Дама червей

— Понятно, — прошептала Рина.

Кил поднялся и резко провел рукой по волосам.

— Пора идти. Надо сделать объявление. А там… такое начнется. Я имею в виду, все линии связи будут забиты. Дипломаты и другие важные шишки начнут дозваниваться до своих стран.

У Кила потемнели глаза. Он весь ушел в свои мысли, Рина буквально слышала, как четко и методично заработал его мозг.

Здесь его уже не было. Он вновь готов принимать решения и действовать. Сейчас он уйдет, займется важными и неотложными делами, а ей останется лишь смотреть в окно да умирать со страха.

Интересно, а в тот страшный день, когда разбился «Боинг», он так же себя вел? Так же решительно, так же уверенно? И был так же собран? И глаза такие же — потемневшие, прищуренные?

— Пожалуй, мне лучше вернуться к себе в каюту… — начала Рина.

— Ни в коем случае! — Голос прозвучал, как удар хлыста. С едва сдерживаемой яростью Кил подскочил к ней и схватил за плечи. — Ты останешься здесь, это самое безопасное место. Так хоть о тебе волноваться не придется, мне только этого сейчас не хватает.

— В безопасности? — вскинулась Рина. — Мне ввели сыворотку, вот тебе и вся безопасность, разве не так?

— Слушай, не надо затевать спор. У меня просто нет времени в чем-то тебя убеждать. Короче, ты останешься здесь.

— Но…

— Ну можешь ты хоть раз, просто для разнообразия, помолчать? Набрасываться я на тебя не собираюсь, — с раздражением добавил Кил. — Я и сейчас чертовски устал, а уж вернусь, наверное, вообще без ног.

— Позвольте мне действовать по собственному усмотрению, конгрессмен! — вспыхнула Рина. Очень не хотелось признаваться, что, несмотря на все его уверения, ей страшно. Страшно за Мэри, за Доналда, да и за себя тоже. И за него. И все равно лучше хоть что-то делать, чем весь день сидеть в ожидании! — Представьте себе, что вы не единственный здесь, кому есть чем заняться. Между прочим, я работаю на этом судне, так что могу оказаться полезной.

— Завтра — возможно. Но не сегодня! — отрубил Кил.

— Но пойми же ты, я не могу просто сидеть сложа руки. Хоть что-то…

— Прими душ. Вздремни. Почитай книгу.

— Мне не во что переодеться.

— Бери любую из моих рубашек. И не нервничай. — В голосе его вдруг послышались слегка насмешливые нотки. — Тебе ведь сказано: я сейчас не в настроении. Можешь хоть нагишом разгуливать по каюте — даже внимания не обращу.

Кил выпустил ее и направился к выходу.

— Кил… — Впрочем, вряд ли он ее услышал. Хлопнула дверь, в замке повернулся ключ. Ясно, он ей не верит.

Рина дрожала, дрожала с головы до ног. Рухнув на кровать, она вдруг почувствовала, что кожу в месте укола все еще жжет. Бубонная чума… Кил сказал, что волноваться не о чем. Сыворотки в избытке. Все будет хорошо. Но Мэри… бедная Мэри. Она и вправду поправится? Все так страшно. Люди в белых халатах, которых доставляют на вертолете. Карантин…

И Кил. Он так измучен. Выдержит ли?

Рина стиснула зубы.

Но как же, как могли бациллы чумы оказаться на борту этой яхты? Доналд такой чистюля, так следит за всем. Все пассажиры, когда поднимались на борт, были здоровы, да и сама бубонная чума уже сто лет как исчезла. А самое страшное даже не в том, что, оказывается, не исчезла, а в том, что свирепствует здесь, на судне.

Внезапно услышав голос Кила, Рина вскинулась и, ничего не понимая, огляделась вокруг, но тут же сообразила, что это заработала радиосвязь.

— Дамы и господа, с вами говорит член конгресса Соединенных Штатов Кил Уэллен. Вы засыпали нас вопросами и, думаю, самое время успокоить вас: ситуация находится под контролем. Но возникла одна проблема. Те из вас, кто проснулся рано, наверное, уже обнаружили, что заперты у себя в каютах. Дело в том, что у нас тут завелись кое-какие насекомые. На борту уже находятся специалисты американского Центра медицинского контроля. Сейчас они пойдут по каютам. Прошу вас сохранять спокойствие и не мешать врачам делать свое дело. Наше путешествие несколько затягивается, но скоро все будет в норме. Гостиная «Манхэттен» на время превращена в приемный покой, так что обращаюсь к тем, кто, не дай Бог, неважно себя почувствует: немедленно поставьте в известность врачей, и вам будет оказана помощь. А тем, кто еще только просыпается, сейчас начнут разносить кофе и завтрак.

Голос Кила звучал спокойно, уверенно, размеренно. Ничего не скажешь, вынуждена была признать Рина, в критических ситуациях он ведет себя безупречно. Просто безупречно. Наверное, и в тот день, в Вашингтоне, действовал ничуть не хуже.

Рина почувствовала укол раскаяния: как же она могла винить в чем-то этого славного человека? Где-то что-то не сработало, но Кил тут ни при чем. В глубине души она понимала, что он-то винить в происшедшем никого не будет, а может, никто и не виноват. Все делали, что могли, и тем не менее ничего не получилось. Что ж, бывает и такое.

Но на сей раз Кил выйдет из положения с честью. Иначе просто быть не может. В конце концов он скажет, что это за «насекомые». И к тому времени все воспримут это спокойно — если только никто не умрет.

О Боже! Рина была так напугана, ей так хотелось, чтобы Кил поскорее вернулся, чтобы он ее, а не все население яхты, успокоил, чтобы обнял… чтобы любил…

На глазах у нее выступили слезы, и Рина изо всех сил закусила костяшки пальцев, вновь почувствовав, как внутри перекатываются черные волны. Даже и не вспомнишь, когда она в последний раз испытывала такой страх.

Кил не захотел отпустить ее, да она и сама не могла побороть желания просто приникнуть к его груди. Ну а если бы отпустил, тогда что?

Перед Риной раскрылся черный зев. И вроде бы ничего не оставалось, кроме как, повинуясь его зову, броситься в пучину отчаяния и страха.

Глава 11

Лишь в четыре часа пополудни Кил ввалился в каюту. До нынешнего дня даже он не отдавал себе отчета, сколь широко представлено на борту «Сифайр» международное сообщество. На протяжении всего этого времени линии связи были забиты практически полностью. К счастью, народ на борту подобрался опытный. Все время отвечать на одни и те же вопросы, сохраняя дипломатический такт, — задача не из легких. И выполнена она была блестяще.

Доналд не захотел оставлять Мэри одну, так что все оказалось в руках у Кила, и он, сделавшись чем-то вроде связного между пассажирами, береговыми службами и организациями и медицинским персоналом, прекрасно, между прочим, знающим свое дело, ощутил странное одиночество.

Кое-кто из жен официальных лиц, да и самих этих лиц, конечно, впал в панику, потребовав немедленно высадить их на берег. Это невозможно, пытался втолковать им Кил. На судне объявлен карантин. Все должны оставаться на месте. Что тут непонятного? На борту распространение эпидемии можно предотвратить или, во всяком случае, держать под контролем, но стоит ей перенестись на берег, в какой-нибудь крупный порт, — катастрофы не избежать. Да никто и не примет их. Все очень просто.

Но не далее как завтра все войдет в норму, пытался убедить своих собеседников Кил. И разумеется, судно осмотрят самым тщательным образом. Через двадцать четыре часа после введения сыворотки все, кто пожелает, смогут свободно перемещаться по яхте. Что за несчастный, несчастный день. Надо полагать, подумал он, газеты и телевидение уже разнесли новость по всему свету. Днем и вечером люди припадают к телевизорам, дикторы повествуют о причинах возникновения бубонной чумы, ее истории, ее опустошительном воздействии. Бодро говорят о достижениях медицины, выражают уверенность, что жертв среди пассажиров «Сифайр» не будет.

Кил сам положил начало этой кампании. Президент настоял на проведении пресс-конференции, и, следуя инструкциям Пикара и Трентона, Кил рассказал все, что произошло, лишь слегка смягчая краски, чтобы не вызвать паники. Действительно лишь слегка, потому что ведь ему сказали; что сыворотка дает практически стопроцентную гарантию, да и вообще в распоряжении врачей на «Сифайр» — новейшие препараты.

Он понимал, что ставит на карту все, что в случае, если эпидемия действительно распространится, именно его превратят в козла отпущения. И тогда — конец карьере. Но Кил был готов к роли жертвенного агнца; однажды эту роль он уже сыграл — а ведь в тот раз уверенности что все кончится хорошо, было куда меньше, ибо ясно отдавал себе отчет: все они, включая президента, — всего лишь смертные.

А на сей раз — на сей раз командует парадом он, Кил Уэллен. И положиться он может только на себя самого. А потому — должен знать все, до последней мелочи. И если не справится…

— Ну кто же тут может дать стопроцентную гарантию, конгрессмен? — устало пожал плечами доктор Трентон. — Я был свидетелем того, как люди умирали от обыкновенной простуды. Или от кори. Или от инфлюэнцы. Странное дело. Мы посылаем человека на Луну. Сотни тысяч людей погибают в результате взрыва одной только бомбы. Мы и это умеем. Но бациллы, видимые только в микроскоп… вирус… бактерии… Их ведь даже не потрогаешь, а существуют десятки и десятки видов.

— А если бы могли потрогать, — горько заметил Кил, — то для того лишь, чтобы вывести новые виды, еще более смертоносные?

— Не надо так говорить, конгрессмен. Мы с вами по одну сторону баррикады. А что касается чумы, то на ее изучении я специализируюсь с тех самых пор, как окончил медицинский колледж.

— Извините, — со вздохом сказал Кил. Он все никак не мог забыть свой разговор с доктором Пикаром о перспективах бактериологической войны. — Вы-то действительно здесь при чем? Просто нервы не выдерживают.

— Вам надо отдохнуть.

— Не то слово. По-моему, я готов проспать целую неделю.

— Неделю не неделю, но уж одну-то ночь вам следует провести спокойно. Так что ступайте-ка к себе, конгрессмен.

— Меня зовут Кил, доктор.

— Меня — Майкл.

— Честно говоря, я просто боюсь заснуть, — улыбнулся Кил.

— А вы не бойтесь. Все, что можно было сделать на данный момент, вы уже сделали. Если возникнет что-нибудь непредвиденное, надеюсь, мы и без вас справимся, ну а если нет, — разбудим. — Майкл Трентон позволил себе улыбнуться. — Если бы меня, как вас, ждала в каюте такая женщина, я бы медлить не стал.

В первый раз за последние несколько часов Кил усмехнулся.

— Боюсь, женщина находится там не по своей воле, Майкл. Это я запер ее, пока все не прояснится.

Морщинистое лицо доктора расплылось в широкой улыбке:

— В ближайшие сутки наши люди по каютам ходить не будут. Так что кое-какое время у вас есть.

— Прекрасно, боюсь, однако, толка от меня будет немного.

— А может, и будет, — Майкл Трентон указал на два тюбика из фольги, которые только что передал Килу. — Почему бы вам вместе не принять антиблошиную ванну?

— Антиблошиную ванну? — Кил бросил взгляд на тюбики. — Звучит не слишком романтично, а, Майкл?

— Ну как вам сказать, жизнь такова, какой мы сами ее делаем.

— Да, пожалуй, вы правы, доктор. Совершенно правы.

Кил вставил ключ в замочную скважину и на секунду заколебался: может, лучше постучать? Но тут же отказался от этой мысли. Рина может послать его куда подальше, а это ему совершенно ни к чему.

Не потрудившись снять свое длинное, до пола, черное платье, Рина лежала на кровати и забавлялась видеоигрой. При появлении Кила она даже головы не повернула, хотя явно видела, что он здесь.

Кил плюхнулся на стул рядом с кроватью и принялся стаскивать башмаки.

— Играем, стало быть, — протянул он. — Отличное времяпровождение.

Рина пожала плечами, не отрывая глаз от экрана, на котором на сей раз мелькали летающие тарелки.

— Мне приходилось читать, — почти без всякого выражения сказала она, — что, когда Европу поразила Черная Смерть, и знать, и слуги всячески развлекались — носились по замку, пели, плясали — до тех самых пор, пока не падали замертво. У нас на дворе двадцатый век, видео всегда к твоим услугам.

Что-то в ее бесцветном голосе, в полном равнодушии к нему лично и к той кошмарной ситуации, которая заставила его целый день как угорелого носиться по судну, взорвало Кила. Хрипло выругавшись, он вскочил со стула, вырвал у нее пульт дистанционного управления и швырнул в угол.

Наконец-то Рина повернула голову. В глазах у нее зажегся зеленый огонь:

— А вот этого не стоило делать, конгрессмен. Ведь это вы меня здесь заперли. И выбор, чем заняться, был невелик.

Не сводя с него глаз, Рина откинулась на подушку; взрыв ярости явно не произвел на нее ни малейшего впечатления. Она была холодна, как зимний ветер, разве что глаза горели. И всем своим видом, даже гривой волос, блестящей как дорогой мех, она злила Кила так, как еще никому на свете не удавалось его разозлить.

— Я велел тебе принять душ и поспать, — хрипло сказал он.

— Я уже собиралась принять душ, — все так же бесстрастно ответила Рина, заставляя его чувствовать себя нашкодившим подростком, — но именно в этот момент появились твои друзья в белых халатах. Только на этих были маски. Они представились дератизаторами. Вели себя исключительно вежливо. Такие люди всегда ведут себя очень вежливо.

— А ты предпочла бы иметь дело с грубиянами?

— Нет, я предпочла бы не чувствовать себя узницей в камере смертников.

— При чем тут камера смертников! — взорвался Кил. — Ситуация вовсе не так драматична…

— В таком случае что здесь происходит?

— Рина… — Кил со вздохом вновь опустился на стул и снял носки. — Постарайся выслушать меня внимательно. Я весь день только тем и занимался, что все это растолковывал людям, трудно в сто первый раз повторять одно и то же. Бубонную чуму разносят зараженные крысы. На крысах появляются блохи. Блохи кусают людей. Современная медицина выработала прекрасные средства борьбы с бубонной чумой. Это прежде всего сыворотка. Ту, что нам ввели, еще более усовершенствована после недавней вспышки эпидемии чумы в Аризоне. Это самое лучшее, что есть на нынешний день. Так что весьма маловероятно, что заболеет кто-нибудь еще. Но надо быть внимательными. Предельно внимательными. Именно поэтому и приходится осматривать все судно, залезать в каждый уголок — может, где действительно обнаружатся крысы или блохи. Именно поэтому пришлось ввести карантин. Нам нельзя подходить к берегу, если есть хоть малейший риск распространения эпидемии.

Рина молча смотрела на него.

— Ты что-нибудь ела? — замявшись, спросил Кил.

— О да. Эти миляги в белом принесли мне еду.

— Ну что ты ерепенишься? Упомянутые тобою «миляги» находятся здесь, чтобы помочь нам.

— Да знаю я. — Рина опустила глаза и тут же вновь посмотрела на Кила. — Как там Мэри?

— Неважно, — неохотно ответил он.

— Насколько неважно?

Кил слегка заколебался:

— Трудно пока сказать что-нибудь определенное, но ее лечат лучшими лекарствами, а они, говорят, чрезвычайно эффективны.

— Когда я могу ее увидеть? — требовательно спросила Рина.

— Да лучше не стоит…

— Я сама знаю, что стоит, а что не стоит. Мне надоело сидеть здесь взаперти.

— Придется потерпеть. В ближайшие двадцать четыре часа, пока не кончится срок действия укола, всем запрещено передвигаться по судну. Сыворотка, бывает, дает побочный эффект.

— А иногда вообще никакого не дает. Ведь и такая возможность есть.

— Есть, но ничтожная. Твоей жизни ничто не угрожает.

— Да это меня и не волнует, — негромко сказала Рина, наконец отводя от него взгляд.

Кил внезапно снова разъярился. Вскочив со стула, он бросился на кровать и изо всех сил прижал Рину к подушке.

— Ах вот как, тебе все равно, смерть тебя не пугает? Ничего умнее ты придумать не могла! Но этого не будет!

— Кил! Довольно, умоляю тебя… — Глядя в его полыхающие яростью и такие измученные глаза, ощущая прикосновение его рук, Рина словно вновь возвращалась к нему, становясь женщиной, которую он знал и любил. — Я… я не хочу умирать. Кил. Честное слово. Но я все время думаю о Мэри. О бубонной чуме мне мало что известно. Но в колледже я занималась европейской историей и помню, что обычно от чумы умирают на четвертый день. И если Мэри сейчас плохо…

— Рина! — Кил немного приподнялся и погладил ее по подбородку. — Ведь тогда не было таких лекарств, как сейчас. Мэри больна, это правда. Тяжело больна. Но у нее есть все шансы выкарабкаться. Честное слово, есть.

— Все шансы, — горько повторила Рина. — А если она умрет, на то, стало быть, воля Божья. Как и сама чума — Божья воля.

От этих слов Килу сделалось настолько не по себе, что он выпустил ее и повернулся на другой бок, якобы чтобы стянуть с себя пиджак.

— Мэри останется жить, — твердо сказал он и, вспомнив про подарок доктора Трентона, решил, что пора переменить тему. Пошарив в карманах, он швырнул тюбики на кровать.

— Что это?

— Антиблошиный шампунь.

— Кил…

— Я серьезно. Первой пойдешь в душ или после меня? А еще лучше — подумай об экологии. Не надо тратить лишнюю воду — прими душ с другом.

— Не понимаю, как можно ерничать в такой момент?

— А кто, интересно, играл в компьютерные игры?

Рина встала с кровати и томно потянулась.

— Ладно, иду в душ.

— Отлично. А я постерегу дверь, а то вдруг снова дератизаторы явятся.

— Спасибо.

Рина вошла в ванную и закрыла дверь. Не спеша стягивая с себя одежду, она попыталась разобрать надпись на тюбике, но ничего, кроме слов «Собственность правительства Соединенных Штатов», не поняла. Все остальное — какие-то химические формулы. От одного их вида кожа зачесалась, словно от блошиного укуса.

Да прекрати же! — прикрикнула она на себя, поворачивая кран. Ванная немедленно наполнилась паром.

Сжимая тюбик в ладони, Рина подставила голову под обжигающе горячую воду. До чего же воображение разыгралось! Прямо вся голова чешется.

Да нет же, нет на мне никаких блох, повторяла она, разрывая зубами фольгу и, морщась от отвращения, откинула голову и выдавила из тюбика какую-то белую пасту. Нельзя сказать, чтобы у нее был неприятный запах, да и лекарством особенно не отдавало, хотя Рина не поскупилась: на голове сразу поднялась пенная шапка.

И тут вдруг пальцы у нее так и застыли. Нет у нее никаких блох. И у Мэри тоже не было. Тут что-то другое, на яхте что-то не так. Рина просто кожей ощущала это. Что именно не так, непонятно, но что-то очень скверное. Вот если бы докопаться!

— Эй!

Дверь в ванную распахнулась.

— Кил, я же просила…

— Я уже минут десять стучу, даже беспокоиться начал.

— Я… просто не слышала. Что случилось? — Их разделяла прозрачная шторка. Ей был виден его профиль, она ощущала его присутствие. Теперь, стоит ему приблизиться, всегда так будет.

— Что это, — усмехнулся Кил. — Уж не слышу ли я нотки праведного гнева? Между тем ведь это именно вы, мадам, если не ошибаюсь, первой нарушили тишину и невинный покой ванной комнаты. Но вообще-то можете не волноваться — вашей чести ничто не грозит. Напротив, я пришел защитить ее. Вы забыли взять во что переодеться. Вот я и принес рубашку — так по крайней мере хоть колени прикроете.

— Спасибо, — буркнула Рина и, почувствовав, что он собрался уходить, к собственному удивлению, остановила его: — Кил?

— Да?

— Знаешь, мне в этих дератизаторах почудилось что-то странное.

— То есть как это? — У Кила учащенно забилось сердце.

— Нет-нет, я не так выразилась. Точнее будет сказать, что, наоборот, один из них обратил мое внимание на некую странность. Сначала он осмотрел всю каюту и опрыскал какой-то жидкостью. По его словам, это одно из последних, еще не обработанных помещений. Они начали снизу и постепенно поднимались наверх.

— Дальше.

— Что?

— Я говорю, продолжай.

На какой-то момент Рина даже забыла, что стоит под душем. Неудобно разговаривать, не видя его лица, да и слышно было плохо из-за шума воды. Рина отдернула шторку.

— Он сказал, что прежде ни с чем подобным не сталкивался. Крысы есть почти на всех судах, особенно на старых, вроде нашего. А тут не нашлось ни одной, даже в трюме.

— Действительно странно. — У Кила неприятно заныло в животе. Доналд сказал ему то же самое, но от Рины он это скрыл — не хотелось, чтобы его тревога передалась ей. Так что Кил всего лишь пожал плечами: — Может, наши крысы попадали за борт. Или сбились где-нибудь в кучу да попискивают себе потихоньку.

— Возможно.

Кил вдруг улыбнулся. Рина всячески старалась прикрыться шторкой, но ее катастрофически не хватало — ноги были полностью открыты. А о голове уж и говорить не приходится. Она все еще была в пене, отчего глаза сделались еще больше, чем обычно, и появился в них какой-то соблазнительный блеск. Очень соблазнительный. Правда, одна прядь волос сбилась на сторону, и шампунь на нее не попал.

Кил указал ей на это.

— Где?

— Сейчас помогу.

— Нет!

Пытаясь привести в порядок волосы, Рина выпустила шторку.

Кил расхохотался:

— Не валяй дурака. Уверяю тебя, у меня была полная возможность весьма тщательно обследовать все твои прелести.

— Очень смешно.

Кил пожал плечами, снова ухмыльнулся и принялся расстегивать манжеты.

Рина рывком задернула шторку.

— Может, хватит этих игр?

— Не бойся, ничего я тебе не сделаю, — заверил ее Кил.

Да? А зачем в таком случае снимать рубашку? Странно, но даже за шумом воды Рина услышала, как та шлепнулась на пол.

— Кил…

— Но, — продолжал он, словно не слыша, — присоединиться к тебе я намерен. Это ведь не простой шампунь — специальный. И если не пользоваться им как положено, толка не будет.

Теперь Кил стоял прямо у нее за спиной, и хотя Рина упорно отворачивалась, ощущение близости было таким сильным, таким нестерпимо-жгучим, что она готова была сквозь землю провалиться.

— Спасибо, что пустили меня в душ первую, конгрессмен, — сказала она сухо, хотя не так сухо, как хотелось бы. Появилась в голосе какая-то подозрительная хрипота, которая ей очень не понравилась.

— Не могу допустить, чтобы из-за каких-то нелепых причуд пострадало ваше здоровье, — галантно парировал он.

Почувствовав на голове его ладони, Рина так и подпрыгнула. Действовал он спокойно, уверенно, словно всю жизнь только тем и занимался, что обрабатывал чьи-то волосы.

Поначалу Рина ничего, кроме этих мягких, дарящих покой прикосновений, и не ощущала. Вокруг шумела вода, и если закрыть глаза, вполне можно подумать, что ты в раю. Или, во всяком случае, в краю туманов, где тебя баюкают тепло и вода и ласкают чьи-то сильные пальцы.

Ласкают? Да нет, скорее электризуют, скорбно подумала она, боясь пошевелиться, ибо теперь это были уже не только пальцы. Кил стоял так близко, что она ощущала спиной жесткие волосы, покрывавшие его грудь. И бедра тоже… грубые волосы царапали нежную кожу на боках. Она ощущала все его сильное тело и напрягшуюся мужскую плоть.

— Я… Наверное, можно уже сполоснуться, — с трудом выдохнула она.

— Минуту, — руки Кила переместились чуть ниже, на шею, потом достигли плеч. — Надо намылить все тело.

— Все тело? Но…

— Все тело, — твердо повторил он, едва не касаясь губами ее ушей. — Доктор Трентон специально предупреждал, что паразиты могут прятаться в самых потаенных местах.

— Лично мне сейчас грозит только один паразит, — поспешно возразила Рина.

— Ну, уж этот паразит, — от души рассмеялся Кил, — прятаться ни за что не будет. Ладно, хватит болтать. Честное слово, сейчас я думаю только о твоем благополучии.

Кил старательно растирал ей плечи, спину, бока. Почувствовав, что его руки легли на грудь, Рина поперхнулась и с трудом восстановила дыхание.

— Ах вот как, о моем благополучии? — хрипло выговорила она.

— Вот именно. Но не мешай мне получать от этого удовольствие.

— Предполагается, что я должна ответить услугой за услугу?

Руки его на мгновение замерли, потом вновь поднялись к плечам и развернули ее на сто восемьдесят градусов. В потемневших глазах Кила угадывалось желание, желание ненасытное и страстное, и в то же время удивительные нежность и искренность.

— Только если тебе самой этого захочется.

Ответить Рина не смогла, да он и не требовал ответа. Просто бросил беглый взгляд, а потом занялся руками, предварительно густо покрыв их мыльной пеной.

— Так, этот тюбик кончился. Сейчас принесу еще один.

— Он твой.

— Да, но у меня волос раза эдак в два меньше. К тому же я рассчитываю на то, что ты будешь доброй самаритянкой.

Выходя из душа, Рина никак не могла унять дрожь. Кил отлучился только на минуту, но этого времени ей хватило, чтобы сдержать набегающие слезы. Будущего у них нет. Она его любит — сердце не обманешь, — и все равно должна держаться подальше от этого человека.

Кил вернулся и зубами сорвал обертку с нового тюбика. Рина молча наблюдала, как он выдавливает на ладони пасту и слегка втирает в кожу. Затем он несильно подтолкнул ее вперед и принялся массировать сначала бедра, а потом округлые, плотные ягодицы.

Взгляды их пересеклись, но Рине не хватало сил ни сопротивляться, ни уступить. По-прежнему не спуская с нее глаз, Кил медленно опустился на колени, бережно, но решительно провел ладонью по бедрам, перешел на живот и наконец добрался до промежности.

Рина не сдержала сдавленного крика и уперлась ему в грудь, словно ноги у нее подгибались и надо было хоть за что-то уцепиться, лишь бы не упасть.

— Прошу тебя. Кил, довольно! Прекрати, ты же обещал…

— Я обещал не приставать к тебе и слову своему верен. Но прекращу только когда закончу.

Больше Рина не посмела вымолвить ни слова, боялась, что едва откроет рот, как застонет. Она безотчетно впилась ногтями ему в грудь, даже не ощущая под пальцами бугорков мускул. Только одно осталось: безудержный ток крови, дрожь, вызываемая сильными прикосновениями его пальцев. Тяжесть сильных рук, уверенная в себе и в то же время не грубая сила превращали ее буквально в кисель.

Ей пришлось приложить все мыслимые усилия, собрать всю свою волю, чтобы стоять спокойно, не дергаясь, чтобы развеять туман и освободиться от магии, особенно если иметь в виду, что развеивать и освобождаться не особенно-то и хотелось. И все же… все же уступить она не могла. Туман, магия — все это превратится в черноту.

Руки Кила вновь пропутешествовали вниз, и Рина вся так и сжалась, затаив дыхание. Если он и заметил ее состояние, то никак не показал этого. Он просто тщательно намылил ей икры и ступни и снова выпрямился.

Закрыв глаза, чтобы прийти в себя, Рина все равно ощущала его болезненно-близкое присутствие. Груди ее касались его груди и нельзя было не заметить, как они набухают, как напрягаются розовые соски, жаждущие прикосновения его рук. К тому же слишком легко было заметить, что и ее близость сильно возбуждала его.

Открыв наконец глаза, Рина столкнулась с ним взглядом и прочла там то, что и думала прочесть. Впрочем, при чем тут взгляды? Тела разговаривают на своем языке. В живот Рины упирался стальной меч Кила.

— А теперь, — с трудом выговорила она, — теперь я могу сполоснуть волосы?

Кил кивнул. Она повернулась и подставила голову под ровную струю. Но даже и сейчас он, не спрашивая, пришел на помощь, не давая ей самой справиться с волосами.

Покончив с этим, Кил слегка отодвинул Рину в сторону, сам встал под душ и осведомился:

— Помощи, надо полагать, мне ожидать не приходится.

вСледовало бы ответить: вот именно, а потом выйти из-под душа, завернуться в полотенце и, прихватив рубашку, молча покинуть ванную.

Вместо всего этого Рина сказала:

— Наклони голову, так мне не достать.

Кил повиновался, и она с удовольствием провела ладонью по его голове. Что-то домашнее сквозило во всей этой сцене. Волосы у него были густые и блестящие — притронуться приятно. Рина принялась старательно растирать их.

Волосами дело не ограничилось. Может, Рина просто искала предлог лишний раз потрогать его могучую волосатую грудь, задержаться ладонью на бугорках мышц, провести рукой по всему стройному мускулистому телу.

Рина вымыла ему руки, потом велела повернуться спиной. Ощутив ладонью твердость ягодиц, она на секунду заколебалась, но потом решительно принялась за дело.

— А теперь — снова лицом, — скомандовала она, но когда он повернулся, не посмела посмотреть ему в глаза. Она заворожено следила за собственными руками, продвигающимися к самым интимным местам, и вздрогнула, почувствовав, как при прикосновении ожила, напряглась его мужская плоть.

Внезапно он положил ей руки на плечи, и на сей раз Рина не удержалась от того, чтобы поднять глаза. От нее не ускользнуло, что черты его обострились и посуровели.

— Знаешь, Рина, обещание обещанием, но я ведь не святой, так что не надо меня искушать. Довольно. Спасибо за помощь. Это больше, чем то, на что я рассчитывал, а теперь — двигай отсюда. А я, пожалуй, приму еще холодный душ.

Рина в отчаянии раскрыла рот. Ей хотелось сказать, как безумно она его хочет, но слова застревали в горле. Ну почему он не желает повести себя хоть немного как дикарь? Если бы он набросился на нее, подхватил на руки, она бы сдалась. Тьма бы не исчезла сразу, но постепенно рассеялась.

— Так, все ясно, — холодно сказал он. Раздражения в голосе не было — одна лишь усталость. — Катись!

Он небрежно отдернул шторку и, не обращая внимания на то, что вода хлынула прямо на пол, легко приподнял Рину и вытолкнул наружу.

А на нее, казалось, напал столбняк. Глядя, как Кил снова встает под душ, она мечтала обрести дар речи, чтобы выговорить слова отчаяния и одиночества.

Слушая, как он переступает с ноги на ногу, Рина рисовала в воображении его подвижную атлетическую фигуру. Послышался щелчок повернутого крана — вода остановилась. Кил отдернул шторку. Рина машинально схватила полотенце и поспешно завернулась в него.

Не обращая на нее внимания, Кил проделал ту же операцию. Даже не обтершись толком, он вышел из тесной ванной и с грохотом захлопнул за собой дверь.

Рина по-прежнему не могла заставить себя тронуться с места. Помимо всего прочего, она ощущала какую-то странную опустошенность. Вокруг происходит что-то ужасное. По судну расхаживают люди в белом. Бедняга Мэри безнадежно больна.