Исповедальня (Час охотника)

      - А это кто такой? - спросил Виллерс.
      - Хамид, - ответил Салим.
      - С другом?
      Салим рассмеялся.
      - Эта страна принадлежит нам, майор Виллерс, нам, рашидам. Сюда следует приходить лишь тогда, когда тебя пригласят.
      - Но в Хауфе комиссары НДРЙ не признают прав рашидов. Они даже в аллаха не верят, только в Маркса.
      - Дома пусть себе шумят, сколько хотят, но на земле рашидов... - Салим пожал плечами и достал из складок одежды жестяной портсигар. - Хватит об этом. Папиросу, друг мой?
      Араб ловко скрутил ее на конце, вставил в рот Виллерсу и поднес огонь.
      - Русский? - снова спросил Виллерс.
      - В пятидесяти милях отсюда, недалеко от Фасари, в пустыне стоит их военно-воздушная база. Много русских самолетов, грузовиков, солдат - всего!
      - Я знаю.
      - Знать-то, может, и знаешь, а вот почему твоя хваленая САС ничего не предпринимает?
      - Моя страна не воюет с Йеменом, - сказал Виллерс. - Я всего лишь британский военный советник, который по просьбе султана Омана обучает его войска и руководит их операциями против марксистских повстанцев.
      - Мы не марксисты, Виллерс-сахиб. Мы рашиды, идем, куда хотим, и майор САС для нас хорошая добыча. За него мы получим много верблюдов и много винтовок.
      - От кого?
      Салим ткнул папиросой в сторону.
      - Я послал весточку в Фасари. Русские должны приехать уже сегодня. Они заплатят за тебя кучу денег. С моей ценой они согласились.
      - Сколько бы они ни предложили, мои люди заплатят больше, - заверил Виллерс. - Если вы доставите меня в Дофар целым и невредимым, они дадут, сколько захотите, в английских золотых соверенах или в серебряных талерах.
      - Ах, Виллерс-сахиб, я уже дал слово, - засмеялся Салим.
      - Можешь не объяснять. Известно - для рашидов слово священно.
      - Вот это точно!
      Салим поднялся, когда верблюд подошел совсем близко и опустился на колени. С него сошел Хамид, молодой рашид в красном одеянии. Он дернул за веревку, и человек на другом ее конце упал на четвереньки.
      - Это кто такой? - спросил Салим властно.
      - Мы схватили его, когда он шел ночью через пустыню. - Хамид подошел к верблюду и снял с него солдатскую фляжку и ранец. - Это он нес с собой.
      В ранце оказались хлеб и консервные банки с надписями по-русски. Одну из них Салим протянул Виллерсу и спросил нового пленника по-арабски:
      - Вы русский?
      Перед ними стоял старый седой человек, изможденный, его рубаха цвета хаки была насквозь пропитана потом. Он потряс головой. Губы его раздулись, почти как у негра. Салим протянул черпак с водой. Старик жадно стал пить.
      Виллерс довольно сносно владел русским.
      - Кто вы такой? - спросил он. - Вы идете из Фасари?
      - А вы кто? - прохрипел старик.
      - Британский офицер из вооруженных сил султана в Дофаре. Эти люди напали на наш патруль, сопровождающих убили, а меня взяли в плен.
      - Этот араб знает английский?
      - Не больше трех слов. Но, может быть, вы говорите по-арабски?
      - Нет, но думаю, что мой английский лучше, чем ваш русский. Меня зовут Виктор Левин, я иду из Фасари, хотел пробраться в Дофар.
      - Чтобы перебежать?
      - Примерно так.
      - А, так он разговаривает с тобой по-английски! Значит, он не русский? - спросил Салим.
      - Не имеет смысла рассказывать ему что-нибудь о вас, - тихо сказал Виллерс Левину. - Сегодня приедут ваши, чтобы забрать меня.
      Он посмотрел на Салима.
      - Да, он русский из Фасари.
      - А что он потерял на земле рашидов?
      - Он искал Дофар.
      Салим прищурился.
      - Чтобы сбежать от своих? - Он громко расхохотался и хлопнул себя по бедру. - Прекрасно! Русские хорошо за него заплатят. Это подарок, друг мой. Аллах любит меня! - Он кивнул Хамиду. - Отведи его в хижину и проследи за тем, чтобы его покормили. Потом явишься ко мне.
      На Левина надели такие же колодки, как у Виллерса. Теперь они сидели рядом, прислонившись к стене. Через некоторое время появилась закутанная в черное женщина, присела на корточки и принялась поочередно кормить их похлебкой из деревянной чашки. Совершенно невозможно было понять, молодая она или старая.
      Она аккуратно вытерла им рты, вышла и закрыла за собой дверь.
      - Не понимаю, зачем они закрывают лица, - сказал Левин.
      - В знак того, что принадлежат только своим мужьям. Другие мужчины не должны их видеть.
      Левин закрыл глаза.
      - Странное место. Уж очень здесь жарко.
      - Сколько вам лет? - спросил Виллерс.
      - Шестьдесят восемь.
      - Долго же вы собирались, однако. Не слишком ли солидный возраст для перебежчика?
      Левин мягко улыбнулся.
      - Все и просто, и сложно. Как жизнь. Неделю назад у меня в Ленинграде умерла жена. А поскольку детей у нас не было, то нет и возможности шантажировать меня на свободе.
      - А по специальности вы кто?
      - Профессор Ленинградского университета. Авиаконструктор. У наших ВВС в Фасари размещены пять МИГов-23, якобы в учебных целях.
      - Модифицированные? - предположил Виллерс.
      - Вот именно. Их используют в качестве штурмовиков в гористой местности. Дооборудование проводили в Союзе, но на месте возникли проблемы. Вызвали меня.
      - Понятно. А вы уже сыты всем этим по горло? И куда же вы направлялись? В Израиль?
      - Совсем необязательно. Я не считаю себя убежденным сионистом. И вообще, Англия нравится мне гораздо больше. В 1939 году, незадолго до начала войны, я был там с торговой делегацией. Это были два лучших месяца в моей жизни.
      - Ясно.
      - В 1958 году у меня появилась надежда выбраться из России. Я вступил в тайную переписку с родственниками в Израиле: они хотели помочь мне. Но меня предал человек, которого я считал своим другом. Обычная история. В общем, я получил пять лет.
      - И - в ГУЛАГ?
      - Нет, в одно очень интересное место. Хотите верьте, хотите нет, но эти пять лет я провел в ирландской деревне под названием Друмор.
      Виллерс даже привстал от удивления.
      - Не понимаю.
      - Друмор, ирландская деревня, расположенная в центре Украины. - Старик рассмеялся, глядя на удивленное лицо Виллерса. - Об этом стоит рассказать поподробнее.
      Когда Левин закончил рассказ, удивление Виллерса сменилось задумчивостью. Уже несколько лет он занимался методами подрывной деятельности и борьбы с терроризмом, в первую очередь в Ирландии. Потому-то история, поведанная стариком, крайне заинтересовала его.
      - О Гатчине, где натаскивали агентов КГБ для работы в Англии и так далее, я знал, но об ирландской деревне слышу впервые.
      - Не говоря уже о наших контрразведчиках!
      - В Древнем Риме существовали гладиаторские школы, где рабов и пленных готовили к смерти на арене, - заметил Виллерс.
      - Именно к смерти, - согласился Левин.
      - Впрочем, и у них был шанс выжить, если противник оказывался слабее. То же самое и с вашими диссидентами в Ступоре, изображавшими полицейских.
      - Против Келли у них не было никаких шансов.
      - Вы говорите о нем так, как будто это сверхчеловек...
      Левин тяжело и хрипло вздохнул, опустил веки и заснул. А Виллерс сидел и думал. Чувствовал он себя мерзко. Мысли все время вращались вокруг эпопеи Левина. Он знал много деревень в Ольстере. Кроссмаглен, например. Очень неприятное место. Настолько опасное, что войска туда доставляли вертолетом. Однако Друмор на Украине - это что-то совершенно невообразимое. Он покачал головой, опустил подбородок на грудь и тоже заснул.
      Очнулся он от того, что какой-то рашид немилосердно тряс его за плечо. Второй араб будил Левина. Рашид поднял Виллерса на ноги и толкнул так, что тот буквально вылетел в дверь. Судя по солнцу, полдень уже наступил.
      На площадке у дома стоял "БТР" песочного оттенка, который русские называли "крейсером пустыни". Вокруг - шестеро солдат в форме цвета хаки и с автоматами в руках. Еще двое устроились на "крейсере" перед крупнокалиберным пулеметом, огнем которого они могли бы без труда разметать дюжину глазевших на них рашидов вместе с их допотопными винтовками.
      Рядом с Виллерсом Хамид поставил Левина.
      - Ну вот, Виллерс-сахиб, как ни жаль, пора расстаться. Мне нравились наши беседы.
      К ним в сопровождении прапорщика подошел русский офицер, в такой же форме, как подчиненные, но в фуражке и темных очках. Последние странным образом делали его похожим на офицера африканского корпуса Роммеля. Он постоял, посмотрел, потом снял очки. Его гладкое лицо с темно-синими глазами оказалось моложе, чем предполагал Виллерс.
      - Профессор Левин, - обратился он с иронией. - Я с удовольствием поверил бы, что вы заблудились во время прогулки, однако боюсь, что известная вам инстанция придерживается иного мнения.
      - Понятное дело, - ответил старик.
      Офицер повернулся к Виллерсу и представился:
      - Капитан Юрий Киров, двадцать первая десантная бригада, - произнес он на великолепном английском. - А вы - майор Энтони Виллерс, пехотная гвардия и, что значительно важнее, двадцать второй полк САС.
      - Вы очень хорошо информированы, - заметил Виллерс. - Позвольте сделать вам комплимент и относительно знания моего родного языка.
      - Спасибо, - ответил Киров. - Мы пользуемся теми методами технического обучения, которые были когда-то разработаны САС в Харфорде. Да и вы лично, как и Левин, представляете значительный интерес для КГБ.
      - Убежден в этом, - любезно ответил Виллерс.
      - Итак, - Киров повернулся к Салиму, - перейдем к делу. - Его арабский был не так хорош, как английский, но объясниться он мог вполне.
      Он щелкнул пальцами, прапорщик выступил вперед и протянул арабу холщовый мешок. Салим открыл его и зачерпнул полную пригоршню монет, золотом сверкнувших на солнце. Он улыбнулся и передал мешок Хамиду, стоявшему за ним.
      - Я бы попросил вас снять с обоих колодки, и мы отправимся, - сказал Киров.
      - Да, но Киров-сахиб забыл кое-что. - Салим опять улыбнулся. - Кроме всего прочего, мне обещали пулемет с двадцатью тысячами патронов.
      - Хм, да, но наше командование считает, что это было бы слишком большим искушением для рашидов, - заявил Киров.
      Улыбка Салима мгновенно улетучилась с его лица.
      - Но вы это твердо обещали.
      Его люди тут же почувствовали недоброе и подняли винтовки. Киров снова щелкнул пальцами, и пулемет выплюнул очередь, раздробившую стену хижины чуть выше головы Салима. Когда эхо выстрелов стихло, Киров сказал:
      - Со всей серьезностью советую вам взять золото.
      К Салиму вернулась улыбка, он развел руками.
      - Само собой разумеется. Дружба - это все. Не стоит рисковать ею из-за глупого недоразумения.
      Он вынул ключ из кошеля на поясе и открыл висячий замок на колодке Левина. Затем подошел к Виллерсу.
      - Иногда аллах все-таки смотрит на землю и наказывает живых, пробормотал он.
      - Так написано в Коране? - спросил Виллерс, высвобождая давно затекшие руки.
      Салим пожал плечами. Выражение его глаз было каким-то странным.
      - Если и нет, то это подразумевается...
      Двое солдат вскочили по приказу прапорщика, встали слева и справа от Левина и Виллерса, повели их к "крейсеру" и усадили рядом с собой. Мотор зарычал, Киров отдал честь Салиму.
      - Приятно было иметь с вами дело! - крикнул он.
      - Взаимно, Киров-сахиб!
      "Крейсер пустыни" удалялся, окруженный облаком пыли. Когда он переваливал через гребень первого бархана, Виллерс оглянулся и увидел, что старый рашид все еще стоит на месте и глядит им вслед, а его люди отступили назад. Вокруг них словно сгущалась какая-то необычная тишина, полная непонятной угрозы. Однако в этот момент "крейсер" перевалил через гребень, и деревня Бир аль Гафани скрылась из виду.
      В сравнении с предыдущим местом заключения бетонная камера в конце административного здания в Фасари являла собой явное улучшение "жилищных условий": оштукатуренные стены, сухой туалет, две узкие железные кровати с матрацами и одеялами. На пути сюда Виллерс насчитал шесть таких камер с тяжелыми дверьми и глазками, возле которых по трое охранников несли постоянную службу.
      Теперь он стоял у зарешеченного окна и смотрел на летное поле. Оно оказалось отнюдь не столь большим; три ангара и единственная газовая взлетно-посадочная полоса. Перед ангарами крылом к крылу отдыхали пять МИГов. В сумерках они казались неподвижно замершими доисторическими чудовищами. Немного поодаль виднелись два вертолета МИ-8, транспортный самолет, военные грузовики и другие автомобили.
      - Похоже, здесь никто не заботится о безопасности, - пробормотал Виллерс.
      Левин кивнул.
      - А в этом и нужды нет. Во-первых, здесь территория дружественного государства, во-вторых, кругом пустыня. Такую цель даже ваши сасовцы навряд ли бы взяли без больших проблем.
      Загремел засов, и в камеру вошел молодой сержант в сопровождении араба с ведром и двумя эмалированными кружками.
      - Кофе, - объявил сержант.
      - А когда нас будут кормить? - спросил Виллерс.
      - В девять.
      Он кивнул арабу, чтобы тот уходил, последовал за ним и закрыл дверь. Кофе оказался на удивление хорошим и очень горячим.
      - Так, значит, они используют арабский персонал? - удивился Виллерс.
      - Только на кухне и других подсобных работах. Но я думаю, их набирают не среди бедуинов, а привозят из Хауфа.
      - Что же теперь с нами будет?
      - Ну, завтра четверг, прилетит самолет с продуктами и запчастями. На нем нас, наверное, отправят в Аден, - со знанием дела пояснил Левин.
      - А потом в Москву?
      Ответа на свой риторический вопрос Виллерс, конечно, не получил. С таким же успехом он мог задать его бетонным стенам, стальным дверям и решеткам на окнах. Они оба легли на свои кровати.
      - Вся моя жизнь была сплошным разочарованием, - задумчиво сказал старик. - Когда я был в Англии, нас возили в Оксфорд. - Он зевнул. - С тех пор я всю жизнь мечтаю о том, чтобы однажды вернуться туда.
      - Ах, Оксфорд, Оксфорд... - мечтательно произнес Виллерс. Удивительный городок.
      - Вы его хорошо знаете?
      - Там училась моя жена. После Сорбонны. В колледже Святого Гуго. Она наполовину француженка.
      Левин приподнялся на локте.
      - Удивительно... Извините, но вы не похожи на женатого человека.
      - А я и не женат, - откликнулся Виллерс. - Больше не женат. Несколько месяцев назад мы развелись.
      - Сочувствую вам.
      - Не стоит. Как вы уже сказали, жизнь - сплошное разочарование. У каждого к ней свои требования, и именно это затрудняет отношения между людьми, особенно между мужчиной и женщиной. Пусть феминистки говорят что угодно, однако разница между нами есть.
      - Мне кажется, вы ее все еще любите.
      - Без сомнения, - ответил Виллерс. - Потому что любить проще. Куда тяжелее жить вместе.
      - Ну и почему же это произошло?
      - Во всем виновата моя профессия. Борнео, Оман, Ирландия. Я побывал даже во Вьетнаме. Вот уж где мы были совершенно не к месту. И однажды она мне сказала: "Хорошо ты умеешь делать только одно: убивать людей!" А потом настал день, когда она уже не могла этого выдержать.
      Левин молча откинулся назад, а Виллерс, подложив руки под голову, уставился в потолок и отдался мыслям, которые не хотели его покидать и с наступлением ночи.
      Он проснулся сразу, услышав шаги и голоса в коридоре. Свет в камере на ночь не выключили. Виллерс бросил быстрый взгляд на свои часы "Ролекс", которые почему-то не отняли при обыске, и заметил, что Левин заворочался на своей кровати.
      - Что там за суета? - спросил он.
      Виллерс встал и подошел к окну. Месяц взошел на звездном небе, пустыня светилась каким-то зловещим светом. МИГи были похожи на плоские силуэты, вырезанные из черной матовой бумаги. Господи, подумал он, что-то должно произойти. Желудок его свело нервной судорогой.
      - Что происходит? - прошептал Левин, когда загремел засов.
      - Я только что подумал, - сказал Виллерс, - что побег, даже если он кончится пулей в спину, все же предпочтительнее Лубянки в Москве.
      Вдруг дверь рывком распахнулась, и в камеру вошел сержант в сопровождении араба с большим деревянным подносом в руках, на котором стояли две миски с супом, черный хлеб и кофе. Араб, хотя и пригибал голову, казался Виллерсу странно знакомыми.
      - Давай пошевеливайся! - приказал военный на ломаном арабском.
      Араб поставил поднос на маленький деревянный столик у кровати Левина и в тот момент, когда сержант зачем-то отвернулся к двери, поднял голову. Это был Салим бин аль Каман.
      Одной рукой он вытащил кинжал из левого рукава, а другой зажал рот своему повелителю, ногой ткнул его под колено и, когда тот потерял равновесие, воткнул нож между ребер. Затем осторожно опустил сержанта на кровать, вытер лезвие о гимнастерку и улыбнулся.
      - Я все никак не могу забыть твоего предложения, Виллерс-сахиб. Ты ведь, кажется, говорил, что за твое возвращение в Дофаре заплатят кучу денег.
      - Значит, ты решил получить деньги дважды - той и с другой стороны. Вот это по-деловому, - ухмыльнулся Виллерс.
      - Само собой. Но дело еще и в том, что русские не захотели вести со мной торговлю честно. Так что пришлось мне подумать о собственной чести.
      - А где другие охранники?
      - Ужинают. Об этом я узнал от друзей на кухне. Человек, место которого я занял, на пути сюда заимел огромную шишку на голове. Мы об этом позаботились. Неподалеку от базы нас ждет Хамид с верблюдами.
      Когда вышли, Салим задвинул засов, и, быстро пройдя коридор, они оказались на свободе. Ничто не нарушало покоя залитой лунным светом базы советских ВВС в Фасари.
      - Вы только посмотрите, - сказал Салим, - кругом ни души. Даже часовые на ужине. Разве это солдаты? Крестьяне в форме. - Из-за железной бочки, стоявшей у стены, он вытащил два свертка. - Переодевайтесь и за мной.
      Это были шерстяные плащи с капюшонами, в каких бедуины спасаются от ночного холода пустыни. Облачившись в них, беглецы пошли за Салимом к ангарам.
      - Даже забора нет, не то что стены, - прошептал Виллерс.
      - Пустыня лучше любой ограды, - откликнулся Левин.
      Слева и справа за ангаром поднимались дюны вдоль русла высохшей речки.
      - Это Вади Аль Хара. Через четверть мили она резко расширяется. Там нас ждет Хамид, - сказал Салим.
      - А ты не подумал о том, что Киров сделает серьезные выводы и вспомнит о Салиме бин аль Камане? - спросил Виллерс.
      - Подумал. Но к тому моменту я с моими людьми буду уже на полпути к Дофару.
      - Понятно. Большего мне и не надо знать. А сейчас я устрою для тебя маленькое представление.
      Виллерс подошел к стоящему неподалеку "крейсеру пустыни" и залез внутрь. Салим хриплым шепотом запротестовал:
      - Виллерс-сахиб, это же безумие.
      Но тот уселся на место водителя, рашид быстро вскарабкался на БТР, за ним - Левин.
      - У меня отвратительное чувство, что это я виноват во всем, - сказал старик. - Надо понимать, что мы сейчас увидим САС в действии?
      - Во время второй мировой войны в Северной Африке люди САС под руководством Дэвида Стерлинга уничтожили больше самолетов противника на земле, чем королевские ВВС и американцы в воздухе. И я осмелюсь продемонстрировать вам, как именно это делается.
      - Однако по другой вашей версии все может закончиться пулей в спину, напомнил Левин.
      Но Виллерс включил зажигание и, когда мотор заработал, по-арабски обратился к Салиму:
      - С пулеметом справишься?
      Салим схватился за рукоятки ДШК.
      - Спаси нас, аллах! У этого человека вместо мозгов порох в голове. Он ненормальный, - только и ответил араб.
      - И это записано в Коране? - насмешливо спросил Виллерс и нажал на газ. За грохотом мотора он не расслышал ответа.
      "Крейсер пустыни" сорвался с моста. Виллерс резко развернул его и разнес хвост ближайшего МИГа. Он поддал газу и проделал то же самое с остальными машинами. Хвосты обоих вертолетов были расположены слишком высоко, и Виллерс ударил восьмитонным "крейсером" по кабинам, акриловое стекло которых тут же разлетелось вдребезги.
      Сделав круг, он кивнул Салиму:
      - Вертолеты! Целься в баки!
      На крыше административного здания наконец взвыла сирена, послышались крики и выстрелы. Салим длинными очередями прошивал оба вертолета до тех пор, пока не взорвался бак левой машины. Темноту ночи озарил огромный огненный шар, разметавший по все стороны пылающие обломки. Чуть позже рванул и второй вертолет. Пламя объяло стоявший рядом с ним МИГ.
      - Довольно! - приказал Виллерс. - Сейчас они все взлетят на воздух. Давайте сматываться!
      Он еще раз развернулся, а Салим отогнал пулеметной очередью солдат, бежавших к ним. Виллерс заметил, что Киров стоит на крыльце во весь рост и хладнокровно разряжает свой пистолет, в то время как все, кто был с другой стороны взлетно-посадочной полосы, бросились на землю: довольно бессмысленный жест.
      Подняв тучи песка, они перемахнули через крутой гребень дюны и через мгновение были уже у русла высохшей реки. На дне ее то там, то тут торчали обломки скал, освещенные ярким светом луны. Виллерс направил БТР вперед.
      - Все в порядке? - повернулся он к Левину.
      - Думаю, что да, - ответил тот.
      Салим любовно похлопал по ДШК.
      - Хорошая вещь. Лучше любой женщины. Я оставлю его себе, Виллерс-сахиб.
      - Ты заслужил такой подарок, - откликнулся Виллерс. - Так, теперь нам осталось найти Хамида и рвать к границе что есть мочи.
      - А вертолетов для погони у них нет, - констатировал Левин.
      - Вот именно.
      - Послушай; Виллерс-сахиб, ты мог бы быть настоящим рашидом, - сказал Салим. - С таким удовольствием я не воевал уже несколько лет. - Он поднял руку. - Вот они в руке моей, и они словно песок.
      - Опять Коран цитируешь? - спросил Виллерс.
      - Нет, друг мой. На этот раз вашу Библию, Ветхий завет.
      Салим бин аль Каман громко и торжествующе захохотал, потому что в этот самый момент они выскочили на равнину, где их ждал Хамид.
      Глава 2
      ДИ-5 - отдел британской тайной службы, который ведает контрразведкой, деятельностью агентов и подрывных организаций на территории Соединенного Королевства, официально не существует. Тем не менее его Управление располагается в красно-белом кирпичном здании неподалеку от лондонского отеля "Хилтон". Впрочем, ДИ-5 имеет право лишь на проведение расследования, но не на арест подозреваемых. Этим занимаются служащие полиции безопасности из Специального отдела Скотланд-Ярда.
      Однако рост международного терроризма и его вспышки в Великобритании, особенно в связи с ирландской проблемой, привели в конце концов к необходимости подкрепить Скотланд-Ярд. Поэтому в 1975 году генеральный директор ДИ-5 создал отдел под названием "Группа четыре", который подчинялся непосредственно главе правительства и координировал мероприятия, направленные против всех форм терроризма и подрывной деятельности.
      И десятью годами позже во главе ДИ-5 все еще находился бригадный генерал Чарльз Фергюсон. Это был крупный, обманчиво дружелюбно выглядевший мужчина, из всей одежды которого лишь гвардейский галстук указывал на некоторую принадлежность к военному сословию. Помятые серые костюмы, очки для чтения с полукруглыми стеклами и взъерошенные седые волосы придавали ему вид заурядного преподавателя провинциального университета.
      Несмотря на то что Фергюсон имел кабинет в здании Генерального директората, он предпочитал работать в своей квартире на Кавендиш-сквер, обставленной в георгианском стиле его второй дочерью Элли, дизайнером по образованию. Камин на манер Эдема так же, как и огонь в нем, были, естественно, настоящими. Фергюсон вообще любил огонь.
      В комнату вошел его слуга Ким с серебряным подносом в руках, который он поставил на каминную полку.
      - А вот и чай, - обрадовался Фергюсон. - Попросите капитана Фокса составить мне компанию.
      Генерал налил чай в чашку тонкого фарфора и взял в руки "Таймс". Хорошие новости с Фолклендских островов: британские войска высадились на острове Пибл, уничтожили одиннадцать аргентинских самолетов и склад боеприпасов. Неподалеку от островов "Харриер" разбомбил транспортное судно противника.
      В этот момент обитую зеленым фетром дверь кабинета отворил Гарри Фокс, элегантный мужчина в синем фланелевом костюме от Хантсмана - личного портного принца Чарльза. Он тоже носил гвардейский галстук, так как дослужился в конногвардейском полку Ее Величества до капитанского звания. Когда Фокса послали третий раз в Белфаст, во время взрыва бомбы ему оторвало левую руку. Теперь ее заменял великолепный протез с прекрасной микроэлектроникой, функционировавший не хуже настоящей руки, а изящные перчатки совершенно сглаживали разницу.
      - Чаю, Гарри?
      - Охотно, сэр. Я вижу, вы увлечены операцией на Пибле?
      - Да, действительно занимательная, я бы даже сказал, захватывающая история, - заметил Фергюсон, наливая капитану чай. - Но, честно говоря, нам и без Фолклендов забот хватает. И вы знаете это лучше, чем кто-либо другой. Ирландская проблема опять обострилась, а тут еще и визит папы римского, запланированный на двадцать восьмое. Всего-то осталось - одиннадцать дней. А он к тому же так открыто общается с публикой, что страх берет. После покушения на площади Святого Петра, казалось, должен был бы стать осторожнее.
      - Наверное, это не в его стиле. - Фокс пригубил от чашки. - Думаю, при нынешних обстоятельствах вполне возможно, что он не приедет. Для католической церкви Важная Америка имеет решающее значение, и, с точки зрения папы, наша фолклендская афера - дурной поступок. Многие не одобряют его визита к нам, и его вчерашняя речь в Риме, кажется, свидетельствует о том же.
      - Меня бы такой поворот дела более чем устроил, - признался Фергюсон. Это освободило бы нас от ответственности и обязанности заботиться о том, чтобы его не пристрелил какой-нибудь псих. Но, конечно, это ужасно разочарует миллионы британских католиков.
      - Насколько я знаю, епископы Ливерпуля и Глазго полетели в Ватикан, чтобы добиться изменения позиции папы, - сказал Фокс.
      - Будем надеяться, что у них ничего не выйдет.
      На столе Фергюсона зазвенел красный телефон, предназначенный для строго секретных переговоров.
      - Ответьте, Гарри.
      - Фокс слушает. - Капитан помолчал и с озадаченным видом передал трубку Фергюсону. - Ольстер, сэр. Армейская штаб-квартира в Лисборне. Судя по всему, что-то случилось.
      Все началось незадолго до семи утра в деревне Килганнон, расположенной примерно в десяти милях от Лондондерри. Вот уже пятнадцать лет кряду Патрик Лири развозил здесь почту, и его комби "ройял-мейл" был всем хорошо знаком. Каждый день он ровно в полшестого приходил на главпочтамт Лондондерри, забирал рассортированную ночной сменой почту, заправлялся на служебной бензоколонке и ехал в Килганнон.
      В полседьмого Лири останавливался под деревьями на обочине дороги у Килганнонского моста, чтобы прочитать утреннюю газету, съесть бутерброды и выпить чашку горячего кофе из термоса, который всегда возил с собой. С годами это превратилось в привычку, которая, к несчастью Лири, сработала против него.
      Десять минут Качулейн терпеливо ждал, пока почтальон проглотит свои бутерброды. Затем, как обычно, Лири вышел из машины, чтобы немного прогуляться под деревьями. Сзади послышался шорох: кто-то наступил на ветку. Когда он в испуге обернулся, из-за деревьев вышел Качулейн.
      Его устрашающий вид привел Лири в ужас. На Качулейне был черный свитер и черный вязаный шлем, в прорезе которого виднелись только глаза. В левой руке он держал полуавтоматический пистолет ПКК с глушителем Карсвелла.
      - Если будете делать то, что я скажу, останетесь в живых, - произнес Качулейн с легким южно-ирландским акцентом.
      - Как вам будет угодно, - выдавил из себя Лири. - Но, помилуйте, у меня семья, дети...
      - Положите на землю фуражку и пальто.
      Лири выполнил приказание.
      - Прекрасно. - Качулейн протянул ему правую руку в перчатке, на ладони которой оказалась большая белая капсула. - А теперь проглотите вот это.
      - Вы хотите меня отравить? - Лири вспотел от страха.
      - Вы отключитесь примерно на четыре часа, и это все, - заверил его Качулейн. - Так будет лучше. - Он поднял пистолет. - Лучше, чем вот это.
      Дрожащей рукой Лири взял капсулу, поднес ко рту и проглотил. Ноги у него стали словно резиновые, все вокруг показалось каким-то ненастоящим. Чья-то рука взяла его за плечо и толкнула на землю. Он ощутил лишь прикосновение мокрой травы к лицу и провалился в темноту.
      Доктор Ханс Вольфганг Баум был необыкновенным человеком. Родился он в 1950 году в семье известного берлинского промышленника, а когда в 1970 году отец умер, он получил в наследство имущество стоимостью в десять миллионов долларов и разветвленную по всему миру сеть предприятий. В его положении очень многие люди вели жизнь, полную удовольствий, что, впрочем, делал и Баум. Разница же заключалась в том, что Баум находил удовольствие и в работе.
      Он закончил Берлинский университет с дипломом инженера, изучал в лондонской "Скул оф Экономикс" право и защитил в Гарварде диссертацию по вопросам экономической науки. С успехом использовав все эти знания, он увеличил и расширил свои заводы в Западной Германии, Франции и США, так что теперь его личное состояние оценивалось более чем в сто миллионов долларов.
      Но один проект наполнял его сердце особой гордостью - строительство завода сельскохозяйственных машин в Килганноне. Конечно, фирма "Баум АГ" могла бы создать филиал где-нибудь в другом месте, в возможности и необходимости чего было убеждено и правление. Однако ни правление, ни собственные колебания не смогли изменить решения доктора Баума, ибо он был хорошим человеком по большому счету, что в современном мире крайняя редкость.
      Убежденный христианин, немецкий протестант Баум предпринимал все возможное для того, чтобы установить настоящее партнерство между протестантами и католиками на своем заводе. Он и его жена включились в жизнь местной общины и даже послали троих детей в ирландскую школу.