Золотой плен (№2) - Покоренная викингом

— Он снова отправляется на войну, — тихо сказала она. — Он все время отправляется на войну.

— Буря всегда предшествует затишью. Это будет последнее большое сражение Альфреда. Он одержит победу и войдет в историю как единственный король, кого англичане назовут «великим».

— А мы переживем бурю? — спросила Рианон.

Он помедлил с ответом. Сильный порыв ветра обрушился на них, взметнул его волосы и бороду. Гарт, который тихонечко хныкал, успокоился, и казалось, что даже крики матросов и хлопанье парусов стали тише и слабее.

— Мы должны ее пережить! — Это все, что он сказал.

Потом Мергвин тоже поднялся и зашагал на нос. Оставшись одна, Рианон прижала Гарта ближе к сердцу и попыталась подавить дрожь, охватившую ее изнутри.

Они пересекали море зимой, и им это удалось превосходно. К наступлению ночи она была в своем доме, ступила на землю Уэссекса. Адела пришла встретить ее, в ее комнате была приготовлена теплая ванна, а подогретый чай с корицей ждал ее на каминной полке. В ту ночь, приняв ванну, накормив Гарта и уложив его спать в крошечной детской, примыкающей к комнате хозяина, она упала на свою кровать и заснула, слишком утомленная, чтобы чувствовать обиду на то, что Эрик не пришел к ней, слишком усталая, чтобы сделать больше, чем успела сделать Дариа.

Дни шли. Рианон волновало, какое впечатление произведет на ее золовку их дом после огромного Дублина. Но Дариа была очарована, а Рианон обрадована и благодарна ей за это.

Приготовления к войне шли полным ходом. В свобод-ном дворе мужчины упражнялись во владении оружием. Кузнецы ковали оружие из стали. По ночам мужчины точили свои мечи. Постоянно приезжали гонцы. Когда наступит весна, Эрик должен встретиться с Альфредом, и они объединенными силами атакуют датчан, под предводительством Гутрума.

Рианон подумала, что невидимая война шла и внутри их дома. Она не могла понять, почему Эрик так долго не возвращается к ней. Гарт рос, и Эрик был доволен младенцем и получал удовольствие от общения с ним, но все же продолжал спать отдельно. Обиженная, она чувствовала, что начинает злиться, и неловкость положения, в котором она находилась, подливала масла в огонь. Если бы Эрик хотел ее, он просто взял бы ее на руки и получил все, что ему было нужно. У нее не достало бы сил отказаться от него. Но она слишком горда, чтобы просить об этом. Ведь он сам обещал, что не оставит ее.

Но с тех пор он даже не прикоснулся к ней.

За февралем пришел март. День, назначенный для выступления в поход, приближался, и она думала, что не перенесет этого. Мергвин был чем-то недоволен и ничего не говорил, и она очень волновалась. Решившись все высказать Эрику прежде, чем он уедет, Рианон вошла в его комнату. Она хотела постучать в дверь, но поскольку она не была заперта, то распахнулась сама собой. Она увидела, что Эрик принимал ванну, от воды поднимался пар. Но рядом с ним не было мальчика-слуги, а стояла грациозная служанка Юдифь.

Он не слышал ее стука и не видел, что она вошла, потому что его лицо было покрыто подогретым полотенцем, а голова покоилась на краю ванны. Рианон гордо подняла голову и прошла дальше в комнату. Глаза Юдифи расширились при виде нее. Рианон приятно улыбнулась ей и знаком показала, что она может идти, закрыв за собой дверь.

— Эй, Юдифь, потри-ка мне спину! — приказал он.

Рианон пробормотала что-то невнятное в знак согласия и зашла ему за спину, сняв с его лица полотенце. Он пододвинулся вперед, подставляя ей спину. Она проворно терла ему спину, кусая губы, сдерживаясь, чтобы не наброситься на него. При его следующих словах сна остолбенела.

— Ну, теперь, когда ты справилась с моей спиной, можно перейти вперед.

Его голос звучал хрипло, не оставляя сомнения в его намерениях.

— Да, милорд! Я с превеликим удовольствием позабочусь об этом, — бросила она ему в ответ. И, прежде чем он успел что-то ответить, окатила его водой, намочив ему и лицо, и бороду. Развернувшись, она ринулась прочь из комнаты, со слезами на глазах и с яростью в сердце.

— Рианон! — рявкнул он властным тоном. Но она не обратила на него внимания и убежала.

Она сбежала вниз по ступеням, мимо Патрика и Ролло и людей в коридоре, мимо Аделы и Дарии, которые сидели за ткацким станком.

— Рианон! — снова прогремел его голос. Она схватила свой темный плащ у дверей и побежала к конюшням. Промчавшись мимо конюхов, она взнуздала лошадь, забралась ей на спину, не надев седла, а потом галопом проскакала мимо часовых у ворот.

Она не знала, куда едет. Она скакала некоторое время, которое показалось ей вечностью, а потом поняла, что нужно дать передохнуть ее бедной лошади. Когда наконец поехала медленнее, то обнаружила, что пошел снег и ночь очень холодная. Вокруг была темнота, и она, знавшая эти места, как свои пять пальцев, почти заблудилась.

Но это не имело значения.

— Черт бы его побрал! — крикнула она ночному ветру. А потом по ее лицу потекли слезы. Она ехала не разбирая дороги и совершенно не ожидала, что ее лошадь вдруг поднимется на дыбы с жалобным ржанием. Рианон не сумела удержаться и соскользнула с нее, упав спиной на землю. От неожиданности она некоторое время продолжала лежать на земле.

И тогда коварное животное, вырвавшись на волю, побежало по направлению к дому, к теплу, к стойлу с сеном.

Поднявшись и потерев ушибленные места, Рианон почувствовала, как ее сердце замерло на мгновение, а потом начала дрожать. Гарт! Сейчас, ночью, он спит, но утром проснется, голодный и плачущий, совсем один. Конечно, они присмотрят за ним. Там были Адела и Дариа, они не допустят, чтобы ему было плохо. В конце концов там есть козье молоко, чтобы он пил…

Она может тут и умереть. Нет, она не умрет, она хочет жить, ей просто нужно идти…

Она услышала топот лошадиных копыт, и через секунду увидела Эрика, появившегося из темноты на большом белом коне. Она быстро утерла слезы и попыталась поправить свои занесенные снегом волосы и одежду. Он остановился перед ней, вглядываясь в нее, и она была уверена, что в его глазах было удовольствие. Как он смеет!

Она двинулась в том направлении, откуда он приехал.

— Рианон!

Она продолжала идти. Он не стал останавливать ее, а шагом следовал за ней верхом.

— Я подумал, может, тебе требуется помощь?

— С чего ты это решил?

— Во-первых, лошадь, которая проскакала мимо без седока…

— А, ну, сначала мне захотелось проехаться. Но, приехав сюда, я поняла, что предпочитаю пройтись, и поэтому я отослала ее домой. Ты тоже можешь оставить меня.

— А это нужно?

— Конечно.

Она не слышала, как он спешился, она не слышала его шагов по снегу, но неожиданно он оказался прямо перед ней и схватил ее на руки. Она стала с ним бороться, но он не обращал внимания на град ее кулаков.

— Ты промокла! Ты заболеешь! — распекал он ее. Через мгновение он посадил ее на лошадь и сел сам. Но все же она продолжала вырываться из его объятий. — Какая тебе разница! — в ярости крикнула она. — Ты найдешь себе забаву, где захочешь.

— У Гарта будет разбито сердце!

— Отпусти меня… викинг, — бросила она ему вызов.

Небеса внезапно разверзлись. Из темноты на них обрушились мириады снежных хлопьев. Эрик сыпал проклятьями, понуждая лошадь двигаться вперед. Теперь Рианон пожалела о своем необдуманном побеге из дома. Они никогда уже туда не вернутся. Теперь густой мокрый снег безжалостно засыпал их.

— Но Эрик и не стремился домой. Некоторое время спустя она поняла, что он направляется в один из небольших охотничьих домиков, которые гнездились в лесу у подножия гор. Он поставил лошадь под навес, спешился и снял с лошади Рианон. Борясь с ветром, он внес ее в домик и вынужден был почти бросить ее, чтобы закрыть за собой дверь. Захлопнув дверь, он прислонился к ней, а во взгляде его голубых глаз Рианон увидела опасный блеск.

— Ну, любовь моя! Вот мы и здесь! Здесь мы проведем ночь в безопасности и тепле, и нас согреет наш собственный огонь!

Она не обращала на него внимания, повернувшись к нему спиной и пытаясь отжать воду с подола. Он шагнул к ней, и она замерла на мгновение, но он прошел мимо, не коснувшись ее. Он подошел к камину в центре комнаты и чертыхнулся, когда складывал сухие дрова и разжигал огонь с помощью кремня и кресала. Тепло было завораживающим. Она не хотела подходить ближе, но не могла справиться с дрожью.

Эрик выпрямился и огляделся. Соломенные тюфяки лежали по углам небольшой комнаты, покрытые меховыми одеялами. Слева от камина стоял большой струганый стол, а на нем рога с напитками. Он подошел к столу и попробовал из первого попавшегося рога. Потом он снова посмотрел на Рианон и пошел к ней. Она сделала шаг назад, и он остановился, а в глазах его появился дьявольский блеск, когда он передавал ей рог:

— Мед. Выпей. Я хочу привести тебя назад живой.

— Не буду!

— Я сказал, выпей!

Она сделала большой глоток меда. Он был теплый и вкусный и, согрев ее горло, наполнил теплом желудок. Она сделала еще один глоток, а потом вручила рог ему назад.

— Любое твое требование будет выполнено, господин мой, — саркастически растягивая слова, произнесла она. — Что-нибудь еще?

— Конечно. Раздевайся.

— Не хочу! — враждебно бросила она со злостью. Но он уже отошел от нее, бросив рог на один тюфяк и стягивая меховое одеяло с другого.

— Может, ты не поняла моих слов? Ты сама снимешь одежду или тебе помочь? Конечно, однажды такое уже было. Я с удовольствием облегчу твою задачу.

— Ты, — выкрикнула она. Ярость захлестнула ее. — Кровавый захватчик, негодяй-викинг! — набросилась она на него.

Улыбаясь, он поймал ее за руку, притягивая ее к себе. Она боролась, стараясь освободиться, и ее плащ остался в его руках. Она отбежала в угол комнаты, но он был уже там, схватив ее. Она била его кулаками в грудь, но он схватил ее за запястья и закинул их ей за голову, обняв ее здесь, в углу. Свободной рукой он сорвал голубое шерстяное платье, а потом и льняную рубашку под ним. Она попыталась лягнуть его коленом, и вся ее злость выплеснулась в крике:

— Мне казалось, что это Юдифь обслуживает тебя спереди, викинг!

Его смех был хриплым, его дыхание на ее щеке теплым и сладким от меда, а его тело было близко к ее телу.

— Рианон. — Он замолчал, потому что она исхитрилась ударить его коленом и сообщила:

— Господин, это все, что я могу сделать для тебя спереди!

Через секунду она уже лежала на тюфяке, отчаянно извиваясь. Она попыталась прикрыть себя тем, что осталось на ней, но он сорвал с нее все с устрашающей силой. Дрожа, она обняла себя руками, а потом ее завернули в мех, согревая ее. Удивленная, она повернулась и увидела, что Эрик сбрасывает с себя промокшую одежду, заворачиваясь в мех сам.

Потом он снова повернулся к ней. Она попыталась ударить его, но он толкнул ее на спину и оседлал ее. У нее на глазах заблестели слезы. Мех еле прикрывал его плечи. Его обнаженная грудь играла мускулами, они были гладкими и блестящими, притягивающими взгляд; долгое время она не видела его таким. Его член покоился у нее на животе и наполнял ее теплом и желанием, и казалось, был причиной того, что какое-то неистовое пламя разгоралось внутри ее. Но теперь, когда он ей нужен так отчаянно, когда она желала его каждый день, каждую минуту, страстно хотела хотя бы прикоснуться к нему, теперь, когда она любила его, он предал ее. Он хотел эту девку, Юдифь.

— Не прикасайся ко мне! — прошипела она, испугавшись, что из ее глаз польются слезы, а ее гордость будет сломлена.

И опять он схватил ее запястья, а потом растянулся на ней. Ее груди коснулись его груди, и ей захотелось, чтобы он накрыл их своими ладонями, чтобы он ласкал их. Его губы приблизились к ее губам, и он прошептал хрипло:

— Как же ты сможешь обслужить меня спереди, если я не буду к тебе прикасаться?

— Пропади ты пропадом!

Он заставил ее замолчать поцелуем. Глубоким, страстным, а потом сладким и нежным. Насилие стало наслаждением. Он украл у нее всю волю и заставил задыхаться от своих медовых поцелуев, и он успокоил бурю своим теплом. Оторвавшись от нее, он снова и снова касался ее губ. Потом из ее глаз полились слезы, она отвернула голову и умоляюще сказала:

— Эрик, не надо!

— Рианон, я понял, что это была ты.

Она встретилась с ним взглядом, ее глаза расширились, в них было недоверие.

— Как ты мог…

— Потому что твой запах невозможно перепутать ни с каким другим. Запах розы. Может, это из-за мыла, которым ты пользуешься, но тебя всегда окружает этот аромат. Я его знаю так же, как знаю цвет твоих волос, оттенок твоих глаз. Я чувствую его, потому что он преследует меня с тех пор, как мы встретились. Он преследует меня даже во сне и зовет меня, когда тебя нет со мной. Он обволакивает меня, как твои мягкие волосы, когда мы вместе. Такого запаха нет ни у одной женщины.

— Но… Эрик, она была в твоей комнате, когда ты принимал ванну!

— Она принесла полотенца. Любовь моя, она же служанка в нашем доме.

— А ты… — Она прервалась, а потом глубоко вздохнула. — Ты так отдалился от меня!

— Я боялся повредить тебе и ребенку.

— Но ведь столько времени прошло!

— Рианон, ты же сказала мне, что роды были трудными. Я подумал, что некоторое время мне нужно держаться от тебя подальше. А потом… ну, ты ведь не предложила, чтобы я вернулся.

Она облизнула губы, вглядываясь в его глаза.

— Потому что я думала, что стала тебе не нужна!

— Ты хочешь, чтобы все было по-прежнему? Она вздохнула, боясь и желая поверить в нежность его взгляда.

— Ох, Боже мой! — выдохнула она. — Я не верю, что могу сказать это викингу! Да… да… я хочу, чтобы все было по-прежнему… я хочу… тебя… я… — Она замолчала, дрожа, а потом почувствовала его призывное тепло и все, о чем она так долго мечтала — тяжесть его бедер, стук сердца в груди, жар его тела на ней. И черты его лица, красивого и сильного, его глаза… такие бесконечно синие, такие нежные, когда он смотрит на нее. Она осмелилась прошептать:

— Я хочу тебя, Эрик. Очень сильно. Я люблю тебя. Эрик удивился этим сказанным шепотом словам, вглядываясь в нее с изумлением и любовью. Ее глаза были влажны от слез и блестели в отблесках огня серебряно-голубым светом, обрамленные красивыми густыми темными ресницами. Ее волосы, сияя, обрамляли ее наготу и вились по меху, покрывая все вокруг локонами цвета огня. Ее губы были сладкими, как мед, лицо порозовело, а тело было гораздо прекраснее, чем то, что манило его в длинные ночи одиночества. Ее груди несколько увеличились и стали более тугими, ее соски были темно-розовыми и набухли от желания. И она шептала, что любит его…

— Клянусь Господом, я так боялся! — сказал он ей. — Боялся, что потерял ту малость, которой я обладал, когда погиб Рауен. Я могу взять верх над мужчиной, ты знаешь, но не над воспоминанием. Я думал, что его тень будет между нами, и я ждал, но я… — Он замолчал, и ее глаза смотрели на него с немым вопросом. — Я так боялся полюбить тебя, Рианон. Любовь делает человека уязвимым. Это такое сильное оружие. И я боролся с ней, и не знаю, когда она победила меня, но знаю, что я проиграл это сражение. Может быть, оно было проиграно с самого начала, с того дня, когда я увидел тебя на стене. А может быть, когда я поймал тебя в доме. Или когда я смотрел, как ты танцевала и соблазняла мужчин в вечер нашей свадьбы. Может быть, это было безрассудство — так хотеть тебя, и когда я добился своего, я пропал навсегда. Я не знаю, как это произошло со мной. Но, жена моя, я тоже люблю тебя всем сердцем, всей своей душой, сильнее жизни.

— Эрик, — прошептала она, и слезы полились по ее щекам, она говорила так быстро, что он с трудом понимал ее. — Я полюбила тебя гораздо раньше, еще до смерти Рауена. Он был дорог мне, я горевала о его смерти, но ты заменил его в моей душе еще раньше. Я не могу понять, как я могла любить тебя, если ты постоянно командовал мной, так надменно и требовательно.

— Надменно?

— Конечно. — Она засмеялась, и тогда, позабыв все, что хотела сказать, она прошептала:

— О Эрик, неужели это правда?

— Я знаю, что ты — моя жизнь и что я люблю тебя сверх всякого разумения и без видимой причины! — прошептал он.

Потом у него вырвался легкий стон, он провел рукой по ее щекам и сказал:

— Я все время смотрел на своего сына, когда он был у твоей груди, и мне так хотелось прильнуть к ней самому!

Он снова поцеловал ее губы, а потом нашел ее грудь, пробуя ее на вкус, лаская ее. Она застонала от удовольствия, обняв его золотоволосую голову. По-том он приподнялся и прошептал, что любит ее глаза, и нежный беспорядок ее волос, и прекрасные выпуклости ее грудей. Он упал на нее, гладя ее, возбуждая ее, и снова приподнимался, чтобы шептать нежные слова, напоминая ей снова, что он любит ее, и, шепча эти слова, он гладит, и дразнил, и ласкал ее, и возбуждал поцелуями и прикосновением своего голодного от страсти языка ее бедра, ее плоть, ее самые сокровенные секретные места. Она в свою очередь приподнялась и обняла его, и его ласкал ее шепот, и мягкие, ароматные завитки ее волос. Она смело касалась, гладила и изучала его, ласково уверяя, что рада служить и повиноваться ему во всем, что она с удовольствием обслужит его спереди со знанием дела, а потом стала доказывать, что это было правдой. Он засмеялся, пока у него не перехватило дыхание, и он крепко прижал ее, подложив под себя. Перед горящим камином они продолжали обмениваться словами любви и клятвами, и между ними возникло новое чувство, чувство удивления их любви.

Поздно ночью, обнимаясь и прислушиваясь к падающему снегу и треску огня в камине, они касались друг друга снова и снова, и снова и снова занимались любовью, а потом Рианон забеспокоилась о сыне. Эрик был уверен, что с ним будет все в порядке до утра и что волноваться не о чем, потому что все знают, что Эрик поехал за ней.

— И они знают, что все будет в порядке, потому что ты непобедимый? — спросила она вызывающе. Он засмеялся.

— Да, возможно.

— Ты очень самоуверен.

— И всегда буду, боюсь. Тебе это очень не нравится? Она вздохнула в притворном смирении.

— Мне придется с этим смириться.

— Правда? А мне придется смириться с тем, что ты, любовь моя, своевольна, горда и норовиста и мне всю жизнь придется носить на бедре шрам от твоей стрелы.

— Ты — требовательный, деспотичный и, кроме того, самонадеянный, — напомнила она ему, нежно проводя пальцем по его шраму и уверяя его с улыбкой, что проведет с ним много ночей, искупая свою вину. Потом они снова обнимались и любили друг друга опять и опять, пока не погрузились наконец в ленивую полудрему.

Наступил рассвет, и она повернулась к нему и сказала взволнованно:

— Эрик, я не предавала ни тебя, ни Альфреда. Клянусь. Он — мой король и был моим опекуном, я люблю его и никогда не предам его. И тебя я тоже не предавала.

Он взял ее руку и поцеловал.

— Не нужно, любовь моя, я это знаю.

Он больше ничего не сказал, но воспоминания перенесли его в тот день, когда Рауен был еще жив и вместе с ним сражался с датчанами, а потом увидел его мертвым, лежащим на земле, и вспомнил кинжал.

Он придвинул ее к себе и поцеловал в лоб.

— Я знаю, любовь моя, я знаю.

Через несколько минут они поднялись, и он надел на нее свой плащ и завернул в мех. Они вышли наружу и увидели, что снегопад прекратился, и земля была покрыта прекрасным белым покрывалом. Они сели на белого коня, и огромное животное повезло их домой.

Время летело стремительно, и Рианон страдала от мысли, что Эрик скоро покинет ее. Ночами она молила Бога о том, чтобы время остановилось и прекрасное настоящее не сменялось будущим.

Тем не менее, в светлое весеннее утро они собрались во дворе, провожая мужчин в поход. Рианон с Гартом на руках, Адела и Дариа рядом с ней. Эрик подошел к ней, ведя под уздцы белого коня. Кольчуга прикрывала его грудь, плащ с гербом спускался с плеч. На голове у него был шлем, и поднятое забрало позволяло видеть притягательную синеву его глаз. Она затрепетала, подумав, как глубоко и нежно она любит его и как он прекрасен, даже собираясь на войну.

Он снял шлем, подойдя к ней. Нежно поцеловал сына, а потом вручил младенца сестре. Он взял Рианон за руки и поцеловал ее долгим и нежным поцелуем так, что ее сердце чуть не разорвалось.

Она задрожала, когда он отошел от нее. Ему грозила большая опасность. Мергвин не приплыл бы с ними сюда, если бы не знал, что ему грозит опасность. Она не должна его отпускать.

— Эрик…

— Все скоро закончится, и не успеешь глазом моргнуть, как я вернусь домой, любовь моя.

— Нет, — прошептала она отчаянно.

— Я вернусь. Я сказал, так и будет, так и должно быть, — заверил он ее с нежной улыбкой.

— Если только…

— Что? — спросил он.

Она покачала головой и вздернула подбородок. Она не будет расстраивать его перед походом своими слезами.

— Да хранит тебя Господь, любовь моя! Бог и все божества древних викингов! Он еще раз крепко обнял ее.

— С тобой все будет хорошо, и ты будешь в безопасности. Патрик остается охранять тебя. Дариа будет с тобой и Адела. Смотри за нашим сыном, миледи.

— Хорошо.

— И Мергвин остается здесь.

— Мергвин? — Она удивленно отстранилась от него. — Мергвин остается здесь? Он не едет с вами?

— Он хочет остаться с тобой. Он очень стар. Я бы не хотел, чтобы он настаивал на участии в походе.

Она кивнула головой и похолодела. Но все же попыталась улыбнуться.

Мергвин не считает, что Эрику будет грозить опасность. Он думает, что опасность будет грозить ей.

Она снова поцеловала Эрика — страстно, тепло и нежно. И когда он прошептал, что должен идти, они с трудом оторвались друг от друга. Она смотрела, как он, блестя доспехами, садился на коня, и заставила себя улыбнуться и махать ему вслед, пока он не скрылся из виду.

Потом, глотая рыдания, она повернулась и побежала в свою комнату, в их комнату, и там проплакала, пока все ее слезы не кончились.

Лежа там, она молилась за них обоих.

— Господи, храни его, помоги ему! Не оставляй его! И, молю тебя, Боже, не оставляй и меня!

ГЛАВА 18

Битва была быстротечной и беспощадной.

Вскоре они загнали датчан в Лондон и в течение нескольких последующих дней яростно сражались в стенах старого города. Альфред был решителен и бился как одержимый. Но потом события, которые произошли за время отсутствия Эрика, привели его в тяжелое положение.

Гутрум подписал договор, согласно которому ему следовало уйти в Восточную Англию, но известие об осаде Рочестера, по-видимому, так переполнило чашу его терпения, что он снова был вовлечен в борьбу. Альфред послал все суда, бывшие в его распоряжении, включая и корабли Эрика, против флота Гутрума на Темзе и одержал победу, захватив и флот, и добычу. Но, поскольку он приказал своему войску отправляться домой, датчане напали на его тяжелогруженые корабли и отвоевали все, что потеряли, и даже более того.

Они ушли в глубь страны, таща с собой награбленное. Альфред приказал сжечь бесчисленные деревни и города, и произошло великое кровопролитие. Король требовал абсолютного подчинения от своих подданных.

Теперь Эрик сидел верхом на Александре и вглядывался в руины Лондона. Это были обугленные руины. Люди на телегах увозили трупы, среди развалин бродили женщины и дети в поисках пропитания.

«Если теперь не случится ничего непредвиденного, — подумал устало Эрик, — война на этом окончена». И он снова уцелел: и он, и Ролло, и многие его люди. Альфред простил ему, что он уехал в Ирландию, и Эрик чувствовал себя обязанным вступать в любое сражение, не щадя ни себя, ни своих воинов. Он привык к войне — в этом была его жизнь. Но сегодня ему было больно смотреть на кровь и опустошения, и он от всего сердца радовался тому, что может через несколько дней уехать домой. Домой…

Должен быть заключен новый мирный договор. Писцы уже трудились над ним. Гутрум, лукавый датчанин, тоже умудрился выжить в бою.

Англия должна быть поделена на две части. Граница пройдет по реке Темзе, по реке Ли до ее истока, до Бедфорда, и наконец по Ауз до Вотлинг-стрит. Датчанам отойдет Эссекс, Восточная Англия, центральные графства на Востоке и земли к северу от Гамбера. На Юге будет править Альфред, и никто не будет оспаривать его верховную власть.

Настанет мир. Если только он сможет продлиться долго…

Он повернул лошадь и поехал в направлении множества палаток на окраине города.

Он заспешил, когда услышал крики, лязг мечей, и пустил лошадь галопом. Среди деревьев он нашел группу своих воинов и нескольких человек из ближайшего окружения короля, неистово сражавшихся с каким-то отрядом датчан. Он быстро выхватил меч и ринулся в бой. Эрик прорубал путь к Ролло, и, встав спиной к спине, они образовали смертоносную рубящую машину.

— Ради холмов Вальхаллы, — прорычал Ролло. — Что это? В самый день подписания мирного договора?

— Я не знаю! — прокричал Эрик.

Да в тот момент он не мог ни о чем думать. Враги подступали с обеих сторон одновременно, и ему нужна была вся его сила, чтобы спасти себе жизнь. Он споткнулся о чей-то труп, и это спасло ему жизнь, потому что меч, просвистев в воздухе, миновал его голову. Он выпрямился и пронзил своего противника, а потом вдруг увидел, что высоко с холма одинокий всадник наблюдал за ним. Он прищурился, пытаясь в утреннем тумане разглядеть герб на его плаще.

Человек взмахнул рукой. Эрик выругался и прикрылся щитом. Спустя мгновение в щит с огромной силой вонзился кинжал.

Всадник быстро уехал прочь.

Эрик вытащил кинжал. Он был как две капли воды похож на тот, каким был убит Рауен. Они могли принадлежать одному и тому же человеку.

Датчане, которые остались в живых, рассеялись между деревьев. Эрик крикнул Ролло, чтобы тот поймал всадника, а потом сам быстро побежал, отыскивая своего белого коня. Он галопом промчался по просеке, но всадник уже скрылся в неизвестном направлении. Ругаясь на всех языках, которые он знал, Эрик устало возвратился к просеке, где Ролло и остальные собирали раненых.

Юный Ион Винчестер, фаворит короля, наклонился над телом датчанина. Он выпрямился, когда к нему подъехал Эрик.

— Какому договору можем мы верить, если на нас нападают таким образом?

Эдвард Сассекский, друг Иона и бывший приятель Рауена, подошел к Эрику.

— Черт меня, побери, если я что-нибудь понимаю! По-моему, им было наплевать, кто победит, лишь бы пролить побольше крови!

— Для датчан это обычное дело, — горько сказал Ион.

— Не знаю, — сказал Эрик, покачав головой. — Даже для датчан это несколько странно. Люди сражаются ради победы или защищаясь. Зачем же еще?

Никто ничего не ответил. Они подобрали раненых и отправились назад в лагерь. Эрик смыл кровь с лица и рук, переменил одежду и пошел в палатку Альфреда. Король был там, слушая посла от Гутрума, бубнящего условия договора.

— Здесь нет ни слова правды, в этом договоре! — перебил его Эрик.

Альфред посмотрел в его сторону.

— Мы уже направили сообщение об этом Гутруму, обвиняя его в предательстве. Он отказывается брать на себя ответственность за это нападение и прислал мне дочь в заложницы, чтобы подтвердить его правоту.

— Тогда, — холодно сказал Эрик, — предатель среди нас. Кто-то хочет убить меня с того момента, как я сошел на берег. Это началось еще с того, как ваше сообщение не достигло Рианон, и мое войско подверглось жестокой атаке. Потом, когда я отправился воевать с датчанами на Юг, они были предупреждены о моем приближении. Более того, у меня есть причина не верить, что Рауен пал в сражении в Ирландии: он пал от руки убийц, чтобы поссорить меня с женой.

Внезапно в палатку ворвался Ион Винчестерский, облаченный в кольчугу. Его лицо было напряжено.

— Ради всех святых, лорд Дублина! Вы сказали, что Рауен был убит?

Эрик бросил кинжал на королевский стол. Альфред и Ион одновременно шагнули к нему. Ион пропустил короля вперед.

Тогда Альфред вгляделся в кинжал. Боль отразилась на его усталом лице, и он упал в кресло.

— Что случилось? — спросил Ион. Альфред махнул рукой. Ион взял кинжал и взволнованно сказал:

— Это Вильям. Вильям Нотумбрийский. Это его кинжал. Должно быть, произошла какая-то ошибка…

Вильям Нотумбрийский. Конечно, и Вильям, и Аллен, также как Ион и Эдвард, были вхожи в его дом, в дом Рианон, когда Альфред послал им приказ встретить датчан на Юге. Вильям не сопровождал их в Ирландию, но там было много людей из Уэссекса.

— Никакой ошибки нет, — сказал Эрик. — У меня есть два кинжала. Один был вынут из спины Рауена в Ирландии, а другим метили в меня на просеке.

— В Ирландии…

— Найдите человека по имени Гарольд Мерсийский.

Может быть, он прольет свет на эти события, — предложил Эрик.

Альфред вышел из палатки. Он приказал часовому найти Гарольда, а потом он стал мерить шагами холодный земляной пол, заложив руки за спину. Через несколько секунд человек, который рассказал о смерти Рауена в Ирландии, спешил к палатке. Он преклонил колена перед королем.

— Милорд, вы звали меня?

— Встань! — приказал Альфред.

Гарольд встал. Потом его взгляд упал на Эрика и Иона, и он заметно побледнел. Он посмотрел на стол, увидел там кинжал и внезапно в панике оглянулся.

Ион преградил ему путь. Эрик схватил Гарольда за плечо и подтащил к королю.

— Ты служил Вильяму Нотумбрийскому, когда ездил в Ирландию?

— Служил Вильяму? Ну, нет-нет, мой король. Я служил молодому Рауену.

— Ты служил ему? — спросил Эрик холодно. — Или ты убил его за золото, обещанное Вильямом?

Бледность решила его судьбу. Ион с резким мучительным криком шагнул вперед и, обнажив нож, быстро перерезал ему горло.

Альфред отвернулся, но боль и усталость были видны по его сгорбленным плечам.

— Боже мой, Ион, я воевал за эти земли, чтобы дать им закон! А ты здесь и сейчас совершаешь убийство!

— А я с радостью отплатил смертью такому человеку как он! Боже мой, Альфред, ведь это он убил Рауена!

— По приказу Вильяма, — вмешался Эрик. — Я еду в погоню за Вильямом.