Добрые предзнаменования

Анафема упрямо выставила вперед подбородок.

– Ладно. В Начале…

Молния, полыхнув, ударила в землю в нескольких метрах от Адама и там осталась шипящая, расширяющаяся книзу колонна, словно дикое электричество заполняло невидимую форму. Люди отступили назад, к джипу.

Молния исчезла, и на месте колонны оказался молодой человек, состоящий из золотого пламени.

– О господи, – выдавил Азирафаил. – Это он.

– Кто «он»? – спросил Кроули.

– Глас Божий, – пояснил ангел. – Метатрон.

Они уставились на прибывшего.

Потом Пеппер проговорила:

– Нет. Метатрон из пластика сделан, у него есть лазерная пушка и он может превращаться в вертолет.

– Ты путаешь с Космическим Мегатроном, – слабо ответил Венслидэйл. – У меня такой был, но голова упала. Этот, кажется мне, совсем другой.

Прекрасный пустой взгляд сначала упал на Адама Янга, а затем быстро переместился, чтобы увидеть бетон который кипел рядом.

Из ходящей ходуном земли поднялась фигура – как король демонов в пантомиме, но если новоприбывший когда и участвовал в пантомиме, то была она из тех, с которых никто живым не уходил, и потом священник сжигал место. Он не слишком отличался от другой фигуры, только пламя было кроваво-красным.

– Э, – выдавил Кроули, пытаясь вжаться в сиденье. – Привет… э.

Красная фигура кратчайше на него глянула – словно обозначила, что потом его надо съесть, а затем уставилась на Адама. Когда она заговорила, голос ее был как миллион мух, в спешке снимающихся с места.

Она прожужжала слово, которое услышавшие его люди ощутили как напильник, проехавшийся вниз по позвоночнику.

Говорила она с Адамом, который отвечал:

– Чего? Нет. Я говорил уже. Меня зовут Адам Янг. – Он оглядел фигуру с головы до ног. – А вас?

– Вельзевул, – ответил за красную фигуру Кроули. – Он Повелитель…

– Благодарю, Кроули, – прервал его Вельзевул. – Серьезззно мы с тобой поззжже поговорим. Уверен, у тебя много есть слов для меня.

– Э, – ответил Кроули, – ну, видите ли, то, что произошло, – это был несчастный случай…

– Молчать!

– Да. Да, – быстро отозвался Кроули.

– Итак, Адам Янг, – вновь заговорил Метатрон, – мы, конечно, благодарны, что ты нам сейчас помог, но мы должны прибавить, что Армагеддон должен немедленно начаться. Могут быть временные затруднения, но они не могут стоять на пути высшего блага.

– А, – прошептал Кроули Азирафаилу, – он имеет в виду, чтобы спасти мир, надо его уничтожить.

– Насчччет того, чччто у чччего на пути стоит, следует еще это решшшить, – прожужжал Вельзевул. – Но решшшить сие надо сейчас, мальчик. Сие – судьба твоя. Так зззаписано.

Адам глубоко вдохнул. Люди-наблюдатели задержали дыхание. Кроули и Азирафаил уже какое-то время не дышали.

– Я просто не понимаю, почему все и всех надо сжигать и уничтожать, – произнес Адам. – Миллионы рыб, деревьев, овец, и… и всего остального. И не то чтобы для чего-то важного. Просто чтоб узнать, у кого шайка лучше. Как мы и Джонсониты. Но даже если и победите, не можете же вы нанести другой стороне настоящее поражение, ведь не этого же вы хотите. В смысле, победите не насовсем. Просто потом все начнете с начала. Будете людей вроде этих двух посылать, – он указать на Кроули и Азирафаила, – чтоб людей путали. А людьми и так трудно быть, и без того, что кто-то другой приходит и путает.

Кроули повернулся к Азирафаилу.

– Джонсониты? – прошептал он.

Ангел пожал плечами.

– Думаю, одна из сект, что в ранний период откололась, – ответил он. – Похожи на Гностиков. Как Офиты, – на лбу у него появились складки. – Или это Сетиты были? Нет, я про Коллиридийцев думаю. О господи. Прости, их были сотни, очень трудно уследить.

– Людей путали, – пробормотал Кроули.

– Не важно! – рявкнул Метатрон. – Для того были созданы Земля, Добро и Зло, чтоб…

– Не знаю, что в этом такого славного: создать людей и потом волноваться из-за того, что они ведут себя как люди, – ответил Адам резко. – И вообще, если б кончили людям говорить, что как только они помрут, все исправится, они могли бы попытаться еще при жизни все исправить. Если б я был владыкой мира, сделал бы так, чтобы люди жили гораздо дольше, как старый добрый Мафусаил. Гораздо интереснее жизнь бы стала, и они бы, может, думать начали о том, что с природой сделали, и об экологии, поскольку через сто лет все еще живы будут.

– А, – бросил Вельзевул, и улыбнулся. – Жжелаешшшь править миром. Более сие похожжже на твоего От…

– Я обо всем этом подумал и решил, что не хочу, – ответил Адам, полуобернувшись и ободряюще Им кивая. – В смысле, кое-какие штуки изменить стоит, но потом, полагаю, ко мне все время будут приходить какие-то люди, и из-за них я постоянно буду чего-то там исправлять, то всякий мусор убирать, то больше деревьев растить, и чего в этом хорошего? Это как за других их спальни убирать.

– Ты и свою-то спальню никогда не убираешь, – сказала из-за его спины Пеппер.

– Я ничего и не говорил про мою спальню, – отозвался Адам, имея в виду комнату, пол которой уже несколько лет был не виден. – Я имею в виду спальни в принципе. Свою собственную я не имел в виду. Это аналогия. Вот что я говорил.

Вельзевул и Метатрон переглянулись.

– И вообще, – добавил Адам, – трудно думать даже о том, чем все время занять Пеппер, Брайана и Венсли, чтоб они не скучали, так что не хочу больше мира, чем есть. Спасибо, конечно.

Лицо Метатрона стало выглядеть знакомо – для всех тех, кто когда-либо слушал идиосинхризические доводы.

– Ты не можешь отказаться быть тем, кто ты есть, – в конце концов проговорил он. – Послушай. Твои рождение и судьба – часть Великого Плана. Все должно происходить по нему. Выбор давно сделан.

– Мятеж – вещщщь славная, – добавил Вельзевул, – но не против всего можжжно восссставать. Ты должжжен понять!

– А я и не восстаю, – вразумлял их Адам. – Я просто указываю на некоторые вещи. Мне кажется, нельзя ругать людей за то, что указывают на недостатки. Мне кажется, лучше не начинать битву, а посмотреть, что люди делают. Если прекратить их путать, они могут начать думать правильно и перестать портить мир. Я не говорю, что так будет, – прибавил он совестливо, – однако так может быть.

– Это бессмысленно, – бросил Метатрон. – Ты не можешь пойти против Великого Плана. Ты должен подумать. Это у тебя в генах. Подумай.

Адам замешался.

Глубинное темное течение всегда готово было притечь обратно, и сейчас оно скрипуче нашептывало: «Да, все именно так, надо действовать по Плану, ты ведь его часть».

День был длинным. Спасение мира смертельно утомило одиннадцатилетнего мальчика.

Кроули спрятал голову в сложенных ладонях.

– На секунду, всего лишь на секунду, мне показалось, что у нас есть шанс, – проговорил он. – Он их разволновал. Что ж, было славно, пока…

Тут он понял, что Азирафаил встал.

– Простите, – бросил ангел.

Трио взглянуло на него.

– Этот Великий План, – продолжал он, – это План основ мира, так?

Последовало секундное молчание.

– Это Великий План, – ответил без всякого выражения Метатрон. – Ты все отлично знаешь. Будет свет жить шесть тысяч лет, а завершит существование его…

– Да, да, это Великий План, – отозвался Азирафаил. Он говорил вежливо и уважительно, но при этом так, как кто-то, задавший на политической встрече вопрос, что никому не нравится, и не собирающийся уходить, пока не дадут ответ. – Я просто хотел убедиться, что он же – план основ. Просто хочу быть в этом уверен.

– Не важно! – крикнул – как ударил – Метатрон. – Конечно же, они одинаковы!

«Конечно? – подумал Кроули. – На самом-то деле они не знают». Он начал улыбаться как идиот.

– Значит, вы в этом не стопроцентно уверены? – продолжал атаку Азирафаил.

– Не дано нам понимать План основ мира, – откликнулся Метатрон, – но, конечно же, Великий План…

– Но Великий План может быть лишь малюсенькой частичкой основ всего мира, – вступил Кроули. – Вы не можете быть уверены, что то, что сейчас происходит, не правильно с точки зрения основ мира.

– Все зззаписано! – проревел Вельзевул.

– Но где-то еще может быть записано совсем другое, – не отступал Кроули. – Где-то, где вы прочесть не можете.

– Буквами большего размера, – добавил Азирафаил.

– Подчеркнутыми, – прибавил Кроули.

– Дважды, – дополнил Азирафаил.

– Может, это не только свет проверяют, – продолжал Кроули. – Может быть – и вас, ребята. Хмм?

– Бог со своими верными слугами в игры не играет, – произнес Метатрон, но голос его был взволнован.

– Фьюю-и, – присвистнул Кроули. – Где ж ты был?

Глаза всех повернулись к Адаму. Он, похоже, очень серьезно о чем-то думал.

Потом он бросил:

– Не понимаю, почему важно, что написано. Особенно когда написано про людей. Всегда что-то можно вычеркнуть.

Над взлетно-посадочным полем пронесся ветер. Армии собранные Свыше задрожали, словно мираж.

Настало такое молчание, какое, вероятно, было за день до Сотворения.

Адам стоял, улыбаясь им двоим, маленькая фигурка, стоящая точно посередине между Небесами и Адом.

Кроули схватил Азирафаила за руку.

– Знаешь, что произошло? – прошипел он возбужденно. – Он был оставлен один! Вырос человеком! Он – не Воплощение Зла и не Воплощение Добра, он просто… воплощение людей.

Потом:

– Думаю, – проговорил Метатрон, – что мне следует отправиться за новыми инструкциями.

– И мне такжжже, – согласился Вельзевул. Его сильный гнев переместился на Кроули. – И роль твою в сием доложжжу я, ужжж ты поверь. – Он злобно глянул на Адама. – И не зззнаю я, чччто скажжжет твой Отец…

Послышался взрыв – словно гром прогремел. Шедвелл, который несколько минут дрожал от возбуждения с примесью ужаса, наконец достаточно смог проконтролировать свои дрожащие пальцы, чтобы нажать на курок.

Шарики дроби пролетели через то место, где только что был Вельзевул. Шедвелл так никогда и не узнал, насколько ему повезло, что он промахнулся.

Небо колыхнулось, а затем стало просто небом. Тучи на горизонте стали расходиться.

Мадам Трейси прервала молчание.

– Ну и странные были, – бросила она.

Она совсем не это имела в виду – «ну и странные были»; но то, что она имела в виду, и, вероятно, надеялась выразить, выразить яснее она не могла, разве что воплями. Но человеческий мозг отлично заживляет метафорические раны, и слова «ну и странные были» – часть стремительного процесса залечивания. Через полчаса она будет думать, что просто слишком много выпила.

– Думаешь, все кончилось? – спросил Азирафаил.

Кроули пожал плечами.

– Боюсь, не для нас.

– Не думаю, что вам надо волноваться, – сообщил им Адам. – Я про вас двоих все знаю. Не волнуйтесь.

Он посмотрел на остальных Них, которые попытались отступить подальше. Немного, подумал, а потом произнес:

– И так, слишком много путаницы насоздавали. Но мне кажется, все станут гораздо счастливее, если об этом забудут. Не то чтобы забудут, просто не будут помнить. А потом мы все сможем пойти домой.

– Но ты же не можешь все так оставить, – вскричала Анафема, пробиваясь вперед. – Подумай обо всех тех вещах, которые сможешь сделать. О хороших вещах.

– Каких, к примеру? – спросил Адам подозрительно.

– Ну… для начала, мог бы вернуть китов в моря.

Он наклонил голову.

– И люди их прекратят убивать, да?

Она замешалась. Было бы славно сказать «да».

– А если люди их начнут убивать, что попросите меня с ними сделать? – продолжал Адам. – Нет. Полагаю, я начинаю с этим разбираться. Когда начнешь всюду все менять, нельзя будет с этим закончить. Мне кажется, самая разумная вещь – это чтобы люди знали, что убив кита, получат мертвого кита.

– Совершенно разумно, должен сказать, – заметил Ньют.

Адам поднял бровь.

– Просто здравый смысл, – ответил он.

Азирафаил похлопал Кроули по спине.

– Похоже, мы выжили, – бросил он. – Представь, как жутко бы было, если бы мы были хоть насколько-то компетентны.

– Э, – отозвался Кроули.

– Твоя машина в рабочем состоянии?

– Думаю, придется с ней слегка повозиться, – признал Кроули.

– Я вот что подумал – мы можем этих добрых людей отвезти в город, – проговорил Азирафаил. – Я, уж это точно, должен хоть один раз откушать с мадам Трейси. И с ее молодым человеком, конечно.

Шедвелл поглядел через плечо, а затем поднял глаза вверх – на мадам Трейси.

– О ком это он говорит? – спросил сержант, глядя в ее сияющие глаза.

Адам вновь присоединился к Ним.

– Полагаю, теперь мы должны пойти домой, – бросил он.

– Но что на самом деле произошло-то? – недоуменно спросила Пеппер. – Я имею в виду, было это все…

– Теперь это уже не важно, – отозвался Адам.

– Но ты мог бы так помочь… – начала Анафема, глядя, как Они возвращаются к своим велосипедам.

Ньют мягко взял ее за руку.

– Это плохая идея, – проговорил он. – Завтрашний день – первый день из оставшейся части наших жизней.

– Знаешь, – откликнулась она, – из всех избитых выражений, которые я всю жизнь по-настоящему ненавидела, это – самое ненавистное.

– Удивительно, верно, – ответил Ньют счастливо.

– Почему на двери твоей машины краской выведено «Дик Терпин»?

– Это шутка, на самом деле, – ответил Ньют.

– Хмм?

– Потому что всюду, где бы я не появился, людей останавливаю[80], – пробормотал он несчастно.

Кроули хмуро глядел на управление джипа.

– Я сожалею о машине, – говорил Азирафаил, – я знаю, как ты ее любил. Может, если по-настоящему сильно сконцентрируешься…

– Такой же она не будет, – ответил Кроули.

– Да, ты, наверное, прав.

– Она у меня с того времени, когда новехонькой была. Это не машина была, а что-то вроде перчатки на все тело.

Он принюхался.

– Что-то горит? – вопросил он.

Ветерок поднял пыль в воздух и вновь бросил ее на землю. Воздух стал горячим и тяжелым, заключив в себе тех, кто в нем находился, как сироп мух.

Он повернул голову и поглядел в лицо Азирафаила, на котором был написан ужас.

– Но все же кончилось, – проговорил он. – Не может же сейчас произойти этот… как там он зовется, правильный момент или как-то так… прошел! Все кончилось!

Земля начала трястись. Звук был как от поезда метро, но не проезжающего внизу. Скорее выезжающего наверх.

Кроули бешено возился с переключателем передач.

– Это не Вельзевул! – проорал он, перекрикивая шум ветра. – Это Он. Его отец! Это не Армагеддон, это личное. Заводись, проклятая ты машина!

Земля раздвинулась под Анафемой и Ньютом, кинув их на танцующий бетон. Из дыр и разломов хлынул желтый дым.

– Ощущение как от вулкана! – прокричал Ньют. – Что это?

– Что бы это ни было, оно очень сердито, – ответила Анафема.

В джипе с уст Кроули одно за другим слетали проклятия. Азирафаил положил руку ему на плечо.

– Там люди, – сказал он.

– Да, – кивнул Кроули. – И я.

– Я имею в виду, мы не можем позволить, чтобы с ними такое происходило.

– Ну, и что…. – начал было Кроули и остановился.

– Я имею в виду, если подумать, мы и так достаточно для них проблем создали. Ты и я. За годы. Одна вещь, потом другая…

– Мы просто делали свои работы, – пробормотал Кроули.

– Да. Ну и что? Куча народа в прошлом просто делали свои работы – посмотри, какие они создали проблемы.

– Ты же не имеешь в виду, что мы должны по-настоящему попробовать Его остановить?

– А что тебе терять?

Кроули начал было спорить, а затем осознал, что нечего. Он ничего потерять не мог, чего уже не потерял. Они ничего не могли с ним сделать, что будет хуже того, что сейчас с ним произойдет. Он наконец-то ощутил себя свободным.

А еще, засунув руку под сиденье, он ощутил, что там лежит какая-то железка. Полезна она не будет, но ведь полезно ничего не будет. На самом деле, будет гораздо страшнее противостоять Мятежнику с каким-либо хорошим оружием. Тогда у тебя может появиться некоторая надежда, от чего потом станет только хуже.

Азирафаил поднял меч, недавно выроненный Войной, и задумчиво его взвесил в руке.

– Да-а, много лет прошло с тех пор, когда я этим пользовался, – пробормотал он.

– Около шести тысяч лет, – кивнул Кроули.

– Слушай, ведь и правда, – отозвался ангел. – Какой день был, а – точно… Добрые старые дни.

– Нет, на самом-то деле, – буркнул Кроули.

Шум усиливался.

– В те дни люди знали разницу между добром и злом, – проговорил Азирафаил, с улыбкой глядя в прошлое.

– Ну, да. Подумай об этом.

– А. Да. Слишком много путали?

– Да.

Азирафаил поднял меч. Послышался звук «вуммпф», и он неожиданно запламенел, как плитка магния.

– Научился, как это делать, никогда уж не забудешь, – проговорил он.

Он улыбнулся Кроули.

– Я только хочу сказать, – бросил он, – на тот случай, если живыми отсюда не выйдем, что… Я всегда знал, в глубине души, что была в тебе искра добра.

– Это точно, – ответил Кроули горько. – Что уж тут поделаешь.

Азирафаил протянул ему руку.

– Приятно было с тобой работать, – проговорил он.

Кроули ее взял.

– Надеюсь, еще встретимся, – проговорил он. – И… Азирафаил?

– Да.

– Просто помни, что я знал, что в глубине души был ты как раз настолько гадом, чтоб мне нравиться.

Послышалось шарканье, и их отодвинула в сторону маленькая, но динамичная фигура Шедвелла, который целенаправленно махал Громовым Ружьем.

– Я вам, вы, двое Южных неженок, не доверю убить и хромую крысу, что в бочке сидит, – поведал он. – И с кем мы сражаемся ныне?

– С Дьяволом, – ответил Азирафаил просто.

Шедвелл кивнул, словно сказанное его не удивило, бросил ружье на землю и снял шляпу, обнажив лоб, который знали (и которого боялись) всюду, где собирались вместе дерущиеся на улице.

– А, так и думал я, – произнес он. – В таком вот случае воспользуюсь я своею головой.

Ньют и Анафема смотрели, как троица, нетвердо держась на ногах, уходила прочь от джипа. С Шедвеллом в середине выглядела она как стилизованное "W".

– И что же, скажи мне, они собираются делать? – вопросил Ньют. – И что происходит – что с ними происходит?

Куртка Кроули и куртка Азирафаила разорвались по швам. Если уж умирать, так в истинной форме. Раскрылись крылья, указывая на их небесную сущность.

Крылья демонов такие же, как крылья ангелов, только они частенько лучше ухожены – все не так, как многие представляют.

– Шедвелл не должен с ними идти! – вскричал Ньют, пошатываясь вскакивая на ноги.

– Что такое Шедвелл?

– Мой серж… этот удивительный старик, ты не поверишь… Я должен ему помочь!

– Помочь? – переспросила Анафема.

– Я клятву принес, – Ньют замешался. – Ну, что-то типа клятвы. И он мне выдал зарплату за месяц вперед!

– А эти двое тогда кто? Твои друзья… – начала было Анафема и остановилась.

Азирафаил наполовину повернулся, и она наконец-то узнала его профиль.

– Я знаю, где я его раньше видела! – крикнула она, выпрямляясь рядом с Ньютом – а земля вокруг них в это время скакала вверх-вниз. – Пошли!

– Но сейчас что-то жуткое произойдет!

– Если он повредил книгу, то ты абсолютно прав!

Ньют пошарил в отвороте своей куртки и нашел свою официальную булавку. Он не знал, с чем они в этот раз собирались сражаться, но у него не было ничего, кроме булавки.

Они побежали.

Адам огляделся вокруг. Затем он посмотрел вниз. На лице его появилось выражение просчитанной невиновности.

Последовала секунда конфликта. Но Адам был на своей территории. Всегда и везде на своей территории.

Адам нарисовал одной рукой в воздухе смутный полукруг.

… Азирафаил и Кроули почувствовали, что мир изменился.

Не было никакого дыма. Не было никаких разломов. Вот только что начиналось извержение вулкана силы Сатаны, а теперь там был лишь расходящийся дым и медленно останавливающаяся машина, звук мотора которой казался громким в вечерней тишине.

Это была старая машина, но она хорошо сохранилась. Правда, использовался не метод Кроули, который просто желал, чтобы дырки исчезли; эта машина выглядела так, что вы инстинктивно понимали: ее владелец два десятилетия подряд каждые выходные делал именно то, что велит делать каждые выходные инструкция автомобиля. Перед каждой поездкой он ходил вокруг нее, проверял фары и считал колеса. Серьезные люди, которые курили трубки и носили усы, написали инструкции, говорящие, что необходимо это делать, и он делал, ведь был он серьезным человеком, который курил трубку, носил усы и такие веления принимал всерьез – если не принимать, где окажешься? У него была правильная сумма страховки – один в один. Он ездил либо со скоростью на три мили меньше самой высокой возможной, либо со скоростью сорок миль в час – смотря какая была ниже. Он носил галстук даже по субботам.

Архимед сказал, что с достаточно длинным рычагом и при наличии достаточно твердого места, на которое он мог бы встать, он мог бы сдвинуть мир с места.

Он мог бы встать на мистера Янга.

Дверь машины открылась, и вышел из нее мистер Янг.

– Что здесь происходит? – спросил он. – Адам? Адам!

Но Они мчались к воротам.

Мистер Янг посмотрел на шокированных оставшихся. По крайней мере, у Кроули и Азирафаила осталось достаточно самоконтроля, чтобы втянуть крылья.

– Чем он теперь занимался? – вздохнул мистер Янг, особенно не ожидая ответа. – Куда этот мальчик подевался? Адам! Немедленно вернись сюда!

Адам редко делал то, чего желал его отец.

Сержант Томас А.Дейзенбергер открыл глаза. Единственной странной вещью в окружающем было то, насколько все было знакомо. На стене висела его фотография – из последних классов школы – и в кружке с принадлежностями для чистки зубов рядом с зубной щеткой торчал его маленький флаг со Звездами и Полосками, даже его маленький плюшевый мишка в своей маленькой форме был все еще на месте. Свет солнца раннего дня мощным потоком тек сквозь окно его спальни.

Он чувствовал запах яблочного пирога. Это была одна из тех вещей, которых ему больше всего не хватало, когда субботние ночи он проводил далеко от дома.

Он спустился вниз.

Его мать стояла у плиты, вынимая из духовки огромный яблочный пирог.

– Привет, Томми, – кивнула она. – Я думала, ты в Англии.

– Да, мама, я обычно в Англии, мама, защищаю демократический строй, мама, сэр, – ответил сержант Томас А.Дейзенбергер.

– Это хорошо, дорогой, – отозвалась его мать. – Папаня твой внизу, на Большом Поле, с Честером и Тедом. Рады будут тебя увидеть.

Сержант Томас А.Дейзенбергер кивнул.

Он снял свою стандартную военную каску и свою стандартную военную куртку, и закатал рукава своей стандартной военной рубашки. В течении секунды он выглядел куда более задумчиво, чем когда-либо раньше в жизни. Часть его мыслей занимал яблочный пирог.

– Мам, если кто-либо пожелает связаться с сержантом Томасом А.Дейзенбергером посредством телефона, мама, сэр, этот человек будет…

– Прости, Томми?

Том Дейзенбергер повесил свой пистолет на стену, над побитым старым ружьем своего отца.

– Я сказал, если кто-то мне позвонит, мам, я буду внизу, в Большом Поле, с папой, Честером и Тедом.

Микроавтобус медленно подъехал к воротам военно-воздушной базы. Он остановился. Часовой (полуночное дежурство) заглянул в окно, проверил бумаги водителя и махнул ему рукой, веля проезжать.

Микроавтобус прокатился по бетону, неуверенно сворачивая то туда, то сюда.

Он припарковался на тармак[81] пустой взлетно-посадочной полосы, рядом с тем местом, где сидели два человека, хлебавшие вино из одной бутылки. Один из них был в темных очках. Что удивительно, никто другой не обращал на них ни малейшего внимания.

— Ты говоришь, – говорил Кроули, – что Он прямо тогда такой план создал? В самом начале?

Азирафаил виновато вытер верх бутылки и передал ее обратно.

– Мог, – бросил он. – Мог. Можно всегда Его спросить, полагаю.

– Из того, что я помню, – задумчиво отозвался Кроули, – а мы никогда не были, как говорится, так близки, чтобы поговорить – Он никогда не был в числе тех, кто дает четкие ответы. На самом деле, на самом деле, он вообще никогда не отвечал. Просто улыбался, словно Он знал что-то, чего не знал ты.

– И, конечно, это правда, – кивнул ангел. – Иначе, какой во всем этом был бы смысл?

Последовала пауза, и оба создания задумчиво глядели вдаль, словно вспоминая вещи, о которых ни один из них уже давным-давно не задумывался.

Водитель вылез из микроавтобуса, неся в руках картонный ящик и пару щипцов.

На тармаке лежали металлическая корона и пара весов. Человек с помощью щипцов поднял их с земли и поместил в ящик.

Потом он подошел к паре с бутылкой.

– Простите, парни, – проговорил он, – но где-то тут должен быть еще и меч, по крайней мере, так здесь сказано, и я думал…

Азирафаил, похоже, смутился. Он огляделся вокруг – слегка озадаченно – а затем встал, после чего открыл, что последний час или около того сидел на мече. Он наклонился и поднял его. «Простите», – сказал он и положил меч в ящик.

Водитель микроавтобуса, на котором была кепка «Международного Экспресса», сказал «ничего страшного, и вообще, это просто подарок небес, что они двое вот так вот здесь оказались, кто-то ведь должен расписаться, подтвердить, что он все взял, что должен был взять, и день сегодня точно был знаменательный, э?»

Азирафаил и Кроули с ним согласились – да, несомненно, – и Азирафаил расписался в книге, которую ему дал водитель микроавтобуса, подтверждая, что корона, пара весов и меч были получены в целости и сохранности и должны быть доставлены по адресу, закрытому кляксой, а деньги за это должны быть перечислены на указанный номер счета.

Человек пошел было обратно к своему микроавтобусу. Потом он остановился и повернулся.

– Если бы я рассказал своей жене о том, что сегодня со мной произошло, – немного грустно поведал он паре, – она бы мне не поверила. И я не подумал бы ее и винить – я тоже не верю.

И он залез в свой микроавтобус, и укатил прочь.

Кроули, слегка пошатываясь, встал на ноги. Он протянул руку Азирафаилу.

– Пошли, – бросил он. – Я отвезу нас обратно в Лондон.

Они взяли джип. Никто их не остановил.

В нем был проигрыватель для кассет. Его – даже в американские военные машины – обычно не устанавливают, но Кроули автоматически предполагал, что всякое транспортное средство, в котором он едет, имеет такой проигрыватель, и потому имел его и джип – через секунды после того, как Кроули в него влез.

Кассета, которую он вставил на ходу, была «Музыкой воды» Генделя, и ею она и оставалась на протяжении всей дороги домой.

ВОСКРЕСЕНЬЕ

(Первый день из оставшейся части их жизней)

В районе половины десятого мальчик, разносящий газеты, принес их воскресные выпуски к входной двери Жасминового Домика. Пришлось три раза ходить.

Серия ударов, вызванная их ударами об коврик, разбудила Ньютона Пульцифера.

Он не стал будить Анафему. Она, бедняжка, была совершенно разбита. Когда он ее уложил в постель, она говорила почти бессвязно. Всю жизнь она прожила в соответствии с Пророчествами – и больше Пророчеств не было. Чувствовала себя, должно быть, как поезд, который доехал до конца пути, и ему необходимо ехать дальше.

С сегодняшнего дня она сможет жить так же, как все остальные, все для нее будет неожиданно. Какая удача.

Зазвонил телефон.

Ньют помчался в кухню и на втором звонке поднял трубку.

– Але? – проговорил он.

Голос, наполненный искусственной дружественностью, приправленной отчаянием, начал быстро бормотать с другого конца провода.

– Нет, – ответил он. – Это не я. Это П.Реббор, а не Анафема Приббор. Нет, не как «прелестные», после "р" буква "и". И она спит.

– Ну, – добавил он, – я совершенно уверен, что она не хочет, чтобы дырки заделывали. Или двойное стекло вставляли. В смысле, она, знаете ли, домиком не владеет. Она его просто сняла.

– Нет, я не собираюсь ее будить и спрашивать, – продолжил он. – И скажите мне, мисс, э… да, мисс Морроу, почему бы вам всем не отдыхать в воскресенье, как все нормальные люди делают?

– Воскресенье, – повторил он. – Конечно, сегодня не суббота. Почему должна быть суббота? Суббота вчера была. Сегодня правда воскресенье, честное слово. Как это, вы день потеряли? Не понимаю. Кажется мне, вы слегка увлеклись продажей… Але?

Он зарычал и положил трубку на место.

Продавцы по телефону! Как было бы здорово, если бы с ними произошло что-то ужасное.

У него внезапно появилось сомнение в своих словах. Сегодня ведь правда воскресенье, верно? Взгляд на воскресные газеты его вновь в этом уверил. Если воскресная «Таймс» говорила, что сегодня воскресенье, можно было быть уверенным что так оно и есть. Значит дело они завершили. А вчера была суббота. Конечно. Вчера была суббота, и он эту субботу всю жизнь помнить будет, если только сможет вспомнить, что он не должен был забывать.

Видя, что он очутился в кухне, Ньют решил сделать завтрак.

Он ходил по кухне так тихо, как только было возможно, чтобы не разбудить других жильцов дома, но были тут и звуки не подвластные ему, ужасающе сильные звуки. У древнего холодильника дверца, закрывалась со звуком, похожим на гром судьбы. Из кухонного крана вода лилась, как из песчанки с недержанием мочи, но звук этот кран издавал, как дверь, которую сто лет не смазывали. И Ньют никак не мог найти, где что находится. В конце концов, как делает практически с зари времен всякий человек, который без помощи хозяев завтракает на чужой кухне, он удовлетворился несладким растворимым черным кофе[82].