Дама червей

Рина быстро и умело отсчитала нужное количество фишек и указала на столик — на внутренней стороне окружности были крупными буквами, белым по красному, обозначены правила игры: «При шестнадцати сдающий обязан добирать, на семнадцати останавливается».

— Благодарю вас, — кивнул он.

— Не за что.

На этом обмен репликами закончился — все начали делать ставки.

Первые карты сдавались в открытую. Выпали семерка, четверка, валет, затем — темноволосому красавцу — туз, и себе тоже туз. Первые трое проиграли сразу же. Темноволосому она сдала валета, себе — даму червей. Все фишки, кроме тех, что принадлежали мужчине, Рина подгребла к себе. Когда банкомет и играющий набирают равное количество очков, считается ничья.

Игра продолжалась. Участники сменяли друг друга. Мужчина с темными волосами и пронзительным взглядом не отходил от стола. Колода кончилась. Рина смешала карты и предложила подснять шикарной матроне, сидевшей за столом. Рина выиграла и улыбнулась, краем уха прислушиваясь к ворчливым замечаниям, которыми супруги, выступающие на пару, нередко обмениваются во время игры.

В какой-то момент Рина заметила, что мужчина больше внимания обращает на нее, чем на карты, хотя пока еще ни разу не проиграл. Время от времени, спрашивая, не нужна ли еще карта, она встречалась с ним взглядом и видела, что раздумывает он чуть больше, чем требуется…

И в мыслях у него вовсе не карты, это видно. Считает он мгновенно.

Над столом витали разнообразные запахи — французские духи, самые дорогие сорта мужского одеколона, — но его запах Рина распознала безошибочно: легкий лосьон после бритья, в котором, впрочем, угадывались иные оттенки, которые у нее сразу начали ассоциироваться с этим человеком. Запахи моря. Запахи земли. Его легко представить себе в роскошно обставленном кабинете, но столь же легко — где-нибудь в лесу или на крохотной шлюпке, когда ветер треплет волосы и разглаживает морщинки под глазами и вокруг рта.

Рина неожиданно уронила карты, чего с ней раньше никогда не случалось. Это дело она знала прекрасно — Тим даже как-то пошутил, что сестричка могла бы стать фокусницей. И тем не менее туз пик выскользнул из длинных пальцев, и ей так и не удалось поймать его на лету — карта мягко спланировала на ковер.

Он поднял карту, и, принимая ее, Рина почувствовала, что краснеет. Поспешно повернувшись к другим игрокам, она извинилась и начала новую сдачу.

Внезапно Рина сообразила, что играет далеко не только в блэкджек, и вообще теряет над собой контроль.

Смущало ее не явное внимание конгрессмена; мужчины всегда искали ее общества, иные просто посидеть-выпить, другие с более серьезными намерениями. Мужчины разные — похотливые старички, мечтательные юнцы. Некоторые отличались привлекательной внешностью и опытом в любовной игре.

Рину это никогда не отталкивало, но и не притягивало. Чаще всего она воспринимала эти заигрывания с легкой насмешкой и некоторой грустью. А ведь так хотелось увлечься всерьез, как здорово было бы встретить мужчину, который мог бы подарить ей хоть одну ночь забвения.

Но сейчас, хотя он ни слова не сказал, ни жеста не сделал, она чувствовала, что ее осторожно, ненавязчиво, но упорно соблазняют, и ей это небезразлично. Карты плохо держались в руках. Она чувствовала, как на шее бьется жилка и, стоило ей поймать его взгляд, как странным образом перехватывало дыхание.

А ведь именно его, как никого другого, ей хотелось любой ценой избегать; это единственный мужчина, напрямую связанный с трагедией, которая в конце концов исчезла с первых полос газет, но навсегда осталась в душе и сердце.

Рина поймала себя на том, что отворачивает длинный шелковый рукав платья и незаметно смотрит на часы. Крупье меняются каждый час, потом возвращаются снова. А чувство такое, будто она играет уже целую вечность. Воздух в казино становился все более жарким и спертым, но мужчина не отрывался от стола, не обращая внимания ни на табачный дым, ни на суету, ни на перешептывания, ни на восклицания, отмечающие время от времени крупный выигрыш.

Пять минут. Осталось только пять минут, а потом ее сменит Ларс.

Бросая на стол очередную карту, она вновь поймала его взгляд. Опять туз. Если бы она была шулером, то лучшей первой карты сдать невозможно.

— Ва-банк, — спокойно сказал он. Выпал король бубен. Блэкджек — двадцать одно. У Рины возникло ощущение, словно в течение нескольких секунд они лишь с помощью взглядов успели обменяться какими-то случайными репликами.

— Снова вы выиграли.

— Я играю ради того, чтобы выигрывать.

— Ну, всем нам приходится время от времени проигрывать.

— Только если мы себе это позволяем. — В его словах послышалось то ли предупреждение, то ли угроза. Не сходи с ума, прикрикнула она на себя. Глупо думать, что тебе угрожают. Или не так уж глупо? Да ведь этот мужчина и сам по себе — угроза. Рина стала вспоминать, что ей приходилось читать о нем. Он был помолвлен, и невеста погибла. Она летела тем самым рейсом…

Карты снова едва не выскользнули у нее из пальцев.

Рина попыталась сосредоточиться на игре, но ничего не получилось. Все, что сразу после трагедии при чтении газет механически запало в память, теперь выплыло наружу. После этого случая он уехал из Вашингтона, но сейчас его переизбрали на второй срок. Газеты намекали на его разгульную жизнь, но он неизменно хранил гордое молчание. Выборы выборами, а в мою частную жизнь, заявлял он, никто не вправе вмешиваться.

Однажды, в разговоре, Тим осторожно заметил, что конгрессмена винить не в чем, это противно всякой логике. Да, понятно, продолжал он, что Рина болезненно реагирует даже на простое упоминание этого имени, ведь оно так остро воскрешает в памяти все, что произошло. Но обвинять его лично… ведь не один же он был тогда в Овальном кабинете; и только Богу ведомы все те обстоятельства, которые ему приходилось учитывать. Пусть так, возражала Рина, однако с Ли Хоком разговаривал именно и только он, и это у него ситуация вышла из-под контроля.

А впрочем, говорила она самой себе, пускай и нет в ее рассуждениях никакой логики. Но сердцу-то как прикажешь? Лучше бы его не было здесь, на яхте. Лучше бы не было рядом — слишком о многом напоминает его присутствие.

Пожалуйста, ну хоть кто-нибудь — помогите. Пожалуйста, пожалуйста, взмолилась про себя Рина, и как раз в этот момент у нее за спиной возник на редкость привлекательный норвежец по имени Ларс Тафтсун.

— Время, Рина, — негромко проговорил он, дружески положив руку ей на плечо.

— Слава Богу, — прошептала она. Доиграв партию, Рина поднялась. От облегчения у нее даже голова слегка закружилась.

— Спасибо, Ларс. — Она двинулась к выходу, а напарник, заняв ее место, принялся за очередную сдачу.

На пороге Рина на секунду задержалась, окинув беглым взглядом сверкающий огнями и украшениями зал. У нее вдруг на секунду перехватило дыхание, и даже сердце остановилось. Конгрессмен Уэллен встал из-за стола и крупными шагами направился к выходу.

Ни себе, ни кому другому Рина не смогла бы объяснить, какая сила заставила ее в этот миг броситься вон, словно убегала она от самой смерти.

От жилища — крохотной каюты — ее отделяло четыре палубы, и ошибка, как впоследствии выяснилось, была уже в том, что Рина сразу же не кинулась вниз. Что-то безошибочно подсказывало ей, что Уэллен следует по пятам, и слепой инстинкт самосохранения взял верх. Не поведет она его в свое убежище. Но дело не только в этом, надо вообще ускользнуть от него, а уж почему это так необходимо — можно разобраться попозже.

На «Сифайр» было четыре гостиные, где пассажирам предлагались всевозможные развлечения. Одна из них под названием «Манхэттен» располагалась на той же палубе, что и казино. Свет здесь был приглушен, что создавало интимную обстановку. Сейчас на сцене должны выступать Джейсон и Мэри — семейный дуэт, легкие песенки. Там, пожалуй, и имеет смысл устроиться, на ходу подумала Рина, можно ведь найти себе место где-нибудь в углу и хоть немного прийти в себя. А то через час снова на работу.

На танцевальной площадке было людно, как, впрочем, и во всей гостиной. Но в дальнем конце имелись свободные места, что Рину вполне устраивало — никто не заметит. Осторожно маневрируя между плотно приставленными друг к другу столиками, Рина прошла на облюбованное место и, облегченно прикрыв глаза, откинулась на мягкую спинку стула.

— Позвольте присоединиться?

Рина изумленно вскинула брови — над ней нависал Уэллен. Руки у него были засунуты в карманы, пиджак расстегнут, и Рине вдруг подумалось, что никогда раньше ей не приходилось видеть, чтобы жилет на мужчине сидел с таким непринужденным изяществом. А угольно-черные глаза его сейчас подернулись какой-то сероватой дымкой.

— Можно предложить вам что-нибудь выпить?

— Спасибо, пожалуй, не стоит. Мне еще работать сегодня. Доналд хочет, чтобы игра шла до самого ужина.

Уэллен сел за столик, и хотя между ними сохранялось некоторое, вполне приличное расстояние, Рину словно обожгло воображаемое прикосновение его колена. Ощущение было шокирующим, но приятным.

— Ясно, ясно. Прекрасно знаю, как затягивает игра. — Он хрипловато рассмеялся, и Рину вновь обдало жаром. — Ладно, спрошу иначе. Можно предложить вам содовой?

Только теперь Рина сообразила, что сделала ошибку. Она думала, что, услышав ее ответ, Уэллен отойдет, но ничего подобного — похоже, прочно устроился. На самом деле надо бы сразу сказать, что она хочет отдохнуть в одиночестве.

— Я, — заговорила Рина, но он уже подозвал официанта.

— Кока-колу, пожалуйста. — Он вопросительно посмотрел на Рину: — Или, может, предпочитаете перье?

— Нет-нет, пусть будет кока, — услышала Рина собственный голос.

Далеко не в первый раз присаживалась она с мужчинами во время таких вот круизов. Небрежно откидывалась на спинку стула, слушала, что ей говорят, рассеянно отвечала. И в какой-то момент, вежливо извинившись, возвращалась на свое рабочее место, или в каюту, или шла еще куда-нибудь. Все просто. Так почему же сейчас ей так не по себе?

Кил устроился поудобнее и, внимательно посмотрев на нее, потянулся во внутренний карман пиджака за сигаретами. Рина машинально отметила сорт и сразу же представила конгрессмена героем рекламного ролика табачной компании. Он сидит на лошади, якобы перегоняя скот. И в джинсах и грубой рубахе выглядит так же естественно, как и сейчас, в темном выходном костюме.

Он протянул ей пачку. Рина вытащила сигарету и, прикуривая, невольно задержала на нем взгляд, особо обратив внимание на руки: Кил как раз прикрывал огонек от сильной струи воздуха — рядом вовсю работал кондиционер. Да, хорошие руки, снова подумала она. Такие и должны быть у мужчины — сильные, уверенные.

Кила не удивило ее молчаливое согласие посидеть вместе: собственно, он ей особо богатого выбора и не оставил. И вот теперь, упорно не отводя от нее глаз, чувствовал, как все сильнее и сильнее захватывает его эта холодная красота. В ней нет никакой подделки. Ни грана претенциозности. И такое удивительное хладнокровие. Она всего лишь терпит твое присутствие, с легкой иронией подумал Кил, просто мирится с ситуацией, не желая закатывать сцен. — Меня зовут Кил, — спокойно представился он.

— Мне это известно, конгрессмен. — Ответ прозвучал резче, чем Рине хотелось бы. А вообще-то да, она знает этого человека, точно так же, как без труда распознает его легкий акцент. Акцент уроженца Виргинии — его не скроешь от того, кто там, как и она, родился и вырос. Да, я знаю вас, хотелось крикнуть ей, но она сдержалась. — А я Рина Коллинз. — Она постаралась придать голосу равнодушно-вежливый оттенок.

— Знаю.

Рина вновь посмотрела на Кила, дивясь, чему это он улыбается. Улыбка у него сдержанная, лишь слегка раздвигавшая губы. При этом обнажались зубы — белые, ровные и на редкость красивые, особенно на фоне загорелого лица. Он глубоко затянулся и с шумом выпустил струю дыма.

— Я друг Доналда, — пояснил Кил, — это он мне сказал, как вас зовут.

Рина нахмурилась: с чего это Доналд так разоткровенничался? Неужели он не понимает, что она хочет держаться от этого типа как можно дальше.

— Доналд Флэгерти. Ваш хозяин. — Судя по всему, Кил не так истолковал ее молчание.

— Кто такой Доналд, мне тоже известно. — Рина поспешно опустила ресницы, надеясь скрыть раздражение и сарказм. Ей вовсе не хотелось быть грубой. Доналд — великолепный хозяин, чрезвычайно внимательный к нуждам своих многочисленных служащих; а они, в свою очередь, должны быть так же внимательны к его гостям, как и он сам, не говоря уж о друзьях. Разумеется, он горой встанет за своих работников, если кто их обидит, но сейчас ее вроде никто не обижает.

Однако Рина слишком хорошо знала мужчин: за таким вот естественным, невинным ухаживанием слишком часто стоят животный магнетизм и похоть. И хотя конгрессмен ничего такого себе не позволял и даже в словах его не было ни намека на двусмысленность, Рина видела, что он решил добиться ее. Он молод, здоров, и у него есть определенная репутация.

Не туда вас занесло, конгрессмен, думала Рина. А самое забавное то, что я бы не прочь завести легкую интрижку. Это было бы замечательно. Но только не с вами.

Принесли кока-колу, и, кивнув официанту. Кил вновь с улыбкой посмотрел на нее. Рина не удержалась от искушения в очередной раз осадить его:

— Так говорите, Доналд Флэгерти ваш близкий друг? Но если так, то вам должно быть известно не только мое имя. И тогда вас не удивит, если я скажу, что не хочу иметь с вами ничего общего.

— Да? И почему же? — вежливо осведомился он.

Рина едва не захлебнулась от возмущения и чуть не выплеснула стакан кока-колы ему в лицо.

— Конгрессмен Уэллен, у нас обоих позади ужасная трагедия. Возможно, вам удалось забыть…

Рука стремительно метнулась через стол, и, ощутив на запястье стальной обруч, Рина чуть не вскрикнула от удивления и боли. Остановил ее лишь холодный блеск его глаз.

— Ошибаетесь, миссис Коллинз, ничего я не забыл. Помню все, до последней мелочи.

Завороженная его настойчивым взглядом, по-прежнему ощущая железную хватку, Рина густо покраснела, хотя если уж — как она самой себе дала слово — сохранять спокойствие, то когда же, как не сейчас?

Ей хотелось ответить ему громко и уверенно, но голос ее понизился до едва слышного шепота:

— Тогда зачем же вы загоняете меня в угол?

Кил отпустил ее руку, отвел глаза и уставился на стакан.

— Честно говоря, и сам не знаю, — негромко произнес он, вновь поднимая глаза. — К тому же я пока вовсе не «загнал вас в угол». Но это входит в мои намерения.

— Неужели вы ничего не понимаете?

— А вы?

— Конгрессмен, вы говорите загадками, а у меня сейчас нет никакого настроения отгадывать их. Я уже объяснила, почему не хочу иметь с вами дела. По-моему, все должно быть ясно, а уж вам — более чем кому бы то ни было. Не допускаю, что вы так дурно воспитаны…

— А я не допускаю, что вы так глубоко запрятались в свою раковину, что отказываетесь признать очевидное.

— А именно?

— А то, что нас тянет друг к другу, миссис Коллинз.

— Да неужели? Мне кажется, вы слишком привыкли произносить предвыборные речи.

— А мне так не кажется, Рина, — спокойно сказал он, пропуская все эти колкости мимо ушей. — А еще мне не кажется, что вас так уж тянет затевать политические дебаты. Любые нападки на мою общественную жизнь совершенно безосновательны, и я думаю, с этим вы спорить не будете.

— Политик в белоснежных ризах? — иронически бросила Рина, с трудом удерживаясь от желания вскочить из-за стола и броситься к себе в каюту.

— Политики не носят риз, это просто люди, как и все остальные. Ни на что большее я никогда не претендовал.

Рина наконец справилась с собой и, отхлебнув глоток кока-колы, с грустной улыбкой посмотрела на него:

— Ну что ж, начнем сначала, конгрессмен. Не знаю уж, чего вы добиваетесь, однако о вашей частной жизни что-то слишком много говорят. Вам вовсе нет нужды меня преследовать. У нас здесь на яхте по меньшей мере полдюжины юных красоток, готовых скрасить вам морское путешествие. Ну а мне бы просто не хотелось вас больше видеть. Может, на этом и закончим?

— Нет.

Интересно, как уверенно, как угрожающе может прозвучать одно-единственное слово.

— Конгрессмен…

— Меня зовут Кил.

— Ладно, пусть будет Кил. Так вот, Кил, вы ошибаетесь. Никакого влечения нет. Я вовсе не собираюсь ложиться с вами в постель.

— А разве я хотя бы заикнулся об этом?

— Тогда что же вам от меня нужно? — Рина приложила все усилия, чтобы вопрос прозвучал спокойно, и все равно слова вылились в яростное шипение, о чем она тут же пожалела, увидев, как губы его снова тронула легкая улыбка.

— Достучаться до вас. Заставить поверить своему же чувству.

— Да ведь нет никакого чувства.

— А почему вы так на меня набрасываетесь? Боитесь что ли? Право, я лучше, чем обо мне говорят и пишут. Я вовсе не шастаю в поисках недоступных вдовушек, лишь бы заманить их на ночь к себе в постель.

Рина заставила себя усмехнуться:

— Конгрессмен, вы уклоняетесь в сторону. Честное слово, мне самой не по себе от того, что нет никакого желания провести веселую ночь. Но что поделаешь, чего нет — того нет. Мне нечего предложить вам. Вы проиграете.

— Я готов рискнуть.

— С такими картами вам ничего не светит.

— Не сказал бы. Я умею оценивать свои шансы. И, по-моему, они вовсе недурны. К тому же вы ведь знаете, как я играю. Чаще всего выигрываю.

— Дурацкий какой-то разговор. — Рина резко поднялась из-за стола. — Повторяю, я не хочу иметь с вами ничего общего.

— Ну это у вас вряд ли получится, — на сей раз насмешливо улыбнулся Кил. — Вы работаете на Доналда, а я — один из его лучших друзей.

— Доналд Флэгерти ни за что в жизни не заставит меня тереться подле вас.

— Это верно. Он уж советовал мне держаться подальше.

— В таком случае…

— Путешествие нам предстоит долгое, миссис Коллинз. — Кил поднялся, и ей вновь бросилось в глаза, какой он высокий и как свободно, уверенно держится в любой обстановке. — Увидимся за ужином. — Кил коротко кивнул, повернулся и двинулся сквозь толпу. По пути его остановил какой-то грузный мужчина и спросил, видно, о чем-то важном, уж слишком сосредоточенно он посмотрел на собеседника своими разом потемневшими глазами. Тут же к ним присоединился третий, и разговор — до Рины смутно доносились лишь отдельные слова — пошел по-французски.

Не иначе судьбы мира решаются, криво усмехнулась она, а выходя из гостиной, заметила, сколько же здесь охранников. Неплохая им на этот раз выпала работенка.

Все еще ощущая себя как туго натянутая струна, Рина поспешно направилась в сторону казино. Ловко тасуя карты, Ларс на мгновение отвлекся:

— Только что заходил мистер Флэгерти. Он ждет тебя у себя в каюте.

— Спасибо, Ларс, иду.

Апартаменты босса располагались на прогулочной палубе. Поднявшись наверх, Рина с удовольствием подставила прохладному ветерку разгоряченное лицо. Все паруса, заметила она, были подняты, и действительно, как и говорил Глен, яхта сейчас выглядела на редкость красиво. Несколько матросов сновали между мачтами, натягивая канаты и разворачивая паруса так, чтобы ветер надувал их в полную силу.

Тут же прогуливались две-три пары, явно наслаждавшиеся старинной красотой яхты. Моряки порой окликали их, прося подержать линь. Все было как-то по-домашнему. Да, Доналд прекрасно подготовился к рейсу, с улыбкой подумала Рина. Вот если бы он еще не пригласил некоего конгрессмена, все было бы вообще восхитительно, оставалось бы только наслаждаться морской прогулкой. Впрочем, может, это ей еще не заказано, если только относиться не слишком всерьез к словам этого самого конгрессмена.

Внезапно на какое-то летучее мгновение перед ее внутренним взором возникла его фигура — совершенно обнаженная. Фигура прекрасная — выпуклые мышцы, упругая кожа: воплощенная мужественность. Плечи, грудь, спина — такие же загорелые, как и лицо, такие же твердые, как характер. Мелькнули черные с поволокой глаза, в них угадывалось желание и железная решимость победителя.

— Нет, — вслух проговорила Рина, и мгновенно пробудившаяся память стерла возникшее видение: теперь на месте Кила оказался Пол.

Рина заставила себя встряхнуться, и, сделав еще несколько шагов, отделявших ее от каюты Доналда, уверенно постучала. Но прошлое не отступало. Пол. Кроме него, у нее никого не было, а теперь он мертв. И все равно, даже думать о другом мужчине это… все равно, что изменить.

Рину передернуло. Не может она лечь с другим. Просто не может, и все.

— О Боже…

— Беседа с самой собой, дорогая моя — верный признак старческого маразма.

Рина вздрогнула и, вся залившись краской, заметила, что стучит в уже открытую дверь. Доналд лукаво усмехался, явно наслаждаясь ее смущением.

— Э-э… Доналд… я просто… Словом, прошу прощения. — Рина неловко шагнула в просторную, великолепно обставленную гостиную. — Похоже, я действительно размышляла вслух.

— Угу, — усмехнулся он, закрывая дверь. — Вы что, выпили?

— Всего лишь кока-колу.

— А может, пора чего покрепче?

— Пожалуй, это мысль. — Рина повернулась и посмотрела Доналду прямо в глаза. — Что тут у вас найдется?

— Да все, чего пожелаете. — Доналд подмигнул, указывая на резной бар красного дерева. — Тут есть все, что вашей душе угодно, потому я вас и позвал. Сегодня мы ужинаем здесь в узком кругу.

— Мы? — смущенно переспросила Рина. — Кто эти «мы»? И почему, собственно?

— Сенатор Сэндерс выдвинул идею создания частного фонда в защиту детей. Ну, вот я и пригласил десять самых состоятельных наших гостей.

— И кто же входит в эту десятку?

Рина было вздохнула с облегчением, когда Доналд быстро перечислил девять ничего не говоривших ей имен, но в этот момент он добавил:

— Да, и еще Кил. Во-первых, он сам кое-что внесет, а главное — этот человек и собаку уболтает купить блох.

Услышав это имя, Рина, занятая у бара приготовлением «Кровавой Мэри», явно плеснула в стакан гораздо больше водки, чем следовало бы.

— Вы имеете в виду конгрессмена Уэллена?

Доналд погрузился в столь долгое молчание, что в конце концов ей пришлось поднять глаза.

— Вы ведь виделись с ним? — с некоторым усилием выговорил Доналд.

— М-м, да.

— Рина…

— Слушайте, Доналд, вы ведь и сами с ним разговаривали. Это он мне сказал, что вы вроде советовали ему держаться от меня подальше. Весьма признательна. Ценю ваше участие. Но не стоит беспокоиться: я как-нибудь сама за себя постою. К тому же мне вовсе не хочется вставать между друзьями. Или, скажем, между проектом, который нужен детям, и человеком, способным его осуществить. Так что не надо меня опекать.

Доналд немного помолчал, а потом разразился смехом. Все ли с ним в порядке, удивленно посмотрела на него Рина. Доналд танцующей походкой приблизился к бару и, перегнувшись через стойку, чмокнул ее в щеку.

— Все, больше не сую нос в чужие дела, — усмехнулся он. — Наоборот, готов вас бросить на съедение этому волку.

— Что-что? — поперхнулась Рина. — Это вовсе не входит в мои намерения.

— Зато в мои входит. Посажу-ка я вас, пожалуй, рядом с ним.

— Минуту, минуту, Доналд. Вы же знаете, мне вовсе не нравится этот тип…

— Да бросьте вы. — Доналд помолчал немного, опустил глаза, а когда снова поднял их, Рина увидела, что насмешливое выражение сменилось серьезным. — Самой себе-то не врите. Не он вам не нравится, а тот образ, который вы сами себе придумали. Несправедливо винить Кила, неправильно. Видит Бог, он сам себя осуждает больше, чем заслуживает.

— Ясно, — горько проговорила Рина. — Ясно, вы действительно с ним друзья. Он убедил вас в том, что…

— Да ни в чем он меня не убеждал. Он вообще не любит говорить на эту тему, а уж плакаться и вовсе никому бы не стал. Он на глазах у всей страны принял ответственность на себя. Но послушайте, Рина, ибо мне известно, что такое политика и кто такие политики: поверьте, он не виноват. Или, во всяком случае, виноват не он один. Ведь в кабинете были тогда и другие. Просто именно в его руки передали бомбу замедленного действия. И в этих условиях он сделал все, что мог.

Рина поежилась. Вот и брат говорит то же самое, да только это ничего не меняет. Переговоры вел Кил Уэллен.

— Может быть, но его усилий оказалось недостачно.

— Ладно, покончим с этим, — вздохнул Доналд. — Пусть будет так: он вам не нравится.

— Спасибо. И пожалуйста, отсадите меня подальше от этого волка.

— Ни за что.

— Доналд! — взмолилась Рина.

Он улыбнулся, глядя на нее тепло и задумчиво.

— Пусть так, повторяю, — он вам не нравится. Вы можете даже ненавидеть его. Тем не менее, за какую-то пару часов он добился того, чего ни мне, ни одному из моих знакомых не удалось добиться за долгие месяцы.

— Да ну? — Рина упрямо вскинула подбородок. — И чего же он добился?

— А того, что вы разозлились. Что места себе не находите. Короче, дорогая моя Дама Червей, он вернул вас в круг живых. Поэтому придется все же посадить вас рядом. Так и всем нам будет веселее, и ужин превратится в захватывающее действо!

Глава 3

Еда сама по себе становится чудом, когда ею потчует Доналд Флэгерти. Свежие фрукты сменились муссом из семги; а в качестве основного блюда подали воздушную слойку, испеченную в виде ухмыляющегося поросенка. А когда слойку разрезали, взгляду предстали медальоны из свинины, гарнированные шпинатом. Все это великолепие сопровождалось выдержанным белым бургундским, и, следует признать, Рина во время ужина налегала на вино куда больше, чем обычно. Но и то сказать — Доналду, уж если он что-то вбил себе в голову, перечить трудно, разве что рискуя лишиться места. Рина сидела в конце длинного, покрытого белоснежной скатертью стола, напротив Доналда и рядом с конгрессменом Уэлленом.

Не то чтобы ей приходилось, не закрывая рта, беседовать с ним, в этом смысле основную нагрузку взяла на себя его соседка слева — наследница бумажного магната, Говорили они о чем угодно — от витаминов и минералов до космических программ и были, кажется, вполне довольны друг другом.

Справа от Рины сидел славный, хотя и несколько чопорный английский лорд. На протяжении всего ужина рассказывал ей о своем исследовании, посвященном проблеме опыления летних роз.

Время от времени Рина ловила на себе взгляд Кил Уэллена; судя по искоркам, плясавшим в его глазах, он явно испытывал к ней несколько насмешливое сочувствие любые проявления какового, впрочем, она была готова любой момент пресечь.

Ну не так уж и готова. Нельзя, давая волю своим чувствам, портить Доналду такой замечательный ужин. Кил Уэллен, производивший сегодня — голубая рубашка на груди отделанная плиссе, смокинг, темный галстук — совершенно неотразимое впечатление, не делал ни малейших попыток переключиться на Рину. Но, передав ему бокал мартини с оливкой, Рина долго еще чувствовала на себе его взгляд. Взгляд ненавязчивый, ибо Кил ни на минуту не прерывал светскую беседу с окружающими, но настойчивый. Отворачивайся не отворачивайся, а все равно этот взгляд не отпускает, и где-то внизу, у поясницы, возникает горячая волна и поднимается вверх, и щеки начинают полыхать алым пламенем.

В начале ужина он подвинул ей стул; потом спросил, как ей нравится еда, и, услышав в ответ сухое «благодарю вас, все очень вкусно», с игриво-победоносной улыбкой повернулся к блондинке.

Удивительно, но Рина почувствовала легкий укол ревности. Ощущение неприятное, давно забытое. Брак у нее был прочный, Полу она всегда доверяла. И вот теперь, когда решила про себя, что никогда и никого больше не полюбит, этот тип, с которым Рина совершенно не желает связываться, заставляет ее испытывать весьма болезненные ощущения.

Может, все дело в том, что эта самая наследница так красива и молода? Двадцать пять это не тридцать три, как Рине. Прямо-таки принцесса из сказки. Волосы у нее цвета дутого золота, глаза даже не столько карие, сколько медовые. Платье без бретелек, с разрезами по бокам, так что, стоит перекинуть ногу на ногу, как обнажаются длинные, безупречной формы бедра. В общем — само совершенство, дразнящее своей недоступностью и в то же время на редкость соблазнительное.

Рядом с таким блеском чувствуешь себя стареющей матроной из «Семейства Адамсов». Ощущение, надо сказать, безрадостное. Давно уже Рина не испытывала ревности, а уж когда в последний раз чувствовала угрозу со стороны другой женщины, и вовсе забыла.

— И все-таки мне больше нравятся красные. А вам, миссис Коллинз?

Рина отложила вилку с недоеденным куском свинины и повернулась направо:

— Извините, лорд Невилл, о чем это вы?

— Да о розах же, о розах, моя дорогая. Садовники говорят, что сейчас в моде желтые, а по мне так существуют — и всегда будут существовать — только красные. Согласны?

Согласна ли она? О Боже, да сейчас ей меньше всего дела до каких-то там роз!

— Вы совершенно правы, лорд Невилл. Белые, желтые — они, быть может, очень милы, но поэты с вами наверняка согласятся. Как подумаешь об этих прекрасных строках…

— Вот например: «губы что розы»?

Рина резко обернулась. Кил Уэллен бросил реплику совершенно непринужденно, как оно и положено общественным деятелям, и только голубая искорка, мелькнувшая у него в глазах, свидетельствовала, что он не просто так встрял в разговор.

— Совершенно верно, молодой человек, — живо откликнулся лорд Невилл.

— А вы носите красное, миссис Коллинз? — вежливо осведомился Кил.

— Нечасто, — кратко ответила она.

— А почему, собственно? Впрочем, черное вам тоже очень идет. Вот, скажем, если бы сюда приколоть розу из сада лорда Невилла. — Он неторопливо поднял руку, едва не коснувшись пальцами груди Рины, а потом снова потянулся к стакану. — Или, допустим, вот сюда, в волосы…

Рина заставила себя сдержанно улыбнуться:

— Не сомневаюсь, конгрессмен, что в Капитолии вы демонстрируете образцы красноречия. Слова подбираете на редкость точно.

— Только когда в том есть нужда, миссис Коллинз.

Джоан Кендрик задала Килу какой-то вопрос, и он, извинившись, повернулся к соседке слева. Лорд же Невилл на сей раз заговорил об орхидеях. Рина поймала взгляд Доналда с противоположной стороны стола. Он в приветственном жесте поднял бокал. Она в ответ приподняла свой, продолжая рассеянно прислушиваться к болтовне лорда. Впрочем, тот скоро замолк и, извинившись, повернулся к жене сенатора, сидевшей справа от него.