 |
|
Популярные авторы:: Говард Роберт Ирвин :: Эллисон Харлан :: Желязны Роджер :: Ломер Кит :: Лавкрафт Говард Филлипс :: Биленкин Дмитрий Александрович :: Шукшин Василий Макарович :: Силверберг Роберт :: БСЭ :: Ламур Луис Популярные книги:: Справочник по реестру Windows XP :: Снежная страна :: Бурый волк :: Лопатка :: Последний коммунист :: Дунайский лоцман :: Птичка певчая :: Вирусы мозга :: Шотландский лев :: Иди и смотри |
СочиненияModernLib.Net / Поэзия / Гораций / Сочинения - Чтение (Ознакомительный отрывок) (Весь текст)
Квинт Гораций Флакк Сочинения Оды Книга первая 1 К Меценату Славный внук, Меценат, праотцев царственных, О отрада моя, честь и прибежище! Есть такие, кому высшее счастие — Пыль арены взметать в беге увертливом Раскаленных колес: пальма победная Их возносит к богам, мира властителям. Есть другие, кому любо избранником Быть квиритов толпы, пылкой и ветреной. Этот счастлив, когда с поля ливийского 10 Он собрал урожай в житницы бережно; А того, кто привык заступом вскапывать Лишь отцовский надел, – даже богатствами Всех пергамских царей в море не выманишь Кораблем рассекать волны коварные. А купца, если он, бури неистовой Испугавшись, начнет пылко расхваливать Мир родимых полей, – вновь за починкою Видим мы корабля в страхе пред бедностью, Есть иные, кому с чашей вина сам-друг 20 Любо день коротать, лежа под деревом Земляничным, в тени ласковой зелени, Или у родника вод заповеданных. Многих лагерь манит, – зык перемешанный И рогов, и трубы, и ненавистная Матерям всем война. Зимнего холода Не боясь, о жене нежной не думая, Все охотник в лесу, – свора ли верная Лань учует в кустах, сети ль кабан прорвет. Но меня только плющ, мудрых отличие, 30 К вышним близит, меня роща прохладная, Где ведут хоровод нимфы с сатирами, Ставит выше толпы, – только б Евтерпа мне В руки флейту дала, и Полигимния Мне наладить пришла лиру лесбийскую. Если ж ты сопричтешь к лирным певцам меня, Я до звезд вознесу гордую голову. 2 К Августу-Меркурию Вдосталь снега слал и зловещим градом Землю бил Отец и смутил весь Город, Ринув в кремль святой грозовые стрелы Огненной дланью. Всем навел он страх, не настал бы снова Грозный век чудес и несчастной Пирры, Век, когда Протей гнал стада морские К горным высотам, Жили стаи рыб на вершинах вязов, 10 Там, где был приют лишь голубкам ведом, И спасались вплавь над залитым лесом Робкие лани. Так и нынче: прочь от брегов этрусских Желтый Тибр, назад повернувши волны, Шел дворец царя сокрушить и Весты Храм заповедный, Риму мстить грозя за печаль супруги, Впавшей в скорбь, – хоть сам не велел Юпитер — Волны мчал он, брег затопляя левый, 20 Илии верен. Редким сыновьям от отцов порочных Суждено узнать, как точили предки Не на персов меч, а себе на гибель В распре гражданской. Звать каких богов мы должны, чтоб Рима Гибель отвратить? Как молить богиню Клиру чистых дев, если мало внемлет Веста молитвам? Грех с нас жертвой смыть на кого возложит 30 Бог Юпитер? Ты ль, Аполлон-провидец, К нам придешь, рамен твоих блеск укрывши Облаком темным? Ты ль, Венера, к нам снизойдешь с улыбкой — Смех и Пыл любви вкруг тебя витают; Ты ль воззришь на нас, твой народ забытый, Марс-прародитель? Ты устал от игр бесконечно долгих, Хоть и любишь бой, и сверканье шлемов, И лицо бойца над залитым кровью 40 Вражеским трупом. Ты ль, крылатый сын благодатной Майи, Принял на земле человека образ И согласье дал нам носить прозванье «Цезаря мститель»? О, побудь меж нас, меж сынов Квирина! Благосклонен будь: хоть злодейства наши Гнев твой будят, ты не спеши умчаться, Ветром стремимый, Ввысь. И тешься здесь получать триумфы, 50 Здесь зовись отцом, гражданином первым, Будь нам вождь, не дай без отмщенья грабить Конным парфянам. 3 К кораблю Вергилия Пусть, корабль, поведут тебя Мать-Киприда и свет братьев Елены – звезд, Пусть Эол, властелин ветров, Всем прикажет не дуть, кроме попутного! Мы вверяем Вергилия На сохрану тебе! Берегу Аттики Сдай его, невредимого; Вместе с ним ты спасешь часть и моей души. Знать, из дуба иль меди грудь 10 Тот имел, кто дерзнул первым свой хрупкий челн Вверить морю суровому: Не страшили его Африк порывистый В дни борьбы с Аквилоном, всход Льющих ливни Гиад, ярости полный Нот — Грозный царь Адриатики, Властный бурю взмести, властный унять ее. Поступь смерти страшна ль была Для того, кто без слез чудищ морских видал, Гребни вздувшихся грозно волн, 20 Скал ужасных гряды Акрокеравния? Пользы нет, что премудрый бог Свет на части рассек, их разобщил водой, Раз безбожных людей ладьи Смеют все ж бороздить воды заветные. Дерзко рвется изведать все, Не страшась и греха, род человеческий. Сын Иапета дерзостный, Злой обман совершив, людям огонь принес; После кражи огня с небес, 30 Вслед чахотка и с ней новых болезней полк Вдруг на землю напал, и вот Смерти день роковой, прежде медлительный, Стал с тех пор ускорять свой шаг. Высь небес испытал хитрый Дедал, надев Крылья – дар не людей, а птиц; Путь себе Геркулес чрез Ахеронт пробил. Нет для смертного трудных дел: Нас к самим небесам гонит безумие. Нашей собственной дерзостью 40 Навлекаем мы гнев молний Юпитера. 4 К Сестию Злая сдается зима, сменяяся вешней лаской ветра; Влекут на блоках высохшие днища; Скот затомился в хлеву, а пахарю стал огонь не нужен; Луга седой не убеляет иней. Вот и Венере вослед сплетаются в нежном хороводе В сиянье лунном Грации и нимфы, В лад ударяя ногой, пока еще не успел Циклопам Вулкан, пылая, обойти все кузни. Нынче пора обвивать нам головы свежим миртом или 10 Цветами теми, что одели землю. В роще тенистой пора порадовать Фавна новой жертвой — Ягненком или козленком, на выбор. Бледная ломится Смерть одною и тою же ногою В лачуги бедных и в царей чертоги. Сестий счастливый! Дана недолгая в жизни нам надежда — А там охватят Ночь и царство теней, Там и Плутона жилье унылое, где лишь водворишься, Не будешь больше править на пирушках, Ни любоваться красой Ликида, который так пленяет 20 Всю юность, – вскоре ж дев зазнобой станет. 5 К Пирре Этот милый, он кто – мальчик на ложе роз? Благовоньем облит нежным, с тобою кто В гроте сладостном, Пирра? Для кого косы рыжие Распускаешь, хитря? Ах, и о верности, И о кознях богов много поплачет тот, С огорчением видя Понт под черными ветрами, Кто златою тобой ныне утешен так, 10 Тот, кто вечно своей, вечно ласкательной Мнит тебя, забывая Ветра прихоти. Горе тем, Кто, не зная, твой блеск ловят. А мне гласит Со священной стены надпись, что влажные Посвятил я морскому Ризы богу могучему. 6 К Агриппе Пусть тебя, храбреца многопобедного, Варий славит – орел в песнях Меонии — За дружины лихой подвиги на море И на суше с тобой, вождем! Я ль, Агриппа, дерзну петь твои подвиги, Гнев Ахилла, к врагам неумолимого, Путь Улисса морской, хитролукавого, И Пелоповы ужасы? Стыд и Музы запрет, лировладычицы 10 Мирной, мне не велят, чуждому подвигов, Что велик в мелочах, Цезаря славного И тебя унижать хвалой. Как достойно воспеть Марса в броне стальной, Мериона, что крыт пылью троянскою, И Тидида вождя, мощной Палладою До богов вознесенного? Я пою о пирах и о прелестницах, Острый чей ноготок страшен для юношей, Будь я страстью объят или не мучим ей, 20 Я – поэт легкомысленный. 7 К Мунацию Планку Пусть, кто хочет, поет дивный Родос, поет Митилену, Или Эфес, иль Коринф у двуморья, Вакховы Фивы поет, иль поет Аполлоновы Дельфы, Или дубравы Темпейской долины. Только заботы и есть у других, чтобы вечною песнью Славить столицу безбрачной Паллады, Ветки оливы себе на венок отовсюду срывая; Третьи, во имя державной Юноны Конный восхвалят Аргос и с ним золотые Микены. 10 Мне же не по сердцу стойкая Спарта Иль фессалийский простор полей многоплодной Лариссы: Мне по душе Альбунеи журчанье, Быстрый Анио ток, и Тибурна рощи, и влажный Берег зыбучий в садах плодовитых. Ясный Нот не всегда приносит дожди проливные — Он же порою и тучи разгонит. Помни об этом, о Планк! Печали и тягости жизни Нежным вином разгонять научайся, Если владеет тобой значками блистающий лагерь 20 Или Тибур приманил густотенный. Тевкр, когда покидал Саламин и отца как изгнанник, Все же вином увлажнил свои кудри И, возложивши на них венок из тополя веток, Так обратился к друзьям огорченным: «О, куда бы судьба, что отца добрее, ни мчала, — Смело вперед, о соратники-други! Где предводителем Тевкр, где боги за Тевкра, крушиться Нечего: сам Аполлон непреложно Нам обещал на новой земле Саламин неизвестный. 30 Вы, храбрецы, что со мною и раньше Много горя снесли, вином отгоните заботы, — Завтра опять в беспредельное море!» 8 К Лидии Ради богов бессмертных, Лидия, скажи: для чего ты Сибариса губишь Страстью своей? Зачем он Стал чуждаться игр, не терпя пыли арены знойной, И не гарцует больше Он среди других молодцов, галльских коней смиряя Прочной уздой зубчатой? Иль зачем он стал желтых вод Тибра бояться, – точно Яда змеи, елея 10 Избегать, и рук, к синякам прежде привычных, ныне Не упражняет боем Он, кто ловко диск и копье раньше метал за знаки? Что ж, он укрыться хочет, Как Фетиды сын, говорят, скрыт был под женским платьем, Чтобы не пасть, с ликийцев Ратями сойдясь, средь борьбы у обреченной Трои? 9 К виночерпию Талиарху В снегах глубоких, видишь, стоит, весь бел, Соракт. Насилу могут леса сдержать Свой груз тяжелый, и потоки Скованы прочно морозом крепким. Рассей же стужу! Щедро подкладывай В очаг дрова и четырехлетнее Вино из амфоры сабинской, О Талиарх, пообильней черпай! А остальное вверь небожителям. 10 Лишь захотят, – бушующий на море Затихнет ветер, и не дрогнут Ни кипарисы, ни ясень древний. Что будет завтра, бойся разгадывать И каждый день, судьбою нам посланный, Считай за благо. Не чуждайся Ласки любовной и пляски, мальчик! Пока ты юн, от хмурых далек седин — Все для тебя, и поле и площади! И нежный шепот в час условный 20 Пусть для тебя раздается ночью, Доколе сладок в темном углу тебе Предатель-смех таящейся девушки И мил залог, с запястья снятый Иль с неупорствующего пальца. 10 К Меркурию Вещий внук Атланта, Меркурий! Мудро Ты смягчил людей первобытных нравы Тем, что дал им речь и назначил меру Грубой их силе. Вестник всех богов, я тебя прославлю В песне. Ты – творец криворогой лиры, Мастер в шутку все своровать и спрятать, Что бы ни вздумал. Ты угнал и скрыл Аполлона стадо, 10 И сердитый Феб, с малышом ругаясь, Вдруг среди угроз рассмеялся: видит, Нет и колчана. Ты Приама вел незаметно ночью: Выкуп ценный нес он за тело сына, В стан врагов идя меж огней дозорных Мимо Атридов. В край блаженный ты беспорочных души Вводишь; ты жезлом золотым смиряешь Сонм бесплотный – мил и богам небесным 20 Мил и подземным. 11 К Левконое Ты гадать перестань: нам наперед знать не дозволено, Левконоя, какой ждет нас конец. Брось исчисления Вавилонских таблиц. Лучше терпеть, что бы ни ждало нас, Много ль зим небеса нам подарят, наша ль последняя, Об утесы биясь, ныне томит море Тирренское Бурей. Будь же мудра, вина цеди, долгой надежды нить Кратким сроком урежь. Мы говорим, время ж завистное Мчится. Пользуйся днем, меньше всего веря грядущему. 12 К Клио Мужа ты какого, героя ль, бога ль Лирой хочешь петь или резкой флейтой, Клио? Имя чье будет вторить всюду Эхо шутливо? Там, где тень дают Геликона рощи, Там, где Пинда высь или Гем холодный, Шли откуда вслед за певцом Орфеем Рощи покорно? Матерью учен, замедлял поток он 10 Бурных рек, ветров умерял порывы; Шли за ним дубы по следам, внимая Струнам певучим. Что я смею петь до хвалы обычной Всех Отцу? Людей и богов делами Правит он во все времена, землею, Морем и небом. Выше, чем он сам, ничего нет в мире, И ничто ему не равно по славе. Ближе всех к нему занимает место 20 Дева Паллада, Что смела в боях. Не пройду молчаньем Вас: о Вакх! о ты, что зверям враждебна, Дева! ты, о Феб, что внушаешь страх всем Меткой стрелою! В честь Алкида я буду петь и Леды — Близнецов: один был кулачным боем Славен, тот – ездой на конях. Блеснут лишь Путникам оба, Вод поток со скал, торопясь, стекает, 30 Ветры стихнут вдруг, разбегутся тучи, Горы грозных волн – то богов веленье — В море спадают. Ромула ль затем, времена ли мира В царство Нумы петь мне, не знаю, Приска ль Гордые пучки, иль конец Катона, Славы достойный. Регула равно я и Скавров вспомню; Павла, что лишил себя жизни, видя Вражьих сил успех; как Фабриций чист был, 40 Вспомню я с Музой. Как служить войне и косматый Курий Должен был, равно и Камилл, суровой Бедностью тесним и именьем скудным, Дедов наследством. Словно древа ствол у Марцеллов слава С каждым днем растет, и средь них сверкает Юлиев звезда, как в светилах меньших Месяц сияет. О отец и страж ты людского рода, 50 Сын Сатурна! Рок поручил охрану Цезаря тебе: пусть вторым он правит, Царствуй ты первым. Все равно, триумф заслужив, кого он В Рим введет: парфян ли смиренных, Лаций Мнивших взять, вождей ли индийцев, серов С края Востока, — Пусть на радость всем он землею правит, Ты ж Олимп тряси колесницей грозной, Стрелы молний шли нечестивым рощам 60 Гневной десницей. 13 К Лидии Если, Лидия! – Телефа Выю (розовый цвет!), белые Телефа Руки хвалишь ты, – горе мне! — Желчью горькой во мне печень вздымается. Нет ума у меня тогда, Нет и краски ланит! Слезы, что катятся По щекам, уличат меня, Как глубоко горю жгучим я пламенем. Да, горю, – если снежные 10 Черезмерным вином плечи зальют тебе Иль на губках останется Долгий знак от зубов юноши буйного. Если б ты меня слушалась, Ты отвергла б навек – грубо пятнающих Нежность уст, что со щедростью Напитала своим Венера нектаром. Втрое счастлив и более, Знает прочные кто узы! Постыдными Не разъята раздорами, 20 Их порвется любовь только с последним днем. 14 К Республике О корабль, вот опять в море несет тебя Бурный вал. Удержись! В гавани якорь свой Брось! Ужель ты не видишь, Что твой борт потерял уже Весла, – бурей твоя мачта надломлена, — Снасти страшно трещат, – скрепы все сорваны, И едва уже днище Может выдержать грозную Силу волн? Паруса – в клочья растерзаны; 10 Нет богов на корме, в бедах прибежища; И борта расписные Из соснового дерева, Что в понтийских лесах, славное, срублено, Не помогут пловцу, как ни гордишься ты. Берегись! Ведь ты будешь Только ветра игралищем. О, недавний предмет помысла горького, Пробудивший теперь чувства сыновние, Не пускайся ты в море, 20 Что шумит меж Цикладами! 15 К Парису Хитрый в Трою когда на корабле пастух Вез Елену с собой гостеприимную, — Вверг в бездействие вдруг ветры Нерей, чтоб им Злые судьбы из вод вещать: «Не к добру ты введешь в дом к себе женщину, За которой придет многое воинство Греков, давших обет брак уничтожить твой Вместе с царством Приамовым. Сколько пота, увы, людям, коням грозит! 10 Роду Дардана ты сколько смертей везешь! Вот Паллада уже шлем, колесницу, щит — Все готовит в жестокий бой. Не гордись, что с тобой помощь Кипридина! Тщетно будешь кудрей волны расчесывать, Тщетно жен чаровать лирными песнями — Не спастись тебе в тереме Ни от критской стрелы, ни от тяжелых пик: Шум ворвется, Аякс быстрый найдет тебя. Хоть и поздно, увы, все ж, любодей, узнай: 20 Будут кудри твои в пыли. Видишь: гибель несут роду троянскому Сын Лаэрта – Улисс, Нестор – пилосский царь. Здесь бежит за тобой Тевкр-саламинец, там — Закаленный в боях Сфенел, Конеборец лихой, царь колесничников; За Сфенелом вослед вот Мерион-стрелок, Вот, храбрейший отца, страстно Тидид, ярясь, Жаждет – грозный – найти тебя. Ты же, словно олень, что, увидав волков 30 В дальнем луга краю, мчится, траву забыв, — Так и ты побежишь, трус, запыхавшийся: Не такой, как с Еленою! Пусть отсрочит конец Трои и жен ее Гнев Ахилла и флот, битвы с врагом прервав, — Все ж, когда протечет ряд неизбежных зим, Греки град Илион сожгут». 16 Палинодия О дочь, красою мать превзошедшая, Сама придумай казнь надлежащую Моим, злословья полным, ямбам: В волнах морских иль в огне, – где хочешь! Ни Диндимена в древнем святилище, Ни Феб, ни Либер не потрясают так Души жрецов, ни корибанты Так не грохочут гремящей медью, Как духи Гнева, коим не страшны ведь 10 Ни грозный вал морской, ни германца меч, Ни ярый пламень, ни Юпитер, С грохотом страшным разящий с неба. Ведь Прометей, лепя человечий род, С людскою глиной глину звериную Смешал, и в недра нашей груди Злобы вложил и безумья львиных. Лишь духи Гнева лютую вызвали Судьбу Фиеста. Гнев был причиною, Что города бесследно гибли, 20 И на местах, где стояли стены, Надменный недруг землю распахивал Уйми же гнев свой! В дни моей юности Ведь и меня лишь пыл сердечный В злобе толкнул написать поспешно Те ямбы. Ныне горечь прошедшего Стремлюсь сменить я дружбой и кротостью. Мою вину мне в новых песнях Дай искупить и верни мне душу! 17 К Тиндариде Гостит охотно в рощах Лукретила Сильван проворный, друг моих козочек. Он бережет их от палящих Солнца лучей и ветров осенних. Беспечно бродят жены пахучего Супруга, в чаще скрытые ягоды Спокойно ищут, – не страшат их Жала змеиные, зубы волчьи, Когда в окрестных долах и в узеньких, 10 Бегущих в гору, уличках Устики Звучат божественной цевницы Полные сладостных чар напевы. Богам любезен я благочестием И даром песен. О Тиндарида, здесь Найдешь ты сельских благ обилье И насладишься привольной негой. Уйдя от зноя в уединенную Ложбину, будешь петь на теосский лад Про Пенелопу и Цирцею, 20 Тайных соперниц в любовной муке; В саду тенистом будешь потягивать Со мной за кубком кубок – лесбийское С его небуйным, легким хмелем, И опасаться тебе не надо, Что Кир в припадке яростном ревности С тебя руками нетерпеливыми Сорвет венок и растерзает Ткань неповинной твоей одежды. 18 Квинтилию Вару Вар, дерев никаких ты не сажай раньше священных лоз В рыхлой почве, вблизи Тибура рощ, подле стен Катила; Трудным делает Вакх тем, кто не пьет, жизненный путь; нельзя Едких сердца тревог прочь отогнать, кроме вина, ничем. Кто, из чаши хлебнув, вспомнит про гнет войн или бедности? Кто не грянет свой гимн Вакху-отцу с милой Венерою? Но для каждого есть мера в питье: Либер блюдет предел. Бой кентавров возник после вина с родом лапифов, – вот Пьяным лучший урок; Вакх, не щадя, диким фракийцам мстит: 10 То, что можно свершать, то, что нельзя, узкой межой они Делят, жадные пить. Я же тебя, бог, не дерзну пытать Против воли твоей; таинств твоих, скрытых от всех плющом, Я толпе не предам. Только сдержи буйный тимпан и рог! Вслед за ними идет в злой слепоте дух Себялюбия, И Тщеславье, подняв выше всех мер праздную голову, И Болтливость, кому вверенных тайн, словно стеклу, не скрыть. 19 К прислужникам. О Гликере Мать страстей беспощадная, Дионис молодой, с резвою Вольностью, Душу вы повелели мне Вновь доверить любви, было забытой мной. Восхищен я Гликерою, Что сияет светлей мрамора Пароса, Восхищен и задором я И опасной для глаз прелестью личика. И бессилен пред натиском 10 Я Венеры: она с Кипром рассталася, Про парфян ли, про скифов ли, — Все, что чуждо любви, петь возбраняет мне. Так подайте ж, прислужники, Дерна мне и ветвей свежих, и ладана, И вина с чашей жертвенной: Да богиня грядет, жертвой смиренная! 20 К Меценату Будешь у меня ты вино простое Пить из скромных чаш. Но его недаром Я своей рукой засмолил в кувшине В день незабвенный, В день, когда народ пред тобой в театре Встал, о Меценат, и над отчим Тибром С ватиканских круч разносило эхо Рукоплесканья. Цекубским вином наслаждайся дома 10 И каленских лоз дорогою влагой, — У меня же, друг, ни Фалерн, ни Формий Чаш не наполнят. 21 К хору юношей и девушек Пой Диане хвалу, нежный хор девичий, Вы же пойте хвалу Кинфию, юноши, И Латоне, любезной Всеблагому Юпитеру! Славьте, девы, ее, в реки влюбленную, Как и в сени лесов хладного Алгида, В Эриманфские дебри, В кудри Крага зеленого. Вы же, юноши, в лад славьте Темпейский дол, 10 Аполлону родной Делос и светлого Бога, рамо чье лирой И колчаном украшено. Пусть он, жаркой мольбой вашею тронутый, Горе войн отвратит с мором и голодом От народа, направив Их на персов с британцами! 22 Аристию Фуску Для того, кто чист и не тронут жизнью, Ни к чему, мой Фуск, мавританский дротик, Ни к чему колчан, отягченный грузом Стрел ядовитых, Держит ли он путь по кипящим Сиртам, Или на Кавказ негостеприимный, В сказочный ли край, где о берег плещут Воды Гидаспа. И меня, когда по лесам сабинским, 10 Лалагу мою воспевая громко, Я брожу один, невооруженный, Волк обегает, Лютый зверь, каких не питают гордой Давнии леса под широкой сенью, Ни косматых львов родина сухая — Край нумидийский. Брось меня туда, где дыханье лета Не живит лесов и полей увялых, В те края, куда нагоняет злые 20 Тучи Юпитер, Брось туда, где Солнце пылает ближе, Убивая жизнь, – все равно я буду Лалагу любить, что лепечет сладко, Сладко смеется. 23 К Хлое Ты бежишь от меня, Хлоя, как юная Лань, которая мать ищет в горах крутых И напрасно страшится Леса легкого лепета. Куст ли зашелестит ветра дыханием, Шелохнет ли слегка быстрый бег ящериц Веточку ежевики, — Вся она уже в трепете. Ведь не тигр я, не лев, Ливии страшный сын, 10 Чтоб тебя растерзать, хищно набросившись. Брось за матерью бегать: Зреешь ты для супружества! 24 К Вергилию, на смерть Квинтилия Вара Сколько слез ни прольешь, все будет мало их — Так утрата горька! Плачу надгробному, Муза, нас научи: дар благозвучия От отца получила ты. Наш Квинтилий, увы! спит непробудным сном. Канут в бездну века, прежде чем Праведность, Честь и Верность найдут мужа, усопшему В добродетелях равного. Много честных сердец ранила смерть его; 10 Но, Вергилий, твое ранено всех больней. Тщетно молишь богов друга вернуть тебе, Им любовно врученного. Пусть рокочет твоя лира нежнее той, Чьим напевам внимал бор зачарованный, — Не наполнится вновь кровью живительной Тень, что страшным жезлом своим Бог Меркурий, глухой к просьбам и жалобам, В мрачный круг оттеснил немощных призраков. Тяжко! Но, не ропща, легче мы вынесем 20 То, чего изменить нельзя. 25 К Лидии Реже все трясут запертые двери, Вперебой стуча, юноши лихие, Не хотят твой сон прерывать, и любит Дверца порог свой, — Легкие в былом чьи скрипели часто Петли. Слышишь ты уж все реже, реже: «Ты, пока всю ночь по тебе страдаю, Лидия, спишь ли?» Дерзких шатунов в свой черед, старуха 10 Бедная, в глухом тупике оплачешь, Фракийский когда голосит под новолунием ветер. Ярая любовь пусть тебе и жажда Та, что кобылиц распаляет часто, Раненую жжет неотступно печень, — Пусть ты и плачешь. Пылкая, плющом молодежь зеленым Тешится всегда, как и темным миртом, Мертвые листы предавая Эвру, 20 Осени другу. 26 К Музам. Об Элии Ламии Любимец Муз, я грусть и волнения Отдам развеять ветрам стремительным В Эгейском море. Что за дело Мне до угроз полуночных скифов И до забот державца парфянского? О Муза, Муза, дочерь Пиерии, Ключей ты любишь свежесть; свей же, Свей же для Ламии цвет весенний В венок душистый. Что без тебя моя 10 Хвала? Достоин быть он прославленным Тобой и сестрами твоими Плектром лесбийским на струнах новых. 27 К пирующим Кончайте ссору! Тяжкими кубками Пускай дерутся в варварской Фракии! Они даны на радость людям — Вакх ненавидит раздор кровавый! Зачем блестит меж вин и светильников Кинжал мидийский? Тише, приятели! Умерьте крик и гам безбожный И возлежите, склонясь на локоть… Я должен с вами выпить фалернского? 10 Идет! Но пусть сначала признается Мне брат Мегиллы Опунтийской, Кто его ранил стрелой блаженства? Не говоришь? Иначе не буду пить! Любовь какая б ни увлекла тебя, Палит она огнем не стыдным, — Лишь в благородной любви ты грешен! Что б ни таил, шепни-ка мне на ухо, — Тебя не выдам. О злополучный мой, В какой мятешься ты Харибде, 20 Юноша, лучшей любви достойный! Какой ведун иль ведьма Фессалии Тебя изымет зельями? Бог какой? Ид этих уз тройной Химеры Вряд ли тебя и Пегас исторгнет! 28 К Архиту Тарентскому Славный Архит, земель, и морей, и песков исчислитель, Ныне лежишь ты, покрытый убогой Малою горстью песка у большого Матинского мыса! Что из того, что умом дерзновенным Ты облетел и небесную твердь, и эфирные выси? Смертной душе не укрыться от смерти. Пал и Пелопа отец, хоть и был он богов сотрапезник, Умер Тифон, к небесам вознесенный, Умер Минос, посвященный Юпитером в тайны; владеет 10 Орк Пантоидом, вернувшимся в Тартар, Хоть и рассказывал он, свой щит на стене узнавая, Как воевал он под башнями Трои, Хоть и учил он, что смерть уносит лишь кожу да жилы, Хоть и великим он был тайновидцем Истин природы, как сам ты твердишь; но всех ожидает Черная ночь и дорога к могиле. Фурии многих дают на потеху свирепому Марсу, Губит пловцов ненасытное море, Старых и юных гробы теснятся везде: Прозерпина 20 Злая ничьей головы не минует. Так и меня потопил в Иллирийских волнах буреносный Нот, Ориона сходящего спутник. О мореплаватель, ты хоть горстку летучего праха Брось на мои незарытые кости. Не поскупись! И пускай за это грозящие ветры Прочь повернут от волны Гесперийской К рощам Венузии, ты же свой путь продолжай невредима Пусть на тебя справедливый Юпитер Щедро прольет дары, и Нептун, охранитель Тарента. 30 Грех совершить ни во что ты не ставишь? Может ведь это и детям твоим повредить неповинным; Суд по заслугам с возмездием строгим Ждет и тебя: не пребудут мольбы мои без отмщенья, Жертвы тебя не спасут никакие. Пусть ты спешишь, – недолга надо мною задержка: три горсти Брось на могилу мою, – и в дорогу! 29 К Икцию Мой Икций, ты ль счастливой Аравии Сокровищ жаждешь, страшной войной грозишь Царям непокоренной Савы, Цепи куешь для мидян ужасных? Какая дева-иноплеменница, Когда в бою падет ее суженый, Тебе послужит? Что за отрок Чашником будет твоим кудрявым Из дальних серов, стрелы привыкнувший 10 Метать из лука царского? Можно ли Сказать, что Тибр не возвратится, Реки не хлынут к истокам горным, Коль ты, скупивший книги Панэтия И вместе с ними мудрость Сократову, Нам посулив благое, хочешь Их обменять на испанский панцирь? 30 К Венере О царица Книда, царица Пафа, Снизойди, Венера, в волнах курений С Кипра в светлый дом молодой Гликеры, Вняв ее зову. Пусть с тобой спешат и твой мальчик пылкий, Грации в своих вольных тканях, нимфы, Без тебя тоской повитая Геба, С ней и Меркурий. 31 К Аполлону О чем ты молишь Феба в святилище, Поэт, из чаши струи прозрачные Вина лия? Не жатв сардинских — Славных полей золотое бремя, Не стад дородных знойной Калабрии, Слоновой кости, злата индийского, Не деревеньки, близ которой Лирис несет молчаливы воды. Пусть те срезают гроздья каленские, 10 Кому фортуной дан благосклонный серп, И пусть купец черпает кубком Сирии вина, окончив куплю. Богам любезный, воды Атлантики Он за год трижды видит бестрепетно, Меня ж питают здесь оливки, Легкие мальвы, цикорий дикий. Дай, сын Латоны, тем, что имею я, Дышать и жить мне, тихую старость дай, Оставь мне здравый толк и даруй 20 С милой кифарой не знать разлуки. 32 К лире Лира! Нас зовут. Коль в тени досуга Мы могли напеть тот напев, который Нас переживет – одари нас ныне Песней латинской! На тебе звенел гражданин лесбосский, Грозный в дни войны: меж двумя боями, Приведя корабль, изможденный бурей, К брегу сырому, Либера, и Муз, и Венеру пел он, 10 Мальчика, что с ней неразлучен вечно, Черные глаза молодого Лика, Темные кудри. О, желанный гость на пирах бессмертных; Лучшее из всех украшений Феба, Исцелитель мук, я к тебе взываю, Ладная лира! 33 К Альбию Тибуллу Альбий, ты не тужи, в сердце злопамятно Грех Гликеры нося, в грустных элегиях Не пеняй, что она младшего возрастом Предпочла тебе ветрено. Ликорида, чей лоб сужен изысканно, К Киру страстью горит; Кир же Фолоею Увлечен; но скорей, впрямь, сочетаются Козы с волчьим отродием, Чем Фолоя впадет в любодеяние. 10 Так Венере самой, видно, уж нравится, Зло шутя, сопрягать тех, что не сходствуют Ни душою, ни внешностью. Вот и мне довелось быть, когда лучшая Улыбалась любовь, скованным с Мирталой, Что бурливей была моря вдоль выступов И изгибов Калабрии. 34 К самому себе Богов поклонник редкий и ветреный, Хотя безумной мудрости следуя, Блуждал я, ныне вспять направить Я принужден свой челнок и прежних Путей держаться. Ибо Диеспитер, Обычно тучи молнией режущий, Вдруг по безоблачному небу Коней промчал с грохотаньем тяжким, Что потрясает землю недвижную 10 И зыби рек, и Стикс, и ужасные Врата Тенара, и Атланта Крайний предел. Божеству подвластно Высоким сделать низкое, славного Низринуть сразу, выявить скрытое: Судьба венец с тебя срывает. Чтобы, ликуя, венчать другого. 35 К Фортуне Богиня! Ты, что царствуешь в Антии! Ты властна смертных с низшей ступени ввысь Вознесть, и гордые триумфы В плач обратить похоронный можешь. К тебе взывает, слезной мольбой томя, Крестьянин бедный; вод госпожу, тебя Зовет и тот, кто кораблями Критское море дразнить дерзает. Тебя страшится дак и бродячий скиф, 10 Народы, грады, страны, надменный Рим, И мать восточного владыки, И беспощадный тиран в порфире Трепещут, как бы дерзкой стопою ты В дворцы не вторглась; как бы толпа, сойдясь, «К оружью!» – не звала, «к оружью!» Медлящих граждан, чтоб власть низвергнуть И Неизбежность, верная спутница, Перед тобой в железной руке несет Стальные гвозди, крючья, клинья, 20 Скобы кривые – для глыб скрепленья. А за тобою – Верность с Надеждою В одежде белой, душ утешители, В тот час, как в гневе ты оставишь Взысканных домы, облекшись в траур, И разбежится челядь их низкая. Уйдет подруга, хитрый покинет друг. Допив вино, сцедив осадок. Друга ярмо разделять не склонный. Храни ж, богиня, Цезаря за морем 30 В войне британской! Юношей свежий рой Храни, чтоб рос он, страх внушая Красному морю, всему Востоку! Увы! Нам стыдно братоубийственных Усобиц наших. Чем не преступны мы? Чего еще не запятнали Мы, нечестивцы? Чего из страха Пред высшей силой юность не тронула. Дала пощаду чьим алтарям?.. О, пусть Ты вновь мечи перековала б 40 Против арабов и массагетов! 36 К Плотию Нумиде Фимиамом, и струнами, И закланьем тельца, жертвою должною, Ублажим мы богов за то, Что Нумиду они к нам из Испании Невредимым доставили. Всех лобзая друзей, больше чем Ламию Никого не лобзает он, Помня, что при одном дядьке взросли они, Вместе в тогу оделися. 10 Ныне белой чертой день сей отметим мы! Пусть амфоры чредой идут, Пляшут ноги пускай, словно у салиев. Пусть в фракийском питье наш Басс Дамалиде не сдаст, жадной до выпивки; Пир украсят пусть груды роз, Зелень мирты, и в ней – лилия бледная. Все стремить взоры томные К Дамалиде начнут, но Дамалида лишь К полюбовнику новому 20 Будет жаться тесней, чем сладострастный плющ. 37 К пирующим Теперь – пируем! Вольной ногой теперь Ударим оземь! Время пришло, друзья Салийским угощеньем щедро Ложа кумиров почтить во храме! В подвалах древних не подобало нам Цедить вино, доколь Капитолию И всей империи крушеньем Смела в безумье грозить царица С блудливой сворой хворых любимчиков 10 Уже не зная меры мечтам с тех пор, Как ей вскружил успех любовный Голову. Но поутихло буйство, Когда один лишь спасся от пламени Корабль, и душу, разгоряченную Вином Египта, в страх и трепет Цезарь поверг, на упругих весла? Гоня беглянку прочь от Италии, Как гонит ястреб робкого голубя Иль в снежном поле фессалийском 20 Зайца охотник. Готовил цели Он роковому диву. Но доблестней Себе искала женщина гибели: Не закололась малодушно, К дальним краям не помчалась морем. Взглянуть смогла на пепел палат своих Спокойным взором и, разъяренных змей Руками взяв бесстрашно, черным Тело свое напоила ядом, Вдвойне отважна. Так, умереть решив, 30 Не допустила, чтобы суда врагов Венца лишенную царицу Мчали рабой на триумф их гордый. 38 К прислужнику Ненавистна, мальчик, мне роскошь персов, Не хочу венков, заплетенных лыком. Перестань искать, где еще осталась Поздняя роза. Мирт простой ни с чем не свивай прилежно, Я прошу. Тебе он идет, прислужник, Также мне пристал он, когда под сенью Пью виноградной. Книга вторая 1 К Азинию Поллиону Времен Метелла распри гражданские, Причина войн, их ход, преступления, Игра судьбы, вождей союзы. Страшные гражданам, и оружье, Неотомщенной кровью залитое, — Об этом ныне с гордой отвагою Ты пишешь, по огню ступая, Что под золою обманно тлеет. Пусть ненадолго строгой трагедии 10 Примолкнет Муза, – судьбы отечества Поведав людям, ты наденешь Снова высокий котурн Кекропа, — О Поллион, ты – щит обвиняемых, Ты на совете – помощь для курии, Тебя триумфом далматинским Увековечил венок лавровый… Слух оглушен рогов грозным ропотом, Уже я слышу труб рокотание, Уже доспехов блеск пугает 20 Всадников строй и коней ретивых. Уже я слышу глас ободряющий Вождей, покрытых пылью почетною, И весть, что мир склонился долу, Весь, кроме твердой души Катона. Кто из богов с Юноной был афрам друг И, не отметив, в бессилье покинул их, Тот победителей потомство Ныне Югурте приносит в жертву. Какое поле, кровью латинскою 30 Насытясь, нам не кажет могилами Безбожность битв и гром паденья Царства Гесперии, слышный персам? Какой поток, пучина не ведают О мрачной брани? Море Италии Резня какая не багрила? Где не лилась наша кровь ручьями? Но, чтоб, расставшись с песнью шутливою, Не затянуть нам плача Кеосского, Срывай, о Муза, легким плектром 40 В гроте Дионы иные звуки. 2 К Саллюстию Криспу Ты, Саллюстий Крисп, серебра не любишь, Коль оно не блещет в разумной трате. Пользы в деньгах нет, коли они зарыты В землю скупцами. Будет Прокулей жить в веках грядущих, Нежного отца заменив для братьев, Вознесет его на нетленных крыльях Вечная слава. Алчность обуздав, будешь ты скорее 10 На земле царем, чем к далеким Гадам Ливию придав и рабами сделав Два Карфагена. Жажде волю дав, все растет водянка, Теша блажь свою, коль исток болезни Не оставит жил, а дурная влага — Бледного тела. Пусть сидит Фраат на престоле Кира! Отучая чернь от понятий ложных, С нею врозь идя, не узрит счастливца 20 В нем Добродетель. Ведь она и власть, и венец надежный И победный лавр лишь тому дарует — Кто бы ни был он, – кто глядит на злато Взором бесстрастным. 3 К Деллию Хранить старайся духа спокойствие Во дни напасти; в дни же счастливые Не опьяняйся ликованьем, Смерти, как все мы, подвластный Деллий. Печально ль жизни будет течение, Иль часто будешь ты услаждать себя Вином Фалерна лучшей метки, Праздник на мягкой траве встречая. Не для того ли тень сочетается 10 Сосны огромной с тополя белого Отрадной тенью, – не к тому ли Резвой струею ручей играет, Чтобы сюда ты вина подать велел, Бальзам и розы, кратко цветущие, Пока судьба, года и Парок Темная нить еще срок дают нам. Ведь ты оставишь эти угодия, Что Тибр волнами моет янтарными, И дом с поместьем, – и богатством 20 Всем завладеет твоим наследник. Не все ль равно, ты Инаха ль древнего Богатый отпрыск, рода ли низкого, Влачащий дни под чистым небом, — Ты беспощадного жертва Орка. Мы все гонимы в царство подземное. Вертится урна: рано ли, поздно ли — Наш жребий выпадет, и вот он — В вечность изгнанья челнок пред нами. 4 К Ксанфию Ксанфий, не стыдись, полюбив служанку! Вспомни, что раба Брисеида также Белизной своей покорила снежной Гордость Ахилла. Также и Аякс, Теламона отпрыск, Пленной был склонен красотой Текмессы; Вспыхнул и Атрид посреди триумфа К деве плененной. Вслед за тем, как вождь фессалийцев славный 10 Варваров сломил, и как смерть героя Гектора дала утомленным грекам Трою в добычу. Может быть, тебя осчастливит знатный Род Филлиды вдруг: может быть, затмила Царскую в ней кровь лишь судьбы немилость, — Кто это знает? Верь, что не могла б из презренной черни Вырасти такой бескорыстной, верной, Если бы была рождена Филлида 20 Матерью низкой. Рук ее, лица, как и ног точеных Красоту хвалю я без задней мысли; Подозренья брось: ведь уже пошел мне Пятый десяток! 5 К Лалаге Она покуда шеей покорною Ярмо не в силах вынести тесное, В труде равняясь паре, или Тяжесть быка, что взъярен любовью. Ее мечты – средь луга зеленого, Где телке любо влагой проточною Умерить зной или резвиться В стаде телят в ивняке росистом. К незрелым гроздьям брось вожделение: 10 Придет пора, и ягоды бледные Лозы окрасит в цвет пурпурный Пестрая осень в черед обычный. Свое получишь: время жестокое Бежит, и ей те годы придаст оно, Что у тебя отнимет: скоро Лалага будет искать супруга И всех затмит: Фолою пугливую И Хлору, что, как месяц над заводью, Сияет белыми плечами, 20 Споря красою с книдийцем Гигом, Который, если он замешается В девичий круг, то длинными кудрями И ликом женственным обманет Даже того, кто пытлив и зорок. 6 К Септимию Ты со мною рад и к столпам Геракла, И к кантабрам плыть, непривычным к игу, И в Ливийский край, где клокочут в Сирте Маврские волны. Ну, а мне милей в пожилые годы Тибур, что воздвиг гражданин Аргосский, — Отдохну я там от тревог военных Суши и моря. Если ж злые в том мне откажут Парки, 10 Я пойду в тот край, для овец отрадный, Где шумит Галез, где когда-то было Царство Фаланта. Этот уголок мне давно по сердцу, Мед не хуже там, чем с Гиметтских склонов, А плоды олив без труда поспорят С пышным Венафром, Там весна долга, там дарит Юпитер Смену теплых зим, и Авлон, что Вакху — Плодоношу люб, зависти не 20 К лозам Фалерна. Тот блаженный край и его стремнины Ждут меня с тобой, там слезою должной Ты почтишь, скорбя, неостывший пепел Друга-поэта. 7 К Помпею Вару В дни бурь и бедствий, друг неразлучный мой Былой свидетель Брутовой гибели, Каким ты чудом очутился Снова у нас под родимым небом? Помпей, о, лучший из собутыльников, Ты помнишь, как мы время до вечера С тобой за чашей коротали, Вымочив волосы в благовоньях? Ты был со мною в день замешательства, 10 Когда я бросил щит под Филиппами И, в прах зарыв покорно лица, Войско сложило свое оружье. Меня Меркурий с поля сражения В тумане вынес вон незамеченным, А ты подхвачен был теченьем В новые войны, как в волны моря. Но ты вернулся, слава Юпитеру! Воздай ему за это пирушкою. Уставшее в походах тело 20 Надо расправить под тенью лавра. Забудемся над чашами массика, Натремся маслом ароматическим, И нам сплетут венки из мирта Или из свежего сельдерея. Кто будет пира распорядителем? Клянусь тебе, я буду дурачиться Не хуже выпивших фракийцев В честь возвращенья такого друга. 8 К Барине Если б как-нибудь за измену клятвам Пострадать тебе привелось, Барина, Почернел бы зуб у тебя иль ноготь Стал бы корявым. Я поверить мог бы тебе, но только Поклянешься ты и обманешь, тотчас Ты пышней цветешь, и с ума ты сводишь Юношей толпы. Ты умеешь лгать, поминая в клятвах 10 И отцовский прах, и ночное небо, И безмолвье звезд, и богов, не знавших Смерти холодной. Но от этих клятв лишь смешно Венере, И смеются нимфы, и сам жестокий Купидон, точа на бруске кровавом Жгучие стрелы. А тебе меж тем поколенье юных Вновь растет рабов, и не могут бросить Толпы старых дом госпожи безбожной 20 Как ни страдают. В страхе мать дрожит пред тобой за сына И старик скупой; молодые жены За мужей своих пред твоим трепещут Жадным дыханьем. 9 К Вальгию Руфу Не век над полем небу туманиться, Не век носиться ветру над Каспием, Кружа неистовые бури; И не навек, дорогой мой Вальгий, Окован стужей берег Армении; И под Бореем, веющим с севера, Гарганский дуб не вечно гнется; Вязам недолго знать платье вдовье. Зачем же льешь ты песни плачевные 10 О милом Мисте, смертью похищенном? Горит ли Веспер или меркнет — Не покидает тебя твой пламень. Ты помнишь старца многовекового? Не вечно плакал, он по Антилоху, И над Троилом не рыдали Сестры-фригиянки год за годом. Забудь же, Вальгий, жалобы женские! Прославь нам лучше Августа-цезаря, Грядущего в победных лаврах, 20 Снежный покров нам прославь Нифата, Мидийцев реку, ныне покорную, Волною прежде бурно кипевшую, И в областях, им отведенных, Конников скифских неутомимых. 10 К Лицинию Мурене Правильнее жить ты, Лициний, будешь, Пролагая путь не в открытом море, Где опасен вихрь, и не слишком близко К скалам прибрежным. Выбрав золотой середины меру, Мудрый избежит обветшалой кровли, Избежит дворцов, что рождают в людях Черную зависть. Ветер гнет сильней вековые сосны, 10 Падать тяжелей высочайшим башням, Молнии удар поражает чаще Горные выси. В горестях надежд, опасений в счастье Не теряет муж с закаленным сердцем. И приводит к нам и уводит зимы Тот же Юпитер. Плохо пусть сейчас – не всегда так будет. Не всегда и Феб напрягает лук свой: Час придет – и звонкой струной он будит 20 Сонную Музу. Бедами стеснен, ты не падай духом, Мужественным будь. Но умей убавить, Если вдруг крепчать стал попутный ветер, Парус упругий. 11 К Квинтию Гирпину О том, что мыслит храбрый кантабр и скиф, За дальним брегом бурного Адрия, Не думай, Квинт Гирпин, не думай И не волнуйся о нуждах жизни, Довольной малым… Юность цветущая С красою вместе быстро уносится, И старость гонит вслед за ними Резвость любви и беспечность дремы. Не век прекрасны розы весенние, 10 Не век кругла луна светозарная, — Зачем же мир души не вечной Ты возмущаешь заботой дальней? Пока мы живы, лучше под пинией Иль под платаном стройным раскинуться, Венком из роз прикрыв седины, Нардом себя умастив сирийским, И пить! Ведь Эвий думы гнетущие Рассеет быстро. Отрок, проворнее Фалерна огненную влагу 20 Ты обуздай ключевой водою! А ты из дома, что в стороне стоит, Красотку Лиду вызови, – пусть она Спешит к нам с лирой, косы наспех В узел связав на манер лаконский. 12 К Меценату В мягких лирных ладах ты не поведаешь Долголетней войны с дикой Нуманцией, Ганнибалову ярь, море Сицилии, От крови пунов алое; Злых лапифов толпу, Гилея буйного И Земли сыновей, дланью Геракловой Укрощенных, – от них светлый Сатурна дом, Трепеща, ждал погибели. Лучше ты, Меценат, речью обычною 10 Сказ о войнах веди Цезаря Августа И о том, как, склонив выю, по городу Шли цари, раньше грозные. Ну, а я воспою, Музе покорствуя, Звонкий голос твоей милой Ликимнии, Ясный блеск ее глаз, грудь ее, верную Неизменной любви твоей. Ей к лицу выводить цепь хороводную; В играх первою быть; в пляске, в Дианин день, В храме, полном людей, руки протягивать 20 К девам, пышно разряженным. Все богатства казны Ахеменидовой, Аравийских дворцов, пашен Мигдонии Неужели бы ты взял за единственный Волос милой Ликимнии В миг, как шею она страстным лобзаниям Отдает, иль тебя, в шутку упорствуя, Отстранит, чтоб силком ты поцелуй сорвал Или чтобы самой сорвать? 13 К рухнувшему дереву Кто в черный день садил тебя, дерево, И посадив, рукою преступною Взрастил потомкам на погибель И на позорище всей округе, — Тот, верно, задушил старика отца, Тот, верно, в полночь сени священные Залил невинной кровью гостя; Тот и колхийской губил отравой, И всем, что есть на свете ужасного, 10 Раз им в моих пределах посажено Ты, злое дерево, чтоб рухнуть Так, без причин, на главу владельца. Никто не может знать и предчувствовать, Когда какой беречься опасности: Моряк боится лишь Босфора И о других не гадает бедах; Солдат – парфянских стрел и отбега вспять; Парфянин – мощи римлян карающих; А смерть ко всем идет нежданной, 20 Схитила многих и многих схитит. Я Прозерпины царство суровое Чуть не узрел, Эака, что суд творит, И те обители блаженных, Где на лесбийских тоскует струнах, Сапфо, томясь о девах Эолии, И где Алкей, взмахнув золотым смычком, Поет так звучно грозы моря, Грозы изгнаний и сражений грозы. Словам, достойным священнодействия 30 Дивятся тени в чинном безмолвии, Но вновь сдвигаются, заслышав Песнь про бои, про царей сверженье. Что дива в том, что уши стоглавый пес Забыл под эту песнь настораживать, И жалами не водят змеи, Что в волосах Евменид таятся, Коль Прометей с Пелопа родителем Забвенье муки в звуках тех черпают, И Орион на боязливых 40 Рысей и львов не ведет охоты? 14 К Постуму О Постум, Постум! Как быстротечные Мелькают годы! Нам благочестие Отсрочить старости не может, Нас не избавит от смерти лютой. Хотя бы жертвой трижды обильною Смягчить пытался ты беспощадного Плутона, в чьем плену томятся Даже трехтелые великаны, За той рекою мрачной, которую 10 Мы все, земли дарами живущие, Переплываем – властелины Или смиренные поселяне. К чему бежать нам Марса жестокого И бьющих в берег волн Адриатики, К чему нам осенью бояться Австра, что рушит здоровье наше? Мы все увидим черный, извилистый Коцит, волной ленивою плещущий, Бесславных дочерей Даная, 20 Труд Эолида Сизифа вечный. Оставим землю, дом и любезную Супругу, а из всех, что растили мы, Дерев последуют за нами Только постылые кипарисы. Возьмет наследник вина, хранимые За ста замками, на пол расплещет он Цекубских гроздей сок, какого Даже понтифики не пивали. 15 О римской роскоши Земли уж мало плугу оставили Дворцов громады; всюду виднеются Пруды, лукринских вод обширней, И вытесняет платан безбрачный Лозы подспорье – вязы; душистыми Цветов коврами с миртовой порослью Заменены маслины рощи, Столько плодов приносившей прежде; И лавр густою перенял зеленью 10 Весь жар лучей… Не то заповедали Нам Ромул и Катон суровый, — Предки другой нам пример давали. Скромны доходы были у каждого, Но умножалась общая собственность; В своих домах не знали предки Портиков длинных, лицом на север, Простым умели дерном не брезговать И дозволяли камень обтесанный Лишь в государственных постройках 20 Да при убранстве священных храмов. 16 К Помпею Гросфу Мира у богов мореход эгейский Просит в грозный час налетевшей бури, Из-за черных туч в небесах не видя Звезд путеводных, Мира просит гет, утомлен войною, Мира просит перс, отягченный луком, Только мира, Гросф, не купить за пурпур, Жемчуг и злато. Ибо никого не спасут богатства 10 И высокий сан от томлений духа И забот ума, что и под роскошной Кровлей витают. Хорошо тому, кто богат немногим, У кого блестит на столе солонка Отчая одна, но ни страх, ни страсти Сна не тревожат. Что ж стремимся мы в быстротечной жизни К многому? Зачем мы меняем страны? Разве от себя убежать возможно, 20 Родину бросив? Всходит на корабль боевой Забота, За конями турм боевых несется, Легче, чем олень, и быстрей, чем ветер, Тучи несущий. Будь доволен тем, что в руках имеешь, Ни на что не льстись и улыбкой мудрой Умеряй беду. Ведь не может счастье Быть совершенным. Славен был Ахилл, но погиб он рано; 30 Долго жил Тифон, но иссох убого; Мне ж, быть может, то, в чем тебе откажет, Время дарует. У тебя стада в сицилийском поле Блеют и мычат, у тебя в квадриге Кобылица ржет, у тебя одежду Пурпур окрасил. У меня – полей небольшой достаток, Но зато даны мне нелживой Паркой Эллинских Камен нежный дар и к злобной 40 Черни презренье. 17 К Меценату Зачем томишь мне сердце тоской своей? Так решено богами и мной самим: Из нас двоих умру я первым, О Меценат, мой оплот и гордость! А если смерть из двух половин души Твою похитит раньше, – зачем тогда Моей, калеке одинокой, Медлить на свете? Тот день обоим Принес бы гибель. Клятву неложную 10 Тебе даю я: выступим, выступим С тобою вместе в путь последний, Вместе, когда б ты его ни начал! Ничто не в силах нас разлучить с тобой: Ни злость Химеры пламенно-дышащей, Ни мощь сторукого Гианта, — Правда и Парки о том судили. Весов созвездье иль Скорпион лихой Вершит мне участь, ставши владыкою В мой час рожденья, Козерог ли, 20 Воли Гесперийских владыка мощный, — Но как-то дивно наши созвездия Друг с другом сходны: спас тебя блещущий Отец Юпитер от Сатурна, Крылья замедлив Судьбы летучей В тот год, когда народ многочисленный В театре трижды рукоплескал тебе; Меня ж, над головой обрушась, Дерево чуть не лишило жизни, Но Фавн, хранитель паствы Меркурия, 30 Отвел удар. Итак, не жалей богам В обетном храме жертв обильных, — Я же зарежу простую ярку. 18 К алчному У меня ни золотом, Ни белой костью потолки не блещут. Нет из дальней Африки Колонн, гиметтским мрамором венчанных; Не был я наследником Царей пергамских пышного чертога, И одежд пурпуровых Не ткут мне жены честные клиентов. Но за то, что лирою 10 И песнопенья даром я владею, — Мил я и богатому. Ни от богов, ни от друзей не жду я Блага в жизни большего: Одним поместьем счастлив я сабинским. Днями дни сменяются, И, нарождаясь, вечно тают луны; Ты ж готовишь мраморы, Чтоб строить новый дом, когда могила Ждет тебя разверстая, 20 И выдвигаешь насыпями в Байях Берег в море шумное, Как будто тесно для тебя на суше Что ж? Тебе и этого Еще все мало, и, межи срывая, Рад своих клиентов ты Присвоить землю, – и чета несчастных С грязными ребятами Богов отцовских тащит, выселяясь… А меж тем вернее нет 30 Дворца, что ждет у жадного Плутона Барина богатого В конце дороги. Что ж еще ты бьешься? Та же расступается Земля пред бедным, как и пред царями! Прометея хитрого Не спас Харон за золото из Орка; Тантал, как и Тантала Весь гордый род, обуздан в царстве мертвых; Так бедняге честному 40 Плутон поможет, званый и незваный. 19 К Вакху Я видел: Вакх в пустыне утесистой Учил – о, диво! – мудрости песенной, Внимаем сонмом нимф и чутким Племенем сатиров козлоногих. Священным сердце полное трепетом, Едва дыханье Вакха почуяло, Ликует! Смилуйся, о Либер, Смилуйся, тяжким разящий тирсом! Дано мне петь вакханок неистовство, 10 Вино и млеко реки струящие В широких берегах, и меда Капли, сочащиеся из дупел. Дано к созвездьям славу причтенную Жены блаженной петь, и Пенфеевых Чертогов рушимые кровли, И эдонийского казнь Ликурга. Ты кажешь путь потокам и морю грань; Обрызган лозным хмелем, в ущельях гор Узлом нежалящим змеиным 20 Ты Бистонид обвиваешь кудри. Когда по кручам к отчим царениям Рвалось Гигантов грешное полчище, Ты ниспроверг в обличье львином Рета когтями и грозной пастью. Для хороводных игр и веселия, А не для буйной мнившийся созданным Войны, таков же в гуще боя Был ты, каков и в забавах мирных. Тебя узрев и рог золотой узнав, 30 Безвредный Цербер трепетно взмахивал Хвостом и по твоем возврате Ноги лизал треязычной пастью. 20 К Меценату Взнесусь на крыльях мощных, невиданных, Певец двуликий, в выси эфирные, С землей расставшись, с городами, Недосягаемый для злословья. Я, бедный отпрыск бедных родителей, В дом Мецената дружески принятый, Бессмертен я, навек бессмертен: Стиксу не быть для меня преградой! Уже я чую: тоньше становятся 10 Под грубой кожей скрытые голени — Я белой птицей стал, и перья Руки и плечи мои одели. Летя быстрее сына Дедалова, Я, певчий лебедь, узрю шумящего Босфора брег, заливы Сирта, Гиперборейских полей безбрежность. Меня узнают даки, таящие Свой страх пред римским строем, колхидяне Гелоны дальние, иберы, 20 Галлы, которых питает Рона Не надо плача в дни мнимых похорон, Ни причитаний жалких и горести: Сдержи свой глас, не воздавая Почестей лишних пустой гробнице. Книга третья 1 К хору юношей и девушек Противна чернь мне, таинствам чуждая! Уста сомкните! Ныне, служитель муз, Еще неслыханные песни Девам и юношам запеваю. Цари грозны для трепетных подданных, Царей превыше воля Юпитера. Гигантов одолев со славой, Мир он колеблет движеньем брови. Иной раскинет шире ряды борозд 10 В своих поместьях; родом знатней, другой Сойдет за почестями в поле; Добрыми нравами славен третий; Четвертый горд толпою приспешников; Но мечет с равной неотвратимостью Судьба простым и знатным жребий; — В урне равны имена людские. Кто чует меч над шеей преступною, Тому не в радость яства Сицилии, Ни мирный звон, ни птичье пенье 20 Сна не воротят душе тревожной. Но миротворный сон не чуждается Убогой кровли сельского жителя, Ни ветром зыблемой долины, Ни прибережных дубрав тенистых. Кто тем, что есть, доволен – тому уже Не страшно море неугомонное И бури грозные несущий Геда восход иль закат Арктура, Не страшен град, лозу побивающий, 30 И не страшна земля, недовольная То ливнем злым, то летней сушью, То холодами зимы суровой. А здесь и рыбам тесно в пучине вод: За глыбой глыба рушится с берега. И вновь рабов подрядчик гонит: Места себе не найдет хозяин На прежней суше. Но и в морской приют К нему нагрянут Страх и Предчувствия; И на корабль взойдет Забота, 40 И за седлом примостится конским. Так если нам ни мрамором Фригии, Ни ярче звезд блистающим пурпуром, Ни соком лоз, ни нардом персов Не успокоить душевной муки, — Зачем на зависть людям высокие Покои мне и двери роскошные? Зачем менять мой дол сабинский На истомляющее богатство? 2 К римскому юношеству Военным долгом призванный, юноша Готов да будет к тяжким лишениям; Да будет грозен он парфянам В бешеной схватке копьем подъятым. Без крова жить средь бранных опасностей Он пусть привыкнет. Пусть, увидав его Со стен твердыни вражьей, молвит Дочке-невесте жена тирана: «Ах, как бы зять наш будущий, царственный, 10 В искусстве ратном мало лишь сведущий, Не раззадорил льва, что в сечу Бурно кидается в яром гневе!» И честь и радость – пасть за отечество! А смерть равно разит и бегущего И не щадит у тех, кто робок, Спин и поджилок затрепетавших. Падений жалких в жизни не ведая, Сияет Доблесть славой немеркнущей И ни приемлет, ни слагает 20 Власти, по прихоти толп народных. И открывая небо достойному Бессмертья, Доблесть рвется нехоженым Путем подняться, и на крыльях Быстро летит от толпы и грязи. Но есть награда также молчанию: И если кто нарушит Церерины Святые тайны, то его я Не потерплю под одною кровлей Иль в том же челне. Часто Диеспитер 30 Карает в гневе с грешным невинного; А кто воистину преступен, Тех не упустит хромая Кара. 3 К Августу Кто прав и к цели твердо идет, того Ни гнев народа, правду забывшего, Ни взор грозящего тирана Ввек не откинут с пути, ни ветер, Властитель грозный бурного Адрия, Ни Громовержец дланью могучей, – нет. Пускай весь мир, распавшись, рухнет — Чуждого страха сразят обломки. И Геркулес и Поллукс таким путем 10 Достигли оба звездных твердынь небес: Меж них возлегши, будет Август Нектар пурпурными пить устами. Таким путем, о Вакх, и тебя везли Твои тигрицы, чуждому им ярму Подставив шеи; так и Ромул Орка избегнул на конях Марса, Когда Юнона радость рекла богам, Совет державшим: «Трою державную Повергнул в прах судья преступный 20 Вместе с женой, из-за моря плывшей, — Град, обреченный мной и Минервою С тех пор, как не дал Лаомедонт богам Награды должной, – обреченный Вместе с народом, с вождем лукавым. Уже не блещет ныне бесславный гость Лаконки блудной; клятвопреступный род Приама, Гектором могучий, Греков уже не разит отважных. Войне, раздором нашим затянутой, 30 Конец положен. Гнев мой и ненависть Сложив, я милую для Марса Внука, который рожден мне жрицей В дому троянском; в светлый чертог ему Вступить дозволю; нектара сок вкушать И приобщить его отныне К сонмам блаженных богов дозволю. И лишь бы между Римом и Троею Шумело море – пусть беглецы царят Счастливые в краю желанном! 40 Лишь бы Приама, Париса пепел Стада топтали, звери без страха там Щенят скрывали б, – пусть Капитолия Не меркнет блеск, и пусть победный Рим покоряет парфян законам! Вселяя страх, он пусть простирает власть До граней дальних, где отделяется Водой от Африки Европа, Вздувшись, где Нил орошает пашни. Пусть презирает злато, которому 50 В земле остаться лучше не вырытым, Чем громоздиться на потребу Людям, громящим и божьи храмы. И где бы мира грань ни стояла, пусть Ее оружьем тронет, стремясь достичь Краев, где солнца зной ярится, Стран, где туманы и ливни вечно. Но лишь один воинственным римлянам Завет кладу я: предков не в меру чтя И веря счастью, не пытайтесь 60 Дедовской Трои восставить стены! Коль встанет Троя в пору недобрую, — Судьба вернется с гибелью горькой вновь: Юпитера сестра-супруга, Двину сама я полки победно. Пусть трижды встанут медных ограды стен, Творимых Фебом, – трижды разрушат их Мои ахейцы; трижды жены Пленные мужа, детей оплачут». Шутливой лире это совсем нейдет! 70 Куда ты, Муза? Брось же упорно так Рассказывать бессмертных речи И унижать величавость малым. 4 К Каллиопе Сойди с небесных высей и флейтою, О Каллиопа, долгую песнь сыграй, Иль громким голосом пропой нам, Иль прозвени на кифаре Феба! Вам слышно? Чу! Иль сладким безумием Я обольщен? Как будто блуждаю я В священных рощах, где отрадно Струи бегут, дуновенья веют… То было в детстве: там, где у Вольтура 10 Вдали от крова милой Апулии Я спал, игрою утомленный, — Голуби скрыли меня, как в сказке, Листвою свежей. Диву давались все, Кто на высотах жил Ахерунтии, В лесистой Бантии, на тучных Нивах вокруг городка Форента, Что невредимым спал я средь черных змей, Среди медведей, лавром священным скрыт И миртовых ветвей листвою, 20 Отрок бесстрашный, храним богами. Я наш, Камены, ваш, поднимусь ли я К сабинам в горы, или пленит меня Прелести холод, влажный Тибур Или потоки в прозрачных Байях. И другу хоров ваших и звонких струй — Ни при Филиппах бегство постыдное, Ни дуб проклятый не опасен, Ни Палинур в Сицилийском море. Коль вы со мною – смело по бурному 30 Пущусь Босфору, смело я путником К пескам пылающим отправлюсь, Что ассирийский покрыли берег, Увижу бриттов, к гостю безжалостных, Конканов, пьяных кровью из конских жил, Гелонов, что колчаны носят, Скифскую реку узрю безвредно. Как только войско, в битвах усталое, Великий Цезарь вновь городам вернет, Ища окончить труд тяжелый, — 40 В грот Пиерид вы его ведете. Совет вы кроткий, о благодатные, Ему даете, радуясь данному… Мы знаем: войско злых титанов Страшное – молнией быстрой свергнул Тот бог, кто правит морем волнуемым. Землей недвижной, царствами слезными, Кто и богов и смертных держит Властью единой и непреложной. Его повергли юноши буйные 50 В немалый ужас, силою гордые, — Два брата, что хотели Пелий Нагромоздить на Олимп лесистый. Но что Тифою, Миманту сильному, Порфириону, грозному обликом, Иль Рету, или Энкеладу, Рвущему с корнем деревья смело, — Что им поможет против звенящего Щита Паллады? С нею – ревнительный Вулкан; с ней – чтимая Юнона, 60 С нею – и бог, неразлучный с луком, Кто в чистой влаге моет Касталии Кудрей извивы, – житель кустарников Ликийских иль лесов родимых Делоса, – ты, Аполлон Патарский. Падет невольно сила без разума; А умной силе боги и рост дадут Все выше: им противна сила, Что беззаконье в душе питает. Тому Гиант сторукий свидетелем 70 И Орион, навек обесславленный, Искавший девственной Дианы И укрощенный ее стрелою. Земля страдает, чудищ своих сокрыв: Она тоскует, видя, что молния Детей низвергла к бледным теням, — Быстрый огонь не пронижет Этну, И вечно печень Тития наглого Орел терзает, страж ненасытности, И Пирифоя-женолюбца 80 Триста цепей в преисподней держат. 5 К Августу Мы верим: в небе – гром посылающий Царит Юпитер; здесь же – причислится К богам наш Август, как британцев Он покорит и жестоких персов. Ужели воин Красса с парфянкою В постыдном браке жил – и состарился В оружье тестя, что врагом был? О, как испорчен сенат и нравы! Царю покорны, дети Италии 10 Забыли тогу, званье, щиты богов, Забыли огнь пред Вестой вечный, — Хоть невредим Капитолий в Риме! Провидец Регул этим тревожился, Позорный мир отвергнув с презрением: Пример опасный – так он думал — Гибелью Риму грозит в грядущем, Коль не погибнут вовсе те жалкие, Что в плен сдавались. «Видел знамена я, Там, на стенах пунийских храмов, 20 Видел оружье, что римский воин Без боя отдал; видел: завязаны Свободных граждан руки за спинами; Ворота настежь; пашут поле, Что разоряли, солдаты Рима. Боец, чья вольность куплена золотом, Смелей ли станет? Только прибавится К стыду убыток! Цвет природный Шерсть после окраски вернуть не может. Не хочет доблесть, будучи попрана, 30 Назад вернуться к тем, кто попрал ее. Как лань, из сети частой выйдя, Биться не будет, – не станет храбрым Тот, кто пунийцам лживым доверился; Не станет новых войн победителем Тот, чья рука была в оковах, Кто малодушно боялся смерти! Ища, откуда б жизнь себе выпросить, — Войну он с миром в мыслях смешал совсем! О, стыд! О Карфаген великий! 40 Выше ты стал от позора Рима!» И от объятий верной жены своей, От малых деток он отстраняется, Как прав лишенный, и сурово Взор непреклонный вперяет в землю, Чтоб укрепить решимость сенаторов Своим советом, миру неслыханным, И от друзей своих печальных Выйти в изгнанье покрытым славой! О, знал он твердо, чем угрожал ему 50 Палач пунийский, – но раздвигает он Родных, что путь загородили, Граждан, его не пускавших дальше, — Как будто, кончив долго тянувшийся Процесс клиентов, он покидает суд, Чтоб отдохнуть в полях Венафра Или в Таренте, рожденном Спартой. 6 К римскому народу Вины отцов безвинным ответчиком Ты будешь, Рим, пока не восставлены Богов упавшие жилища, Их изваяния в черном дыме. Да! Рим – владыка, если богов почтит: От них начало, в них и конец найдем. За нераденье боги много Бед посылают отчизне горькой. Монез с Пакором, дважды отбившие 10 В недобрый час задуманный натиск наш, Гордятся, пронизи на шее Римской добычей себе украсив. Междоусобьем Риму объятому Уже грозили дак и египтянин, Один – летучими стрелами Грозный, другой – корабельным строем. В грехом обильный век оскверняются Сначала браки, семьи, рождения; Отсюда выйдя, льются беды 20 В нашей отчизне, во всем народе. Едва созревши, девушка учится Развратным пляскам, хитрым ласкательствам От малых лет в глубинах сердца Мысль о нечистой любви лелея. А выйдя замуж, юных поклонников За чашей ищет, – даже без выбора, Кого б запретною любовью, Свет погасив, одарить украдкой, — О нет, открыто, с мужнина ведома 30 Бежит по зову – кликнет ли лавочник Или испанский корабельщик, Щедро платящий за час позора. В таких ли семьях выросли юные, Что кровью пунов море окрасили, Сразили Пирра, Антиоха И беспощадного Ганнибала? То были дети воинов-пахарей, В полях ворочать глыбы привыкшие Киркой сабинской, и по слову 40 Матери строгой таскать из леса Вязанки дров в тот час, когда тени гор Растянет солнце, снимет с усталого Вола ярмо и, угоняя Коней своих, приведет прохладу. Чего не портит пагубный бег времен? Ведь хуже дедов наши родители, Мы хуже их, а наши будут Дети и внуки еще порочней. 7 К Астериде Астерида, зачем плачешь о Гигесе? Ведь с весною его светлый Зефир примчит Вновь с товаром вифинским, Верность свято хранящего. Южный ветер, Козой бешеной поднятый, Запирает его в гавани Орика, Где бессонные ночи Он проводит в слезах, томясь. Искушает его вестник, подосланный 10 От хозяйки, о нем страстно вздыхающей; Уверяет, что Хлою Жжет любовь, горемычную; Поминает о том, как вероломная Наговором жена Прета подвигнула Против Беллерофонта, Чтоб сгубить его, чистого; Как чуть не был Пелей передан Тартару, Ипполиту когда презрел, магнезянку, И речами иными 20 На любовный склоняет грех, — Но вотще, ибо глух Гигес к словам его, Как Икара скала… Лишь берегись сама, Чтоб тебя к Энипею Не влекло больше должного Хоть и нет никого, кто бы искуснее Гарцевал на коне по полю Марсову И чрез Тусскую реку Переплыл бы проворнее, Ночь придет – дверь запри и не выглядывай 30 Из окна, услыхав жалобный флейты звук, И, хотя бы жестокой Звали, будь непреклонною. 8 К Меценату Ты смущен, знаток языков обоих! Мне, холостяку, до Календ ли марта? Для чего цветы? С фимиамом ларчик? Или из дерна Сложенный алтарь под горящим углем? Белого козла и обед веселый Вакху обещал я, когда чуть не был Древом придавлен! В этот светлый день, с возвращеньем года, 10 Снимут из коры просмоленной пробку С кувшина, который в дыму коптился С консульства Тулла. Выпей, Меценат, за здоровье друга Кружек сотню ты, и пускай до света Здесь горят огни, и да будут чужды Крик нам и ссора. Брось заботы все о державном Риме: Полегли полки Котизона-дака, Мидянин, наш враг, сам себя же губит 20 Смертным оружьем, Стал рабом кантабр, наш испанский недруг Укрощенный, пусть хоть и поздно, цепью И, расслабив лук, уж готовы скифы Край свой покинуть. Бремя сбрось забот: человек ты частный; Не волнуйся ты за народ; бегущим Насладися днем и его дарами, — Брось свои думы! 9 К Лидии – Мил доколе я был тебе И не смел ни один юноша белую Шею нежно рукой обвить, Я счастливее жил, нежели персов царь. – Ты доколе не стал пылать Страстью к Хлое сильней, нежели к Лидии, Имя Лидии славилось, И знатней я была римлянки Илии. – Покорен я фракиянкой, — 10 Хлоя сладко поет, лире обучена. За нее умереть готов, Только жизни бы срок душеньке Рок продлил. – Мы взаимно огнем горим, Я и Калаид, сын эллина Орнита. Дважды ради него умру, Только жизни бы срок юноше Рок продлил. – Что, коль вновь возвратится страсть И железным ярмом свяжет расставшихся? Что, коль рыжую Хлою – прочь 20 И отворится дверь брошенной Лидии? – Хоть звезды он прекраснее, Ты же легче щепы, непостояннее Адриатики бешеной, — Жить с тобою хочу и умереть любя! 10 К Лике Лика, если бы ты в скифском замужестве Влагу Дона пила, – все же, простертого На ветру пред твоей дверью жестокою, Ты меня пожалела бы! Слышишь, как в темноте двери гремят твои, Как шумит во дворе, ветру ответствуя, Сад твой, как леденит Зевс с неба ясного Стужей снег свежевыпавший? Брось – Венера велит – гордость надменную, 10 Чтоб не лопнул канат, туго натянутый! Ведь родил же тебя не Пенелопою Твой отец из Этрурии! И хотя бы была ты непреклонною Пред дарами, мольбой, бледностью любящих, Пред тем, что твой муж юной гречанкою Увлечен, – все же смилуйся Над молящим! Не будь дуба упорнее И ужасней в душе змей Мавритании; Ведь не вечно мой бок будет бесчувственным 20 И к порогу и к сырости! 11 К Меркурию и лире О Меркурий-бог! Амфион искусный, Обучен тобой, воздвигал ведь стены Песней! Лира, ты семиструнным звоном Слух услаждаешь! Ты беззвучна встарь, нелюбима, – ныне Всем мила: пирам богачей и храмам!.. Дайте ж песен мне, чтоб упрямой Лиды Слух преклонил я. Словно средь лугов кобылице юной, 10 Любо ей скакать; не дает коснуться; Брак ей чужд; она холодна поныне К дерзости мужа. Тигров ты, леса за собой умеешь Влечь и быстрых рек замедлять теченье; Ласкам ведь твоим уступил и грозный Ада привратник — Цербер-пес, хотя над его главою Сотня страшных змей, угрожая, вьется; Смрадный дух и гной треязычной пасты 20 Он извергает. Вняв тебе, средь мук Иксион и Титий Улыбнулись вдруг; без воды стояла Урна в час, когда ты ласкала песней Дщерей Даная. О злодействе дев пусть услышит Лида И о каре их, пресловутой бочке, У которой дно пропускает воду, — Так, хоть и поздно, Все ж виновных ждет и в аду возмездье. 30 Так безбожно (что их греха ужасней?), Так безбожно всех женихов убили Острым железом! Брачных свеч была лишь одна достойна. Своего отца, что нарушил клятву, Обманула дева святою ложью, Славная вечно. «Встань, – она рекла жениху младому, — Встань, чтоб вечный сон не постиг, откуда Ты не ждешь. Беги от сестер-злодеек, 40 Скройся от тестя! Словно львицы, вдруг на ягнят напавши, Так мужей своих они все терзают; Я добрей – тебя не убью, не стану Дверь запирать я. Пусть за то, что я пощадила мужа, Злой отец меня закует хоть в цепи; Взяв на судно, пусть отвезет в пустыню, В край Нумидийский. Мчись, куда несут и пути и ветры! 50 Ночь тебе – покров, и Венера – спутник. В добрый час… А мне над могилой вырежь Надпись на память…» 12 К Необуле Дева бедная не может ни Амуру дать простора, Ни вином прогнать кручину, а должна бояться дяди Всебичующих упреков. Прочь уносят шерсть и прялку трудолюбицы Минервы От тебя, о Необула, сын крылатый Кифереи И блестящий Гебр Липарский, Лишь увидишь, как смывает масло с плеч он в водах Тибра, Конник, что Беллерофонта краше, ни в бою кулачном Не осиленный, ни в беге. 10 В ланей, по полю бегущих целым стадом, он умеет Дрот метнуть и, быстр в движеньи, вепря, что таится в чаще, На рогатину взять смело. 13 К источнику Бандузии О, прозрачней стекла воды Бандузии! Сладких вин и цветов жертвы достойны вы. Завтра ждите козленка, — Рожки вздулись на лбу его, Чувств любовных и битв скорых предвестники: Тщетно! Кровию вам красной окрасит он Струй холодных потоки — Отпрыск стада веселого. Вас тяжелой порой огненный Сириус 10 Жечь бессилен; волам, в поле измученным, Иль бродячему стаду В вашей сладостно свежести. Славны будете вы: песнею громкою Я прославлю, поэт, дуб, что над гротами Вырос, где говорливо Ваш поток низвергается. 14 К римскому народу Цезарь, про кого шла молва в народе, Будто, как Геракл, лавр купил он смертью, От брегов испанских вернулся к Ларам Победоносцем. Радостно жена да встречает мужа, Жертвы принеся божествам хранящим; С ней – сестра вождя, а за ней, украсив Кудри повязкой, Матери юниц и сынов, не павших. 10 Вы же, дети тех, что в бою погибли, И вдовицы их, от словес печальных Вы воздержитесь. Мне же этот день будет в праздник, думы Черные прогнав. Не боюсь я смуты, Ни убитым быть, пока всей землею Правит наш Цезарь. Отрок, принеси и венков, и мирра, И вина, что помнит мятеж марсийский, Коль спаслось оно от бродивших всюду 20 Полчищ Спартака. И Неэра пусть поспешит, певица, Завязав косу в благовонный узел; А не пустит к ней негодяй привратник — Прочь уходи ты. Голова, седея, смягчает душу, Жадную до ссор и до брани дерзкой, Не смирился б я перед этим, юный, В консульство Планка! 15 К Хлориде Женка бедного Ивика, Перестань наконец ты сладострастничать И себя примолаживать! Коль ногою одной ты уж в гробу стоишь, Не резвись среди девушек, Как меж звезд в небесах темное облако! Что Фолое идет к лицу, То Хлориде нейдет! Дочь лучше матери Осаждать будет юношей, 10 Как вакханка, под звук бубна безумствуя. К Ноту страсть неуемная Так и нудит ее прыгать, как козочку. Ты ж, старушка, в Луцерии Сядь за пряжу. Тебе ль быть кифаристкою Украшать себя розою И до дна осушать чаши глубокие? 16 К Меценату Башни медной замок, двери дубовые И бессонных собак лай угрожающий Для Данаи могли б верным оплотом быть От ночных обольстителей. Но над стражем ее, робким Акрисием, Посмеялся Зевес вместе с Венерою, И открылся им путь верный, едва лишь бог Превратил себя в золото. Злато минет ряды телохранителей 10 И расколет скалу глубже, чем молния; Рухнул в прах и погиб жертвою алчности Дом пророка аргивского; Городские врата муж-македонянин Для себя раскрывал, силою подкупа Низвергал он царей; и на морских вождей Подкуп сети накидывал. Рост богатства влечет приумножения Жажду, кучу забот… Вот и не смею я Всем на зависть чело вскидывать гордое, 20 Меценат, краса всадников. Больше будешь себя ты ограничивать Больше боги дадут! Стан богатеющих Покидаю, бедняк, и перебежчиком К неимущим держу свой путь! Я владею славней скудными крохами, Чем когда бы я стал хлеб всей Апулии Работящей таить без толку в житницах, Нищий средь изобилия. Ключ прозрачный и лес в несколько югеров 30 И всегда урожай верный с полей моих Далеко превзойдут пышность владетелей Плодороднейшей Африки. Правда, нет у меня меда калабрских пчел, И в амфорах вино из Лестригонии Не стареет, и мне выгоны галльские Не растят тучных овчих стад. Но меня не гнетет бедность тяжелая; Пожелай я еще, ты не откажешь мне. Сжав желанья свои, с прибылью малою 40 Буду жить я счастливее, Чем прибравши к рукам царство Лидийское И Мигдонский удел. Многого ищущий — Многим беден. Блажен тот, кому бережно Бог дает только нужное. 17 К Элию Ламии О Элий, отпрыск Лама старинного — Того, что имя Ламиям первым дал И всем потомкам их потомков, Как говорят летописцы рода, — Твой древний предок – так говорит молва — Впервые власть над стенами Формий взял, Над Лирисом, чьи волны в роще Нимфы Марики безмолвно льются, — В краю пространном. Завтра ненастье Евр 10 Примчит, засыплет листьями рощу всю, Устелет брег травой ненужной, Если не лжет многолетний ворон, Дождей предвестник. Дров наготовь сухих, Пока возможно: завтра ведь ты вином И поросенком малым будешь Гения тешить с прислугой праздной. 18 К Фавну Фавн, о, нимф преследователь пугливых! По полям открытым моих владений Милостив пройди и уйди заботлив К юным приплодам. И козленок заклан к исходу года, И вина достанет у нас для полных Чаш, подруг любви, и алтарь старинный — В дымке курений. Вот стада на злачных лугах резвятся, — 10 Возвратились дни твоих нон декабрьских, — И гуляет рядом с волом досужим Люд деревенский. Бродит волк в отаре, – не страшно овцам! — В честь тебя листву осыпают рощи; Пахарь в пляс пошел, по земле постылой Трижды притопнув. 19 К Телефу Кем приходится Инаху Кодр, что принял без слов смерть за отечество, Ты твердишь, про Эаков род И про древнюю брань возле троянских стен, Но сказать не умеешь ты, Сколько стоит вина кадка хиосского, В чьем дому попируем мы И когда мы стряхнем холод Пелигнии. Дай же, мальчик, вина скорей 10 В честь полуночи, в честь новой луны и в честь Дай Мурены-хозяина, Девять чаш или три с теплой смешав водой. Тот, кто любит нечетных Муз, Тот, как буйный поэт, требует девять влить; А тремя ограничиться Миролюбцам велят три неразлучные Обнаженные Грации. Рад безумствовать я: что ж берекинтских флейт Не слышны дуновения? 20 Что, молчанье храня, с лирой висит свирель? Ненавижу я скаредность — Сыпь же розы щедрей! С завистью старый Лик Шум безумный услышит пусть, И соседка его, старцу нелегкая. Вот уж взрослая, льнет к тебе Рода, блещешь ты сам, Телеф, в кудрях густых, Ясный, словно звезда, – меня ж Иссушает, томя, к милой Гликере страсть. 20 К Пирру Ты не видишь, Пирр, как тебе опасно Трогать юных львят африканской львицы? Вскоре ты сбежишь после жарких схваток, Трус-похититель! Вот, стремясь найти своего Неарха, Юных круг прорвет лишь она, – и страшный Бой решит тогда, за тобой, за ней ли Будет добыча; Ты спешишь достать из колчана стрелы, 10 А она клыки, угрожая, точит; Сам судья борьбы наступил на пальму Голой ногою; Легкий ветр ему освежает плечи, Кроют их кудрей благовонных волны — Был таков Нирей иль с дождливой Иды На небо взятый. 21 К амфоре Мой друг амфора, к жизни рожденная Со мною вместе в консульство Манлия! Что ни дари мне – смех ли, ссоры, Дрему любви, ликованье страсти; При ком бы ни был собран массийский Вакх, Тобой хранимый, – ныне для праздника, Как повелел Корвин, откройся, Сок заскучавший налей нам в чаши. Мудрец, Сократа выбрав наставником, 10 Не будет, право, пренебрегать тобой; И сам Катон свой дух высокий Цельным вином согревал охотно. Ты горькой мукой мучаешь доброго И горшей злого; тайные замыслы, Живущие в коварном сердце, В шутках Лиэя раскрыть умеешь. Вдыхаешь силу ты в малодушного И жар надежды; ты неимущему Даешь отвагу не страшиться 20 Гнева царей и меча убийцы. О, если Либер вместе с Венерою Придут – и с ними граций согласный хор, — Пусть факелы горят, доколе Не побегут перед Фебом звезды! 22 К Диане Страж окрестных гор и лесов, о Дева, Ты, что внемля зов троекратный юных Жен-родильниц, их бережешь от смерти, Ликом тройная! Будет пусть твоей та сосна, что сенью Дом венчает мой; да под ней тебя я Кровью одарю кабана, что грозен Сбоку ударом. 23 К Фидиле Ладони к небу, к месяцу юному Воздень, Фидила, – сельский обычай свят: Умилостиви лар плодами, Ладаном и поросенком жадным. Тогда минует вихрь, иссушающий Лозу, и колос нивы помилует, Твои питомцы и ягнята Осенью пышной хворать не будут. В лесах Алгида – дубы и падубы, 10 Тельцы пасутся, к жертвам пригодные, Тучнеет скот в лугах альбанских, Ждет их секира жрецов суровых, — Тебе ж не нужны жертвы обильные, Двухлеток выи, кровью залитые, — Ты убираешь хрупким миртом И розмарином божков-пенатов. Рукой невинной жертвенник трогая, Не льстивой жертвой дара богатого Смягчишь нахмуренных пенатов — 20 Полбой священной, крупинкой соли. 24 К богачу Хоть казною своей затмишь Ты Аравию всю с Индией пышною, Хоть займешь ты строеньями Оба моря, что бьют в берег Италии, Но едва Неминуемость В крышу дома вобьет гвозди железные, Не уйдешь ты от ужаса И главы из петли смертной не вызволишь. Лучше жить, как равнинный скиф, 10 Чья повозка жилье тащит подвижное, Или как непреклонный гет, Где межою поля не разделенные Хлеб родят на потребу всем; Где не больше, чем год, заняты пашнею, А затем утомленного Заменяет другой, с долею равною; Там безвредная мачеха Не изводит сирот – пасынков, падчериц; Жен-приданниц там гнета нет, 20 И не клонит жена слух к полюбовнику; Там приданым для девушки Служит доблесть отцов и целомудрие, Что бежит от разлучника, И грешить там нельзя: смерть за неверность ждет! О, кто хочет безбожную Брань и ярость пресечь междоусобицы, Если он домогается, Чтоб «Отец городов» было под статуей, Пусть он сдержит распущенность! 30 И он будет почтен: только… потомками! Мы завистливы, – доблесть нам Ненавистна, но лишь скрылась, скорбим по ней! Для чего втуне сетовать, Коль проступок мечом не отсекается? Что без нравов, без дедовских, Значит тщетный закон, если ни дальние Страны, зноем палимые, Ни конечный предел Севера хладного, Под снегами застывшими, 40 Не пугают купца? Если справляется С грозным морем моряк лихой? Это – бедность, презрев доблести трудный путь, Все свершать, все сносить велит, — Бедность, что за позор всеми считается. Не снести ль в Капитолий нам, Кликам внемля толпы, нам рукоплещущей, Иль спустить в море ближнее Жемчуг, камни и все злато бесплодное, Зла источник великого, 50 Если только в грехах вправду мы каемся? Надо страсть эту низкую С корнем вырвать давно, и на суровый лад Молодежь, слишком нежную, Воспитать… На коня вряд ли сумеет сесть Знатный отрок, охотою Тяготится, зато с большею ловкостью Обруч гнать тебе греческий Будет он иль играть в кости запретные. Вероломный отец меж тем 60 Надувает друзей или товарищей, Чтоб для сына негодного Больше денег собрать. Деньги бесчестные Что ни день, то растут, и все ж Для несытых страстей их недостаточно! 25 К Вакху Вакх, я полон тобой! Куда Увлекаешь меня? В рощи ли, в гроты ли Вдохновение мчит меня? Где, в пещере какой Цезаря славного Блеск извечный стихом своим Вознесу я к звездам, к трону Юпитера? Небывалое буду петь И доселе никем в мире не петое! Как вакханка, восстав от сна, 10 Видя Гебр пред собой, снежную Фракию И Родоп, что лишь варварской Попираем стопой, диву дивуется, Так, с пути своего сойдя, Я на берег дивлюсь и на пустынный лес. Вождь наяд и менад, легко Стройный ясень рукой вмиг исторгающих! Петь ничтожное, дольнее Больше я не могу! Сладко и боязно, О Леней, за тобой идти, 20 За тобою, лозой лоб свой венчающим. 26 К Венере Девицам долго знал я, чем нравиться, И был в любви достойным воителем, — Теперь оружие и лиру После побед их стена та примет, Что охраняет образ Венеры нам. Сюда, сюда несите вы факелы И грозные воротам вражьим Крепкие ломы, крутые луки! О золотого Кипра владычица 10 И стен Мемфиса, вечно бесснежного! Высоко поднятым бичом ты Раз хоть коснись непокорной Хлои! 27 К Галатее Пусть злочестных в путь поведут приметы Злые: крики сов или сук брюхатых, Пусть на них лиса, что щенилась, мчится Или волчица; Пусть змея им путь пресечет начатый И спугнет коней, по дороге прянув Как стрела. А я, за кого тревожусь, Буду молиться; Ворон пусть, вещун, от восхода солнца 10 С криком к ней летит перед тем, как птица, Вестница дождей, возвратится к лону Вод неподвижных. Счастливо живи, Галатея, всюду, Где тебе милей; и меня ты помни. Пусть тебе в пути не грозит ворона, Дятел зловещий. Но смотри: скользит Орион к закату, Пробудитель бурь; хорошо мы знаем, Что сулят нам черный залив и в ветре 20 Белое небо. Жены пусть врагов, лети их порывы, Ярости слепой испытаю? А ветра, Ропот черных воли и удары бури В берег дрожащий! Знала этот страх и Европа, вверив Хитрецу быку белоснежный стан свой И увидев вдруг, что кругом бушуют Море и рыбы. Лишь вчера цветы на лугу сбирала, 30 Сплесть спеша венок, по обету, нимфам, — Ныне зрит вокруг в полусвете ночи Звезды и волны. Лишь ступив ногой на стоградный остров Крит, она рекла: «О отец! Отныне Я тебе не дочь – мою честь сгубило Страсти безумье. Где была я? Где я? Ведь павшей деве Даже смерть мила! Наяву ль я плачу, Вспомнив мой позор, или мне, невинной, 40 Призрак бесплотный, Вылетевший в дверь из слоновой кости, Страшный сон навел? Разве лучше было Морем долго плыть, чем в зеленом поле Рвать мне цветочки? Будь сейчас он здесь, этот бык проклятый, Я б его мечом изрубила в гневе, Я б ему рога обломала, был хоть Мил так недавно. Стыд забыв, ушла от родных Пенатов! 50 Стыд забыв, еще умереть я медлю! О, да слышит бог: среди львов я голой Лучше останусь, Лучше стану тиграм добычей нежной Раньше, чем со щек худоба лихая Сгонит красоту и иссушит тело Жертвы прекрасной. Вот отец корит, хоть далек он: «Что ж ты Медлишь смерть избрать себе? Видишь – ясень? Под его суком захлестни на горле 60 Девичий пояс! Если же в скалах, на утесах острых Смерть тебя прельстит, то свирепой буре Вверь себя. Иль ты предпочтешь – царевна, — Долю наложниц: Шерсти прясть урок для хозяйки, грубой Варвара жены?..» Между тем Венера Внемлет ей, смеясь вероломно с сыном, — Лук он ослабил. Всласть натешась, ей говорит: «Сдержи ты 70 Гневный пыл и ссор избегай горячих — Даст тебе рога ненавистный бык твой, Даст изломать их. Ты не знаешь: бог необорный – муж твой, Сам Юпитер. Брось же роптать, великий Жребий несть учись: ты ведь части света Имя даруешь». 28 К Лиде Что другое в Нептунов день Делать мне? Ты достань, Лида, проворнее Из подвала цекубское, И конец положи думе назойливой. Видишь: полдень склоняется, Ты же, словно и впрямь день окрыленный спит, Медлишь вынуть из погреба В нем застрявший кувшин времени Бибула. В сменной песне Нептуна я 10 Воспою, Нереид кудри зеленые. Ты на лире изогнутой Про Латону споешь, про Стреловержицу; Под конец мы восславим ту, Что над Книдом царит и над Цикладами, И на Паф с лебедей глядит, — По заслугам и Ночь будет помянута. 29 К Меценату Царей тирренских отпрыск! Тебе давно Храню, не тронув, с легким вином кувшин И роз цветы; и из орехов Масло тебе, Меценат, на кудри Уже отжато. Брось промедление! Не век же Тибур будешь ты зреть сырой, И поле Эфулы покатой, И Телегона-злодея горы. Покинь же роскошь эту постылую, 10 Покинь чертог, достигший небесных туч; В блаженном Риме брось дивиться Грохоту, дыму и пышным зданьям. Богатым радость – жизни уклад сменять; Под кровлей низкой скромный для них обед Без багреца, без балдахина Часто морщины со лба сгонял им. Уж Андромеды светлый отец зажег Свое созвездье; Малый бушует Пес И Льва безумное светило: 20 Знойные дни возвращает Солнце. С бредущим вяло стадом спешащий в тень Пастух усталый ищет ручей в кустах Косматого Сильвана; замер Берег, не тронутый спящим ветром. А ты, уставом города занятый И благом граждан, вечно тревожишься, Что нам готовят серы, бактры, Киру покорные встарь, и скифы. Но мудро боги скрыли грядущее 30 От нас глубоким мраком: для них смешно, Когда о том, что недоступно, Смертный мятется. Что есть, спокойно Наладить надо; прочее мчится все, Подобно Тибру: в русле сейчас своем В Этрусское он море льется Мирно, – а завтра, подъявши камни, Деревья с корнем вырвав, дома и скот — Все вместе катит; шум оглашает вкруг Леса соседние и горы; 40 Дикий разлив и притоки дразнит. Лишь тот живет хозяином сам себе И жизни рад, кто может сказать при всех: «Сей день я прожил! Завтра – тучей Пусть занимает Юпитер небо Иль ясным солнцем, – все же не властен он, Что раз свершилось, то повернуть назад; Что время быстрое умчало, То отменить иль не бывшим сделать. Фортуна рада злую игру играть, 50 С упорством диким тешить жестокий нрав: То мне даруя благосклонно Почести шаткие, то – другому. Ее хвалю я, если со мной; когда ж Летит к другому, то, возвратив дары И в добродетель облачившись, Бедности рад я и бесприданной. Ведь мне не нужно, если корабль трещит От южной бури, жалкие слать мольбы Богам, давать обеты, лишь бы 60 Жадное море моих не съело Из Тира, с Кипра ценных товаров груз Нет! Я спокойно, в челн двухвесельный сев, Доверюсь Близнецам и ветру, И понесусь по валам Эгейским». 30 К Мельпомене Создал памятник я, бронзы литой прочней, Царственных пирамид выше поднявшийся. Ни снедающий дождь, ни Аквилон лихой Не разрушат его, не сокрушит и ряд Нескончаемых лет, – время бегущее. Нет, не весь я умру, лучшая часть меня Избежит похорон. Буду я вновь и вновь Восхваляем, доколь по Капитолию Жрец верховный ведет деву безмолвную. 10 Назван буду везде – там, где неистовый Авфид ропщет, где Давн, скудный водой, царем Был у грубых селян. Встав из ничтожества, Первым я приобщил песню Эолии К италийским стихам. Славой заслуженной, Мельпомена, гордись, и, благосклонная, Ныне лаврами Дельф мне увенчай главу. Книга четвертая 1 К Венере Ты ль, Венера, опять меня Вызываешь на бой? Сжалься, молю, молю! Уж не тот я, каким я был При Кинаре моей! Смилуйся, сладостных Мать страстей беспощадная, Перестань меня гнуть, ныне бесстрастного, Пять десятков отжившего, Властью нежной! На зов юношей трепетный Снизойди, – к Павлу Максиму 10 На крылах лебедей, пурпуром блещущих, Ты взнесись с шумной свитою, Если хочешь зажечь сердце достойное. Знатен он, и собой красив, И готов постоять за обездоленных. Ста искусствам обученный, Далеко пронесет он твой победный стяг. И когда над соперником Верх возьмет, превзойдя щедрого щедростью. У Альбанского озера, 20 Под кедровым шатром, образ твой мраморный Он воздвигнет, – ты будешь там Дым курений вдыхать и веселить свой слух Берекинтскою флейтою; С лирным звоном смешав звуки свирельные, Дважды в день пред тобою там В пляске будут ходить отроки с девами, И во славу твою трикрат Бить о землю стопой, бить, точно Салии. Мне же девы и отроки 30 Чужды; больше надежд нет на взаимную Силу страсти; пиры претят; И чела не хочу я обвивать венком. Но – увы! – почему слеза По щеке у меня крадется робкая? Почему среди слов язык Так позорно молчит, он, что молчанью враг? Лигурин, не тебя ль во сне Я в объятьях держу, или по Марсову Полю вслед за тобой несусь, 40 Иль плыву по волнам, ты ж отлетаешь прочь! 2 К Юлу Антонию Тот, держась на крыльях, скрепленных воском, Морю имя дать обречен, как Икар, Кто, о Юл, в стихах состязаться дерзко С Пиндаром тщится. Как с горы поток, напоенный ливнем Сверх своих брегов, устремляет воды, Рвется так, кипит глубиной безмерной Пиндара слово. Фебова венца он достоин всюду — 10 Новые ль слова в дифирамбах смелых Катит, мчится ль вдруг, отрешив законы, Вольным размером; Славит ли богов иль царей, героев, Тех, что смерть несли поделом кентаврам, Смерть Химере, всех приводившей в трепет Огненной пастью; Иль поет коня и борца, который С игр элидских в дом возвратился в славе, Песнью, в честь его, одарив, что сотни 20 Статуй ценнее; Плачет ли с женой скорбной об утрате Мужа и до звезд его силу славит Нрав златой и доблесть, из тьмы забвенья Вырвав у смерти. Полным ветром диркейский лебедь Всякий раз, как ввысь к облакам далеким Держит путь он; я же пчеле подобен Склонов Матина: Как она, с трудом величайшим, сладкий 30 Мед с цветов берет ароматных, так же Средь тибурских рощ я слагаю скромно Трудные песни. Лучше ты, поэт, полнозвучным плектром Нам споешь о том, как, украшен лавром. Цезарь будет влечь через Холм Священный Диких сигамбров. Выше, лучше здесь никого не дали Боги нам и рок, не дадут и впредь нам, Даже если б вдруг времена вернулись 40 Века златого. Будешь петь ты радость народа, игры, Дни, когда от тяжб отрешится форум. Если бог к мольбам снизойдет, чтоб храбрый Август вернулся. Вот тогда и я подпевать отважусь, Если только речь мою стоит слушать, Цезаря возврат привечая: «Славься, Ясное солнце!» «О, триумф!» – не раз на его дороге, 50 «О, триумф!» – не раз возгласим, ликуя, И воскурит Рим благосклонным вышним Сладостный ладан. Твой обет – волов и коров по десяти, Мой обет – один лишь бычок, который, Уж покинул мать и на сочных травах В возраст приходит. У него рога словно серп на небе В третий день луны молодой; примета Есть на лбу – бела, как полоска снега, — 60 Сам же он рыжий. 3 К Мельпомене На кого в час рождения, Мельпомена, упал взор твой приветливый, Уж того ни кулачный бой Не прельстит, ни успех в конском ристании, И ему не сужден триумф В Капитолии в честь воинских подвигов И венок победителя, Растоптавшего спесь гордого недруга. Но в тибурской глуши стоит 10 Шум лесов, и ручьи плещут и шепчутся. Он опишет в стихах их шум И надолго в веках этим прославится. Я горжусь – молодежь меня Причисляет к своим лучшим избранникам, И с годами звучит слабей Ропот зависти и – недружелюбия. Муза, сладостным звоном струн Переполнившая щит черепаховый, Кажется, бессловесных рыб 20 Ты могла б одарить голосом лебедя. Удивительно ли тогда, Что показывают пальцем прохожие На меня? Если я любим, Я обязан тебе честию выпавшей. 4 К Риму Орел, хранитель молнии блещущей, В пернатом царстве стал повелителем, Когда похитил Ганимеда, Волю Юпитера выполняя. Сначала юность, пылкость врожденная Птенца толкнули к первому вылету; Потом учил его отваге Ветер весенний, развеяв тучи В лазурном небе; вскоре за овцами 10 Орленок начал алчно охотиться; А там – напал и на удава, В жажде борьбы и поживы щедрой. Косматый львенок, львицею вскормленный, Едва завидит серну на пастбище, Стремится к жертве обреченной, Острые зубы свирепо скаля! Таким в Ретийских Альпах винделики Узнали Друза… Странен обычай их Топорики носить с собою, 20 Словно у них амазонки – предки. Откуда навык этот – неведомо, Но весть правдива: лютых винделиков, Непобедимых в дни былые, Юный воитель разбил в сраженьи! Ясна отныне мощь добродетели, Возросшей в доме, ларами взысканном; Так явен смысл заботы отчей Августа о молодых Неронах! Отважны только отпрыски смелого; 30 Быки и кони все от родителей Наследуют; смиренный голубь Не вырастает в гнезде орлином. Ученье – помощь силе наследственной, Душа мужает при воспитании; Но если кто прельщен пороком — Все благородное в нем погибнет. Чем Рим обязан роду Неронову, Метавр об этом знает: у вод его Смерть Гасдрубал нашел… Для римлян 40 Солнце впервые в тот день блеснуло Улыбке славы сумрачный Лациум Тогда поверил: долго Италией Пуниец шел, как пламень чащей, Как ураган Сицилийским морем. И мир услышал речь Ганнибалову: «Мы – стадо ланей, волчья добыча мы! Не в битве, только в отступленье Будем отныне искать триумфа. О люд троянский, после пожарища 50 Проплывший смело море Этрусское, Чтоб дети, старцы и пенаты Мир обрели под авзонским небом, Ты впрямь подобен дубу алгидскому, Который в страшный час, под ударами Секир, судьбе не покоряясь, Твердостью спорит с самим железом! И даже Гидра многоголовая Смущала меньше взоры Геракловы! Подобных чудищ не бывало 60 В дебрях Колхиды и в древних Фивах! Врага утопишь – выплывет в ярости, Низринешь наземь – он победителя, Восстав, повергнет. Скорбным вдовам Памятна громкая битва будет! Не слать отныне мне карфагенянам Посланцев пышных: рушатся, рушатся Надежды! Гибель Гасдрубала Нам предвещает позор великий. Увы, всесильны воины Клавдиев! 70 Им сам Юпитер грозный сопутствует: Решенья, принятые мудро, Оберегают их в трудных войнах». 5 К Августу Отпрыск добрых богов, рода ты римского Охранитель благой, мы заждались тебя! Ты пред сонмом отцов нам обещал возврат Скорый; о, воротись скорей! Вождь наш добрый, верни свет своей родине! Лишь блеснет, как весна, лик лучезарный твой Пред народом, для нас дни веселей пойдут, Солнце ярче светить начнет. Как по сыну скорбит мать, если злобный Нот 10 По Карпафским волнам плыть не дает ему, Не давая узреть дома родимого Больше года; как мать, молясь, Иль обеты творя, или гадаючи, Не отводит очей от берегов крутых, Так, тоской исходя, родина верная Все томится по Цезарю. Безопасно бредет ныне по пашне вол; Сев Церера хранит и Изобилие; Корабли по морям смело проносятся; 20 Ни пятна нет на честности; Не бесчестит семьи любодеяние; Добрый нрав и закон – цепь для распутников; Мать гордится, что сын видом в отца пошел; За виной кара следует. Кто боится парфян, кто скифа дерзкого? Кто – Германской страны, диким отродием Столь чреватой? На то Цезарь наш здравствует! Кто – войны с злой Иберией? На холмах у себя день свой проводит всяк, 30 Сочетая с лозой дерево вдовое, И, домой воротясь, пьет на пиру, к тебе, Словно к богу, взываючи. Он, с мольбою к тебе и с возлиянием Обращаясь, твое чтит имя божие, Приобщая его к Ларам, – так в Греции Чтут Геракла и Кастора. «О, продли, добрый вождь, ты для Гесперии Счастья дни!» – по утрам так мы и трезвые Молим, молим мы так и за вином, когда 40 Солнце к морю склоняется. 6 К Аполлону Бог, чью месть за дерзкий язык изведал Род Ниобы весь, похититель Титий И Ахилл, едва не вошедший в Трою Победоносно: Воин всех сильней, но тебе не равный, Хоть родился он от Фетиды-нимфы; Хоть копьем своим приводил он в трепет Башни дарданцев. Словно гордый кедр, что секирой срублен, 10 Словно Эвром вдруг кипарис сраженный, Рухнул наземь он, и покрылась прахом Гордая выя. Он бы не врасплох, не в коне сокрытый, В том, что ложно был посвящен Минерве, Грянул на троян, что в дворце Приама Пели, пируя; Нет, он был бы въявь для врага ужасен, Он бы вверг в огонь и грудных младенцев, Не щадя – о, грех! – даже тех, что скрыты 20 В матери чреве. К счастью, Феб, твой глас и благой Венеры Вняв, отец богов снизошел к Энею: Стены дал ему возвести для града С лучшей судьбою. Ты, учивший Муз прикасаться к лире, Ты, чьи дальний Ксанф омывает кудри, Будь защитой, Феб, Агиэй безусый, Давна Камене! Феб вдохнул мне дар – научил искусству 30 Песни петь и дал мне поэтом зваться. Лучшие из дев и отцов славнейших Отроки! Вас ведь Всех берет под кров свой Диана-дева, Чьи и рысь и лань поражают стрелы… Вы блюдите такт, по ударам пальца, Песни лесбийской. Чинно пойте песнь вы Латоны сыну, Пойте той, что свет возвращает ночью, Рост дает плодам и движеньем быстрым 40 Месяцев правит. Дева! Став женой, «Вознесла я, – скажешь, — Гимн богам во дни торжества, что Риму Век протекший дал, а поэт Гораций Дал мне размеры». 7 К Манлию Торквату С гор сбежали снега, зеленеют луга муравою, Кудрями кроется лес; В новом наряде земля, и рекам снова просторно Воды струить в берегах; Грация с сестрами вновь среди нимф начинает, нагая, Легкий водить хоровод. Ты же бессмертья не жди, – так год прожитой нам вещает, Месяц вещает и день. Стужу растопит зефир, весну поглотившее лето 10 Тоже погибнет, когда Щедрая осень придет, рассыпая дары, а за нею Снова нахлынет зима. Но в небесах за луною луна обновляется вечно, — Мы же в закатном краю, Там, где родитель Эней, где Тулл велелепный и Марций, — Будем лишь тени и прах. Знает ли кто, подарят ли нам боги хоть день на придачу К жизни, уже прожитой? Пусть же минует все то наследников жадных, чем можешь 20 Жизнь ты свою усладить! Стоит тебе умереть, и Минос совершит над тобою Непререкаемый суд, — Ни красноречье тебя, ни твое благочестье, ни знатность К жизни, Торкват, не вернут, Ибо Диана сама своего Ипполита не в силах Вывесть из царства теней И не способен Тезей сокрушить оковы, в которых Страждет давно Пирифой. 8 К Цензорину Я бы рад, Цензорин, милым товарищам Чаши в дар принести, бронзу желанную Иль треножники дать, храбрых отличие Греков, – ты бы тогда лучший унес себе Из подарков моих, если б богат я был Тем, что дали Скопас или Пракситель нам, Этот – мрамором, тот – краской текучею И богов и людей изображавшие. Но и я не богат, да и твои, мой друг, 10 Вкус и средства совсем с этим не сходственны. Ты любитель стихов – их и дарю тебе, И не стану скрывать цену дарения. Ведь ни мраморный столп с резаной надписью, Жизнь по смерти вождям храбрым дающею, Ни пунийцев разгром, ни Ганнибалова Брань, ему самому ставшая гибелью [Ни пожар, Карфаген испепеляющий], Так не славят того, имя кому дала Покоренная им силою Африка, 20 Как пропетая песнь музой Калабрии. Нет деяньям наград, если немотствуют Свитки Муз. Даже сын Марса и Илии — Чем он был бы для нас, если б безмолвия Зависть скрыла навек подвиги Ромула? Вот Эака из волн вырвавши Стиксовых, Доблесть, счастье его и всемогущий глас Песнопевцев вознес в область бессмертия Муза смерти не даст славы достойному — Даст блаженство небес! Так за желанный пир 30 Сел герой Геркулес в высях Юпитера; Так Тиндара сыны, звезды блестящие, С дна морского стремят лодки разбитые [Так, зеленой лозой лоб свой украсивши]; Вакх свершенье дает нашим желаниям. 9 К Лоллию Поверь, погибнуть рок не судил словам, Что я, рожден близ шумного Авфида, С досель неведомым искусством Складывал в песни под звуки лиры. Хотя Гомер и первый в ряду певцов, Но все же Пиндар, все же гроза-Алкей, Степенный Стесихор, Кеосец Скорбный еще не забыты славой. Не стерло время песен, что пел, шутя, 10 Анакреонт, и дышит досель любовь, И живы, вверенные струнам, Пылкие песни лесбийской девы. Ведь не одна Елена Лаконская Горела страстью к гостю-любовнику, Пленясь лицом его и платьем, Роскошью царской и пышной свитой. И Тевкр не первый стрелы умел пускать Из луков критских; Троя была не раз В осаде; не одни сражались 20 Идоменей и Сфенел – герои В боях, достойных пения Муз; приял Свирепый Гектор и Деифоб лихой Не первым тяжкие удары В битвах за жен и детей сограждан. Немало храбрых до Агамемнона На свете жило, но, не оплаканы, Они томятся в вечном мраке — Вещего не дал им рок поэта. Безвестный подвиг, словно бездействие, 30 В могилу сходит. Лоллий! Стихи мои Тебя без славы не оставят; Не уступлю я твоих деяний В добычу алчной пасти забвения; Тебе природой ум дальновидный дан, Душою прям и тверд всегда ты В благоприятных делах и трудных, Каратель строгий жадных обманщиков. Ты чужд корысти всеувлекающей; Ты не на год лишь консул в Риме — 40 Вечно ты консул, пока ты судишь, Превыше личной выгоды ставя честь, Людей преступных прочь отметаешь дар И сквозь толпу враждебной черни Доблесть проносишь, как меч победный. Не тот счастливым вправе назваться, кто Владеет многим: имя счастливого К лицу тому лишь, кто умеет Вышних даянья вкушать разумно, Спокойно терпит бедность суровую, 50 Боится пуще смерти постыдных дел, Но за друзей и за отчизну Смерти навстречу пойдет без страха. 10 К Лигурину Неприступный пока, мой Лигурин, щедро Венерою Одаренный, когда первый пушок спесь пособьет твою, И обрежут руно пышных кудрей, что по плечам бегут, И ланиты, чей цвет розы нежней, грубой покроются Бородою, тогда ты, Лигурин, в зеркало глянувши, И не раз и не два скажешь с тоской, видя, что стал другим: «Ах, зачем не имел, отроком быв, чувств я теперешних? Не вернется, увы, свежесть ланит следом за чувствами!» 11 К Филлиде Бочка есть с вином у меня альбанским, — Девять лет ему; есть в саду, Филлида, Сельдерей, венки чтобы вить; найдется Плющ в изобилье, — Он идет к твоим заплетенным косам! Дом зовет гостей, серебром смеется, И алтарь, увитый вербеной, жаждет Праздничной крови. Все рабы у дел, и мелькают быстро 10 Там и сям, спеша, все служанки, слуги, Пляшущий огонь к небесам кидает Дымные клубы. Но чтоб знала ты, на какую радость Ты звана, скажу: мы справляем Иды — Тот апреля день, что Венерин месяц Надвое делит. Этот день святей для меня и ближе, Чем рожденья день; Меценат желанный От него ведет счет годам, что быстро 20 Все прибывают. Знаю, что тебя привлекает Телеф, Но поверь, что он для тебя не пара: Он давно в плену у другой девицы — Бойкой, богатой. Нас от жадных грез Фаэтон спаленный Должен уберечь; нам урок суровый Дал крылатый конь, из-под неба сбросив Беллерофонта! Дерево ты гни по себе, Филлида, 30 И, за грех сочтя о неровне грезить, Не стремись к нему, а скорее эту Выучи песню И пропой ее голоском мне милым, — Страстью я к тебе увлечен последней, Больше не влюблюсь ни в кого! – рассеет Песня заботу. 12 К Вергилию-торговцу Вот уж, спутник весны, веет фракийский ветр, Гонит вдаль паруса, моря лаская гладь; Льда уж нет на лугах; воды бесшумно мчат Реки, талых снегов полны. Вьет касатка гнездо с слезными стонами О загубленном ей Итисе, Итисе. О, позор для Афин! Зло ей пришлось царю Мстить за дикую страсть его. Вот пасут пастухи жирных овец стада; 10 Лежа в мягкой траве, тешат свирелью слух Богу Пану, кому по сердцу скот хранить В темных рощах Аркадских гор. Будит жажду весна! Хочешь, Вергилий, пить Сок калесской лозы, Либера дар? Так знай: Ты получишь вина, юношей знатных друг, — Нарда только достань ты мне. Нарда малый оникс выманит амфору, Ту, что ныне лежит в складе Сульпиция. Много новых надежд властно дарить вино, 20 Горечь тяжких забот смывать. Жаждешь этих утех, – так поспеши скорей К нам с товаром своим: я ведь не думаю Дать безмездно тебе мокнуть в моем вине, Словно в пышном дому богач. Право медлить ты брось, всякий расчет забудь. Помня мрачный костер, можно пока, дерзай С трезвой мыслью мешать глупость на краткий срок: Сладко мудрость забыть порой! 13 К Лике Вняли, Лика, моим боги желаниям. Вняла, Лика! И вот ты уже старишься, А чтоб юной казаться, Пьешь и пляшешь, бесстыдница, Пьешь и хочешь зазвать песнью дрожащею Ты Эрота, а тот жертву ждет новую На ланитах цветущей Хии, цитры владычицы. Он, порхая, дубов дряхлых сторонится, 10 И тебя потому он обегает, что У тебя уж морщины, Зубы желты и снег в кудрях. И ни косская ткань в краске пурпуровой, Ни камней дорогих блеск не вернут тебе Тех времен улетевших, След которых лишь в записях. Где же прелесть, увы, где же румянец твой, Где движений краса? Прежняя Лика где, Что любовью дышала, 20 Что меня у меня брала, Состязаясь красой с юной Кинарою? Но Кинаре судьба краткий лишь век дала, Собираясь, вороне Старой возрастом равную, Лику долго хранить, чтоб этим зрелищем Любоваться могли пылкие юноши, Громким хохотом тешась Пред обугленным факелом. 14 К Августу Какою в камень врезанной надписью Смогли б сенат и римские граждане Тебя достойно возвеличить, Гордость народа, великий Август, В краях подлунных между владыками Себе величьем равных не знающий. Недавно мощь твоей десницы Вольнице винделицийских взгорий Пришлось изведать: ратью твоею Друз 10 Удар нанес ей незабываемый; Генавнов отогнав и бревнов, Крепости их на альпийских высях С землей сровнял он. Новой победы мы Недолго ждали: в жарком сражении Разбито было племя ретов Старшим Нероном, твоим посланцем. Он вихрем мчался по полю бранному, Разя нещадно варварских воинов, Свободу выше жизни чтущих. 20 Как необузданный южный ветер Стегает волны в полночь осеннюю, Так он отряды вражьи без устали Крушил и конской потной грудью Путь пробивал себе в гущу боя. Как Авфид в грозный час половодия, Беснуясь, мчится через Апулию И, страшно воя, угрожает Все затопить – и луга, и пашни, — Так храбрый Клавдий бешеным натиском 30 Поверг врага и вражьими трупами Устлал все поле, оснащенный Ратью твоею, твоею волей, Благим участьем мощных богов твоих. Не в тот ли самый день достопамятный, Когда тебе Александрия С плачем открыла свои ворота, Фортуна снова через пятнадцать лет Страде военной добрый дала исход И новой увенчала славой 40 Мудрое, Август, твое правленье. Тебе дивятся Индия, Мидия, Кочевник-скиф и еле смиренные Кантабры, о оплот священный Нашего края, державы нашей! Тебе подвластны Тигр, и Дунай, и Нил, Свои истоки в дебрях скрывающий, И Океан, кормилец чудищ, Дальним британцам ревущий песни. Тебе послушны галлы бесстрашные 50 И дети гордой нравом Иберии; К твоим стопам свое оружье Племя сигамбров, смирясь, сложило. 15 К Августу Хотел воспеть я брань и крушение Держав, но лира грянула Фебова, Чтоб робкий парус не боролся С морем Тирренским. В твой век, о Цезарь, Тучнеют нивы, солнцем согретые, Знамена дремлют в храме Юпитера, Забыв позорный плен у парфов; Долго пустевший приют Квирина — Святыня снова! Ты обуздать сумел 10 Рукой железной зло своеволия; Изгнав навеки преступленья, Ты возвратил нам былую доблесть. Она когда-то мощь италийскую — Латинов имя – грозно прославила В безмерном мире: от восхода До гесперийской закатной грани! Ты наш защитник, Цезарь! Ни гибельной Войны гражданской ужас не страшен нам, Ни гнев, кующий меч, чтоб распрю 20 Города с городом вызвать снова! Твоим законам, Август, покорствуют Дуная воду пьющие варвары И гет, и сер, и парф лукавый, И порожденные Доном скифы. А мы, ликуя в будни и праздники, Дары вкушаем доброго Либера В кругу детей и жен любимых, Не забывая богам молиться. А мы, как наши пращуры, песнями 30 Под флейту славим доблесть и праведность Мужей троянских, и Анхиза С отпрыском дивным благой Венеры. Юбилейный гимн Феб и ты, царица лесов, Диана, Ясный свет небес! Поклоненье вечно Да воздается вам! Снизойдите к просьбам В день сей священный! В день, когда Сивиллы велели книги Воспевать богов, под покровом коих Семихолмный град, – хору дев избранных С отроков хором. Пусть, о Солнце, ты, что даешь и прячешь 10 День, – иным и тем же рождаясь, – пусть же Ты нигде не зришь ничего славнее Города Рима! Ты, что в срок рожать помогаешь женам, Будь защитой им, Илифия, кроткой, Пусть Луциной ты предпочла бы зваться, Пусть Генитальей. О умножь наш род, помоги указам, Что издал сенат об идущих замуж, Дай успех законам, поднять сулящим 20 Деторожденье! Круг в сто десять лет да вернет обычай Многолюдных игр, да поются гимны Трижды светлым днем, троекратно ночью Благоприятной. Парки! вы всегда предвещали правду: То, что рок судил, что хранит, незыблем, Термин – бог; судьбе вы былой даруйте Судьбы благие. Хлебом пусть полна и скотом, Церере 30 В дар Земля венок из колосьев вяжет, Ветром пусть плоды и живящей влагой Вскормит Юпитер. Благосклонно, лук отложив и стрелы, Юношей внемли, Аполлон, моленьям! Ты, царица звезд, о Луна младая, Девушкам внемли! Если вами Рим был когда-то создан И этрусский брег дан в удел троянцам, Отчий град послушным сменить и Ларов 40 В бегстве успешном. За Энеем чистым уйдя, который Указал им путь из горящей Трои, Спасшись сам, и дать обещал им больше, Чем потеряли, — Боги! честный нрав вы внушите детям, Боги! старцев вы успокойте кротких, Роду римлян дав и приплод и блага С вечною славой. Все, о чем, быков принося вам белых, 50 Молит вас Анхиза, Венеры отпрыск, Да получит он, ко врагам смиренным Милости полный. Вот на суше, на море перс страшится Ратей грозных, острых секир албанских, Вот приказов ждут уже скиф и индус, Гордый недавно. Вот и Верность, Мир, вот и Честь, и древний Стыд, и Доблесть вновь, из забвенья выйдя, К нам назад идут, и Обилье с полным 60 Близится рогом. Вещий Феб, чей лук на плечах сверкает, Бог – любимец Муз девяти, целящим Ты искусством шлешь облегченье людям В тяжких недугах. Лишь узрит алтарь Палатинский оком Добрым Феб, продлит он навеки Рима Мощь, из года в год одаряя новым Счастием Лаций. С Алгида ль высот, с Авентина ль внемлет 70 Здесь мужей пятнадцати гласу Дева, Всех детей моленьям она любовно Ухо преклонит. Так решил Юпитер и сонм всевышних, Верим мы, домой принося надежду, Научившись петь, восхваляя хором Феба с Дианой. Эподы 1 К Меценату На либурнийских, друг, ты поплывешь ладьях К судам громадным вражеским: Везде охотно с Цезарем готов делить Ты, Меценат, опасности. А мне как быть? Мне жизнь мила, пока ты жив И в тягость, если нет тебя! Избрать ли лучше мне, как ты велишь, покой, Не сладкий от тебя вдали, Иль подвиг бранный твой, чтобы нести его, 10 Как надо мужу стойкому? Так понесем же вместе! Хоть чрез Альп хребты Хоть по Кавказу дикому. Хоть до пределов самых крайних Запада С тобой пойду бесстрашно я. Ты спросишь, чем же облегчу я подвиг твой, Я, слабый, невоинственный? С тобой вдвоем я меньше за тебя боюсь, Чем мучась в одиночестве! Страшней наседке за неоперившихся 20 Птенцов, коль их покинула. Хоть от подползших змей их защитить она Не сможет и присутствуя. И в этот и во всякий я готов поход, Надеясь на любовь твою. Комментарии 1 Размер – I асклепиадова строфа. Ст. 8. Квириты – официальное название римских граждан. Ст. 13. …пергамских царей… – Пергам – богатое царство в Малой Азии. Ст. 34. …лиру лесбийскую… – Лира названа так в память о лесбосских поэтах Алкее и Сапфо. 2 Размер – сапфическая строфа. Вначале описываются последовавшие за убийством Цезаря грозы и разлив Тибра, напоминающий поэту мифический потоп Девкалиона и Пирры. Ст. 20. Илия – супруга Тибра, Рея Сильвия, мать Ромула и Рема. Ст. 41. Майя – мать Меркурия, земным воплощением которого, по мысли стихотворения, является Август. 3 На отъезд поэта Вергилия в Афины. Размер – IV асклепиадова строфа. Ст. 14. Льющих ливни Гиад… – Восход Гиад означал наступление дождливой зимы. Ст. 20. Акрокеравний – скалистый мыс при входе в Адриатическое море. 4 Размер – III архилохова строфа. 5 Размер – III асклепиадова строфа. Гораций сравнивает Пирру с неверным морем, а себя – с пловцом, который, спасшись из бури, по обычаю, приносит свою одежду в храм Нептуна, надписью благодаря бога за спасение. 6 Размер – II асклепиадова строфа. Агриппа – лучший полководец Августа. Ст. 2. Меония – область Малой Азии, считавшаяся родиной Гомера, с которым сравнивается эпик Варий, друг Горация. 7 Размер – I архилохова строфа. Мунаций Планк – полководец и политик, последовательно служивший и изменявший Помпею, Цезарю, Октавиану, Антонию и вновь Октавиану. Ст. 20. Тибур – основанный легендарным Тибурном, с рекою Анио и ручьем Альбунеей – модное дачное место в 25 километрах от Рима. 8 Размер – большая сапфическая строфа. 9 Размер – алкеева строфа. Ст. 2. Соракт – гора в Средней Италии. 10 Размер – сапфическая строфа. Поэт обращается к Меркурию как к просветителю людей, учредителю гимнастических игр, вестнику богов, изобретателю лиры и проводнику душ и Аид. Ст. 13. сл. Ты Приама вел… – Имеется в виду XXII книга «Илиады». 11 Размер – V асклепиадова строфа. Ст. 3. Вавилонские таблицы служили для гадания. 12 Размер – сапфическая строфа. Клио – муза истории, дающая славу в веках. Перечисляются боги, затем герои, затем вожди Древнего Рима, наконец, Август, «второй после Юпитера», с его предполагаемым наследником Марцеллом. Ст. 14. Отец – Юпитер. Ст. 22. Дева – Диана. Ст. 26. Близнецы – Кастор и Поллукс. Ст. 28. Белым сияньем… – Имеются в виду огни святого Эльма. Ст. 36. Приска – гордые пучки – фасции (фаски) – пучки розог со вставленными в них секирами, знак верховной власти, введенный царем Тарквинием Приском. 13 Размер – IV асклепиадова строфа. 14 Размер – алкеева строфа. Республика аллегорически изображена в виде гибнущего корабля. Ст. 20. Циклады – каменистые острова Эгейского моря. 15 Размер – II асклепиадова строфа. Античные комментаторы видели в образах Париса и Елены намек на Антония и Клеопатру. Ст. 3. Иерей – прорицающий о Троянской войне и гибели Трои морской бог, отец Фетиды и дед Ахилла. 16 Размер – алкеева строфа. Палинодия – покаянное стихотворение; написано в честь неизвестной женщины, которую Гораций бичевал когда-то в не дошедших до нас ямбах (по домыслу античных комментаторов – в честь колдуньи Канидии, ср. эпод 19, 42–44). 17 Размер – алкеева строфа. Ст. 1. Лукретил, как и Устика (ст. 10) – гора и холмы близ сабинской виллы Горация. Ст. 2. Ликей – гора в Аркадии, посвященная Сильваву (Пану). Ст. 18. Теосский лад – анакреонтический (Анакреонт был уроженцем Теоса). 18 Размер – V асклепиадова строфа. Ст. 2. Катил – один из легендарных основателей Тибура. Ст. 13. Тимпан и рог – музыкальные инструменты вакхического культа. 19 Размер – IV асклепиадова строфа. Ст. 1. Мать Страстей – Венера. Ст. 14. Дерна свежего… – Из дерна складывались простые алтари. 20 Размер – сапфическая строфа. Воспоминание о том, как в 30 году до н. э., когда Меценат впервые после тяжкой болезни появился в театре, народ встретил его рукоплесканиями. Ст. 9-11. Цекуб, Кален, Фалерн, Формий – места, где выделывались дорогие вина. 21 Размер – III асклепиадова строфа. 22 Размер – сапфическая строфа. Ст. 8. Гидасп – приток Инда. Ст. 14. Давния – Апулия. 23 Размер – III асклепиадова строфа. 24 Размер – II асклепиадова строфа. Квинтилий Вар – критик, друг Вергилия и Горация, умерший в 24 году до н. э. 25 Размер – сапфическая строфа. 26 Размер – алкеева строфа. Ст. 6. Пиерия – область во Фракии, родина Муз. 27 Размер – алкеева строфа. Ст. 2, 6. Фракийским обычаем было пить до потери сознания, мидийским – не снимать кинжала даже на пиру. Ст. 21. …ведьма Фессалии… – Фессалия славилась колдуньями. Ст. 23. Химера – трехтелое чудовище, с которым герой Беллерофонт бился верхом на Пегасе. 28 Размер – I архилохова строфа. Ода написана от лица моряка, погибшего в буре и выброшенного на берег близ древней гробницы тарентского математика Архита (IV в. до н. э.): в ст. 1-20 он обращается к Архиту, в ст. 21–36 – к проезжим морякам с просьбой похоронить его тело. Ст. 10. Пантоид – имя троянца; Пифагор, последователем которого был Архит, утверждал, будто в него переселилась душа Пантоида, и в доказательство угадал щит Пантоида среди многих щитов, прибитых к храмовой стене. 29 Размер – алкеева строфа. Ст. 2–3. …войной грозишь царям… Савы… – Римский поход на Савское царство в Счастливой Аравии (Йемен) был предпринят в 24 году до н. э.; до Ирана (страны мидян, ст. 4) и Китая (страны серов – ст. 9) он, конечно, не достиг. Ст. 13. Панэтий – философ-стоик II века до н. э. 30 Размер – сапфическая строфа. Ст. 1. Книд в Малой Азии и Паф (Пафос) на Кипре – главные места почитания Венеры. 31 Размер – алкеева строфа. Ст. 8. Лирис – река в Кампании, самой плодородной области Италии. 32 Размер – сапфическая строфа. Ст. 5. Лесбосский… гражданин – поэт Алкей. 33 Размер – II асклепиадова строфа. Альбий Тибулл – поэт-элегик, младший современник Горация; однако имя Гликеры в сохранившихся его стихах не упоминается. 34 Размер – алкеева строфа. Ст. 2. Безумная мудрость – учение эпикурейцев, считавших, что боги не заботятся о людских делах. Удар грома с ясного неба заставляет поэта думать иначе. Ст. 5. Диеспитер – торжественное имя Юпитера. 35 Размер – алкеева строфа. Ст. 1. Антий – город в Лации с известным храмом Фортуны. Ст. 30. В войне британской… – Британский поход Цезаря (т. е. Октавиана) замышлялся в 26 году до н. э. Ст. 40. Массагеты – скифское племя. 36 Размер – IV асклепиадова строфа. Испанский поход Августа был предпринят в 27–24 годах до н. э. Ст. 12. Салии – жрецы, совершавшие ритуальную пляску в честь Марса. 37 Размер – алкеева строфа. Описывается поход Клеопатры с Ангонием против Цезаря (Октавиана), их бегство после битвы при Акции и самоубийство Клеопатры. Ст. 3. Угощения ставились перед статуями богов при благодарственных молебствиях. 38 Размер – сапфическая строфа. 39 Размер – алкеева строфа. Азиний Поллион – полководец (ст. 15–16), сенатор (ст. 13–14), автор трагедий; ода написана в связи с тем, что Азиний взялся писать историю гражданских войн с 60 года до н. э., когда в консульство Метелла был заключен первый союз вождей – триумвират – против республики. Ст. 12. …котурн Кекропа… – Кекроп – царь Афин, родины трагедии. Ст. 24. Самоубийство Катона Младшего, не пожелавшего пережить поражения республики и подчиниться Цезарю, было одним из самых драматических моментов гражданских войн. Ст. 25. Афры – африканцы, т. е. карфагеняне и нумидийцы (их царем был Югурта, ст. 28), самые упорные враги Рима; их покровительницей считалась Юнона. Ст. 32. Гесперия – Италия. Ст. 38. Кеосский плач – скорбные песнопения в духе поэта Симонида Кеосского (V в. до н. э.). Ст. 39–40. Плектр – смычок для игры на лире. Диона – Венера. 40 Размер – сапфическая строфа. Саллюстий Крисп – приемный сын знаменитого историка, известный богач. Ст. 5. Прокулей – шурин Мецената, поделившийся своим состоянием с братьями, разоренными в гражданской войне. Ст. 12. Два Карфагена в Африке (Ливии) и Испании (Гады – ныне Кадис). Ст. 17. Фраат – парфянский царь с 30 года до н. э. 41 Размер – алкеева строфа. Ст. 21. Инах – по мифам, первый царь богатого Аргоса. 42 Размер – сапфическая строфа. Ст. 7–9. Атрид – Агамемнон, взявший в наложницы Кассандру; вождь фессалийцев – Ахилл. 43 Размер – алкеева строфа. Сравнение молодых людей с бычками и телками было в античной поэзии обычным. 44 Размер – сапфическая строфа. Ст. 2. Кантабры – только что покоренное племя в Испании. Ст. 3. Сирт – мелководный залив в Африке с вечно прогретой водой. Ст. 10. …тот край… – окрестности Тарента в южной Италии (основанного спартанцем Фалантом, ст. 12), с рекой Галезом и холмом Авлоном. Ст. 14–20. Гиметт в Аттике славился медом, а Венафр и Фалерн в Кампании – маслом и вином. 45 Размер – алкеева строфа. Помпей Вар – товарищ Горация по войску Брута, по-видимому вернувшийся в Рим после амнистии 29 года до н. э. Ст. 21. Массик – одно из лучших италийских вин. 46 Размер – сапфическая строфа. 47 Размер – алкеева строфа. Вальгий Руф – поэт и ритор; ода написана на смерть любимого им юноши Миста. Ст. 7. Гарган – гора в Апулии. Ст. 13. Старец – Нестор, отец Антилоха. Ст. 20. Нифат – гора в Армении, вблизи которой течет пограничная с Парфией река мидийцев – Евфрат. 48 Размер – сапфическая строфа. Лициний Мурена – шурин Мецената, впоследствии казненный за участие в заговоре против Августа. 49 Размер – алкеева строфа. Ст. 17. Эвий – одно из имен Вакха. 50 Размер – II асклепиадова строфа. Гораций отклоняет предложение воспевать события исторические (Нумантийская война II в. до н. э., две Пунические войны III в. до н. э.) и мифологические (Гилей – один из кентавров, сыновья Земли – гиганты, восставшие на Сатурнов дом олимпийцев); подвиги Августа лучше опишет в прозе (речью обычною, ст. 9) сам Меценат, а Гораций будет воспевать (под именем Ликимнии) его красавицу жену Теренцию. Ст. 21. Ахемениды – цари древней Персии. Ст. 22. Мигдония – область в Малой Азии. 51 Размер – алкеева строфа. Об этом случае с рухнувшим деревом Гораций упоминает еще в одах II, 17; III, 4; III, 8. Ст. 8. Отрава названа колхийской в память о Медее. Ст. 16. Босфор – название многих узких и потому опасных проливов. Ст. 17. Отбег вспять – притворное отступление, любимый боевой прием парфян. 52 Размер – алкеева строфа. Ст. 24. Кипарис – посвященный подземным богам, сажали на могилах. Ст. 28. Понтифики – одна из высших жреческих коллегий в Риме. 53 Размер – алкеева строфа. Ст. 3. Лукринские воды – воды озера в Кампании. Ст. 4. …платан безбрачный… – т. е. непригодный для поддержки виноградных лоз. Ст. 16. Портики, обращенные к северу, не освещались солнцем и доставляли прохладу среди лета. 54 Размер – сапфическая строфа. Ст. 5. Гет – фракиец. Ст. 22. Турмы – конные отряды. Ст. 34. Квадрига – колесница четверкой (обычно для скачек). 55 Размер – алкеева строфа. О болезненности и мнительности Мецената упоминают многие античные писатели. Он умер в 8 году до н. э., и Гораций действительно пережил его лишь на несколько месяцев. Ст. 16. Гиант – великан, сын Земли. Ст. 17–24. Весы и Юпитер считались у астрологов счастливыми светилами, Сатурн, Скорпион и Козерог (знак декабря, самого бурного средиземноморского месяца) – несчастливыми. Ст. 29. Меркурий назван покровителем поэтов как изобретатель лиры (ср. оду I, 10). 56 Размер – гиппонактова строфа. Ст. 8. Клиенты – граждане, лично свободные, но зависимые от знатных покровителей. Ст. 20. Байи – модное место отдыха близ Неаполя. 57 Размер – алкеева строфа. Ст. 8. Тирс – жезл Вакха: палка с шишкой на конце. Ст. 14. Блаженная жена – Ариадна, супруга Вакха, чей венец стал созвездием. Ст. 20. Бистониды – фракийские вакханки. Ст. 24. Рет – имя одного из Гигантов (ср. оду III, 4, 55). Ст. 30. Безвредный Цербер… – Мимо Цербера Вакх проходил, чтобы найти в Аиде свою мать Семелу. 58 Размер – алкеева строфа. Лебедь был символом поэта как птица, посвященная Аполлону; считалось, что перед смертью он поет от радости, что душа его уходит к своему богу. Ст; 16–19. Гиперборейцы, гелоны – племена далекого Севера; иберами назывались на Западе испанцы, а на Востоке – грузины. 59 Эта ода, как и пять последующих («римские оды»), написана алкеевой строфой. Ст. 2. Уста сомкните! – возглас жреца перед важными обрядами. Ст. 11. Поле – Марсово поле, где избирались должностные лица в Риме. Ст. 16–20 – намек на известный рассказ о дамокловом мече. Ст. 28. Геда восход иль закат Арктура… – Восход Геда (в созвездии Возничего) и заход Арктура совпадал с осенними равноденственными бурями. 60 Ст. 25 – перевод сентенции греческого поэта Симонида, которую любил повторять Август. Ст. 26–27. Церерины святые тайны – учение элевсинскик мистерий, доступное лишь посвященным. 61 Ст. 9-16. Геркулес, Поллукс, Вакх и Ромул стали богами, хотя и были рождены от смертных женщин. Ст. 17. Юнона… рекла… – Речь Юноны, предостерегающая римлян от восстановления Трои, – по-видимому, намек на проект Антония перенести столицу из Рима на Восток. В речи она упоминает, не называя, Париса с Еленой (ст. 19–20) и Ромула (ст. 32), сына весталки Реи Сильвии (ст. 32–33) и Марса. 62 Ст. 9 сл. Гора Вольтур и селения Ахерунтия и другие были невдалеке от апулийского имения отца Горация. Ст. 23. Пренеста – город в Лации близ Тибура. Ст. 28. Палинур – опасный для мореплавателей мыс в Тирренском море. Ст. 34–35. Конканы – испанское, а гелоны – скифское племя. Ст. 51. Два брата – богоборцы От и Эфиальт. Ст. 61–64. Аполлон Патарский. – В Патаре на берегу Касталийского ручья в малоазиатской Ликии был храм с оракулом Аполлона. Ст. 76. Быстрый огонь не пронижет Этну. – Извержения Этны миф объяснял тем, что под этой горой были заточены побежденные Титаны. 63 Ст. 5. …воин Красса… – Солдаты Красса, разбитого парфянами при Каррах в 53 году до н. э., находились в плену у парфян уже около двадцати пяти лет. Ст. 13. Регул – римский полководец III века до н. э.; взятый в плен карфагенянами (пунами), он был послан в Рим с предложением мира, но вместо этого призвал римлян к войне до победы, а сам, по условию, вернулся в Карфаген на верную смерть. 64 Ст. 9. Монез и Пакор командовали парфянами в войнах с Римом в 40 и 36 годах до н. э. Ст. 14. …грозили дак и египтянин… – Задунайские даки и подвластные Клеопатре египтяне выступали против Октавиана в союзе с Антонием. 65 Размер – III асклепиадова строфа. Ст. 5. Коза – другое название Геда (см. прим. к оде III, 1). Ст. 6. Орик – гавань в нынешней Албании. Ст. 15, 17. Беллерофонт и Пелей были жертвами женщин, чью любовь они отвергли. Ст. 27. Тусская (этрусская) река – Тибр. 66 Размер – сапфическая строфа. Ст. 1–2. Календы марта – 1 марта; в этот день праздновался женский праздник Матроналий, Гораций же отмечал годовщину своего спасения от упавшего дерева (см. оду II, 13). Оба языка – греческий и латинский. Ст. 12. Консульство Тулла – 66 год до н. э., за год до рождения Горация. 67 Размер – IV асклепиадова строфа. Ода представляет собой диалог между Горацием и Лидией: партнеры обмениваются симметрично построенными репликами. 68 Размер – II асклепиадова строфа. 69 Размер – сапфическая строфа. Говоря о лире, Гораций вспоминает нисхождение Орфея в Аид (ст. 13–24), а затем – мужеубийство Данаид и благородство Гипермнестры, пощадившей мужа (ст. 25–52). 70 Размер – ионики (в переводе – хореи). 71 Размер – III асклепиадова строфа. Источник Бандузии, по преданию, находился недалеко от Венузии, родины Горация, или от его сабинского поместья. 72 Размер – сапфическая строфа. Ода на возвращение Августа из испанского похода в 24 году. Описывается благодарственное молебствие богам, возглавляемое женой Августа Ливией и сестрой Октавией. Ст. 18. Мятеж марсийский – восстание италиков в 90 году до н. э. Ст. 28. В консульство Планка! – 42 год, год битвы при Филиппах, – Горацию было двадцать три года. 73 Размер – IV асклепиадова строфа. 74 Размер – II асклепиадова строфа. Ст. 12. Пророк аргивский – Амфиарай, посланный подкупленной женою в гибельный поход. Ст. 13. Муж-македонянин – царь Филипп, отец Александра Великого, знаменитый мастер подкупа. Ст. 15. Морской вождь – Менодор, флотоводец Секста Помпея, несколько раз переходивший в гражданской войне от него к Октавиану и обратно. Ст. 34. Лестригония – Формии, винодельческий город, основанный, по преданию, Ламом, царем легендарных лестригонов. 75 Размер – алкеева строфа. О Ламе и Формиях см. прим. к предыдущей оде. 76 Размер – сапфическая строфа. Речь идет о празднике в честь Фавна, справлявшемся в селах 5 декабря («ноны декабря»). 77 Размер – IV асклепиадова строфа. Ст. 8. Пелигния – суровая область в Апеннинских горах. Ст. 11. Мурена. – См. прим. к оде II, 10. Ст. 12. Девять чаш или три с теплой смешав водой. – Древние пили вино, смешанное с водой: отношение вина к воде 9:3 считалось крепким, отношение 3:9 – слабым. Ст. 18. Берекинтские флейты употреблялись в экстатических обрядах культа Кибелы. 78 Размер – сапфическая строфа. Ода обращена к Пирру, отвлекающему прекрасного Неарха от его возлюбленной. Ст. 15. Нирей – красивейший из греческих героев под Троей. Ст. 16. …с… Иды на небо взятый… – Ганимед. 79 Размер – алкеева строфа. Ст. 1. Мой друг амфора… – Амфора с массикским вином (см. прим. к оде II, 7) была запечатана в год рождения Горация (консульство Манлия, 65 г. до н. э.). Ст. 7. Валерий Мессала Корвин, хозяин пира, политический деятель и оратор, покровитель искусств, бился когда-то вместе с Горацием при Филиппах. Ст. 16, 21. Лиэй и Либер – имена Вакха. 80 Размер – сапфическая строфа. Ст. 4. Ликом тройная. – Диана отождествлялась с двумя другими богинями: Селеной и Гекатой. 81 Размер – алкеева строфа. Ст. 9-11. Алгид, Альба – здесь находились храмовые земли, где пасся скот для жертвоприношений. 82 Размер – IV асклепиадова строфа. Ст. 28. «Отец городов». – Титулы такого рода часто подносились подданными популярным правителям. 83 Размер – IV асклепиадова строфа. Ст. 10. Фракия с рекой Гебром и горой Родопом была древнейшим местом почитания Вакха (Леней в ст. 19 – одно из имен этого бога). Ст. 15. Наяды упоминаются как кормилицы, а потом спутницы Вакха. 84 Размер – алкеева строфа. Поэт посвящает Венере оружие для овладения крепостью возлюбленной. 85 Размер – сапфическая строфа. Ст. 9-11. Ворон считался добрым презнаменованием; вестница дождей – ворона: ее крик, как и остальные упоминаемые приметы, считался недобрым. Ст. 25 сл. Гораций излагает ту версию мифа о Европе, по которой бык был не самим Юпитером, а только послан им. Ст. 41. Вылетевший в дверь из слоновой кости… – Через эту дверь к людям вылетали не вещие, а лживые сны («Одиссея», XIX, 562–565). 86 Размер – IV асклепиадова строфа. Ст. 1. Нептунов день справлялся 23 июля. Ст. 8. Бибул – консул 59 года до н. э.; этимологически это имя значит «пьяница». Ст. 12. Стреловержица – Диана, дочь Латоны, Ст. 13–16. Речь идет о Венере. 87 Размер – алкеева строфа. Ст. 1. Царей тирренских отпрыск! – Меценат возводил свой род к этрусским (тирренским) царям. Ст. 10. Чертог достигший… туч. – Дом Мецената на Эсквилинском холме был одним из самых высоких зданий Рима; оттуда были видны и Тибур и Тускул, основанный, по мифу, Телегоном, невольным убийцей своего отца Одиссея. Ст. 17. Андромеды… отец – Цефей и другие созвездья восходят в июле. Ст. 27. Бактры названы вместо парфян. 88 Размер – I асклепиадова строфа. Ст. 9. Верховный жрец и старшая весталка ежегодно совершали на Капитолии молебствие о благе Рима. Ст. 11. Давн – легендарный царь Апулии, родины Горация; Авфид – река в Апулии. Ст. 13. Песня Эолии – ритмы эолийских поэтов Алкея и Сапфо. 89 Размер – II асклепиадова строфа. 90 Размер – сапфическая строфа. Ст. 18. Элидские игры – олимпийские. Ст. 25. Диркея – источник в Фивах, на родине Пиндара. Ст. 28. Матин – гора в Апулии, на родине Горация. Ст. 35–36. Священный Холм в Риме, на пути триумфальных процессий; сигамбры – германское племя. 91 Размер – IV асклепиадова строфа. 92 Размер – алкеева строфа. Ст. 28. Молодые Нероны – пасынки Августа, Тиберий (будущий император) и Друз, победа которого над заальпийскими племенами винделиков (ст. 17) воспевается в этой оде. Ст. 37. Чем Рим обязан роду Неронову… – Дальним предком Тиберия и Друза был Клавдий Нерон, разбивший в 207 году до н. э. при Метавре (ст. 38) Гасдрубала, брата Ганнибала («пунийца», ст. 43). 93 Размер – II асклепиадова строфа. Обращена к Августу, при его поездке в Галлию в 16–13 годах. Ст. 10. Карпафское море – южная часть Эгейского моря. Ст. 35. Лары – божества домашнего очага, которым молились за едой, чтобы они хранили мир и покой в доме; при Августе пирующие рядом со своими ларами стали упоминать в молитве ларов Августа, хранящего мир и покой во всем государстве. 94 Размер – сапфическая строфа. Ст. 20. В матери чреве – слова Агамемнона в «Илиаде» (VIII, 57). Ст. 26. Ксанф – река в ликийских Патарах (см. прим. к оде III, 4). Ст. 27. Агиэй – «охранитель улиц», эпитет Аполлона. Ст. 31–44. В заключении оды Гораций обращается к хору, исполняющему его «Юбилейный гимн». 95 Размер – II архилохова строфа. 96 Размер – I асклепиадова строфа, но строфичность не соблюдена. Ст. 6. Скопас – скульптор, Праксителъ – ваятель IV века до н. э. Ст. 17. Карфаген был сожжен не Сципионом Африканским Старшим (победителем Ганнибала), о котором говорится в этих стихах, а его внуком Сципионом Африканским Младшим; поэтому этот стих (как и стих 33) считается неподлинным. Ст. 20. Муза Калабрии – калабрийский поэт Энний, друг и певец Сципиона Старшего. 97 Размер – алкеева строфа. Лоллий – полководец Августа, разбитый германцами в 16 году до н. э. Гораций утешает его тем, что служба кратковременна, а добродетель вечна (ст. 39–44). Ст. 7. Кеосец – см. прим. к оде II, 1. Ст. 38. Ты чужд корысти… – Интересно, что Лоллий прославился именно корыстолюбием и впоследствии из-за этого и погиб. 98 Размер – V асклепиадова строфа. 99 Размер – сапфическая строфа. Ода является приглашением на день рождения Мецената (13 апреля). 100 Размер – II асклепиадова строфа. Вергилий-торговец (тезка поэта), ближе не известен. Ст. 1. Фракийский ветр. – Имеется в виду западный ветер Зефир; Фракия считалась родиной ветров («Илиада», XXIII, 229). Ст. 5. Касатка – намек на миф об афинской царевне Прокне и ее муже – фракийце Терее. Ст. 17. Нарда малый оникс… – Из оникса выдалбливались сосудики для нарда и других благовоний, которыми торговал Вергилий. 101 Размер – III асклепиадова строфа. 102 Размер – алкеева строфа. Воспевается победа Друза и Тиберия (старшего Нерона, ст. 16) над винделиками и их альпийскими союзниками генавнами и бревнами (ст. 11), которая была одержана в 15 году до н. э., через пятнадцать лет после взятия Александрии в войне с Антонием (30 г. до н. э.). 103 Размер – алкеева строфа. Ст. 8. Приют Квирина – храм Януса, открывавшийся во время войны и закрытый во время мира. Ст. 31. Анхиз и его сын от Венеры Эней считались прародителями рода Юлиев, к которому принадлежал Август. 104 Гимн был написан Горацием для трехдневных юбилейных празднеств 17 года до н. э., которые по указанию оракулов Сивиллы (ст. 5) справлялись в Риме каждые 110 лет (ст. 21) под наблюдением пятнадцати жрецов (ст. 70), хранивших и толковавших книги Сивиллы. Первоначально посвященные подземным богам, при Августе эти празднества были посвящены прежде всего Аполлону (он же – Солнце, ст. 9) и его сестре Диане (она же – Луна в ст. 35, Илифия – Луцина – Гениталия в ст. 14; Алгид и Авентин в ст. 69 – места ее почитания); главное жертвоприношение совершал сам Август («Анхиза, Венеры отпрыск», ст. 50). Гимн был пропет на третий день празднеств хором из двадцати семи юношей и двадцати семи девушек (распределение строф между двумя полухориями неясно) перед храмом Аполлона на Палатине (ст. 65) и потом на Капитолии. Упоминание о нем имеется в большой надписи с отчетом о празднествах, найденной при раскопках в Риме в 1890 году: «Песнь сочинил Квинт Гораций Флакк». 1, 2, 3, 4, 5, 6 |
|||||||