Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Шах-наме

ModernLib.Net / Поэзия / Хаким Абулькасим Фирдоуси / Шах-наме - Чтение (Ознакомительный отрывок) (стр. 1)
Автор: Хаким Абулькасим Фирдоуси
Жанр: Поэзия

 

 


Фирдоуси

Шах-наме


Вступление

Слово в похвалу разума


Пришла пора, чтоб истинный мудрец

О разуме поведал наконец.

Яви нам слово, восхваляя разум,

И поучай людей своим рассказом.

Из всех даров что разума ценней?

Хвала ему – всех добрых дел сильней.

Венец, краса всего живого – разум,

Признай, что бытия основа – разум.

Он – твой вожатый, он – в людских сердцах,

Он с нами на земле и в небесах.

От разума – печаль и наслажденье,

От разума – величье и паденье.

Для человека с чистою душой

Без разума нет радости земной.

Ты мудреца слыхал ли изреченье?

Сказал он правдолюбцам в поученье:

«Раскается в своих деяньях тот,

Кто, не подумав, действовать начнет.

В глазах разумных – дураком он станет,

Для самых близких – чужаком он станет».

Друг разума – в почете в двух мирах,

Враг разума – терзается в цепях.

Глаза твоей души – твой светлый разум,

А мир объять ты можешь только глазом.

Был первым в мире создан разум наш,

Он – страж души, трех стражей верных страж,

Те трое суть язык, глаза и уши:

Чрез них добро и зло вкушают души.

Кто в силах разуму воздать почет?

Воздам почет, но кто меня поймет?

Не спрашивай о первых днях творенья

До нашего с тобою появленья,

Но, созданный всевышним в некий миг,

Ты явное и тайное постиг.

Иди же вслед за разумом с любовью,

Разумное не подвергай злословью.

К словам разумных ты ищи пути,

Весь мир пройди, чтоб знанья обрести.

О том, что ты услышал, всем поведай,

С упорством корни знания исследуй:

Лишь ветви изучив на древе слов,

Дойти ты не сумеешь до основ.

Далее Фирдоуси рассказывает о сотворении мира, человека, Солнца и луны. Затем следуют похвала пророку, разделы о том, как писалась книга, о поэте Дакики, который первым пытался создать «Шах-наме».

Восхвалением султану Махмуду завершается та часть эпопеи, которая носит название «Начало книги», после которой следует описание царствования древних царей.

Легендарные цари


Каюмарс

Что сказывает нам дихкан-сказитель

О том, кто первым молвил: «Я властитель»,

О том, кто первый на свое чело

Надел венец? Все было и прошло…

Поведал так старинных книг пытатель,

О богатырских днях повествователь:

Принес престола и венца закон

Царь Каюмарс, и начал править он.

К созвездью Овна солнце устремилось,[1]

Мир получил закон, и власть, и милость.

В созвездье солнце начало блистать,

Весна вселенной расцвела опять.

Стал Каюмарс вселенной властелином.

Он обитал сперва в краю вершинном.[2]

Себя и всех людей, для новых дел,

Он шкурами звериными одел.

Довольство он людскому дал жилищу —

Людей он научил готовить пищу.

Тридцатилетье длилась власть царя,

Сверкавшего на троне, как заря.

Возликовали твари, – все живое,

Все люди зажили тогда в покое.

Склонялось человечество пред ним,

Сияло счастье над царем земным.

Был сын отважный у царя державы,

Красавец, жаждавший борьбы и славы.

Счастливый Сиямак пленял сердца,

Он был отрадой славного отца.

Минуло времени с тех пор немало.

Держава Каюмарса процветала.

Был у царя один лишь тайный враг —

Бес Ахриман, чья сила – зло и мрак.

Был сын у Ахримана – волк-воитель,

Бесовских полчищ лютый предводитель.

Владыки блеск, царевича расцвет,—

Стал из-за них для беса темен свет.

Собрал он войско, на царя пошел он,

Отнять хотел и царство и престол он.

Открыл он замысел коварный свой,

Вселенную наполнил волчий вой.

Когда услышал Сиямак правдивый,

Что вышли, сея гибель, злые дивы,

Вскипела у царевича душа,

Полки собрал он, яростью дыша,

И вышел, тигра шкурою покрытый:

Тогда не знали панцирной защиты.

Сошлись две рати; Сиямак вступил

Отважно в бой с исчадьем адских сил.

Взмахнул косматой лапой див жестокий,

Переломил героя стан высокий,

Ударил витязя о гребни скал,

Потом когтями сердце разодрал.

Услышал Каюмарс о смерти сына,

И черным стало солнце властелина.

Зверье и птицы собрались толпой,

Ушли, стеная, горною тропой,

Ушли, вопя и плача, в скорби жгучей,

Над царским троном пыль вздымалась тучей.

Оплакивали сына целый год.

Но вот прислал посланца небосвод.

Сказал Суруш с отрадою во взоре:

«Сдержи себя, забудь на время горе,

Ты войско снаряди, – вот мой приказ,—

И племя бесов уничтожь тотчас.

Очисти лик вселенной от злодея,

Иди на битву, местью пламенея».

Властитель поднял к небесам чело,

На головы врагов призвал он зло,

Восславил господа и свет денницы

И осушил от слез свои ресницы.

Не знала сна и отдыха душа,

За Сиямака отомстить спеша.

Оставил сына Сиямак пригожий,

При деде он верховным был вельможей,

Хушангом звался Каюмарса внук,

Он был – ты скажешь – кладезем наук.

Ужасна с сыном вечная разлука,—

Дед на своей груди взлелеял внука.

Царь, в жажде мщенья, торопясь к борьбе,

Призвал Хушанга юного к себе.

Открылась внуку боль его живая,

Царь молвил, тайну сердца раскрывая:

«Сбирать войска вселенной буду я,

И клич кричать военный буду я,

А ты веди войска на бой суровый,

Я отхожу, а ты – вожатый новый».

В том войске – пери, птицы, дикий зверь,

И юный вождь их поведет теперь.

Явился черный бес, исполнен страха,

Взметнул, взрывая, к небу комья праха.

Сошлись две рати, сдвинулись тесней,—

И бесы побежали от зверей.

Хушанг ударил беса дланью львиной

И умертвил злодея в миг единый.

Он бесу отомстил за смерть отца,

С презреньем растоптал он мертвеца.

Царь Каюмарс насытил сердце местью,—

Пришла к нему кончина с этой вестью.

Прежде чем перейти к «Сказанию о Заххаке», одному из важнейших в «Шах-наме» по глубине мысли и яркости изображения, Фирдоуси сжато, но с огромной поэтической силой описывает царствования Хушанга, внука Каюмарса, Тахмураса, сына Хушанга, и Джамшида, сына Тахмураса.

Хушанг впервые добыл огонь. Целясь в могучего змея, он попал камнем в скалу.

Змей не погиб, но обнаружил камень

То, что в себе таил он: яркий пламень.

Хушанг обучил людей кузнечному делу, научил их орошать поля, возделывать землю:

Так землепашец, проливая пот,

Стал добывать свой хлеб из года в год.

Тахмурас продолжил борьбу Каюмарса с силами зла. Ему удалось оседлать Ахримана, и он стал ездить верхом на враге человечества. Тахмурас уничтожил две трети бесовского полчища, а прочие бесы, в обмен на жизнь, научили царя письму на тридцати языках, в том числе на пехлевийском, греческом, арабском, персидском, согдийском, китайском.

Блестяще началось царствование Джамшида. Он научил людей изготовлять оружие, прясть лен, шелк, шерсть, шить одежду. Джамшид разделил подданных на четыре сословия: жрецов, воинов, земледельцев и ремесленников. Царь принудил бесов работать на людей, делать кирпич, возводить дома.

Нашел он камфару в кристальном слое,

Бальзам и мускус, амбру и алоэ,

Познал искусство врачевать больных,

Изобретал он снадобья для них…

Так триста лет прошло за веком век.

Не знал в то время смерти человек,

Не знал нужды, не ссорились друг с другом,

Готовы были бесы к их услугам.

Но Джамшид возгордился: «Мир таков, как я его устроил», – сказал он. И бог лишил Джамшида своей благодати.

Сказание о Заххаке


О Заххаке и его отце

Жил некий человек в те времена,

Пустыня Всадников – его страна.[3]

Он царствовал, создателю послушный,

Богобоязненный, великодушный.

Вот имя правосудного: Мардас.

Он добротою подданных потряс.

Он был владыкой щедрым, беспорочным,

Владел конями и скотом молочным.

У благородного отца был сын —

Любимец, утешение седин.

Заххаком звался он, простосердечный,

Отважный, легкомысленный, беспечный.

Его и Бивараспом ты зови:[4]

«Бивар» – переведу я с пехлеви —

Есть «десять тысяч» на дари… Военных

Коней имел он десять тысяч ценных.

Он дни и ночи на коне скакал.

Не крови он, а подвигов искал.

Однажды утром посредине луга

Иблис пред ним предстал в обличье друга.

Беседа с ним была сладка, остра.

Он сбил царевича с пути добра.

Сказал Иблис: «Чтоб речь моя звучала,

Я клятвы от тебя хочу сначала».

Был простодушен юноша, тотчас

Исполнил искусителя приказ:

«Твои слова держать я в тайне буду,

Я повинуюсь им всегда и всюду».

Сказал Иблис: «Глаза свои открой:

Ты должен быть царем, а не другой!

Как медлит время с властелином старым,

А ты в тени, ты годы губишь даром.

Престол займи ты, пусть уйдет отец,

Тебе лишь одному к лицу венец!»

Заххак, почуяв боль, насупил брови:

Царевич не хотел отцовской крови.

Сказал: «Ты мне дурной совет даешь,

Дай мне другой, а этот – нехорош».

А бес: «Наказан будешь ты сурово,

Когда нарушишь клятвенное слово,

Бесславным будет близкий твой конец,

Останется в почете твой отец».

Так бес лукавый во мгновенье ока

Царевича поймал в силки порока.

«Как это сделать? – вопросил араб.—

Тебе во всем послушен я, как раб».

«Не бойся, – молвил бес, – тебя спасу я,

Главу твою высоко вознесу я».

Был во дворце Мардаса щедрый сад,

Он сердце услаждал и тешил взгляд.

Арабский царь вставал ночной порою,

Готовился к молитве пред зарею.

Здесь омовенье совершал Мардас.

Тропа не освещалась в этот час.

И вырыл бес на том пути колодец,

Чтоб в западню попался полководец.

И ночь пришла, и царь арабский в сад

Направился, чтоб совершить обряд,—

Упал в колодец, насмерть он разбился,

Смиренный, в мир иной он удалился.

Так захватил венец и трон злодей —

Заххак, отцеубийца, враг людей.

Кухня Иблиса

Когда его коварства удались,

Вновь злые козни строить стал Иблис.

Он обернулся юношей стыдливым,

Красноречивым, чистым, прозорливым,

И с речью, полной лести и похвал,

Внезапно пред Заххаком он предстал.

Сказал царю: «Меня к себе возьми ты,

Я пригожусь, я повар знаменитый».

Царь молвил с лаской: «Мне служить начни»

Ему отвел он место для стряпни.

Глава придворных опустил завесу[5]

И ключ от кухни царской отдал бесу.

Тогда обильной не была еда,

Убоины не ели в те года.

Растеньями тогда питались люди

И об ином не помышляли блюде.

Животных убивать решил злодей.

И приохотить к этому людей.

Еду из дичи и отборной птицы

Готовить начал повар юнолицый.

Сперва яичный подал он желток,

Пошла Заххаку эта пища впрок.

Пришлось царю по вкусу это яство,

Хвалил он беса, не узрев лукавства.

Сказал Иблис, чьи помыслы черны.

«Будь вечно счастлив, государь страны!

Такое завтра приготовлю блюдо,

Что съешь ты с наслажденьем это чудо!»

Ушел он, хитрости в уме творя,

Чтоб дивной пищей накормить царя.

Он блюдо приготовил утром рано

Из куропатки, белого фазана.

Искуснику восторженно хвалу

Заххак вознес, едва присел к столу.

Был третий день отмечен блюдом пряным,

Смешали птицу с молодым бараном,

А на четвертый день на свой бочок

Лег пред Заххаком молодой бычок,—

Он сдобрен был вином темно-багряным,

И мускусом, и розой, и шафраном.

Лишь пальцы в мясо запустил Заххак —

Он, восхищен стряпнёю, молвил так:

«Я вижу, добрый муж, твое старанье,

Подумай и скажи свое желанье».

«Могучий царь! – воскликнул бес в ответ.

В твоей душе да будет счастья свет!

Твое лицо узреть – моя отрада,

И большего душе моей не надо.

Пришел к тебе я с просьбою одной,

Хотя и не заслуженною мной:

О царь, к твоим плечам припасть хочу я,

Устами и очами их целуя».

А царь: «Тебе согласье я даю,

Возвышу этим долю я твою».

И бес, принявший облик человечий,

Поцеловал царя, как равный, в плечи.

Поцеловал Заххака хитрый бес

И – чудо! – сразу под землей исчез.

Две черные змеи из плеч владыки

Вдруг выросли. Он поднял стоны, крики,

В отчаянье решил их срезать с плеч,—

Но подивись, услышав эту речь:

Из плеч две черные змеи, как древа

Две ветви, справа отросли и слева!

Пришли врачи к царю своей земли;

Немало мудрых слов произнесли,

Соревновались в колдовстве друг с другом,

Но не сумели совладеть с недугом.

Тогда Иблис прикинулся врачом,

Предстал с ученым видом пред царем:

«Судьба, – сказал он, – всех владык сильнее.

Ты подожди: покуда живы змеи,

Нельзя срезать их! Потчуй их едой,

Иначе ты не справишься с бедой,

Корми их человечьими мозгами,

И, может быть, они издохнут сами».

Ты посмотри, что натворил Иблис.

Но для чего те происки велись?

Быть может, к зверствам он царя принудил

Затем, чтоб мир обширный обезлюдел?

Иранцы приглашают Заххака на царство

Измучилась иранская страна,

Повсюду были смута и война.

Сокрылся лучезарный день в тумане,

Отторглись от Джамшида все в Иране.

Цари во всех явились областях,

Для битвы каждый поднимал свой стяг,

С полками шли цари, суровы с виду:

Иссякла в их сердцах любовь к Джамшиду.

Тогда вожди вельмож, богатырей

Отправились к арабам поскорей,

Прослышав о царе змееподобном,

Власть над землей установить способном.

На поиски царя спешила рать.

Придя, Заххака стала прославлять.

Был приглашен жестокий змей на царство,

Провозглашен владыкой государства.

Царь-змей помчался вихрем напрямик.

Украсил он себя венцом владык.

Он витязей, всегда готовых к брани,

Собрал в Аравистане и в Иране,

Воссев на трон Джамшида, заблистал,—

Мир для Джамшида тесным перстнем стал.

Его судьба внезапно охромела,

И новый царь настиг Джамшида смело.

Джамшид покинул войско и страну,

Оставив бесу власть, престол, казну.

Почти сто лет от мира он скрывался,

Для глаз людских незримым оставался.

Прошло сто лет, как занял змей престол,—

Он к морю Чина воинство привел.[6]

Джамшид скрывался, перед злом робея,

А все-таки не спасся он от змея!

Схватил его Заххак, едва настиг,

Не отпустил ни на единый миг,

Он распилил Джамшида на две части,

Чтоб мир не подчинился прежней власти.

Был временем похищен гордый царь:

Так поглощает стебельки янтарь.

Кто был Джамшида выше на престоле?

А много ль пользы он извлек оттоле?

Над властным семь столетий протекло,

Познал властитель и добро и зло.

Зачем же долгой жизни ты желаешь,

Коль тайну мира так и не узнаешь?

Тебе он дарит и нектар и мед,

Он ласково с тобою речь ведет,

Ковер любви он стелет пред тобою,

Уж ты решаешь: «Взыскан я судьбою»,

Доволен будешь миром ты земным,

Всю душу ты раскроешь перед ним,

Как вдруг сыграет он такую шутку,

Что больно станет сердцу и рассудку.

Мне опостылел бренный сей чертог,

Избавь меня от горя, вечный бог!

Сон Заххака

Заххака власть над миром утвердилась,

Тысячелетье царствованье длилось.

Мир под его ярмом стремился вспять,

И годы было тяжело считать.

Деянья мудрецов оделись мглою,

Безумных воля правила землею.

Волшба – в чести, отваге нет дорог,

Сокрылась правда, явным стал порок.

Все видели, как дивы зло творили,

Но о добре лишь тайно говорили…

Двух чистых дев, Джамшида двух сестер,

Отправили из дома на позор.

Как звезды непорочны и красивы,

Они затрепетали, словно ивы.

Звалась одна затворница – Шахрназ,

Другой невинной имя – Арнаваз,

Их привели, царя гневить не смея,

И отдали тому подобью змея.

…Так было: по ночам двух молодых,

То витязей, то юношей простых,

Вели на кухню, к властелину царства,

И повар добывал из них лекарство.

Он убивал людей в расцвете сил,

И царских змей он мозгом их кормил.

Случилось так, что слуги провиденья,

Два мужа царского происхожденья,

Один – благочестивый Арманак,

Другой – правдолюбивый Карманак,

Вели беседу о большом и малом,

Об ужасе, доселе небывалом,

О злом царе, чье страшно торжество,

О войске и обычаях его.

Один сказал: «Пред гнетом не поникнем,

Под видом поваров к царю проникнем,

Умом раскинем, став на этот путь,

Чтоб способ отыскать какой-нибудь.

Быть может, мы спасем от мук ужасных

Хоть одного из каждых двух несчастных».

Пошли, варили явства день-деньской,

Наукой овладели поварской.

И вот людей, вступивших тайно в дружбу,

К царю, в поварню, приняли на службу.

Когда настало время, чтоб отнять

У юных жизнь, чтоб кровь пролить опять,

Двух юношей схватили часовые,

Стрелки царя, разбойники дневные,

Поволокли по городу, в пыли,

Избили и на кухню привели.

У поваров от боли сердце сжалось,

Глаза – в слезах, а в мыслях – гнев и жалость,

Их взоры встретились, потрясены

Свирепостью властителя страны.

Из двух страдальцев одного убили

(Иначе поступить – бессильны были).

С бараньим мозгом, с помощью приправ,

Мозг юноши несчастного смешав,

Они второму наставленье дали:

«Смотри же, ноги уноси подале,

Из города отныне ты беги,

Иль в горы, иль в пустыни ты беги».

А змея накормили с содроганьем,

Мозг юноши перемешав с бараньим.

И каждый месяц – шли за днями дни —

Спасали тридцать юношей они.

Когда число их составляло двести,

То из дворца всех выводили вместе,

Давали на развод овец, козлят,

И отправляли в степь… И говорят:

Дало начало курдам это семя,

И городов чуждается их племя…

Был у царя еще один порок:

Он, осквернив невинности порог,

Красавиц знатных брал себе на ложе,

Презрев закон, устав, веленье божье.

Царю осталось жизни сорок лет.

Смотри, как покарал его Изед:

Однажды Арнаваз легла с Заххаком.

Затих дворец, объятый сном и мраком.

Трех воинов увидел царь во сне,

Одетых, как знатнейшие в стране.

Посередине – младший, светлоликий,

Стан кипариса, благодать владыки,

Алмазный блеск па царском кушаке

И палица булатная в руке.

Он устремился в бой, как мститель правый,

Надел ошейник на царя державы,

Он потащил его между людей,

На гору Демавенд помчал скорей…

Заххак жестокий скорчился от страха,

Казалось, разорвется сердце шаха.

Так вскрикнул он, что вздрогнули сердца,

Что задрожали сто столбов дворца.

Проснулись солнцеликие от крика,

Не зная, чем расстроен их владыка.

Сказала Арнаваз: «О царь земной,

Прошу тебя, поведай мне одной:

Находишься ты в собственном чертоге,

Кого ж боишься ты, крича в тревоге?

Не ты ли царь семи земных частей,[7]

Владыка всех зверей и всех людей?»

Ответил солнцеликим царь всевластный:

«Я не могу открыть вам сон ужасный,

Поймете вы, узнав про этот сон,

Что я отныне смерти обречен».

Тут Арнаваз сказала властелину:

«Открой нам страха своего причину,

Быть может, выход мы найдем с тобой,—

Есть избавленье от беды любой».

И тайну тайн своих открыл владыка,

Сказал ей, почему он вскрикнул дико.

Красавица в ответ произнесла:

«Ищи спасенья, чтоб избегнуть зла.

Судьба тебе вручила перстень власти,

И всей земле твое сияет счастье.

Ты под печатью перстня, царь царей,

Всех духов держишь, птиц, людей, зверей.

Ты звездочетов собери старейших,

Ты чародеев призови мудрейших,

Мобедам сон поведай до конца

И суть его исследуй до конца.

Поймешь ты, кто тебе враждебен: пери

Иль злые дивы, люди или звери.

Узнав, прими ты меры поскорей,—

Ты недруга не бойся, не робей».

Так молвил кипарис сереброликий.

Речь Арнаваз понравилась владыке.

Мобеды объясняют сон Заххака

Был темен мир, как ворона крыло,—

Открыло солнце из-за гор чело,

И яхонты внезапно покатило

По голубому куполу светило.

Где б ни были мудрец или мобед,

Что бдительным умом познали свет,—

Царь во дворец явиться приказал им,

О сне своем зловещем рассказал им.

У них спросил он тайные слова

О зле, добре, о ходе естества:

«Когда наступит дней моих кончина?

Кто на престол воссядет властелина?

Иль тайну мне откроете сейчас,

Иль прикажу я обезглавить вас».

Уста мобедов сухи, влажны лица,

Спешат друг с другом страхом поделиться:

«Откроем тайну, истине верны,—

Пропала жизнь, а жизни нет цены,

А если правду скроем из боязни,

То все равно мы не минуем казни».

Прошло три дня, – был мрачен их удел,

Никто промолвить слова не посмел,

И на четвертый, тайны не изведав,

Разгневался властитель на мобедов:

«Вот выбор вам; иль на помост взойти,

Иль мне открыть грядущего пути».

Оки поникли; услыхав о плахе,

Глаза – в слезах кровавых, сердце – в страхе.

Был прозорлив, умен один из них

И проницательнее остальных.

Разумный муж Зираком прозывался,

Над всеми мудрецами возвышался.

И, осмелев, он выступил вперед,

Сказал о том, что властелина ждет:

«Не будь спесивым, царь непобедимый,

Затем, что все для смерти рождены мы

Немало было до тебя царей,

Блиставших в мире славою своей,

Вел каждый счет благому и дурному

И отходил, оставив мир другому.

Пусть ты стоишь железною стеной,—

Поток времен тебя снесет волной.

Другой воссядет на престол по праву,

Он ввергнет в прах тебя, твой трон и славу.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11