Эпицентр бури

      – Действительно, господин премьер-министр. Надо благодарить Бога, что все кончилось таким образом.
      – Да, но это, кажется, скорее везение, чем результат работы спецслужб. Я имел разговор с президентом Миттераном, и он согласился, что в наших общих интересах, особенно при нынешней ситуации в Персидском заливе, усилить охрану.
      – Что скажет пресса, господин премьер-министр?
      – До журналистов ничего не дойдет, бригадир. Я знаю, что французам не удалось поймать террориста?
      – По моим данным – нет. Полковник Арну из Оперативной службы постоянно держит меня в курсе дела.
      – Я разговаривал с госпожой Тэтчер, и она напомнила мне о вас, бригадир. Если не ошибаюсь, секция службы разведки, известная как Группа Четыре, была создана в тысяча девятьсот семьдесят втором. Она подчинена только премьер-министру и занимается особыми случаями терроризма и подрывной деятельности?
      – Именно так.
      – То есть вы работали с пятью премьер-министрами, если считать и меня тоже.
      – Это не совсем точно, как раз сейчас у нас возникли проблемы.
      – О, я знаю. Людям из службы безопасности никогда не нравилось ваше существование, бригадир, слишком похоже на личную армию премьер-министра. И они полагали, что перемена в доме десять по Даунинг-стрит дает им хороший шанс избавиться от вас.
      – Боюсь, что так, господин премьер-министр.
      – Этого не будет. Я говорил с генеральным директором службы безопасности. Так что вопрос улажен.
      – Не нахожу слов, чтобы выразить свою признательность.
      – Хорошо. Ваша главная задача – поймать того, кто стоит за французским делом. Если он из ИРА, тогда это наше дело. Вы согласны?
      – Полностью.
      – Хорошо. Идите и занимайтесь своим делом. Держите меня в курсе всех событий, пусть даже самых незначительных.
      – Непременно, господин премьер-министр.
      Дверь открылась. Как по волшебству появился помощник, чтобы проводить Фергюсона. Мейджор уже работал над другой бумагой, когда за бригадиром закрылась дверь и он начал спускаться по лестнице.
      Когда лимузин отъехал от дома, Мэри Таннер наклонилась и подняла стекло, отделявшее салон от водителя.
      – Что случилось? О чем был разговор?
      – О французском деле. – Фергюсон задумался. – Вы знаете, в нем действительно что-то есть, в этом новом премьер-министре.
      – О, перестаньте, сэр, – попросила Мэри. – Вы действительно думаете, что мы сможем выдержать новое правительство после всех этих лет правления тори?
      – Вы прекрасны, когда выступаете как представитель пролетариата. Ваш дорогой старый отец, да упокоит Господь его душу, был профессором хирургии в Оксфорде, ваша мать владеет половиной Херсфордшира. Ваша квартира на площади Лоундес стоит миллион, не так ли? И почему это дети богачей обычно такие нарочито «левые», хотя и продолжают настаивать на обедах в «Савое»?
      – Вы преувеличиваете.
      – Серьезно, моя дорогая, я работал на премьер-министров лейбористов и консерваторов. Окраска политика не имеет значения. Маркиз Солсбери, когда он был премьер-министром, Гладстоун, Дизраэли решали те же проблемы, которые стоят сегодня перед нами. Фенианы, анархисты, взрывы бомб в Лондоне. Разница только в том, что тогда в бомбах был динамит, а не семтекс. А сколько покушений было на жизнь королевы Виктории! – Он рассеянно смотрел на машины, двигавшиеся по Уайтхоллу к зданию министерства обороны. – Ничего не изменилось.
      – Хорошо, довольно лекций. Так что произошло? – спросила Мэри.
      – Произошло то, что мы снова в деле. Думаю, можно отменить наш переезд в военную полицию.
      – Черт возьми! – закричала она и бросилась на шею Фергюсону.
      Кабинет бригадира находился на четвертом этаже министерства обороны и выходил на авеню Конной Гвардии. Из него открывался вид на набережную Виктории и Темзу. Едва он уселся за стол, как торопливо вошла Мэри.
      – Закодированное сообщение по факсу от Арну. Я пропустила его через аппарат. Вам оно не понравится!
      Это было краткое изложение встречи Арну с Мартином Броснаном и данные на Сина Диллона.
      – Боже мой! – проговорил Фергюсон. – Хуже и быть не могло! Он похож на призрак, этот парень. Существует он на самом деле или нет? Такой же мерзавец, как Карлос, но совершенно неизвестный средствам массовой информации или широкой публике, нам не за что даже зацепиться.
      – Но у нас все же есть кое-что, сэр.
      – Что именно?
      – Броснан.
      – Верно. Но захочет ли он помогать? – Фергюсон встал и подошел к окну. – Я пытался однажды заставить Мартина кое-что сделать для меня. Он и близко не подошел к делу. – Потом он повернулся к Мэри и улыбнулся. – Понимаете, все дело в его приятельнице, Анн-Мари Оден. Она ужасно боится, чтобы он не занялся прежними делами.
      – Я могу это понять.
      – Оставим это. Надо написать докладную премьер-министру о последних новостях, только короче.
      Она достала ручку и стала писать под его диктовку.
      – Что-нибудь еще, сэр? – спросила она, когда Фергюсон закончил.
      – Не думаю. Напечатайте два экземпляра: один в дело, другой премьер-министру. Направьте экземпляр в дом десять с курьером, прямо в руки премьера.
      Мэри отпечатала докладную, потом по коридору прошла в машбюро и копировальную комнату. Такие комнаты были на каждом этаже, все сотрудники прошли специальную проверку. Когда она вошла, ротатор был включен. На нем работал мужчина лет пятидесяти пяти, седой, в армейских очках в металлической оправе. Рукава его рубашки были закатаны до локтей.
      – Привет, Гордон, – сказала она. – Срочно, на самой лучшей машинке. Один экземпляр в личное досье. Вы можете сделать это немедленно, прямо сейчас?
      – Разумеется, капитан Таннер. – Он быстро пробежал глазами бумагу. – Через пятнадцать минут я принесу вам их сам.
      Когда Мэри вышла, он сел за машинку, глубоко вздохнул, чтобы успокоить нервы, и прочел гриф: «Только для премьер-министра». Гордон Браун служил в органах разведки двадцать пять лет и дослужился до унтер-офицерского звания. Достойная, хоть и незаметная карьера, увенчанная орденом Британской империи и предложением работать в министерстве обороны после ухода в отставку. Все шло хорошо, пока не умерла от рака его жена. Они были бездетны, и он остался один в этом холодном мире в свои пятьдесят пять лет. И тогда произошло нечто удивительное.
      В министерство обороны все время присылали приглашения на приемы из разных посольств в Лондоне. Часто он оставлял один из билетов для себя. Это давало ему возможность убить время. На художественной выставке в посольстве ФРГ он встретился с Таней Новиковой, секретарем-машинисткой советского посольства.
      Они понравились друг другу. Ей было тридцать, и она не была особенно хорошенькой, но, когда она пустила его в свою постель, для него как будто открылся новый мир. Браун никогда не знал такого секса и сразу попался на крючок. Потом начались вопросы о его работе, обо всем, что делается в министерстве обороны. Внезапно она охладела. Гордон ее не видел, был обескуражен, чуть не сошел с ума. Он позвонил ей на квартиру. Вначале она говорила холодно, отчужденно, а потом спросила, занимается ли он чем-нибудь интересным.
      Он понимал, что происходит, но ему было наплевать. Через него проходила серия докладных об изменениях в британской армии в связи с политическими переменами в России. Легко было снять лишние копии. Когда он принес их к ней на квартиру, все стало на свои места. Она доставила ему такое удовольствие, какого он никогда раньше не испытывал.
      С тех пор он делал все, что она просила: делал копии любых документов, которые могли интересовать ее. «Только для премьер-министра»! Как она будет благодарна ему за такой материал! Он закончил печатать и снял две лишние копии. Одну для себя. Он завел для них специальную папку в одном из ящиков комода в своей спальне. Другая копия предназначалась для Тани Новиковой, которая, конечно, была не секретарем-машинисткой советского посольства, как она сказала вначале, а капитаном КГБ.
      Гастон открыл дверь гаража напротив «Черного кота», и Пьер забрался за руль старого кремово-красного «пежо». Его брат устроился на заднем сиденье, и они отъехали.
      – Я все думаю, а что, если они не схватят его? Он может найти нас, Пьер?
      – Чепуха, – заверил его брат. – Он давно смотался, Гастон. Какой дурак будет крутиться здесь после того, что случилось? Нет, прикури мне сигарету и заткнись. Мы хорошо пообедаем и отправимся в «Занзибар». Там все еще устраивают стриптиз эти шведские сестрички.
      Стрелки часов показывали восемь. Улицы в этом районе были тихими и безлюдными, люди сидели по домам из-за сильного холода. Они подъехали к небольшой площади, и внезапно за ними увязался, сигналя фарами, человек на мотоцикле в форме полицейского почетного эскорта.
      – У нас на хвосте полицейский, – занервничал Гастон.
      Полицейский поравнялся с машиной, неузнаваемый в каске и защитных очках. Он показал им, чтобы они остановились.
      – Наверное, послание от Савари, – сказал Пьер и остановил машину у обочины.
      – А может быть, они схватили его? – проговорил возбужденно Гастон.
      Полицейский остановился за ними, поставил свой мотоцикл на подставку и подошел. Гастон открыл заднюю дверь и высунулся из машины.
      – Поймали они этого ублюдка? – спросил он. Диллон достал вальтер с глушителем Карсвелла из внутреннего кармана своего плаща и дважды выстрелил ему в сердце. Поднял вверх очки и повернулся. Пьер перекрестился:
      – Это вы?
      – Да, Пьер, отдаю должок.
      Вальтер кашлянул еще два раза. Диллон сунул его обратно в карман, забрался на «БМВ» и укатил. Пошел слабый снежок, на площади по-прежнему было совершенно тихо. Прошло не менее получаса, пока полицейский, обходивший свой участок, обнаружил трупы.
      Квартира Тани Новиковой находилась недалеко от советского посольства, в стороне от Бейсуотер-Роуд. У нее был тяжелый день, и она собиралась рано лечь спать. Было почти половина одиннадцатого, когда раздался звонок в дверь. Таня вытиралась после ванны. Натянув халат, она спустилась вниз.
      Вечерняя смена Гордона Брауна закончилась в десять. Он не мог дождаться, когда сможет попасть к ней. Как всегда, оказалось трудно припарковать «форд-эскорт». Он стоял перед дверью и нетерпеливо нажимал на кнопку, страшно возбужденный. Когда она открыла дверь и увидела его, то пришла в ярость и втащила его внутрь.
      – Я говорила, чтобы ты никогда не приходил сюда, Гордон, ни при каких обстоятельствах.
      – Но это особый случай, – залепетал он. – Взгляни, что я тебе принес.
      В гостиной она взяла у него большой конверт, раскрыла и вытащила документ. «Только для премьер-министра». Когда она прочла его, ее возбуждению не было предела. Непостижимо, как этот болван смог достать ей такой ценный документ. Его руки обнимали ее за талию, скользя к груди. Она чувствовала его возбуждение.
      – Это хороший материал, правда? – спросил он.
      – Прекрасный, Гордон. Ты просто молодец.
      – Правда? – Он обнял ее сильнее. – Значит, я могу у тебя остаться?
      – О, Гордон, какая жалость! У меня сегодня ночная смена.
      – Пожалуйста, дорогая. – Он дрожал, как кролик. – Хоть на несколько минут…
      Таня понимала, что должна сейчас сделать его счастливым. Она положила документ на стол, взяла его за руку.
      – Четверть часа, Гордон, это все, что я могу. А потом ты уйдешь.
      С этими словами она повела его в спальню.
      Проводив гостя, Таня поспешно оделась, думая, что предпринять. Она была стойким, преданным коммунистом. Такой ее воспитали, такой она и умрет. Больше того, она служила в КГБ по убеждению. Он её вырастил, дал ей образование, положение в их мире. Для молодой женщины она была удивительно старомодна. Она не принимала ни Горбачева, ни этих дураков из «Гласности», которые его окружали. К сожалению, многие в КГБ поддерживали его, и среди них ее начальник в посольстве; полковник Юрий Гатов.
      «Как он отнесется к подобному сообщению? – раздумывала она, выйдя на улицу. – Какой будет реакция Горбачева на неудавшееся покушение на госпожу Тэтчер? Вероятно, гнев – такой же, какой должен испытывать британский премьер-министр. А если так отреагирует Горбачев, можно не сомневаться в реакции полковника Гатова. Так что же делать?»
      Когда она шла по замерзшему тротуару Бейсуотер-Роуд, ей пришла в голову мысль о человеке, который может проявить к этому материалу интерес не только как ее единомышленник. Он к тому же находится в центре событий – в Париже. Это ее бывший начальник, полковник Жозеф Макеев. «Решено. Макеев решит, как лучше использовать эту информацию». Она повернула на улицу Кенсингтон-Палас-Гарденз и вошла в советское посольство.
      Случилось так, что в тот вечер Макеев долго работал в своем кабинете. Вошел его секретарь и доложил:
      – Звонок из Лондона по специальному телефону от капитана Новиковой.
      Макеев поднял трубку красного телефона.
      – Таня! – произнес он голосом, в котором прозвучали теплые нотки: они были любовниками те три года, когда она работала на него в Париже. – Что я могу для тебя сделать?
      – Я полагаю, что некоторое время назад у вас произошел инцидент, затрагивающий интересы империи? – сказала она.
      Это была старая кодовая фраза КГБ, ее использовали, когда речь шла о покушениях на первых лиц Великобритании.
      Макеев тут же насторожился.
      – Это правда. Обычное происшествие, правда, без какого бы то ни было результата.
      – Вас это интересует?
      – Очень!
      – Вам направлена по факсу закодированная информация. Я буду у себя в кабинете, если вы захотите переговорить со мной.
      Таня Новикова положила трубку. У нее был свой аппарат, по которому она могла передавать закодированные сообщения. Она подошла к нему, быстро напечатала нужную информацию, проверяя на экране, чтобы не допустить ошибки. Она добавила личный номер Макеева, вставила донесение в аппарат и подождала. Через некоторое время пришел сигнал о том, что информация доставлена по назначению. Она поднялась со стула, закурила, подошла к окну и стала ждать.
      Направленная Таней информация была получена в шифровальной комнате парижского посольства. Макеев стоял там, с нетерпением ожидая ее прибытия. Наконец оператор передал ему листок. Полковник заправил его в аппарат расшифровки и вставил в него свой личный ключ. Ему не терпелось прочесть полученное сообщение, и он начел читать на ходу, в коридоре. Он был взволнован так же, как и Таня, когда увидел слова «Только для премьер-министра». Устроившись за столом, прочитал еще раз. Подумав несколько минут, он протянул руку к красному телефону.
      – Ты правильно поступила, Таня. Это моя проблема.
      – Я так рада…
      – Гатов знает?
      – Нет, полковник.
      – Вот и прекрасно.
      – Могу я сделать что-нибудь еще?
      – Очень многое. Разрабатывай своего агента. Сообщай мне немедленно все, что узнаешь. Для тебя может быть еще одно поручение. Один мой друг приезжает в Лондон. Особый друг, ты читала о нем.
      – Буду ждать звонка.
      Она положила трубку, совершенно воодушевленная, и пошла в столовую.
      В Париже Макеев посидел какое-то время молча, нахмурив брови. Потом взял телефон и позвонил Диллону. Ирландец ответил не сразу.
      – Кто это?
      – Жозеф, Син. Я еду к тебе. Это очень важно. Он положил трубку, надел пальто и вышел.

IV

      В тот вечер Броснан и Анн-Мари пошли в кино, а потом в небольшой ресторанчик на Монмартре под названием «Английская площадка». Он давно был облюбован Броснаном, потому что, несмотря на название, здесь прекрасно готовили тушеное мясо по-ирландски с луком и картошкой. Посетителей было мало.
      Не успели они расправиться с мясом, как появился Макс Арну. С ним был Савари.
      – Снег в Лондоне, снег в Брюсселе, снег в Париже. – Арну стряхнул снег с рукава и расстегнул пальто.
      – Ваше появление здесь означает, что вы следили за мной? – произнес Броснан.
      – Вовсе нет, профессор. Мы зашли к вам на квартиру, и консьерж сказал нам, что вы ушли в кино. Он был так любезен, что назвал три или четыре ресторана, в которые вы могли пойти. Это второй, куда мы пришли.
      – В таком случае присаживайтесь и выпейте коньяку и кофе, – пригласила их Анн-Мари. – Вы выглядите замерзшими.
      Они сняли пальто, и Броснан кивком головы подозвал официанта, который быстро подошел и принял заказ.
      – Мне очень жаль, мадемуазель, что я испортил ваш вечер, но это очень серьезно, – сказал Арну. – Произошло ужасное событие.
      Броснан закурил.
      – Давайте, не тяните. Ответил Савари:
      – Около двух часов назад патрульный полицейский обнаружил тела братьев Жобер в автомобиле на площади недалеко от «Черного кота».
      – Вы хотите сказать, что их убили? – прервала его Анн-Мари.
      – Да, мадемуазель. Их застрелили в упор.
      – По две пули в сердце? – спросил Броснан.
      – Да, профессор, патологоанатом сказал нам это сразу, как только начал осмотр. Мы не стали ждать конца осмотра. Но как вы узнали?
      – Без сомнения, это Диллон. Так поступает любой настоящий профессионал, полковник. Вы должны были бы знать это. Нельзя стрелять один раз, только два, чтобы жертва не сумела выстрелить в вас.
      Арну помешал свой кофе.
      – Вы ожидали такой развязки, профессор?
      – О да. Он все равно отыскал бы их рано или поздно. Любопытный человек. Всегда держит слово и ожидает того же от тех, с кем имеет дело. Он называет это делом чести. По крайней мере, так он поступал раньше.
      – Могу я задать вам вопрос? – спросил Савари. – Я работаю в полиции пятнадцать лет. Видел много убийц, и не только гангстеров, для которых убийство – часть их работы, но и, например, ублюдка, который убил свою жену за то, что она изменяла ему. Диллон совершенно ни на кого не похож. Что я имею в виду? Его отец был убит английскими солдатами, поэтому он вступил в ИРА. Я могу это понять, но не то, что было потом. Целых двадцать лет. Все эти операции, даже в чужих странах. В чем здесь дело?
      – Я не психиатр, – ответил Броснан. – Они засыпали бы вас причудливыми терминами, назвав его психопатом и даже покруче. Я видел подобных ему людей во Вьетнаме в отрядах специального назначения, некоторые из них были хорошие парни, но когда они начали убивать, с ними произошло то, что случается с людьми, принимающими наркотики. Они стали чокнутыми. Они начинали убивать даже тогда, когда в этом не было никакой необходимости. И делали это совершенно хладнокровно. Там, во Вьетнаме, люди были для них предметами, а не живыми существами.
      – Вы думаете, что то же произошло с Диллоном? – спросил Арну.
      – Такое случилось даже со мной, полковник, – мрачно сказал Мартин Броснан.
      Наступила тишина. Наконец Арну прервал молчание:
      – Мы должны поймать его, профессор.
      – Я знаю.
      – Значит, вы поможете нам?
      Анн-Мари взяла его за руку, на ее лице был испуг. Она повернулась к полицейским и произнесла с отчаянием и злобой:
      – Это ваша проблема, а не Мартина.
      – Все будет в порядке, – успокоил ее Броснан. – Не тревожься. – Он повернулся к Арну: – Я дам вам любой совет, любую информацию, которая может помочь, но сам лично не приму участия. Извините, полковник.
      – Вы сказали нам, что он пытался убить вас однажды, вас и вашего друга, – напомнил Савари.
      – Это было в семьдесят четвертом. Мы работали на этого моего друга, человека по имени Девлин, Лиам Девлин. Он был, что называется, старомодным революционером. Считал, что можно бороться, как в былые времена: подпольщики против регулярных войск. Что-то типа Сопротивления во Франции во время войны. Ему не нравились бомбы, бесшумные пистолеты, вы понимаете?
      – И что случилось? – заинтересовался инспектор.
      – Диллон нарушил приказ, и бомба, предназначавшаяся полицейскому патрулю, убила полдюжины детей. Мы преследовали его, и он попытался избавиться от нас.
      – Но ему это не удалось?..
      – Мы не были просто любителями. – Голос Броснана вдруг изменился, стал более грубым, циничным. – Он продырявил мне плечо, а я всадил ему пулю в руку. Тогда-то он впервые и исчез, очевидно, где-то в Европе.
      – И вы его больше не встречали?
      – Я был в тюрьме, инспектор, четыре года, с тысяча девятьсот семьдесят пятого, на острове Бель. Но вы отвлекаетесь от сути. Он работал некоторое время с человеком по имени Фрэнк Барри, еще одним ренегатом ИРА, подвизавшимся на европейской сцене. Страшный человек этот Барри. Вы помните его?
      – Да, профессор, конечно, – ответил Арну. – Помнится, он пытался совершить покушение на лорда Каррингтона, британского министра иностранных дел, во время его визита во Францию в тысяча девятьсот семьдесят девятом, в очень похожих обстоятельствах, очень похожих на этот недавний случай.
      – Вероятно, Диллон пытался скопировать ту операцию. Он обожал Барри.
      – Которого вы убили, насколько я помню?
      – Извините меня, – сказала вдруг Анн-Мари. Она вскочила и направилась в дамскую комнату.
      – Мы расстроили ее, – заметил Арну.
      – Она беспокоится за меня, полковник, боится, что обстоятельства могут снова вложить пистолет в мою руку и я покачусь на самое дно.
      – Да, я понимаю, друг мой. – Арну встал и застегнул пальто. – Мы отняли у вас много времени. Передайте мои извинения мадемуазель Оден.
      Савари сказал, прощаясь:
      – За ваши лекции в Сорбонне, профессор, студенты должны любить вас. Уверен, у вас всегда полная аудитория.
      – Всегда, – ответил Броснан.
      Он смотрел, как они уходят. Вернулась Анн-Мари.
      – Прости, что так получилось, дорогая, – обратился он к ней.
      – Это не твоя вина. – Она выглядела уставшей. – Я думаю, мне лучше пойти домой.
      – Ты не вернешься в мою берлогу?
      – Сегодня нет. Возможно, завтра.
      Официант принес счет, на котором Броснан поставил свою подпись, помог им надеть пальто и проводил до дверей. На улице снег тихо сыпался на булыжную мостовую. Мари поежилась и повернулась к Броснану:
      – Ты изменился, Мартин, когда разговаривал с ними. Ты снова становишься тем человеком.
      – Тебе так показалось? – спросил он, зная, что девушка права.
      – Я возьму такси.
      – Позволь мне поехать с тобой.
      – Нет, лучше не надо.
      Он смотрел, как она уезжает, потом повернулся и зашагал в другую сторону. В его голове были мысли только о Диллоне: «Где он сейчас и что делает?»
      Баржа Диллона стояла на приколе в небольшом заливчике у набережной Святого Бернара. В основном здесь стояли моторные катера, прогулочные суда, покрытые на зиму брезентом. Внутри баржа была оборудована на удивление роскошно: салон облицован красным деревом, два прекрасных дивана, телевизор. За ним располагалась каюта, служившая ему спальней, к которой примыкала небольшая душевая. Кухня была с другой стороны, небольшая, но очень современная. Здесь было все, чего могла пожелать душа хорошего повара. Диллон стоял, ожидая, когда закипит чайник. Он услышал шаги на палубе, выдвинул ящик шкафа, достал вальтер, снял его с предохранителя, засунул за пояс и вышел.
      Макеев спустился по тралу и вошел в салон. Отряхнувшись от снега, снял пальто.
      – Что за ночь! Проклятая погода.
      – Хуже, чем в Москве? – спросил Диллон. – Хочешь кофе?
      – Пожалуй.
      Макеев налил себе коньяку из бутылки, стоявшей на буфете. Ирландец вернулся с двумя большими фарфоровыми кружками.
      – Что случилось? – поинтересовался Диллон.
      – Прежде всего, мне донесли, что братья Жобер мертвы, убиты. По-моему, очень мудрое решение…
      – Перефразируя бессмертную фразу из старой картины Джеймса Кэгни, это их ожидало. Что еще?
      – Всплыл старый друг из твоего туманного прошлого, некий Мартин Броснан.
      – Святая Богородица! – Диллон на мгновение застыл. – Мартин? Мартин Броснан? Из какого проклятого места он вылез?
      – Он живет здесь, в Париже, недалеко от тебя: вверх по реке, на набережной Монтебелло, в угловом доме напротив собора Парижской Богоматери. Очень импозантный подъезд. Отсюда можно дойти пешком. Ты не ошибешься, на фронтоне здания – леса: какие-то ремонтные работы.
      – Очень подробное описание, – сказал Диллон. – Почему ты мне это говоришь?
      Он взял из буфета бутылку виски «Бушмилз» и плеснул себе в кружку.
      – Идя к тебе, я посмотрел на этот дом.
      – Какое отношение все это имеет ко мне?
      Макеев рассказал ему все: про Макса Арну, Савари, Таню Новикову в Лондоне.
      – Итак, – сказал он в заключение, – мы знаем, что собираются делать наши друзья.
      – Эта девица, Новикова, может оказаться очень полезной для меня, – заметил Диллон. – Будет она играть по нашим правилам?
      – Нет проблем. Она работала на меня несколько лет. Очень умная молодая женщина. Как и я, она не в восторге от перемен, происходящих сейчас у нас дома. Ее начальник – другое дело. Полковник Юрий Гатов. Всей душой за перемены. Один из «новых».
      – Да, она может быть полезной, – повторил Диллон.
      – Следует ли понимать тебя так, что ты собираешься в Лондон?
      – Когда я решу, обязательно сообщу тебе.
      – А Броснан?
      – Я могу пройти мимо него по улице, и он не узнает меня.
      – Ты в этом уверен?
      – Жозеф, я могу пройти мимо тебя, и ты меня не узнаешь. Ты ведь никогда не видел, как я меняюсь, не так ли? Ты приехал на своей машине?
      – Конечно, нет. На такси. Назад поеду так же.
      – Я надену пальто и немного пройдусь с тобой. Диллон вышел. Макеев застегнул пальто, налил себе коньяку. Сзади послышался какой-то звук. Он обернулся. Перед ним стоял сгорбившийся Диллон в кепке и плаще. Даже его лицо казалось другим. Выглядел он лет на пятнадцать старше. Перемена была невероятной.
      – Черт, это поразительно! – воскликнул Макеев. Диллон выпрямился и усмехнулся:
      – Жозеф, старина, если бы я остался в театре, то теперь был бы уже королем сцены. Пошли.
      Снег только слегка прикрыл землю, проходившие по Сене баржи и освещенный прожекторами собор Парижской Богоматери, который как бы плыл в ночи. Они дошли до набережной Монтебелло, не встретив ни одного такси. Макеев сказал:
      – Вот и жилье Броснана. Ему принадлежит вся эта часть дома. Кажется, мать оставила ему богатое наследство.
      – Это точно? – спросил Диллон, вглядываясь через оплетавшие дом леса.
      – Квартира номер четыре, угловая, на втором этаже, – уточнил Макеев.
      – Он живет один?
      – Не женат, у него есть приятельница по имени Анн-Мари Оден…
      – Военный фотограф? Я видел ее однажды в семьдесят первом, в Белфасте. Броснан и Лиам Девлин, мой тогдашний шеф, дали ей возможность познакомиться с людьми из ИРА.
      – Ты с ней встречался?
      – Лично нет. Они живут вместе?
      – Не похоже.
      Из переулка появилось такси, ехавшее в их направлении. Макеев поднял руку.
      – Мы поговорим завтра.
      Такси отъехало, и Диллон был уже готов повернуть обратно, как вдруг из-за угла вышел Броснан. Диллон сразу узнал его.
      – Эй ты, Мартин, старый ублюдок, – тихо сказал Диллон.
      Броснан поднялся по ступенькам и вошел в дом. Диллон улыбнулся и пошел на баржу, насвистывая свой любимый мотив.
      Фергюсон собирался уже лечь спать, когда зазвонил телефон. Арну сказал:
      – Плохие новости. Он расправился с братьями Жобер.
      – Неужели? – Фергюсон задумался. – Он, по-видимому, времени не теряет.
      – Я виделся с Броснаном и просил его принять участие в этом деле. Сожалею, но он отказался. Сказал, что будет давать нам советы, ну и прочая чепуха, но прямого участия принимать не хочет.
      – Ерунда, – заявил Фергюсон. – Нам это не подходит. Когда тонет корабль, то все берутся за насосы, а наш корабль тонет слишком быстро.
      – Что вы предлагаете?
      – Думаю, мне придется приехать и увидеться с ним. Я не знаю, когда смогу вырваться. Надо уладить кое-какие дела. Возможно, сегодня во второй половине дня. Мы дадим вам знать.
      – Прекрасно. Вы сняли камень у меня с души. Фергюсон посидел немного, обдумывая происшедшее, потом позвонил на квартиру Мэри Таннер:
      – Полагаю, вы тоже надеялись спокойно лечь и выспаться, встав так рано сегодня утром? – сказал он.
      – У меня была такая надежда. Что-нибудь случилось?
      Он ввел ее в курс дела и добавил:
      – Думаю, нужно ехать завтра, обсудить кое-что с Арну, а потом поговорить с Броснаном. Надо постараться, чтобы до него дошло, насколько все это серьезно.
      – Вы хотите, чтобы я поехала с вами?
      – Естественно. Я не смогу там разобраться даже в меню, а одним из преимуществ полученного вами дорогого образования является свободное владение французским языком. Свяжитесь с офицером транспортного отдела министерства и скажите, чтобы к завтрашнему дню подготовили реактивный «леар».
      – Я все сделаю. Что-нибудь еще?
      – Жду вас завтра утром на работе, и не забудьте свой паспорт.
      Фергюсон положил трубку, лег в постель и выключил свет.
      Вернувшись на баржу, Диллон вскипятил чайник, налил немного виски в кружку, добавил лимонного сока, сахару, кипятку и пошел в салон, отпивая на ходу горячую смесь. «Боже, Мартин Броснан, через столько лет!» Мысленно Диллон перенесся в прошлое, когда он работал с американцем и Лиамом Девлином, его старым командиром. Девлин, живал легенда ИРА. Бурные, восхитительные дни, столкнулись лоб в лоб со всей мощью британской армии. Никогда уже не будет ничего подобного в его жизни.
      На столе лежала стопка лондонских газет, которые он купил в киоске на Лионском вокзале: «Дейли мейл», «Экспресс», «Таймс» и «Телеграф». Больше всего его интересовали политические новости, но статьи во всех газетах были похожи одна на другую. Кризис в Персидском заливе, воздушные налеты на Багдад, предположения о том, когда начнется сухопутная война. И конечно, фотографии. Премьер-министр Джон Мейджор перед домом номер десять по Даунинг-стрит. Британская пресса была просто удивительна. Здесь были рассуждения о безопасности, предположения о возможных нападениях арабских террористов и статьи с подробными картами и планами улиц в районе, окружающем Даунинг-стрит. А вот еще фотографии премьер-министра и членов кабинета, идущих на заседание по военным проблемам. Это явно Лондон. Он сложил газеты, допил свой пунш и лег спать.