Мюрреи и их окружение - Под счастливой звездой

Нежно, но настойчиво Парлан накрыл ее лицо подушкой так, чтобы она не могла говорить.

— Как скоро мы сможем найти священника, вот вопрос.

— Это займет ровно столько времени, сколько потребуется на дорогу от моего замка до Дахгленна. Один представитель этого славного племени гостит у меня вот уже более месяца, — ответил Лахлан.

— Ты, должно быть, держал его наготове, чтобы обвенчать Эмил с Рори? — спросил Парлан с самым невинным видом, хотя сам не верил в это даже в малой степени.

— Разумеется, — охотно согласился Лахлан и направился к двери.

— Требую компенсацию за ту жертву, которую я только что принес! — воскликнул Парлан, с ухмылкой поглядывая на злющую-презлющую Эмил.

— Ив чем же она должна заключаться?

— Не торопись мстить Рори. Дождись моего выздоровления. Я хочу скакать с тобой бок о бок.

— Согласен. Ну что, Лейт, поехали?

— Вот старый хитрюга, — пробормотал Парлан с оттенком восхищения, когда Лахлан и Лейт удалились.

Когда Эмил освободилась от подушки, которой ее накрыл Парлан, она поторопилась сообщить свое мнение по поводу состоявшегося уговора:

— Ты мне не позволил и слово вставить!

— Точно, но такие дела решаются между мужчинами, детка. Теперь, когда твой отец узнал, какой скот этот Рори Фергюсон, он заодно обнаружил, что ты не девственница и у тебя нет мужа. Поскольку ты попала ко мне в постель девушкой, твой отец, натурально, хочет, чтобы мы утрясли это дело чести самым достойным образом.

Эмил послала «дело чести» в одно весьма темное и неприличное место. В ответ Парлан только смеялся и целовал ее в лоб, пока она не зарылась лицом в подушку. Отговорить Парлана от того, что он называл «делом чести», было невозможно, но Эмил принялась размышлять над тем, как этого добиться. Она хотела быть его женой, сомнений в этом не было. Но не желала, чтобы их брак совершился ради того, что пышно именовалось «делом чести».

Ей нужно было сердце Парлана, его любовь, а не просто имя.

— Иди сюда, Лаган, помоги мне подняться. Необходимо выяснить, как поживает моя нога. Не хочу, чтобы священник читал слова венчальной молитвы, стоя у моей кровати.

Заметив, что Парлан пытается подняться на ноги, Эмил испугалась за него и закричала:

— У тебя опять откроется рана, здоровенный ты бык!

Сжав зубы, чтобы скрыть боль, Парлан, опираясь на руку Лагана, сказал:

— Я не стану этим злоупотреблять, малышка. Проводи меня в гардеробную, Лаган. Даже если мне все-таки придется лежать в момент заключения брака, я по крайней мере хочу быть пристойно одетым. К тебе же, детка, я пришлю старую Мег. Тебе тоже надо выглядеть как можно лучше. — Тут он нахмурился. — Необходимо что-нибудь предпринять, чтобы облегчить боль, которая терзает твою спину.

Когда Парлан наконец опустился в кресло у себя в гардеробной, он с головы до ног был покрыт холодным потом.

Рана, правда, не открылась, и это позволило Парлану сделать вывод, что он на пути к выздоровлению. Итак, он рухнул в кресло и приник к кружке с элем, которую держал наготове Лаган. Заметив, что последний хмурится, Парлан вопросительно выгнул бровь.

— Несколько нежных слов вполне могли бы ее успокоить, — негромко произнес Лаган.

— Нежные слова далеко не всегда на нее действуют. Давай лучше взглянем, что у меня есть из приличного платья.

Выбирая лучшую одежду из запасов Парлана и раскладывая ее, Лаган проворчал:

— Ей нужен любящий, заботливый муж.

— А я, стало быть, не такой? Оставь вот этот: черное и серебро — то, что надо. Необходимо только малость освежить костюм.

— Да нет, почему же? Уверен, она знает, что муж из тебя получится неплохой. Но женщины нуждаются в словах, которые могли бы их убедить.

Парлан пожал плечами:

— Не хочу одаривать ее словами, наполненными сладкой ложью. Я смогу говорить о любви только тогда, когда буду любить. Не уверен, что сейчас к этому готов.

Вспоминая отчаяние, в котором пребывал Парлан, когда думал, что Эмил для него потеряна, Лаган сказал:

— Странно, мне казалось, что ты влюблен — и очень.

— Не уверен. Зато когда мои губы выговорят слова любви, я буду точно знать, что люблю ее. Ну а пока с меня довольно и того, что она мне нравится и я ей вполне доверяю.

— Я вот все думаю, что станет делать Рори, когда узнает, что на Эмил женился ты?

— Если у него есть хоть какой-нибудь разум, то он должен понимать, что лучший выход — найти себе какую-нибудь дыру в земле, заползти в нее и больше не показываться на свет Божий. Хотя никакое убежище не спасет его от возмездия. Как только я поправлюсь окончательно, то выкурю его из норы.

— Но ведь он сумасшедший, Парлан. И ты должен понимать, что такие люди ведут себя совсем не так, как от них того ждут.

— Правда. Никто не знает, куда прыгнет бешеная собака в следующее мгновение. Поэтому за Эмил следует наблюдать днем и ночью. Ее нельзя оставлять в одиночестве ни на минуту.

— Мудро. Его месть нацелена именно на нее. Странное дело, но я не устаю задавать себе вопрос: уж не сошел ли он с ума еще тогда, когда ухаживал за будущей женой Лахлана?

— Не думаю, что сейчас это имеет значение. Главная опасность в том, что он в определенной степени отождествляет Эмил и ее мать. Во второй раз Эмил не удастся убежать от Рори. Если она снова, не дай Бог, попадет ему в руки, мы потеряем не только ее, но и ребенка. Если Рори узнает, что она вынашивает мое дитя, это еще больше его распалит.

— Только не заводись. За ней будут наблюдать. Днем и ночью за ней по пятам будет следовать охранник.

Эмил, конечно, заметила, что ее стали опекать чрезвычайно плотно еще до того, как приехал священник, хотя у нее и без того был забот полон рот. Ей тоже по возможности хотелось быть на ногах и хорошо выглядеть в момент заключения брака. То, что венчание неизбежно, даже если бы она стала возражать, Эмил отлично понимала. Свадьба должна была состояться вне зависимости от ее слов или желаний.

Она не смогла найти ни одного человека, который согласился бы выслушать ее возражения. Лаган, ее брат и отец держались на почтительном расстоянии. Так же вел себя и Парлан. Хотя он все еще был слаб и страдал от боли в ноге, ему удавалось чрезвычайно ловко ускользать, когда она стремилась поведать ему о мучивших ее сомнениях. Кроме того, ее собственное состояние отнюдь не способствовало беседам с родственниками, которые с успехом избегали объяснений.

Священник приехал и был устроен со всеми удобствами, но с бракосочетанием отнюдь не спешили. Парлан требовал неукоснительного соблюдения формальностей, которые сопровождают женитьбу главы клана, хотя бы и с некоторыми издержками, неизбежными в том случае, когда дело делается на скорую руку. Дахгленн превратился в растревоженный муравейник, каждый обитатель которого стремился внести свою лепту в дело подготовки к грандиозному пиршеству, о коем были поставлены в известность соседи, дабы впоследствии не было обид.

Венчание было отложено и по другой причине: жениху и невесте предстояло подлечить раны, чтобы они могли выстоять весь — надо сказать, немалый — срок, в течение которого происходил обряд. С каждым днем синяки Эмил становились все более прозрачными, рубцы на спине уже не беспокоили. Она не могла, однако, понять другого: почему, несмотря на видимое улучшение состояния, сопровождавшие болезнь недомогание и слабость продолжали ее изводить.

Временами накатывали приступы тошноты, которые, правда, быстро проходили, но беспокоили ее до такой степени, что она решила обратиться с вопросом к старой Мег.

— Так часто бывает у беременных женщин, — ядовито заметила старуха, явно потешаясь над Эмил. Той, конечно, не хотелось признаваться, но выяснилось, что он? куда наивнее, чем думала старая Мег, поскольку будущая хозяйка Дахгленна отказывалась понимать ее намеки.

— Какое отношение это может иметь ко мне? — храбро спросила Эмил, отгоняя непрошеные сомнения.

— Я же говорила тебе, что она не знает, — зашептала горячим шепотом Мэгги, трудившаяся над свадебным нарядом невесты, отличительной особенностью которого являлся свободный корсаж, чтобы не бередить заживающих ран на спине. При всем том наряд отличался изяществом, красотой и даже, в определенном смысле, торжественностью.

— Ты что же, хочешь, стало быть, сказать, что этот здоровенный олух ничего тебе не объяснил? — озаботилась старая Мег, размахивая тощими руками, словно мельница крыльями.

— А что он должен был мне объяснить? — слабым голосом осведомилась Эмил, которая наконец стала осознавать, что с ней происходит.

— То, о чем судачит весь Дахгленн и кое-кто в округе.

У тебя от него ребенок. Ты носишь в животе наследника, которого мы все с таким нетерпением ждали.

— У меня от него ребенок, — покорно повторила Эмил вслед за старой Мег — без всякого, впрочем, выражения. — Так вот, значит, отчего такая спешка со свадьбой. И дело здесь не в одной только чести, но и в желании иметь наследника.

— Ты глупая девица. Лэрд отлично знает, как уберечь девушку от беременности. Ублюдков у него — по крайней мере насколько я об этом осведомлена — нет. Хотя до женского полу он всегда был охоч. — Старая Мег в негодовании затрясла седой головой. — Я вот только не пойму, о чем ты беспокоишься, девушка? Не знаешь, что ли, для чего мужчина женится? Для того, чтобы завести детей. Так уж устроен мир, милая, и не тебе его менять. Радуйся, что на тебе женится такой бравый парень — у него храброе сердце, да и кошелек не пустой.

— А по мне, так пусть он будет нищим и слабым, как мокрица, — бросила Эмил. — Главное, чтобы он меня любил!

Старуха опять затряслась от негодования.

— До чего же ты глупа — сил нет. Мало на свете таких жен, которых любят. Благодари Бога за то, что он тебе дал!

Одного этого с тебя довольно!

Эмил знала, что старуха права, но лучше себя не почувствовала. Ее душа и сердце теперь принадлежали Парлану, и девушка желала получить хотя бы самое малое вознаграждение за такой щедрый дар. Конечно, честь, мужество, богатство — отличные качества для идеального мужа, а у Парлана, помимо этих, была масса других достоинств. Но Эмил хотела его любви. Для нее казалось худшей из бед выйти замуж за мужчину, который вовсе не спешил наградить ее своей любовью. Жизнь без взаимной любви представлялась ей убогой, и все ее призывы к собственному благоразумию никак не могли прогнать эту мысль.

— Эмил? — шепотом спросила ее Мэгги, когда старуха покинула комнату. — Может, ты снова хочешь убежать?

Эмил довольно быстро обдумала этот вопрос и покачала головой:

— Нет. Куда я пойду? Придется мне выйти замуж за Парлана.

— Не такой уж он и страшный, как я думала, хотя малость смугловат и глаза у него темные — прямо два бездонных озера. По-моему, он хороший человек, — сказала девушка.

— Да, Мэгги, так и есть. Потому я его и люблю, а вот он меня не любит. Со временем это может превратиться в очень тяжелый груз, который камнем будет лежать у меня на сердце.

— А может, и нет. — Мэгги перевела взгляд на живот Эмил. — Скоро ты почувствуешь, как толкается младенец.

Я-то хочу ребенка, но у меня его не будет.

— Мэгги, это не больно, — нежно сказала Эмил. — Плотская любовь с хорошим, добрым человеком может сделать жизнь очень даже занимательной. Чем, к примеру, плох Малколм?

Неожиданно щеки Мэгги жарко полыхнули румянцем.

Малколм и в самом деле был очень добр и внимателен к ней, что отчасти развеяло некоторые ее страхи. Тем не менее мысль о физической любви претила девушке, и хорошие ее стороны затенялись теми ужасами, которые она пережила у Рори. Этот человек оставил глубокие рубцы у нее в душе.

— Боюсь, у меня ничего не получится. Когда Малколм пытается меня поцеловать, за ним вечно стоит призрак Рори.

— Тогда не закрывай глаз, зажги свечу. И повторяй про себя, что это Малколм, а не Рори. Одна ночь с ним излечит тебя от всех страхов. В том, разумеется, случае, если Малколм предлагает тебе пожениться.

— Да, он хочет на мне жениться, но я боюсь, что из меня получится плохая супруга, — прошептала Мэгги, при этом глаза ее расширились от волнения. Слушая советы Эмил, девушка стала проникаться мыслью, что со временем, может быть, все образуется. — Ты позволишь мне уйти? — Эмил утвердительно кивнула, и Мэгги торопливо вышла из комнаты в надежде встретить Малколма прежде, чем к ней вернутся ее страхи.

— Что ж, кажется, я решила эту проблему, но мои собственные продолжают меня тревожить, — вздохнула Эмил и, ощутив знакомую слабость в ногах, прилегла.

— Эй, дорогая, может, я могу тебе чем-нибудь помочь? — послышался в комнате низкий и глубокий мужской голос, который она стала гораздо реже слышать в последнее время. К кровати подошел Парлан. Эмил с упреком посмотрела на будущего мужа, который помог ей устроиться на подушках поудобнее.

— А ведь ты мог сказать мне, что я вынашиваю твое дитя. Значит, ты решил на мне жениться, потому что у меня в животе, возможно, растет наследный владелец Дахгленна — так, что ли?

— Ага, — согласился Парлан, касаясь легким поцелуем ее печального лица. — Ты носишь моего наследника. Отличный повод для женитьбы.

Столь простое и разумное утверждение вызвало целую бурю в душе девушки и жгучую боль, которую она, впрочем, постаралась скрыть.

— А это верно, что у тебя до сих пор не было детей?

Он заметил полыхнувшую при этих словах в глазах Эмил искру, но не правильно ее истолковал и решил, что Лаган не прав и Эмил — весьма практичная девица, и стало быть, не нуждается в нежных словах.

— По крайней мере я об этом ничего не знаю.

— Слушай, если ты со всеми был так осторожен, отчего твоя осторожность не распространилась на меня?

— Я не хотел с тобой осторожничать. Мне хотелось полностью насладиться близостью с тобой. Я верил тебе, ты мне понравилась. И я не боялся, что мое семя пустит в тебе росток.

Девушка тихонько вздохнула. Ясно было, на что она могла рассчитывать в браке с Парланом. Конечно, не все было так плохо, но она по-прежнему мечтала о его любви.

Сколько бы Эмил ни говорила себе, что глупо требовать большего, сердце рвалось из груди и призывало любовь.

Молодая женщина снова принялась уверять себя, что и того, о чем он говорил, с нее вполне достаточно, и приняла решение: что бы ни случилось — она станет счастливой.

Глава 17

Когда Парлан выходил из покоев, Эмил показала вслед ему язык. На гримасу старой Мег, неодобрительно отнесшейся к этой легкомысленной выходке, она ответила самой нежной из своих улыбок. Она считала, что имеет полное право покапризничать: уж слишком поспешно ее стремились повести к алтарю. Слишком мало внимания уделяли ее сомнениям и страхам, которые изводили ее. Со вздохом молодая женщина выбралась из кровати и с помощью старушки вымыла тело и волосы. Эмил решила, что с ее стороны, возможно, слишком мелочно обижаться на ту спокойную уверенность, которую излучал Черный Парлан.

Парлан осмотрел шрам на ноге и выругался. Казалось, со вчерашнего дня он стал еще шире, еще багровее и безобразнее. Парлан прошелся по комнате и снова выругался. Нога немела, заставляя его хромать, а ведь он так хотел выглядеть на свадьбе достойно и отстоять службу как положено, да, видно, не судьба. Разумеется, ругательствами делу не помочь, но с другой стороны, несколько звучных проклятий вполне могли облегчить душу — хотя бы ненадолго.

Негромкий звук отвлек Парлана от печальных размышлений. Он поднял глаза и увидел, что в комнате появился Артайр. С тех пор как брат предупредил его о кознях Кэтрин, они виделись урывками. Парлан, однако, до сих пор ругал себя, что не прислушался к предупреждению брата.

Выражение лица Артайра говорило, что на этот раз его визит окажется куда более длительным.

— Что ты так разорался, — заметил Артайр, подходя поближе, — охватывают сомнения по поводу изящества походки, что ли? Может, тебе стоит подождать?

— Нет у меня никаких сомнений. Просто я предавал проклятиям эту глупую хромую ногу. Недостойно жениху представать в подобном виде перед аналоем.

— Не думаю, что твоя женщина стала бы возражать, но если рана тебя и в самом деле так раздражает, подожди еще немного.

— Подождать не мешало бы. Но я этого делать не стану. Вся штука в том, что ее очаровательный животик округляется прямо на глазах. На днях я впервые ощутил, что ребенок зашевелился в утробе Эмил. Поэтому я намереваюсь передать имя Макгуин этому существу как можно быстрее.

— До рождения ребенка еще несколько месяцев.

— Знаю. Но я — кроме того — знаю, насколько непрочной может быть человеческая жизнь. Подчас ее задувают, как свечу. И происшествие с Рори только лишний раз напомнило мне об этом. Повторяю, я хочу наградить именем Макгуин это дитя как можно раньше. Должен тебе напомнить, что я и так слишком долго колебался. — Парлан присел на кровать и нахмурился. — Ты пришел сюда поэтому?

Пытаешься отговорить меня от брака с Эмил?

— Нет. Это твой выбор. Если ты решил жениться на этой женщине, так тому и быть. Судя по всему, из нее получится хорошая жена.

— Она отличная женщина. Но скажи мне, зачем ты пришел? Мне кажется, что на тебя давит какой-то тяжкий груз. Давай же, говори, облегчи душу.

— Не так это легко, — произнес Артайр и принялся нервно расхаживать по комнате. — Дело в том, что я в конце концов понял все, о чем ты меня предупреждал. Помнишь, тогда — за день до того, как на тебя напал Рори? — Парлан кивнул. — Я, конечно, всегда слушал тебя, но все твои увещания оказывались тщетными. Но в тот раз твои слова продолжали жить во мне, я возвращался к ним снова и снова. Более того, я начал в них вдумываться и понял, что думать — процесс весьма непростой. Я слишком мало уделял ему внимания в свое время. А потом я увидел то, что Рори Фергюсон учинил над Эмил, услышал, как он убил ее мать, — и мне сделалось страшно.

— Ты не страдай особенно по этому поводу. Это и меня напугало.

— Ты не понял. Дело в том, что в Рори я вдруг увидел себя. Увидел, в кого я мог превратиться.

— Нет, парень. Тебя занесло. Рори Фергюсон — умалишенный. Он безумен и злобен. Другими словами, он помешан на зле.

— Ты прав. Но спроси себя — когда он стал таким?

Когда он прекратил шлепать девушек время от времени по заднице и переключился на побои, наслаждаясь болью, которую доставлял этим несчастным созданиям? Когда он взял девушку помимо ее воли — но без всякого удовольствия — и когда само по себе нежелание женщины отдаться ему, ее страх и боль стали источником радости для этого человека?

А ведь я тоже брал женщин силой без их согласия. Так что же может остановить пьющего и не думающего парня, имеющего к тому же дурные наклонности, от превращения в злобное, дьявольски хитрое и низкое существо, подобное Рори?

Парлан нахмурился. Ему очень хотелось помочь брату снять с сердца тяжкий груз, но нужные слова отчего-то не находились. Хотя он не особенно верил в страхи Артайра, что сумасшествие Рори может вдруг возродиться в нем, но не отдать должное его логике тоже не мог. Парлан, в сущности, мало что знал о помешательстве Рори, поэтому отвергнуть опасения брата тоже был не в состоянии. Как бы то ни было, но поверить в то, что в душе брата посеяны семена глубинного зла, он не мог и не хотел.

— Я не знаю, что именно побудило Рори превратиться в зверя, как не знаю и того, когда это случилось. Но я не верю, что ты можешь уподобиться ему. В сущности, ты мало отличаешься от многих и многих молодых людей, которых я знаю, а вот таких, как Рори Фергюсон, — единицы. Как я уже говорил, в характере каждого мужчины есть место жестокости, и именно эту жестокость мужчина обязан держать в себе под контролем. Зверь, который живет в душе Рори, уже не руководствуется разумом. И Рори теперь ничего не в силах изменить — процесс гниения в его душе зашел слишком далеко.

Повторяю, я не верю, что ты отягощен злом до такой степени.

Ты еще можешь измениться в лучшую сторону.

Заметив, что страх не исчез с лица брата, Парлан решил применить другую тактику:

— Ладно, Артайр. Скажи мне в таком случае: тебе не приходилось хладнокровно убивать невинного человека?

— Нет, — сказал Артайр, и в голосе послышались злые нотки.

— Ну вот. Надеюсь, у тебя и желания такого не появлялось. А вот у Рори подобные намерения были. Он был еще младше тебя, когда убил Кристи Менгус. Я бы не удивился, если бы мне сказали, что и до этого случая он делал что-нибудь подобное. И я знаю наверняка, что потом он тоже продолжал убивать. Его родственник или приятель по имени Джорди умел хорошо прятать концы в воду. Уверен, что существовали и другие свидетельства его помешательства. Хотя временами ты и бывал скотиной, но на подобное зло ты не способен.

— Но ты же говорил, что брать женщину силой или бить ее — преступление.

— Да, преступление. И я не могу его оправдать. Но повторяю, в этом ты не слишком отличаешься от других молодых людей. Считается, к примеру, что мужчине бить жену не зазорно. Я же полагаю, что человек, который вколачивает в женщину ум кулаком, мало походит на настоящего мужчину. Нет большой чести в том, чтобы избить человека, который не в состоянии оказать тебе сопротивление, хотя, возможно, и пытается это сделать. Кроме того, я думаю, что у меня нет права брать женщину — какую я хочу и где я хочу — силой. Мне приходилось видеть, как сказывалось насилие на женщинах, и оправдать этого я не могу. Хотя вряд ли найдется много мужчин, которые согласились бы со мной полностью.

— Да, таких мало, но мне кажется, что я начинаю постепенно с тобой соглашаться. — Артайр глубоко вздохнул и поднял на Парлана взгляд. — Я стал понимать, к примеру, что излишества в еде и в питье вредны. Они сродни болезни, точно так же могут привести человека к смерти. Я не могу сейчас пить, но когда остаюсь без выпивки, я начинаю думать о том, что в свое время творил.

— Я рад все это слышать, только не возьму в толк одного. Ты, кажется, упомянул, что не можешь пить. Странно — ведь вокруг полно выпивки.

— Полно, да. Только в мои покои ее не носят. Малколм, Лаган и даже Лейт — все они думают, что мне лучше побыть некоторое время трезвым. Поначалу я очень был этим недоволен, но знал, что они делали это из самых лучших побуждений. Потом, когда у меня немного прояснилась голова и я стал думать, мне и самому пришло в голову, что пора остановиться. — Артайр пожал плечами и попытался изобразить на губах улыбку. — Я, собственно, пришел к тебе, чтобы сказать: я изо всех сил буду стараться измениться.

Хотя бы для того, чтобы добиться уважения всех живущих в Дахгленне людей. Я понимаю, что раньше уважать меня было не за что, так что теперь придется для этого потрудиться.

Парлан был глубоко тронут этой исповедью и впервые почувствовал подобие гордости за брата. Он сердечно его обнял и произнес:

— Знай, что я готов тебе помочь. Ты всегда можешь рассчитывать на меня.

— Спасибо. Но я не устану себе повторять, что это прежде всего — мое дело. — Артайр, высвободился из объятий брата и сказал:

— Да, чуть не забыл. Есть еще одно важное дело, которым надо заняться, не откладывая в долгий ящик. — Тут он снова сделал попытку улыбнуться. — Надо поторапливаться, пока я готов исповедаться в грехах и заблуждениях.

Парлан тоже ответил ему улыбкой и осведомился:

— И перед кем же ты собираешься исповедоваться?

— Перед Эмил. Мне необходимо заслужить ее прощение.

Эмил вздохнула и уставилась в огонь камина. Сидеть в одиночестве и ждать, пока высохнут волосы, было довольно скучно. Поэтому, когда раздался стук в дверь, она с удовольствием попросила гостя войти. Попросила — но сразу же помрачнела, увидев Артайра. Поговаривали, правда, что в парне произошли кое-какие изменения к лучшему, но ей все же не слишком хотелось оставаться с молодым человеком наедине. Хотя она старалась забыть, что Артайр в свое время пытался ее изнасиловать и избить, мысль о том, что он рядом, а на ней ничего нет, кроме ночной рубашки, неприятно ее взволновала.

— Я совершенно трезвый, — пробормотал он, приближаясь к Эмил, — и клянусь, что не прикоснусь к тебе даже пальцем.

Эмил решила дать единственному ближайшему родственнику Парлана возможность оправдаться и указала на стул, стоявший у камина:

— Садись.

Он подчинился и присел на краешек стула.

— Я пришел просить прощения за то, что напал на тебя.

— Ты был пьян тогда — и зверски, если честно.

— Да, но больше оправдывать этим себя я не могу.

Хочу сразу сказать: для того, чтобы правильно оценить этот случай, мне потребовалось время. Для меня тогда ты была не более чем пленница, и я считал, что от пленницы могу требовать всего, что мне только заблагорассудится. Кроме того, поначалу я решил, что ты из простой семьи. Я верил тогда, что люди, называвшие Парлана мягкосердечным дураком за его обходительность с женским полом, правы. Мало кто думает так же, как он. Теперь, однако, я вижу, что кругом прав он, а не они. Женщина должна иметь возможность сказать «нет», а настоящему мужчине не следует применять силу, пытаясь добиться своего, поскольку женщина более слабое существо. Только по-настоящему сильный мужчина редко дает волю рукам.

— Ну что ж, я вижу, ты и в самом деле кое-что понял, и, конечно же, прощаю тебя от всего сердца.

— Ты говоришь это, потому что думаешь таким образом угодить Парлану?

— Отчасти ты прав. Я, к примеру, позволила тебе говорить сейчас со мной только потому, что ты его ближайший родственник. Иными словами, ты смог ко мне войти только потому, что я питаю нежные чувства к твоему брату. Что же касается всего остального — то это мой собственный выбор. Мои слова предназначены тебе, а не Парлану, и шли от сердца.

— В таком случае прими мою благодарность. Она тоже идет от сердца. Приятно осознавать, что ты не держишь на меня зла. Так мне будет легче бороться с дурным в себе. А это дело — ах какое непростое.

— Любые изменения требуют от человека большой работы. Ты теперь знаешь все свои слабости и ошибки, а это самое главное. Ты уже говорил с Парланом?

— Да, и этот разговор был для меня очень нелегким. Я рад, что после этого у него поднялось настроение. Знаешь, только теперь я понял, до какой степени он был со мной несчастлив. Крови я ему попортил предостаточно.

— Но сейчас-то он счастлив! Не стоит слишком долго сожалеть об ошибках прошлого. Нужно смело смотреть в будущее. Думать о том, что ты мог сделать когда-то и почему ты этого не сделал, — пустая трата времени. Все силы следует отдавать тому, что необходимо сделать сейчас.

Прежде чем он успел что-либо ответить, в дверь комнаты постучали. Эмил предложила гостю войти и широко улыбнулась, заметив, что к ней направляется Джиорсал. Та тоже улыбалась. Она взглянула на Артайра, который ответил ей кривой ухмылкой.

— Она знает о том случае?

— Да, Артайр, я все ей рассказала. И теперь говорю: я все ему простила. — Тут Эмил со значением посмотрела на Джиорсал.

— Все-все, до капельки? Без обид?

— Да, так будет лучше всего.

— В таком случае я очень рада.

— Прощение мне далось не без труда, зато оно искреннее. — Эмил с улыбкой встретила взгляд Джиорсал.

Артайр негромко рассмеялся и откланялся, чтобы не мешать беседе сестер.

— Время венчания приближается. Пойду взгляну — может быть, и моя помощь пригодится.

— Что-то ты стала слишком легко прощать обиды, — сказала Джиорсал, когда Артайр вышел. — Не знаю, смогла бы я поступить так же.

— Он решил бороться со злом внутри себя, поскольку осознал наконец, что поступил со мной дурно. Я не могла не вознаградить такой благородный порыв. Мне бы не хотелось оставлять парня без поддержки. Если он снова начнет пить и распутничать, я буду думать, что все это потому, что я отвергла его извинения. В такие моменты человеку нужна помощь друга.

— Ладно, похоже, что ты права. Но довольно об этом.

Пора тебе одеваться, чтобы достойно предстать перед женихом. — Сестра подхватила Эмил под руку и помогла ей подняться на ноги.

— Бог мой, времени и в самом деле в обрез.

— Что-то ты не кажешься особенно счастливой. А я думала, все будет наоборот. Не хочешь замуж за Парлана?

— И да и нет. Противоречивая я натура, верно? — Эмил попыталась улыбнуться, но улыбка получилась какая-то вымученная.

— Страдающая натура — это уж вне всяких сомнений.

Но не расстраивайся зря — успеешь мне все рассказать, пока будешь одеваться. Я же, со своей стороны, буду стремиться доказать тебе, что ты еще глупышка.

— А мне кажется, что мне уже довольно об этом говорили, так что чувствительно тебе благодарна. — Эмил скинула с плеч рубашку.

— Должно быть, ты плохо слушаешь советы друзей, иначе бы не надувала губы, направляясь к алтарю, чтобы получить то, чего тебе хочется больше всего на свете.

— Слушай, моя спина очень страшная?

— Нет, не очень. Впрочем, зачем я это говорю? Ты и сама об этом отлично знаешь. Пытаешься заговаривать мне зубы? А ну-ка, детка, расскажи мне обо всем наболевшем.

Так оно будет лучше всего.

Эмил знала, что так и есть. Она не знала другого — как объяснить сестре все, что ее тревожило. Пока Джиорсал помогала ей одеваться, Эмил пыталась найти подходящие слова, которые бы могли объяснить ее страхи и сомнения.

— Я очень хочу стать женой Парлана. Этого я желала в течение долгого времени. Потому-то мне и было нужно, чтобы он спросил меня, хочу ли я замуж за него. Но он не спросил, и мне приходится думать, что единственной причиной этого брака является мой округлившийся живот.

— Большинство мужчин женится для того, чтобы обрести наследника. Если бы это было дозволено, они бы шли к алтарю только с беременными женщинами.

— Охотно верю, но дело в том, что я иду к алтарю совсем по другой причине.

— Это что же, Парлан тебе сказал", что женится только потому, что ты забеременела?

— Ничего такого он мне не говорил.

— А что он сказал?

— Он сказал, что я первая женщина, которая когда-либо ждала от него ребенка, и в прошлом он был очень осторожен, не желая, чтобы его семя в ком-нибудь укоренилось. Он сказал, что именно со мной ему не хотелось проявлять осторожность. Сказал еще, что я ему нравлюсь и он мне доверяет. Честно говоря, это мало походит на слова пылкого любовника.