Греховные тайны

Но, черт возьми, думала Изабель, что еще можно придумать! Все ее будущее, так же как и будущее сестер, висит на волоске. Нет, она сделает то, что задумала.

Изабель оторвала ножку цыпленка с решимостью, от которой Дэвис поморщился. Стала с аппетитом жевать безукоризненными белыми зубами. Изящно поднесла ко рту вилку с последней порцией капустного салата, запила его пивом. И выбросила неприятные мысли из головы.

Она давно уже научилась это делать. Жизнь показала, что, если отложить разрешение трудных проблем на достаточно длительный срок, они разрешатся сами собой.

Растянувшись на покрывале, Изабель закрыла глаза.

Дэвис, не торопясь, упаковал остатки еды. Осторожно погладил ее по животу.

— Наелась?

— М-м-м. Все было просто прекрасно.

— Вот и хорошо.

Он на секунду задержал руку на ее животе, ощущая жар ее тела, слушая биение собственного сердца.

Небо над их головами потемнело и стало пурпурным.

Показались первые звезды.

Впервые за весь вечер Дэвис почувствовал, как сквозь обреченность и уныние пробивается оптимизм.

В конце концов ей только восемнадцать. Несмотря на кажущуюся самоуверенность, она всего лишь неопытная наивная девочка в чужой стране, без средств к существованию, без родных и друзей, если не считать его самого и Дженнингсов.

Скоро она начнет самостоятельную жизнь, но он все равно останется ей нужен. Без него она будет беззащитна.

Вероятно, она еще и с мальчиками-то не встречалась. Не говоря уже о любовнике. Дэвис припомнил, с каким аппетитом она поглощала еду. Будем надеяться, что и в другом у нее такой же хороший аппетит. Не будучи слишком самоуверенным человеком, Дэвис тем не менее знал, что в постели способен на многое. При ее неопытности — возможно, она вообще еще девственница — он может сделать так, что она никого другого не захочет.

Сейчас, пожалуй, самое время начать.

Дэвис встал, легонько толкнул Изабель.

— Пошли, спящая красавица. Пора ехать.

Глава 4

Кристиан блаженно откинулась на красном кожаном сиденье, бездумно наблюдая, как звезды движутся по небу. Томми на бешеной скорости гнал машину по крутой дороге каньона, поворот за поворотом, вверх, вверх и снова вверх, пока они не выехали на ровное шоссе. Огни Лос-Анджелеса остались позади, внизу, развернувшись в бесконечный чудесный ковер.

Машина въехала в величественные ворота и остановилась перед длинным, низким домом, построенным в стиле ранчо, с массивными резными дверями, возможно, попавшими сюда прямо из какого-нибудь испанского колониального собора.

— Ну, вот мы и дома, — объявил Томми.

— Какой красивый!

— Подожди, пока не увидишь, что там внутри. Мама его весь выпотрошила.

Он открыл перед ней тяжелые двери. Кристиан вошла в дом… и остановилась, потрясенная. Ничего подобного она в жизни не видела и даже не представляла себе, что такое бывает. Это вовсе и не похоже на дом.

Помещение огромное, как ангар, высотой в два этажа, казалось абсолютно пустым. Здесь совсем не было мебели, во всяком случае, в привычном смысле этого слова.

Ни кресел, ни диванов — только покрытые белыми коврами участки пола, похожие на лунные кратеры, окружавшие какие-то абстрактные скопления металлических трубок и плоскостей, служивших, по всей видимости, кофейными столиками. В дальнем конце с левой стороны, вероятно, находилась столовая, с черно-белыми изразцами и большим столом из куска зеленоватого мрамора не правильной формы, закрепленного медной проволокой. Справа, над массивным камином, светилось зловещего вида полотно, написанное масляными красками в оранжевых, красных и черных тонах. Окна из зеркального стекла, достигающие в высоту пятнадцати футов, выходили на низину, в которой лежал Лос-Анджелес.

У Кристиан перехватило дыхание:

— О Господи! О Томми…

— Что, нравится? Здорово, правда? Не то что всякое традиционное дерьмо.

Кристиан непроизвольно вздрогнула. Изе, наверное, здесь понравилось бы. Но ей почему-то стало страшно.

Глядя через огромную стеклянную стену в никуда, она почувствовала приступ головокружения. Как будто висишь в воздухе. Не очень приятное ощущение.

Она последовала за Томми туда, где была столовая.

— Ну, как тебе вид отсюда? — произнес он небрежно. — Бассейн видишь?

Еще бы, подумала Кристиан. Вот он, огромный, выдающийся вперед на краю скалы, нависает над домом.

— Если случится землетрясение и скала треснет, вода может…

— Да, наверное, — беспечно ответил Томми. — Посмотри-ка лучше сюда. — Он дотронулся до панели с кнопками на стене.

Как будто в театре, свет начал гаснуть. В зеленоватом призрачном освещении показался огромный круглый резервуар. Сверкнули выпученные испуганные глаза рыб.

— Мы кормим этих паршивцев живыми мышами.

Кристиан снова содрогнулась.

Еще одна часть стены бесшумно сдвинулась в сторону, как декорации в театре. Открылся сверкающий, вполне современный бар.

— Шампанского! — воскликнул Томми. — Мы должны отпраздновать сегодняшнюю победу.

Он достал из холодильника бутылку, опытной рукой открыл ее, наполнил высокие хрустальные бокалы, не пролив ни капли. Кристиан, все еще не в силах преодолеть ужас и отвращение по поводу живых мышей, сейчас почувствовала себя еще хуже. Невозможно поверить, что этот изысканный и в то же время бессердечный молодой человек — тот самый милый Томми, ее семнадцатилетний партнер по теннису. Кристиан с невольным чувством стыда вспомнила, как по дороге сюда представляла себе уютный дом и родителей — мистера и миссис Миллер — в гостиной, обитой ситцем, как у Дженнингсов. Как они пьют кофе и читают газеты или смотрят телевизор. Представляла, как они поздравят их с победой.

— Где твои родители?

Томми указал на бокал.

— Да ты пей. Родители? Отчим уехал куда-то на восток. А Джулия на Ферме.

— О… так у вас есть ферма? Я думала, твой отец — юрист или что-то в этом роде. А кто такая Джулия? Твоя сестра?

— Мать.

Томми налил себе еще шампанского.

— Нет, у нас нет никакой фермы. То, что мы здесь называем Фермой, это… психушка, что ли. Мать в запое.

Ей надо протрезвиться.

— Понятно. Значит, мы здесь одни…

Не глупи, пыталась успокоить себя Кристиан, это же Томми. Однако это был совсем не тот Томми, которого она знала. Ей стало неуютно в его обществе.

— Точно! Совсем одни. Слуги живут в другом месте.

Он подошел к ней, сильной рукой обхватил за шею, привлек к себе.

— Ну же, расслабься, партнерша.

Он наклонился и поцеловал ее в губы, но поцелуй получился неловким. Носы их прижались друг к другу, а выпученные глаза Томми напомнили ей рыб в огромном аквариуме.

— Ааах…

Он отодвинулся от нее. Шампанское из его бокала пролилось ей на платье.

— О, Крисси…

Он снова впился в ее губы. Бокал упал на пол и разбился вдребезги. Кристиан почувствовала его зубы на своих губах, его язык у себя во рту. Он притянул ее к себе так, что стало больно. Кристиан попыталась вырваться.

— Не надо сопротивляться, Крисси. Не надо сопротивляться.

Он подхватил ее на руки, как пушинку.

— Поехали. Ты еще не видела наши спальни.

Зубы его игриво, но чувствительно больно впились в ее шею.

Все было совсем не так, как она себе представляла.

Кристиан, Арран и Изабель десятки раз обсуждали, что происходит, когда девушка теряет невинность. Они читали об этом в книгах, разговаривали об этом с друзьями, даже обращались с вопросами к матери.

— Конечно, сначала будет немножко больно, — говорила практичная Изабель.

Но каждая думала про себя, что с нежным и внимательным любовником боль не будет иметь значения.

И каждая с нетерпением ждала, когда же произойдет это захватывающее, романтическое событие.

Теперь, столкнувшись с этим в реальности, Кристиан испытывала лишь ужас и отвращение. Она чувствовала себя в ловушке. Томми, оказавшись на своей собственной территории, превратился из милого, обаятельного, благовоспитанного юноши в надменного и агрессивного типа.

Отказа он не примет, и помощи ждать неоткуда.

Они уже были в спальне его родителей.

— Ну как тебе? Здорово, да? Мать сейчас переживает фазу джунглей.

На полу лежал ковер бриллиантово-зеленого цвета.

Кровать, огромная, какой Кристиан никогда в жизни не видела, завалена шкурами экзотических зверей. Во всю стену — картина с изображением джунглей. Громадные деревья, трава, острая, как лезвия ножей, какого-то плотоядного вида цветы с мясистыми лепестками и толстыми стеблями, словно требовавшие живых существ на завтрак. И сквозь всю эту пышную растительность просвечивали пронзительные желтые глаза и извивающееся тело гигантской змеи, полосатая шкура тигра и волосатый тарантул размером с большого щенка. Остальную часть комнаты занимали живые растения, такие же до неприличия сочные и мясистые, как на картине.

Потолок был выкрашен в черный цвет.

Одним мановением руки Томми что-то переключил, и вся комната погрузилась в темноту, а черный потолок превратился в ночное небо с огромными звездами и еще более огромной кроваво-красной тропической луной.

Послышались треск сверчков, вопли обезьян, кашляющий лай леопардов и прочие звуки ночных джунглей.

— Сексуальное местечко, правда?

Томми бросил Кристиан на шкуру зебры, лежавшую на кровати. Одним движением стянул с себя джинсы и рубашку. Наклонился над ней совершенно голый, весь, казалось, воплотившись в огромном, пульсирующем члене.

Кристиан, онемев от ужаса, смотрела на него снизу.

Она в ловушке! Отсюда не выбраться. Томми не даст ей уйти. Сейчас он сорвет с нее платье и… Кристиан не решалась даже взглянуть на напрягшийся пенис, багровый в свете искусственной луны. Тем более представить себе, как он проникает в ее тело…

Она не могла вдохнуть. Легкие словно парализовало.

— Томми! — прохрипела она, хватая ртом воздух. — Томми, я не могу… не могу. Я не хочу так!

— Да ладно тебе, — нетерпеливо произнес Томми.

Холодный пот выступил у нее на лбу. В одно мгновение Кристиан представила себе, каково это — почувствовать, как этот жуткий орган разрывает ей плоть против ее желания.

Томми уже взгромоздился на нее. Пригвоздил ее к кровати. Она услышала треск разрываемого платья, почувствовала его жадные руки на своей груди. Ей надо вырваться отсюда. Вырваться, вырваться отсюда…

Охваченная паникой, не думая о том, что делает, Кристиан начала отчаянно бороться. Она должна вырваться отсюда!

— Крисси, — со смехом выдохнул Томми, — ты что?

В чем де…

Она с силой ударила его в горло, так что он захлебнулся на полуслове.

— Ах, дьявол!

Она отчаянно извивалась под ним, не соображая, что делает. Изо всех сил двинула коленом по напрягшимся мышцам. Услышала, как он пронзительно вскрикнул.

Увидела, как он скорчился от боли. Выбралась из-под него, вскочила на ноги. На мгновение оглянулась. Томми, скорчившись, лежал на кровати, его рвало.

Не думая больше ни о чем, Кристиан помчалась к выходу. Пробежала босиком по толстому пушистому ковру, потом по коридору, вверх по лестнице, через тяжелую входную дверь, по дорожке, усыпанной гравием, не замечая, как колют острые камешки ее босые ступни. Выбежала на дорогу и помчалась дальше, дальше, дальше…

Она бежала до тех пор, пока не почувствовала, что больше не может сделать ни шагу. Слева от нее дорога резкими поворотами шла вниз. Справа возвышалась каменная ограда, утыканная сверху битым стеклом. Кристиан разглядела стальные ворота с резной решеткой.

Хватая ртом воздух, Кристиан рухнула на траву у ограды, обхватила колени руками и, покачиваясь, сидела так до тех пор, пока не прошло удушающее чувство страха. Она была совершенно одна в кромешной тьме в незнакомом месте. Босая, в разорванном платье, совершенно без денег, Кристиан тем не менее чувствовала себя почти счастливой. Она свободна! Она снова может дышать.

Кристиан не знала, сколько времени просидела неподвижно у каменной ограды, чувствуя, что постепенно успокаивается. Может быть, десять минут, может быть, час.

Внезапно мурашки пробежали у нее по коже. Она была не одна. Кто-то наблюдал за ней в темноте.

Контора Дэвиса находилась на верхнем этаже старого узкого четырехэтажного здания, зажатого, как бедный родственник, между двумя современными башнями из железобетона и стекла. Кроме Дэвиса, здесь ютилось еще несколько таких же захудалых фирм, включая организацию помощи голодающим, азиатскую компанию по импорту чего-то, а также мадам Джорджио — ясновидящую, занимавшуюся частной практикой. В холле стояла смесь запахов лизоля, пыли и мочи. Снизу стены были выкрашены в зеленый цвет, как это обычно принято в общественных туалетах, школах и тюрьмах.

— Добро пожаловать в мой дворец.

Дэвис вышел из дребезжащего лифта и открыл перед Изабель неряшливого вида дверь с матовым стеклом, на которой черной краской значилось: «Агентство Уиттэкера. Ищем таланты».

— Здесь очень мило.

Изабель окинула взглядом старый письменный стол с продавленным вертящимся стулом и два бежевых кресла для посетителей, стоявших рядом у стены.

— Внутренняя часть святилища выглядит еще более экзотично.

Дэвис провел Изабель в смежную комнатушку размером не больше кладовки, в которой находились раскладушка, гора книг на полу, два телефона, малюсенькая раковина и проволока для одежды.

— Вообще-то жить здесь не полагается. Поэтому уж извини за такой вид. Это временное жилье. Ну, входи же.

Он потянул ее внутрь. Ногой захлопнул дверь.

Изабель поймала себя на том, что зачарованно смотрит на раскладушку. Слишком уж хрупкая на вид для того что здесь сейчас должно произойти. Хотя они не произнесли ни слова, Изабель прекрасно знала, чего он от нее ждет. Здесь, сейчас будет скреплена их сделка.

Но… неужели вот так… в этой душной комнатушке… на этой вот… постели? Совсем не похоже на все ее романтические мечты.

— Ну что, Изабель Уинтер? Можно считать, что мы договорились? Ты решилась? Отдаешь себя в мои руки?

На своей территории Дэвис выглядел более уверенным в себе. Изабель, которая уже было решила, что ей ничего не стоит им манипулировать, теперь почувствовала, как возвращается ее былое уважение к нему. В этой маленькой комнате он казался выше ростом, крупнее, чем там, на пляже. Сейчас он стоял, прислонившись спиной к двери. У Изабель участилось дыхание. Она его даже чуть-чуть боялась.

Его сильные руки с длинными пальцами были опущены. Внезапно Изабель представила себе эти руки на своей коже и то, что они будут делать с ней. Вздрогнула от непривычного возбуждения. Облизнула пересохшие губы.

— Да, Дэвис. Считай, что мы договорились.

— Вот и хорошо.

Дэвис медленно протянул руку. Коснулся ее груди.

Так же медленно провел пальцами вниз, по животу и остановился, осторожно и нежно сжав горячей рукой ее лоно. Изабель ощутила влагу внутри.

Он опустил руку. Наступило молчание. Изабель затаила дыхание. Дэвис небрежно кивнул.

— Раздевайся, Изабель.

Изабель покорно стала снимать майку и шорты.

— Пальцы не слушались. Она нервно коснулась груди, казавшейся одновременно ледяной и горячей, твердой и тяжелой.

Дэвис кинул быстрый взгляд на ее грудь, потом внезапно наклонился и провел языком по напрягшимся соскам. Изабель ощутила тепло и влагу на своей коже и почувствовала, что напряжение внутри ее тела растет, становится невыносимым.

— О, Изабель, — мягко произнес Дэвис, — мы с тобой вместе такое можем сделать…

С потолка светила яркая лампочка. Нет, снова подумала Изабель, не так она представляла себе Великий момент. Лишиться невинности на раскладушке, в душной каморке, в захудалой конторе, где единственное окно выходит на вентиляционную трубу! Где же шампанское, где атласные простыни, где лунный свет? Где нежный романтический любовник? Но, значит, так тому и быть. Это произойдет именно здесь, с Дэвисом. Дело того требует.

Изабель мысленно поздравила себя — кажется, она становится настоящей светской дамой.

Дэвис не торопясь снял с себя одежду. Небрежно бросил в угол, где висели его костюмы, купленные до Вьетнама, когда у него еще были деньги на костюмы.

Теперь они стали ему тесны в груди и плечах.

Изабель, обнаженная, съежилась на раскладушке, пока он раздевался. Теперь она почувствовала, что стесняется своего слишком пышного тела.

— Выключи, пожалуйста, свет, — смущенно попросила она.

Уж слишком резко выделяются все подробности при этом ярком свете. И тело Дэвиса выглядит таким нарочито мужским, волосатым. Густые блестящие черные волосы покрывали его широкую грудь, твердый худощавый живот, спускались к паху.

Он не ответил. Склонился к Изабель, коснулся ее коленями. Раскладушка тревожно заскрипела под тяжестью его тела.

Он поцеловал ее в первый раз, и Изабель забыла о яркой лампочке. Забыла обо всем на свете.

Это был долгий, глубокий поцелуй искушенного, опытного любовника. Язык его боролся с языком Изабель. Руки играли ее сосками. Потом он провел руками по ее бедрам, по гладкой шелковистой коже ягодиц и наконец нежно, но решительно коснулся лона.

Оторвался от ее рта.

— Значит, ты и в самом деле девственница?

— Да.

— Ты знаешь, как сильно я тебя хочу?

— Да.

— Ты согласна? Действительно согласна?

— Да. О, Дэвис, ради Бога…

Влажными пальцами он снова дотронулся до ее груди.

Она тянулась к нему всем телом.

— Пожалуйста, Дэвис.

— Хорошо, — выдохнул Дэвис.

— Только… свет! Выключи свет, пожалуйста.

— Нет. Свет останется.

Он навис над ней ярко очерченным темным силуэтом. Черт бы его побрал, с яростью думала Изабель, чувствуя, как он проникает в нее. Это сопровождалось сильнейшим ощущением дискомфорта, постепенно перешедшим в боль. Изабель автоматически начала сопротивляться. Дэвис заложил обе ее руки за голову. Словно пригвоздил к кровати. Изабель закусила губу. Выгнулась всем телом.

— Расслабься, — мягко сказал Дэвис. — Бога ради, прекрати сопротивляться.

Изабель поклялась себе, что не станет кричать. Ни за что на свете не станет кричать у него на глазах. Однако неожиданно для себя самой она вдруг осознала, что боль, такая острая еще несколько секунд назад, теперь прошла как не бывало. Она изумленно открыла глаза. Значит, это свершилось? Она больше не девушка.

Дэвис отпустил ее руки и теперь целовал Изабель.

Откинул волосы с ее потного лба. Она чувствовала его внутри себя. Это было захватывающее ощущение. В точности так, как она себе и представляла.

Вот только все кончилось слишком быстро.

С последним спазматическим толчком Дэвис вскрикнул, слегка задохнувшись, и расслабился. Он лежал на ней с закрытыми глазами. Влажные ресницы трепетали, руки импульсивно ласкали ее грудь и плечи.

— О Изабель, Изабель… любовь моя…

Потом он затих, уткнувшись лицом в ее волосы.

Изабель тоже лежала неподвижно в его тесных горячих объятиях, ощущая, как растет тяжелое оцепенение. Она испытывала невероятную гордость. А она ведь действительно молодец. Как точно она его вычислила.

Она видела, что он полностью выложился. Она поняла, какой он ранимый. Больше она никогда не будет робеть перед ним.

Изабель осторожно потрясла Дэвиса за плечо.

— Дэвис, я, наверное, приму душ, хорошо? Пора ехать домой.

Он моментально очнулся. Ресницы вскинулись, он приподнялся на локте, взглянул на нее. Уголки губ изогнулись в ленивой улыбке.

— Принять душ?! Ехать домой?! Дорогая моя будущая звезда, ты что, думаешь, представление окончено? — Он дотронулся до ямочки на ее подбородке, янтарные глаза блеснули. — Все только начинается.

Глава 5

Она не одна! Кто-то следит за ней!

Кристиан медленно обернулась. Ничего не слышно.

Лишь хруст шейных позвонков да шум в ушах.

Что же это? Кто за ней наблюдает? Или это лишь игра ее взбудораженного воображения?

Девушка напряженно вглядывалась в темноту. Ограда с осколками битого стекла наверху, стальные ворота, въездная дорожка за ними, освещенная лунным светом дорога вниз, по склону холма. Чудится ей, или кто-то в самом деле бесшумно крадется между кустами?

Вряд ли на такой крутой каменистой дороге можно двигаться совсем бесшумно, не задев ногой ни камешка, ни ветки.

Кристиан изо всех сил напрягала слух, однако единственное, что ей удалось услышать, — это отдаленный рев мощного автомобиля на резких поворотах горной дороги. Она уже решила, что все это ей лишь померещилось, но тут снова явственно услышала шорох… потом тихий вздох.

Волосы у нее встали дыбом. Она приподнялась, приготовившись бежать, как вдруг стальные ворота беззвучно открылись. Сейчас он набросится на нее… тот, кто там, за воротами.

У нее перехватило дыхание. Одним прыжком она выскочила на дорогу… и замерла, внезапно ослепленная светом фар. Автомобиль резко остановился прямо перед ней. Послышался удивленный мужской голос:

— Боже правый! Кто это у нас тут?!

Вполне оправданный вопрос. Она, наверное, выглядит ужасно. Босиком, в разорванном платье. Одна рука выброшена вперед, как бы для защиты; другая прикрывает глаза от слепящего света. Ее можно принять за цыганку, если не хуже.

Фары погасли, но Кристиан все еще ничего не могла разглядеть. Перед глазами плыли ярко-зеленые пятна.

Она услышала, как захлопнулась дверца автомобиля, звуки шагов. В страхе съежилась и отступила назад.

— Не бойтесь, — мягко произнес незнакомый мужской голос. — Я вовсе не хотел вас пугать. Может быть, все-таки скажете, кто вы такая и что делаете у ограды моего дома ночью?

Кристиан облизнула пересохшие губы. Слезы застилали ей глаза.

— Я… извините меня. Я ничего не делала.

— Рад это слышать.

Теперь Кристиан могла разглядеть незнакомца.

Среднего роста, худощавый, со светлыми волосами, в вечернем костюме. В правой руке небрежно зажат какой-то блестящий продолговатый металлический предмет.

Кристиан догадалась, что это револьвер, но почему-то не испугалась.

Она попыталась что-то объяснить:

— Видите ли… я убежала…

— В самом деле?

Он дулом револьвера указал на автомобиль — массивный «роллс-ройс» самой лучшей модели.

— По всей видимости, дальше вы все равно бежать не сможете. Посмотрите на свои ноги. Садитесь в машину, дорогая.

Он переложил револьвер в другую руку, открыл дверцу машины, жестом пригласил Кристиан. Она повиновалась, не в силах сопротивляться.

— Как вас зовут?

— Кристиан. Кристиан Уинтер.

— Красивое имя. Судя по акценту, вы англичанка.

Незнакомец также говорил с едва заметным акцентом. Скорее всего он не американец, подумала Кристиан.

— Да, — ответила она на его вопрос.

— Как интересно!

Он сел в машину рядом с ней, насвистывая сквозь зубы какой-то странный мотив всего из двух нот. Усевшись, он открыл отделение для перчаток и, к величайшему облегчению Кристиан, положил туда револьвер.

— Он заряжен?

— Ну разумеется. Какой смысл держать незаряженный револьвер? Но пока он мне больше не нужен.

Он снова включил фары. У ворот, как часовой, черный на фоне черной ночи, стоял огромный доберман.

Кристиан содрогнулась.

— А, так вот кто это! Я чувствовала, что за мной кто-то наблюдает. Я так испугалась.

— Бояться нечего. Если бы вы попытались выйти, Хэнзел бы вас не отпустил. Держал бы до моего возвращения. Но это хорошо воспитанная, вежливая собака. Он не причинил бы вам никакого вреда. Просто ждал бы моей команды. А потом отпустил бы вас… Или убил, если бы я счел, что вы представляете опасность.

Хэнзел шел впереди машины, и в свете фар были хорошо видны ритмичные движения его крепких, словно стальных лап. В ужасе взглянула Кристиан на безмятежный профиль человека, сидевшего рядом.

— Но… я совсем не опасна.

Он пожал плечами:

— Те милые крошки, которые в прошлом году совершили злодейское убийство из-за Чарли Мэнсона, тоже не выглядели опасными. Это произошло неподалеку, всего в миле отсюда. Вот и приходится носить с собой заряженный пистолет и принимать другие меры предосторожности. Жаль, конечно, но так уж устроен мир.

Они подъехали к ярко освещенному входу белого каменного дома в георгианском стиле. Дверь открылась как будто по мановению волшебной палочки, и на крыльце показалась мужская фигура в черных брюках и белой куртке.

Незнакомец помог Кристиан выйти из машины и повел вверх по ступеням крыльца. Хэнзел неотступно следовал рядом, почти касаясь ее ног.

— Добрый вечер, сэр, — произнес слуга.

— Добрый вечер, Пьер.

Он обернулся к Кристиан:

— Входите же, дорогая.

Хэнзел остановился перед дверью, а затем по свистку хозяина исчез в темноте. Кристиан едва успела в последний раз взглянуть на его стальные лапы.

— Вас, наверное, порадует, если я скажу, что Хэнзел останется на улице. Его место там. Пьер, как видишь, у нас гости. Принеси, пожалуйста, в маленький кабинет бутылку бренди, мою аптечку и теплую воду. Машину не убирай. Она мне еще понадобится.

— Да, сэр. — Слуга чуть заметно поклонился и бесшумно вышел.

— Ну, моя дорогая… — Внезапно незнакомец наклонился вперед и подхватил Кристиан на руки, с силой, неожиданной для такого небольшого человека. — Пожалуйста, не сочтите меня невежливым, но вы пачкаете кровью один из моих лучших ковров.

Второй раз за сегодняшний вечер мужчина нес Кристиан на руках, но сейчас ей совсем не было страшно.

Она даже успела оценить великолепие холла, обставленного с изысканным вкусом и воображением антикварной европейской мебелью и украшенного старинными коврами.

Он пронес ее по коридору. Открыл дверь в небольшую уютную комнату, стены которой были увешаны книжными полками.

— Ну вот.

Мужчина осторожно опустил Кристиан в глубокое кожаное темно-бордовое кресло, пододвинул ей под ноги оттоманку того же цвета и встал рядом, испытующе глядя на нее.

— Сейчас вы мне расскажете, от кого бежали и почему. Должен признаться, что вы — самое интригующее приключение из всего, что случилось в моей жизни за последнее время, и я вам очень за это благодарен.

Кристиан смотрела на незнакомца с любопытством.

Почему-то она совершенно не боялась этого человека, несмотря на все, что с ней произошло, несмотря на пережитое потрясение, на револьвер, на страшного Хэнзела, на то, что ее форменным образом похитили. Сейчас она не чувствовала абсолютно никакого страха, тогда как еще час назад, с Томми… На секунду она снова пережила тот ужас и содрогнулась.

Возможно, она сейчас чувствует себя в безопасности потому, что он приказал Пьеру не убирать машину в гараж. А может быть, потому, что он такой старый… Ему, наверное, при всей его поджарой фигуре и юношеской силе, не меньше шестидесяти. Кристиан оглядела безукоризненный черный вечерний костюм, ослепительно белую накрахмаленную рубашку, черный галстук. Перевела взгляд на правильные черты лица с орлиным носом, на густые серебристые волосы. Глаза окружены сетью глубоких морщинок — наверное, часто смеется. От незнакомца исходило ощущение комфорта, благосостояния и безопасности. Вот бы ей такого отца, подумала Кристиан. А испытующего взгляда бледно-голубых глаз цвета зимнего неба Кристиан так и не заметила.

— Ох простите меня, дорогая! Как это невежливо с моей стороны. Я уже знаю ваше имя, а вы моего еще не знаете. Я Эрнест Уэкслер. Добро пожаловать в мой дом.

Сейчас я займусь вашими бедными ножками, потом налью вам немного бренди — вы все еще нервничаете, а бренди в таких случаях очень помогает, — потом отвезу вас, куда скажете. Конечно, вы можете остаться здесь, но вы так молоды и прекрасны, и, я думаю, те, кто за вас в ответе, будут беспокоиться. А… благодарю вас, Пьер. Поставьте на стол, пожалуйста. И подайте мне эту чашку.

С невозмутимым видом, будто для него все происходящее — дело обычное, Пьер поставил на стол серебряный поднос с двумя изящными рюмками, бутылкой «Корвуазье», ножницами, бинтом, марлевыми салфетками, с ловкостью жонглера подал желтую пластмассовую чашку с теплой водой, после чего поклонился и вышел, закрыв за собой дверь.

Уэкслер принялся за дело.

— Судя по всему: по виду вашего весьма изысканного платья и вашему общему состоянию, — на вас напали, и вы убежали. — Он взглянул на ее кровоточащие ноги, точным движением промокнул раны ватным тампоном. — Здорово вы их поранили. Потерпите, немного пощиплет. Ничего не могу поделать.

Кристиан поморщилась от боли. Осторожными и умелыми движениями Уэкслер наложил повязки. Ей сразу стало легче.

— Ну вот, — удовлетворенно произнес он. — Теперь все в порядке. Правда, день-два придется посидеть дома. И уж больше не бегайте босиком.

Он налил немного бренди в одну из рюмок и подал ей. Поднял свою рюмку.

— Сейчас вы почувствуете себя лучше. За вас, моя дорогая. За радугу с золотыми краями. Только пейте осторожно.

Бренди словно взорвалось у нее в желудке, и это было восхитительное ощущение.

— Мистер Уэкслер, — застенчиво произнесла Кристиан, — спасибо вам за вашу доброту. Я вовсе не хочу причинять вам беспокойство.

Уэкслер галантно улыбнулся:

— Мне это только приятно. Ну а теперь мне бы хотелось узнать о вас побольше. Например, кто тот молодой человек — я ведь прав, не так ли? — кто тот молодой человек, который доставил вам столько неприятностей?

Может быть, кто-нибудь из наших соседей?

— Да, наверное. Скорее всего мне не удалось далеко убежать. Его зовут Томми Миллер. Ему семнадцать лет, так же как и мне.

— А… это не тот ли светловолосый молодой человек, который гоняет, как сумасшедший, на «мерседесе»?

— Да. Он…

— В таком случае недолго он будет здесь гонять и беспокоить людей.

Мистер Уэкслер поднял свою рюмку, внимательно осмотрел, понюхал коньяк, отпил, блаженно вздохнул, поставил рюмку.