Вселенная Дюны - Путь к Дюне

      Длинноволосый наемник улыбнулся. Паутина бледных шрамов покрывала его щеки, шею, голые плечи и грудь.
      — Нашими врагами в Священном Джихаде, юный офицер, являются именно машины. Если же мы хотим приобрести умение драться с ними, то кто кроме них может нас этому научить?
      Вергиль неуклюже поставил на место схваченное им оружие. Лицо его вспыхнуло от смущения.
      — Да, в этом есть определенный смысл.
      — Хирокс — это суррогатный противник, учебная цель, которую надо поразить. На мой взгляд, он воплощает в себе всех мыслящих машин.
      — Как мальчик для порки.
      — Мек для порки. — Наемник весело усмехнулся. — Мы можем установить разный уровень квалификации боевого робота в тренировочных целях. — Он подошел к зловещей боевой машине. — Убери оружие.
      Робот послушно опустил свои вооруженные конечности, втянул их в корпус — даже поврежденную конечность — и стал ждать дальнейших команд. Смеясь, наемник ткнул робота в грудь рукояткой своего импульсного меча. Машина отступила на один шаг. Оптические сенсоры вспыхнули оранжевым светом. Остальная часть машинного лица с грубыми ртом и носом не шевельнулась.
      Человек уверенно постучал по металлическому торсу.
      — Этот ограниченный в своих действиях робот — я терпеть не могу термина мыслящая машина — находится под нашим полным контролем. Он служит наемникам Гиназа вот уже три поколения. — Он выключил импульсный меч, сконструированный для того, чтобы выводить из строя гельконтурные цепи роботов. — Я — Зон Норет, один из бойцов Гиназа, приписанный к этому кораблю.
      Заинтригованный Вергиль подошел ближе к роботу.
      — Где вы нашли эту машину?
      — Сто лет назад разведчики Гиназа наткнулись на поврежденный корабль машин и взяли его на буксир. Из корабля мы извлекли сломанного боевого робота. Мы стерли его память и вставили нужную нам боевую программу. Это позволяет нам проверять, насколько мы готовы к сражениям с реальными противниками-роботами.
      Норет похлопал робота по рифленому железному плечу.
      — Многие роботы Синхронизированного Мира были уничтожены, благодаря тому, что мы учились на этом вот экземпляре. Хирокс — бесценный учитель. На Гиназском архипелаге наши курсанты отрабатывают на нем приемы зашиты и нападения. Он оказался таким кладезем полезных сведений, которые мы использовали против наших врагов, что мы, наемники, не считаем Хирокса мыслящей машиной — мы относимся к нему как к нашему союзнику и другу.
      — Робот — союзник? Серене Батлер это бы не очень понравилось, — опасливо произнес Вергиль.
      Зон Норет отбросил назад свои длинные словно хвост кометы волосы.
      — В этом Джихаде многое делается и без ведома Серены Батлер. Я не удивлюсь, если узнаю, что у наших солдат есть и другие, такие же меки. — Он небрежно махнул рукой. — Но поскольку у всех нас одна цель, то большинство деталей становятся несущественными.
      Вергилю показалось, что многие раны Норета зажили совсем недавно.
      — Может быть, вам уже стоит выйти в отставку, а не продолжать драться самому?
      — Истинный наемник никогда не перестает сражаться. — Он прищурил глаза. — Я вижу, что ты и сам военный.
      Вергиль испустил подавленный вздох.
      — Да. Я служу в строительной бригаде. Это совсем не то, чего я хотел. Я бы тоже хотел сражаться… но это долгая история.
      Норет вытер со лба пот.
      — Как тебя зовут?
      — Второй децеро Тантор.
      Норету это имя, судя по отсутствию реакции, было неведомо. Он взглянул на боевого мека, а потом на молодого офицера.
      — Может быть, мы все же устроим для тебя пробный поединок?
      — Вы хотите разрешить мне… Зон Норет кивнул.
      — Если человек хочет сражаться, то отчего не предоставить ему такую возможность?
      Вергиль вскинул подбородок.
      — Не могу с вами не согласиться.
      — Хочу только предупредить тебя, что, хотя этот мек тренировочный, он тем не менее смертельно опасен. Когда я тренируюсь, то часто отключаю предохранительные программы. Вот почему так хороши гиназские наемники.
      — Но должны же быть там какие-то стопоры, иначе какой же это инструктор?
      — Если тренировка не включает в себя элемент опасности, то она бессмысленна и бесполезна. Курсант расслабляется, так как знает, что ему ничто не грозит. Хирокс по своей конструкции совсем не таков. Он может и убить.
      Вергиль ощутил прилив мужества, надеясь, что его не дурачат.
      — Я могу сам решать, что мне делать. Я же проходил армейскую подготовку.
      Но он хотел использовать выпавший на его долю шанс и помериться силами с этим роботом. Это будет почти такая же реальная схватка, об участии в которых он мечтает так давно. Вергиль сосредоточил на Хироксе всю свою ненависть, мысленно обвиняя его во всех бедствиях, какие навлекли на человечество мыслящие машины. Он хотел только одного — превратить Хирокса в груду металлолома. — Позвольте мне сразиться с ним так же, как вы.
      Наемник вскинул брови, он явно забавлялся, но отчасти был и заинтересован.
      — Какое оружие вы выбираете, юный воин?
      Вергиль, поколебавшись, посмотрел на неуклюжую палку, которую он схватил со стойки.
      — У меня с собой ничего нет.
      Норет взял в руку свой импульсный меч и протянул его молодому человеку.
      — Ты знаешь, как обращаться с этой штукой?
      — Она очень похожа на ту, с которой мы занимались в тренировочном лагере. Но, кажется, это новая модель.
      — Верно. — Норет включил оружие и снова протянул его Вергилю.
      Вергйль взял меч и взвесил его на руке. Мерцающие вспышки разрушительной энергии плясали на сверкающем клинке.
      Он сделал глубокий вдох и принялся рассматривать боевого робота, который бесстрастно смотрел на него, мерцая оранжевыми огнями в глубине оптических сенсоров. Сенсоры повернулись, изменив направление, и, заметив приближение Норета, Хирокс приготовился к схватке с новым противником.
      Когда наемник включил робота, из его торса выдвинулись только две руки. В одной был кинжал, во второй никакого оружия не было.
      — Он будет драться со мной, как с самым неумелым новичком, — недовольно сказал Вергйль.
      — Может быть, Хирокс хочет сначала испытать тебя, проверить, что ты умеешь. Ведь в настоящей схватке противник не дает тебе отчета о своей квалификации.
      Вергиль осторожно приблизился к меку и принялся кружить около него, держа на весу импульсный меч. Ладони его стали влажными от волнения, хватка рукояти ослабла. Мек повернул голову и уставил взгляд сенсоров в Вергиля. Рука с кинжалом дернулась, и Вергиль ударил по оружию врага импульсным мечом; между клинками проскочили пурпурные искры, и робот вздрогнул.
      — Мне кажется, это тупая машина.
      Вергиль именно так и представлял себе этот поединок. Он бросился вперед и снова ударил, целясь на этот раз в торс машины. На месте удара возникло пурпурное пятно. Молодой Тантор нажал голубую кнопку на рукоятке меча и поставил его на самый высокий уровень энергии.
      — Целься в голову, — посоветовал Норет. — Повреди контуры робота, этим ты замедлишь его движения. Если правильно нанесешь удар, то ему потребуется минута или две, чтобы восстановиться.
      Вергиль снова ударил, но в голову не попал, и меч скользнул по металлическому плечу. От удара кинжал вылетел из механической руки и с железным звоном упал на пол тренировочного зала. Из кисти робота показался дымок.
      Воодушевленный Вергиль снова атаковал, надеясь на этот раз добить робота. Он недоумевал, чему может научить это неуклюжее железо. Он хотел разбить его, превратить в кучу металлических обломков. Он подумал о Серене, о Манионе, обо всех убитых и замученных людях… и о своей собственной неспособности настоять на своем и принять участие в Джихаде. За все ответит мек — как козел отпущения.
      Но когда Вергиль приблизился к машине, свободная рука ее преобразилась. Текучий металл превратился в короткий меч с шипами на клинке. Другая рука перестала искрить, и из нее выдвинулось такое же оружие.
      — Осторожнее, юный воин. Нельзя допустить, чтобы армия потеряла ценного офицера строительных войск.
      Ощутив насмешку в словах наемника, Вергиль злобно огрызнулся:
      — Я не боюсь этой машины.
      — Страх иногда тоже не мешает.
      — Даже перед таким тупым противником? Хирокс даже не понимает, что я издеваюсь над ним.
      — Я всего лишь машина, — нараспев произнес мек синтезированным голосом, раздавшимся из вмонтированного в корпус динамика. Вергиль отпрянул: ему показалось, что в тоне робота он услышал нескрываемый сарказм. Лицо робота при этом оставалось неподвижным, как древняя театральная маска.
      — Хирокс обычно немногословен, — улыбаясь, произнес Норет. — Вперед, бей его. Но даже я не знаю, сколько именно сюрпризов у него в запасе.
      Вергиль отступил, чтобы лучше рассмотреть и оценить противника. Он увидел, как сверкают сенсоры, внимательно смотрящие на импульсный меч.
      Внезапно Хирокс дернулся вперед и с неожиданной быстротой и ловкостью сделал выпад своим мечом с шипами. Вергиль попытался уклониться от удара, но сделал это с опозданием, и на руке появилась мелкая рана. Он перекатился по полу назад, уходя от следующего удара, потом вскочил на ноги и бегло осмотрел рану.
      — Неплохое движение, — сказал Норет небрежным тоном, словно ему было абсолютно все равно, убьет мек Вергиля или нет. Для этого наемника убийство, видимо, было как развлечением, так и профессией. Наверное, для того, чтобы стать гиназским наемником, надо иметь более грубую натуру. Но Вергиль, который не обладал и долей такой грубости, опасался, что попал в ситуацию только из-за мимолетного порыва, и может столкнуться с вызовом, принять который он попросту не готов. Робот тем временем продолжал наступать, меняя скорость и направление движений, проявляя необыкновенную быстроту. Действия боевой машины были непредсказуемы.
      Вергиль, увертываясь от ударов, уходил то вправо, то влево, беспрерывно нанося ответные удары электронным мечом. Он весьма ловко перекатывался, кувыркался и даже хотел сделать сальто назад, но воздержался, так как не знал, что надо делать дальше. Каждое неудачное движение грозило смертью.
      Одним из ударов Вергилю удалось попасть в панельный отсек на боку Хирокса. Панель вспыхнула красным светом. Робот остановился. Из корпуса выдвинулся тонкий стержень, который потянулся к панели и что-то в ней поправил.
      — Он может себя ремонтировать?
      — Да, как и большинство механических бойцов. Ты же хотел поупражняться с реальным противником, не так ли? Я предупреждал тебя о ловкости этого робота.
      Внезапно Хирокс снова обрушился на Вергиля — на этот раз более жестко и быстро. Из корпуса выдвинулись еще две руки. В одной был длинный кинжал с зазубренным концом для того, чтобы можно было наносить рваные раны. В другой руке светился длинный брус раскаленного железа.
      Зон Норет что-то произнес взволнованным тоном, но Вергиль не расслышал его слов. Все, что он до сих пор знал, съежилось в бесконечно малую точку, исчезли все ненужные и бессмысленные представления, сейчас важно было только одно — выжить.
      — Я — солдат Джихада, — прошептал Вергиль. Он покорился судьбе, но был полон решимости как можно дороже продать свою жизнь и причинить врагу столько вреда, сколько сможет. Он вспомнил слова присяги, которую приносили и солдаты строительных подразделений.
      — Если я погибну в схватке с мыслящими машинами, то присоединюсь к тем, кто уже отправился в рай, и к тем, кто отправится туда после меня. — Он ощутил состояние какого-то транса. Чувство страха смерти исчезло.
      Он бросился вперед, отскакивая от направленных в него ударов, увертывался, сам наносил удары мечом, постоянно разряжая оружие. Где-то сзади раздались громкие голоса, но Вергиль не различал слов. Потом он услышал громкий стук, увидел ослепительную вспышку, и все его существо затопил какой-то странный желтый свет. Это было как порыв северного ветра, который заморозил его и парализовал.
      Обездвиженный и беспомощный, Вергиль вздрогнул и рухнул в никуда. Ему казалось, что он летит в какую-то бездонную пропасть. Зубы его выбивали дробь, он трясся всем телом. Кажется, он никуда и не падает.
      Он очнулся от этого странного забытья и увидел, что смотрит прямо в сенсоры машины. Он был совершенно беззащитен и полностью уязвим.
      — Сейчас я могу тебя убить. — Машина прижала к его горлу острие длинного кинжала.
      Мек мог нанести удар и перерезать Вергилю горло в течение какой-нибудь микросекунды. Вергиль слышал крики, но не мог даже шевельнуться, чтобы повернуть голову. Он продолжал смотреть в неумолимые сенсоры, в лицо ненавистному врагу, мыслящей машине. Эта машина хочет его убить — и это произойдет даже не в реальной схватке. Каким же он оказался дураком.
      Где-то в отдалении раздались до боли знакомые голоса — их было два? — звавшие его.
      — Вергиль! Вергиль! Да выключи ты эту чертову машину, Норет!
      Он попытался поднять голову и оглянуться, но не мог пошевелиться. Хирокс продолжал прижимать острие кинжала к его горлу прямо напротив яремной вены. Мышцы Вергиля были парализованы, словно их заморозили в ледяной глыбе.
      — Дайте-ка мне ружье! — На этот раз Вергиль узнал голос. Это Ксавьер. По какой-то непонятной, нелепой причине больше смерти он боялся разочаровать своего старшего брата.
      Но в этот момент мек выпрямился и убрал острие кинжала от горла молодого Тантора.
      Вергиль услышал еще голоса, грохот солдатских сапог, лязг оружия. Боковым зрением Вергиль увидел красно-зеленую форму Джихада. Ксавьер что-то приказывал своим людям, но Хирокс убрал длинный зазубренный кинжал, а следом и все остальное оружие, а потом втянул руки в стальной корпус. Горевшие страшным огнем сенсоры погасли, в них остался только тусклый отблеск освещения.
      Зон Норет встал перед роботом, словно желая защитить его.
      — Не стреляйте, сегундо. Хирокс мог убить его, но не убил. Он запрограммирован пользоваться слабостью противника и наносить смертельные удары, но он осознанно принял решение не убивать.
      — Я не желал его убивать. — Боевой робот включил себя в обычное стационарное состояние. — В этом не было никакой необходимости.
      У Вергиля наконец настолько прояснилось в голове, что он смог сесть.
      — Этот мек действительно выказал свое… сочувствие? — Он все еще был не совсем в себе после оглушающего удара. — Представляете себе — машина с человеческими чувствами.
      — Это не было сочувствие, — произнес Ксавьер, скривившись в недоброй улыбке. Он наклонился, чтобы помочь брату встать на ноги.
      — Это действительно было что-то странное, — настаивал на своем Вергиль. — Ты не заметил доброты в его глазах?
      Зон Норет, озабоченный исправностью робота, заглянул в панель, прочел данные и сделал необходимые изменения.
      — Хирокс просто оценил ситуацию и перешел в режим выживания. Но, должно быть, в него было заложено еще что-то при исходном программировании.
      — Машины никогда не заботятся о собственном выживании, — мрачно отрезал Ксавьер. — Ты же сам видел их в колонии Перидот. Они бросаются в бой, не думая о собственной сохранности. — Он решительно покачал головой. — В программе вашего робота есть какая-то ошибка или неисправность.
      Вергиль снова посмотрел на Хирокса, заглянул в его тускло горящие сенсоры. В глубине этого света молодой офицер, как ему показалось, уловил что-то одушевленное — и это заинтриговало и одновременно напугало его.
      — Людям тоже не мешало бы научиться сочувствию, — неожиданно произнес Хирокс.
      — Я произведу его полный ремонт, — пообещал Зон Норет, но в голосе его не чувствовалось уверенности.
      Ксавьер встал перед Вергилем и посмотрел, нет ли у брата серьезных травм. Потом он повел брата из тренировочного зала, дрожащим голосом упрекая его:
      — Ты не представляешь, как ты всех нас напугал.
      — Мне просто захотелось сразиться… хотя бы один раз. Ксавьер печально посмотрел в глаза младшего брата.
      — Вергиль, боюсь, что у тебя будет такой шанс. Джихад не закончится ни сегодня, ни завтра.

Лики мучеников

Легенда Батлерианского Джихада

 
      — Прошу прощения, — сказал Рекур Ван своему товарищу, тлулакскому ученому, всаживая нож между его позвонков и для верности поворачивая лезвие тонкого стилета. — Мне этот корабль нужен больше, чем тебе.
      По тонкому стальному клинку потекла кровь, которая ударила фонтаном, когда Ван рывком выдернул кинжал из тела своей жертвы. Смертельно раненный человек продолжал дергаться и извиваться — умирающие нервы неистовствовали атональными разрядами. Ван выбросил тело из люка маленького корабля на мощеную площадку космопорта.
      На улицах Тлулакса слышались крики, взрывы и выстрелы. Раненый генетик распростерся на земле, его близко посаженные глаза с немым укором смотрели на убийцу. Ван выбросил генетика, походя избавился от него, как многие теперь избавлялись даже от самых необходимых вещей.
      Он вытер ладони и пальцы об одежду, но руки так и остались липкими. Ничего, он вымоется и постирает одежду потом, когда вырвется отсюда. Кровь… это разменная валюта его торговых операций, генетический ресурс, наполненный драгоценной ДНК. Он не любил понапрасну проливать кровь.
      Но теперь крови жаждала Лига Благородных. Его крови.
      Хотя Рекур Ван был одним из самых блистательных генетиков и имел связи среди влиятельных религиозных лидеров, ему приходится сейчас спасаться с родной планеты, чтобы избежать суда разъяренной толпы. Взбешенные члены Лиги блокировали планету и вторглись, чтобы принести на нее свое правосудие. Если его схватят, то трудно даже представить себе, какой кары они потребуют.
      — Проклятые фанатики! — выкрикнул он, прекрасно понимая, что его все равно никто не слышит, и захлопнул люк.
      У него не было времени захватить с собой бесценный архив, он оставил на планете все свое состояние и теперь окровавленными руками лихорадочно нажимал кнопки панели управления украденного корабля. Не имея в голове никакого определенного плана, желая только одного — скорее бежать с планеты, пока его не схватили солдаты Лиги, Рекур Ван взмыл в небо.
       Будь проклят этот Иблис Гинджо! —мысленно выругался он. Для него было малым утешением узнать, что Великий Патриарх мертв.
      Гинджо всегда относился к нему как к низшему существу. Ван и Иблис были деловыми партнерами, имевшими общие интересы, но они никогда не доверяли друг другу. В конце концов Лига открыла страшную тайну тлулакских ферм. Органы забирали у дзенсуннитских рабов и пропавших без вести солдат, а потом пересаживали их другим бойцам. Но теперь карты были открыты. Все тлулаксы находились в страшном смятении, все пытались спасти свои жизни и скрыться от неумолимых мстителей Лиги. Торговцы плотью вынуждены были искать укрытия, а узаконенные и признанные прежде купцы стали изгоями цивилизованного мира. Опозоренный и разоренный, Рекур Ван превратился в дичь, на которую разрешили неограниченную охоту.
      Но даже без лабораторного журнала он хранил в своей памяти знания, которыми был готов поделиться с любым покупателем. Кроме того, в кармане у него лежал небольшой флакон с бесценным генетическим материалом, который позволит ему начать все сначала. Только бы ему удалось выбраться отсюда…
      Выйдя на орбиту на похищенном судне, Ван увидел эскадрилью штурмовиков Лиги. Экипажи наверняка состояли сплошь из твердолобых солдат Джихада. Многочисленные тлулакские суда летели прочь от планеты. Большинство их управлялось такими же неопытными пилотами, как и он сам, и штурмовики брали на прицел всякий корабль, который оказывался в зоне досягаемости их огня.
      — Почему не сказать сразу, что мы всевиновны? — прорычал он штурмовикам, понимая, что в этот момент они его не слышат.
      Ван увеличил скорость, не зная, насколько быстроходен этот незнакомый ему корабль. Краем рукава он вытер кровь с панели управления, чтобы разобраться в надписях. Штурмовик Лиги приблизился к его судну, и с борта военного корабля раздался недобрый голос:
      — Тлулакскому судну остановиться! Сдавайтесь, или мы уничтожим вас!
      — Почему бы вам не обратить свое оружие против мыслящих машин? — злобно ответил Ван. — Армия Джихада попусту тратит здесь свое время и ресурсы. Или вы забыли, кто на самом деле заклятый враг человечества?
      Действительно, все предполагаемые преступления тлулаксов бледнели в сравнении с теми опустошениями, которые на протяжении многих десятилетий произвел на планетах компьютерный всемирный разум Омниус.
      Очевидно, командир штурмовика не оценил должным образом сарказм Рекура Вана. В космической тишине мимо его корабля пролетели выпущенные противником снаряды. Ван отреагировал молниеносным торможением; артиллерийские снаряды взорвались в некотором отдалении, но взрывная волна заставила судно завертеться на месте. Тревожная сигнализация залила рубку мигающим светом, но Ван не стал посылать сигнал бедствия. Он выключил управление и двигатели, притворившись мертвым, — и суда Лиги вскоре оставили его в покое, отправившись выбирать себе жертв среди других пытавшихся прорвать блокаду кораблей с беспомощными и несчастными тлулаксами на борту — благо таких кораблей было великое множество.
      Когда корабли Лиги наконец исчезли из поля зрения, Рекур Ван почувствовал себя в относительной безопасности и решил включить стабилизаторы. Сделав несколько лихорадочных попыток, он все же смог остановить кувыркание и снова вывел корабль на требуемый курс. Не имея в голове никакого определенного направления, желая лишь только бежать подальше от родной планеты, он полетел к периферии солнечной системы с максимальной скоростью, на какую был способен корабль. Он не жалел о том, что оставлял за спиной.
      Большую часть своей сознательной жизни Рекур Ван занимался разработкой новых биотехнологий, как занимался ею весь его народ в течение многих поколений. За время Джихада тлулаксы сказочно обогатились и, по сути, стали незаменимыми. Но теперь фанатики Серены сметут с лица земли фермы по выращиванию органов, уничтожат трансплантационные чаны и «великодушно» избавят доноров от страданий. Недальновидные идиоты! Лига еще пожалеет об этом, когда буквально через пару лет улицы будут кишеть безглазыми, безрукими и безногими калеками, выставляющими напоказ свои раны и язвы, калеками, которым некуда будет обратиться за помощью.
      Близорукие правители Лиги не понимают практических вещей, абсолютно не умеют планировать. Как и во многих других начинаниях Джихада, они гонятся за фантастическими мечтаниями, движимые глупыми эмоциями. Как же ненавидел Ван этих людей.
      Он схватил рычаг управления с такой силой, словно хотел его задушить, с наслаждением представив себе, что это толстая шея Иблиса Гинджо. Несмотря на то, что его вина была неопровержимо доказана, этот хитрец, этот Великий Патриарх, сумел даже после смерти выйти сухим из воды, свалив всю вину на бесстрашного героя войны Ксавьера Харконнена и весь народ Тлулакса. Эта старая интриганка, жена Гинджо, сумела сделать из своего муженька великомученика.
      Лига, конечно, имела все возможности обесчестить и опорочить расу тлулаксов. Разъяренные толпы черни отнимут у людей их достояние и превратят в отверженных изгоев. Но эти предатели не смогут лишить Рекура Вана его знаний и умений. Козел отпущения еще вернется и отомстит за поругание и унижение.
      Ван наконец принял окончательное решение. Теперь он знал, куда надо лететь, кому отвезти секреты клонирования и живые клетки самой Серены Батлер.
      Он вылетел за пределы территории Лиги и принялся искать планеты машин, где он хотел предстать перед самим всемирным разумом, великим компьютерным Омниусом.

* * *

      На центральной площади главного города Салусы Секундус, центральной планеты Лиги Благородных, бесновалась толпа, сложившая костер для человеческой фигуры. В тени покрытой лепниной арки стоял Вориан Атрейдес. Его неподвижное лицо казалось каменным. Горло было сдавлено спазмой, не дававшей ему говорить или вслух выразить отвращение. Он молча наблюдал за действиями толпы. Пусть он будет хоть трижды герой Джихада, эта толпа не станет его слушать.
      Кукла имела мало сходства с Ксавьером Харконненом, но ненависть толпы к нему была очевидной. Кукла болталась на самодельной виселице, поставленной над грудой сухого хвороста. Какой-то молодой человек бросил в эту кучу клубок горящей пакли, и через несколько секунд огонь принялся жадно лизать напяленный на куклу мундир армии Джихада — ту самую форму, которой при жизни так гордился Ксавьер.
      Друг Вориана всю свою жизнь посвятил войне с мыслящими машинами. Теперь же эта нерассуждающая, безумная толпа отыскала где-то мундир и, издеваясь над памятью погибшего, сорвала с него медали и знаки отличия, лишая Ксавьера по праву заслуженного им места в истории. Теперь же они решили его сжечь.
      Огонь охватил чучело. Оно извивалось и крутилось в восходящих потоках горячего воздуха и дыма, нелепо раскачиваясь в петле, а толпа весело хохотала, и от этого смеха дребезжали стекла в соседних домах. Люди радовались второй смерти предателя. Они считали это актом мщения, но для Вориана это была всего лишь безумная мерзость.
      Когда Вориан узнал о доблести Ксавьера, раскрывшего тайну тлулакских ферм и уничтожившего предателя Гинджо, он сломя голову бросился на Салусу. Но он не мог ожидать, что увидит прекрасно организованную кампанию клеветы, очернившей память его дорогого друга. Несколько дней Вориан пытался остановить поток этой грязи, убеждая людей, что их стрелы бьют не в ту мишень. Но, несмотря на влияние и высокое положение Атрейдеса, мало кто осмелился его поддержать. Кампания диффамации Ксавьера началась и стала набирать обороты, и одновременно лизоблюды кинулись переписывать историю в свете последних новостей. Вориан почувствовал себя человеком, стоящим во время шторма на берегу каладанского моря и пытающегося руками остановить надвигающийся вал.
      Даже родные дочери Ксавьера не устояли и отказались от имени своего отца, взяв родовое имя матери — Батлер. Их мать, Окта, всегда тихая и застенчивая, решила провести остаток своих дней в Городе Интроспекции, наедине со своим несчастьем, не принимая никого из чужих людей…
      Одетый в неприметную гражданскую одежду — чтобы его не узнали, — Вориан стоял в толпе. Как и Ксавьер, он был горд своей службой в армии Джихада, но здесь, в этом котле бушующих эмоций, было не место красоваться в парадном мундире.
      За время своей долгой службы в армии Вориану приходилось участвовать во множестве битв с мыслящими машинами. Он воевал бок о бок с Ксавьером и добивался великих побед, пусть даже и дорогой ценой. Ксавьер был храбрейшим человеком из всех, кого знал Вориан, и теперь толпа выражает свое к нему презрение.
      Не в силах больше выносить это тягостное зрелище, Вориан отвернулся от толпы. Какое массовое невежество, какая поголовная тупость! Напичканная ложью, оболваненная и легкоуправляемая толпа поверит всему, что она в данный момент посчитает правдой. Один только Вориан будет помнить истину о доблестном Ксавьере Харконнене.

* * *

      Независимый робот сделал шаг назад, чтобы полюбоваться на новую надпись, украшающую стену лабораторного корпуса. Понимание природы человека есть труднейшая из всех ментальных задач.
      Раздумывая над значимостью этой глубокой максимы, Эразм изменил выражение своего жидкостно-металлического лица. Вот уже в течение многих столетий бьется он над разрешением загадки этих биологических созданий: в них столько изъянов, но каким-то образом по воле капризного гения, искра которого вспыхнула когда-то в их мозгах, они создали мыслящих машин. Такая головоломка постоянно занимала пытливый ум Эразма.
      Он частенько развешивал на стенах лаборатории плакаты с лозунгами и изречениями, чтобы в любое время иметь стимулы для углубленного размышления. Философия не была для него игрой — это было средство, с помощью которого он стремился внести улучшения в свой машинный разум.
       Возможно достичь всего, что воображаешь, не важно, человек ты или машина.
      Для того чтобы лучше понять своего биологического врага, Эразм без устали экспериментировал. Привязанные к лабораторным столам, заключенные в прозрачные пластиковые баки или запечатанные в герметичные клетки объекты опытов Эразма стонали, выли и извивались в муках. Некоторые взывали к невидимым богам; другие вопили и молили о пощаде, обращаясь к мучителю, который в ответ убеждал их в том, что все они глубоко заблуждаются насчет его намерений. Люди исходили кровью, мочились, выделяли массу жидкостей, приводя лабораторию в невыносимый беспорядок. К счастью, в распоряжении Эразма было достаточно служебных роботов и рабов, которые приводили помещения в надлежащий стерильный вид.
       Плоть — это просто мягкий металл.
      Робот препарировал тысячи человеческих мозгов, рассек тысячи тел, проводя вдобавок массу психологических экспериментов. Он испытывал людей сенсорной депривацией, причинял им невыносимую боль и вызывал в них невероятный страх. Он изучал поведение отдельных индивидов и толп. Но делая все это со своей, поистине машинной добросовестностью и тщательностью, Эразм все время понимал — и это причиняло ему неудобство, — что упускает из вида что-то самое главное и важное. Он никак не мог найти способ оценить и выстроить все факты так, чтобы они сложились в какую-то внятную картину, в «великую унитарную теорию» человеческой природы. Крайности человеческого поведения, казалось, исключали саму возможность построения такой теории.
       Что более человечно — добро или зло?
      Этот плакат — наряду с новым — какое-то время мучил робота своей загадочностью. Многие люди, которых он изучил очень подробно — например, Серену Батлер или своего ученика Гильбертуса Альбанса, — проявляли врожденные добродетели, выказывали сочувствие и заботу о других живых существах. Но Эразм изучал историю и знал о предателях, изменниках и социопатах, причинявших невероятные разрушения и навлекавших неисчислимые страдания на головы своих ближних ради того, чтобы добиться выгод лично для себя.
      Никакие умозаключения при ближайшей проверке не выдерживали критики.
      Спустя тридцать шесть лет от начала Джихада машины были очень далеки от победы, хотя компьютерные прогнозы предсказывали, что человечество будет сокрушено очень скоро. Фанатизм питал силу Джихада, люди продолжали сражаться даже тогда, когда разум подсказывал, что надо сдаться. Их вдохновенная предводительница была принесена в жертву, стала добровольной мученицей. По собственной воле. Необъяснимый, алогичный и недоступный пониманию акт.