Охотник за смертью (№1) - Искатель Смерти

С каждой секундой он узнавал о своих врагах все больше и больше. Он сосредоточился и сделал несколько глубоких вдохов, чтобы активизировать действие боевого наркотика, дремавшего в его организме. Постепенно он почувствовал, как кровь в его жилах начинает «закипать». Его рефлексы стали во много крат быстрее, а окружающий мир словно замедлился. Он глухо кашлянул и кивнул «демонам»:

— Пора заканчивать с этим спектаклем, господа. Почему бы вам не отпустить с миром беднягу Георгиоса и не обсудить все вопросы лично со мной?

Члены банды стали подталкивать друг друга локтями и ухмыляться. Судя по остаткам шоколада и крема на их губах, они не отказали себе в удовольствии полакомиться имевшимся в лавке товаром. Валентин поморщился. Без сомнения, бандиты не могли оценить таких изысканных сладостей.

— Твой бедняга Георгиос останется здесь навсегда, — сказал громила с красной повязкой на голове и повадками вожака. — Оставлять свидетелей — не в наших правилах.

— Интересно, кто установил эти правила? — вежливо поинтересовался Валентин.

Вожак нагло засмеялся:

— Тебе это не обязательно знать. Тебя касается только одно сообщение, которое нам поручили передать. Скорее, это даже не сообщение, а предупреждение. Смысл его в том, что из-за тебя слишком часто возникают неприятности. Люди, которые попросили нас встретиться с тобой, надеются, что неприятностей больше не будет.

— Боже мой, — со скучающим видом отреагировал Валентин, — очередная смертельная угроза. Как мне это все надоело!

— Мы не собираемся тебя убивать, — все еще улыбаясь, продолжал вожак. — Мы не дураки, чтобы браться за такую работу. Если убьешь аристократа, то на тебя натравят всех охранников города. Нет, мы просто сломаем тебе руки, сломаем ноги, попляшем на твоих ребрах и спокойно отвалим отсюда. Нас попросили сбить с тебя спесь, и мы с удовольствием это сделаем. Особенно за те бабки, которые нам посулили.

— Скажите, сколько вам пообещали, и я заплачу вдвое больше, — предложил Валентин.

Почти вся банда захохотала, но улыбка на лице вожака исчезла.

— Дело не только в деньгах. Дело еще в том, чтобы поставить на место аристократа. У тебя есть то, о чем мы даже не можем мечтать, а ты до сих пор недоволен. Вы приходите смотреть на нас, как в зоопарке, и насмехаетесь над нашими паршивыми допотопными жилищами. Вы дебоширите в наших барах, трахаете наших женщин и смотрите, как мы хватаем объедки с ваших столов. Нам очень много заплатят за то, чтобы отделать тебя, Вольф, но мы бы сделали это и задаром. Мы ненавидим тебя, аристократик. Тебя и тебе подобных.

— А у нас нет ненависти к вам, — спокойно ответил Валентин. — Мы просто не замечаем вас, так же как не замечаем мусор в сточной канаве.

«Демоны» прекратили смеяться, в помещении установилась напряженная тишина. Блеснула сталь мечей и мачете. Негромко звякнула намотанная на кулак шипованная цепь. Вожак банды кивнул двум сообщникам, державшим Георгиоса, и они поставили его на колени. Владелец магазина был маленьким круглолицым человечком с бритой головой. Выглядел он словно ребенок среди взрослых. Вожак достал длинный узкий нож и встал рядом с Георгиосом.

— Держите его крепче. Я вижу, аристократик не принимает нас всерьез. Может быть, теперь он передумает?

Одним резким расчетливым движением он перерезал горло несчастному владельцу лавки. На вымытый до блеска пол хлынула кровь. Георгиос задергался в руках мучителей, но даже в предсмертной агонии не смог вырваться из их захвата. Он даже не мог зажать рукой огромную рану у себя на шее. Жизненные силы моментально оставили его, и он мешком повалился на пол. Только после этого бандиты отпустили его, оставив лежать в луже крови. Расправа была такой скоротечной, что Валентин не смог даже определить, когда Георгиос испустил последний вздох. Он продолжал смотреть на труп Георгиоса, а бандиты не сводили глаз с него самого.

Наконец он перевел взгляд на них, и ситуация начала меняться. Улыбка его кроваво-красных губ не предвещала ничего хорошего, взгляд подкрашенных глаз был тверд и холоден. Весь его вид изменился, и «демоны» очень быстро поняли это. Куда девалась его мягкость и нерешительность!

— Жаль, что так получилось, — вкрадчиво произнес Валентин. — Ни у кого не было таких сладостей, как у Георгиоса. Мне придется наказать вас за это. Георгиос не был большим человеком, но он служил мне. До сих пор я никому не позволял отбирать у меня то, чем я дорожу. Боюсь, что мне придется убить вас всех. Я постараюсь не растягивать это удовольствие.

Наступила долгая пауза. «Демоны» стояли неподвижно, их нервы были напряжены. Наконец их вожак тихо рассмеялся, и общее внимание переключилось на него.

— Хорошо сказано, аристократик. Ты почти убедил нас в своей крутизне. Но все-таки ты блефуешь. Нас двенадцать человек, а ты — один, и мы не будем особенно обращать внимание на твой гонор. Займитесь им, ребята! Настала наша очередь развлечься.

По этой команде члены банды разом двинулись вперед и взяли Валентина в плотное кольцо. Он продолжал уделять главное внимание вожаку, а боковым зрением следил за остальными. Он слышал каждый их шаг, каждый шорох одежды, отчетливо различал их запахи. Ему даже не требовалось видеть их, чтобы знать, где они в данный момент находятся. С его губ не сходила улыбка. Следя за их синхронными движениями, Валентин понял, что бандиты накачаны каким-то дешевым синхронизирующим стимулятором. Двигались они очень скоординированно, как будто каждый точно знал свою партию в этом групповом танце.

Валентин резко шагнул вперед, его движения подстегивались бурлившими в его крови боевыми стимуляторами. Неожиданно повернувшись на одной ноге, он выбросил вперед другую и ударил вожака точно в висок. Удар был такой сильный, что голова злодея крутнулась в сторону, его шея была сломана. С выпученными глазами он упал на пол. Его тело едва коснулось пола, а Валентин уже принялся за другого бандита.

Бурлившие в нем боевые наркотики наделяли его мозг и мышцы удивительными возможностями. «Демоны» были шокированы потерей своего вожака, но это длилось недолго. Роль лидера взял на себя другой член банды. Это был еще совсем юноша, не по-мужски тонкий, с кожей словно пергамент, обтягивающей его череп. Валентин ударил его в горло, и он, закашлявшись, упал на колени. С невероятной скоростью Валентин обрушился на новую жертву, но в глазах «демонов» снова загорелся огонь. Банда заменила вожака, и их внимание опять переключилось на Валентина. Теперь они были полны решимости довести схватку до победного исхода. Их кровь бурлила. Валентину это даже понравилось. Похоже, у бандитов еще сохранились какие-то представления о чести.

Прямо перед ним в воздухе сверкнул нож, брошенный точно и резко. Одним неуловимым движением Валентин на лету перехватил его и метнул в бросавшего. Он вонзился по самую рукоятку в глазную впадину «демона», и бандит, обливаясь кровью, рухнул на спину.

Оружием следующего нападавшего была длинная стальная цепь, усеянная шипами. Шипованные звенья свистели в воздухе прямо перед глазами Валентина. Не долго думая, он шагнул вперед и, вытянув руку, перехватил цепь. Цепь туго обвилась вокруг его запястья, но страшные шипы даже не поранили кожу. Его плоть стала иной, бесчувственной и пластичной. Он охватил звенья цепи и крепко держал их, невзирая на все усилия противника. Валентин рывком потянул цепь к себе, и «демон» сразу оказался в пределах его досягаемости. Свободной рукой Валентин нанес ему страшный удар в лицо. Образовав жесткую маску, его пальцы обхватили нос и рот бандита. Тот выронил цепь и бессильно повис на руке Валентина, но не смог при этом ни на сантиметр отстраниться в сторону. Валентин был очень доволен произведенным эффектом. Прежде он не пользовался этим наркотиком в драках. Основным назначением препарата была сфера сексуальных утех: благодаря ему тело становилось более гибким и приспособленным для изощренных ласк. Но сейчас Валентин смог убедиться, сколь универсальным оказался этот препарат.

Попавший в безвыходное положение, бандит сопротивлялся все слабее, силы оставляли его. В это время другие «демоны» словно очнулись и все разом набросились на Валентина. Помещение наполнилось глухими звуками сталкивающихся тел и лязгом железа. Но хотя бандитам было не занимать сноровки, Валентин все равно опережал их. Он танцевал между ними, словно привидение, одновременно успевая отражать несколько ударов, каждый взмах его руки калечил или поражал кого-то насмерть. Он весь бурлил энергией, был неистов и стремителен, его нейроны действовали с непостижимой скоростью, решения принимались и выполнялись в считанные доли секунды. «Демоны» дрались с неослабевающей яростью, но они все чаще наносили удары друг другу, а не противнику. Вовлеченные в танец Валентина, они один за другим выбывали из борьбы, их отчаянные пируэты не защищали от смертельных ударов.

Удары пробивали любую защиту, когда же ножи и мачете «демонов» все же соприкасались с его телом, пластичные ткани затягивали рану в ту же секунду.

За движениями рук и ног Валентина было невозможно уследить. Единственное, что отпечатывалось в сознании погибающих бандитов, — это его леденящая кровь улыбка.

Наконец на полу кондитерской лавки остались лежать одиннадцать налетчиков. Они валялись в неуклюжих позах, словно поломанные бурей цветы, в лужах собственной крови. В живых остался только один «демон», который, дрожа, прижался спиной к стене, держал на весу сломанную руку и бросал затравленные взгляды на Валентина. Его дыхание было частым и прерывистым. Состояние шока и боль нейтрализовали действие наркотиков в его организме. Несмотря на когтистые пальцы, острые клыки и накачанные мышцы, он уже не смог бы противостоять Валентину, и они оба понимали это. Бандит облизал пересохшие губы, в ужасе взглянул на своего противника и стал лихорадочно соображать, что бы он мог предложить ему за свою жизнь. Отчаянно стараясь спрятать свое лицо от взглядов Валентина, он наконец нашел решение.

Валентин Вольф расслабился и, взглянув на свою залитую кровью одежду, с отвращением поморщился. В основном это была кровь противников, а его собственные раны уже затянулись. Он принял новый препарат, который, поступив в кровь, нейтрализовал действие боевых наркотиков. Его ум стал трезвым и ясным, мышцы расслабились. Теперь он мог спокойно взглянуть на дело своих рук. Тела убитых «демонов» не вызвали у него чувства жалости. Им следовало бы избрать другой объект для проявления социальной ненависти. Естественно, они и не представляли, с каким противником имеют дело. О его способностях к рукопашному бою не знал никто, по крайней мере никто из оставшихся в живых. Для того чтобы скрывать этот талант, приходилось идти на серьезные жертвы — ради этого он расстался со своими учителями боевых искусств. Тактика Валентина строилась на том, что противники недооценивали его.

Он подошел к уцелевшему бандиту и презрительно улыбнулся. От этой улыбки «демон» вздрогнул и еще сильнее прижался к стене, но пути к отступлению у него не было.

— Я прикончил одиннадцать человек за три минуты, — равнодушно сказал Валентин. — Из тех, кто не сражается на арене, на такое способны всего трое, и я один из них. Вы, наверное, рассчитывали на другой исход, но жизнь — непредсказуемая штука, правда? Скажу честно, вы меня разозлили. Мой приятель Георгиос мертв, мое утро испорчено, мою одежду можно выбрасывать. Единственная причина, из-за которой я пока не убил тебя, — это информация, которую ты можешь мне сообщить. Кто-то сел мне на хвост, и ты должен сказать, кто это. Если ты обманешь мои ожидания, я вымещу на тебе всю злость, и ты еще удивишься, насколько я изобретателен в гневе. Ну что, будешь говорить?

«Демон» сплюнул себе под ноги сгусток крови и пощупал языком свежую ранку от выбитого зуба. Он не мог смотреть в глаза Валентину. Это слишком давило ему на психику.

— Я не знаю их имен. Они нам не представлялись, а мы в таких случаях не спрашиваем об этом. Мы даже не видели лиц: они были спрятаны под голографическими масками. Единственное, что я знаю, — это были мужчина и женщина. Молодые, богатые, надменные — судя по разговору, такие же аристократы, как и ты. Но они оставили нам кое-что… кое-что такое, что может тебя заинтересовать. Вот здесь, в моем кошельке.

Он нерешительно кивнул в ту сторону, где на полу валялся его поясной кошелек. Кошелек был плотно набит и завязан тесемками. Валентин нагнулся, поднял его двумя пальцами и бросил на колени бандиту. «Демон» болезненно вздрогнул. Валентин улыбнулся:

— Открывай. Но не делай при этом резких движений. Не дай Бог там окажется взрывчатка!

«Демон» мрачно улыбнулся и дрожащими пальцами здоровой руки развязал тесемки. Его бледное лицо покрылось красноватыми пятнами, было заметно, что он тяжело переживает выход из наркотической эйфории. Валентин бесстрастно наблюдал за ним. Если не имеешь опыта, не надо экспериментировать с такими препаратами.

Валентин оглянулся и посмотрел на входную дверь. После того как он вошел в лавку, кто-то из «демонов» включил на ее стеклянной поверхности светящуюся надпись «Закрыто». Эта надпись да и скоротечность драки были гарантией, что сюда не заглянут посторонние люди. Но если надпись будет гореть слишком долго, кто-то из прохожих, особенно люди с положением, увидев ее, заподозрят что-нибудь неладное. Кое-кто мог бы даже пнуть дверь ногой — сам Валентин поступил бы именно так. Естественно, он бы меньше всего хотел, чтобы его увидели здесь среди трупов, перепачканного кровью. Этому трудно найти правдоподобное объяснение, еще труднее замести следы такой схватки. Власти будут требовать солидной «подмазки», а отец просто придет в ярость. Валентин поморщился. Нет, так не пойдет.

Тут он поймал себя на мысли, что бандит чересчур долго возится со своим кошельком. В нетерпении он шагнул вперед, а потом замер как вкопанный: бандит развязал кошелек и достал оттуда миниатюрный дисраптер. В мозгу Валентина лихорадочно забегали мысли. Импульсное оружие разом меняло соотношение сил. Уличный хулиган не мог раздобыть дисраптер по официальным каналам. Более того, за ношение такого оружия ему грозила смертная казнь.

Но дисраптер в руках «демона» оставался реальностью, и это значило, что люди, нанявшие банду для расправы с Валентином, были аристократами. Валентин мысленно перебрал стимулирующие препараты, которые он взял с собой. Наиболее действенные он уже употребил, а кроме того, бандит сразу бы выстрелил, потянись он к своей заветной серебряной табакерке. Можно было просто прыгнуть на злодея, понадеявшись, что рефлексы «демона» были далеко не в лучшем состоянии. Конечно, он мог бы поплатиться за такую попытку жизнью. Оценив ситуацию, он решил не двигаться и положиться на счастливый случай.

«Демон» едва ли мог промахнуться с такого расстояния, все, что от него требовалось, — это держать оружие более или менее твердо. В его глазах горел дикий огонь, который совсем не нравился Валентину. Но он все же понял, что если бы бандит хотел убить его, то сделал бы это без промедления. Дисраптер был при нем и во время драки, однако он почему-то им не воспользовался. И тут Валентин увидел, как «демон» медленно повернул дисраптер к себе стволом, его лицо исказилось гримасой ужаса и удивления. Он приставил ствол дисраптера к своему собственному лбу и надавил на гашетку. Раздался залп, череп несчастного разлетелся на части, кровь и мозг забрызгали все помещение. Валентин тихо выругался. Ему стало совершенно ясно, что «демон» был запрограммирован на самоубийство нанявшими его незнакомцами — так гарантировалось сохранение тайны. Это давало возможность сделать кое-какие выводы. Во-первых, это означало, что наниматели банды имели доступ к биотехнологии. Во-вторых, что «демон» знал кое-что такое, что не подлежало разглашению. Вытирая надушенным носовым платком свежие капли крови со своего лба, Валентин улыбнулся. В общем-то, он уже вычислил тех, кому потребовались услуги «демонов». Это не мог быть никто другой, кроме…

Пройдя через заднюю дверь кондитерской, он мог попасть в жилые комнаты, где можно было бы найти плащ для прикрытия своей испачканной одежды. Перед встречей с родственниками следовало переодеться. Он не любил лишних вопросов, да и к тому же аккуратность в одежде была требованием его натуры. Он не позволял себе изменять своему имиджу. Его взгляд упал на мертвые тела, в беспорядке лежавшие на полу. Бедный Георгиос…

«Дорогие мои братец и сестрица… Что же мне с вами делать?»

Дэниэл и Стефания Вольф, брат и сестра Валентина, нетерпеливо ждали важных известий, сидя в своей личной ложе у самого края арены. Она была такого же размера, как и все здешние ложи, но отличалась таким комфортом и роскошью, которые указывали на исключительное богатство и могущественное положение ее владельцев. Песок ристалища лежал всего тремя метрами ниже, и сидящие в ложе зрители могли видеть смертельные поединки во всех подробностях. На случай непредвиденных обстоятельств ложа была защищена индивидуальным силовым экраном.

Сложив руки на груди, Стефания нетерпеливо мерила ложу шагами. Дэниэл стоял, опершись на парапет, и хмуро оглядывал пустую пока арену. Зрители только начинали стекаться сюда, медленно заполняя соты длинных рядов, но до начала боев было еще далеко. Аристократы никогда не появлялись в своих ложах так рано. В обычной ситуации здесь не появились бы и Вольфы, но информацию, которую они ждали, нужно было выслушать без помех и лишних свидетелей. Прежде всего они не хотели, чтобы желанная новость была сообщена им в присутствии отца.

Дэниэл был самым младшим в роду Вольфов, ему лишь недавно минуло двадцать лет. Крупным, даже громоздким телосложением он напоминал своего отца, но, в отличие от него, не обладал ни развитой мускулатурой, ни горделивой осанкой. Он слишком долго был по-детски неуклюж, пока отец своими пинками и затрещинами не выбил из него это. В результате он даже сейчас старался не делать лишних движений, а если и делал что-то, то с заметным старанием и напряжением. Еще больших усилий ему стоило избавиться от заикания. В соответствии с последней модой его волосы были окрашены мерцающей бронзовой краской с серебристыми вкраплениями, но по настоянию отца ему пришлось надеть строгий официальный костюм, который был нормой для членов знатного семейства на публике. Эта одежда была темной, скучной, просто скроенной и совершенно не шла Дэниэлу. Он часто жалел, что не обладает характером Валентина и не может открыто перечить отцу. Страдать от неосуществимых амбиций было в его характере, из-за чего он то и дело попадал в незавидное положение.

Нередко это случалось и по вине его сестры.

Стефания Вольф, средний ребенок в семье, сильно напоминала свою мать. Она была высокая, нескладная, с непослушными, висевшими словно крысиные хвостики, волосами, не становившимися лучше при любой прическе. В ее костистой фигуре чувствовалась затаенная энергия, готовая выплеснуться в самую неподходящую минуту. Ей было двадцать четыре года. Находились льстецы, которые называли ее лицо милым; косметика почти не изменяла его в худшую или лучшую сторону. Мальчишеские замашки она не оставила даже в том возрасте, когда бы ей больше пристала мягкая и соблазнительная женственность. В юности Стефанию водили во многие салоны красоты, где она могла бы радикально изменить свою внешность, но в конце концов ее природное упрямство взяло верх, и она осталась со своим естественным лицом и фигурой. Аристократы устанавливали вкусы в обществе, но не всегда следовали им. Впрочем, внешность и манера поведения Стефании не были предметом обсуждения. Во-первых, она была из рода Вольфов, а во-вторых, при ней всегда находился Дэниэл, готовый в любую минуту вызвать на дуэль того, кто мог неподобающе отозваться о внешности сестры.

Дэниэл и Стефания Вольф. Брат и сестра. Их связывали любовь, взгляды на жизнь и непомерные амбиции. Богатые, молодые, знатные, они хотели бы иметь целый мир у своих ног, но мир этот был не так просто устроен. Будучи младшими детьми в семье, они не могли рассчитывать на серьезную долю в отцовском наследстве, пока был жив Валентин. Но они были прагматичными, целеустремленными, они были детьми своего времени. Именно поэтому Валентин то и дело стал попадать в сложные ситуации. Проще всего было нанять киллеров, но Дэниэл и Стефания были не настолько глупы. Если бы Валентин погиб насильственной или вызвавшей подозрения смертью, имперский суд первым же делом устроил бы допрос брата и сестры с помощью экстрасенса. Признание их виновными означало бы смертную казнь, невзирая на все заслуги и привилегии рода. Если же попытка не увенчалась бы успехом, их бы просто подняли на смех, а потом подвергли всеобщему презрению. Именно поэтому они стали подстраивать несчастные случаи — на первый взгляд, совершенно непреднамеренные, — в результате которых Валентин мог быть искалечен и впоследствии признан недееспособным. Лишение его права на наследство автоматически делало наследниками Дэниэла и Стефанию. Конечно, если бы ниточки от этих несчастных случаев протянулись к брату и сестре, им пришлось бы заплатить колоссальную компенсацию, но, по правде говоря, игра стоила свеч. К тому же игра без риска — это не игра. Для Дэниэла и Стефании состояние азарта и чувство риска были не менее важны, чем получение долгожданных прав на наследство.

Хотя, признаться честно, они не всегда выдерживали напряжение этой игры. Стефании стоило немалых усилий заставить себя успокоиться и сесть в кресло, поставленное молчаливыми и незаметно наблюдавшими за ними охранниками. Дэниэл и Стефания убедились, что охрана находится на почтительном расстоянии и не услышит их разговор, и больше не обращали на нее внимания. Охрана была с ними всюду, куда бы они ни пошли, — такова жизнь аристократов. Дэниэл взглянул на сестру и улыбнулся:

— Пора… Ты уже протоптала дорожку на ковре. Но я считаю, нам не надо давать понять дорогому папочке, что мы из-за чего-то очень нервничаем, правда?

Стефания ответила ему елейной улыбкой.

— Забудь про свой сарказм, Дэнни. У тебя нет природных способностей к иронии. Для этого требуется ум и легкость, то есть то, чего тебе явно не хватает. Скорее всего, отец вот-вот будет здесь и, я надеюсь, принесет нам известие о несчастье, постигшем нашего брата. Когда он будет рассказывать об этом, старайся не переигрывать. Если кого-то и будут подозревать, то, конечно, нас, но все же не надо подставлять ступеньку нашим недругам. Не пытайся изображать удивление, будь слегка угрюмым и доверь мне вести все разговоры.

— Конечно, Стеф. Разве я когда-нибудь возражал тебе? Но возможно, что Валентин уже мертв. Если все пошло не так, как мы планировали…

— Я не вижу причин волноваться. Мы учли все возможные варианты. Нет, если бы он погиб, мы бы узнали об этом. Отец бы уже поделился с нами этой новостью. А если не он, то охранник, слуга или кто-то другой. Такие новости не скроешь.

— Говори потише, Стеф. Да, конечно, ты права. Наш дорогой Валентин, скорее всего, уже валяется где-нибудь в полутемном переулке, как мешок, с переломанными костями.

— Да, скорее всего, так. — Стефания сделала медленный вдох и выдох. — Ты проверял дисраптер?

— Конечно! Я лично удалил все номера и метки с него. Сейчас никто не может заподозрить, что след от него ведет к нам.

— Все же это оружие не дает мне покоя. Это явная улика, подтверждающая, что уличная банда действовала не по собственной инициативе.

— Я уверен, что никто из бандитов не доживет до расследования. Именно дисраптер и подсознательное внушение спрячут концы в воду.

Стефания откинулась на спинку кресла.

— Валентин даже не узнает, кто нанес ему этот сокрушительный удар. Возможно, врачи поставят его на ноги, но после этого инцидента возникнут серьезные сомнения в его правоспособности. Еще один несчастный случай — и он превратится в ходячий труп. А потом мы наконец найдем способ и вовсе избавиться от этого несчастного калеки и сможем открыто управлять всеми делами нашего клана.

— Да, но если Констанция родит отцу ребенка?

— О, конечно! Наша милая мачеха… Если она сделает такой подарок папочке, то он поспешит распорядиться наследством в его пользу. Но не забывай, что я подкупила слугу, который дегустирует блюда на кухне, и он не обращает внимания на противозачаточные препараты, которые я добавляю в еду Констанции. После этого скорее отец забеременеет, чем она.

Дэниэл внимательно посмотрел на сестру:

— А что, если слуга предаст нас?

— Он не сделает этого… Он не сможет предать нас, потому что подставит сам себя. Он должен был бежать к отцу, когда я проделала это в первый раз. Но соблазн получить хорошие деньги был слишком велик. И кроме того, у нас есть дополнительная страховка. Какое-то время я стала добавлять в его собственную пищу наркотики, которые теперь он просто вымаливает у меня. И я его единственный поставщик. — Она тихо рассмеялась. — Он проверяет все блюда, кроме тех, которые ест сам. Так что перестань нервничать, Дэниэл. Я все предусмотрела.

Дэниэл с уважением посмотрел на сестру:

— Тебя просто невозможно обхитрить. Когда мы встанем во главе клана, у нас не будет проблем.

Стефания ответила ему самодовольной улыбкой:

— С моим умом и твоими кулаками мы сможем все, Дэнни, будь в этом уверен.

Тут они оба замолчали: за дверью ложи послышались приближающиеся шаги. У дверей засуетились охранники. Дэниэл и Стефания едва успели встать с кресел и принять безразличный вид, как в ложе в сопровождении молодой жены появился Якоб Вольф. Судя по выражению лица, он был в скверном расположении духа, его густые брови были нахмурены. Не проронив ни слова, дети почтительно поклонились. Не вызывало сомнений, что старый Якоб Вольф был просто вне себя и готов обрушить свой гнев на первого встречного. Дэниэл поклонился и мачехе, Стефания коротко кивнула ей. Констанция Вольф одарила обоих детей своего мужа вежливой улыбкой.

Констанции было всего семнадцать лет, но она уже слыла первой красавицей в центре Империи, там, где красивые женщины вовсе не были редкостью. Высокая, белокурая, идеально сложенная, она вся дышала здоровьем и женской притягательностью. Одного взгляда на нее было достаточно, чтобы в мужчине забурлила кровь. Якоб Вольф сумел заполучить ее в жены, попросту запугав одних претендентов на ее руку и расправившись на дуэли с другими.

Он всячески старался поддерживать традиции. Что касается Констанции, то она, похоже, была удовлетворена этим выбором, благодаря которому стала одной из самых знатных женщин Голгофы и получила право участвовать в делах клана Вольфов наряду со своим мужем. Три отпрыска Якоба Вольфа с разной степенью озабоченности относились к ее взлету и всевозрастающему влиянию. Якоб понимал, что происходит в его семье, но предпочитал молчать. Право выяснять отношения между детьми и мачехой он предоставлял им самим. До тех пор, пока они сохраняли в его присутствии вежливость и не вступали в открытые склоки, он не обращал на них внимания.

Он неожиданно резко повернулся и смерил всех троих членов своей семьи испытующим взглядом:

— Сегодня погиб старый Саммерайл. Его убил в поединке собственный внук, этот паршивый мальчишка. Такой старинный род — и обесчещен!

Дэниэл сухо улыбнулся:

— Для всех приходит свой день, батюшка. Старики должны уступить дорогу молодым. Это в порядке вещей.

Вольф смерил его презрительным взглядом:

— Если бы ты когда-нибудь поднял на меня руку, мальчик, я бы отсек ее тебе по самый локоть. Или ты считаешь, что уже способен возглавить наш род?

— Конечно, нет, батюшка. Пока еще нет…

— И никогда не будешь способен, пока в голове у тебя не заведется порядок. Но я все-таки сделаю из тебя мужчину, несмотря на все происки твоей сестры.

— Разве это так? — вступила в разговор Стефания, встав возле брата. — Я просто проявляю заботу о нем.

— Он из рода Вольфов и должен сам заботиться о себе, — оборвал ее Якоб. — Именно так должен вести себя мужчина. Я не смогу все время вытирать ему нос.

— Не будем об этом, — вмешалась в разговор Констанция, недовольно надувая губки и ласково беря мужа за руку. — Тебе надо было жить в прошлом веке, по-другому ты не умеешь. Сегодня такой хороший день, а тебе не терпится испортить его ссорами. Мы же хотели кое о чем поговорить в узком семейном кругу, пока не начнутся состязания. Может быть, пора?

— Надо дождаться Валентина, — возразил Вольф. — Сомневаюсь, что он сообщит нам что-нибудь серьезное — разве что адрес своего нового фармацевта? — но он мой старший сын и должен при всем присутствовать. Хотя он и опаздывает. Уже в который раз.

— Да, — подтвердил Дэниэл. — Странно, что бы его могло задержать?

Стефания недовольно поморщилась, но у Дэниэла хватило здравого смысла обойтись без заговорщицких ухмылок. Вместо этого он задумчиво посмотрел на отца, и то же самое сделала Стефания.

Якоб Вольф не раз уже использовал свою личную ложу для обсуждения деликатных проблем. Надежные двери весьма затрудняли установку подслушивающих устройств, а имевшийся в ложе защитный экран предохранял от воздействия биополя. Вольф во всем любил основательность.

Стефания отвернулась от отца и в поисках чего-то, на что можно было переключить внимание, стала смотреть на арену. В это время над ареной на огромном голографическом экране стали воспроизводить крупным планом замедленные эпизоды самых интересных поединков. Экран был предназначен в основном для знатоков и зрителей, смотревших состязания с неудобных мест, — благодаря ему они не упускали самые мелкие детали кровавой бойни. Неожиданно, увлеченная зрелищем, Стефания довольно улыбнулась. Ничто так не горячило кровь, как смертельный поединок. Среди аристократических кланов то и дело находились такие, которые требовали запрета состязаний или, по крайней мере, введения новых, более гуманных правил, но эти прожекты пропадали втуне. Гладиаторские бои не знали себе равных по популярности в Империи и магнитом притягивали людей в любом месте, где был хоть один голографический экран. Если бы кто-то осмелился запретить бои, зрители подняли бы бунт.

Тут ее внимание привлекли чьи-то тяжелые шаги за дверью ложи. У Стефании в груди заколотилось сердце, на щеках выступил предательский румянец. Наконец-то прибыл человек с новостями о Валентине. Предвкушая долгожданный момент, она медленно повернулась и… оказалась лицом к лицу с Валентином, спокойно стоявшим в своей семейной ложе, словно в его жизни ничего не произошло. В какую-то секунду ей показалось, что она теряет сознание, но, бросив быстрый взгляд на Дэниэла, стоявшего со стиснутыми зубами и вытаращенными глазами, она удержала себя в руках. Надо было оставаться спокойной, холодной как лед, набраться духа и как-то выяснить, каковы обстоятельства их провала. Она спокойно поклонилась Валентину, и он ответил ей вежливым кивком головы.