Пани Иоанна (№16) - Золотая муха

— Что? Когда, спрашиваете? Да откуда мне знать? Недавно. А где — понятия не имею. Цвет? Не очень-то я в цветах разбираюсь, вроде бы чёрный, а может, и рыжий? Нет, черноватый скорее. Точнее затрудняюсь…

У капитана кончилось терпение.

— Жена дома? Пригласите её, пожалуйста, зайти. Поскольку сверху доносились голоса, а в момент прихода капитана на лестнице мелькнула женская фигура, хозяину не с руки было врать, что жены нет. Бросив исподлобья угрюмый взгляд, он раскрыл дверь и, задрав голову, рявкнул:

— Магда!

— Чего тебе? — отозвалась сверху супруга.

— А ну спустись сюда! У пана капитана к тебе дело.

Через минуту в гостиную вплыла пани Орешникова. Среднего роста, довольно упитанная, под стать мужу, с высокой шапкой более чем тёмных волос. Цвет их и в самом деле было нелегко определить, но блондинкой пани Орешникову никто бы не назвал.

— Пана капитана интересует твой парикмахер, — ехидно заявил Орешник в ответ на вопросительный взгляд супруги.

— Мой парикмахер? — недоверчиво переспросила супруга.

Следователя нелегко было сбить с толку.

— Пани недавно перекрашивала волосы? — деловито поинтересовался он.

— Да, перекрашивала. А что? Есть статья? Или плохо перекрасила?

— Что вы, перекрасили замечательно, и закон не запрещает. Чудесный оттенок. Когда?

— В прошлый четверг! — расплылась в улыбке довольная женщина.

— Где?

— Да у пани Марыси, моя постоянная парикмахерша. Тут рядом с нашей стоянкой, может, видели, маленький частный салон. Я всегда к ней хожу.

— А раньше какого цвета у вас были волосы?

— Совсем светлые, проше пана. Ведь я натуральная блондинка. А что?

— Да ничего, все в порядке. Минуточку, когда вы в четверг вернулись из парикмахерской, в доме были гости?

— Правильно, были. Откуда пану капитану известно? Ведь даже я не знала, такая для меня была неожиданность…

— Кто же был у вас в гостях? Обменявшись с мужем, молниеносным взглядом, таким незаметным, что лишь бдительный капитан увидел, Орешникова ответила:

— Даже не знаю. Я лишь заглянула, поздоровалась и ушла. Раз меня не предупредили, значит, деловые партнёры мужа, а с ними я обычно не общаюсь. Я и в гостиную не заходила, бросила только «здравствуйте» и поднялась наверх.

— Неужели не заметили, мужчины это были или женщины? — допытывался капитан.

— Да мне ни к чему. Обычно приходят мужчины. А что, какая-то баба притащилась? — удивлённо спросила она у мужа.

— Притащилась, — ядовито подтвердил тот. — Ты.

Пожав плечами, Орешникова вопросительно взглянула на капитана.

— Спасибо, больше к вам вопросов не имею, — ответил капитан и решил на этом закончить визит.

— К парикмахерше? — догадался подпоручик, когда они с капитаном садились в машину.

— Да. Я подожду, а ты забеги поинтересуйся. Вернувшись, Гурский доложил начальству:

— Пообщался с пани Марысей, все сходится. Орешникову помнит, в четверг приходила перекрашиваться. «Знаю её как облупленную, такая пшеничная блондинка, и все ей неймётся, то зелёный цвет подавай, то чёрный. В прошлый четверг пришлось попотеть, пока добилась нужного ей оттенка, после закрытия проторчали». И показала мне тетрадь, где эта Орешникова заранее записалась. Цвет «баклажан». Все сходится.

— Холера! — только и прокомментировал капитан, у которого как раз и не сходилось.

Закрывшись в кабинете вместе с подпоручиком, они принялись тщательно анализировать протоколы допросов свидетелей, сопоставляя их со своими записями. Получив разрешение начальства, Роберт Гурский изложил свои соображения:

— По всему видно — наше дело уходит корнями в прошлое. Вот, глядите. Во-первых, тогда кто-то убил двух искателей янтаря, трупы закопал, янтарь свистнул. Все свидетели той поры показывают одно и то же, никаких противоречий в показаниях, вот разве что ни один не упомянул о янтаре с золотой мухой. Я специально на этот предмет проверил милицейские материалы. И Валтасар был на косе в ту пору. Хотя теперь и отпирается, наверняка причастен, пока не знаем, каким боком. Во-вторых, когда через шесть лет нашли трупы, опять проводилось дознание, причём фигурируют те же свидетели. И тут, почти одновременно, возникает утопленник и всплывают три уникальных янтаря, о которых потом только и говорят. Золотая муха в первую очередь. О деньгах очень туманно, ничего конкретного, удивляюсь, почему следователь не поприжал малость этих горе-свидетелей, раскололись бы как миленькие, ведь даже теперь чувствуется — знали многое. А так ограничились той лапшой, что им на уши вешали, — деньги украдены, нет, вроде бы найдены, или потеряны, а может, обнаружены… Ну и; в-третьих, теперешнее убийство…

— Из тех показаний, что нам уже удалось получить, следует — золотая муха объявилась между первым убийством и обнаружением трупов, — задумчиво произнёс Бежан. — Задолго до того, как на косе стали о ней говорить. Появилась далеко от тех мест, в Варшаве, и видели её люди, никак не связанные с преступлением. Надо полагать, преступник привёз её в столицу…

— Неужели такой дурак? — усомнился подпоручик.

— Наверняка не сам привёз. Проверь. Демонстрировали её Орешник и Валтасар, в руках Франтишека Лежала никто её не видел. Только вот сейчас появился свидетель, который утверждает — муха находилась в доме Лежала. Валтасар пытается свалить на Лежала все, что можно.

— Не верю я его показаниям ни на грош.

— И правильно делаешь. Да и не он один лжёт. Уверен — среди гостей Орешника была какая-то баба. У Лежала тоже была баба. Очень хотелось бы добраться до неё, что-то говорит мне — она связующее звено. Точнее, недостающее. Вот гляди, все вроде бы логично, убили из-за янтаря, украденный янтарь появляется на рынке, его владельцы известны… Нет, тут мы допустили промашку, ведь ни разу не спросили свидетелей, кто же хозяин мухи…

— …а также ещё двух камней.

— Да, всех трех. Кто получит деньги, когда янтарь будет продан? Ладно, ещё не поздно это выяснить. И кроме того, у всех придётся произвести обыск, ведь эти наши янтарщики — одна шайка-лейка, друг дружку покрывают.

* * *

С достижениями капитана Бежана Аня ознакомила нас лишь поздно вечером.

— Боюсь, муж уже начинает подозревать меня бог знает в чем, — пожаловалась она, входя. — Ведь и в самом деле, как ночь — я за порог. К счастью, это его не особенно тревожит.

— Тем более что преступления, как правило, совершаются по ночам, — успокоил её Костик, — так что все правильно.

— Бумаги! — обрадовалась я. — Покажи!

— Но потом сожжём, ведь это доказательства моей вины, — попросила Аня. — Вот они. Ага, это о смерти Казика, на всякий случай захватила. Отксерила. Я вообще уже ничем другим не занимаюсь в рабочее время, только служебными нарушениями. Хорошо хоть, нет никаких горящих дел.

Напросившаяся в гости Дануся принялась расставлять на столе принесённые ею экзотические закуски, заваривать чай и разливать многочисленные напитки. Очень хотела принести какую-то пользу. Покончив с этими делами, она начала сооружать маленькие бутербродики, заявив, что надо чем-то занять руки, а то от волнения сильно дрожат. И пожаловалась:

— Чего я боюсь — донесут на меня мужу. Сообщат, что веду ночной образ жизни. Одна надежда на то, что Зенобию не до меня, сейчас за него взялась полиция. А потом я Хамиду сама обо всем расскажу, когда лично рассказываю, он мне верит.

Я принялась знакомиться с копиями самых последних материалов следствия. Это не были официальные протоколы допросов, просто перепись магнитофонных записей, а также рабочие заметки. И все они недвусмысленно свидетельствовали: без радикальной помощи общественности капитан пропал. Общественность же в моем лице все ещё сомневалась.

— Ясно ведь, та баба у Орешника — Идуся, — рассуждала я. — Костик видел её собственными глазами, насчёт этого никаких сомнений. А у меня сильные подозрения — капитан пугает её с нами, со мной и Данусей. Ведь не зря же допрашивал парикмахершу. Блондинки ему спать не дают.

— Обратите внимание на такой факт, — подключилась Аня. — Следствие до сих пор не связывает с преступлением Казика, иначе капитан кое о чем бы догадался. Вот, я подняла протоколы допросов Идуси после смерти мужа, в них ни слова о янтаре. И о людях, с ним связанных. Нигде не упомянула Орешника, хотя уже тогда его знала. В материалах же восемнадцатилетней давности, тех, что оставила полиция Эльблонга, Казик вообще не фигурирует. Неужели вас тогда не допросили?

— Не допросили, — сокрушённо призналась я. — Ведь преступление совершено было в Песках, а мы жили в Крынице, причём хозяйка нас даже прописала. Я всегда говорила, что тогда милиция подошла к делу спустя рукава. Те же, кого допросили, о Казике предпочли не упоминать, скорее всего, он уже вступил с ними в контакт и стал опасным для окружения. Потому в следственных материалах той поры и не всплыл.

Долгое время все собравшиеся знакомились с принесёнными Аней бумагами и пытались делать свои выводы. Первой их представила Аня, как и положено профессионалу.

— Одни косвенные улики, никаких убедительных доказательств, — недовольно заявила она. — Приди они ко мне с таким обвинительным заключением, я бы их за дверь вышвырнула и вернула бы дело на доследование, хотя чисто субъективно у меня уже есть своё мнение. Но судить будет человек посторонний, который не знает тебя так, как я, никогда не встречался с Казиком, не играл в бридж с Идусей и не поедет на Вислинскую косу. Не вижу иного выхода. Ты просто обязана им обо всем рассказать, лучше неофициально.

— Аноним-доносчик! — обрадовалась я. — Или тайный осведомитель! Я слышала, они очень любят таких, втихаря встречаются с ними и всячески скрывают в собственных же интересах. Да я и сама уже об этом думала и охотно пригласила бы капитана в гости, да нет у меня его домашнего телефона…..

— Может, он сейчас ещё сидит на работе. Но если согласится прийти, я немедленно испаряюсь. И прихвачу с собой доказательства собственного преступления, служебного, — подхватилась Аня.

— А я? — жалобно поинтересовалась Дануся, с грустью глядя на приготовленное угощение.

— Оставайся! — снизошла я. — Пусть бедняга увидит наконец искомых блондинок, и в двух экземплярах. Паспорт у тебя с собой? Надеюсь, удастся ему объяснить, что арабская жена — дело тонкое. С виду он понятливый.

— Я тоже останусь! — решился Костик. — Мне тоже есть что ему сказать, а на меня он до сих пор не вышел, так что обрадуется. Ну как, звоним?

Капитана поймали буквально на пороге, он как раз собирался уходить. Приглашение на ужин в узком кругу воспринял с интересом, глупых вопросов не стал задавать и пообещал через полчасика явиться.

Аня спешно принялась сгребать компрометирующие её бумаги, отложив в сторонку несколько копий милицейских протоколов.

— А Казика оставлю вам. Ты могла их и сама раздобыть ещё в те времена. Надеюсь, обо мне никто из вас не проговорится! — строго глянула она на нас. — А я подумаю. Если признаю необходимым, выступлю в качестве свидетеля, судья тоже человек. На косе я бывала, знаю немного тамошние обычаи и людей, например Вальдемара. И в бридж судья тоже имеет право играть, вон, генерального прокурора как раз за это привлекли… ох, нехорошие ассоциации, но если прокурору можно… Ладно, я пошла.

— Возьми такси, — предложила я.

— Зачем такси, я отвезу, — вызвался Костик. — Время позднее, пробок не должно быть, минут за десять, в крайнем случае за четверть часа, надеюсь обернуться.

— Уж постарайся! — взмолилась я.

Тут вмешалась Дануся. Сообразила, хотя себя не помнила от волнения, услышав о приезде следователя.

— Ну что вы, ведь внизу стоит моя машина, водитель извёлся от безделья. Он и отвезёт пани Аню. А то даже обидно, Хамид платит ему такие деньги. А у меня с собой walky-talky, не знаю, как по-нашему. Мобильный телефон? Сейчас свяжусь.

И в результате Аня была доставлена домой с неимоверными удобствами. Потом мне призналась — только в американских фильмах из жизни Голливуда видела такие роскошные лимузины и уже сама не знала, как по дороге полнее воспользоваться сногсшибательным комфортом: развалиться на мягчайших подушках, заказать кофе или шампанское, поговорить по телефону с мужем или… К сожалению, жила она слишком близко и приехала раньше, чем сделала выбор.

Увидев, что у Дануси опять принялись дрожать руки, я попросила её приготовить ещё немного бутербродов в расчёте на капитанский аппетит.

Капитан позвонил в дверь даже немного раньше обещанного. Ему открыл Костик, но при виде незапланированного мужчины выдержанный офицер полиции даже глазом не моргнул, сохранил каменное выражение лица. Капитана пригласили в гостиную, усадили за стол и принялись угощать. И тут полицейский тоже проявил выдержку, хотя другой на его месте вряд ли сумел бы сохранить хладнокровие, ибо среди я без того живописных бутербродиков разместились такие экзотические деликатесы, как салат из улиток, солёный миндаль, засахаренные финики, кусочки бамбука в майонезе, плоды кактуса опунции, а к этому пиво, вино, виски и коньяк. К моему великому сожалению, отсутствовала саранча, сваренная в меду. Может, насекомые произвели бы впечатление?

Как и пристало гостеприимной хозяйке, разговор я начала с угощения.

— Непременно перекусите, пан капитан. Сюда вы приглашены в качестве частного лица, так что поесть придётся. Если ничего не попробуете, я восприму это как нежелание вкусить хлеба в доме врага своего. Уверяю вас, никаких врагов! Сплошные друзья, и дружба в частном порядке принесёт вам несомненную пользу. Хотя ваши чувства могу понять, вы вправе смотреть на меня не только с неудовольствием, но и с отвращением, ведь я, честно признаюсь, обманула полицию самым бессовестным образом. Но сейчас заглажу свою вину, обещаю вам.

— Очень надеюсь, — вежливо ответил капитан и повёл себя как хорошо воспитанный, доброжелательный гость, мечта, а не гость. Что бы ему Дануся ни накладывала на тарелку, ни от чего не отказался, а вкушать хлеб начал с традиционной рюмочки, в данном случае виски с минералкой и льдом. Очень понравилось мне такое начало!

— Когда я сказала, что обманула полицию самым бессовестным образом, — торжественно начала я, — то имела в виду следующее: наврать я ничего не наврала, но умолчала о многом. Взгляните на присутствующих здесь особей женского пола. Что видим, проше пана? Две блондинки, не так ли? Вам это ни о чем не говорит?

Роскошная золотая грива Дануси просто бросалась в глаза. При желании её хватило бы на трех особей женского пола. Капитан с большим удовольствием обозрел Данусю и похвалил:

— И в самом деле, редкой красоты волосы. Так что же?

Пришлось и на себя обратить внимание.

— Мои не столь красивы, но, ручаюсь, свои. От кого пан капитан слышал о двух блондинках?

— У меня создалось впечатление, — мягко заметил капитан, — что тут мне собирались о чем-то сообщить, а не меня расспрашивать.

— Да я и без вас знаю от кого и не расспрашиваю, а просто напоминаю… Так вот… Ага, чуть не забыла. Здесь и в самом деле собирались вам кое о чем сообщить, да что там — преподнести, как на блюдечке, все интересующие вас аспекты преступления, но при одном условии. Вот эта пышноволосая красавица — жена араба. По чистой случайности её угораздило впутаться в ваше преступление, хотя она совершенно к нему непричастна, ни о чем ничего не знает, и вы бы о ней не узнали. Просто мы, как порядочные люди, решили показать её пану и очень надеемся, что в официальном порядке пан к ней и пальцем не прикоснётся. У них, знаете ли, свои обычаи и традиции, и общение с полицией даже в качестве свидетеля может стоить ей семейного счастья. Я говорю серьёзно, это Вам не хиханьки-хаханьки, а вопрос жизни и смерти. Её здесь нет и никогда не было, согласны?

— Если не возникнет насущной потребности…

— Не возникнет. А если даже и возникнет, ничего не поделаешь, придётся вам уж как-нибудь обойтись. Все, что знает, Дануся узнала от меня, в Польшу она прибыла несколько дней назад после многолетнего пребывания за границей, прямиком из Саудовской Аравии…

— Из Швейцарии, — тихонько поправила меня правдивая Дануся.

— Неважно. Главное — Долгие годы её не было в Польше. Ну как, договорились?

Ещё немного поторговавшись, капитан согласился на наши условия. Дал слово джентльмена, что официально к Данусе не прикоснётся. Убедили, должно быть.

— А теперь, — вздохнув, сказала я, — наберитесь терпений. Все началось восемнадцать лет назад…

* * *

Званый ужин прошёл на высшем уровне. Несколько раз лицо невозмутимого капитана покрывалось ярким румянцем, глаза вспыхивали совсем не казённым блеском. Полагаю, вышеназванные симптомы явились последствием как моих откровений, так и ненавязчивых действий Дануси. За годы, проведённые в Саудовской Аравии, обязанности гурии вошли у неё в плоть и кровь, и она с потрясающей деликатностью и изяществом подкладывала на тарелку представителю власти самые лакомые кусочки и наливала все самое вкусное, создавая совершенно убийственные коктейли и смеси. Короче говоря, мы так хорошо просветили капитана, что развитая им бурная деятельность быстро принесла ожидаемые плоды.

Об успехах расследования мы узнали, разумеется, от Ани, которая, раз ступив на тропу нарушений, уже с неё не сворачивала. У Орешника имелась двоюродная тётка, по профессии токсиколог. Искренне обеспокоившись состоянием печени племянничка, тётка предостерегала его от употребления вредных для больной печени продуктов и лекарств, даже собственноручно составила список, чтобы, не дай бог, не перепутал, особо отметив те вкусности, а также медикаменты, что хуже яда. Дальнейшее уже не представляло трудности. Раздобыть вкусности и подсунуть их прожорливому Пупсику, сдобрив вредоносными специями, было проще простого. Этот момент обстоятельный капитан проверил особенно тщательно и установил: Орешник раздобыл, Франек подсунул, Валтасар сделал остальное. Таким образом, все трое приложили руку к убийству.

А в доме Идуси разыгралась драматическая сцена.

Значение золотой мухи капитан Бежан понял прекрасно, уж мы тут постарались. Идусю вырвали из объятий Морфея в восемь утра. Её тоже поразил тот факт, что в кладовке при обыске не обнаружили трех уникальных янтарей в полотняном мешочке, и, ещё не совсем проснувшись, она уже и сама не знала, чего придерживаться: клясться-божиться, что были, совсем недавно ими любовалась, или отпереться. Но тогда как же Аня? Ведь она застукала её в тот момент, когда Идуся любовалась необыкновенными камнями. Аня спокойно могла подтвердить — собственными глазами видела. Тогда Идуся и стала нести околесицу. Да, действительно, были, а как появились и каким образом испарились — понятия не имеет. Много лет назад ей покойный муж оставил, а потом они исчезли, такие уж они, эти янтари, необыкновенные, сами появляются, сами уходят, а она напрасно мечтает сделать себе медальон с рыбкой, только почему же они такие дорогие, и вообще, в чем дело?

Об актуальном поклоннике ни словечка не промолвила. В знакомстве с паном Орешником призналась лишь под перекрёстным огнём в ходе многочасового допроса, когда ей доказали — была вместе с этим Орешником в мастерской шлифовальщика, а совсем недавно — у него в доме. Ну ладно, знала она пана Люциана, знала, а больше никого не знает, какой такой Валтасар, какой Лежал, первый раз о них слышит, ну застала их тогда в доме пана Люциана, так что с этого? Посторонние люди, она не отвечает за тех, кто приходит к пану Люциану. И наконец на прямо поставленный вопрос, знает ли она такого-то, которого я называла Драгоценным, причём с подробным описанием его наружности, после продолжительного молчания призналась — знает. Точнее? Иногда встречается. Ещё точнее? Довольно часто.

И вдруг обрушилась на полицейских. А вам что за дело до этого? Любит она его, и он её любит, собираются пожениться, и никто им не запретит! Её заверили — и не собираются запрещать, выходить замуж может столько раз, сколько захочет, её личное дело.

А с Драгоценным и вовсе непонятное что-то происходило. Дома его невозможно было застать, исчез как сон золотой, и никто не знал, куда Подевался. Впрочем, до тех пор, пока к делу не подключились женщины. Одна из них, соседка, оказалась вместе с ним на автобусной остановке, ожидали один и тот же автобус. Сели, поехали, он вышел, а она… Надо было раньше выйти, да так как-то… Ну да ладно, признается: давно он ей нравился, вот и решила проследить, куда это он собрался с большой дорожной сумкой. Вышел у Центрального вокзала, она — следом и видела, как в кассе покупал билет. Да, может показать, в какой кассе.

Следующая баба, кассирша, только бросив взгляд на предоставленную мною фотографию, сразу припомнила этого пассажира. Очень интересный мужчина, обратила на него внимание. Как же, помнит, взял билет до Гданьска.

И начиная с этого момента расследование переместилось на балтийское побережье, а вместе с официальными чинами и большая часть любительской следственной шайки: Костик, Дануся и я. Официальные чины меня привлекли к расследованию, — оказывается, от меня есть толк при очных ставках. Мы с Данусей сняли по апартаменту в «Перкозе», бывшем доме отдыха в Морской Крынице, а теперь приватизированном пансионате. А что было делать? В сезон все остальное было уже занято, в частном секторе расхватали уже все комнаты, комнатушки и даже каморки, остались лишь такие бешено дорогие пансионаты, как наша «Перкоза». Дом Вальдемара и Ядвиги был битком набит семьями со множеством детей самого разнообразного калибра, хозяева сдали даже собственную спальню, а сами переехали на недостроенный чердак. Впрочем, в таком муравейнике я бы и дня не выдержала.

Гданьск — большой город, и все равно нашлась очередная баба, которую Драгоценный с ходу очаровал. Ну как тут не погордиться собой, даже если и допускаю жизненно важные ошибки, зато с такими выдающимися личностями… Едва ступив на гданьскую землю, уже на вокзале Драгоценный по-джентльменски помог доволочь до стоянки такси тяжеленную сумку возвращающейся из отпуска в горах паненке, как оказалось — сотруднице туристического агентства. Мало того, поймал ей такси, довёз до дома, а сам поехал дальше. Потрясённая паненка запомнила джентльмена на всю жизнь и немедленно опознала его по фотографии, выудив её из предъявленного полицией десятка снимков.

К сожалению, таксист оказался мужского пола, но пассажиров тем не менее запомнил — ему, в свою очередь, понравилась турпаненка. А этого типа отвёз на Тополевую, восемь. Тип расплатился и вышел, а больше он ничего не знает.

Дом на Тополевой оказался многоквартирным, пришлось поработать. Полиция действовала оперативно, опросила всех жильцов и нашла-таки нужного свидетеля. Свидетельницу, немолодую уже даму, не работающую, домашнюю хозяйку. Дама призналась — расспрашивал её вот этот пан с фотографии, да, он, без всякого сомнения, позавчера был. О чем расспрашивал? О том, что было много лет назад, очень умный мужчина, знал, с кем поговорить: она одна во всем доме помнит о тех делах, другие жильцы появились позже.

Ну да, она тогда уже жила здесь, только замуж вышла, а напротив в квартире, дверь в дверь, жила некая Мисякова, пожилая женщина, с внучкой. Как же, помнит, внучку звали Гражинка. Старуха говорила — дочка её покойного сына. Ну и эта Гражинка в один прекрасный день исчезла, больше её не видели. Бабка не беспокоилась, даже объясняла соседям — на каникулы поехала, Гражинке уже лет шестнадцать было, девочка большая, самостоятельная. И поехала она на каникулы к какой-то родне по матери, за границу, да там и осталась. Нет, что за родня и за какой границей, этого Мисякова не говорила. Может, сказала милиции, потому что тогда к ней и милиция приходила, как внучка исчезла, но, наверное, все оказалось в порядке, больше милиция не появлялась. Неразговорчивая была старуха, ничего от неё толком соседи так и не узнали, а ведь интересовались от доброго сердца, не из любопытства. А вскоре она померла. Ага, перед самой смертью наняла такси и куда-то в другой город ездила на целых два дня, а куда — неизвестно. Хотя говорила, что к доктору, но врала, должно быть, — не помог ей доктор, в больницу взяли болезную, там и померла. Ещё из больницы приезжала потом с ключом санитарка, за одеждой, чтобы похоронить покойницу честь честью. Когда? Да уж года два назад, точнее вряд ли кто скажет…

Да, как раз об этом и расспрашивал тот пан, и ещё спрашивал, не приезжала ли на похороны бабки Гражинка, но кто ж её знает, на похоронах никто не был. После старой Мисяковой в их квартире поселился пан Бурчак, он шофёр, вечно в разъездах, его дома почитай что и не бывает. Тот пан и про Бурчака расспрашивал. А почему все так интересуются соседями?

На последний вопрос домашняя хозяйка ответа не получила, оставалось самой ломать голову да строить предположения.

О разговоре с ней я узнала, прослушав магнитофонную запись. Капитан Бежан в данном случае выполнил функции Ани, — должно быть, счёл меня достойной доверия. Причём нашёл нужным пояснить:

— Видите ли, я всегда предпочитаю работать в тесном контакте с так называемой общественностью. Привык доверять людям и полагаться на их мнение. И, как правило, жаловаться не приходится. Ведь люди в массе своей честные, не преступники, не мошенники. Не ангелы, конечно, ну да и я не формалист, к мелочам не придираюсь. А если кому приходилось допускать какие мелкие нарушения, закрываю на них глаза. Вот, скажем, если пан, — тут капитан кивнул на Костика, — добывал серебро для своих поделок не совсем легальным путём, когда оно ещё было регламентировано, так это его дело. И если, скажем, приходилось свои изделия переправлять за границу не совсем законными путями… его проблемы, тогда на это смотрели строго.

— Не переправлял я! — энергично отмежевался Костик.

— Вот и хорошо! Иначе теперь как пить дать угодили бы в мафию, и уж тогда пришлось бы взяться за вас серьёзно. А так — можем дружески беседовать, и никаких проблем.

Ясное дело, Гражинку Мисяк я сразу вспомнила, имя это несколько раз встречалось на страницах блокнота Драгоценного, причём с разными адресами. Был там и вот этот, на Тополевой. Капитан принял информацию с благодарностью, в свою очередь поделившись с нами своими сведениями.

— Полагаю, вы ещё не знаете, что Мисяк — фамилия погибших супругов. Сын старой Мисяковой и его жена. Он был гданьским таксистом. Оставляю вам плёнку, можете прослушать, пока я сбегаю окунусь в море.

Мы сидели в моем номере, до моря — рукой подать, и я бы удивилась, не воспользуйся полицейский двумя днями командировки в самый купальный сезон, Костик поставил плёнку, я извлекла из холодильника пиво. Запись была хрипловатой, но довольно отчётливой.

— …ясное дело, помню, пан полицейский, как же не помнить, такое не забудешь, об этом долго потом говорили. Машину Мисяка на стоянке какая-

То сука стукнула, пришлось отдать в ремонт, ну и они порешили с женой на это время съездить за янтарём. Жена Мисяка была из рыбацкой семьи, с малолетства к морю приучена, потом в спорт пошла, на плавание, и тоже незадача, то ли ногу потянула, то ли ещё что. Вот они и подались на косу, пока машину отремонтируют, на янтаре подзаработать. И больше я их не видел. Уехали и пропали. Говорили потом, что янтаря прорву вытащили из моря, целое состояние, и с ним за границу сбежали. Чего только люди не брешут! Ну как они могли сбежать, если у них тут дите оставалось? И квартира своя, три комнаты и ещё кухня? Да, точно знаю, была у них квартира.

…Откуда, спрашиваете, такая квартира? Ну, я там точно не скажу, слышал только, знаете, когда ждёшь пассажира на стоянке, чего не услышишь от своего брата шофёра. Поговаривали, значит, что старик Мисяк оставил сыну малость, а тот сумел подзаработать, дальнобойщиком на заграничных трассах добрых пару лет протрубил. Мисяк был мужик не промах, комбинировал, в общем, поднакопил деньжат. А квартиру жена в приданое от родителей получила, отец у неё рыбачил, а мать из зажиточной семьи, ранними овощами торговала, так что дочке квартиру подарили. Потому Мисяк и мог позволить себе, «мерседес» купить, да вот сука какая-то все крыло разворотила.

…Вот и видите, я же говорил, не сбежали они за границу, нашли их трупы, хоть и много лет прошло. Выходит, не очень-то на янтаре разбогатели. А про ихнюю дочку только то знаю, что с бабкой осталась, с матерью Мисяка. Квартиру вроде бы продала бабка, слышал краем уха.

Исполненные глубочайшего сочувствия к капитану Бежану, выслушали мы более десятка подобных расспросов. И хотя знали, что разговаривал с гданьскими шофёрами не сам капитан, а его сотрудники, все равно сочувствовали, потому что все эти показания были похожи друг на друга как две капли воды и ничего конкретного из них следствие не узнало. С несомненностью был установлен один факт: совсем недавно со всеми этими шофёрами беседовал Драгоценный, опередив полицию дня на два, а потом бесследно испарился.

Адресное бюро в лице какой-то озлобленной бабы дало такой же ответ. Совсем недавно спрашивали, так опять надо голову морочить занятой женщине, делать полиции нечего, вместо того чтобы бандитов ловить… Ну, вот запись — Мисякувна Гражина, несовершеннолетняя, выписана. По заявлению Мися-ковой Софьи, ответственной квартиросъемщицы. Откуда мне знать, куда выписана, нас это не касается. Ладно, поищу, вот пристали, спасения нет! Ага, вот справка о временной прописке в Варшаве на жилплощади некой Бистро Магдалены, дальней родственницы. Есть адрес, есть, записывайте: Доманевская, шесть, квартира два. Да не значится здесь, какая именно родня, нас степень родства не волнует, пусть Варшава об этом заботится.

— Столько работы! — посочувствовала я капитану. — Могла бы ему и сама все эти сведения предоставить, у Драгоценного в блокноте все зафиксировано, а этот дом на Доманевской давно уже разобрали, сквер там разбили. А ещё Гражина была прописана в Пултусках, а может, не прописана, просто там какое-то время жила, из записи в блокноте не поймёшь. Последний варшавский адрес, одиннадцатилетней давности, улица Грошовецкая. Драгоценный Гражинку искал, правильно?

— Правильно, — согласился со мной Костик. — А вот зачем?

— Холера его знает.

— И похоже, упорно продолжает искать. Куда могла подеваться, неужели исчезла с концами, как её родители?

— Все может быть. Не забудь, она единственная наследница погибших, значит, законная владелица золотой мухи. Могли и её пристукнуть, причём ещё давным-давно.