Сочинения

Оставим землю, дом и любезную

Супругу, а из всех, что растили мы,

Дерев последуют за нами

Только постылые кипарисы.

Возьмет наследник вина, хранимые

За ста замками, на пол расплещет он

Цекубских гроздей сок, какого

Даже понтифики не пивали.

[52]

15

О римской роскоши

Земли уж мало плугу оставили

Дворцов громады; всюду виднеются

Пруды, лукринских вод обширней,

И вытесняет платан безбрачный

Лозы подспорье – вязы; душистыми

Цветов коврами с миртовой порослью

Заменены маслины рощи,

Столько плодов приносившей прежде;

И лавр густою перенял зеленью

10 Весь жар лучей… Не то заповедали

Нам Ромул и Катон суровый, —

Предки другой нам пример давали.

Скромны доходы были у каждого,

Но умножалась общая собственность;

В своих домах не знали предки

Портиков длинных, лицом на север,

Простым умели дерном не брезговать

И дозволяли камень обтесанный

Лишь в государственных постройках

20 Да при убранстве священных храмов.

[53]

16

К Помпею Гросфу

Мира у богов мореход эгейский

Просит в грозный час налетевшей бури,

Из-за черных туч в небесах не видя

Звезд путеводных,

Мира просит гет, утомлен войною,

Мира просит перс, отягченный луком,

Только мира, Гросф, не купить за пурпур,

Жемчуг и злато.

Ибо никого не спасут богатства

10 И высокий сан от томлений духа

И забот ума, что и под роскошной

Кровлей витают.

Хорошо тому, кто богат немногим,

У кого блестит на столе солонка

Отчая одна, но ни страх, ни страсти

Сна не тревожат.

Что ж стремимся мы в быстротечной жизни

К многому? Зачем мы меняем страны?

Разве от себя убежать возможно,

20 Родину бросив?

Всходит на корабль боевой Забота,

За конями турм боевых несется,

Легче, чем олень, и быстрей, чем ветер,

Тучи несущий.

Будь доволен тем, что в руках имеешь,

Ни на что не льстись и улыбкой мудрой

Умеряй беду. Ведь не может счастье

Быть совершенным.

Славен был Ахилл, но погиб он рано;

30 Долго жил Тифон, но иссох убого;

Мне ж, быть может, то, в чем тебе откажет,

Время дарует.

У тебя стада в сицилийском поле

Блеют и мычат, у тебя в квадриге

Кобылица ржет, у тебя одежду

Пурпур окрасил.

У меня – полей небольшой достаток,

Но зато даны мне нелживой Паркой

Эллинских Камен нежный дар и к злобной

40 Черни презренье.

[54]

17

К Меценату

Зачем томишь мне сердце тоской своей?

Так решено богами и мной самим:

Из нас двоих умру я первым,

О Меценат, мой оплот и гордость!

А если смерть из двух половин души

Твою похитит раньше, – зачем тогда

Моей, калеке одинокой,

Медлить на свете? Тот день обоим

Принес бы гибель. Клятву неложную

10 Тебе даю я: выступим, выступим

С тобою вместе в путь последний,

Вместе, когда б ты его ни начал!

Ничто не в силах нас разлучить с тобой:

Ни злость Химеры пламенно-дышащей,

Ни мощь сторукого Гианта, —

Правда и Парки о том судили.

Весов созвездье иль Скорпион лихой

Вершит мне участь, ставши владыкою

В мой час рожденья, Козерог ли,

20 Воли Гесперийских владыка мощный, —

Но как-то дивно наши созвездия

Друг с другом сходны: спас тебя блещущий

Отец Юпитер от Сатурна,

Крылья замедлив Судьбы летучей

В тот год, когда народ многочисленный

В театре трижды рукоплескал тебе;

Меня ж, над головой обрушась,

Дерево чуть не лишило жизни,

Но Фавн, хранитель паствы Меркурия,

30 Отвел удар. Итак, не жалей богам

В обетном храме жертв обильных, —

Я же зарежу простую ярку.

[55]

18

К алчному

У меня ни золотом,

Ни белой костью потолки не блещут.

Нет из дальней Африки

Колонн, гиметтским мрамором венчанных;

Не был я наследником

Царей пергамских пышного чертога,

И одежд пурпуровых

Не ткут мне жены честные клиентов.

Но за то, что лирою

10 И песнопенья даром я владею, —

Мил я и богатому.

Ни от богов, ни от друзей не жду я

Блага в жизни большего:

Одним поместьем счастлив я сабинским.

Днями дни сменяются,

И, нарождаясь, вечно тают луны;

Ты ж готовишь мраморы,

Чтоб строить новый дом, когда могила

Ждет тебя разверстая,

20 И выдвигаешь насыпями в Байях

Берег в море шумное,

Как будто тесно для тебя на суше

Что ж? Тебе и этого

Еще все мало, и, межи срывая,

Рад своих клиентов ты

Присвоить землю, – и чета несчастных

С грязными ребятами

Богов отцовских тащит, выселяясь…

А меж тем вернее нет

30 Дворца, что ждет у жадного Плутона

Барина богатого

В конце дороги. Что ж еще ты бьешься?

Та же расступается

Земля пред бедным, как и пред царями!

Прометея хитрого

Не спас Харон за золото из Орка;

Тантал, как и Тантала

Весь гордый род, обуздан в царстве мертвых;

Так бедняге честному

40 Плутон поможет, званый и незваный.

[56]

19

К Вакху

Я видел: Вакх в пустыне утесистой

Учил – о, диво! – мудрости песенной,

Внимаем сонмом нимф и чутким

Племенем сатиров козлоногих.

Священным сердце полное трепетом,

Едва дыханье Вакха почуяло,

Ликует! Смилуйся, о Либер,

Смилуйся, тяжким разящий тирсом!

Дано мне петь вакханок неистовство,

10 Вино и млеко реки струящие

В широких берегах, и меда

Капли, сочащиеся из дупел.

Дано к созвездьям славу причтенную

Жены блаженной петь, и Пенфеевых

Чертогов рушимые кровли,

И эдонийского казнь Ликурга.

Ты кажешь путь потокам и морю грань;

Обрызган лозным хмелем, в ущельях гор

Узлом нежалящим змеиным

20 Ты Бистонид обвиваешь кудри.

Когда по кручам к отчим царениям

Рвалось Гигантов грешное полчище,

Ты ниспроверг в обличье львином

Рета когтями и грозной пастью.

Для хороводных игр и веселия,

А не для буйной мнившийся созданным

Войны, таков же в гуще боя

Был ты, каков и в забавах мирных.

Тебя узрев и рог золотой узнав,

30 Безвредный Цербер трепетно взмахивал

Хвостом и по твоем возврате

Ноги лизал треязычной пастью.

[57]

20

К Меценату

Взнесусь на крыльях мощных, невиданных,

Певец двуликий, в выси эфирные,

С землей расставшись, с городами,

Недосягаемый для злословья.

Я, бедный отпрыск бедных родителей,

В дом Мецената дружески принятый,

Бессмертен я, навек бессмертен:

Стиксу не быть для меня преградой!

Уже я чую: тоньше становятся

10 Под грубой кожей скрытые голени —

Я белой птицей стал, и перья

Руки и плечи мои одели.

Летя быстрее сына Дедалова,

Я, певчий лебедь, узрю шумящего

Босфора брег, заливы Сирта,

Гиперборейских полей безбрежность.

Меня узнают даки, таящие

Свой страх пред римским строем, колхидяне

Гелоны дальние, иберы,

20 Галлы, которых питает Рона

Не надо плача в дни мнимых похорон,

Ни причитаний жалких и горести:

Сдержи свой глас, не воздавая

Почестей лишних пустой гробнице.

[58]

Книга третья

1

К хору юношей и девушек

Противна чернь мне, таинствам чуждая!

Уста сомкните! Ныне, служитель муз,

Еще неслыханные песни

Девам и юношам запеваю.

Цари грозны для трепетных подданных,

Царей превыше воля Юпитера.

Гигантов одолев со славой,

Мир он колеблет движеньем брови.

Иной раскинет шире ряды борозд

10 В своих поместьях; родом знатней, другой

Сойдет за почестями в поле;

Добрыми нравами славен третий;

Четвертый горд толпою приспешников;

Но мечет с равной неотвратимостью

Судьба простым и знатным жребий; —

В урне равны имена людские.

Кто чует меч над шеей преступною,

Тому не в радость яства Сицилии,

Ни мирный звон, ни птичье пенье

20 Сна не воротят душе тревожной.

Но миротворный сон не чуждается

Убогой кровли сельского жителя,

Ни ветром зыблемой долины,

Ни прибережных дубрав тенистых.

Кто тем, что есть, доволен – тому уже

Не страшно море неугомонное

И бури грозные несущий

Геда восход иль закат Арктура,

Не страшен град, лозу побивающий,

30 И не страшна земля, недовольная

То ливнем злым, то летней сушью,

То холодами зимы суровой.

А здесь и рыбам тесно в пучине вод:

За глыбой глыба рушится с берега.

И вновь рабов подрядчик гонит:

Места себе не найдет хозяин

На прежней суше. Но и в морской приют

К нему нагрянут Страх и Предчувствия;

И на корабль взойдет Забота,

40 И за седлом примостится конским.

Так если нам ни мрамором Фригии,

Ни ярче звезд блистающим пурпуром,

Ни соком лоз, ни нардом персов

Не успокоить душевной муки, —

Зачем на зависть людям высокие

Покои мне и двери роскошные?

Зачем менять мой дол сабинский

На истомляющее богатство?

[59]

2

К римскому юношеству

Военным долгом призванный, юноша

Готов да будет к тяжким лишениям;

Да будет грозен он парфянам

В бешеной схватке копьем подъятым.

Без крова жить средь бранных опасностей

Он пусть привыкнет. Пусть, увидав его

Со стен твердыни вражьей, молвит

Дочке-невесте жена тирана:

«Ах, как бы зять наш будущий, царственный,

10 В искусстве ратном мало лишь сведущий,

Не раззадорил льва, что в сечу

Бурно кидается в яром гневе!»

И честь и радость – пасть за отечество!

А смерть равно разит и бегущего

И не щадит у тех, кто робок,

Спин и поджилок затрепетавших.

Падений жалких в жизни не ведая,

Сияет Доблесть славой немеркнущей

И ни приемлет, ни слагает

20 Власти, по прихоти толп народных.

И открывая небо достойному

Бессмертья, Доблесть рвется нехоженым

Путем подняться, и на крыльях

Быстро летит от толпы и грязи.

Но есть награда также молчанию:

И если кто нарушит Церерины

Святые тайны, то его я

Не потерплю под одною кровлей

Иль в том же челне. Часто Диеспитер

30 Карает в гневе с грешным невинного;

А кто воистину преступен,

Тех не упустит хромая Кара.

[60]

3

К Августу

Кто прав и к цели твердо идет, того

Ни гнев народа, правду забывшего,

Ни взор грозящего тирана

Ввек не откинут с пути, ни ветер,

Властитель грозный бурного Адрия,

Ни Громовержец дланью могучей, – нет.

Пускай весь мир, распавшись, рухнет —

Чуждого страха сразят обломки.

И Геркулес и Поллукс таким путем

10 Достигли оба звездных твердынь небес:

Меж них возлегши, будет Август

Нектар пурпурными пить устами.

Таким путем, о Вакх, и тебя везли

Твои тигрицы, чуждому им ярму

Подставив шеи; так и Ромул

Орка избегнул на конях Марса,

Когда Юнона радость рекла богам,

Совет державшим: «Трою державную

Повергнул в прах судья преступный

20 Вместе с женой, из-за моря плывшей, —

Град, обреченный мной и Минервою

С тех пор, как не дал Лаомедонт богам

Награды должной, – обреченный

Вместе с народом, с вождем лукавым.

Уже не блещет ныне бесславный гость

Лаконки блудной; клятвопреступный род

Приама, Гектором могучий,

Греков уже не разит отважных.

Войне, раздором нашим затянутой,

30 Конец положен. Гнев мой и ненависть

Сложив, я милую для Марса

Внука, который рожден мне жрицей

В дому троянском; в светлый чертог ему

Вступить дозволю; нектара сок вкушать

И приобщить его отныне

К сонмам блаженных богов дозволю.

И лишь бы между Римом и Троею

Шумело море – пусть беглецы царят

Счастливые в краю желанном!

40 Лишь бы Приама, Париса пепел

Стада топтали, звери без страха там

Щенят скрывали б, – пусть Капитолия

Не меркнет блеск, и пусть победный

Рим покоряет парфян законам!

Вселяя страх, он пусть простирает власть

До граней дальних, где отделяется

Водой от Африки Европа,

Вздувшись, где Нил орошает пашни.

Пусть презирает злато, которому

50 В земле остаться лучше не вырытым,

Чем громоздиться на потребу

Людям, громящим и божьи храмы.

И где бы мира грань ни стояла, пусть

Ее оружьем тронет, стремясь достичь

Краев, где солнца зной ярится,

Стран, где туманы и ливни вечно.

Но лишь один воинственным римлянам

Завет кладу я: предков не в меру чтя

И веря счастью, не пытайтесь

60 Дедовской Трои восставить стены!

Коль встанет Троя в пору недобрую, —

Судьба вернется с гибелью горькой вновь:

Юпитера сестра-супруга,

Двину сама я полки победно.

Пусть трижды встанут медных ограды стен,

Творимых Фебом, – трижды разрушат их

Мои ахейцы; трижды жены

Пленные мужа, детей оплачут».

Шутливой лире это совсем нейдет!

70 Куда ты, Муза? Брось же упорно так

Рассказывать бессмертных речи

И унижать величавость малым.

[61]

4

К Каллиопе

Сойди с небесных высей и флейтою,

О Каллиопа, долгую песнь сыграй,

Иль громким голосом пропой нам,

Иль прозвени на кифаре Феба!

Вам слышно? Чу! Иль сладким безумием

Я обольщен? Как будто блуждаю я

В священных рощах, где отрадно

Струи бегут, дуновенья веют…

То было в детстве: там, где у Вольтура

10 Вдали от крова милой Апулии

Я спал, игрою утомленный, —

Голуби скрыли меня, как в сказке,

Листвою свежей. Диву давались все,

Кто на высотах жил Ахерунтии,

В лесистой Бантии, на тучных

Нивах вокруг городка Форента,

Что невредимым спал я средь черных змей,

Среди медведей, лавром священным скрыт

И миртовых ветвей листвою,

20 Отрок бесстрашный, храним богами.

Я наш, Камены, ваш, поднимусь ли я

К сабинам в горы, или пленит меня

Прелести холод, влажный Тибур

Или потоки в прозрачных Байях.

И другу хоров ваших и звонких струй —

Ни при Филиппах бегство постыдное,

Ни дуб проклятый не опасен,

Ни Палинур в Сицилийском море.

Коль вы со мною – смело по бурному

30 Пущусь Босфору, смело я путником

К пескам пылающим отправлюсь,

Что ассирийский покрыли берег,

Увижу бриттов, к гостю безжалостных,

Конканов, пьяных кровью из конских жил,

Гелонов, что колчаны носят,

Скифскую реку узрю безвредно.

Как только войско, в битвах усталое,

Великий Цезарь вновь городам вернет,

Ища окончить труд тяжелый, —

40 В грот Пиерид вы его ведете.

Совет вы кроткий, о благодатные,

Ему даете, радуясь данному…

Мы знаем: войско злых титанов

Страшное – молнией быстрой свергнул

Тот бог, кто правит морем волнуемым.

Землей недвижной, царствами слезными,

Кто и богов и смертных держит

Властью единой и непреложной.

Его повергли юноши буйные

50 В немалый ужас, силою гордые, —

Два брата, что хотели Пелий

Нагромоздить на Олимп лесистый.

Но что Тифою, Миманту сильному,

Порфириону, грозному обликом,

Иль Рету, или Энкеладу,

Рвущему с корнем деревья смело, —

Что им поможет против звенящего

Щита Паллады? С нею – ревнительный

Вулкан; с ней – чтимая Юнона,

60 С нею – и бог, неразлучный с луком,

Кто в чистой влаге моет Касталии

Кудрей извивы, – житель кустарников

Ликийских иль лесов родимых

Делоса, – ты, Аполлон Патарский.

Падет невольно сила без разума;

А умной силе боги и рост дадут

Все выше: им противна сила,

Что беззаконье в душе питает.

Тому Гиант сторукий свидетелем

70 И Орион, навек обесславленный,

Искавший девственной Дианы

И укрощенный ее стрелою.

Земля страдает, чудищ своих сокрыв:

Она тоскует, видя, что молния

Детей низвергла к бледным теням, —

Быстрый огонь не пронижет Этну,

И вечно печень Тития наглого

Орел терзает, страж ненасытности,

И Пирифоя-женолюбца

80 Триста цепей в преисподней держат.

[62]

5

К Августу

Мы верим: в небе – гром посылающий

Царит Юпитер; здесь же – причислится

К богам наш Август, как британцев

Он покорит и жестоких персов.

Ужели воин Красса с парфянкою

В постыдном браке жил – и состарился

В оружье тестя, что врагом был?

О, как испорчен сенат и нравы!

Царю покорны, дети Италии

10 Забыли тогу, званье, щиты богов,

Забыли огнь пред Вестой вечный, —

Хоть невредим Капитолий в Риме!

Провидец Регул этим тревожился,

Позорный мир отвергнув с презрением:

Пример опасный – так он думал —

Гибелью Риму грозит в грядущем,

Коль не погибнут вовсе те жалкие,

Что в плен сдавались. «Видел знамена я,

Там, на стенах пунийских храмов,

20 Видел оружье, что римский воин

Без боя отдал; видел: завязаны

Свободных граждан руки за спинами;

Ворота настежь; пашут поле,

Что разоряли, солдаты Рима.

Боец, чья вольность куплена золотом,

Смелей ли станет? Только прибавится

К стыду убыток! Цвет природный

Шерсть после окраски вернуть не может.

Не хочет доблесть, будучи попрана,

30 Назад вернуться к тем, кто попрал ее.

Как лань, из сети частой выйдя,

Биться не будет, – не станет храбрым

Тот, кто пунийцам лживым доверился;

Не станет новых войн победителем

Тот, чья рука была в оковах,

Кто малодушно боялся смерти!

Ища, откуда б жизнь себе выпросить, —

Войну он с миром в мыслях смешал совсем!

О, стыд! О Карфаген великий!

40 Выше ты стал от позора Рима!»

И от объятий верной жены своей,

От малых деток он отстраняется,

Как прав лишенный, и сурово

Взор непреклонный вперяет в землю,

Чтоб укрепить решимость сенаторов

Своим советом, миру неслыханным,

И от друзей своих печальных

Выйти в изгнанье покрытым славой!

О, знал он твердо, чем угрожал ему

50 Палач пунийский, – но раздвигает он

Родных, что путь загородили,

Граждан, его не пускавших дальше, —

Как будто, кончив долго тянувшийся

Процесс клиентов, он покидает суд,

Чтоб отдохнуть в полях Венафра

Или в Таренте, рожденном Спартой.

[63]

6

К римскому народу

Вины отцов безвинным ответчиком

Ты будешь, Рим, пока не восставлены

Богов упавшие жилища,

Их изваяния в черном дыме.

Да! Рим – владыка, если богов почтит:

От них начало, в них и конец найдем.

За нераденье боги много

Бед посылают отчизне горькой.

Монез с Пакором, дважды отбившие

10 В недобрый час задуманный натиск наш,

Гордятся, пронизи на шее

Римской добычей себе украсив.

Междоусобьем Риму объятому

Уже грозили дак и египтянин,

Один – летучими стрелами

Грозный, другой – корабельным строем.

В грехом обильный век оскверняются

Сначала браки, семьи, рождения;

Отсюда выйдя, льются беды

20 В нашей отчизне, во всем народе.

Едва созревши, девушка учится

Развратным пляскам, хитрым ласкательствам

От малых лет в глубинах сердца

Мысль о нечистой любви лелея.

А выйдя замуж, юных поклонников

За чашей ищет, – даже без выбора,

Кого б запретною любовью,

Свет погасив, одарить украдкой, —

О нет, открыто, с мужнина ведома

30 Бежит по зову – кликнет ли лавочник

Или испанский корабельщик,

Щедро платящий за час позора.

В таких ли семьях выросли юные,

Что кровью пунов море окрасили,

Сразили Пирра, Антиоха

И беспощадного Ганнибала?

То были дети воинов-пахарей,

В полях ворочать глыбы привыкшие

Киркой сабинской, и по слову

40 Матери строгой таскать из леса

Вязанки дров в тот час, когда тени гор

Растянет солнце, снимет с усталого

Вола ярмо и, угоняя

Коней своих, приведет прохладу.

Чего не портит пагубный бег времен?

Ведь хуже дедов наши родители,

Мы хуже их, а наши будут

Дети и внуки еще порочней.

[64]

7

К Астериде

Астерида, зачем плачешь о Гигесе?

Ведь с весною его светлый Зефир примчит

Вновь с товаром вифинским,

Верность свято хранящего.

Южный ветер, Козой бешеной поднятый,

Запирает его в гавани Орика,

Где бессонные ночи

Он проводит в слезах, томясь.

Искушает его вестник, подосланный

10 От хозяйки, о нем страстно вздыхающей;

Уверяет, что Хлою

Жжет любовь, горемычную;

Поминает о том, как вероломная

Наговором жена Прета подвигнула

Против Беллерофонта,

Чтоб сгубить его, чистого;

Как чуть не был Пелей передан Тартару,

Ипполиту когда презрел, магнезянку,

И речами иными

20 На любовный склоняет грех, —

Но вотще, ибо глух Гигес к словам его,

Как Икара скала… Лишь берегись сама,

Чтоб тебя к Энипею

Не влекло больше должного

Хоть и нет никого, кто бы искуснее

Гарцевал на коне по полю Марсову

И чрез Тусскую реку

Переплыл бы проворнее,

Ночь придет – дверь запри и не выглядывай

30 Из окна, услыхав жалобный флейты звук,

И, хотя бы жестокой

Звали, будь непреклонною.

[65]

8

К Меценату

Ты смущен, знаток языков обоих!

Мне, холостяку, до Календ ли марта?

Для чего цветы? С фимиамом ларчик?

Или из дерна

Сложенный алтарь под горящим углем?

Белого козла и обед веселый

Вакху обещал я, когда чуть не был

Древом придавлен!

В этот светлый день, с возвращеньем года,

10 Снимут из коры просмоленной пробку

С кувшина, который в дыму коптился

С консульства Тулла.

Выпей, Меценат, за здоровье друга

Кружек сотню ты, и пускай до света

Здесь горят огни, и да будут чужды

Крик нам и ссора.

Брось заботы все о державном Риме:

Полегли полки Котизона-дака,

Мидянин, наш враг, сам себя же губит

20 Смертным оружьем,

Стал рабом кантабр, наш испанский недруг

Укрощенный, пусть хоть и поздно, цепью

И, расслабив лук, уж готовы скифы

Край свой покинуть.

Бремя сбрось забот: человек ты частный;

Не волнуйся ты за народ; бегущим

Насладися днем и его дарами, —

Брось свои думы!

[66]

9

К Лидии

– Мил доколе я был тебе

И не смел ни один юноша белую

Шею нежно рукой обвить,

Я счастливее жил, нежели персов царь.

– Ты доколе не стал пылать

Страстью к Хлое сильней, нежели к Лидии,

Имя Лидии славилось,

И знатней я была римлянки Илии.

– Покорен я фракиянкой, —

10 Хлоя сладко поет, лире обучена.

За нее умереть готов,

Только жизни бы срок душеньке Рок продлил.

– Мы взаимно огнем горим,

Я и Калаид, сын эллина Орнита.

Дважды ради него умру,

Только жизни бы срок юноше Рок продлил.

– Что, коль вновь возвратится страсть

И железным ярмом свяжет расставшихся?

Что, коль рыжую Хлою – прочь

20 И отворится дверь брошенной Лидии?

– Хоть звезды он прекраснее,

Ты же легче щепы, непостояннее

Адриатики бешеной, —

Жить с тобою хочу и умереть любя!

[67]

10

К Лике

Лика, если бы ты в скифском замужестве

Влагу Дона пила, – все же, простертого

На ветру пред твоей дверью жестокою,

Ты меня пожалела бы!

Слышишь, как в темноте двери гремят твои,

Как шумит во дворе, ветру ответствуя,

Сад твой, как леденит Зевс с неба ясного

Стужей снег свежевыпавший?

Брось – Венера велит – гордость надменную,

10 Чтоб не лопнул канат, туго натянутый!

Ведь родил же тебя не Пенелопою

Твой отец из Этрурии!

И хотя бы была ты непреклонною

Пред дарами, мольбой, бледностью любящих,

Пред тем, что твой муж юной гречанкою

Увлечен, – все же смилуйся

Над молящим! Не будь дуба упорнее

И ужасней в душе змей Мавритании;

Ведь не вечно мой бок будет бесчувственным

20 И к порогу и к сырости!

[68]

11

К Меркурию и лире

О Меркурий-бог! Амфион искусный,

Обучен тобой, воздвигал ведь стены

Песней! Лира, ты семиструнным звоном

Слух услаждаешь!

Ты беззвучна встарь, нелюбима, – ныне

Всем мила: пирам богачей и храмам!..

Дайте ж песен мне, чтоб упрямой Лиды

Слух преклонил я.

Словно средь лугов кобылице юной,

10 Любо ей скакать; не дает коснуться;

Брак ей чужд; она холодна поныне

К дерзости мужа.

Тигров ты, леса за собой умеешь

Влечь и быстрых рек замедлять теченье;

Ласкам ведь твоим уступил и грозный

Ада привратник —

Цербер-пес, хотя над его главою

Сотня страшных змей, угрожая, вьется;

Смрадный дух и гной треязычной пасты

20 Он извергает.

Вняв тебе, средь мук Иксион и Титий

Улыбнулись вдруг; без воды стояла

Урна в час, когда ты ласкала песней

Дщерей Даная.

О злодействе дев пусть услышит Лида

И о каре их, пресловутой бочке,

У которой дно пропускает воду, —

Так, хоть и поздно,

Все ж виновных ждет и в аду возмездье.

30 Так безбожно (что их греха ужасней?),

Так безбожно всех женихов убили

Острым железом!

Брачных свеч была лишь одна достойна.

Своего отца, что нарушил клятву,

Обманула дева святою ложью,

Славная вечно.

«Встань, – она рекла жениху младому, —

Встань, чтоб вечный сон не постиг, откуда

Ты не ждешь. Беги от сестер-злодеек,