Шах-наме

На свет родится богатырь великий.

Он барса криком приведет в испуг,—

И шкура в клочья разлетится вдруг,

И, прячась от воителя в чащобе,

Грызть когти будет барс в бессильной злобе.

Пред ним склонится лев, целуя прах,

Отпрянет вихрь, пред ним почуяв страх.

Скорее приведи ты ясновидца,

С кинжалом должен он сюда явиться.

Сперва луну вином ты опьяни,

Из сердца страх и горе прогони.

Он чрево рассечет, исполнен знанья,—

Не причинит жене твоей страданья.

Разрежет, окровавит он живот,

Из логова он львенка извлечет.

Затем зашьет он чрево луноликой,—

Избавишься от горести великой.

Смешаешь мускус, молоко, траву,

Которую тебе я назову,

Смесь растолчешь, просушишь утром рано,

Приложишь, – заживет мгновенно рана.

Затем потри ее моим пером,—

Познаешь благо под моим крылом.

Затем возрадуйся, прогнав тревогу,

Затем с молитвой обратись ты к богу:

Он древо царства для тебя взрастил,

Вечноцветущим счастьем наградил.

Забудь свою печаль, свои сомненья:

Получишь плод от этого цветенья».

Сказав, перо он вырвал из крыла

И, бросив, прянул в небо, как стрела.

Перо Симурга поднял седокудрый,

Исполнил Заль советы птицы мудрой.

Синдухт рыдала, муку обретя:

Из чрева скоро выйдет ли дитя?

Пришел мобед и влагу дал хмельную,

Искусный лекарь усыпил больную,

Рассек без боли чрево, заглянул,

Младенцу он головку повернул

И бережно извлек его оттуда,—

Никто не видывал такого чуда!

То мальчик был, но был он силачом,

Могуч сложеньем и красив лицом.

Дивились все его слоновой стати:

Никто не слышал о таком дитяти!

На сутки усыпленная вином,

Спала царевна безмятежным сном,

Не слышала, как рану ей зашили,

И снадобьем от боли излечили.

Очнулась луноликая от сна,

И обратилась к матери она.

Ей золото и жемчуга на ложе

Посыпали, хваля величье божье.

Тотчас же ей ребенка принесли,—

Сеял, как небожитель, сын земли!

И улыбнулась Рудаба дитяти:

Он был исполнен царской благодати!

Сказала: «Спасена я! Би-растам!»

Отсюда имя мальчика: Рустам.

Из шелка сшили куклу, ростом с львенка,—

Похожую на этого ребенка.

Набили куклу шерстью дорогой,

Украсив щеки солнцем и звездой,

Драконов на предплечьях начертили,

Персты когтями львиными снабдили,

Под мышки положили ей копье,

Поводья, палица – в руках ее.

На лошади, – вокруг была охрана,—

Отправили подобье мальчугана.

Осыпали дирхемами послов,

Верблюд помчался с вьюками даров.

Когда увидел Сам, воитель знатный,

Подобье внука с палицей булатной,—

Остолбенел, возликовал старик,

Воскликнул: «Эта кукла – мой двойник!

Пусть даже будет ей мой внук по пояс,—

Осядут облака, на нем покоясь!»

Затем потребовал к себе посла

И дал ему динаров без числа.

Затем такой устроил пир чудесный,

Что удивился даже свод небесный.

Затем он Залю написал ответ,

Благоухавший, словно райский цвет.

Вначале он воздал творцу хзаленье,

Приветствуя судьбы круговращенье.

Потом он Залю написал хвалы,

Владыке палицы, меча, стрелы.

Писал о кукле, силой наделенной

И царской благодатью осененной:

«Дитя храните так, чтоб на порог

С бедой прийти не смел и ветерок».

Сам приезжает к Рустаму

Над головой вселенная вращалась,

Судьбы предначертанье открывалось.

Высокий станом, к девяти годам

Подобным кипарису стал Рустам.

Ты скажешь: с дедом, витязем великим,

Он сходен статью, разумом и ликом.

Услышал Сам крылатую молву,

Что сын Дастана стал подобен льву.

Забилось сердце Сама громким стуком,

И пожелал он свидеться со внуком.

Над воинством назначил он вождя,

Ушел, людей бывалых уведя.

Дастан велел ударить в барабаны,

Закрыли землю воинские станы,

А сам с Михрабом поскакал верхом,

Спеша предстать перед седым отцом.

Огромный слон был к витязю направлен,

Был золотой престол на нем поставлен,

Воссел на троне отрок дорогой,

Плечист, могуч, со львиною рукой,

Венец на голове, кушак на стане,

Пред грудью щит, и палица во длани.

Отважный Сам приехал, – и тогда

Построились дружины в два ряда.

Сошли с коней кабульский царь с Дастаном,

Все, что гордились возрастом и саном,

Пред полководцем распростерлись ниц,

Воздали Саму славу без границ.

Расцвел, как роза, рассмеялся звонко

Воитель Сам, когда увидел львенка.

Велел, чтоб на слоне подъехал он.

Венцом, щитом и троном умилен,

Поцеловал дитя в глаза и брови.

Замолкли барабаны, рев слоновий.

Затем к дворцу направили коней,

Был весел путь, а речи – веселей»

Дед восхищался внуком громогласно,

Благословлял Рустама ежечасно.

Хмелели, чаши поднося к устам:

«Будь счастлив, Заль! Да здравствует Рустам!»

В день новолунья, в месяц благодатный,

Задумал Сам пуститься в путь обратный.

Он выехал, счастливый, из ворот,

С ним Заль один проделал переход.

«Мой сын, – сказал отважный Сам Дастану,—

Будь правосуден, чуждым будь обману.

Царям ты внемлешь, царский чтишь престол,

Богатству – светлый разум предпочел,

Ты с юных лет отринул зла дорогу,

И впредь иди путем, угодным богу,

Затем, что скоро ждет разлука нас,

Боюсь я сердцем, что настал мой час».

Душою молчалив и жарок речью,

Воитель поскакал боям навстречу

А Заль, оставив за собой Забул,

Свои полки к Систану повернул.

На иранском престоле Манучихру наследовал его сын Ноузар, неразумные действия которого вызвали в стране всеобщее недовольство. Приглашенный из Систана богатырь Сам отказался от предложенного ему вельможами трона, поскольку, как он заявил, владеть верховной властью может лишь потомок царей.

Меж тем в Иран вторглись туранцы, во главе которых стоял могучий богатырь Афрасиаб, сын шаха Пашанга. Сначала они разбили иранцев, но подоспевший Заль, только что похоронивший отца Сама, разгромил туранцев, а Афрасиаб в отместку обезглавил захваченного в плен Ноузара. После Ноузара в Иране недолго правили Зав и Гершасп.

Прослышав о смерти Гершаспа, Заль отправил юного Рустама на гору Албурз с наказом привести потомка древних царей Кей-Кубада, который стал основателем новой династии Кейанидов. Сыновья же погибшего Ноузара – Тус и Густахм, которых вельможи не допустили к власти, стали военачальниками нового шаха.

Кей-Кубаду наследовал Кей-Кавус. Дивы, пишет Фирдоуси, постоянно сбивали его с истинного пути. Сначала они внушили ему мысль о походе в Мазандеран, где он попал в плен к страшному чудовищу Белому диву. Узнав о постигшей шаха беде, Заль направил на выручку юного Рустама, который по пути в Мазандеран совершил семь подвигов, известных под названием «Хафт хан» («Семь привалов»). Богатырь убил Белого дива, разгромил мазандеранское воинство и освободил из плена иранцев.

Недолго пробыв в столице, Кей-Кавус идет походом на Хамаваран, правителя которого он разбил в сражении. Узнав о том, что у шаха есть прекрасная дочь по имени Судаба, Кей-Кавус сватается к ней и женится.

Хамаваранский правитель пригласил в гости Кей-Кавуса с воинами, напал врасплох и заточил всех в темницу.

Меж тем Афрасиаб, прослышав о пленении Кавуса, снова вторгся в Иран и захватил большую часть страны. Рустам отправился на выручку Кавусу. Шах Хамаварана вызвал на помощь войска из Египта и Бербера, но Рустам разбил их и освободил Кей-Кавуса из плена. Возвратившись в Иран, Рустам изгнал Афрасиаба, Кей-Кавус, вернувшись в столицу, построил роскошный дворец на горе Албурз.

Но вскоре дивы вновь совратили Кавуса с истинного пути и надоумили его подняться на небо, дабы познать тайны мироздания. Кавус велел привязать к паланкину четырех голодных орлов, но, взлетев, они вскоре выбились из сил и опустились в отдаленном краю. И вновь Рустам отправился на его поиски, нашел в глухом лесу и вернул в столицу.

Далее описываются охота и пирушка Рустама и семи его витязей в угодьях Афрасиаба. На них напало все туранское воинство, но Рустам разогнал туранцев и с победой вернулся в столицу Ирана.

Рустам и Сухраб

Теперь я о Сухрабе и Рустаме

Вам расскажу правдивыми устами.

Когда палящий вихрь пески взметет

И плод незрелый на землю собьет,—

Он прав или не прав в своем деянье?

Зло иль добро – его именованье?

Ты правый суд зовешь, но где же он?

Что – беззаконье, если смерть – закон?

Что разум твой о тайне смерти знает?..

Познанья путь завеса преграждает.

Стремится мысль к вратам заветным тем…

Но дверь не открывалась ни пред кем.

Не ведает живущий, что найдет он

Там, где покой навеки обретет он.

Но здесь – дыханье смертного конца

Не отличает старца от юнца.

Здесь место отправленья в путь далекий

Влачимых смертью на аркане рока.

И это есть закон. Твой вопль и крик

К чему, когда закон тебя настиг?

Будь юношей, будь старцем седовласым —

Со всеми равен ты пред смертным часом.

Но если в сердце правды свет горит,

Тебя в молчанье мудрость озарит.

И если здесь верна твоя дорога,

Нет тайны для тебя в деяньях бога.

Счастлив, кто людям доброе несет,

Чье имя славой доброй процветет!

Здесь расскажу я про отца и сына,

Как в битву два вступили исполина.

Рассказ о них, омытый влагой глаз,

Печалью сердце наполняет в нас.

Охота Рустама и его встреча с шахом Самангана

Я, от дихкан слыхав про старину,

Из древних сказов быль соткал одну:

Открыл Рустаму как-то муж молитвы

Дол заповедный, место для ловитвы.

С рассветом лук и стрелы взял Рустам,

Порыскать он решил по тем местам.

На Рахша сел. И конь, как слон могучий,

Помчал его, взметая прах сыпучий.

Рустам, увалы гор преодолев,

В Туран вступил, как горделивый лев.

Увидел рощу, травяное поле

И там – онагров, пасшихся на воле.

Зарделся лик дарителя корон

От радости. И рассмеялся он.

Погнал коня за дичью дорогою,

Ловил арканом, настигал стрелою.

И спешился, и пот с лица отер,

В тени деревьев разложил костер.

Ствол дерева сломил слоновотелый,

Огромный вертел вытесал умело.

И, насадив онагра целиком

На вертел тот, изжарил над костром.

И разорвал, и съел всего онагра,

Мозг выбил из костей того онагра.

Сошел к ручью, и жажду утолил,

И лег, и обо всем земном забыл.

Пока он спал в тени, под шум потока,

Рахш на лужайке пасся одиноко.

Пятнадцать конных тюрков той порой

Откуда-то скакали стороной.

Следы коня на травах различили

И долго вдоль ручья они бродили.

Потом, увидев Рахша одного,

Со всех сторон помчались на него.

Они свои арканы развернули

И Рахшу их на голову метнули.

Когда арканы тюрков увидал,

Рахш, словно лютый зверь, на них напал.

И голову он оторвал зубами

У одного, а двух убил ногами.

Лягнул, простер их насмерть на земле,

Но шея Рахша все ж была в петле.

И тюрки в город с пленником примчались.

Все горожане Рахшем любовались.

В табун коня-красавца отвели,

Чтоб жеребята от него пошли.

Я слышал: сорок кобылиц покрыл он,

Но что одну лишь оплодотворил он.

Проснулся наконец Рустам и встал.

И Рахш ему ретивый нужен стал.

Он берег обошел и дол окрестный;

Но нет коня, и где он – неизвестно.

Потерей огорченный Тахамтан

Пошел в растерянности в Саманган.

И думал горестно: «Теперь куда я

Отправлюсь пеший, от стыда сгорая,

Кольчугой этой грузной облачен,

Мечом, щитом и шлемом отягчен?

Как выдержу я тяжкий путь в пустыне?

Ведь радоваться будут на чужбине,

Враги смеяться будут, что Рустам

Проспал коня в степи и сгинул сам.

Вот мне пришлось в бессилии признаться!

Мне из печали этой не подняться.

Но все же препояшусь и пойду;

Быть может, хоть следы его найду…»

Седло и сбрую он взвалил на плечи,

Вздохнул: «О муж, непобедимый в сече!

Таков закон дворца, где правит зло:

То – ты в седле, то – на тебе седло».

Кипели мысли в нем, как волны моря.

Пошел и на следы напал он вскоре.

Он в Саманган пришел. Там – у ворот,

Узнав, его приветствовал народ.

Весть небывалая достигла шаха

И всех вельмож – носителей кулаха,

Что исполин Рустам пришел пешком,

Что по следам идет он за конем.

Столпились все, ему навстречу выйдя,

И изумились все, его увидя.

И восклицали; «Это кто? Рустам?

Иль это солнце утреннее там?»

Почетным строем воинство построя,

Рустама шах с поклоном встретил стоя.

Спросил: «Ответь нам, о вселенной цвет!

Кто нанести тебе решился вред?

Но здесь мы все добра тебе желаем,

Но все твоей лишь воли ожидаем.

Весь Саманган перед тобой открыт,

И все у нас тебе принадлежит!»

Рустам поверил, слыша это слово,

Что нет у шаха умышленья злого.

Ответил он: «В степи, пока я спал,

Неведомо куда мой Рахш пропал.

От той злосчастной речки безымянной

Следы ведут к воротам Самангана.

Дай повеленье разыскать коня.

Воздам я щедро, знаешь ты меня.

Но горе, если Рахш мой не найдется!

И слез и крови много здесь прольется».

Ответил шах: «О избранный судьбой!

Кто враждовать осмелится с тобой?

Будь нашим добрым гостем! Ты ведь знаешь—

Все будет свершено, как ты желаешь!

Сегодня пир тебя веселый ждет,

Сегодня отрешимся от забот.

Беду такую в гневе не исправить,

А лаской можно и змею заставить

Наружу выйти из норы своей.

Таких, как Рахш, в подлунной нет коней,

Его не спрячешь. Завтра, несомненно,

Найдем мы Рахша, пахлаван вселенной!»[21]

И радовался Тахамтан-Рустам,

Внемля точившим мед царя устам;

Счел, что на пир к царю пойти достойно,

И во дворец вошел с душой спокойной.

Надеялся, что Рахша царь найдет,

Поверил, что коня он обретет.

Был гость на возвышение златое

Посажен с честью в царственном покое.

Вельмож и полководцев шах позвал,

Чтоб гость в кругу достойных восседал.

И приготовили столы для пира,

Украсили для пахлавана мира.

Чредою виночерпии пришли,

Кувшины вин и чаши принесли.

Плясуньи черноглазые влетели,

И зазвучали чанги и свирели.

И звуки сладких струн, и пляски дев

В груди Рустама погасили гнев.

Вот упился вином Рустам усталый,

И встал он – ибо время сна настало.

Тут отвели его на ложе сна,

Благоухающее, как весна.

И благодатным сном без сновидений

Почил он от трудов и треволнений.

Посещение Рустама дочерью шаха

Рустам берет в жены дочь шаха Самангана – Тaxмину

Лишь стража ночи первая сменилась[22]

И звездной песней в полночь огласилась,

Пред неким тайным словом отперлась

Дверь спальни и бесшумно подалась.

Рабыня со свечой благоуханной

Явилась там пред ложем Тахамтана.

За ней вошла прекрасная луна;

Как солнце дня, светла была она.

Два лука – брови, косы – два аркана,

В подлунной не было стройнее стана.

Пылали розы юного лица,

Как два прекрасных амбры продавца,

Ушные мочки, словно день, блистали,

В них серьги драгоценные играли.

Как роза с сахаром – ее уста:

Жемчужин полон ларчик нежный рта.

Она рубином перлы прикрывала,

Вся, как звезда любви, она сияла.

Безгрешна телом, мудрая душой —

Она казалась пери неземной.

Рустам, ее увидя, в удивленье

Вознес творцу молитву восхваленья.

Потом спросил он: «Как тебя зовут?

Чего ты темной ночью ищешь тут?»

«Я Тахмина, – красавица сказала.-

Мечом печаль мне сердце растерзала.

Я дочь царя. Мой благородный род

От львов и тигров древности идет.

Нет средь царей мне пары во вселенной,—

Средь жен и дев слыву я несравненной,

Хоть, кроме слуг ближайших и отца,

Никто не видел моего лица.

С младенчества я о тебе узнала,

С волнением рассказам я внимала,

Как пред могучею твоей рукой

Трепещут лев, и тигр, и кит морской;

Как темной ночью ты – и утром рано —

Охотишься один в степях Турана,

Онагров жаришь над своим костром,

Среди врагов проходишь белым днем,

В пустыне спишь, где хочешь, – крепким сном,

И небо стонет пред твоим мечом.

Когда ты палицей своей играешь,

Ты сердце льва в смятенье повергаешь.

Орел, увидев лук в руке твоей,

Добычу выпускает из когтей.

Твоей стрелою кит смертельно ранен,

И тигр твоей петлею заарканен.

Когда разит в бою твоя рука,

Рыдая, плачут кровью облака.

Такие речи с детства – то и дело —

Я слышала. И втайне я хотела

Увидеть эти плечи, этот стан,

И сам явился к нам ты в Саманган!

Коль пожелаешь ты – твоей я стану.

Всем существом стремлюсь я к Тахамтану.

Во-первых: вся я так полна тобой,

Что страсть моя затмила разум мой.

И во-вторых: прошу я – дай мне сына,

Такого же, как сам ты, исполина.

Пусть будет храбр он и силен, как ты,

И счастьем так же вознесен, как ты.

А в-третьих: Рахша твоего найду я;

Весь Саманган под жезл твой приведу я».

И тут к концу пришли ее слова,

Рустама потрясли ее слова.

Он, красотою пери пораженный,

Прозрел в ней дух и разум просветленный,

А обещаньем Рахша возвратить

Ей удалось совсем его пленить.

«Приди ко мне!» – сказал Рустам счастливый,

Приблизилась царевна горделиво.

И он послал мобеда-мудреца,

Чтоб испросил согласье у отца.

Мобед пришел к царю, сказал: «Для счастья

И славы нашей дай на брак согласье!»

Когда узнал об этом старый шах,

Как тень, исчез его томивший страх.

И, радуясь, веселый с ложа встал он,

С Рустамом быть в родстве и не мечтал он.

И тут же повелев созвать гостей,

Устроил свадьбу дочери своей.

По вере, по обычаям старинным,

Соединил он дочку с исполином.

Когда он дочь богатырю вручал,

Весь круг гостей вельможных ликовал.

И гости снова в честь Рустама пили,

И здравицу Рустаму возгласили:

«Будь счастлив с этой новою луной,

Взошедшей над стезей твоей земной!»

Когда царевна с ним уединилась,

Сказал бы ты, что ночь недолго длилась.

Обильною росою напоен —

В ночи раскрылся розовый бутон,

В жемчужницу по капле дождь струился,

И в раковине жемчуг появился.

Еще ночная не редела мгла,

Во чреве эта пери понесла.

Заветный, с камнем счастья талисман

Носил всегда с собою Тахамтан.

Жене он камень отдал: «Да хранится

Он у тебя. И если дочь родится —

Мой талисман надень на косы ей,

А если счастье над судьбой твоей

Блеснет звездою на высоком небе

И сына даст тебе чудесный жребий,

К его руке ты камень привяжи

И сыну об отце его скажи.

Пусть будет в Сама ростом и дородством,

В Нейрама мужеством и благородством,

Пусть будет мил он солнцу, пусть орла

Средь облаков пронзит его стрела.

Пусть он игрою битву львов считает,

Лица от битв слонов не отвращает».

Так с луноликой он провел всю ночь,

С ней сладкую беседу вел всю ночь.

Когда взошло, блистая, дня светило

И мир лучистой лаской одарило,

Прощаясь, он к груди жену прижал

И много раз ее поцеловал.

В слезах с Рустамом Тахмина простилась

И в скорбь с тех пор душою погрузилась.

Шах благородный к зятю подошел

И с ним беседу по сердцу повел,

Сказал, что ждет Рустама Рахш найденный.

Возликовал дарующий короны,

Он обнял саманганского царя,

За своего коня благодаря.

И Рахша оседлал и ускакал он,

О происшедшем часто вспоминал он.

Но никому об этом Тахамтан

Не рассказал, ушел в Забулистан.

Рассказ о рождении Сухраба

Вот сорок семидневий миновало,

И время счастья матери настало.

Бог сына дал царевне Тахмине,

Прекрасного, подобного луне.

Так схож был сын с богатырем Рустамом,

Со львом Дастаном и могучим Самом,

Что радостью царевна расцвела

И первенца Сухрабом нарекла.

Был через месяц сын как годовалый,

Грудь широка, как у Рустама, стала.

Он в десять лет таким могучим был,

Что с ним на бой никто не выходил.

На всем скаку степных коней хватал он,

За гриву их рукой своей хватал он.

Пришел Сухраб однажды к Тахмине

И так спросил: «О мать, откройся мне!

Я из какого дома? Кто я родом?

Что об отце скажу перед народом?»

И вспомнила наказ богатыря,

Сказала мать, волнением горя:

«Дитя! Ты сын великого Рустама,

Ты отпрыск дома Сама и Нейрама,

Пусть радуют тебя мои слова,

Достичь небес должна твоя глава.

Ты цвет весенний ветви величавой.

Твой знаменитый род овеян славой.

От первых дней не создавал творец

Такого витязя, как твой отец.

Он сердцем – лев, слону подобен силой,

Он чудищ водяных изгнал из Нила.

И не бывало во вселенной всей

Таких, как древний Сам, богатырей».

Письмо Рустама Тахмина достала,

Тайник открыла, сыну показала

Клад золотой и три бесценных лала,

Чье пламя ярко в темноте сияло,—

Сокровища, хранившиеся там,

Что из Ирана ей прислал Рустам,—

Свой дар ей в честь Сухрабова рожденья,

С письмом любви, с письмом благоволенья.

«О сын мой, это твой отец прислал! —

Сказала мать, – взгляни на этот лал.

Я знаю, будешь ты великий воин,

Ты талисман отца носить достоин.

Признает по нему тебя отец,

Наденет на главу твою венец.

Когда тебе раскроет он объятья —

Утешусь, перестану тосковать я.

Но надо, чтоб никто о том не знал —

Чтоб царь Афрасиаб не разгадал,

Коварный враг Рустама Тахамтана,

Виновник горьких слез всего Турана.

О, как боюсь я, – вдруг узнает он,

Что от Рустама ты, мой сын, рожден!»

«Луч этой истины, как солнце, светел,

И скрыть его нельзя! – Сухраб ответил.

Гордиться мы должны с тобой, о мать,

Что я – Рустама сын, а не скрывать!

Ведь сложены не лживыми устами

Все песни и дастаны о Рустаме.

Теперь я, чтобы путь открыть добру,

Бесчисленное войско соберу

И на Иран пойду, во имя чести

Взметну до неба пыль суровой мести,

Я трон и власть Кавуса истреблю,