Дар Седовласа

Гаврилов Дмитрий
Дар Седовласа

      Дмитрий Гаврилов
      Дар Седовласа
      (Примечание: в связи с пожеланием одного издательства устаревшие и "особо сложные" слова в тексте выделены звездочкой, объяснение им дано в скобках после соответствующего абзаца. При печати авторский комментарий выносится в нижний колонтитул страницы)
      Часть первая. ЧЕРНЫЙ ВОЛХВ
      ПРОЛОГ
      Велико поле Волотово, достопамятно его требище* - груда Велесу, богу мудрому, богу древнему да черному. Сто шагов налево - Гостомыслов холм покат. Сто шагов направо - Буривой лежит здесь, князь, не шелохнется. Ныне поле то быльем поросло, а в прежние времена, всякий словен, что сбирался в дальний путь, сворачивал сюда принести дань Водчему да Стражу троп.
      (* - место, где приносились жертвы, требуемые богу)
      На восток, где встает солнце красное, из самого Господина Великого Новогорода по дороге на вятичи шел перехожий люд - кто с овном, кто с буренкой, кто с иной требою. И не раз пролилась жертвенная кровь у груды каменной. Стояла та зловещая скала на перекрестке алатырем, да издревле утратила она свою изначальную белизну. Мирные требы нес купец да варяг кровь бычачью принимал навий бог во исполнение справедливого суда и праведной мести.
      (* - навий бог - "хтонический", бог Нижнего мира, отец и пастырь мертвых)
      День шел на убыль. Усталое светило, завершая привычный бег, неумолимо клонилось за виднокрай. Кровавые не греющие лучи, точно прощаясь, скользнули по одинокой скале, и ее длинная тень накрыла человека, застывшего при жертвеннике.
      ... Ругивлад наполнил каменную чашу до краев, теперь все его помыслы были посвящены одной заветной цели. Алатырь медленно впитывал жизненную влагу: багровую, ярую, дымящуюся на холодном воздухе Серпеня. По телу пробежала дрожь. Бледный, как мел, он преклонил колени и зашептал:
      - К суду Твоему и помощи Твоей прибегаю, Великий! Не дай свершиться беззаконию, не дай Кривде осилить Правду! Помоги мне, Владыка путей... Век служить тебе стану!
      Только вымолвил, слышит:
      - Карр!
      Волхв быстро обернулся, вскочил. Рядом с капищем высилось толстое да кривое ореховое дерево - человек задрал голову, с риском вывихнуть шею. Огромный, черный, как смоль, ворон, наблюдал за ним с вершины.
      - Никак, услыхал меня, Навий бог?! - обрадовался Ругивлад, - Никак, самого Велеса посланник?!
      Он хотел подойти, но птица, тяжело махнув крылами, сама спустилась на ветку пониже.
      Ворон, и впрямь, не прост. Клюв у него железный, ноги медные, глаз огнем горит, не простым огнем, колдовским.
      - Кар! - снова молвила вещая птица и сверкнула оком - Каррр...! Обидчик твой, словен, далеко ныне, и справиться с ним не просто будет.
      - Где ж искать его, супостата!? Не откажи в милости, мудрый Ворон!? Ты - всем птицам старший брат ...
      Ворон повернул голову и зыркнул другим глазом. Промолчал. Но человек не в первый раз прибегал к волшебству и ведал, требуется спросить трижды:
      - Где найти подлого убийцу! Как сыскать его!
      - Каррр... Ныне путь твой лежит в Киев-град! Там судьбу обретешь, коли не глуп, а дураком уродился - голову потеряешь! Каррр...! Там все узнаешь! ... А теперь ступай, волхв, отсюда, не мешкая, больно жертва твоя хороша... Что дальше будет - не для очей смертного...
      - Спасибо на верном слове! И поклон хозяину твоему! - отозвался Ругивлад и, махнув на прощание, скорым шагом двинулся прочь.
      "Пожалуй, я еще успею к закрытию застав," - решил словен. Он-то помнил, завтра в Славне его будет ждать старый приятель, сотоварищ самого Дюка Волынянина, что собирается в Киявию. Хотя кошель Ругивлада оказался пуст, герой не сомневался - быстрая, как чайка, и стойкая на самых страшных речных водоворотах лодья вскоре примет его на борт. Времена нынче пошли неспокойные, а клинок и вещее слово ценились теперь превыше злата, как иной талан.
      "Уж мы вьем, вьем бороду
      У Велеса на поле...
      Завиваем бороду
      У Влеса да на широком..."
      - Будет с кем путь коротать, - вздохнул он.
      "У Велеса да на широком,
      Да на ниве раздольной,
      Да на горе покатой..."
      - доносилась издалече милая сердцу песня жнецов.
      Ведь не даром скотий бог учил пращуров землю-мать пахать да злаки сеять, да солому жать на полях страдных. Потому и ставили селяне ужинистый сноп в жилище, потому и чтили Велеса как Отца Божьего.
      ГЛАВА 1. ДАР СЕДОВЛАСА
      - Где старшой?
      - А сам кто будешь? - откликнулся новгородец и недоверчиво посмотрел на хлопца сверху вниз.
      - Я-то? А с той деревни и буду! - был ему ответ. Белобрысый щуплый пацан кивнул в сторону холма, где и в самом деле виднелось какое-то селение.
      - Зачем тебе? - удивился мужик.
      - У вас - корабь, у нас - быки, - пояснил малец. - Староста прислал.
      - И то верно. Гляди! Вона Фредлав... - указал новгородец.
      Паренек проследил за его рукой...
      - Ага!
      На пригорке стояли двое. Первый - среднего росту, бородатый, варяг* в богатом кафтане да с лихо заломленной шапкой.
      (* Варяги - наемники, телохранители, что сопровождали купцов в заморских странствиях, а подчас и сами водили караваны, разбогатев. В то же время летописные варяги - общее имя прибалтийских славянских племен, произошедшее от названия племени варингов (варнов, варинов), селившихся на юге Ютландии, на землях Мекленбурга. Варины упомянуты Тацитом (1 век. н.э.). По-видимому сами варинги немало ходили морем ("вар"- вода).
      Внимание мальчика приковал второй. Высокий, с сажень, еще молодой мужчина, слегка сутулый, как это часто бывает среди долговязых. Одежда из черной кожи неизвестного зверя очень шла к бледному небритому лицу. Платье дополняли столь же черный плащ и широкий пояс. Пластины, отливающие металлом, крепились на груди и плечах, превращая одёжу в доспех. Но, главное, меч! Меч с три, а то и все три с половиной локтя был под стать фигуре воина и придавал ей зловещий вид.
      - Ну и жердь! - хмыкнул мальчишка.
      - Сопли подотри, мужиченка! - ответил новгородец, - То не Фредлав. Наш старшой - который ладный да ухватистый. А этот мрачный - то не наш, чужак, одним словом.
      - Так бы сразу и говорил, - пацан ковырнул в носу, подтянул веревку, что служила ему поясом, и деловито зашагал выполнять поручение односельчан.
      - Ну, спасибо, Фредлаф! Мне поспевать в Киев надобно, а вы по непогоде провозитесь не один день...- сказал Ругивлад, хлопнув друга по плечу.
      - Тебе виднее, но "тише едешь - дальше будешь", - отозвался варяг.
      Они обнялись.
      Бросив оценивающий взгляд на жилистого, худощавого словена, Фредлав остался доволен таким осмотром и добавил напоследок:
      - Ступай-ка просекой, никуда не сворачивая. Верст через десять с гаком выйдешь к пристани, а там прямая дорога. Так в Киев и доберешься. Да будет с тобой Один* и его Удача!
      (* Один, Вотан, Воден - верховный бог скандинавского пантеона согласно Эддам, правитель Асгарда, владыка Вальхаллы, владелец мира мертвых, бог письменности и магического знания. Харбард - Седобородый, Игг - Ужас - одни из сотен имен Одина).
      - Не поминай лихом! - молвил словен и, пристроив меч за спиной, двинулся в указанную сторону.
      Не сделав и сотни шагов, он обернулся. Нет, он не верил в худую примету. Но Фредлав уже забыл про Ругивлада и торопил своих корабельщиков, чтобы успеть до темноты.
      - Живей, ребятушки! А ну-ка, навалились! Взяли!
      Лодью вытащили на брег. Дружно поднимая то один, то другой борт, подвели оси с колесами. Купленные на время волока быки, взревели, но, покорные нелегкой судьбе, потащили сооружение лесом. Волов подгоняли частыми громкими криками опытные в таких делах кривичи из ближнего селения.
      Словен знал, путь проторен давно, сама княгиня-мать весен сорок назад отважилась его проверить. Она поднялась по Днепру до волоков у Гнездова, и, очутившись в Западной Двине, направилась к другому волоку, уже в Ловать. Так и вернулась в родную сторону, на Ильмень. На сей раз все было иначе.
      Фредлав вел судно руслом Десны, в которое они попали, оставив позади Угру. Но у варяга были какие-то дела в Чернигове, а словену не терпелось поквитаться с обидчиками. Потому он избрал самую короткую из всех дорог к стольному городу, и их пути с другом разошлись.
      Сам Фредлав - полукровка. Отец варяга некогда покинул Свейскую землю в поисках счастья и обрел его вместе с любовью за морем в Гардарики, на родину он так и не вернулся. Мальчишками, Фредлав да Ругивлад не раз дрались на палках, и хвала богам - ни единожды на мечах.
      - Старый друг - лучше новых двух, и это верно...- думал словен - А все-таки я доберусь быстрее...
      Уже не оглядываясь, он продолжил путь, но не одолел и трех верст, как стало темнеть. Небо налилось пунцовыми тучами, такими тяжелыми, что даже могучие стрибы* во главе с Посвистом с трудом гнали их на юг.
      (* - духи воздуха, упомянутые в Слове о Полку Игореве, "ветры, Стрибожи внуци, веют с моря стрелами")
      - Не видал такого, чтобы месяц Серпень грозил! - подивился путник.
      Впрочем, пока на землю не упало ни единой капли, а небесные громады приобрели пунцовый оттенок. И загрохотало, сперва где-то далеко, потом все ближе и ближе... Ярая молния разодрала сгустившуюся темноту, полоснула по лесу, затем еще и еще...
      - Серчает Перун! Как бы не зашиб! - подумал Ругивлад.
      Но всякий знает, спрятаться в грозу под дерево - верная погибель, Громовник любит смелых, и тех, кто следует прямой дорогой - не трогает. Потому словен продолжал идти просекой.
      Опять громыхнуло. Грудь на грудь сошлись в схватке небесные воители. Бьются не за живот, а за честь, но селянам - страхи да охи. Свирепеет Перун, что не может достать Велеса* молотом. Смеется лукавый бог над немощью простоватого громовержца. Быстрый, словно мысль, ускользает он от извечного соперника, а бывает - как даст в ответ своим жезлом, как вытянет Перуна по спине - только держись.
      (* Велес, Волос, Власий - один из самых древних индоарийских богов, сначала, как бог охоты, затем скотоводства и богатства, покровитель земледельцев, бог волшебства, бог мудрости и творчества, покровитель магических искусств, повелитель зверей. Он - властитель и проводник мертвых, посмертный судия. В православии соотнесен с Николаем Угодником )
      Ругивлад недолюбливал метателя молний, как не терпел он тупой самоуверенной силы, и тех, кто возвышал ее над разумом. Ругивлад ненавидел перуновых служителей, разоривших все прочие капища, в стремлении возвысить своего бога - непокорным на груди выжигали громовой знак. Тучегонитель платил бы словену той же монетой, если б счел его за противника.
      С неба не упало ни капли - не к добру сие, не к добру! Не сбылась, знать, пословица стародавняя:
      "Гонит Перун в колеснице гром с превеликим дождем. Над тучею туча взойдет, молния осияет - дождь и пойдет".
      Внезапно, сама земная твердь содрогнулась до основания и заходила ходуном. Раздался страшный скрежет, по ту и другую сторону просеки повалились столетние сосны. Буйные ветры пробили в небе брешь, устремились вниз и принялись играть в догонялки, бросив путника наземь. Раскаты, однако, стали затихать, они следовали с такими перерывами, будто Перуновой колесницы полетела ось или захромал коренной.
      Сквозь нескончаемый вой Стрибожьих внуков, что так и ярились по земле, словен услыхал стон. Сперва он никак не мог понять, откуда:
      - Воды! Пить мне! Пить подай!
      - Да, тише, вы! Неугомонные! - взмолился молодой волхв ветрам.
      Но альвы* не поняли его.
      (* Альвы, эльфы - духи стихий в германской мифологии, в то же время древняя раса существ, внешне похожих на людей. Альвы не любят прикосновения холодного железа, хотя сами искусные мастера. Их можно увидеть, обладая особым колдовским зрением. В русской мифологии нет слова "альв" или "эльф", но герой наш прибыл из тех мест, где именно так называют духов. Да, и кто же ветра-стрибы и веи, как не духи воздуха? Вспомните о Хозяйке Медной Горы, что вполне соответствует эльфийской княгине из Горы. Огневушка-Поскакушка одна из Народа Огня. Наконец, водяные - духи колодцев, рек, озер - разве это не Народ Вод? Русалки, мавки, лесунки, вилы, полевицы... - словом, славянское язычество знает немало подобных примеров. )
      Ругивлад ведал, есть разные духи. Светлые альвы дружественны богам и людям. Темные - не то что враждуют с кем-то, а просто свыклись с первозданным сумеречным жилищем. На белый свет их калачом не заманишь. Фредлав сказывал, что небесные альвы обликом прекраснее солнца, а темные чернее смолы, хотя ни тех, ни других с роду не видывал. Стрибы - так и вовсе невидимки, поди - угляди!
      - Пить подай!
      Стон доносился из глубины леса. Вот, опять!
      - Воды! Пить мне!
      "Зашиб-таки кого-то, громила!" - выругался про себя герой и, перебравшись через стволы поваленных зеленых гигантов, углубился в чащу.
      Ветра предпочли резвиться на просторе и не преследовали смелого человека.
      - Пить подай! Воды! - снова услышал Ругивлад.
      На пригорке, раскинув руки, лежал мощный старец. Не старик - великан! Одна ладонь его, судорожно сжимая и разжимая пальцы, рвала мох, густо покрывавший пригорок. Во второй - был крепко зажат длинный и, наверное, тяжелый посох с яхонтом на конце. Сей камень никак не вязался с грязными, прожженными до дыр серыми одеждами пилигрима. Голая грудь старца тяжело вздымалась. На ней во всю ширь багровел овальный след, какой случается только после хорошего удара булавой или боевым молотом о доспех.
      Ругивлад приблизил флягу к губам раненого, туда влезло бы полведра, но старик живо опростал ее. У него было смертельно усталое, но все-таки довольное лицо победителя. Копна седых нечесаных волос и лопата бороды внушали почтение к годам.
      Он медленно открыл очи, и словен, едва заглянув в них, отшатнулся и выронил флягу.
      Дед приподнялся, что-то глухо проворчал и запахнул одежды, так, чтобы никто не увидел следы от удара. Затем оперся на посох, показавшийся теперь словену настоящим копьем, и выпрямился, восстал, точно от сырой земли да воды колодезной прибыло невероятной силищи. А росту он оказался великого. Макушкой Ругивлад едва доставал старцу до подбородка.
      Неожиданно земля разверзлась под ними, и началось стремительное падение вниз, вниз... В самую бездну, в самую тьму! Следом поползли и ухнули в пропасть опавшие листья, сучья, ветки, хвоя... Мелькнули змеями корни.
      - Ах ты, черный колдун! Вот так угораздило! - только и успел подумать Ругивлад, а под ногами снова была твердь - холодный, как лед, камень, и ничего более.
      - Спасибо, добрый молодец! Не оставил меня в беде! - сказал старик, отряхивая лохмотья.
      - Не за что! - буркнул словен, но прикусил язык.
      Тяжелый бас Старца, отразившись в сводах глубинной пещеры, наполнил пространство. У Ругивлада аж мурашки пошли по коже.
      Он сделал охранительный знак.
      - Не стоит бояться, Ругивлад! - улыбнулся ведун.
      - А я и не страшусь! - отвечал словен, уже ничуть не удивившись, что незнакомец назвал его, - Но береженого Род бережет!
      Ведовство, как учили волхвы, - особый дар, ниспосланный богами. И тот, кто разумел волшебный язык первозданного мира, кто мог, наблюдая, мудро толковать всякие проявления его, начиная от трели птицы и журчания ручейка до лунного затмения, мерцания звезд и прочих примет - этот человек становился вровень с дарителями. Он не только помнил истинные имена, но и получал право давать их вновь. "Ведать" означало владеть высшим знанием, которое связывало ведуна, его род с могучими стихиями и Правью, таящейся за всем сущим.
      - Если прознал мое имя - не откроешь ли свое? Иль, опасаешься?
      - Отчего же! - отвечал колдун, улыбаясь, и продолжал, нараспев, - Я Тот-кто-идет-вперед и Тот-кто-идет-назад, я - Тот-кто-распознает-обман и Тот-кто-с-длинным-копьем... Звать меня - Длинная Борода, но проще - именуй Седовласом!
      "А что, ежели и впрямь спросить Его?!"
      Не успел словен так подумать, как потянуло в сон. Ругивлад клюнул носом. Веки налились свинцом:
      "Врешь, колдун! Нас не так-то просто взять!" - решил словен.
      Но стоило лишь на пару мгновений сомкнуть ресницы - а может и не на мгновений - и Ругивлад всей кожей ощутил, все вокруг пропитано древним, неподдающимся никакому противодействию колдовством. Повеяло могильным холодом, смертный почуял - подземный мир меняется...
      И вдруг, Дрема отступил, в сон больше не тянуло, а очам предстало...
      - Прах Чернобога*!
      (* Чернобог - бог Нави, бог Нижнего Мира и мертвой, но ожидающей нового превращения, природы. Его капища по-видимому находились близ Чернигова. Один из эпитетов Велеса, посмертный судья. В Авесте есть точное соответствие паре Чернобог-Белобог - это Ангхро-Манью и Ахура-Мазда).
      Сколь бы неожиданными не оказались превращения, Ругивлад успел выхватить меч быстрее. На троне торжественно восседал старый кудесник, по такому случаю одетый в грубую черную суконную хламиду. Он был бос, огромные белые ступни, столь же белые длинные костлявые пальцы, смертельно бледное лицо под зловещей тенью глубокого капюшона придавали сходство с навием. Сверху падал тусклый зеленоватый свет.
      - Мне известно, что за дело у тебя в Киеве, - невозмутимо продолжал Старый Старик, будто и не пытал доселе гостя, - Но было бы неплохо, если б ты рассказал все с начала! Так сподручнее будет уважить и твою просьбу. Я добра не забываю.
      Вот тут-то, почувствовав на себе испытующий взгляд чародея, герой и пожалел, что связался с ним.
      - Присаживайся! - продолжил Седовлас, зевая, и указал на скамью, невесть откуда появившуюся в зале.
      Ругивлад недоверчиво потрогал клинком дерево.
      Стена пещеры подалась в сторону, три зеленых безобразных карла внесли блюдо, полное всякой всячины. Колдун выбрал себе большое краснобокое яблоко, и в широкой ладони кудесника оно заиграло всеми цветами радуги. Не церемонясь, старик вонзил в плод перламутровые волчьи зубы. Брызнул сок. Дед довольно крякнул и благосклонно кивнул слугам - те удалились.
      - Что же ты, молодец, не ешь, не пьешь? Али брезгуешь? - осведомился он, смакуя плод.
      - Прости, хозяин! Кусок в горло не лезет... Ты послушай-ка мою историю с самого истока. Мне таиться боле нечего. Я ведь беглец, но бегу от себя! С тринадцатой весны за мной повелось - сеять лишь тьму и разрушение. Сеять там, где их просто быть не должно. Все красивое, что попадалось на глаза, становилось в них мерзким, безобразным и безжизненным. Вернее - казалось мне таким, но если бы дело было только в этом. Я отталкивал тех, кто мог бы стать мне друзьями. Собаки спасались от меня, как чумные, и жалобно выли. Цветы, что я дарил, вскоре чахли и засыхали. Тогда я решил, что отмечен даром, который хуже самого уродливого иного клейма, я понял, что влеком страшной волной ненависти и смерти. Со временем ее хищная мощь грозила вырасти, неминуемо поглотив и моих ближних, и врагов. Воистину, то был черный дар.
      Хозяин слабо улыбнулся, но прерывать гостя не стал. Ругивлад и так с трудом подбирал нужные слова, будто бы блуждал в закоулках памяти, как в дремучем лесу.
      - Дар являл себя не всегда, - поправился рассказчик, - Случалось, я прозревал и даже мог одолеть чудовищные мысли, что роились в измученном мозгу, но и тогда был бесконечно одинок. Я пытался всегда проникать в суть вещей, хотя зачем это нужно - сейчас уже не пойму... Бывали и светлые дни. В дни прозрений я любил. Мы знали друг друга с детства. Но любовь всегда противостоит холодному уму и противна всякой иной премудрости. Отдавшись любви, я перестал бы владеть собой, а всякий суд над чувством есть ложь по отношению к любимому человеку, даже из желания блага.
      Ругивлад прервал речь и глянул на колдуна, но тот все так же улыбался в бороду и молчал. Тогда, собравшись духом, человек продолжил историю...
      - Страх, что настанет миг, и невозможно будет победить себя. Миг, когда возобладает треклятый черный дар, а несчастную избранницу захлестнет навья Сила. Страх заставил меня отказаться от девушки. Я решил уехать, скрыться, исчезнуть, чтобы разобраться, чтобы очиститься. А любимая не слишком горевала о таком повороте дел. Ей достался простой хороший муж, кажется богатый, и уже попробовавший не одну такую. В четырнадцать лет девушка готова стать матерью. Роду нужны воины, а живучее потомство можно получить лишь от сильного мужика. Я же, мальчишка, отдался знанию и с тех пор поставил рассудок над сердцем...
      * * *
      Парень рос смышленым, схватывал налету, родичам на радость да на изумление. Ему исполнилось четырнадцать, когда, по настоянию дядьки Богумила, отплыл с новгородскими лодьями за море. Туда, где стояла волшебная таинственная Аркона, где расстилалась мифическая Артания*. Туда, где непреступной твердью вознесся над Варяжским морем белый холм Свентовита** и великий Храм.
      (*Аркона - город на о. Руян, совр. Рюген. Знаменитейший культовый центр славян на Западной Балтике. Уничтожен данами в 1168 году. Ральсвик крупнейший славянский город-вик (порт) на Рюгене. Мы отождествляем с землями западных славян Арту из персидских исьточников ( Авеста, Видевдат,1, 16-19) и Артанию - из арабских сочинений. ** Свентовит, Световит, Святовит верховный бог неба и света у западных славян и новгородских словен, бог богов. Во многом схож с греческим Аполлоном. Оба стреловержцы, стрелы их световые лучи, и того и у другого имелся выдающийся во всех отношениях Храм, где жрецы прорицали будущее - Дельфы и Аркона).
      Легенды о Руяне-острове слагались неспроста. Владевшие им руги имели такую грозную славу, что, заслышав одно это имя, спасался в шхерах и дан, и мурманин*, и свей. То было могучее и никем не покоренное доселе племя. Средь прочих славян их знали как непобедимых рьяных воинов, обретших дух зверя. Потому тот остров и называли, кто - Руяном, а чаще - Буяном. Жрецы ругов слыли настоящими чародеями. Потому и чтили в Арконе волхва превыше вельможного князя. Там юнцу предстояли долгие годы ученичества. Там он мог получить истинное имя.
      (* мурманин - так словене называли выходцев из Норвегии, даны и свеи прежнее название германских племен, населявших территорию Дании и Швеции)
      Знакомый купец, желая услужить Богумилу, поклялся скорее сгинуть, но доставить его племянника к самой гавани Ральсвика. Старый волхв торопил подняться по Волхову к Ладоге без хлопот можно было разве весной при высокой воде. Словене скоро миновали студеные волны озера Нево, над которым рыщут в поисках поживы неутомимые ветра-стрибы. Наконец, в неделю при попутном ветре достигли Выжбы. От прежних обитателей сей земли - готов - осталось лишь название. Словене осели тут издавна, постепенно отвоевав у некогда грозного соседа столь важный и удобный на торговых морских путях остров. А от него до Буяна рукой подать, коли Посвист не взбеленится.
      Ветер как раз был северный, когда на торговые лодьи Новагорода, словно коршун из-за туч на белу лебедь, вышел Свей. Быстроходные шнеки появились внезапно, едва Готланд желтоватой полосой растянулся за кормой. Свейские корабли ринулись наперерез, двигались они легко и ходко, даже спустив парус - несколько мощных гребков и... Словом, когда словене заметили врага, викинги уж близились к борту борт и были готовы к яростной схватке.
      Пронзительный свист множества стрел слился с гулом каждой тетивы, и мороз заледенил кожу. Ругивладу казалось - все целятся прямо в него и непременно попадут! Хотелось упасть на дно и больше не вставать.
      Числом свеи едва ли серьезно превосходили новгородцев. Но рухнул навзничь кормщик, франциска* врубилась ему в грудь, ломая ребра. Пытаясь закрыть купца щитом, повалился, пронзенный стрелами, рослый телохранитель...
      (* франциска - боевой топор германских воинов, клинок которого сверху и снизу образует кривые загибы. В случае надобности употреблялся и как метательное оружие.)
      Затем сцепились.
      - Руби кошки! - услышал он страшный крик.
      Орали Ругивладу, полагая, что на большее хилый юнец не годен. Стряхнув оцепенение, близкое к обмороку, судорожно ухватился за топор. Железко высекало икры, но багры держали. Крючья намертво скрепили оба корабля.
      Заскрипели мостки, превращая палубы в арену одной кровавой сечи.
      В отчаянии он обернулся. Да тут уж не разобрать, кто свой - кто чужой! Словенские варяги, верные клятве, "умереть, но не выдать нанимателя", рубились отчаянно, хотя потеряли половину своих. Свеи наседали, напористо, лихо, умело, уверенные в близкой победе.
      Долговязый новгородец, ловко уклонился от секиры, перехватил запястье противника. Кулаком, точно кувалдой, он огрел зарвавшегося викинга, сгреб в охапку, швырнул в воду. Ругивлада умыло солеными брызгами. Яро сверкнул клинок, удачливый враг достал силача косым ударом, в который раз окровавив металл. Парень бросился под ноги викингу и тот, перелетев через словена, ударился о скамью. Нож новгородца с чавканьем по самую рукоять вошел в свея, пригвоздив к палубе.
      - Вот и сочлись! - услыхал Ругивлад.
      Но и сам долговязый уже не встал. Он откинулся к борту, удерживая кишки, выползающие сквозь ужасную рану.
      Внезапно, в разгар боя, не замеченная ни словенами, ни свеями, справа от шнека, выросла новая лодья. По высокому борту этого крупного судна в страшном молчании, предвкушая упоение сечи, стояли обнаженные до пояса воины с горящими от ненависти глазами. Их загорелые тела были расписаны могучими рунами. Руги!
      Откуда взялись? Не наше дело. Видно, сами боги послали!
      Палубу тряхнуло от удара. И разом с десяток свирепо рычащих бойцов ринулось в гущу схватки. Так на силу нашлась мощь, а на умение - мастерство. Дикую ватагу вел Лютогаст. Грозный воин, чьим именем по одну сторону моря пугали детей, а по другую, славянскую, боготворили. Казалось, сам осьмирукий Ругевит* вселился в него! С такой мощью и скоростью разили клинки, повергали, сносили головы, рассекали непрочную плоть, собирая богатую жатву. И с Лютогастом была сама Удача.
      (* Ругевит - семиликий бог войны у ругов, кумир стоял в г.Карензе (Корница) на Рюгене. Он имел восемь мечей и был исполинского роста. Истреблен епископом Абсалоном в 1168 г. По нашему представлению Яровит и Руевит - имена одного и того же рьяного бога войны).
      На шнеке свеев прикончили быстро, тела торопливо сбрасывали за борт, но на лодье, где находился Ругивлад, еще кипел яростный бой. Безысходность придала врагу и силы, и упорства. Купец дрался храбро, но тяжелая секира снесла ему пол-лица. Ругивлада вывернуло, он ухватился за живот, споткнулся о мертвое тело и растянулся на липких от крови и мозгов досках... В тот же миг на юношу кинулся бородатый кряжистый воин с прямым норманнским мечом. Ругивлад швырнул в него первое, что попалось под руку: кисть, еще теплую, со скрюченными пальцами. Воин уклонился, тут же меж ними возник кто-то из воев Лютогаста. Викинг как-то ловко повел оружие вверх. Нежданный спаситель, дрогнув всем телом, стал оседать. Но смазанное, почти неуловимое движение железа достало и его противника. Свей так и рухнул с клинком в шее, из рассеченных артерий струями хлестала алая кровь.
      В страхе от полной беспомощности словен склонился над бойцом, что отдал свою жизнь за жизнь незнакомца. Руг пытался что-то вымолвить, но тщетно, с губ слетал только хрип.
      - Руг... - прошептали замирающие уста. - Руг... волод...
      Парень приблизил ухо к хладным губам павшего.
      - Ругивлад... - послышалось ему.
      - Ругивлад, - ответил он и продолжил торопливо. - Тебя зовут Ругивлад?.. Отныне это мое имя! Я не посрамлю его. Твои братья - мои братья, а сестры - мои сестры. Я буду опорой в старости твоей матери и защитой сыну...
      - Научи... его...! - выдохнул руг.
      "Но сперва всему научусь сам!"- трезво рассудил парень и кивнул.
      Впрочем, эти последние слова предназначались не ему. Рядом на колено опустился Лютогаст, прощаясь с мертвым соратником. Витязь перевел взор на смущенного словена, но юноша встретил этот пронзительный взгляд, не опуская глаз. И этот новый Ругивлад почуял, как расправляются плечи, как неистово бьется в груди сердце, точно вместе с именем принял и гордый дух павшего.
      * * *
      - Решив убежать, я убедил себя в том, что нет Любви без корысти, продолжал Ругивлад, - Люди врут, когда говорят, что "любят".
      - Или хотят обманываться, - поправил Седовлас, принимаясь за новое яблоко.
      - Скажи, колдун, разве можно осознавать Любовь!? Нет! Только чувствовать! И заветные слова "я тебя люблю", включают толику разума, как добиваться ответного чувства.
      - А другой любви ты и знать не желал, - подтвердил старик, лицо хозяина заметно порозовело, а от яблока и огрызка не осталось.
      - "Почему я обязан следовать по пути, предначертанному родом и богами?" - эта мысль не давала мне покоя. Так я усомнился в непререкаемом законе своего смертного племени. Но разве можно все время идти наперекор судьбе? Рано или поздно человек останавливается, и выбрав - превращается в раба этого выбора. Меня учили лучшие волхвы Арконы, день и ночь я вчитывался в черты и резы, но этим лишь усиливал разочарование. Я постигал секреты мастеров клинка и открывал тайны волшебного искусства. Я встревал в самые безумные предприятия. И там, где в девяти случаях из десяти иной бы не уцелел - мне везло... Я странствовал, следуя советам учителей, и повидал немало.
      Седовлас усмехнулся, но и тут ничего не сказал. Похоже, эта бравада весьма занимала старика. Ругивлад поначалу не приметил злой усмешки и продолжал, слегка покачиваясь в такт собственным словам, подчиняясь их ритму. Седовлас топил улыбку в бороде, но когда пальцы кудесника стали как-то странно постукивать по рукояти трона - словен осмелился еще раз глянуть на хозяина. Тот мигом прекратил дробь и кивнул.
      - Увы! Истина всегда рознится с воображением, - горько вздохнул Ругивлад. - Дар требовал жертв, того требовало познание моего черного дара. Я вернулся в Аркону и был на грани помешательства, мне не удалось очиститься - я был верен себе, дар был верен мне. Верховный жрец Свентовита, Велемудр, счел мои метания зрелостью: "Истинный волхв должен сомневаться всегда. Но он непоколебим, когда творит заклятие! Тот, кто покоряет себя самый сильный воин. Постарайся использовать свои способности по назначению. Здесь тебе не найти покоя. Если не можешь никому помочь, то хотя бы не приноси вреда!" И я оставил Храм.