Военные тайны XX века - Схватка с черным драконом. Тайная война на Дальнем Востоке

Парижская «Франс Милитер» опубликовала передовую, посвященную советско-японским отношениям. Одним из препятствий, мешающих урегулированию этих отношений, газета считает «наличие весьма мощной Красной Армии в Приморье и, в связи с этим, военные приготовления, которые Москва продолжает здесь проводить». «Хотя Япония и убеждена в качественном превосходстве своей армии, она опасается, что количественное и техническое превосходство может стать весьма опасным для японской армии в Маньчжурии». «Положение дальневосточной Красной Армии, – продолжает газета, – с различных точек зрения является трудным, и в особенности в связи с огромными расстояниями, отделяющими ее от центральной России. Это является козырем для Японии. С другой стороны, нельзя упускать из виду, что всякая война в Маньчжурии, – это для Японии борьба не на жизнь, а на смерть. Однако Япония сама не в состоянии нанести решающее поражение Советскому Союзу в связи с огромными расстояниями, отделяющими Владивосток от европейской части Советского Союза. Война, которая для Японии будет означать войну за существование, с точки зрения Москвы будет представлять собой колониальную борьбу на отдаленных территориях, войну, которая даже в случае поражения не будет иметь решающего значения для Советского Союза».

Внимательно следила за событиями и китайская пресса. Журнал «Чайна Уилки Ревью» поместил статью своего редактора, вернувшегося в Шанхай из поездки по СССР. Силы Красной Армии на Дальнем Востоке, говорится в статье, по имеющимся данным, насчитывают от 12 до 15 дивизий, из которых 4 или 5 дивизий расположены в районе Владивосток – Хабаровск. В каждой дивизии насчитывается около 10 тысяч человек, готовых к действиям в любой момент. В каждом корпусе имеется полк тяжелой артиллерии. Таким образом, общее количество Дальневосточной армии, считая 10 тысяч кавалерии, вероятно, превышает 200 тысяч человек. Армия имеет 500 орудий, около 400 танков, 4 – 5 тысяч пулеметов и около 500 самолетов. Кроме армии, пишет далее журнал, имеется также одна дивизия пограничной охраны ОГПУ. Вдоль границы в специальных базах сосредоточены большие запасы горючего, главным образом в районе Хабаровска, где находится одна из важнейших авиационных баз.

В следующем номере этого журнала была помещена статья японского автора Иосимура, который писал: «В конце 1932 года СССР начал улучшать свои военные укрепления на Дальнем Востоке. В двухлетний период русские пехотные части были увеличены с 6 до 12 дивизий, и число самолетов – со 100 до 600, из которых 20% составляют тяжелые бомбовозы, способные произвести налет на Токио. Более того, сообщают, что во Владивостокском порту имеется 20 подлодок». Со своей стороны журнал добавляет, что СССР стремится избежать ошибки русско-японской войны, когда снабжение производилось по одноколейной дороге. Этот недостаток исправляется и как можно быстрее путем сооружения второй колеи транссибирской железной дороги. Когда японцы начали строить новую линию через Хинганские горы до Сахалина, русские удвоили свою работу по сооружению второй колеи между Читой и Благовещенском.

24 апреля из Нью-Йорка поступило сообщение о том, что командующий Квантунской армией генерал Минами в интервью с корреспондентом «Нью-Йорк Таймс» заявил, что СССР продолжает держать у Пограничной, Маньчжурии, Благовещенска и Хабаровска более 200 тысяч войск, 600 самолетов и 600 танков. «Хотя, – заявил Минами, – напряженные отношения на пограничной территории заметно улучшились в течение последних 6 месяцев, к сожалению, нельзя сказать, чтобы нынешние условия действительно могли обеспечить мир между СССР и Японией, так как СССР продолжает держать свою грозную армию на стратегических участках вдоль границы».

Такая же обстановка складывалась и в начале 1936 года. Так же, как и в прошлом году, наиболее интересная информация о советско-японских отношениях попадала не на страницы советских газет, а на страницы тассовских бюллетеней. Вот только несколько примеров, взятых из тассовских фолиантов, хранящихся в архиве.

По сообщению из Токио от 19 января, японское агентство «Домей Цусин» приводит данные о численности вооружений главных держав, опубликованные военным министерством. Согласно этим данным, Япония имеет армию в 250 тысяч солдат, сведенных в 17 дивизий; СССР – 1600 тысяч, включая 160 тысяч войск НКВД, 90 тысяч железнодорожной охраны – сведенных в 35 регулярных пехотных, 15 регулярных кавалерийских, 50 территориальных пехотных и 5 территориальных кавалерийских дивизий; Китай – 2250 тысяч, не включая 200 тысяч китайской Красной Армии; США – 330 тысяч, Англия – 250 тысяч, Франция – 600 тысяч, Германия – 550 тысяч, Италия – 350 тысяч. По тем же данным, количество самолетов таково: Япония – 1 тысяча, СССР – 4 тысячи, США – 2,5 тысячи, Англия – 1,5 тысячи, Франция – 4,5 тысячи, Германия – 2,5 тысячи, Италия – 1,5 тысячи. При некоторой спорности цифр по другим странам численность вооруженных сил СССР и Японии была показана верно. И соотношение было не в пользу Японии.

Китайский журнал «Синь Мэнгу» («Новая Монголия») опубликовал в конце 1935 года статью, озаглавленную «Почему СССР строит железную дорогу Чита – Улан-Батор». В статье говорится: «Железная дорога пройдет вдоль Яблоновского хребта. СССР в 1931 году оценил важность такой дороги, особенно после событий на северо-востоке, после выступления японцев в Маньчжурии, когда СССР начал увеличивать свои реальные силы на Дальнем Востоке и в Восточной Сибири. Ясно, что СССР строит сейчас дорогу, чтобы дать отпор японскому нападению и чтобы увеличить свои оборонительные возможности…»

Оценивая строительство дороги с военной стороны, журнал отмечает: «Япония может атаковать СССР с двух сторон: из Северной Маньчжурии атаковать Сибирь и из Внутренней Монголии атаковать Внешнюю Монголию, чтобы затем напасть на СССР. Что касается первого варианта, то СССР всесторонне подготовился к обороне. Что же касается второго варианта, то СССР еще нужно много поработать. Япония уделяет большое внимание направлению Долоннор – Чита через Улан-Батор, надеясь в момент возникновения советско-японского конфликта внезапно прервать железнодорожное сообщение между Читой и Верхнеудинском и тем самым пресечь связь с советской армией на Дальнем Востоке. Активные приготовления за последние два года на границе Монголии ясно свидетельствуют о подготовке нападения на СССР. Однако СССР отлично понимает смысл всех этих приготовлений и поэтому, в свою очередь, тоже проводит соответствующую работу по обороне, чтобы оказать сопротивление Японии… Мы находим эти военные приготовления СССР очень тщательными, однако СССР находит, что это еще недостаточно. СССР решил построить железную дорогу Чита – Улан-Батор. Эта дорога в будущей войне будет иметь огромное значение для СССР, который сможет перебросить свои войска из Читы в Улан-Батор и далее на Калган, чтобы выступить по направлению к Жэхэ».

По тассовским каналам поступала интересная информация и из Японии, дополняя информацию группы «Рамзай». Японские газеты уделили большое внимание итогам состоявшегося 6 февраля второго совещания представителей трех министерств (МИДа, военного, морского), посвященного вопросам советско-японских отношений. По мнению газет, на совещании принято решение разработать «твердую государственную политику по отношению к СССР». По информации «Ници-ници» в начале совещания представитель МИДа Того дал обзор «дальневосточной политике СССР», заявив, что она «ничем не отличается от традиционной царской политики экспансии на Восток». По словам «Дзи дзи», представитель МИДа заявил, что, поскольку «основной причиной конфликта» является наличие ОКДВА, следует вновь предложить советскому правительству согласиться с отводом вооруженных сил с Дальнего Востока. Если же советское правительство отклонит это предложение и будет «игнорировать мирную политику Японии, последняя должна разработать позитивную политику в отношении СССР». Газета пишет, что в конечном итоге представители МИДа согласились разработать меры, «целиком основанные на строгой политике, отстаиваемой военными властями».

Лондонская «Таймс» дала свою оценку ситуации на Дальнем Востоке. В передовой статье от 18 февраля она писала: «Советское правительство теперь в гораздо лучшем положении на Дальнем Востоке, чем три года назад. Вооруженные силы СССР значительно выросли, советский воздушный флот, как полагают, значительно превосходит японский по численности и качеству. Ясно, что политика булавочных уколов и провокаций против такого соседа является опасной. Предложения японской печати могут быть следствием запоздалого признания японских властей, что опасно предоставлять свободу действий Квантунской армии. Даже если это так, из этого не следует, что советское правительство будет также готово к уступкам, как это могло быть в 1932 году. У него сейчас на руках лучшие карты».

В конце февраля харбинская «Харбин Симбун» опубликовала большую статью о японских планах «большой войны». Газета писала: «В результате поездок в Маньчжурию помощника начальника генштаба генерала Сугияма и начальника первого отдела генштаба генерала Судзуки будет установлен основной курс Квантунской армии, дислокация и методы получения ассигнований, чтобы армия соответствовала целям осуществления крупных задач на передовой линии. Большим первоочередным вопросом является вопрос о значении Квантунской армии в случае большой войны с Россией. Превращать в военный театр Маньчжурию абсолютно невыгодно. Поэтому театр военных действий второй русско-японской войны должен быть перенесен в Забайкальский район с центром на Байкале и в восточной части Внешней Монголии…»

Парижская «Тан» откликнулась на интервью Сталина. 6 марта в передовой статье она писала: «До последнего времени можно было думать, что СССР будет любой ценой избегать столкновений на Дальнем Востоке, но заявления, сделанные Сталиным представителю американской печати, заставляют призадуматься. На самом деле Сталин заявил, что в случае, если Япония решится напасть на МНР и нарушить ее независимость, СССР выступит в защиту этой республики и что Стомоняков сообщил об этом недавно японскому послу. Москва разговаривает новым языком, и в Токио внимательно прислушиваются. Уверяют, что одним из первых актов Хирота, если ему удастся сформировать правительство, будет ответ на декларацию Сталина. Японский ответ даст возможность выяснить, в какой степени вопрос о Внешней Монголии может действительно повлечь за собой опасность войны».

Цитировать высказывания прессы и в Японии, и в крупнейших странах мира можно было бы и дальше. Но и так ясно, что та ценнейшая информация политического и военного характера, которая поступала в Москву от корреспондентов ТАСС из крупнейших столиц мира, позволяла политическому, дипломатическому и военному руководству страны правильно чувствовать международную ситуацию и принимать решения по важнейшим международным вопросам. Такая информация существенно дополняла военно-политическую информацию обеих разведок. В некоторых случаях тассовская информация давала возможность руководству страны по-новому и с других позиций оценивать разведывательную информацию. Поэтому неудивительно, что командующий ОКДВА настойчиво добивался получения бюллетенив ТАСС. Но распределение этой информации было вне компетенции наркома обороны. И пришлось Ворошилову обращаться по этому вопросу с письмом к Сталину. И только после его разрешения бюллетени начали регулярно пересылать в Хабаровск.

Для Советского Союза складывалась новая военно-политическая обстановка. После подписания секретного соглашения между Германией и Японией угроза войны на два фронта становилась суровой реальностью. Эту реальность учитывали в Генштабе при разработке планов развития вооруженных сил страны и планов стратегического развертывания Красной Армии в случае войны. Конечно, главный фронт был на западной границе, и здесь сосредотачивались основные силы. Но обстановка на Западе в начале 1937 года была достаточно стабильной. Еще не было реальной угрозы захвата Чехословакии, и на ее сильную и хорошо оснащенную армию можно было рассчитывать в случае нападения Германии на Советский Союз. В Наркомате Обороны в начале года верили в возможность сотрудничества между двумя армиями. Да и в Праге после успешных маневров 1935 и 1936 годов на Украине и в Белоруссии и до начала разгрома командного состава РККА еще считали нашу армию сильнейшей в Европе.

Советское высшее военное руководство сохраняло иллюзию и относительно своего французского союзника, с которым так же, как и с Чехословакией в 1935 году, был заключен договор о взаимной помощи, рассчитывая на поддержку французской армии в случае войны с Германией. Мюнхен, который сбросил со счетов чехословацкую армию и окончательно похоронил призрачную надежду на поддержку Франции, был еще впереди.

Значительно хуже было положение страны на Дальнем Востоке. И в Кремле, и на улице Фрунзе в здании Наркомата Обороны понимали, что после провокаций и вооруженных столкновений на советских и монгольских границах в 1936 году ждать улучшения обстановки в дальневосточном регионе в следующем году не приходится. Нападения на пограничные заставы, провокации, попытки забросить на советскую территорию агентуру и диверсионные группы продолжались и в 1937 году, и конца этому не было видно.

К 1937 году угроза серьезного конфликта на Дальнем Востоке представлялась более вероятной, чем угроза конфликта на западных границах страны. Поэтому то соотношение, или, выражаясь современным языком, тот баланс, сил между западной и восточной границами, который был достигнут в 1936 году, был сохранен. Крупных перебросок войск и военной техники по Транссибирской магистрали на Восток или на Запад не было.

Огромный регион от Иркутска до Владивостока оттягивал для защиты своих границ 25 процентов численности и вооружения РККА. 25 дивизий из 135 и 290 тысяч человек из 1145 тысяч были расположены на этой территории. 3700 орудий всех калибров и 3200 танков и танкеток прикрывали дальневосточные рубежи. Шесть тяжелобомбардировочных бригад, имевших на вооружении 300 тяжелых бомбардировщиков ТБ-3 и четыре скоростные бомбардировочные бригады, вооруженные 345 новейшими бомбардировщиками СБ, составляли ударную силу военно-воздушных сил Дальнего Востока. Общее количество самолетов, сосредоточенных на дальневосточных границах, включая авиацию Тихоокеанского флота, составляло 2189.

К 1 января 1937 года численность личного состава дальневосточной группировки войск Красной Армии в полтора раза превышала численность Квантунской армии. По артиллерии, авиации и танкам превосходство Красной Армии было еще большим. Общее превосходство, достигнутое над частями Квантунской армии в 1934—1936 годах, продолжало сохраняться. Увеличивая численность войск в дальневосточном регионе, советское военное руководство учитывало непрерывное увеличение численности и вооружения Квантунской армии, подготовку к войне маньчжурского плацдарма, строительство по направлению к советским границам новых железнодорожных и шоссейных магистралей, сооружение аэродромов, способных принять тысячи боевых самолетов, строительство казарм, могущих вместить новые дивизии, перебрасываемые в Маньчжурию из Японии. Советское политическое и военное руководство учитывало возможность быстрого сосредоточения японских частей в Маньчжурии в случае начала войны и держало на Дальнем Востоке достаточно мощную группировку войск, чтобы разбить в первых же боях части Квантунской армии и перенести боевые действия на территорию Маньчжурии.

Дальневосточная группировка Красной Армии всегда находилась под пристальным вниманием японской агентуры. Внимательно следили за Транссибирской магистралью – единственной железнодорожной линией, связывающей огромный регион со страной. Фиксировались перевозки по железной дороге подводных лодок, торпедных катеров и железнодорожной артиллерии для усиления Тихоокеанского флота. Велось внимательное наблюдение за переброской на Дальний Восток подразделений тяжелобомбардировочной авиации. Создание мощного воздушного кулака, нацеленного на Токио на аэродромах около Владивостока, а именно там была сосредоточена группировка бомбардировщиков ТБ-3, не было тайной ни для японского генштаба, ни для мировой прессы. Возможности налета на столицу островной империи в случае войны обсуждались на страницах иностранных газет и журналов. Переброски на Дальний Восток крупных подразделений Красной Армии по единственной железнодорожной магистрали было невозможно скрыть от японской разведки. И усиление ОКДВА в 1934—1936 годах было зафиксировано в японском генштабе. Там подсчитали цифры и определили соотношение сил, которое оказалось не в пользу империи. Соответствующие выводы были сделаны и в Токио, и в штабе Квантунской армии и способствовали стабилизации обстановки в дальневосточном регионе. Японская военщина стала вести себя более сдержанно.

* * *

В августе 1937 года в Забайкалье началась операция, которая оказала влияние на последующие события в этом регионе. Операция была окружена завесой непроницаемой тайны. О ней после войны не писали в официальных военно-исторических трудах. О ее целях, задачах, методах исполнения ни слова не говорили историки – архивы были закрыты наглухо. Только после 1991-го года, когда кое-что было рассекречено, появилась возможность свести воедино отрывочные сообщения прошлых лет и архивные документы и выстроить достоверную картину событий полувековой давности. Но и сейчас еще невозможно составить полную картину событий тех лет. Основной пласт политических документов – протоколы заседаний Политбюро («Особые папки») закрыт для исследователей.

Японо-китайская война, начатая 7 июля 1937 года, продолжалась, охватывая все новые и новые районы Китая. В августе японские дивизии с упорными боями продвигались в глубь китайской территории. Часть сил японской армии в Китае была направлена на северо-запад к границам Монгольской Народной Республики. Может быть, в японском генштабе в то время и не разрабатывались конкретные планы агрессии против республики, но выход японских дивизий к ее южным и юго-восточным границам означал реальную угрозу для этой страны. Слишком хорошо была известна привычка японских войск создавать «инциденты», после которых начиналась необъявленная война. Да и малочисленная армия МНР не могла служить серьезным препятствием для японских войск в случае начала конфликта. Это хорошо понимали и в Москве, и в Улан-Баторе.

Ударную силу монгольской армии составляли шесть кавалерийских дивизий численностью по 2015 человек. Пять дивизий прикрывали восточные и юго-восточные границы. В столице республики Улан-Баторе дислоцировались одна кавалерийская дивизия, бронебригада, полк связи и полк легких бомбардировщиков. Все части армии были очень малочисленными. Численность полка связи составляла 400 человек, бронебригады – 517 человек. Такими же малочисленными были и оба авиационных полка, вооруженные устаревшими советскими самолетами Р-5. Общая численность вооруженных сил составляла 17 800 человек, включая сюда аппарат военного министерства, военное училище и территориальные кавалерийские полки, прикрывавшие южную границу республики.

Для надежного прикрытия тысячекилометровых границ сил, конечно, было недостаточно. В случае японской агрессии ни о каком серьезном сопротивлении без поддержки регулярных частей Красной Армии не могло быть и речи. Нескольких японских дивизий из экспедиционной армии в Китае было бы достаточно, чтобы пройти всю республику и выйти к советской границе в районе Кяхта. Такой была тревожная обстановка летом 1937 года. Может быть, она в какой-то мере и повлияла на те трагические события, которые произошли в республике.

Летом 1937 года события в МНР развивались по советскому сценарию. Чайболсан рвался к единоличной власти, убирая со своего пути всех неугодных. Массовые аресты, пытки, расстрелы – все так же, как и у северного соседа. Сценаристов и режиссеров из НКВД в Улан-Баторе было достаточно. И как следствие, – «шпионаж в пользу Японии, заговор, свержение правительства и просьба к Японии о вводе войск на монгольскую территорию». Но если был «заговор», то нужна была и точная «дата» ввода японских войск. Режиссеры «заговора» решили назначить ее на 9 сентября 1937 года. Эта дата и определила все дальнейшие действия высшего советского военного руководства. Стандартный набор преступлений, в которых были обвинены министр обороны Демид, премьер Гендун, полпред в Москве Даризап. Информация о «заговоре» ушла в Москву. Пока неизвестно (архивы до сих пор закрыты), приняли ли всерьез информацию на улице Фрунзе или решили воспользоваться удобным предлогом, чтобы ввести войска на территорию соседней республики. Но решение о вводе войск в МНР было принято на высшем политическом и военном уровне.

Было ли специальное постановление Политбюро о вводе войск? Сейчас нельзя дать точного ответа – протоколы заседаний за этот год еще не рассекречены. Но то, что ввод войск в МНР санкционировался Сталиным, – несомненно. Директива Сталина командующему войсками Забайкальского военного округа была. В этом документе хозяин кремлевского кабинета писал:

«Первое. Пакт о взаимной помощи гарантирует нас от внезапного появления японских войск через МНР в районе Байкала, повторяю, Байкала, от перерыва железнодорожной линии у Верхне-Удинска и от выхода японцев в тыл дальневосточным войскам.

Второе. Вводя войска в МНР, мы преследуем не цели захвата Монголии и не цели вторжения в Маньчжурию или Китай, а лишь цели обороны МНР от японского вторжения, а значит, и цели обороны Забайкалья от японского вторжения через МНР».

Сталин приказал – Ворошилов выполнил. Слишком большая ответственность для Наркома Обороны принять самостоятельное решение и ввести десятки тысяч бойцов и командиров на территорию другой страны без санкции «хозяина». Верил ли Ворошилов в «заговор» в Улан-Баторе? Думается, что нет. Слишком хорошо знал он кухню репрессий в РККА и методы работы советников НКВД в Улан-Баторе, расчищавших Чайболсану путь к диктатуре. А вот новый начальник Генштаба Б. М. Шапошников мог и поверить в информацию о «заговоре», как поверил он в виновность Тухачевского, когда присутствовал на знаменитом процессе.

В середине августа телеграфная линия между Москвой и Иркутском работала с полной нагрузкой. Из генштаба в штаб округа поступали шифрованные директивы о формировании группы войск усиления монгольской армии, переформировании стрелковых дивизий и механизированных бригад, формировании новых кавалерийских и авиационных частей. В округе готовились к крупнейшей после гражданской войны переброске войск. Десятки тысяч бойцов и командиров, сотни танков и орудий, тысячи автомашин должны были скрытно сосредоточиться у советско-монгольской границы для дальнейшего продвижения на территорию МНР. К 20 августа 36-я стрелковая дивизия округа, дислоцировавшаяся в Чите, была переформирована в моторизованную дивизию. Для быстрого перемещения по обширным степным просторам Монголии частям дивизии были переданы пять автомобильных батальонов. Была переформирована по штатам военного времени и приспособлена к действиям в монгольских степях и 32-я механизированная бригада, выделенная из 11-го механизированного корпуса.

Для всех мероприятий, связанных с переформированиями и передвижениями частей округа к границам МНР, был создан режим строжайшей секретности. Даже в совершенно секретном приказе войскам округа об организационных мероприятиях, проведенных по особым указаниям Генштаба РККА, вместо пункта новой дислокации переформированных частей стояла фраза: «Дислокация по особому указанию Генштаба РККА». Делалось все возможное, чтобы скрыть переброску крупной группировки войск на территорию Монголии.

Передвижение частей к монгольской границе началось 20 августа. Первыми начали марш на юг по старинному тракту Улан-Удэ – Кяхта 36-я моторизованная дивизия и 32-я механизированная бригада. Спешили, стремясь к «9 сентября» выйти в намеченные пункты, чтобы прикрыть восточные и юго-восточные границы МНР от возможного «вторжения». Из частей округа была создана группа усиления монгольской армии. Командующим группой был назначен комдив Конев – будущий Маршал Советского Союза, комиссаром группы – корпусный комиссар Прокофьев. Через год в июне 1938 года Конев в одном из своих докладов в Москву так оценивал тревожную обстановку августа 1937 года: «Известно, что опоздание с вводом войск РККА в МНР на 8 – 10 дней могло изменить обстановку не в нашу пользу, так как банда шпионов и японских агентов Гендун, Демид, Даризап готовила переворот в МНР 9 сентября, в этот же день должен был состояться переход границы японскими войсками». Вполне возможно, что комдив, не посвященный в высшую политику Москвы и Улан-Батора, искренне верил в существование заговора.

Подразделения 36-й дивизии ночью ушли из Читы. И чтобы скрыть от японской агентуры, а в крупных городах Забайкалья она конечно имелась, и от жителей Читы уход дивизии, на ее место из Иркутска были переброшены части 93-й стрелковой дивизии. Эта дивизия получила номер 36-й дивизии. В освободившиеся казармы в Иркутске были переброшены части 114-й стрелковой дивизии. Эта дивизия также была переименована в 93-ю дивизию. В штабе Забайкальского военного округа делали все возможное, чтобы скрыть переброску войск в Монголию. Передвижением войск в Забайкалье руководили командующий войсками округа командарм 2-го ранга Великанов и начальник штаба округа комдив Тарасов.

Утром 27 августа на монгольский аэродром Баин-Тумен приземлились 52 советских самолета. На следующий день части Красной Армии пересекли монгольскую границу. 36-я дивизия и 32-я механизированная бригада выступили из Кяхты на Улан-Батор. В этот же день из Соловьевска по Эренцабскому тракту на Баин-Тумен начали движение два кавалерийских полка кавалерийской бригады. Штаб группы усиления, расположенный в Улан-Баторе, был связан телеграфной линией с Москвой. Шифрованные оперативные сводки о движении войск по территории МНР, подписанные Коневым и Прокофьевым, два раза в день передавались в Москву, начальнику Генштаба РККА командарму 1-го ранга Шапошникову.

Днем 29 августа стрелковый полк и разведывательный батальон дивизии подошли к Улан-Батору. Марш прошел нормально, и в сводке № 05 отмечалось: «Отставших и аварийных машин нет». В этот же день на дневку западнее Улан-Батора расположились и части 32 – 1 механизированной бригады. Кавалерийские полки продолжали марш по тракту на Баин-Тумен. График перемещения частей усиления выдерживался. Но при движении по дорогам Монголии не принимались в расчет никакие местные или национальные особенности. И в монгольских степях решали и командовали, как у себя дома. Вот один из примеров. Конев 29 августа сообщал в шифровке по прямому проводу комкору Фриновскому, что части 32-й бригады при движении к месту дислокации достигли местечка Чойрин. «К западу в 3 километрах от Чойрина – Чойрин-хид (монастырь), где имеется колодец. Больше воды в районе Чойрина нет». При движении по безводным степям Монголии малочисленные колодцы были единственными местами для размещения войск. Этим и решили воспользоваться. В донесении указывалось: «Монастырь Чойрин-хид имеет около ста отдельных построек, где проживает до трех тысяч лам (монахов). При выселении лам можно разместить стрелковый полк». Куда уйдут три тысячи местных жителей и где они будут жить – об этом не думали.

31 августа 106-й полк дивизии продолжал движение по тракту, соединяющему китайский город Калган с Улан-Батором, выдвигаясь к монголо-китайской границе. Кавалерийские полки бригады, преодолев сотни километров безводной степи, подходили к Баин-Тумену, чтобы прикрыть восточные границы восточного выступа республики.

К вечеру 3 сентября 106-й полк достиг конца своего долгого пути – Саин-Шанда. Здесь на трассе Калган – Улан-Батор создавался опорный пункт, прикрывавший юго-восточную границу республики. Полки кавалерийской бригады из Баин-Тумена перебрасывались в монастырь Югодзырь-хид на юго-восточную границу республики. Они должны были прикрывать с юга стратегически важный Тамцак-Булакский выступ территории МНР. Место для размещения полков было выбрано около монастыря. Его постройки могли вместить оба полка, а имеющиеся рядом колодцы обеспечивали и людей, и конский состав.

Уже 30 августа штаб группы усиления войск был переформирован в штаб 57-го особого корпуса с дислокацией в Улан-Баторе. Части корпуса подчинялись штабу Забайкальского военного округа, но в оперативном отношении командование и штаб корпуса подчинялись только Наркому Обороны и начальнику Генштаба. Такое двойное подчинение определялось особым положением частей Красной Армии, расположенных на территории соседней страны.

К 9 сентября сосредоточение частей Красной Армии на территории МНР было закончено. На основных направлениях были прикрыты юго-восточные границы республики. В случае военной угрозы подразделения, сосредоточенные в Улан-Баторе, могли выдвинуться в любом направлении к границам. Восточная территория республики была прикрыта с воздуха двумя авиационными полками. Для подразделений Красной Армии началась суровая служба в чужой стране, в непривычных условиях пустынного театра, на голом месте без жилья, запасов, продовольствия, горючего. Специально сформированные автомобильные батальоны по плохим проселочным дорогам подвозили все необходимое, чтобы обеспечить на зиму крупную группировку частей Красной Армии.

Части пришли на голое место. Все надо было начинать с нуля, а суровая монгольская зима с ее ветрами, холодами и буранами уже стояла у порога. До ближайших железнодорожных станций на советской территории, откуда поставлялось все необходимое вплоть до дров для отопления, сотни километров бездорожья. В этих условиях вся надежда была только на автотранспорт. Водители автомобильных батальонов сутками не вылезали из кабин. Тысячи грузовых машин непрерывно курсировали между железнодорожными станциями, базами снабжения и частями…

К октябрю 1937 года на территории МНР была сосредоточена крупная подвижная группировка Красной Армии: 30 тысяч человек, тысячи ручных и станковых пулеметов, сотни орудий, 280 бронемашин и 265 танков. Подвижность ее подразделений обеспечивали пять тысяч автомашин всех типов. На аэродромах и посадочных площадках было сосредоточено 107 самолетов. В состав корпуса вошли 36-я мотострелковая дивизия, одна механизированная и две мотоброневые бригады, мотоброневой полк, кавалерийская и авиационная бригады, части связи и многочисленные инженерные, автомобильные и строительные подразделения.