Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Дар Седовласа

ModernLib.Net / Гаврилов Дмитрий / Дар Седовласа - Чтение (стр. 5)
Автор: Гаврилов Дмитрий
Жанр:

 

 


      Глупцы! Скульптор, используя куда более грубый материал, чем людская плоть, оставляет глубокий след в истории. Волхв, копаясь в пыли пещер, извлекает крупицу знания и сим подарком остается в памяти серых наследников. - Седовлас усмехнулся. - Хотя ничего нет хуже идеи мудреца переложенной в пустые головы. Боян находит единственно правильные слова... И скульптор, и волхв, и боян в своем неосознанном потакании бессмертию значительно последовательней и разумнее чем прочие люди. Применительно к смертным об уме говорить вообще затруднительно... А все началось с глупой мечты, которую Род и Лада, вечные поборники Воли к Жизни, внушили человечеству под видом блага и наслаждения, сочетания приятного с полезным!
      Я тот, кто поставил под сомнение эту Волю, и потому я тот, кто вершит ее. Выбирай, или ты падешь на жертвенник собственных страстей, или последуешь по пути, на который уже вступил, когда не подчинился неумолимому закону жизни - Любви!
      Ругивлад молчал, он не знал, что ответить Седовласу. Избегал он и страшного взгляда своего покровителя, но тут не удержался и поднял глаза.
      Очи Старика были черны, как ночь, бездонны, как сама пустота! И все же там, в этом ничто, в кромешной тьме, он обнаружил саму первозданную мощь. В неимоверных очах была такая древняя, никому не подвластная стихия и столь глубинная, существующая с начала всех времен магия, что молодой волхв ужаснулся им. То были очи бога, а никакого не колдуна... Промедли человек еще миг, и он потерял бы себя навек, но Седовлас сам закрыл веки, большие, тяжелые, с длинными густыми ресницами.
      - Ну, что, волхв! Повезло тебе нынче? - усмехнулся Старик, - Хорошо, когда твои желания совпадают с моими намерениями. Пока это так - удача не оставит тебя, и лишь одна преграда будет вечно стоять на жизненном пути - ты сам.
      - Когда я слышу слово "судьба", моя ладонь ложится на рукоять меча! осмелел молодой волхв.
      - Этого что ли? - за спиной заметно полегчало, клинок очутился в руке Седовласа, - Нет, герою иной меч надобен.
      Старик преломил металл посередине, будто тростинку, и вышвырнул обломки.
      - Вот кладенец, достойный дела, которому служит! - и Седовлас вонзил ореховый, подобный копью, посох в обсидиановый пол пещеры, - Не расставайся с ним! И тогда Враг, несомненно, найдет тебя, да сам погибель сыщет. Помни это!
      Стены загудели, застонали, запричитали... Дерево менялось на глазах, обретая металлический блеск, прямизну и красоту, насколько может быть прекрасной сама Смерть.
      Герой заворожено смотрел на превращение. Воины той сказочной эпохи, а уж волхвы тем более, относились к чудодейственному оружию с превеликим почтением, веря в его особую, колдовскую силу.
      - На клинок нанес я крепкие знаки, - продолжал чародей, - Коль вспыхнут руны, и рукоять обожжет хладом - враг уже близко! А коль случится меча лишиться - ты скажи: "Ну-ка, кладенец, сослужи службу!". Он мигом вернется к тебе, - добавил Седовлас.
      - Да будет месть моя так же беспощадна, как остер твой клинок!
      - Пусть так и свершится! - донеслось в ответ.
      И Седобородый вновь ударил острием колдовского меча об пол. Металл зазвенел, завибрировал, пещера загудела. Дрожала каждая жилка, трепетали мускулы. Ругивлад протянул руку, и клинок сам прыгнул в ладонь. Едва человек сжал хладную рукоять - время потекло вспять. Звон обернулся яростным завыванием вьюги, а взору предстало море, бескрайнее море пламенеющее белым огнем. Мир Яви перестал существовать, но взгляд волхва направляла чья-то могучая воля, и взор проникал все дальше и дальше в прошлое, раздвигая пределы. Над морем разлилась молочная пелена, умиротворяя неистовую стихию. Но вот и она стала постепенно рассеиваться. Ему послышались чьи-то крики. Лязг металла. Скрипело дерево. Плескалась вода. И Белый Хорс* ослепил очи смертного...
      (* Хорос, Хорс - бог солнечного диска, упомянут в русских летописях, "Слово о полку Игореве": "Всеслав князь людем судяше, князем грады рядяше, а сам в ночь волком рыскаше; из Кыева дорискаше до кур Тмутороканя, великому Хорсови волком путь прерыскаше". Есть он и в "Слове и откровении святых апостолов" и "О идолах Владимировых" из поучений против язычества и прочих аж 16 века:"... иные по оукранiамь молятся емоу проклятым болваном Переноу, Хорсоу, Мокши, виламь..."("Слово о покаянии" по списку XIVвека согласно Словарю церковно-славянскаго языка А.Х.Востокова) Приветствуя Хорса, славяне водили хороводы и строили ему Святилища - хоромины, хоромы. В православии ассоциируется с Георгием Победоносцем. С его именем, вероятно, связаны в русском языке такие слова хорошо, хорувь, хор, бог миропорядка, связанного с ходом солнца. Хорс и Даждьбог соотносятся как греческие Гелиос и Аполлон. Бог Нави мог именоваться в противоположность ему Черным Хоросом.)
      * * *
      ... Солнце безжалостно светило в глаза. Краснобай глянул из-под руки. Впереди толпились горожане. Он махнул - дружинники теснее сомкнули щиты, изготовив оружие. Новгородский люд попятился.
      - Что собралися? Мы разор никому чинить не желаем! Выдайте Киеву обидчиков! - увещевал Малхович.
      - Как же! Второй раз не купишь! - отзывались словене.
      - Нет тебе веры, злодей!
      - Ты по что кумирни осквернил, боярин?! - кричали с той стороны.
      - Лгут ваши жрецы, потому и противны князю! Нет на Руси иного хозяина, окромя Владимира Святославича! Покоритесь, несчастные! - вторил вельможе Бермята.
      Но словене уже не слушали. В киян полетели камни. Один просвистел над ухом тысяцкого.
      - Пеняйте ж на себя, неразумные! - молвил Краснобай.
      Воины медленно двинулись вперед, выставив копья, дружинники оттесняли толпу на берег. Но их стремление натолкнулось на завалы из бревен и досок. Град камней усилился. То тут, то там падали ратники, иной срывался в Волхов, под дружное улюлюканье новгородцев, и оглушенный, шел ко дну - крокодилу на прокорм.
      - Не бывало такого, чтобы мать, да отца поимела! Никогда Великий Новгород не покорится Киеву! - услыхал он голос Богумила
      - Ничего, и до тебя доберемся, старик, - успокоительно заметил Малхович.
      Тут к вельможе протолкался испуганный посыльный, одежда висела на нем клочьями, и лишь за шапку мужика пропустили к Добрыне:
      - Беда, светлейший! - выдохнул посыльный. - Народ совсем рассвирепел! Дом твой разорили, усадебку разграбили - сын Константин поклон шлет и молит о помощи! Без подмоги ему не выстоять!
      - А, псы! - выругался Добрыня Малхович.
      Дружинники шарахнулись в стороны.
      Развернул коня, что есть силы врезал по ребрам. Скакун взвился от жгучей боли, но всадник усидел, сдавив рассеченные шпорами до крови бока, и еще раз хлестанув коня, погнал его, словно не перевалило за пятьдесят.
      - Эко припустился, гад! Смотри, портки не потеряй! - заорали словене.
      Княжеские вои стеной сомкнули щиты. Бермята похаживал за рядами дружинников, выжидая, когда у новгородцев кончится запас камней. Тяжелые копья били особо рьяных - не прорвешься, да только и сам - ни шагу.
      - Постоим, словены, за богов наших! - тысяцкий Угоняй воодушевлял своих людей.
      Тут подоспели кияне-лучники, они стали за копейщиками, готовые в любой момент обрушить на толпу десятки жалистых стрел.
      - Ослобони, батюшка! - не выдержал сотник, - Нас и трехсот нет, а их тьма - сомнут, растопчут.
      - Князь велел. Отступить - что голову сложить! - зло отозвался воевода.
      - Пусть порадуются! Они мосты разберут и спокойные будут, а мы-то в ночь бродом и на тот берег... Да еще пара сотен подойдет!
      - Это ты хорошо придумал! Голова! Вели отступать! - решился Бермята, все разглядывая ту, запретную сторону, где толпились бунтари.
      ...Так и вышло. Врага не устерегли. Кияне ворвались в город, убивая направо и налево. Вскоре они уж ломали ворота в Богумилов двор. Самого волхва дома не было - держал совет с Угоняем.
      Ударил набат. Воздух огласился ярыми криками. Богумил и тысяцкий выскочили наружу. С Волхова потянуло гарью. Бравые крики и проклятия, топот, цоканье копыт, звон доспехов, глухие удары, плач ребенка и стенание матери все смешалось воедино.
      - Они уже в городе! Проворонили, дураки! - Угоняй в отчаянии рванул седую бороду.
      Те кто был при нем в суматохе высыпали следом, на ходу затягивая пояса. Воины оправляли куртки из толстой кожи с нашитыми на них кольцами, вытаскивали мечи да проверяли тетивы.
      - Нередко и великие умники могут совершать самые гнусные поступки! отвечал Богумил, - Я к народу, друже! Ты ж держись, как можешь!
      Прихрамывая, волхв заспешил к потайной калитке...
      Бермята свирепел. Он знал, что новгородцы упрутся. Но ведал воевода также, что словене отходчивы. Ан нет! Третьи сутки бунтуют, всю Русь баламутят! Так бы взял не полтысячи, а втрое больше.
      ... Доски не поддавались, трещали, но держали. Сквозь пробитую брешь злодеи увидали хозяйку, то была младшая сестра Богумила. Тетка Власилиса, властная, как тот, в чью честь назвали, умело распоряжалась прислужниками. Словене молча поджидали супостатов, готовя топоры да рогатины.
      - Жгите! - приказал Бермята.
      Через тын полетели смоляные факела на длинных древках. В ворота били все яростней. Подсаживая друг-друга кияне лезли на стену, кто-то срывался, иные прыгали вниз уже по ту сторону тына - их встречали ладными, дружными ударами.
      Крыша занялась. В тот же миг петли да засовы не выдержали, под мощным натиском створки подались. Кияне, бросив бревно, ринулись в проход. Первые же рухнули под топорами словен, но их мигом затоптали следом бегущие воины. Дружинники, подгоняемые зычным голосом конного начальника, высыпали во двор, сминая новгородцев. Те отчаянно защищались, но силы были неравные.
      - Хозяйка! Уходи!
      - Как же, вас только оставь - хлопот не оберешься! - задорно крикнула Власилиса, поднимая окровавленный топор.
      Справа и слева падали дворовые, слуги и ближние. Враги зло наседали, и вскоре им удалось оттеснить последних защитников к крыльцу. Загудели луки, взвизгнули стрелы.
      - Берегись!
      Отрок бросился к Власилисе, прикрывая ее, и тут же грянулся на ступени, пронзенный коротким копьем. Она успела проскользнуть в приоткрывшуюся дверь - лязгнул замок. Остроносая племянница испуганно ткнулась в грудь.
      - Не бойся, родная! Это не страшно! Там тебя мамка с папкой встретят!
      Кровля полыхала, вниз летели обугленные доски. Горницы заволокло серой душной пеленой.
      - Ну, что? - услыхала ведунья голос старшего.
      - Заперлась, стерва! Больно дверь ладная да тяжелая.
      Власилиса зарычала, словно раненая волчица.
      - Сожри ее Огнебог! - выругался тот же голос, - Время теряем! Добейте остальных, и все на площадь! Богумил снова народ мутит...
      - Будет сделано, батюшка!
      - Знаю я этих новгородцев. Им бы только поорать, а как запалим мы склады да амбары - тут же разбредутся спасать пожитки!
      Конный отряд Малховича ворвался в город следом за дружиной Бермяты. Дорогу преградила стена огня, по дощатой улице, пламенея, расползалась смола.
      - Вперед! За Киев! За Владимира! - прохрипел Краснобай.
      В черных дымах угадывался редкий строй воинов, что успел собрать тысяцкий. Дрогнули тетивы. Забились в муках израненные обожженные кони, калеча и сминая пеших соратников. Всадники яростно ринулись сквозь языки пламени. Многие были сражены новыми меткими выстрелами и рухнули вместе с лошадьми, но те, кто мчался за ними, проскакали по телам павших и врезались в неплотный строй словен. Они раскидали линии защитников и хлынули по улице вниз, прямо к вечевой площади. За конным отрядом бросились и остальные.
      - Mужайтесь, ребятушки! - кричал Угоняй, отбивая удар за ударом, - Не пустим супостата!
      По всей улице кипела яростная схватка. Душераздирающие крики людей, стоны и ржание мечущихся лошадей, звон клинков и скрежет рвущихся кольчуг. На Угоняя набросилось шестеро. Он защищался с великим трудом - годы не те. По всему было видно, что им приказали взять бунтаря живым. Но и тогда он показывал яростную храбрость и поразительное ратное умение. Старик стоял непоколебимо.
      Его меч свистнул, взлетел и рухнул серебристой волной. Шелом на враге раскололся, череп хрустнул, в стороны плеснуло кровью и серой кашицей. Кияне отступили, Угоняй утер бороду, но передышки не последовало. На него бросился молодой и рьяный дружинник. Парня выдали глаза, тысяцкий прочитал, куда удар, он ловко поймал движение стали, неуклюже развернулся и снова окровавил меч. Противник дернулся и повалился набок. От плеча до плеча быстро расползалась алая полоса. Наскочившему второму - Угоняй тут же подсек колено не прекращающимся волнистым движением тяжелого клинка, третьему стремление металла рассекло кисть.
      Тысяцкий проклинал дозорных, но еще надеялся, что там, на вечевой площади, волхв сумеет воодушевить земляков. Даже если бы это было так, не видать ему ни Богумила, ни старухи своей, ни внучат. Стрела угодила в плечо, а едва различимую щель между изрубленными пластинами доспеха.
      - Держись, старик! - крикнул ему кто-то.
      - Уходите! Со мной кончено! - прорычал он в ответ.
      Плечистый новгородец заслонил тысяцкого щитом, в который ткнулись еще две стрелы, но тут же рухнул, пораженный копьем в живот.
      Перчатка мешала. Угоняй потянулся к плечу, ломая древко. На него налетели, сбили с ног и смяли, выкручивая руки назад. Превозмогая тяжесть, мощный старик в какой-то миг отшвырнул, разметал ретивых воев. Кто-то занес над ним рукоять, пытаясь оглушить, но тысяцкий перехватил врага за кисть, повел, выгнул и с хрустом вывернул руку из сустава. И тут громадный всадник с размаху обрушил на старца ужасный удар секиры...
      Площадь гудела. Никто друг друга не слушал. Все попытки Богумила воззвать к землякам тонули в бушующем море страстей. К жрецу протиснулся малец, перемазанный сажей, через спину наискось шел кровавый след:
      - Худо, дедушка Богумил! Кияне по всей реке жгут дворы, горит Великий Город! Твоих тоже порешили...
      - Будь он проклят, Краснобай! Покарай его боги!
      В тот же миг справа и слева два отряда всадников с дикими криками на всем скаку врезались в толпу. За ними звенели копьями пешие ратники. Дикая мешанина метущейся стали, снова кричащие и плачущие навзрыд люди. Трепещущие в судорогах тела.
      - Пожар! Караул! Горим! - заорали со всех концов на разные голоса.
      И тысячные людские массы вдруг стали расползаться, словенское озеро стыдливо утекало сквозь узкие улицы, и Бермята не мешал его стремлению. Площадь быстро пустела. Пыль обратилась в кровавую грязь. Всюду валялись трупы задавленных и посеченных горожан. Хрипели умирающие, стонали раненные.
      Богумил в бессилии воздел посох к небесам, но вышние боги не слышали своего служителя.
      - Быдло и есть быдло! Что с них возьмешь? - рассмеялся вельможа, посматривая свысока в сторону беспорядочно мечущихся горожан.
      Расторопный конюший придержал скакуна. Малхович ступил на землю, умытую славянской кровью. Сюда же подъехал и Бермята. Его вои шли плотным строем, выставив копья, вытесняли люд в проулки и гнали вниз к Волхову. Над городом повисла серая дымная пелена.
      - Ну, что? Взяли Угоняя? - спросил вельможа.
      - Не гневись, светлейший! Больно крепок оказался! Гори он в пекле! выругался Бремята.
      - Проклятье тебе, боярин! Будь проклято семя твое, киянин! - замахнулся на вельможу Богумил, но ударить не успел.
      Краснобай с яростью ткнул старика ножом под бок, предательское железо вошло в тело по самую рукоять. Богумил охнул, выронил корявый посох, ухватился за одежды убийцы и стал медленно оседать. Тот отпихнул старика, верховный жрец рухнул на колени, но подняв быстро хладеющие персты, трясущимся пальцем все же указал в сторону Малховича:
      - Внемлите, Подземные судьи! И ты, внемли, жестокий Вий! Веди мстителя!
      - Я приду! Я слышу, отче! - крикнул Ругивлад, что было сил, и очнулся.
      * * *
      - Шёл, да куда пришёл ныне - не ведаю? Вернее - прилетел... - закралась горькая мысль.
      Око Свентовита отрешенно взирало на смертных из-за серых клубящихся туч.
      - Это наши места! Это Лес вятичей! Вон Зушь бежит, а то - Ока ветвится! - обрадовалась Ольга.
      "Надо же! Долетели!?" - подивился Ругивлад, примечая большое городище над левым берегом Оки и рогатый холм на противоположном берегу.
      - Домагощ! - молвила девушка, указывая на крепость*.
      (* Домагощ - город вятичей, упоминается в Ипатьевской летописи под 1147 годом, стоял на берегу Оки, северо-западнее Мценска, предположительно основан в 8 в. н.э., когда в район Зуши из западной Европы переселились племена вятичей, вытеснив создателей мощинской археологической культуры).
      - А ну, поглядите-ка туда! - предупредил их Баюн - Рано зараделись!
      - Куда? Ты пальцем покажь!
      - У меня когти, дурень! Да, вон туда посмотри!
      С четверть версты, слева от них, по небу неслась колесница, влекомая тройкой рыжих коней с огненными гривами. Оставив позади тучу цвета свинца, она почти поравнялась со змеем. Люди увидали и возничего, лихого, столь же рыжего, как и его скакуны, бородатого громилу в доспехе. Мужик, держа вожжи в одной руке, злобно ухмылялся, понукая свою тройку, а другую руку он то и дело заносил назад, затем, словно сбиваясь, выбрасывал вперед, примериваясь да прицеливаясь. Наконец, это ему удалось! И хотя змей поддал жару и вырвался вперед, его уже догоняла какая-то вертящаяся штуковина, наполняя небо страшным гулом.
      Ольга судорожно стиснула пальцы и закрыла глаза. Для нее это и впрямь было слишком. Она горячо и страстно молилась Великой Матери - Макощи*, что всему отмеряет свои срока...
      (* - Макошь, Макош, Мокуша - древнейшее праславянское божество эпохи матриархата, Великая богиня прядущая Судьбу, при православии культ Макоши выродился в почитание Параскевы. Макошь, Доля и Недоля - три сестры, подобные мойрам, паркам, норнам. Они первичны, неумолимы, их нельзя обмануть. Макошь старшая из сестер, в русских заговорах выступает как Богородица. МА- мать, кощ - жребий. В русских сказках известны три Ягишны, прядущие пряжу и снабжающие героя (героиню) путеводным клубком, т.е. нитью судьбы. Это дало основания автору далее потексту романа отождествить Макошь с Ягой (Матушкой Игг). Если Макошь, как Яга, управляет погодой и ветрами, то понятна трансформация Макоши в Мокушу, т.е. мокрую, Мать Дождей. Височные украшения вятичей есть ни что иное, как символическое отображение плодородия при соединении Неба и Земли, посредством вод).
      - Лучше бы Додолу вспомнила! - подсказал кот. - Как никак - это ейный муженек пожаловал!
      - Сворачивай! Сворачивай! - заорал кот рептилии. - Ты ж еще недавно по-нашенски понимал?
      - А...! - девушка пронзительно вскрикнула, когда змей содрогнулся всем телом и, потеряв все летательные навыки, круто ринулся вниз.
      - Прах Чернобога! Что это было!
      - Сто мышей мне в глотку! Перун, мать его! - разозлился кот, и погрозил богу лапой вслед. - Погоди, Громовик, когда-нибудь встретимся на узкой дорожке!
      Но ответом им был раскатистый громоподобный хохот, который по мере удаления колесницы постепенно стихал. За ней, оставляя белесый след, помчалась обратно вертящаяся штуковина и была на лету подхвачена радостным и полным удали рыжебородым богом.
      - Ох, и вмажемся! Представляю, какая там будет большая плюшка! Плюшка из меха и чешуи! - острил кот, верный себе, поглядывая вниз.
      - Как ты? - обернулся Ругивлад к Ольге.
      - Хорошо... - по слогам произнесла она, хотя, наверняка, храбрилась.
      В мгновения невероятных змеиных выкрутасов в воздухе спутница обронила островерхий шелом, и теперь волосы развевались за спиной, придавая девушке разительное сходство с ведьмой.
      - Хватит на девицу-то пялиться! Успеешь еще! - заорал кот - А ну, полезай на хвост, а я тебе помогу! Род не выдаст - Кощей не сьест! Авось, совладаем!
      Змей, между тем, беспомощно планировал в сторону чащи. Встреча с молотом Громовика не прошла даром.
      - Падаем! Мама моя родная! - ошалело мяукнул кот заплетающимся от страха языком, - И зачем ты меня на Свет родила! Зароди меня в зад!
      Да, теперь их стремительное снижение все больше и больше походило на падение, лишь слегка сдерживаемое полностью неподвижными, но все еще раскрытыми змеиными крыльями.
      - Жаль, веселая ящерка была! - сказал Ругивлад..
      Убедившись, что девушка по-прежнему крепко держится в змеиной сумке, хоть и белее мела, он стал пробираться вдоль зубцов поближе к хвосту змеюки. Кот двинулся за ним. Выправить накренившееся чудовище удалось с трудом, но помогло это мало. Земля быстро и неотвратимо приближалась. Корявая зеленая поверхность исключала любую мягкую посадку, будь даже змей цел и невредим.
      Словен зажмурился. А дальше был удар и тьма, тьма...
      Очнулся герой от странного ощущения в кончиках пальцев. Осторожно приоткрыл глаза. Яркий солнечный свет едва не ослепил, но лучики запутались в ресницах. Ольга, удобно устроив его голову у себя на коленях, то тут, то там покалывала ладонь шипом, надломив ветку боярышника.
      Девушка приветливо улыбнулась, освобождая ему руку. Словен мгновенно вскочил!
      Его тут же скривило от боли. Волхв ухватился за молоденькую рябину, та выгнулась дугой.
      - Плохо дело! Ну, да ничего, где наша не пропадала! Я бывал и не в таких переделках. Авось, выберемся и на сей раз! - успокоил Ругивлад спутников.
      Присев наземь, он приложил ладони к колену и заговорил нараспев, покачиваясь вперед-назад:
      - На море на Окияне, на острове на Буяне лежит бел горюч камень. На сем камне изба таволоженная, в той избе стоит стол престольный. На сем столе сидит девица. Не девица сие есть, а сама Мать Богов, Пресветлая пряха* небесная - Макощ. Шьет она, вышивает золотой ниткой, ниткой шелковою. Нитка, оборвись, кровь, запекись, чтоб крови не хаживати, а тебе телу не баливати. Сему делу конец, конец, конец...
      (* пряхи - образ трех сестер является общим для индоевропейской мифологии. По тексту романа так именуются три богини -Доля, Недоля, Макошь, хотя, вероятнее всего наши предки говорили о них еще как о рожаницах. Пряхи - это богини судьбы. У германцев их называли норнами, у греков мойрами, у римлян - парками. По счастью сохранились следы прях и в русском фольклоре, а прежде всего в заговорах. О божественном происхождении трех сестриц из славянского эпоса говорит тот факт, что в позднейшем православном переложении этого образа, одна из дев - Ма-ТЕРЬ Божья, т.е. сама по себе троична. Вероятно, в языческую пору она называлась бы - Макошь. С зарождением новой жизни и судьбой связана Баба-Яга - древнейшая Богиня Праматерь. Подчас в русских сказках мы встречаем еще ее двух сестер Ягишн. Характерно, что герой или героиня получают от них в подарок путеводный клубок, сродни нити Ариадны, вспомните известный миф в переложении А.Афанасьева под названием "Перышко Финиста ясна сокола").
      Ольга с любопытством смотрела на молодого волхва. Одного этого взгляда было бы достаточно, чтобы Ругивлад исцелился, но он закрыл глаза.
      - Да, у тебя там все давно прошло! - вмешался кот, - А если нет, так мы звери простые, не гордые - могём и зализать!
      - Нет уж, спасибо! У вас не язык - а точильный камень.
      На какое-то время боль утихла. Словен снова поднялся на ноги. Чуть поодаль лежало то, что еще недавно именовалось змеем.
      - М-да... Ну и дока Седовлас!
      Несомненно, чудище было мертво. Да и жило ли оно когда-нибудь? Прорванная в нескольких местах толстыми сучьями чешуя походила теперь на шелуху, какая остается после беличьего завтрака. Она все еще скрывала какие-то внутренности, но те смахивали скорее на детали сложного механизма, сработанного искусными карлами, чем на органы животного. Изодранные перепонки вмиг одеревеневших крыльев сохраняли форму, приданную им при первом и последнем знакомстве с верхушками вековых деревьев.
      - Вот и я дивлюсь! Колдовство! - молвила Ольга.
      - Не худо бы разузнать, где её город, Домагощ разэдакий..., и где холм с раздвоенной вершиной, что мы видали сверху. Потом выберем путь, - заспорил Ругивлад с котом.
      - Это мне, что ли искать городище? - недовольно продолжил Баюн, отрываясь от истинно кошачьего ритуала, доселе он вылизывал мех.
      - Конечно! Или ты полагаешь, что я или девушка лазаем лучше тебя?
      - Старость - не радость! - вздохнул Баюн и, показывая чудеса ловкости, начал быстро карабкаться по стволу суковатой сосны.
      - Учти! Всю смолу я потом заставлю тебя съесть! И шкуру мне тоже, будь ласков, расчеши! Чтоб пушинка к пушинке была! - донеслось сверху.
      - Лезь! Лезь! И без разговоров!
      - Если б кошки были б мышками, то не догадались бы нипочем... Ага! Зрю!
      - И что ты видишь? - крикнул словен снизу.
      - А ты заберись ко мне - вместе поглядим! - отозвался зверь.
      ... Миновали редколесье и углубились в чащу. Густые ели с громадными лапами, стелющимися по земле, стволы, поросшие седым мхом, все лишь подчеркивало вечный полумрак, царящий здесь испокон веков. Языческое царство обступило их со всех сторон. Кот вызвался поискать тропу и убежал. До городища, казалось, рукой подать, но вот уже начало смеркаться, а конца и края нет дремучему лесу. Стих птичий пересвист. Желтая трава отяжелела от росы, вечный труженик - муравей давно спрятался в груде иголок и веток.
      Внезапно у словена возникло ощущение тревоги, да нет, уже не тревоги, он уловил опасность, смерть, таящуюся где-то совсем рядом. Чутье редко подводило Ругивлада, но оно никак не складывалось, не вязалось с окружающей беззаботностью. Ругивлад предостерегающе поднял руку.
      Ольга остановилась, уложив стрелу на послушную одному движению тетиву.
      Хвоя, обильно усыпавшая землю, в десяти шагах от путников зашевелилась и начала вздуваться, подобно тесту. Ругивлад взялся за меч. Колдовские руны, нанесенные умелой рукой на железо, вспыхнули и погасли. Порождение нижнего мира - клинок почуял своего...
      Волосатое бурое существо вылезало из норы. Массивное, состоящее из одних мускулов туловище, безобразная клыкастая морда с острыми, стоящими торчком ушами, и глаза... О эти глаза! В сумраке леса они светились недобрым желто-зеленым огнем.
      -А ведь, мог оттяпать ему башку...? - удивился себе Ругивлад.
      Но поздно рассуждать. Лесной великан поднялся над травами и кустарниками, недовольно рыча. Двусаженный, неуклюжий и еще более ужасный, чем показалось в первый миг. Ольга пронзительно вскрикнула:
      Чудище развернулось и стало принюхиваться. Еще немного и оно углядело бы хрупкую и нежную лакомую добычу. Отвлекая существо от Ольги, Ругивлад выступил из укрытия:
      - Иди сюда, моя лапочка! ...
      "Были бы в Скандии - сказал бы, что лесной тролль, а так - леший и есть!" - мелькнула мысль, даже в минуты опасности волхв оставался верен себе.
      Чудовище, Ругивлад приходился ему по пояс, наконец, увидев добычу, радостно осклабилось. Свисавшая до колен лапа тролля потянулась к воину, показывая внушительные когти. Клинок словена был подобен молнии, но, звякнув о шкуру нечисти, оставил только узкую кровавую полосу. Лесун дико взревел. Человек отскочил. В тот же миг нога, толщиной в вековую сосну, обрушила яростный удар туда, где только что находилась столь желанная добыча. Чудище опять неистово зарычало, запрыгало, да так что деревья загудели, а с вершин посыпались шишки.
      Было бы время - следовало поискать более уязвимое место для удара. Да, вот назло - все заклятия вылетели из головы! Помнил лишь одно, которое только разжигало аппетит.
      - Бежим! - крикнула Ольга.
      Тролль снова обернулся и получил стрелу прямо в грудь. Но это оказалось для него чем-то вроде укуса комара.
      - О боги! Как глупо!
      В тот же миг что-то огромное и не менее мохнатое упало на лешака, подмяло великана и принялось рьяно драть лапами. Шерсть летела клочьями, лешак попытался вскочить и стряхнуть с себя дерзкого врага, да не тут-то было. Когти нечаянного помощника оказались покрепче и поострее иной стали.
      Не дожидаясь окончания поединка, подхватив ношу Ольги, Ругивлад бросился за девушкой сквозь ельник. Вслед неслись нескончаемые завывания и вопли лесуна, обиженного эдаким обращением. Словен и сам поминал Чернобога, но даже прихрамывая, он двигался достаточно быстро, чтобы видеть Ольгу впереди. Трещали сучья, ветки хлестали по лицу, а корни норовили змеями ухватить беглецов за резвы ноги.
      Лес огласился победным душераздирающим кошачьим криком, и все смолкло. Остановились. Ругивлад припал ухом к земле, а Ольга опустилась в изнеможении на траву, ненароком порвав серебристую паутинку... Нить подхватило ветерком, еще несколько мгновений она трепетала, наконец, сорвалась, чтобы умчаться в неизвестные края.
      - Спасибо, чужеземец. Я снова обязана тебе жизнью! Ты смелый! - молвила девушка, переводя дыхание.
      Ругивлад посмотрел на нее, чуть помедлил, наконец, заставил себя отвести глаза:
      - Любой словен поступил бы также.
      - А вот и я! - промурлыкал кот, уложив к ногам Ругивлада что-то бурое и сочащееся кровью.
      Пальцы Ольги испуганно скользнули на рукоять франциски. Баюн усмехнулся и выгнул спину под ладонью глупого человека.
      - Ба, неужто с неба свалился? - обрадовался ему словен, все-таки знакомство с волшебным котом разнообразило жизнь.
      - С него самого!
      - А это что за пакость? - Ругивлад тронул бурое ногой.
      - Трофей, понимаешь ли! Добыча, как это принято у подлинных охотников, - юродствовал зверь.
      Перед ним лежало большое ухо с острыми мочками.
      - Ничего, - смутился Баюн. - Новое отрастет! Будет знать наших!
      Девушка поднесла палец к губам, замерла. Кот тоже насторожился, и Ругивлад изготовил клинок привычным движением. Ольга взялась за лук, последовав его примеру.
      - Конный отряд, шагов за двести. Их тридцать с лишним человек, сообщил кот.
      - Видать, заметили дозорные нашего Змея Горыныча, вот и выслали богатырей порубать гадючку, - предположил словен.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25