Зарубежная фантастика (изд-во Мир) - Цвет надежд — зелёный (сборник)

      Старший переводчик выключил телевизор и грустно посмотрел на Главнокомандующего. В ответном взгляде он прочитал укор.
      — Как это могло получиться? Настоящая катастрофа! Наш десант разгромлен, пять кораблей новейшей конструкции в руках врага. Если теперь люди вздумают напасть на нас, мы, можно сказать, беззащитны. А ведь вы уверяли, что вся жизнь на Земле погибнет, как только мы пустим в ход новое оружие.
      Старший переводчик безнадежно вздохнул.
      — Ничего не понимаю, — сказал он, чуть не плача. — Очевидно, мы допустили какую-то ошибку в конструкции. Наше оружие должно было вызвать громкий вой во всех земных радиоприемниках. Я ведь все время слышал в информационных программах и обзорах, что самая смертельная опасность для всего живого на той планете — это сильная и непрекращающаяся РАДИОактивность.

Берье Круна
В плену дождя

      Я сидел на своем обычном месте за стойкой, поближе к кассе, и тут вдруг вбегает этот парень. Я немного удивился, что ко мне заглянул клиент. Во-первых, время всего три часа, во-вторых — дождь как из ведра. Потоки воды низвергались на окновитрину с большими белыми буквами "БАР ДЖО".
      А впрочем, люди бывают разные, и если уж ему не страшно было вымокнуть ради выпивки, то мне и подавно не жалко его обслужить. Я вопросительно поднял брови.
      Он закрыл за собой дверь и подошел к стойке. Теперь я заметил, что он старше, чем показался на первый взгляд. Ему лет тридцать, рыжие волосы, зеленые глаза. С синего плаща текли струи воды, на ковре образовались лужицы.
      — Ну? — спросил я не без раздражения. — Что для вас?
      Он бросил тревожный взгляд в окно, потом умоляющий на меня.
      — Будьте так добры, — сказал он, — спрячьте меня где-нибудь.
      — Полиция? — коротко спросил я.
      — Да… нет… не знаю. Но я не преступник, клянусь вам. Будьте так добры…
      Обычно я никогда не ввязываюсь в сомнительные истории, но, вероятно, была как раз Неделя Отличного Обслуживания-ничто другое не могло бы заставить меня нарушить свои принципы.
      — Иди сюда, — сказал я и открыл дверцу в стойке; он прошмыгнул на мою сторону.
      Я поднял крышку люка. Мы вдвоем вытащили наверх четыре бочонка пива — люк у меня точно рассчитан на четыре бочонка. Парень залез в люк, и я опустил крышку.
      Потом я побежал в мужскую уборную и открыл маленькое окошко, выходившее на задворки. Не успел я вернуться на свое место за стойкой, как в бар вошли еще двое. Оба в макинтошах полувоенного покроя, с тем анонимно-официальным видом, по которому в любой стране можно узнать полицейского в штатском.
      И действительно в руке у одного из них мелькнул и тут же скрылся в кармане какой-то металлический жетон.
      — Где он? — спросил полицейский.
      — Кто?
      — Молодой человек, который только что вошел в бар. Мы видели, как он спрятался здесь, и он отсюда не выходил, так что не вздумайте темнить.
      Я почесал в затылке и сделал вид, будто припоминаю.
      — Рыжий, в синем плаще?
      Парочка закивала, как две марионетки на одной веревочке.
      — Он прошел сюда. — Я указал на мужскую уборную.
      Один из полицейских ринулся к двери и распахнул ее. При виде открытого окошка и задворков он злобно выругался.
      — Смылся, — констатировал он. — Попробуем догнать.
      Не затворив за собой дверь, он выскочил на улицу. Второй полицейский бросил на стойку карточку с какими-то цифрами.
      — Если еще раз его увидите, позвоните по этому телефону. Поможете нам поймать его — получите вознаграждение.
      Он небрежно отдал честь и поспешил вслед за своим коллегой.
      Через минуту я извлек парня из тайника. Он отряхнул плащ и, казалось, собрался уходить.
      — Не торопись, — посоветовал я. — Сейчас тебе безопаснее побыть здесь. Выпей и отдышись. Виски?
      Он нерешительно кивнул.
      — Денег у меня не густо…
      — Ладно, дам в кредит, — перебил я и налил ему ртомку шотландского виски, которую он осушил одним глотком. Когда он ставил рюмку на стойку, руки у него дрожали.
      — Ну а теперь выкладывай, — сказал я. — Что ты натворил?
      Он вздохнул и показал на улицу.
      — Вот это.
      Я посмотрел в окно. Дождь перестал, сквозь разрывы в облаках проглядывало солнце. Как всегда в это время дня, машин на улице было мало, но близился час, когда все наперегонки ринутся в пригороды.
      — Что «это»? Уж не дождь ли?
      Я улыбнулся — ведь это была шутка, но его она не рассмешила.
      — Да, дождь.
      — Ты сумасшедший, — догадался я.
      — Объясните это тем типам, что гнались за мной.
      Люди, повторяю, бывают разные, а этот парень, пусть даже он и чокнутый, показался мне занятным. К тому же я упивался сознанием собственного благородства: ведь я только что помог человеку в беде. Я откупорил банку пива, налил два стакана и один подвинул к нему.
      — Выкладывай, — сказал я еще раз.
      — Зовут меня Клод Рейнз, — начал он. — Я ирландец, родом из Дублина. Еще в детстве…
      Я жестом остановил его и повторил его имя.
      — Кажется, был такой актер…
      — Клод Рейнз. Да, был. Мы однофамильцы, а моя мамаша обожала его, не пропускала ни одного его фильма и назвала меня Клодом в его честь. Рассказывать дальше?
      Я кивнул.
      Клод поведал мне, что с тех пор как себя помнит, он ненавидит дождь. В Дублине дождь идет ежедневно, но Клоду выпало на долю мокнуть гораздо больше, чем другим, потому что стоило ему высунуть нос из дому, как начинался ливень.
      — Еще в первом классе меня за это дразнили. На переменах я старался под любым предлогом остаться в классе, а если выходил во двор — тут же разверзались хляби небесные. Я так и не выучился играть в футбол, потому что все матчи, в которых я пытался участвовать, приходилось прекращать изза дождя. У меня не было товарищей. Соседским ребятишкам не хотелось играть на улице под проливным дождем.
      Разумеется, сказал он, никто всерьез не верил, что он и правда как-то влияет на погоду, но у него все это вызвало дикую ненависть к дождевым тучам. Хуже всего было летом. Папаша его весьма преуспевал и мог ежегодно на месяц выезжать с семьей на курорта. Но куда бы они ни ездили, люди говорили, что не припомнят такой плохой погоды, как в это лето. Рекордное количество осадков и наводнения преследовали их семью всюду, хотя до и после их отдыха светило солнце.
      — Постепенно я приспособился урывать себе иногда солнечную минутку, но это требовало поворотливости, — продолжал он. — Если, когда я появляюсь на пляже, на небе ни облачка, пройдет по меньшей мере полчаса, а то и сорок пять минут, пока упадут первые капли. Тогда я ухожу домой и дожидаюсь, чтобы небо опять прояснилось, и потом могу урвать еще полчасика.
      Клод учел это, когда пришло время выбирать профессию. Он окончил торговое училище и основал фирму, выполняющую заказы по почте, что давало ему возможность большую часть года проводить за границей, закупая товары.
      Он отхлебнул пива.
      — Разумеется, я специализировался на товарах из солнечных стран. Однажды — это было в Паттани, в Таиланде, — я успел до дождя пролежать на пляже целых тридцать пять минут и считал это большой победой. А потом мне попалась на глаза заметка о здешних местах, где пляж тянется на много миль и наибольшее количество солнечных дней на материке. Впервые я приехал в этот город…
      — Три года назад? — договорил я за него. Клод смерил меня долгим взглядом.
      — То, что я рассказываю, уже не кажется вам бредом сумасшедшего?
      Я пожал плечами. Я приобрел этот бар четыре года назад, тогда оборот его составлял семьдесят тысяч и казалось, что есть прямой смысл вложить в него все свои сбережения. А потом три сезона подряд пошли прахом из-за непрерывных дождей, и теперь мои дела обстояли далеко не блестяще.
      — Продолжай, — сказал я.
      — В первый день на этом побережье мне удалось позагорать больше часа, так что я, ясное дело, остался здесь. Это было время, когда прибывают первые туристы, и я оставался до осени, пока не разъехались последние. Следующей весной я приехал снова. Все те, кто отдыхал здесь в прошлом году, предпочли отправиться в другие места, но вместо них приехали новые люди. Возможно, их было меньше, чем тогда, но все же больше, чем в этом году.
      Стаканы у нас были пустые, и я откупорил новую банку пива.
      — А при чем тут полиция?
      — Подождите, дойду и до этого. Нынешней весной я прочел в газетах, что власти выделили средства на обширное метеорологическое исследование. Цель его — выяснить причины ухудшения климата. В вычислительную машину закладываются все мыслимые данные, начиная от направления ветров и кончая статистикой туристов.
      Как оказалось, неделю назад Клода пригласили в министерство туризма. Электронный мозг наконецто отыскал фактор, общий для последних трех лет, и этим фактором оказался мистер Реинз. Он был единственным туристом, приехавшим сюда снова после отпуска, загубленного непрерывным дождем. Чиновник министерства оправдывался, но оставался непоколебимым в своем решении. Разумеется, это всего лишь случайное совпадение, твердил он, но поскольку на карту поставлены миллионы и под угрозой вся индустрия туризма, министерство не может позволить себе ни малейшего риска. Клода просят уехать и даже предоставляют бесплатный билет до любого пункта, какой он укажет.
      — Ну и что же ты ответил?
      — Отказался наотрез. Меня не могли обвинить ни в чем противозаконном, а что касается дождя, то я ловко прикинулся и просто посмеялся над эдакои чепухой. Но исследование было проведено тщательнее, чем я предполагал. Когда всплыла моя фамилия, сыщики изучили мое прошлое чуть ли не день за днем. Чиновник показал мне отчет. Там были записаны даты и названия мест, где происходили наводнения и выпадало рекордное количество осадков.
      И все-таки Клод отказывался покинуть город. Чиновник выразил сожаление, но вынужден был его отпустить, и ирландец полагал, что на этом все и закончится.
      — На самом же деле теперь-то все и началось. В последние два дня я трижды чуть не попал под машину, и после неудавшегося наезда машины мгновенно исчезали. А вчера утром, через пять минут после того, как я ушел на пляж, в моем гостиничном номере взорвалась бомба. И со вчерашнего вечера эти два типа в штатском преследуют меня по пятам. Сегодня ночью я спал под пальмой, а дождь лил как из ведра.
      — Почему бы тебе не принять от них в подарок билет на самолет?
      — Я боюсь. После той бомбы у меня появилось подозрение, что на уме у них вовсе не высылка, а кое-что похуже. Я даже не решаюсь сам поехать в аэропорт и купить себе билет, впрочем, все равно почти все мои деньги остались в гостинице.
      Несколько минут мы молчали; он задумался, я тоже погрузился в размышления.
      — Послушай, да ты — жалкий дилетант, — сказал я наконец. — Сидишь здесь и ждешь, когда тебя пристукнут, а ведь твой талант мог бы принести миллионы и тебе, и мне.
      Он в растерянности вытаращил на меня глаза.
      — Миллионы? Каким же образом?
      — Неужто не понимаешь? Как по-твоему, на какую сумму раскошелится наше министерство туризма, если ты пообещаешь им поселиться на каком-нибудь конкурирующем курорте?
      На мгновение лицо его просветлело, но тут же омрачилось снова.
      — Я не решаюсь вступать с ними в контакт. Хорошо еще, если я выберусь отсюда живым.
      — Контакты я беру на себя.
      Он покачал головой.
      — Забудем об этом.
      — Как хочешь. Есть и другие способы. В мире немало стран, для которых недостаток влаги — национальная катастрофа. Если мы предложим им твои услуги, можем получить в уплату нефтяные скважины.
      На сей раз он клюнул.
      — Но поверят ли они мне?
      — Да ведь ты мастер своего дела. И пусть удовлетворяют все требования, не то — еще несколько лет засухи. А если говорить серьезно — у меня есть рука в министерстве туризма, да такая, что мне ничего не стоит раздобыть копию отчета о твоем прошлом. Не сомневайся, этого будет достаточно. Ну что скажешь? Согласен быть моим компаньоном?
      Я протянул ему руку, и он пожал ее.
      — Тогда сделаем вот что. Я закрою бар, мы пойдем ко мне домой, и ты хорошенько выспишься. Завтра утром мы найдем способ, как тебе выбраться отсюда, а потом начнем зашибать деньги. Ну что, подходит?
      — Еще как, — сказал он, вставая. — Подожди минуточку, мне надо облегчиться: пиво-то дает себя знать! А потом мы продолжим разговор.
      Когда он скрылся в уборной, я прокрался к телефону. Три года этот субъект разорял меня, теперь у меня появилась надежда снова встать на ноги. Я набрал номер, который мае дал полицейский, и сказал без обиняков:
      — Он здесь. В "Баре Джо".
      На другом конце провода положили трубку, не ответив, но я готов поклясться, что и двух минут не прошло, как парочка в макинтошах ворвалась в бар. Я показал на уборную.
      Уж кому не везет, тому не везет. Несмотря на всю мою осторожность, парень, верно, что-то услышал: окошко, выходящее на задворки, было распахнуто, а рыжего ирландца и след простыл. Дождь пошел опять, еще сильнее, чем прежде.
      Думаю, что они его не поймали. Во всяком случае вознаграждения я не получил. Не знаю, как удалось ему перейти границу, не имею понятия и о том, куда он направился.
      Но последние две недели в Сахаре идут проливные дожди.

Берье Круна
Ящик

      Он построил совершенный дубликатор. На это ушло тридцать лет. Одно вскользь брошенное во время лекции слово послужило первым толчком, а смерть родителей обеспечила деньги. Как только было прочитано завещание, он сообщил в университете о своем уходе.
      В течение трех десятилетий он жил как отшельник, размышлял, читал, экспериментировал. Три десятилетия ночных бдений, нерегулярного питания и сидения за столом сделали его сутулым и близоруким, а в волосах раньше времени пробилась седина.
      С утренней почтой он получил письмо от своих адвокатов. Последняя акция была продана, последний участок земли превращен в деньги.
      И вот он, старый изможденный человек, сидит и созерп; ает свое творение. Совершенный дубликатор.
      Посетитель, заглянувший к нему в лабораторию, принял бы аппарат за морозильник — длинный белый ящик с крышкой, несколькими лампочками, стрелками и кнопками. Длинный белый ящик, которому предстоит преобразить мир.
      Совершенный дубликатор изготовлял копии. Абсолютные, трехмерные копии живой и мертвой материи. Стоит лишь поднять крышку, опустить в ящик чашку в цветочек с отбитой ручкой, нажать на кнопку «старт», и через минуту вы вынимаете две чашки в цветочек с отбитыми ручками. Столь же просто один котенок превращался в двух. Хотите получить больше чашек или котят, повторите процедуру.
      Материал для копий дубликатор добывал из воздуха. Являясь как бы электронным вариантом философского камня, он перестраивал атомы в нужную модель, не обращая ни малейшего внимания на научные законы и аксиомы, записанные в учебниках. Расход энергии был минимальным: работу дубликатора вполне обеспечивала парочка солнечных элементов.
      На начальном этапе своих изысканий он часто мечтал об этом дне. В лаборатории толпятся представители мировой прессы, а профессора, краснея, признаются в своем бессилии объяснить процесс. Но годы добровольного одиночества изменили его фантазии. Ему не нужны стали аплодисменты, восхищенные репортажи могли остаться ненаписанными. В свое время мир все равно узнает о его величии.
      Десять лет назад в его дверь постучался последний посетитель — товарищ по университету, случайно оказавшийся в тех местах, — но впущен не был. Его контакты с внешним миром ограничивались одним телефонным разговором в неделю с продуктовой лавкой в деревушке и несколькими купюрами в корзинке, выставленной на веранде и предназначенной для посыльного из лавки.
      К концу работы его существование превратилось в борьбу со временем. Еще неделю назад было не ясно, успеет ли он закончить задуманное прежде, чем истратит последние крохи своего наследства. Но он успел, и вот дубликатор перед ним. Совершенный дубликатор. Две кофейные чашки с отбитыми ручками на крышке аппарата и два абсолютно одинаковых котенка, играющие с клубком ниток в углу комнаты, свидетельствуют об его успехе. Тридцать лет изнурительного труда наконец-то будут по достоинству вознаграждены.
      Больше часа сидел он почти неподвижно. В ту же секунду, когда дубликатор заработал, он осознал один очень невеселый факт. В течение всех этих тридцати лет его планы и мечты заканчивались именно на этом. Он не имел ни малейшего представления, что делать дальше.
      Когда в свои двадцать с небольшим он начинал работу, конечная цель не вызывала никаких сомнений. Изобретение принесет ему богатство, неисчислимое богатство — каким образом, его не волновало. Крез и Соломон поблекнут рядом с ним. Богатство даст ему власть, а богатство и власть принесут счастье.
      Теперь эти фантазии он мог бы с легкостью осуществить. В кармане у него, правда, лишь несколько монет, но через несколько часов этих монет станет столько, что вполне можно будет обменять их на пару слитков золота, которые в свою очередь… Или частным лицам запрещено иметь в обращении золотые слитки? Он не знал этого точно, да, по правде говоря, его это не интересовало. Может ли богатство вернуть ему молодость? Может ли оно дать ему настоящих друзей, если он решится нарушить свое одиночество? Вряд ли.
      Ну а власть? Посвятить ближайшие годы завоеванию мира? Добыть оружие и патроны и скопировать самого себя, создав непобедимую миллионную армию? Он мысленно представил себе бесконечные шеренги марширующих чучел, сгорбленных, в очках со стеклами толщиной в сантиметр, и содрогнулся от отвращения.
      Оставалось только стать благодетелем человечества. В белом ящике были еда для голодающих, лекарства для больных, роскошь и изобилие для бедных. Он мог бы даже создать уменьшенную копию дубликатора, а потом размножить его в большом аппарате.
      Это-то уж по-настоящему преобразит мир, не так ли? А что останется на долю человека, которому уже не к чему будет стремиться, незачем строить планы? Скука и апатия, общество, которое сначала застынет в своем развитии, а потом покатится назад. Кому будут нужны знания, если все, что пожелаешь, можно найти под крышкой дубликатора? Конечно же, пути, которыми пойдет человечество, если каждый получит в свое распоряжение дубликатор, могут быть различными, но все они приведут к катастрофе.
      Он встал со стула и окинул взглядом лабораторию.
      Тридцать лет ушло на то, чтобы построить дубликатор. Чтобы разрушить его кувалдой, потребовалось всего тридцать минут.

Берье Круна
Все наверх!

      "Самое странное, — часто думал он потом, — что все казалось очень просто и естественно". Он ни чуточки не испугался, не поразился, хотя и несколько удивился, увидев того человека на опушке. Вообщето первым обнаружил незнакомца Бустер, бульдог. Залаял, подбежал и начал обнюхивать. Человек улыбнулся собаке.
      — Не бойтесь, — крикнул владелец бульдога. — Собака не укусит, она просто любопытна.
      Теперь человек улыбнулся уже ему.
      — … не боюсь, — заверил он.
      Дул холодный ветер, под лучами мартовского солнца растаяла лишь небольшая часть снежного одеяла на опушке. Тем не менее на человеке не было ничего, кроме голубых плавок. Он сидел, прислонившись к валуну, и, казалось, наслаждался солнцем, больше всего напоминая туриста, расположившегося на солнечном берегу.
      — Вам не холодно? — не удержался от вопроса хозяин собаки.
      Ему самому показалось, что это прозвучало глупо, и, чтобы скрыть неловкость, он продолжил:
      — Вы живете здесь поблизости? У меня небольшой домик по ту сторону холма.
      — Мне не холодно, — услышал он в ответ. — И я не живу здесь поблизости.
      Собака спокойно улеглась у ног незнакомца. Тот наклонился и почесал ее за ухом, но продолжал смотреть на хозяина, как бы ожидая дальнейших вопросов.
      — Вы понравились Бустеру. Обычно он с подозрением относится к незнакомым. По-моему, он вообще раньше никогда так себя не вел. Может, у вас тоже есть собака?
      Человек по-прежнему улыбался. Это внушало какое-то необъяснимое к нему доверие.
      — Нет, у меня нет собаки, У меня есть…
      Незнакомец замолчал и развел руками. Может быть, иностранец? Во всяком случае он не мог подобрать слова для обозначения своего домашнего животного.
      — Кошка?
      — Нет, не кошка.
      Даже голос внушал доверие. Только много недель спустя он понял причину. Голос незнакомца был просто-напросто точной копией его собственного.
      — Мне следовало бы представиться. Инженер Лундберг. Мы с Бустером совершали воскресную прогулку и сейчас направляемся домой. Не хотите ли составить нам компанию и перекусить?
      Слова вырвались у инженера прежде, чем он успел подумать. У Лундберга не было привычки приглашать домой незнакомых, а с полуголыми мужчинами, сидящими в сугробе, следовало бы быть особенно осторожным. Но парень небось замерз, хотя и отрицает это, а то, как воспринял незнакомца Бустер, явно говорило в его пользу, так же как его улыбка и голос.
      Человек встал.
      — Меня зовут Сири, — сказал он. — Я хочу составить вам компанию.
      — Сири?
      Инженер ждал, что Сири достанет свою одежду, он ведь мог, скажем, быть «моржом», поэтому и сидел в сугробе, наслаждаясь солнцем. Но Сири — Сири? — тут же подошел к нему, и инженер, удержавшись от комментариев, направился к дому.
      — Простите за навязчивость, вы швед или приехали из какой-нибудь другой страны?
      Лундберг не заметил в речи незнакомца ни малейшего акцента, но то, как тот искал слова, посеяло в нем сомнения. Да еще краткие ответы Сири, за которыми ни разу не последовало ни одного вопроса.
      — Я не швед. Я приехал из…
      Опять жест руками, но на этот раз он устремил взгляд в небо.
      — Сверху?
      — Сверху.
      Абсолютно уверенно. Без тени сомнения или попытки объяснить.
      Если когда Лундберг и должен был бы испугаться и попытаться улизнуть, чтобы предупредить полицию или вызвать «скорую», так именно сейчас. Но вместо этого он разразился хохотом.
      — Понимаю, — фыркнул он. — Ты, конечно, прилетел на летающем блюдце. Но как же ты научился говорить по-шведски? Заочно? Или на Марсе все говорят по-шведски?
      — Я не говорю по-шведски, — поправил инженера незнакомец. — Ты говоришь. Я понимаю.
      Бустер заметил белку и залаял. В следующую секунду раздался еще один лай, на этот раз он исходил от Сири. Собака тут же кинулась к нему и приглушенно заворчала. Самое смешное, что в ворчании ее слышался явный вопрос. Незнакомец ответил новым ворчанием, и этот странный разговор продолжался еще с минуту. Бустера словно околдовали. Огромный бульдог прыгал и танцевал, не отрывая от Сири взгляда, полного восхищения. Короткий лай Сири, и бульдог остановился.
      — Бустер говорит, — сказал Сири. — Я понимаю. Я говорю. Бустер понимает.
      Инженер Лундберг взглянул на своего гостя. Среднего роста, довольно загорелый, темные волосы, голубовато-зеленые глаза, на вид лет тридцать. Самому инженеру недавно исполнилось сорок.
      — Да, но… это невозможно, — запротестовал он. — Ты хочешь сказать, что у Бустера есть свой язык, и ты выучил его, как только услышал?
      Он замолчал и попытался припомнить, что говорилось до сих пор. Сири действительно не произнес ни одного слова, которого бы сначала не употребил он сам, отметил Лундберг. А словарный запас Сири за время разговора явно расширился.
      Чтобы проверить свое предположение, инженер сказал:
      — Если я правильно понял, ты прибыл на космическом корабле. Это заставляет сделать ряд допущений, одинаково невероятных. Либо ты прилетел с соседней планеты, несмотря на заверения астрономов в том, что они необитаемы, либо из другой солнечной системы. Но так как скорость света превысить нельзя… я читал, что нашим самым современным ракетам понадобились бы сотни лет…
      Лундберг вдруг потерял нить разговора, поразившись парадоксальности ситуации: морозным мартовским воскресным днем он обсуждал космические путешествия с совершенно незнакомым человеком в плавках. Человек хоть, слава богу, на вид безобидный. Даже симпатичный.
      Сири, внимательно его слушавший, семенил рядом по узкой лесной тропинке. Он возразил:
      — Ты неправильно меня понял. Я прибыл, но не на космическом корабле. И скорость света можно превысить, если у тебя есть…
      И вновь жест, означавший, что у него не хватает слов.
      — Ладно, как хочешь. Поговорим об этом после обеда. Вот здесь я и живу. Входи и чувствуй себя как дома.
      Да, вот такая выходит история с географией. Вытащил голову, хвост увяз. Я ведь знаю, что будет дальше, да больно уж медленно события развиваются. Ни к чему эти два болтуна не придут.
      Поторопить их, что ли? Забежать немного вперед?
      Теперь уже ясно, что Сири (и правда, странное имя, но ничего не поделаешь, зовут его именно так) действительно пришелец из космоса. Еще яснее это становится дома у Лундберга, где Сири бродит по комнатам и изучает обстановку, как будто никогда ничего подобного не видел — а ведь и, верно, не видел.
      А кроме того, Сири отказался от предложенного Лундбергом обеда — жареной картошки и вареной колбасы.
      В конце концов Сири удалось объяснить, почему он не ест. Он получает энергию непосредственно из солнечного света. Поскольку этот свет должен быть профильтрован через воздушный слой, а Земля оказалась как раз на его пути, он воспользовался случаем, чтобы здесь «перекусить». Космический корабль ему не нужен. Его народ уже многие тысячелетия путешествует в космосе с помощью телепортации. На более дальние расстояния телепортация осуществляется поэтапно, но все равно происходит практически мгновенно.
      — Внизу, на поверхности планеты, конечно, другое дело, — уточнил он. — Там мы вынуждены использовать машины, если очень спешим.
      — Автомобили?
      В первый раз с момента их встречи Сири, казалось, не понял вопроса. Его хозяин достал газету и словарь и показал ему изображение автомобилей и двигателей внутреннего сгорания.
      — Но это же неразумно, — прокомментировал Сири. — Подумать только, какими примитивными методами вы пользуетесь. Судя по всему остальному, что я у тебя видел, мне казалось, что вы достигли гораздо большего. Ты хочешь сказать, что вы используете нефть, чтобы привести в движение эти чудовища? Разве они не загрязняют воздух?
      — Еще как, — мрачно кивнул инженер Лундберг. — Но что же нам делать, если нет другого выхода?
      — Выход есть. Машина, которой пользуемся мы и которая есть почти на всех цивилизованных планетах, намного лучше. Хочешь узнать, как она работает?
      — Ты и мысли читать умеешь?
      Сири улыбнулся.
      — Нет, не умею. Наша способность инстинктивно понимать чужие языки врожденная, как и наш способ перемещения на другие небесные тела. Но это во всяком случае не телепатия. Не знаю даже, можно ли этому научить. Если бы у меня было побольше времени…
      Эта реплика Сири вызвала беспокойный вопрос со стороны Лундберга.
      — Я надеюсь, ты не собираешься сейчас уходить? Мне нужно задать тебе миллион вопросов.
      В ответ пожатие плечами.
      — Понимаю. Но не успею тебе больше ничего рассказать. Мне надо попасть на собрание, я и так задержался здесь слишком долго.
      Подняв руку, Сири приостановил поток протестов.
      — Знаешь что, — сказал он, — дай-ка мне бумагу и карандаш. Пожалуй, я успею сделать чертеж нашей машины. Если тебе этот чертеж покажется слишком сложным, у вас наверняка найдутся ученые, которые помогут тебе разобраться в конструкции.
      Лундберг вытащил из ящика стола письменные принадлежности. Поискал в кармане сигареты, вспомнил, что оставил их на столе в кухне, и вышел.
      Пока он чиркал спичкой о коробок, он услышал, как хлопнула входная дверь.
      Гость ушел, но на столе остался лист бумаги. Лундберг, дрожа от нетерпения, склонился над ним.
      Сири сдержал слово.
      На бумаге был тщательно нарисован велосипед.
      Эх, не очень-то здорово получилось. Столько слов, а результат ничтожный. Меня начинает брать сомнение, правду ли говорил Сири. Я имею в виду велосипед. Неужели эти и есть эпохальное изобретение? А что они делают там, на его родной планете, когда им нужно перевезти рояль? Или они играют только на контрабасе и флейте?
      Тут и Лундберг начал приходить в себя. Он вспомнил целый ряд неприятных фактов — например, то, что хотя поблизости и нет сумасшедшего дома, зато есть приют для алкоголиков. А ведь хорошо известно, какими очаровательными людьми могут быть некоторые алкоголики, если постараются. Хотя Сири вообще-то даже от пива отказался, но он, наверное, надеялся, что ему предложат что-нибудь покрепче.
      Нет, так закончить нельзя. Вся история повисла в воздухе. Давайте продолжим еще немного.
      Второй раз за день инженер Лундберг разразился хохотом. Ну и основательно же его надули. Его, который всегда бывает так сдержан, даже подозрителен по отношению к незнакомым.
      Внезапно он поддался какому-то импульсу и прошел в столярную мастерскую, где еще осенью поставил свой старый велик. Все еще улыбаясь, он перекинул ногу через раму, оперся рукой о стену и уселся на неудобное седло. Потом закрыл глаза, стараясь отвлечься от сугробов на маленьком дворике и инструментов на верстаке в полумраке мастерской.
      Вот так все и началось, фантазировал он. Народ Снри сосредоточил свои способности на духовных упражнениях, а не на технических. Велосипед явился кульминацией их технического развития. Для того, чтобы попасть на другую планету, они просто начинали думать о том месте, куда хотели переместиться.
      Как оно может выглядеть, это место? Воздух там должен быть непременно, хорошо бы и тепло было — для разнообразия. Скажем, пустыня — и два солнца для верности. Если сосредоточиться как следует…
      Падение на песок заставило его открыть глаза. В полном зимнем облачении он сидел на вершине холма и смотрел на простиравшуюся перед ним пустынную местность. Он заметил, что отбрасывает две тени.
      По тропинке у подножия холма шел человек в набедренной повязке. Рядом с ним ковыляло шестиногое лохматое существо. Пораженный открывшимся перед ним видом на вершине холма, человек крикнул;
      — Кууланг матьянгаба вева?
      Значение слов было совершенно понятно инженеру Лундбергу.
      — Матьянгаба вева, — заверил он дружелюбно.