Взрывоопасные сестрички

      Доктор ответил, что, поскольку мы соседи, он сейчас приедет.
      Я чувствовала себя хитроумной героиней старого фильма – истеричной дамочкой, изображающей меланхолию, чтобы привлечь внимание интересующего ее мужика, разница состояла лишь в том, что меланхоличкой я выставила собственную мать. Но результата я добилась: Джеффри Гиршон ехал сюда, а Шэрон находилась в полутора часах езды отсюда.
      Ожидая его появления, я размышляла, как он воспримет наш дом, папин Шангри-Ла. Посравнению с домом Джеффри, мимо которого я неоднократно проходила, надеясь застать доктора стригущим лужайку или что-нибудь в этом роде, наш совсем простенький. Доктор жил в лучшем квартале Сьюел-Пойнта, на южной оконечности полуострова, в двухэтажном особняке персикового цвета, с металлической крышей, верандами и балконами, огромными окнами с цветами и, как я разглядела за деревьями, с бассейном, джакузи и причалом. Неплохо для мужчины, которого, но словам его медсестры, практически «разорила» бывшая жена.
      – Классное местечко, – заявил Джеффри, едва я открыла ему дверь. – Своего рода личный Шангри-Ла.
      Я вытаращилась на него.
      – Что-то не так? – спросил он.
      – Нет-нет, все в порядке.
      «Мы с этим мужчиной просто созданы друг для друга, – подумала я. – И к черту Шэрон!»
      Я провела его наверх, в мамину спальню. Он куда больше с ней разговаривал, чем осматривал, расспрашивал, что болит, не затруднено ли дыхание и принимает ли она прописанные им лекарства. Через несколько минут Джеффри вынес вердикт, что рука у мамы болит из-за мышечного спазма, а вовсе не из-за сердца, но мы все равно правильно сделали, позвав его на всякий случай.
      Когда мы с ним остались наедине, он похвалил меня за заботу о маме и внимание к ней.
      – Вы потрясающая женщина, Дебора, – изрек он. – И Шэрон тоже. Как я выяснил в процессе длительных бесед с ней по телефону на прошлой неделе. – «Длительные телефонные беседы? Забавно, но она мне ни словом об этом не обмолвилась». – Я знаю, что пациенты часто западают на своих докторов, но со мной произошло обратное: я запал на дочерей моей пациентки.
      «Елки-палки, да он запал на нас обеих», – подумала я и слегка напряглась.
      – Еше рано, – заметил Джеффри, посмотрев на часы, а потом на пейджер. – Не хотите сходить в кино? Или поужинать? Я обожаю еду в «Флаглер-гриль». Могу узнать, есть ли у них свободные столики. А не откажетесь ли вы поехать ко мне? – ухмыльнулся он. – Мы бы посидели, расслабились, выпили и обсудили мою дурацкую влюбленность.
      Джеффри стоял совсем рядом со мной, буквально впритык, возвышаясь как башня. Его бородка щекотала мою макушку.
      «Ой, поехать с ним! – подумала я. Когда еще подвернется такая возможность? Симпатичный мужчина. Доктор, спасший жизнь маме. Доктор, назвавший папин дом Шангри-Ла».
      Нет! Сделка есть сделка. Мыс Шэрон договорились не ходить на свидания с доктором Джеффри Гиршоном. Нужно держать слово. И не поддаваться его комплиментам. Нельзя рисковать маминым здоровьем, провоцируя ссору с сестрой.
      – Мне очень бы хотелось, Джеффри, но завтра я должна рано встать, поскольку переезжаю на Хатчинсон-Айленд, чтобы приступить к работе, о которой рассказы вала вам.
      – Да, помню. В Историческом обществе, – кивнул он. – Это довольно романтично – жить в коттедже на берегу. Дайте знать, когда соскучитесь по обществу.
      «Да я уже соскучилась! – хотелось заорать мне. – Увези меня!» Но я лишь поблагодарила доктора за визит и проводила взглядом его удаляющийся «порше».
      Во вторник утром, как только пришла Роуз, я забросила свое барахло в «понтиак» 82-го года, купленный в магазине подержанных автомобилей. Колымага отъездила больше ста тысяч миль и находилась, прямо скажем, в далеко не выставочном состоянии, но стоила дешево – удивительно дешево, – и я подумала, что она вполне сойдет для езды по Стюарту.
      Поцеловав на прощание маму, я напомнила ей, что буду за мостом, если вдруг понадоблюсь, и отбыла. Как бы сильно я ни любила ее, мне хотелось снова жить самостоятельно.
      Мы с «понтиаком» ползли по грунтовой дороге к Хатчинсон-Айленду. День стоял чудесный: ясное голубое небо, легкий ветерок, температура около двадцати градусов. Свернув направо возле «Индиан-Ривер», единственного в округе крупного отеля с полем для гольфа, и поехав по бульвару Макартура по направлению к Убежищу, я снова ощутила себя ребенком – ученицей колледжа на весенних каникулах, мчащейся во весь опор на побережье, когда радио орет во всю мощь, ветер развевает волосы и все такое. Недоставало одного – доски для серфинга.
      У ворот меня поджидала Мелинда Карр. Она впустила меня на территорию, поскольку было еще рано, и ни само Убежище, ни примыкающая к ней сувенирная лавка не работали.
      – Я счастлива, что вы согласились на эту работу, – сообщила она, предварительно поинтересовавшись здоровьем мамы. – Просто в экстазе.
      – Я тоже в экстазе, – ответила я, когда мы шли к крошечному белому коттеджу, который станет отныне моим новым домом. Посматривая на берег, я чувствовала, как моя физиономия расплывается в широченной улыбке. Мягкий нежно-кремовый песок казался естественным продолжением корявого лабиринта пещеристых скал, а океан был насыщенного синего цвета. Ну и конечно, тут витал тот самый знаменитый аромат – солоноватый морской запах, отлично прочищающий не только нос, но и мозги. Даже не верится. Историческое общество будет мне еще и приплачивать за то, что каждое утро я буду просыпаться здесь, думала я, внезапно перестав скучать по Нью-Йорку.
      Когда мы добрались до коттеджа, Мелинда чуть помедлила, прежде чем открыть дверь.
      – Должна предупредить вас, Дебора. Это отнюдь не «Мара-Лаго». – Она имела в виду огромный особняк – частный клуб Дональда Трампа в Палм-Бич. – Более того, предыдущий смотритель не слишком заботился о мебели. Боюсь, стол тут колченогий.
      – Ничего страшного, – ответила я Мелинде, ощущая себя невестой, которой не терпится, чтобы ее внесли на руках через порог. – Давайте наконец войдем.
      Мелинда открыла дверь.
      Мы вошли на кухню, почти такой же величины, как и моя в Нью-Йорке, с похожей миниатюрной обстановкой, и проследовали в гостиную, где стояли довольно продавленная софа, кофейный столик из плавника и пара пуфов. Все это дополнял застеленный от стенки до стенки палас довольно паршивого цвета. Такой оттенок я называю «детской неожиданностью». Три окна за софой выходили на океан. И это более всего притягивало в гостиной. В маленькой спальне окна выходили на запад, на пролив, и я уже предвкушала, что увижу здесь не менее красивые закаты, чем восходы в гостиной. В коттедже были ванная комната, кабинет-склад и лоджия, проходящая по фасаду коттеджа, откуда открывался чудесный вид на океан, берег и пролив. Я сразу поняла, что большую часть времени мне предстоит проводить тут, читая, размышляя о будущем и предаваясь мечтам о мамином кардиологе.
      – Как мы уже говорили, – сказала Мелинда, когда мы завершили обход, – вы будете нашим смотрителем, кастеляном, иными словами. Если возникнут проблемы с каким-либо из строений на территории, звоните Рэю Скалли, инспектору департамента Охраны зданий округа Мартин. А счета по завершении работ пусть он присылает мне. – Она протянула мне его визитку. – Если появятся проблемы с нарушителями, тогда, естественно, звоните 911.
      – Нарушителями?
      – Да. Злоумышленниками.
      – Я знаю значение этого слова, Мелинда. Просто удивилась, что сюда может кто-то вломиться. Как вы справедливо заметили, это отнюдь не «Мара-Лаго».
      – Ой, да я имею в виду вовсе не ваш маленький коттедж! Я говорю об остальных зданиях. Ключи от ворот есть у многих – уборщиц, добровольцев и так далее, и периодически кто-нибудь из них решает воспользоваться ими ночью. Шутки-ради, полагаю. Еще сюда изредка забредают пьяные, которым вдруг приходит в голову перелезть через забор и заглянуть внутрь зданий. Или бесящиеся от избытка гормонов подростки, желающие заняться сексом непременно в обзорной башне. Но бояться нечего, поверьте мне.
      Мелинде я верила, но только что приехала из Нью-Йорка, где мою квартиру взломали и превратили в помойку. Я-то полагала, что сменила убийства и погромы на тишину и спокойствие.
      – А теперь, если у вас нет вопросов, я уйду и предоставлю вам обустраиваться. – Протянув мне ключи от ворот и строений, Мелинда направилась к выходу из коттеджа. – Скоро прибудут добровольцы. Уверена, вы сочтете их весьма полезными и симпатичными.
      Мы обменялись рукопожатием.
      – Мне повезло, что подвернулась эта работа, – сказала я. – И очень вовремя.
      – И мне тоже, – ответила она. – Как я уже говорила во время нашей предыдущей встречи, Историческое общество искало кого-то вроде вас, человека зрелого и ответственного.
      – Очень постараюсь соответствовать высоким стандартам общества, – ответила я, ощущая себя так, словно только что вступила в ряды морской пехоты.
      Разобрав барахло, я приступила к более внимательному исследованию коттеджа. Он нуждался в генеральной уборке и кое-где покраске, но мама снабдила меня бумажными полотенцами и необходимой бытовой химией, так что я была во всеоружии. Самое главное, мне нравился этот домик на берегу. Я почувствовала себя в нем как дома, едва ступив на порог.
      «Так, – подумала я, – если газовая плита работает нормально, вода в туалете спускается, а окно в спальне открывается, я буду самой счастливой крошкой».
      Достав врученную мне Мелиндой визитку, я набрала номер Рэя Скалли, инспектора департамента охраны зданий округа. Я надеялась, что он не такой хам, как комендант в Нью-Йорке.
      Ответил мне автоответчик.
      – Добрый день, – заговорила я. – Меня зовут Дебора Пельц, я – новый смотритель Убежища. Только что перебралась в Стюарт с Манхэттена. Мелинда Карр из Исторического общества порекомендовала мне связаться с мистером Скалли, если с каким-нибудь из местных зданий возникнут проблемы. Пожалуйста, перезвоните мне.
      Я оставила свой номер телефона, даже повторила его дважды.
      Дожидаясь звонка, я оттерла кухню, смахнула пыль, пропылесосила ковер, застелила кровать, съела собранный для меня мамой ленч и уселась на лоджии, глядя на океан. Рэй Скалли не счел необходимым срочно перезвонить мне. Вообще-то он не перезвонил вовсе. Скалли явился ко мне сам.
      – Рэй Скалли. Как поживаете? – Он прошел мимо меня в коттедж. – Я был тут неподалеку, в музее Эллиота, когда проверил, кто мне звонил. Мне передали, что звонили вы. Что стряслось?
      – Рада познакомиться с вами, – сухо сказала я. Ну, он, конечно, не был таким хамом, как комендант в Нью-Йорке, но мистером Очарование его тоже не назовешь. – Я Дебора Пельц.
      – Ага. Из Нью-Йорка. Я понял это из вашего сообщения.
      Скалли говорил с южным акцентом в отличие от коменданта, серба по происхождению. А еще он был моложе «Ивана Грозного», как я обычно величала коменданта. Я решила, что ему около сорока. Волосы рыжевато-каштановые, почти как у меня, прямые, довольно длинные, касались воротника светло-голубой рубашки на пуговицах, заправленной в изрядно потертые джинсы. Среднего роста и среднего телосложения, он отлично выглядел, если ваш идеал мужчины – ковбой «Мальборо». Нет, ковбойской шляпы Скалли не носил, но имел эдакий ковбойский вид: типичный обветренный ковбой-одиночка, да еще и со шрамом на подбородке под нижней губой.
      – Я предложила бы вам выпить чего-нибудь прохладительного, но переехала сюда лишь несколько часов назад и до магазина еще не добралась.
      – Сойдет и вода из-под крана, – ответил он. – Мы тут не боимся ее пить.
      «А, все ясно, – подумала я. – Он ненавидит ньюйоркцев. Должно быть, абориген, отродясь не покидавший округа Мартин».
      Я принесла ему стакан воды. Он поблагодарил меня.
      – Ну а теперь покажите мне, что тут надо чинить, Диана, – сказал Скалли.
      – Дебора, – поправила я. – А проблемы тут, в коттедже. Для начала, плита. Когда включаешь газ, ничего не получается. Вода в туалете течет непрерывно, если не подергаешь ручку. И окно в спальне не открывается. Оно присохло или что-то в этом роде.
      Рэй Скалли вытаращился на меня так, будто у меня две головы:
      – И вы из-за этого вызвали меня, Диана?
      – Меня зовут Дебора. – Я начала злиться. – Должно быть, вы плохо запоминаете имена.
      – Нет. Имена я запоминаю отлично. Только ваше не могу запомнить.
      – Польщена. Насчет туалета…:
      – Вызовите слесаря.
      – А плита?
      – Позвоните в газовую компанию.
      – А с окном как быть? Или даже не стоит спрашивать?
      По сравнению с этим малым мой бывший комендант казался душкой.
      – Слушайте, Дебора…
      – Ну вот, это не так уж трудно, верно?
      Он исхитрился выдавить улыбку. Мне страшно захотелось открыть шампанское. Об его голову.
      – Дебора, – повторил Рэй, – это ваш первый рабочий день, поэтому вы пока не очень владеете ситуацией. Я слежу за всеми принадлежащими округу строениями, включая Убежище. Ему больше ста лет, и оно время от времени требует капитального ремонта. Давая вам мой телефон, Мелинда Карр вовсе не предполагала, что вы будете звонить мне насчет туалета в вашем коттедже. Подразумевалось, что вы позвоните мне, если образуется дыра в крыше музея, или на какой-нибудь колонне появится гниль, или шторм повредит фасад. Я не разнорабочий, жующий табак и обдирающий своих клиентов. Я не только умею есть ножом и вилкой, но даже периодически принимаю душ. Более того, у меня степень по градостроительству, полученная в университете Флориды; специализация – сохранение исторических зданий, а также нормировка, застройка и деловое право. Иными слонами, так уж и быть, я посмотрю вашу плиту, туалет и окно, раз уж пришел сюда, но в следующий раз не поленитесь, вызовите кого-нибудь из «Желтых страниц», а?
      Ишь ты! Да он еще и самолюбив, надо же! И обидчив к тому же.
      Я мысленно повторила тираду Рэя, пытаясь сообразить, чем так вывела его из себя, а потом расхохоталась. Когда он поинтересовался, что меня развеселило, я охотно сообщила ему:
      – Я писала сценарии для телевизионной «мыльной оперы». И ваша небольшая нотация напомнила мне сцену, написанную мной пару лет назад, где дама просит мужчину заменить на ее машине колесо. Он рекомендует ей самой заменить это чертово колесо. Он говорит: «Я что, похож на автомеханика?» Не улавливаете сходства?
      – С трудом. А что происходит в следующей сцене? Парень сменил леди колесо и оказался у нее в койке? Так, по-моему, обычно развиваются события в подобного рода шоу, нет?
      – Да, но не в этот раз. Парень сменил ей колесо, а потом пристрелил.
      – За каким чертом он это сделал?
      – С актрисой не возобновили контракт. Так что нам пришлось убрать ее из шоу.
      Рэй заржал:
      – Похожему вас в Нью-Йорке была та еще работенка! Что заставило вас бросить ее и променять на должность смотрителя в крошечном Стюарте?
      – У меня мама тут живет. Она перенесла инфаркт и теперь выздоравливает. Мне хотелось быть поближе к ней.
      Я не сочла нужным сообщить о второй причине, вынудившей меня покинуть Нью-Йорк, – разгаре кризиса среднего возраста.
      – Мне жаль вашу маму. И за нотацию тоже извините. Я не имел права так обрушиваться на вас. Откуда вам знать, кто тут чем занимается.
      – Или кто ищет повод для драки?
      Он снова засмеялся:
      – А вам палец в рот не клади, верно?
      – Стараюсь.
      – Я оценил. – Он пожал мне руку. – Рэй Скалли. Рад знакомству, Дебора. Давайте начнем сначала, ладно?
      – Ладно.
      «Может, он вовсе не хам, – подумала я. – Может, просто застенчив».
      – Вы сказали, вашей маме лучше? – спросил он.
      – Гораздо лучше, спасибо.
      – И кто ведет ее в мемориальном госпитале Мартина?
      – Джеффри Гиршон. – Я старалась не покраснеть.
      – Этого я и боялся. Но Гиршон сейчас тут в моде.
      – Вы знакомы с Джеффри? – закинула я удочку, подумав, что вряд ли эти двое вращаются в одних и тех же кругах.
      – Да уж, знаю его, – ответил Рэй. – Слишком хорошо. – Он внезапно переменился в лице, словно само упоминание о Джеффри задевало какой-то болезненыый нерв. – Я понимаю, что сую нос не в свое дело, но мой вам совет: держите вашу маму подальше от этого сукина сына.
      – Сукина сына? – Меня ошарашила его реакция. – Вам не кажется, что это слишком сильно сказано? Понятия не имею, почему вы так относитесь к доктору Гиршону, но он спас моей маме жизнь. Он хороший врач. И хороший друг.
      Рэй кивнул:
      – Забудьте о том, что я сказал. – Он поставил стакан, в котором я принесла ему воды, на кухонный стол. – А теперь покажите мне, что тут у вас надо починить.
      – Ой, в этом нет необходимости, Рэй! Я вызову кого следует.
      – Я с удовольствием помогу. А потом поеду.
      Я показала ему все, что нуждалось в починке, и Рэй все починил. А потом уехал.

Глава 9

      Позже, уже после обеда, я поехала в магазин и накупила всякой всячины. Закинув покупки в багажник «понтиака», я уселась в машину и повернула ключ зажигания. Увы и ах, мотор заводиться не пожелал даже после нескольких попыток. Я сообразила, что, должно быть, сдох аккумулятор. И вот я сижу как дура, пытаясь понять, что же мне делать дальше, и вдруг вижу заезжающий на стоянку «порше» Джеффри Гиршона. Выскочив из машины, я замахала ему рукой.
      – Что стряслось, Дебора? – Он вылез из «порше» в белом халате. Похоже, устроил себе перерыв.
      – Ничего страшного, – ответила я. – Машина барахлит. Не дадите ли мне «прикурить»?
      – С удовольствием, – сверкнул он мальчишеской улыбкой.
      – Спасибо. Похоже, вы становитесь моим персональным рыцарем в сверкающих доспехах. Теперь вот спасаете мою машину, хотя я и сомневаюсь, что ее стоит спасать. И недели не прошло, как я купила ее, а она уже трижды побывала в мастерской.
      – Боюсь, вы купили барахло.
      – Или что у меня развилась новая форма того самого психического расстройства.
      – Это которого?
      – Того, когда женщина сознательно провоцирует заболевания своего ребенка, чтобы продолжать возить его в больницу.
      – Вы имеете в виду склонность придумывать неправдоподобные истории?
      – Ага. Думаю, я подцепила эту склонность благодаря «понтиаку».
      – Давайте попробуем заставить этот «понтиак» фырчать, – рассмеялся Джеффри.
      Пока мы дожидались, когда зарядится мой аккумулятор, Джеффри поинтересовался, как дела у мамы, нравятся ли мне мои новые пенаты на Хатчинсон-Айленде и не хочу ли я поужинать с ним сегодня.
      – До половины девятого у меня осмотр пациентов в клинике, но потом я целиком ваш.
      «Целиком мой», – алчно подумала я, но тут же вспомнила обещание.
      – Я не могу пойти, – нехотя ответила я. – Сегодня мой первый рабочий день. Наверное, мне нужно находиться поблизости от коттеджа.
      – Не понимаю вас, Дебора. У меня сложилось четкое впечатление, что я нравлюсь вам, но всякий раз, как я пытаюсь куда-нибудь пригласить вас, вы мне даете от ворот поворот.
      – Вы мне действительно нравитесь, Джеффри. Даже очень. Но дело в том… – Я осеклась. Ну как мне объяснить ему наш «пакт о ненападении» с Шэрон, рассказать о хрупком перемирии между нами после многих лет яростного сестринского соперничества, поведать, как жаждет она заполучить очередного мужа? Или как растолковать Джеффри, что стоит мне пойти с ним хотя бы раз, и я тут же вызову очередной всплеск ярости у Шэрон, а это сильно огорчит маму. Как объяснить, что я слабая, уязвимая и одинокая и мне приходится собирать в кулак всю мою волю, чтобы сказать ему «нет»? Ну как?
      – А, картина, кажется, проясняется. – Джеффри пристально изучал меня. – Это из-за вашей сестры, да? Вы отказываетесь пойти со мной куда бы то ни было, потому что я проявил интерес и к ней. Вы боитесь, что я заигрываю с вами обеими.
      – Вообще-то вы ведь сами сказали, что запали на нас обеих, и действительно сначала пригласили в оперу Шэрон, а меня уже потом, поэтому я…
      – Позвольте прервать вас. – Он прижал палец к моим губам. – Я хочу сознаться здесь и сейчас, что Шэрон мне очень нравится, но она не вы, Дебора. Это с вами я хочу встречаться. Это вас я хочу узнать поближе. Я ляпнул глупость насчет того, что запал на вас обеих, подумав, что вы обе нуждаетесь в поддержке из-за болезни нашей матери. Что же касается оперы, первой я пригласил Шэрон, поскольку она показалась мне более… – Джеффри умолк, словно подбирая слова.
      – Более что?
      – Более увлеченной. Точнее, более покладистой. – Он подмигнул. – Вы же, с другой стороны, посылали мне сложные сигналы.
      «И поэтому я нравлюсь ему больше, чем Шэрон, – хмыкнула я. – Пиррова победа».
      – Я вовсе не пытаюсь запутать вас, Джеффри. Но по причинам, в которые не могу вдаваться, я вынуждена отклонить ваше сегодняшнее приглашение.
      – А как насчет завтра? Погода, судя по всему, будет такая же, как сегодня, и я вернусь домой раньше, примерно около семи. Мы могли бы покататься на яхте под луной. Что скажете?
      Боже, как же трудно устоять!
      – Мне очень жаль, но завтра вечером я тоже не смогу.
      – Ничего не понимаю, – пожал плечами Джеффри. – Но если вдруг передумаем, я буду дома. Просто приезжайте.
      Я снова поблагодарила его скрылась в недрах «понтиака».
      Когда я вернулась в коттедж, добровольцы уже закрывали Убежище и сувенирную лавку. Один из них, пожилой мужчина по имени Фред Зимски, предложил мне помочь донести покупки до кухни. Сначала я отказалась от его помощи – Фред казался хрупким и субтильным, и я побоялась, что тяжелые пакеты угробят его. Однако он расхорохорился и заверил меня, что задача вполне ему по плечу.
      Фред положил пакеты на кухне и начал рассказывать, как стал работать добровольцем в музее.
      – У моей любимой супруги Элли началась болезнь Альцгеймера, и мне пришлось поместить ее в пансионат, – поведал он. – А без нее я совершенно растерялся. Превратился в развалину. И мои соседки в кондоминиуме решили, что мне нужно отвлечься, поскольку я изо дня в день сидел в этом пансионате с женой, которая меня даже не узнавала. Одна из них обзвонила знакомых и выяснила, что тут нужны добровольцы. Ну, историю я всегда любил, особенно морскую, к тому же разве плохо работать рядом с океаном, верно? Так я стал добровольцем, работал по три часа ежедневно, а потом и сам не заметил, как совершенно оклемался. Моя Элли скончалась в прошлом году, и я о ней, конечно, очень скучаю, но это место вернуло меня к жизни. Мне нравится водить экскурсии и рассказывать туристам истории о потерпевших кораблекрушение и прочем. Общение с ними подстегивает меня, напоминает, как важно не замыкаться в себе и не терять контакта с людьми. Теперь я два раза в неделю хожу в спортзал, смотрю новые фильмы. Состою в читательской группе в библиотеке. Мне восемьдесят четыре, а я снова юнец.
      – Ничуть не сомневаюсь, – ответила я, заражаясь его энергией. – Остается надеяться, что Убежище окажет и на меня столь же живительное воздействие.
      – Так и будет, если вы дадите ему такую возможность.
      Он собрался уйти.
      – Фред?
      – Да?
      – Вы с кем-нибудь встречаетесь? Я имею в виду с женщиной?
      – Уж не подбиваете ли вы под меня клинья, а, Дебби? – рассмеялся он.
      – Нет. Но у меня есть мама с самыми потрясающими на свете голубыми глазами. Хотите с ней познакомится?
      – Конечно. Давайте ее телефон. У меня как раз нет подружки.
      Когда Фред ушел, я позвонила маме, желая убедиться, что она готова переночевать одна впервые после выписки. Мама сказала, что все нормально. Тогда я сообщила, что ей может позвонить мужчина по имени Фред Зимски.
      – Зачем?
      – Свидание вслепую, – ответила я. – Я подумала, что совсем неплохо, если хоть у одной из нас будет светская жизнь.
      Первая ночь в коттедже прошла волшебно. Никаких пьяниц. Никаких озабоченных подростков. Никаких ночных нарушителей. Лишь шум волн, бьющихся о скалы, плеск резвящихся в воде рыб и огромное безоблачное небо, усеянное звездами. Пейзаж был столь красив, а ночь такой теплой, что выволокла на лоджию шезлонг, завернулась в прихваченный с кровати плед и уснула там.
      В среду на двухдневное дежурство в Стюарт прибыла Шэрон. Примерно в половине третьего она заехала в коттедж, намереваясь посмотреть, «во что ты вляпалась», как сообщила мне сестра. Обойдя дом, Шэрон признала: вид отсюда божественный, но тут же добавила, что, находись коттедж в Бока, его бы снесли бульдозером уже много лет назад.
      – Ага, чтобы освободить место для очередных «Макжилищ», – пробормотала я себе под нос.
      – Нынче утром я виделась с Джеффри, – проинформировала меня Шэрон», когда мы расположились на лоджии. – Я заскочила в его кабинет, чтобы оставить ему благодарственное письмо. Хотела выразить признательность за все, что он сделал для мамы.
      – Благодарственное письмо, – сухо повторила я……
      Очень в стиле Эмили Пост.
      – Вообще-то это благодарственные стихи. Лимерик «Жил-был доктор по имени Джефф…»
      – Гениально, – оборвала я Шэрон.
      – Джеффри тоже так подумал. Он сказал, что еще никто не писал ему лимерики. Можешь себе представить?
      – Легко.
      – В общем, мы разговорились и говорили, говорили, говорили… Мне жутко не хочется признаваться в этом, зная твои чувства к нему, но, по-моему, это я интересую его, Дебора.
      Я не ответила. Вполне естественно после того, что Джеффри наговорил мне только вчера.
      – Например, – продолжала Шэрон, – я упомянула, что у меня есть сын, и он тут же пожелал узнать побольше о Нормане, хотя его ждали пациенты. Я спросила себя: получится из этого мужчины отличный отец для моего ребенка? И вынуждена сказать, Дебора, что мне все труднее и труднее, придерживаясь нашей договоренности, не отправиться к нему домой и не предоставить природе взять свое.
      А то я этого не знаю.
      Позвонила мама и спросила, не хочу ли я сегодня составить им с Шэрон компанию за ужином. Но я отбрыкалась, заявив, что еще не устроилась толком в коттедже и не все вещи распаковала. Над проливом разгорался великолепнейший закат – небо окрасилось оттенками желтого, розового и золотого, – и мне просто хотелось сидеть на моей лоджии, потягивая вино, и смотреть на него. К тому же я даже помыслить не могла о том, чтобы провести весь вечер с Шэрон, прикидываясь ради мамы, будто мы с ней подружки не разлей вода. Я точно знала: рано или поздно речь пойдет о Джеффри – Шэрон наверняка поднимет эту тему – и мне придется изображать равнодушие, словно он не заявил мне открытым текстом, что его интересую я, и не показывать виду, что мне поперек горла стоит мирный договор с моей сестрицей.
      Поэтому я сидела на лоджии, потягивая вино, а когда выпила, налила себе еще. И еще. Я сидела, наливаясь вином и глядя на воду. Сидела, наблюдая, как солнце уходит за горизонт и на небосклон выплывает луна. Сидела, размышляя о Джеффри и его яхте, о круизе, который он предлагал мне совершить вместе с ним.
      Внезапно мне на память пришли слова тети Гарриет, сказанные ею на дне рождения мамы: будто я прячу мой свет под абажуром, чтобы не затмить Шэрон. Что я боюсь заполучить Подходящего Мужчину из опасения обидеть мою Несчастную Сестричку, И тут во мне что-то щелкнуло. Я виню тетю Гарриет за то, что произошло той ночью, не больше, чем выхлестанное мной тогда вино. Помню одно: вот я сижу на лоджии в романтической обстановке, размышляя о том, что Джеффри находится за мостом, а в следующее мгновение уже несусь в спальню, переодеваюсь, крашусь, спрыскиваюсь духами и полощу рот освежителем дыхания. Через миг меня уже вынесло из дома.
      Девушка должна делать то, что хочет, думала я, прыгая в «понтиак» и молясь, чтобы машина завелась. С какой стати мне отказывать себе в маленьком удовольствии, в маленькой радости в этот непростой в моей жизни период? Кому от этого будет плохо? Шэрон ничего не узнает, значит, и мама ничего не узнает. Никто ничего не узнает, потому что это будет только раз. Всего одна ночь, проведенная вместе двумя взрослыми людьми по взаимному согласию. Одна ночь. Что тут плохого"?
      Дрожащими руками я вела машину по бульвару Макартура до моста, связывающего Хатчинсон-Айленд со Сьюел-Пойнтом. Возле фонарного столба я свернула налево, на Саус-роуд, и поехала по ней, вместо того чтобы пересечь ее и выехать на Ривер-роуд, где жила мама. (Не дай Бог, она или Шэрон выглянут в окно и увидят мою машину.)
      Я мчалась почти до самого дома Джеффри и лишь на подъезде к нему притормозила. Мои руки так взмокли, что скользили по рулю. До меня вдруг дошло, что после того, как я отклонила его приглашение, он мог позвать кого-нибудь другого. Вполне возможно, он сейчас не один.
      Я остановилась около дома Джеффри, высунулась в окно машины и пристально оглядела окрестности. Хотя луна светила вовсю, на улице было темно, но я все же разглядела, что на подъездной аллее никакой другой машины нет. Сочтя, что путь свободен, я вылезла из машины и двинулась дальше.
      С облегчением заметив, что дом Джеффри не освещен снаружи, я сделала вывод: он никого не ждет. Но в темноте было трудно разглядеть дорогу, и оставалось лишь надеяться, что я доберусь до его дверей, не врезавшись в какую-нибудь пальму.
      Может, его и дома-то нет, размышляла я, подбираясь ближе к дому. Я вся дрожала от предвкушения. И чувства вины. Да, теперь я чувствовала себя виноватой, очень виноватой из-за того, что нарушаю наше с Шэрон соглашение.
      «Тебе должно быть стыдно за себя, – сказала я себе. – Скверная девчонка».
      И тут неподалеку от двери я что-то услышала. Какой-то шорох среди деревьев.
      Я вздрогнула, все еще не оправившись от страха после взлома моей квартиры. Через несколько секунд сообразила, что это, скорее всего, енот или опоссум, а может, еще какая-нибудь из ночных тварюшек, которые отравляют существование обитателям Сьюел-Пойнта, перерывая их лужайки и гадя в бассейны.
      Я подошла ближе к двери и уже протянула руку к медному кольцу, чтобы постучать, как шорох стал громче.
      На сей раз я не удержалась и ахнула, наконец разглядев, что тварюшка среди деревьев вовсе не енот, а Шэрон.
      – Какого черта ты тут делаешь? – прошипела она, вылезая из зарослей и стряхивая со своего жутко тесного свитера прилипшую пальмовую труху. Судя по глубине выреза, Шэрон оделась вовсе не для того, чтобы стричь деревья.