поняв, что по пути "Иршу" нейтрализуют, а груз, скорее всего, Крутые отберут, он сымитировал нападение на него, где-то там отсиделся в Бангкоке и заявился в Москву с видом наивного ребенка. Мы думали, что ему еще какое-то время дадут пожить, но, то ли свои, то ли люди Крутых - это уже не столь важно - его все-таки убрали...
      - Еще одна кровь, - грустно качнул чубом Майгатов, который впервые услышал о Пестовском.
      - На белых качелях всегда много крови, - сформулировал Иванов. Что? - и порывисто шагнул к приоткрывшейся двери.
      Майгатов до его резкого движения успел заметить лишь розовую лысину Леонида Ивановича. Кажется, за ним стоял еще кто-то, но полумрак коридора прятал его лицо.
      - Нет-нет, позже. У нас очень серьезный разговор. Извините, напористо вытеснил Иванов визитеров и плотно закрыл дверь.
      - Значит, аппаратура не ошибалась, - вспомнил о раздвоившейся засечке Майгатов. - То была яхта?
      - Да, яхта, - послушав деревянную плаху двери, вновь вернулся мыслями к разговору Иванов. - Они сымитировали несчастный случай, запросили помощи у "Ирши". А с учетом того, что о наркотиках из всего экипажа знал лишь Бурлов, первый помощник капитана, никто и не подумал, во что это выльется. Только когда Крутые высадились на борт с яхты и навели стволы, иршане поняли, что больных среди них нет. Радист бросился в рубку сообщить о нападении, но...
      - Еще одна кровь, - вспомнил рубку Майгатов.
      Иванов с уверенностью очень осведомленного человека продолжал историю, но Майгатов его почти и не слышал. Он уже и без подробностей мог представить дальнейшее: появление на горизонте "Альбатроса", хоть и небольшого, но все же шарового цвета, военного борта, что вызвало, скорее всего, испуг у Крутых, паническое пленение экипажа "Ирши" - чтоб убрать свидетелей, - их погрузку на яхту, радиста... ну, конечно... погибшего радиста за борт... бегство прочь от "Ирши". Но ведь они теряли так наркотики, теряли прибыль? Или жизнь все-таки дороже прибыли? Наверное, в этом бегстве было больше итальянской эмоциональности,чем русской бесшабашности. Значит, правят у Крутых в их "кооперативе" итальянцы, а не наши. Или он что-то не додумал в этой сцене спешного покидания "Ирши"? Ну ладно, удрали - это раз. Возможно, он видел именно эту яхту на горизонте это два. Выкрали его с "Альбатроса" - это три. Но для чего выкрали? Узнать схему трюмов, как хотел тот козел с бородавкой на лбу? И зачем узнавать, если они и без того все-таки напали?
      - Извините, - прервал плавную речь Иванова смущенный Майгатов, - вы сказали, что эти... ну, Крутые... когда напали на "Альбатрос", то сумели высадиться на борт к нам. Они что-нибудь предпринимали или, убив Абунина и испугавшись Бурыги, драпанули?
      - А я разве не говорил? - удивленно нахмурился тот.
      - В общих чертах...
      Усилие исказило круглое, если не сказать даже, смешное, если не знать, что перед тобой капитан ФСК, лицо Иванова. Вопрос Майгатова сбил его с ритма, и он, враз забыв то, о чем рассказывал только что, начал припоминать блокнотные записи по "Альбатросу".
      - Абунин... Абунин... А-а, они убили его еще до швартовки с вашим кораблем. Потом - абордаж... Прямо как у настоящих флибустьеров. Потом... А-а, у них какой-то огромный охранник в маске... ну вообще-то они все в масках... пробежал в конец корабля...
      - На ют, - поправил Майгатов.
      - Ну да, на ют... И стал перебрасывать мешки с юта на яхту.
      - А коробки он не трогал? Там были еще коробки...
      - Я видел. Нет, коробки их почему-то не заинтересовали.
      - Бандит с юта... он, вы сказали, был такой крупный...
      - Даже чересчур, судя по рассказам...
      - Мне все ясно, - теперь уже вскочил Майгатов и, даже не заметив, была ли боль в боку, пробежался к окну и обратно. - Вот зачем им нужна была схема трюмов.
      - Зачем? - с удивлением обнаружил прореху в уже сотканном полотне событий Иванов.
      Под окном громко завелся двигатель машины. Чьи-то голоса вплелись в его монотонное рычание. Громко хлопнула дверь, и под вонючий выхлоп, добивший до второго этажа, до их комнаты, машина зашуршала по песку и битым кирпичам.
      Майгатов поморщился от противного, муторного запаха и продолжил:
      - Они решили, что мы успели до потопления "Ирши" перегрузить мешки из ее трюмов к себе на борт. А поскольку на юте лежало мало мешков, они вообразили, что остальные - в трюмах. Вот для чего им нужна была схема. И вот почему я здесь, - даже как-то обрадовался своему открытию Майгатов.
      Оно ничуть не облегчало его судьбу и его болезнь, но снимало один маленький, ощутимый грузик с души.
      - Возможно, - все-таки оставил немного места для сомнения Иванов, с удивлением наблюдавший, как густо покраснел, пока говорил, еще недавно такой мертвенно бледный Майгатов.
      - Не возможно, а точно!
      - Это могли бы на сто процентов подтвердить лишь Крутые, - вслух подумал Иванов. - Но гигант лежит где-то на дне Красного моря и кормит собою рыбок.
      "Еще одна кровь," - подумал уже про себя Майгатов, впервые услышавший о гибели грузина. На дне души качнулась жалость к нему. Она не была такой сильной, такой подступающей горьким комком к горлу, как печаль об Абунине. Это была просто жалость к человеку, который, наверное, считал, что живет единственно верно, раз "зарабатывает" так много, и так и не понял, что он упустил, если бы жил иначе.
      - Да и остальные уже на небесах.
      - Каких... небесах? - не понял Майгатов, который уже начинал путаться в образных рядах контрразведчика.
      - Самых обыкновенных. Взорвали мы яхту.
      Новость оглушила Майгатова. Иванов немного помолчал, ожидая вопросов, но их не было, и он сам, в подробностях, рассказал об Али, о трассерах Перепаденко и о тех обгорелых обломках, что они вылавливали потом больше часа, так и не найдя ничего больше, кроме этих обломков.
      Выговорившись, помолчал. Майгатов думал о чем-то своем.
      - У меня к тебе просьба, - нагнулся за тумбочку Иванов, и Майгатов впервые с удивлением обнаружил, что там стоит кейс-дипломат. - Опиши страницах на пяти-семи все, что с тобой произошло. Плен. Кого видел. Побег. Особенно внимательно - внешности тех, кого видел. Про этого, с бородавкой, отдельно, в конце. Постарайся создать его фоторобот. А ты, часом, рисовать не умеешь?
      - Нет. Умел бы, в офицеры б не пошел.
      - Я бы тоже. Ну ладно. Хоть как можешь накалякай. Хоть примерно. Все равно главное - словесный портрет.
      Положил на тумбочку стопку ослепительно белоснежной финской бумаги и ручку.
      - Трудись, летописец. А я пока по больнице пройдусь. Посмотрю, ради чего наши врачи тут за эти копейки корячатся...
      Майгатов, оставшись в одиночестве, с минуту посидел на койке, потом с грохотом передвинул стул к тумбочке, сел на него и подумал, что надо бы у Иванова попросить листов десять такой бумаги и сообщить наконец о себе маме и сестре. Теперь, когда он начал выздоравливать, в этом уже был смысл. Потом он подумал о том, что в школе, в сочинениях, ему тяжелее всего, муторнее всего давалась первая фраза, но, поскольку за этот труд оценка не предвиделась, он начал его по-автобиографичному:"Я, Майгатов Юрий Александрович..."
      Пропевшая дверь заставила оторвать глаза от слепящей бумаги.
      - Извини, что отвлекаю, - вошел в комнату смущенный Леонид Иванович. Мы хотели к тебе зайти, но этот кагэбэшник... Наверно, у нас это уже в генах. Боимся КГБ, хоть ни разу ни мне, ни родне оно больно не сделало...
      - А кто - "мы"? - предложил свой стул Майгатов, а сам пересел на кровать.
      - Я и... Лена.
      Леонид Иванович так и не сел. И в том, что он траурно стоял, и в том, что отчеркнул Лену паузой, таилась какая-то горькая тайна.
      - А что случилось?
      - Понимаешь, утром было совещание. Пришло важное указание. Выделили... Лену.
      - Куда выделили? - округлил глаза Майгатов.
      После ивановских недомолвок и намеков новые намеки уже раздражали.
      - В состав бригады... в Эфиопию. У них там - эпидемия.
      - А когда она уезжает? - по этому длинному, с паузами и извинениями объяснению Майгатов понял, что Леонид Иванович что-то знает об их отношениях. А если не знает, то догадывается и боится сделать ему больно.
      - Она... уже уехала, - наконец, выдохнул врач.
      Майгатов ужаленно вскочил.
      - Нет-нет, уже не успеешь. "Сверху" торопили.
      - Это надолго? - постарался как можно спокойнее спросить Майгатов.
      - На месяц... Ну, от силы - полтора.
      Майгатов сопоставил со своими сорока сутками карантина, но, поскольку он так и не узнал, с какого именно дня они отсчитываются, то не нашел успокоения в душе.
      - Она попросила передать, - торопливо достал он из кармана брюк сложенную вдвое продолговатую бумажку.
      Пальцы Майгатова торопливо развернули ее. На белом листе аккуратным округлым женским почерком были крупно написаны семь цифр.
      - Извини... У меня дела, - зачем-то пожал руку Леонид Иванович и быстро вышел из комнаты.
      Майгатов подержал на весу только что пожимаемую свою кисть, словно она была сильнее его удивлена этим странным, извинительным рукопожатием и уж хотел было бежать за Леонидом Ивановичем, но вдруг понял: семь цифр телефон. Московский телефон Лены. Он, привыкший по севастопольским меркам, считать телефоном комбинацию из шести цифр, и ни разу в жизни не бывший в Москве, сразу и не догадался об этом.
      Он бросился к окну, сквозь которое еще минут десять назад втекал противный гул двигателя и еще более противный, свинцовый запах выхлопа, но его отчаяние не могло вернуть время назад. По пустынному двору, по кучам битого кирпича легкий ветерок взъерошивал бумажки, гнал мелкий серый песок.
      Под слипшимся чубом мелкими зернами сыпанул по лбу пот. Кажется, только теперь Майгатов почувствовал, что кондиционер все-таки давал облегчение, а сейчас, после того, как его забрали, воздух в комнате стал стремительно приближаться по температуре к воздуху за стеной и еще раз уже жарой - напомнил об исчезнувшей Лене.
      - Юра, а почему ты не все рассказал? - ворвался в комнату голос Иванова.
      - Я рассказал все, - не оборачиваясь, грустно проговорил в стекло Майгатов, и оно сразу подернулось мутнинкой, словно решило погрустить вместе с ним.
      - А про корреспондента?
      - Корреспондента?.. А что про него рассказывать? Поболтал - и ушел, неотрывно смотрел он на то место, где еще недавно стояла она, откуда, скорее всего, смотрела наверх, на его окно, а он, балбес...
      - У Рейтер в этом регионе корреспондент - женщина.
      - Ну и что? - безвольно отреагировал Майгатов, который был больше там, на улице, чем в этой комнате.
      - А то, что по моей просьбе посольство запросило Рейтер. У них нет и никогда не было корреспондента по имени Майкл Пирсон.
      Майгатов обернулся и наконец-то удивился.
      - Ошибки быть не может?
      - У нас - никогда. - Посмотрел на чистый лист бумаги с написанной фамилией и именем-отчеством Майгатова и властно ткнул пальцем в середину этого листа. - Опишешь и этого типа.
      - И что он значит... этот корреспондент? - сощурил ставшие внимательными, острыми глаза.
      - Только одно: они тебя в покое еще не оставили.