Шах-наме

Вот кони богатырские пред ними

В пыли, но оба – с седлами пустыми.

Рахш потрясает гривою во мгле,

Но только нет богатыря в седле…

Богатыри, подумав, что убили

Рустама, в горе головы склонили.

И поскакали шаху сообщить,

Что нет в живых Рустама, может быть.

Весть страшная, гонцы и конский топот…

Средь войска поднялись и шум и ропот.

Кавус велел скорей тревогу бить,

Велел в карнаи медные трубить.

Сбежались люди пред лицо Кавуса,

И шах призвал испытанного Туса.

Сказал: «На поле битвы поспешай,

Как обстоят дела у нас – узнай.

И если нет Рустама Тахамтана,

Оплачем судьбы нашего Ирана.

Ведь если щит мой – лев-Рустам – убит,

Уйду я на чужбину, как Джамшид.

Мне легче нищенствовать на чужбине,

Чем ваши трупы увидать в пустыне.

Все силы надо воедино свесть,

Врасплох сейчас врагу удар нанесть

И в час один расправиться с врагами,—

Иль бросить все, уйти!.. – Решайте сами!»

Когда над станом шум воинский встал,

Сухраб Рустаму скорбному сказал:

«Я умираю. Все переменилось.

Ты окажи моим туранцам милость.

О всем, что сталось, шаху возгласи,

Чтоб войск на нас не слал он – ты проси.

Я сам хотел завоевать Иран,

Из-за меня поднялся весь Туран.

Прошу – ты с ними обратись достойно,

И пусть они домой уйдут спокойно.

Туранских поднял я богатырей,

Пред ними клялся я душой своей,—

Я обещал им, что себя прославлю,

Кавуса же на троне не оставлю.

Но как я мог предвидеть, что в бою

Ты, мой отец, решишь судьбу мою?

Теперь, отец, внемли мое веленье:

Хаджира здесь держу я в заточенье.

Я тосковал душою о тебе,

Расспрашивал его я о тебе,

Но правды не услышал от Хаджира.

Его сотри ты со скрижали мира.

Он – лживый – нас с тобою разлучил,

Он жизнь мне и надежду омрачил.

Отцовским огражденный талисманом,

Я мчался, верил – встречусь с Тахамтаном.

Что ж, небосвод решил судьбу мою,

Что буду я отцом убит в бою.

Так, видно, суждено мне на роду:

Как молния приду, как вихрь уйду».

От скорби захватило дух в Рустаме,

Пылало сердце, тмился взор слезами.

Как пыль, взвился, вскочил он на коня.

Помчался, полон горя и огня.

Предстал он войску своему, рыдая,

Раскаянием горьким дух терзая.

Иранцы, увидав его живым,

Всем войском ниц склонились перед ним.

В слезах они творца благодарили,

Что жив Рустам вернулся, в прежней силе,

Но видят люди: разодрав кафтан,

Прах на голову сыплет Тахамтан,

Мужи спросили: «Что с тобой случилось?

О чем скорбишь? Скажи нам, сделай милость!»

И он, рыдая, войску возвестил,

Как дорогого сына он убил.

И в прах все пали и взрыдали разом,

Вновь у Рустама омрачился разум.

Богатырям Ирана молвил он:

«Вот – тела я и сердца я лишен.

Довольно войн! – не то нам месть господня!

Всем хватит зла, что я свершил сегодня».

В разодранной одежде из шатра,

Рыдая, вышел к брату Завара.

Рустам, увидя плачущего брата,

Поведал все ему, тоской объятый:

«Я страшное злодейство совершил!

Беду такую снесть не хватит сил…

Я поразил единственного сына,

Убил я молодого исполина,

Дитя свое убил на склоне лет,

Мне утешенья в этом мире нет!»

Послал гонца к Хуману: «Витязь чести,

Не вынимай меча из ножен мести.

Теперь ты сам, как вождь, войска веди,

Дабы не вспыхнул бой, ты сам гляди.

Причины нет теперь для битвы нам,

И места нет теперь иным словам».

И скорбный Тахамтан сказал: «О брат мой,

Ты проводи туранцев в путь обратный.

До берега Джейхуна проводи,

Чтоб целы все ушли, ты сам гляди».

Дав клятву все исполнить Тахамтану,

Как вихрь, помчался Завара к Хуману.

Поникнув головой, Хуман сказал:

«Увы! Сухраб напрасной жертвой пал!

Хаджир виновен. Меркнет светоч мира

По злобе вероломного Хаджира.

Сухраб не раз Хаджира вопрошал,

Рустама же Хаджир не указал.

Во лжи он потонул, во зле, в позоре,

И нас такое поразило горе…»

Тут Завара к Рустаму поспешил,

Ему слова Хумана сообщил.

Сказал, что из-за низкой лжи Хаджира

Погиб Сухраб, померк светильник мира.

Потрясся духом скорбный Тахамтан,

Кровавый встал в глазах его туман.

Он в крепость прискакал, к Хаджиру прянул,

Взял за ворот его и оземь грянул.

И, выхватив из ножен острый меч,

Он голову хотел ему отсечь.

Сбежались все, Рустама умолили,

От гибели Хаджира защитили.

И возвратился вновь туда Рустам,

Где умирал Сухраб его. И там

Все собрались войска. Там был Руххам,

Там были Тус, Гударз и Густахам.

Пришли почтить Сухраба дорогого,

Все сняли узы языка и слова:

«Йездан лишь может горе облегчить,

Йездан лишь может рану исцелить!»

И возопил Рустам. Взял в руки меч он,

И голову свою хотел отсечь он.

И бросились мужи к нему с мольбой,

И лили слезы перед ним рекой.

Сказал Гударз: «Всем нам погибель, сирым,

Коль ты решил расстаться с этим миром!

Себя мечом своим ты истребишь,

Но сыну жизни ты не возвратишь.

А коль Сухраба должен век продлиться,

Зачем звезда Рустамова затмится?

Никто не вечен. Хоть живи сто лет,

Всяк осужден покинуть этот свет.

И будь то воин или шах Ирана,

Мы – дичь неисследимого аркана.

Наступит время, всех нас уведут

На некий Страшный на безвестный суд.

Длинна иль коротка дорога наша —

Для всех равно, – дана нам смерти чаша.

Как поразмыслить, то сейчас навзрыд

Оплакать всех живущих надлежит!»

Рустам просит у Кавуса целительный бальзам для Сухраба, но Кавус отказывает

Тогда сказал Гударзу Тахамтан:

«Эй, светлый духом славный пахлаван!

Скачи скорей к Кавусу с просьбой слезной,

Скажи, что я бедой постигнут грозной,

Нанес я рану сыну своему

И что я сам за ним сойду во тьму.

И если шах добра не забывает,

Пусть он в беде моей посострадает.

У шаха – это всем известно нам —

Хранится чудодейственный бальзам.

Врачует раны он своею силой,

Дарует жизнь стоящим над могилой.

Так пусть же царь бальзама мне нальет

В кувшин с вином – и поскорей пришлет.

И станет сын мой, к жизни возвращенный,

Подобно мне – слугою вечным трона!»

Гударз коня, как ветер, устремил,

Кавусу то послание вручил.

Сказал Кавус: «Я равного не знаю

Рустаму. Лишь ему я доверяю.

Я не хочу, чтоб видел горе он,

Он мной любим и больше всех почтен.

Но не хочу казниться в укоризне:

Коль сын Рустама возвратится к жизни,

Рустама мощь удвоится – и он

Меня погубит – рухнет Кеев трон.

Рустам сказал мне: «Кто такой твой Тус?

Что для меня и сам ты, шах Кавус?»

Нам тесен мир с двумя богатырями,

С их фарром, палицами и плечами!

Ведь тот Сухраб напал на мой шатер,

Ко мне он лапу львиную простер.

Ведь головы меня лишить он клялся,

Мой череп на кол насадить он клялся.

Он клялся целый мир завоевать,

Ему ль у трона моего стоять?

Да стань он у дверей моих слугою,

К нему теперь я не склонюсь душою.

Когда на стан мой он, как тигр, напал,

Обидные слова он мне бросал.

Он осрамил меня перед глазами

Богатырей моих, перед войсками.

И если он останется в живых,

Останется лишь прах в руках моих.

Коль ты его не помнишь речи дикой,

Ты – не мудрец, Гударз, не муж великий!

Грозил он: «Всех убью, сожгу огнем,

А шаха, мол, повешу я живьем!»

Коль выживет он – от него, пожалуй,

Все разбегутся – и большой и малый.

Примечания

1

К созвездью Овна солнце устремилось… – Солнце находится в созвездии Овна в первый весенний месяц (21 марта – 21 апреля). Метафорически это выражение означает, что страна процветает и благоденствует.

2

Он обитал сперва в краю вершинном. – Здесь имеется в виду, что Каюмарс обитал в горах.

3

Пустыня Всадников – его страна. – В персидской литературе «Пустыней Всадников» или «Пустыней Копьеносцев» называют Аравию.

4

Его и Бивараспом ты зови… – «Бивар», точнее «бевар», на пехлевийском языке значит «десять тысяч», а «асп»– «конь», в целом сложное слово «биварасп» следует понимать как «обладатель десяти тысяч коней».

5

Глава придворных опустил завесу. – «Глава придворных» здесь – шахский придворный, который ведал церемонией проведения приемов. Во время приема раздвигали или поднимали завесу, за которой находился шахский трон. «Опустил завесу» – значит, прием окончен.

6

Он к морю Чина воинство привел. – Выражение «море Чина» – точной локализации не поддается, хотя в буквальном переводе это должно означать Китайское море. В персидской поэзии «море Чина» в какой-то мере соответствует русскому выражению «за тридевять земель».

7

Не ты ли царь семи земных частей… – Согласно средневековым географическим представлениям, бытовавшим в Иране и в других соседних странах, весь мир поделен на семь климатических поясов, или зон. В переносном плане «семь земных частей» означает «весь свет».

8

Видна ее вершина средь Плеяд… – то есть гора поднимается до самых небес.

9

Оно вреда не видит от Сатурна. – По верованиям средневековых персов, планета Сатурн приносит людям несчастие. Астрологи также считали Сатурн источником бедствий.

10

Прозвал тебя Дастаном: жертва бедствий,

Ты был отцом обманут в раннем детстве.

«Дастан» по-персидски означает «коварство», «обман». Поэт хочет сказать, что отец, то есть богатырь Сам, поступил со своим сыном-младенцем несправедливо и коварно.

11

Стал небосвод – смолой, земля – эбеном. – Смола и эбен в персидской поэзии символизируют черный цвет. Поэт говорит, что от поднятой ратью пыли земля и небосвод почернели, словно смола и эбен.

12

Напоминают брови лук таразский… – Тараз – город в Туркестане, славился выделываемыми там луками.

13

Глаза – нарциссы томные; калам

Серебряный – опора двум бровям…

В персидской поэзии глаза обычно сравниваются с нарциссом, поскольку у этого цветка белые лепестки окружают черное пятнышко посредине. Калам – тростниковое перо, которым писали на Востоке.

14

Струится по твоим щекам вино… – то есть твои щеки покрыты румянцем, словно по ним струится красное вино.

15

Из ножен вдруг появится кинжал… – Речь идет о том, что у Заля и Рудабы может родиться сын.

16

Пыль камфары – на голове моей...– Камфара в персидской поэзии символизирует белизну. Фраза означает, что Сам уже поседел.

17

От имени луны Кабулистана!… – То есть от имени Рудабы.

18

Румийские таблицы принесли. – Имеются в виду астрономические таблицы Птоломея, которые на Востоке использовались при астрологических расчетах. Звездочеты по расположению светил на небесах предсказывали события и пытались определить благоприятность того или иного дня или часа для какого-либо действия и поступка.

19

Сокрыт в земле, покрытый кирпичами. – В некоторых странах Востока над могилой воздвигают надгробие из кирпичей. Следовательно, это выражение означает – погребенный.

20

На всех уборах вывела заклятья. – Здесь говорится о том, что Синдухт на всех одеяниях Рудабы вышила узором заклятия, чтоб уберечь ее от дурного глаза.

21

Найдем мы Рахша, пахлаван вселенной! – Пахлаваном вселенной зовутся в «Шах-наме» самые могущественные богатыри, такие, как Сам, Заль, Рустам. В данном случае так обращаются саманганские вельможи к Рустаму.

22

Лишь стража ночи первая сменилась… – В средневековом Иране ночное время определялось по сменам дворцовой стражи. За ночь сменялось три смены.

23

И черная, как мускус и смола… – В персидской поэзии и мускус и смола служат образами для обозначения черного цвета.

24

Я даже не взглянул на шахский трон.

Был мной обычай древний соблюден.

Согласно древним иранским религиозным и политическим традициям, царствовать мог лишь потомок шахов, который был наделен божественной благодатью, так называемым фарром, окружавшим голову венценосца в виде нимба, ореола. Рустам вспоминает о том, что, когда ему предложили венчаться на царство, он отказался, ссылаясь на этот обычай.

25

Звезда Кавы над шатром горит. – Звездой Кавы в «Шах-наме» называется стяг иранских шахов. Когда кузнец Кава восстал против тирана Зиххака, он поднял в виде знамени свой фартук, который шах Фаридун после победы над узурпатором украсил драгоценными каменьями. В дальнейшем каждый новый шах, говорится в предании, украшал стяг Кавы новыми драгоценностями.

26

Лишь, грифу ночи разорвавши горло,

Над миром солнце крылья распростерло.

Метафорическое описание рассвета.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.