Военные тайны XX века - Схватка с черным драконом. Тайная война на Дальнем Востоке

Информация Зорге касалась, в основном, общих военных проблем империи. Данные по маньчжурскому плацдарму и Квантунской армии были отрывочными и неполными. Но эта информация перекрывалась большим объемом разведывательных данных, которые поступали в Хабаровск от источников тактической агентурной разведки 4-го (разведывательного) отдела штаба ОКДВА. Сеть тактической агентурной разведки очень плотно накрывала всю Маньчжурию и Корею, и о численности, вооружении и дислокации японских частей в этих районах в Хабаровске знали все. Чтобы убедиться в этом, достаточно просмотреть комплекты разведывательных сводок штаба ОКДВА за 1934—1935 годы, подписанных начальником разведотдела Карповым. Эта фамилия была псевдонимом будущего героя Сталинграда и Берлина Маршала Советского Союза Чуйкова.

Третьей по важности задачей Зорге считал изучение и анализ японо-германских отношений, которые после прихода Гитлера к власти должны были стать более тесными. В начале 1933-го, когда разрабатывался план операции, слишком рано было предсказывать тесное сближение между этими двумя странами, направленное против СССР. Возможности получения конкретной информации по этой проблеме в германском посольстве также не просматривались. Никаких подходов к посольству в 1933 году Зорге также не имел. Очевидно, задача была сформулирована летом 1935-го, когда тесное сближение двух агрессоров в будущем уже ни у кого не вызывало сомнений. Но тогда этой проблемой занимались не только разведчики, но и наши дипломаты в Берлине и Токио. Причем дипломаты информировали не только свое руководство, но и руководство Наркомата Обороны. Такая дублирующая информация позволяла дать более точную оценку разведывательной информации, поступающей от Зорге.

Вот только один пример. В апреле 1934 года Полпредство СССР в Германии направило в Москву обзор информации на тему: «Германия и Япония в освещении германской фашистской прессы». В предисловии говорилось: «Предполагаемый очерк представляет продолжение той серии работ по изучению восточной политики германского фашизма, которая в 1933 году была начата в Полпредстве». В обзоре рассматривались историческое и идеологическое обоснование германо-японской дружбы, проблема угрозы коммунизма, оправдание японской агрессии на материке и политическая поддержка Японии в ее внешней политике. Солидное исследование на 40 страницах охватывало весь спектр германо-японских отношений.

Четвертой задачей было: «Непрерывно добывать сведения о японской политике в отношении Китая». Это было продолжением разведывательной и аналитической деятельности, которую Зорге проводил в Китае, но уже на новом месте и с японских позиций. В Москве считали, что взаимоотношения Японии и СССР во многом зависят от того, как будет развиваться политика империи в отношении к этой огромной страны. Ухудшение этой политики и возможный конфликт между двумя странами, а такая возможность не исключалась, означали поворот японской агрессии на континенте с севера на запад и ослабление угрозы дальневосточных границ. Японо-китайская проблема была хорошо известна Зорге, и продолжением ее исследования он мог заняться сразу же по приезде в Японию. Вполне возможно поэтому, что эта задача была сформулирована и поставлена перед ним еще в 1933 году.

К этой задаче примыкала и проблема политики Японии по отношению к Англии и США. В середине 1930-х до начала японо-китайского конфликта в Москве верили в возможность войны Японии с Советским Союзом при поддержке Англии и США. Такие опасения, особенно после инцидентов на границах в 1935—1936 годах, были. И только после августа 1937-го, когда острие японской агрессии было повернуто на Запад, в Москве поняли, что угроза нападения на Дальний Восток при поддержке Англии и США отодвигается в далекое будущее. Но в 1935-м, а эта задача ставилась именно тогда, обстановка в этом районе была достаточно тревожной.

Шестой задачей было: «Постоянно следить за ролью военных в определении внешнеполитического курса Японии, уделяя пристальное внимание тем тенденциям в армии, которые влияют на внутреннюю политику…» Своевременность постановки этой задачи наглядно проявилась после путча 26 февраля 1936 года. Эта задача была поставлена потому, что японские военные играли главную роль во всех областях японской политики, особенно в иностранных делах. После начала захвата Маньчжурии влияние армии на все стороны жизни Японии резко возросло, и это очень тревожило Москву. Причиной такой обеспокоенности было и то, что начиная с русско-японской войны японские военные лидеры считали Россию, а затем Советский Союз своим реальным противником на азиатском континенте. В 1935 году, когда ставилась эта задача, в Разведупре не предполагали, что к 1941 году на политическую арену выйдет другая мощная военная сила – военно-морской флот империи.

И, наконец, последней, седьмой, задачей было наблюдение за развитием тяжелой, и в первую очередь военной, промышленности. Сухопутные войска были слабо оснащены новейшей военной техникой, и Япония значительно отставала от таких развитых стран, как США, Англия, Франция, Германия. Автомобильная и тракторная промышленность, а также производство самолетов, танков, тяжелой артиллерии были развиты очень слабо. Поэтому развитию военной промышленности уделялось первостепенное значение. И Москве было очень важно знать, с какой военной техникой придется столкнуться дальневосточным дивизиям на полях Маньчжурии в будущей войне.

Таковы были задачи, разработанные для операции «Рамзай». Конечно, невозможно было в 1933-м поручить группе выполнение всех семи задач. И объем работы был слишком велик, и группа была вначале малочисленной. Да и первоначально определенный срок командировки в два года (по утверждению западных авторов) не позволял выполнить в полной мере весь объем задач. Так что из семи пунктов разведывательной программы, о которых писал Зорге, в 1933-м было намечено не более трех. Остальные пункты были добавлены уже летом 1935-го, через полтора года после начала работы, когда и состав группы был другим, и условия работы Зорге изменились в лучшую сторону.

Несколько слов о людях, с которыми встречался Зорге при разработке операции. В своих записках он писал: «Радек из ЦК партии с согласия Берзина подключился к моей подготовке. При этом в ЦК я встретился с моим старым приятелем Алексом. Радек, Алекс и я в течение длительного времени обсуждали общие политические и экономические проблемы Японии и Восточной Азии…» Карл Радек был тогда начальником бюро международной информации ЦК ВКП(б). В этой организации концентрировалась вся международная информация, приходящая в Москву как по каналам ТАСС («Бюллетени иностранной информации не для печати»), так и из Наркоминдела. Лев Борович работал у Радека ответственным секретарем. Оба они были очень информированными людьми и прекрасно разбирались во всех международных проблемах.

Неудивительно, что Зорге, беседуя с ними, мог получить подробнейшую информацию по вопросам, касающимся Дальнего Востока и Японии. О Карле Радеке писали много. А о Льве Боровиче («Алексе»), кроме фамилии, почти ничего неизвестно. И о нем стоит сказать несколько слов.

Он родился в 1896 году в Лодзи (Польша) в семье фабриканта. Учился в гимназии. В 1916 году, спасаясь от призыва в германскую армию, уезжает из Лодзи в Баку. Поступает в Бакинское политехническое училище, которое и оканчивает в 1917 году. Родители и сестра остаются в Польше. В РККА вступил добровольцем в сентябре 1918-го. Красноармеец, потом командир отделения и взвода. Затем Московские военно-инженерные курсы и после их окончания отправка на фронт в отдельную бригаду особого назначения при Реввоенсовете Западного фронта. Бригада была укомплектована военнопленными-интернационалистами, являлась последним резервом Реввоенсовета и была одним из первых заградительных отрядов в Красной Армии. В этой бригаде Борович прошел путь от начальника связи батальона до заместителя комиссара бригады. В 1920 году Борович уже работал в Регистрационном управлении Западного фронта, а с 12 января 1921 года был переведен в Региструпр в Москву. И сразу же после короткой подготовки первая заграничная командировка, затянувшаяся на годы.

Весной 1921-го под видом возвращавшегося на родину румынского солдата через Штетин прибыл в Германию. В мае 1921-го был командирован в Вену как помощник резидента. В начале 1923-го отозван в Берлин. В сентябре 1923-го, во время подготовки восстания в Германии, переправлял Карла Радека в Германию из Праги. Несколько месяцев летом 1924-го был резидентом в Праге, а в сентябре 1924-го был назначен помощником резидента в Варшаве. В конце 1924-го из-за слабой конспирации и других ошибок провалились несколько сотрудников нелегальной сети военной разведки в Варшаве. Тень подозрения могла пасть и на Боровича. Ему пришлось покинуть Польшу в январе 1925-го и вернуться в Москву. Два года работы во втором агентурном отделе Разведупра, вначале заведующим сектором, а потом помощником начальника отдела, курсы усовершенствования по разведке. И в октябре 1927-го вновь с агентурным заданием уезжает на несколько лет за рубеж, на этот раз резидентом в Вену. После возвращения из второй зарубежной командировки в 1930 году увольняется в резерв РККА и откомандировывается для работы в ВСНХ. В мае 1932-го его забирает к себе в бюро международной информации ЦК партии Карл Радек. Познакомились и подружились они еще в 1921-м в Берлине, во время первой поездки Боровича в Европу. У Радека он и проработал ответственным секретарем бюро два года.

* * *

На стол начальника Разведупра легла радиограмма, полученная из Шанхая: «Рихард выехал 12 ноября из Шанхая в Японию. 21-го должен быть во Владивостоке». На этой радиограмме Берзин написал: «Нужно предупредить Владивосток. 15 ноября 1932 года». Резидент Разведупра в Шанхае Рихард Зорге возвращался в Москву.

Чем объяснить возвращение шанхайского резидента именно в ноябре 1932-го? Биографы Зорге обходят этот вопрос молчанием. Пишут о приходе Гитлера к власти, о доверии, оказанном Зорге, о разработке операции «Рамзай», выполнение которой можно доверить якобы только Зорге. Версий выдвигается много, а объяснений и, главное, доказательств мало.

Версия о приходе Гитлера к власти не выдерживает критики. Решение об отзыве Зорге было принято в Москве в начале ноября, за три месяца до знаменитой даты 30 января 1933 года, когда Гитлер пришел к власти и стал канцлером. В калейдоскопе событий того бурного времени ни один руководитель разведки, и Берзин не исключение, не мог за три месяца предвидеть такое развитие событий. Вопрос о доверии именно Зорге также можно поставить под сомнение. Такой вариант был бы возможен, если бы он блестяще и безошибочно работал в Китае и его дальнейшее перемещение в Японию на более ответственную работу выглядело бы как своего рода «поощрение». Но истинная причина отзыва хранится в архиве ГРУ, и ни один из советских биографов Зорге о ней не упоминает. Остается только строить предположения.

В те годы людей не хватало, и выполнение одним разведчиком различных задач, можно назвать их партийно-разведывательными, было широко распространенным явлением и часто приводило к серьезным провалам. Социальная база и методы решения этих задач были различными. Партийно-политическая работа требовала широкой массовой базы и большого числа участников движения, тогда как разведывательная – нуждалась в узком круге специально подобранных и хорошо законспирированных от контрразведки и полицейского сыска людей. Подобное совмещение индивидуальной и массовой деятельности в прошлом не раз приводило к преждевременному раскрытию самых законспирированных структур. Неслучайно во все времена лучшим разведчиком считался тот, кто работал в одиночку, без громоздкой сети вспомогательных звеньев.

Но Зорге был коминтерновцем, сотрудником партийной разведки, человеком, занимавшимся партийно-политической работой и в Германии, и в течение четырех лет работы в Коминтерне. Когда он пришел в Разведупр в 1929 году, навыков и опыта работы в военной разведке у него не было. И Берзину приходилось часто предупреждать Зорге не отвлекаться на партийно-пропагандистские кампании, не склоняться к массовому привлечению к разведывательной работе людей исходя только из морально-политических мотивов и тем более не поручать одному и тому же лицу решение совершенно разных задач, что с трудом удавалось Зорге и таило в себе огромную опасность. И это было характерно для Китая, где сотрудники военной разведки работали в тесном контакте с представителями отдела международных связей Коминтерна, несмотря на то что такое сотрудничество было запрещено.

Генерал-майор Иванов в своей неопубликованной рукописи о Зорге высказывает свою версию причин отзыва Зорге из Китая: «Мы точно не знаем причин возвращения Зорге в Москву именно в конце 1932 года и почему он не продолжал оставаться и работать далее. Неизвестно также и о том, настаивал ли он сам на скорейшем возвращении. Можно лишь предположить, что трехлетний срок пребывания в Шанхае был достаточен для решения первых организационных задач, и, по всей вероятности, он заслуживал перерыва в работе и отдыха в нормальных условиях. Возможно, предстояла переориентировка Зорге на другое направление, например в Японию, возможно, что появились какие-либо признаки неблагополучия. Сам Зорге никому и никогда об этом не говорил».

Иванов считал, что отдельные симптомы неблагополучия в позиции Зорге как резидента просматривались уже в 1932 году. Летом 1932 года в Италии провалился сотрудник Разведупра Лев Маневич (знаменитый «Этьен»), который мог знать Зорге по Управлению. В этом же году японские спецслужбы арестовали в Бейпине источник Ходзуми Одзаки по подозрению в шпионаже в пользу компартии Китая. Контакты Зорге с Одзаки не были ни для кого тайной, и тень подозрения могла пасть на резидента. И, наконец, накануне отъезда Зорге в Москву его навестил шеф секретной службы Компартии Кан Син и предупредил, что в разведывательную сеть проник провокатор. Сам факт того, что шефу секретной службы были известны нелегальный резидент Разведупра и его адрес, говорил о неблагополучии в системе конспирации резидентуры.

Версию генерала разведки хотелось бы дополнить следующим фактом. В 1955 году Следственное Управление КГБ занималось реабилитацией погибших в 1937—1938 годах сотрудников военной и политической разведок. Проверялись их «показания», выбитые на следствии, и для этого посылались запросы в другие организации. 19 декабря 1955 года ГРУ в ответе на запрос начальника Следственного Управления КГБ Малярова сообщило: «… Нелегальный резидент „Рамзай“ возглавлял нелегальную сеть Разведупра в Шанхае в 1929—1932 годах. В связи с угрозой его провала, ввиду грубых организационных ошибок, допущенных „Рамзаем“, из Шанхая он был отозван в Центр». Этот документ может поставить точку в спорах о том, почему Зорге был вынужден прекратить разведывательную работу в Китае.

В заключение можно добавить, что после трех лет пребывания в Шанхае Зорге раньше других, в том числе некоторых военачальников в Москве, увидел и понял, что сильного и коварного противника, каким в то время уже была Япония, надо разведывать изнутри, находясь в самом логове врага. Так родилась идея создания сильной разведывательной организации в Токио. Вначале идея Зорге была изложена в письме на имя Берзина, а после его возвращения в Москву в 1932 году разрабатывалась во всех деталях в Управлении.

По прибытии Зорге в Москву произошло его переориентирование, а вернее, более точное нацеливание на объект военно-стратегической разведки – Японию. Теперь сама разведывательная цель: вскрытие планов и военных замыслов противника – становилась яснее и проще, зато организационная задача разведки – создание надежной и глубоко проникающей в государственный и военный аппарат разведывательной сети, которая бы позволяла следить за практическими мероприятиями агрессора, представлялась куда труднее, чем на территории третьего государства. Нужно было проникнуть в сердце врага, или, как тогда выражались, в «берлогу зверя», и следить за каждым его шагом.

Первая беседа с Берзиным после возвращения из Шанхая была сугубо информационной. «Старик» предпочитал слушать и вникать в суть событий на Дальнем Востоке и наблюдений опытного журналиста и разведчика. На первой беседе были, конечно, и его ближайшие помощники: начальник агентурного отдела Борис Мельников и начальник информационной службы Александр Никонов. Оба внимательно слушали сообщение Зорге, лишь изредка, когда Рихард называл новые имена или важные факты, Берзин уточнял их, занося при этом в развернутый на столе блокнот. Руководитель военной разведки не любил во время работы или беседы телефонных перезвонов и больше двух аппаратов на столе не держал; один для связи с подчиненными и аппарат внутренней связи, по которому мог позвонить изредка Ворошилов или кто-либо из его заместителей. Во время беседы в приемной всегда находилась его секретарша Наташа Звонарева, готовая отразить «натиск» любого спешно ворвавшегося посетителя.

Как рассказывал Иванову старый работник этой службы адмирал Бекренёв, Берзин умел слушать и направлять беседу, лишь изредка корректируя ее ход вопросами и уточнениями. Обычно беседа заканчивалась по обоюдному согласию, и Ян Карлович имел привычку кратко ее подытожить.

– Ну что ж, – говорил он, – будем считать, что ближайшая задача выполнена. Дальнейшая задача будет несколько труднее. Японскую крепость предстоит все равно брать нам с Вами, Рихард.

Перед тем, как отпустить Зорге, «Старик» встал со своего места, подошел к Зорге и Никонову и, как бы в назидание, подчеркнул:

– Александр Матвеевич, постарайтесь до отъезда Рихарда на отдых и в Берлин сверить с ним наши оценки по Дальнему Востоку, особенно в области военной экономики и новых вооружений Японии. Мы должны точно знать, каким оружием японцы собираются воевать и насколько у них хватит пороху.

Вот так – лаконично, без натяжки и грубых окриков этот требовательный руководитель умел выслушать, расположить к себе и направить по пути деятельной работы каждого, кто посвятил свой талант, сердце и жизнь благородному делу разведки.

* * *

6 ноября 1933 года к причалу иокогамского порта пришвартовался океанский лайнер «Куин Элизабет». По трапу, слегка прихрамывая, сошел респектабельный господин и предъявил чиновнику морской полиции паспорт гражданина Третьего рейха Рихарда Зорге. Руководитель разведывательной группы «Рамзай» вступил на японскую землю.

В Японию приехал журналист-международник высшего класса, прекрасно разбиравшийся во всех тонкостях запутанных международных отношений, новейшей истории и внешней политики крупнейших мировых держав. Это был ученый, великолепно овладевший диалектикой познания событий. Но это был человек, который уже тогда, в 1933 году, отлично понимал, как он должен работать в новой стране. Вот выдержка из его записок: «Мое убеждение состояло в том, что если думать об успешном выполнении наших разведывательных целей в Японии, то необходимо глубоко разобраться во всех вопросах, хотя бы в какой то степени имеющих отношение к нашей миссии, и всегда полагал, что человек, находящийся в таком положении, не должен удовлетворяться простым сбором информации, а обязан приложить все усилия, чтобы обладать полным пониманием вопросов, имеющих отношение к его собственной деятельности. Несомненно, что сам по себе сбор информации дело очень важное, но я считал, что самое важное – умение проанализировать материал и дать ему оценку с общеполитической точки зрения». Вот метод разведывательной работы в Японии! И как следствие этого метода – фраза в «Записках» Зорге: «В результате возникла необходимость постоянно и последовательно анализировать и проблемы Японии».

Но для такой аналитической работы нужны были обширные знания. Тех знаний дальневосточных проблем, с которыми Зорге приехал в Японию, а они были весьма солидными после трехлетней работы в Китае, было недостаточно. И поэтому до самого дня ареста он стремился как можно больше узнать о стране, в которой жил. Как следствие этого, вывод, отраженный в его «Записках»: «Знания, приобретенные мною в период проведения работы в Японии, ничуть не уступали тем, которые были получены мною в немецком университете. Осенью 1933 года я перешел к детальному изучению японских проблем…»

Как же проходило изучение этих проблем? Собиралась вся научная литература по Японии. В личной библиотеке Зорге к моменту ареста было около 1000 книг по самым различным вопросам, касающимся Японии. Использовалась библиотека посольства и личная библиотека посла, а также библиотека Восточно-азиатского германского общества в Токио, в которой было очень много научной литературы. Заказывались переводы из солидных японских журналов. Собиралось и тщательно изучалось все, что могло хоть что-то добавить к его знаниям о Японии. И, конечно, последовательность изучения японских проблем. Вот как он сам писал об этом: «Я изучал древнюю историю Японии, политическую, экономическую и социальную историю древнего периода. Полученные знания помогли мне разобраться в вопросах экономики и политики современного периода. Поэтому я детально изучал аграрную проблему, затем перешел к проблемам мелкой и крупной промышленности, и, наконец, тяжелой промышленности…» Совершенно новый подход к разведывательной работе, о котором в 1930-е годы не могла догадаться ни одна контрразведка. Зорге хорошо понимал, что добиться серьезных результатов в разведывательной работе можно только таким путем. Поэтому неудивительно, что в его «Записках» появились такие строчки: «Не следует забывать, что моя разведывательная работа в Китае и позднее в Японии носила совершенно новый, оригинальный и к тому же творческий характер».

Этот новый творческий метод в разведывательной работе, основанный на глубочайших знаниях всех проблем, хотя бы косвенно имевших отношение к разведывательной деятельности, начали признавать и на Западе, когда там появились книги о Зорге. Английского писателя Чарльза Уайтона, автора нашумевшей в свое время книги «Величайшие разведчики мира», нельзя обвинить не только в любви, но даже в симпатиях к Зорге. И все же он вынужден был признать превосходство советского разведчика именно в методах его работы. Вот характеристика, данная им Зорге: «С какой бы меркой не подходили к нему, нельзя не согласиться с тем, что человек он был выдающийся: доктор философии, наделенный недюжинным умом, в совершенстве знающий немецкий, английский, французский, русский, японский и китайский языки, крупный специалист по каждой из стран, где ему приходилось заниматься разведывательной деятельностью. Можно не сомневаться, что Зорге добился бы огромных успехов в любой области, которую бы он ни выбрал. Именно поэтому он и стал непревзойденным разведчиком». Признание весьма красноречивое!

То, что на Западе стало ясно в 1950-е годы, Зорге отлично понял в начале 1930-х годов. Творческий подход к разведывательной деятельности, основанный на тщательном изучении всех проблем, касающихся разведки, и на научном анализе основных вопросов, был новым для того времени. В те годы крупнейшие разведки мира, проповедывавшие принцип плаща и кинжала, жили легендами о похождениях Лоуренса Аравийского, или Дальневосточного Лоуренса – Доихара Кендзи, руководителя японской разведки на азиатском континенте, о похождениях которого в Северном Китае шумела мировая пресса. Умный, обладавший большими знаниями, знавший множество языков – он весь свой талант и энергию бросил на организацию политических заговоров, похищений, диверсий, убийств из-за угла. Он был антиподом и полной противоположностью Зорге. И неудивительно, что в незримом поединке с резидентом советской военной разведки в Японии руководитель «континентальной службы» потерпел сокрушительное поражение.

Такая тщательная исследовательская работа не имела непосредственного отношения к получению разведывательной информации. Но предоставим слово Зорге: «Я был уверен, что абсолютно необходимо по возможности полно разбираться во всех проблемах государства, в котором я нахожусь, в данном случае Японии. Осуществляя такую исследовательскую работу, я мог оценить степень важности того или иного вопроса, того или иного события как с точки зрения внешней политики Советского Союза, так и с точки зрения политики и истории в широком смысле слова… Наконец, благодаря своей исследовательской работе, я не только мог собирать необходимую информацию и точно передавать ее – я был в состоянии давать свою собственную оценку положению с точки зрения политической, экономической, военной».

Помимо оперативной информации, содержавшейся в радиограммах, отправляемых в «Висбаден», в Москву с курьерами шли обстоятельные доклады по различным вопросам политического, экономического и военного характера. И именно для составления таких докладов исследовательская работа, проводимая Зорге в Японии, имела неоценимое значение. Зорге в своих «Записках» писал: «Я составлял доклады о внутриполитическом, международном положении, а также доклады по военным вопросам. В них содержалось краткое изложение и анализ развития важнейших событий после того, как были посланы соответствующие донесения. Опираясь на обширную информацию и результаты моей исследовательской работы, я старался нарисовать правильную, объективную общую картину изменившейся обстановки и развития основных событий. Такие доклады, требовавшие большого труда, были бы немыслимы, если бы не была проведена глубокая исследовательская работа и отсутствовали глубокие знания». Зорге мог с гордостью заявить, что изучение страны и исследовательская работа, которой он занимался с первого дня приезда в Японию до дня ареста, помогли ему полностью удовлетворить те высокие требования к качеству анализа и оценок важнейших событий, которые предъявлялись Москвой. Такая исследовательская работа помогла ему совершенствоваться не только как крупнейшему журналисту по Японии и проблемам Дальнего Востока, но и как специалисту-разведчику.

Не отставали от Зорге и его ближайшие соратники по группе «Рамзай» Ходзуми Одзаки и Бранко Вукелич. Отличные знания, обширные связи, та же, что и у Зорге, страсть к исследовательской работе, то же знание нескольких языков. И еще одна причина успешной разведывательной работы – каждый из них был на своем месте, там, где он мог дать максимум результатов, принести максимум пользы. Такая расстановка сил в группе, учитывавшая все возможности и особенности каждого ее члена, была, конечно, достижением Зopгe и в немалой степени способствовала успешной разведывательной работе в течение многих лет. И еще об одной особенности действий разведчиков, давшей отличные результаты, стоит сказать. Им никогда не применялись такие атрибуты западных разведок, как подложные документы, шантаж, угрозы. Все разведчики работали под своими собственными именами и фамилиями, их документы были подлинными, домашние адреса были известны многочисленным знакомым. Ценнейшую информацию получали, и это неоднократно подчеркивалось ими на следствии и суде, не прибегая к шантажу и угрозам. Свою журналистскую работу выполняли отлично. И если Зорге по праву считался лучшим иностранным корреспондентом на Дальнем Востоке, то Ходзуми Одзаки можно было считать лучшим японским журналистом по проблемам Китая и Японии.

Бранко Вукелич – журналист, фоторепортер – приехал в Токио в феврале 1933 года как корреспондент югославской газеты «Политика», французского журнала «Ви» и сотрудник французского информационного агентства «Гавас». Знание французского, английского, немецкого, итальянского языков, блестящая эрудиция и обширные знания помогли ему в короткий срок приобрести широкий круг знакомств. В числе его знакомых были английский военный атташе генерал-майор Френсис Пигот, влиятельные корреспонденты агентства «Рейтер» Майкл Кокс и «Нью-йорк геральд трибюн» Джозеф Ньюмен. Был он частым гостем в английском, американском и французском посольствах, где мог получать ценную политическую информацию. Крупным источником информации для Вукелича было агентство «Домей Цусин». Вот как Зорге оценивал его работу в этом агентстве: «… Вукелич мог доставать в агентстве новости, которые обычным порядком из-за цензуры не публиковались. Так мы получали возможность разбираться в развитии политической обстановки в Японии, знать позиции правительства. Вукелич постоянно беседовал на различные темы с французами, работавшими в отделении агентства „Гавас“, и от них получал кое-какие сведения… Отделение было связано с французским посольством, и сам Вукелич поддерживал с ним контакты. Мы очень были заинтересованы как в общей, так и в фундаментальной информации, которую Вукелич стал получать в этом посольстве».

Ходзуми Одзаки – журналист, корреспондент крупнейшей газеты «Асахи» в Китае, затем сотрудник редакции газеты. Сотрудник исследовательского отдела концерна ЮМЖД, после прихода к власти принца Коноэ неофициальный советник премьера по китайским вопросам. Крупнейший специалист по проблемам Китая, автор книг и статей в журналах и газетах на эту тему. Его антимилитаристские взгляды на японскую экспансию не были секретом для Зopгe еще в Китае. Несколько лет не изменили мировозрения Одзаки, его взгляды остались прежними, и после беседы с ним Зорге передал в Москву радиограмму: «Связался с Одзаки и после основательной проверки опять решил привлечь его к работе. Это очень умный, верный человек. Занимает видное положение в крупной газете, имеет необыкновенно широкий круг знакомств». Японский журналист стал членом группы «Рамзай» и первым помощником советского разведчика.

Так же как и Зорге, Одзаки при получении разведывательной информации не пользовался такими распространенными у разведок других стран методами, как провокации, шантаж, угроза, подкуп. Крупнейший специалист по Китаю, с мнением которого считался премьер принц Коноэ, не говоря уже о государственных деятелях рангом ниже, он обладал фундаментальными знаниями по всему комплексу дальневосточных военно-политических проблем. Естественно, что к нему часто обращались за советом и консультацией. Одзаки высказывал свое мнение, подробно обосновывая его. При этом у политических деятелей, занимавших высокие посты, не появлялось ни малейших подозрений, что эксперт по Китаю хочет выведать у них какие-то государственные тайны. Наоборот, убедившись, что Одзаки знает не меньше, чем они, по обсуждаемому вопросу, они сами выкладывали все, что знали.