Война Паучьей Королевы - Уничтожение

      Фарон закрыл глаза и помотал головой.
      — Ты в порядке? — спросил проводник, впрочем без особой озабоченности в голосе.
      — Остроумие изменило мне, — отозвался Фарон. — Наверное, я и правда устал.
      Проводник кивнул.
      — Нам нужно запастись едой, — заявил он, обраща­ясь ко всем четверым.
      Квентл не обратила внимания на его слова, а Джег­гред лишь на секунду отвлекся от прикованного цепью демона:
      — Я могу съесть капитана.
      Фарон не стал смотреть на реакцию уридезу, да тот, судя по всему, и не собирался отвечать.
      — Ну а я не могу, — возразил Вейлас. — И никто из остальных тоже.
      По пути не будет возможности остановиться? — спросила Данифай.
      Фарон, улыбаясь, поглядел на красивую загадочную пленницу:
      — Прямо с этого озера мы отправимся через Грань в Глубины Тени. Оттуда на бесконечный Астраль­ный Уровень. Оттуда в Абисс. На этом пути встретить придорожные гостиницы... маловероятно по меньшей мере.
      — То есть, — встрял Вейлас, — их там не будет вовсе.
      — Что ты задумал, Вейлас? — поинтересовался Фа­рон. — О чем речь?
      Проводник устроил очередное представление с по­жиманием плечами и повернулся к Квентл:
      — На сколько мы отправляемся?
      Квентл едва не шарахнулась от этого вопроса, и Джег­гред повернулся и злобно глядел ей в спину мгновение-другое, прежде чем снова переключить внимание на пле­ненного уридезу.
      — Месяц, — ответил вместо нее Фарон, — шестнад­цать дней, три часа и сорок четыре минуты... плюс-ми­нус шестнадцать дней, три часа и сорок четыре минуты.
      Квентл мрачно уставилась на Фарона, лицо ее было бледным.
      — А мне казалось, остроумие покинуло вас, Мастер Магика, — сказала Данифай. Она тоже повернулась к Квентл. — На такой вопрос невозможно ответить точно, я понимаю, госпожа, но хотя бы примерно?
      Она глянула на Вейласа: белые брови крутыми ду­гами выделялись на гладком черном лбу. Вейлас кив­нул, продолжая смотреть на Квентл.
      — Дело лишь в том, что я понятия не имею, — про­изнесла наконец настоятельница Арак-Тинилита.
      Остальные дроу приподняли брови. Глаза Джеггреда сузились. Такого не ожидал никто.
      — И никто из нас не знает, — продолжала она, не обращая внимания на их реакцию. — Когда мы будем на Дне Дьявольской Паутины, Ллос поступит с нами так, как сочтет нужным. Если надо брать с собой про­визию, значит, нам потребуются припасы на дорогу ту­да и, возможно, обратно. Если Ллос решит позаботиться о нас, пока мы будем там, — да будет так. Если нет, пища нам не понадобится, по крайней мере такая, какой можно запастись в этом мире.
      Верховная жрица крепко обхватила себя руками за плечи. Все увидели, что ее трясет от нескрываемого ужаса.
      Фарон был слишком ошеломлен, чтобы следить за реакцией остальных. Наконец низкое, рокочущее рыча­ние Джеггреда привлекло его внимание, и он, обернув­шись, увидел, что взгляд дреглота прикован к Квентл, успешно игнорировавшей своего родственничка из Абисса.
      — Вы рассуждаете, будто люди! — прорычал дреглот. — Говорите об Абиссе, словно это какой-то злоб­ный пес, который может укусить вас за задницу, и по­этому вы на всякий случай никогда не оторвете ее от стула. Вы забываете, что для вас Абисс всегда был охот­ничьим угодьем, хотя вы чаще охотитесь между Уров­нями. Дроу вы или нет? Хозяева этого и других миров? Или же вы...
      Джеггред замолчал, стиснул челюсти и вновь обра­тил холодный взгляд на уридезу. Демон-капитан смот­рел вдаль.
      — Ты слишком категоричен, уважаемый дреглот, — заговорила Данифай, ее чистый голосок эхом отразился от водной глади. — Не страх ведет нас в путь, я уверена, а необходимость.
      Джеггред медленно обернулся, но смотрел он не на Данифай. Вместо этого глаза его вНовь отыскали на­стоятельницу Арак-Тинилита. Похоже было, что Квентл — по крайней мере так показалось Фарону — провалилась в Дремление. Джеггред коротко, резко выдохнул сквозь широкие ноздри и клыкасто улыб­нулся Данифай.
      — У страха, — сказал дреглот, — есть запах. Данифай тоже улыбнулась полудемону в ответ:
      Страх Паучьей Королевы наверняка пахнет луч­ше всего.
      — Да, — вмешался в разговор Вейлас, в то время как Данифай и дреглот продолжали смотреть друг на друга со странным выражением на лицах. — Ладно, все это замечательно, но наверняка кто-нибудь да знает, сколь­ко времени займет у нас дорога туда и сколько — об­ратно.
      — Десять дней, — заявил Фарон, не видя другого спо­соба покончить с этим, чтобы он мог отдохнуть и восста­новить свою магию. — В один конец.
      Проводник кивнул, и никто не стал спорить. Джег­гред снова уставился на капитана, а Данифай достала точильный камень и принялась править кинжал. Змеи в плетке Квентл нежно обвились вокруг верховной жрицы и одна за другой начали задремывать.
      — Тогда я пошел, — сказал Вейлас.
      — Пошел? — переспросил Фарон. — Куда?
      — Думаю, в Шамат, — отозвался проводник. — Он довольно близко, и у меня там связи. Если я пойду один, то быстро обернусь туда и обратно, и ни одна душа из тех, кто не боится Бреган Д'эрт, даже не узнает, что я там был.
      — Нет, — произнесла Данифай, изумив и Вейласа, и Фарона.
      — У молодой госпожи есть другое предложение? — осведомился Фарон.
      — Шиндилрин, — сказала она.
      — С чего бы это? — поинтересовался маг.
      — Он ближе, — ответила Данифай, — и им не правят варауниты.
      Она со значением взглянула на Вейласа, и Фарон позволил себе ухмыльнуться.
      — Я устал, — заговорил Мастер Магика, — так что моя речь в пользу Вейласа будет слабовата. Он из Бре­ган Д'эрт, молодая госпожа, и его преданность принад­лежит тому, кто платит. Я не верю, что наш проводник будет создавать нам проблемы, меняя богов. И если он может добраться до Шамата и обратно быстрее, так дай­те ему делать то, для чего его наняли.
      — Он пойдет в Шиндилрин, — сказала Квентл, так невыразительно и тихо, что Фарону показалось, будто он неправильно расслышал.
      — Госпожа? — переспросил он.
      — Ты слышал, — ответила она, наконец обернувшись к нему. Квентл Бэнр задержала на нем холодный взгляд, и Фарон выдержат его. Она повернулась к Вейласу. — ШиЛдилрин.
      Если проводник и собирался спорить, он быстро пере­думал.
      — Как изволите, госпожа, — отозвался Вейлас.
      — Я пойду с тобой, — заявила Данифай, обращаясь к Вейласу, но глядя на Квентл.
      — Один я смогу идти быстрее, — возразил тот.
      — У нас есть время, — сказала пленница, продолжая смотреть на Квентл.
      Верховная жрица медленно повернулась к Данифай. Взгляд ее холодных красных глаз потеплел, скользя по изгибам девичьей фигуры. Данифай едва заметно вы­гнулась, вызвав улыбку у Фарона, которого это столь же позабавило, сколь и поразило.
      — Шиндилрин... — сказал маг. — Я бывал там раз-другой. Порталы, да? Город, напичканный порталами, которые в одно мгновение могут перенести вас из одно­го конца Подземья в другой... или еще куда-нибудь.
      Данифай обернулась к Фарону и ответила ему такой же улыбкой — удивленной и довольной.
      — Сколько у нас времени? — спросил Вейлас, по-прежнему игнорируя все эти едва уловимые, беззвуч­ные диалоги «за сценой».
      Фарон пожал плечами:
      Пять дней... может, семь. За этот срок я, пожалуй, обеспечу корабль едой.
      — Я успею, — отозвался проводник Бреган Д'эрт. — Но только-только.
      Наемник смотрел на Квентл, ожидая ответа, и Фарон вздохнул, подавляя разочарование. Он тоже взглянул на Квентл, ласково поглаживавшую голову одной из своих змей. Остальные спали, а эта извивалась в воздухе возле гладкой эбеновой щеки жрицы. У Фарона было отчет­ливое ощущение, что змея разговаривает с нею.
      Внимание Фарона привлек некий звук, и он увидел, что Джеггред беспокойно заерзал. Взгляд дреглота пере­бега! с тетки на змею и обратно. «Интересно, — подумал Фарон, — не может ли дреглот слышать беззвучный, мен­тальный разговор верховной жрицы со змеей? Если да, значит, то, что он услышал, рассердило его».
      — Ты возьмешь с собой Данифай, — сказала Квентл, не сводя глаз со змеи.
      Если Вейлас и был раздосадован, он не показал ви­ду. Вместо этого проводник просто кивнул.
      — Выйдете, как только будете готовы, — добавила верховная жрица.
      — Я уже готов, — ответил Вейлас, может, чересчур поспешно.
      Змея изогнулась, чтобы посмотреть на него, и про­водник нахмурился, глядя в ее черные глазки. Фарон был в восторге от происходящего, но усталость брала свое, и тем быстрее, чем дольше затягивалась дискуссия.
      Квентл снова устроилась отдыхать у костяного по­ручня бессмертного корабля. Последняя из змей опус­тила голову на ее бедро.
      — Мы сейчас погрузимся в Дремление, Фарон и я,— сказала наставница Академии. — Джеггред останется на страже, а вы двое отправляйтесь в путь.
      Данифай поднялась и тихо произнесла:
      — Благодарю вас, гос..
      Квентл остановила ее коротким взмахом руки, потом верховная жрица закрыла глаза и села очень прямо. Джеггред снова зарычал, негромко и глухо. Фарон тоже приготовился скользнуть в Дремление, но не мог отде­латься от беспокойства, видя, как дреглот смотрит на свою госпожу.
      Данифай надета заплечный мешок, и Вейлас тоже со­брал свои пожитки. Девушка подошла к Джеггреду и ле­гонько коснулась рукой вздыбленной белой гривы дреглота.
      — Все в порядке, Джеггред, — шепнула она. - Мы все устали.
      Джеггред едва заметно подался навстречу ее прикос­новению, и Фарон отвел взгляд. Рычать дреглот пере­стал, но Фарон чувствовал, что полудемон следил за каждым движением Данифай, пока та не исчезла вслед за Вейласом в созданном проводником пространствен­ном портале.
      «Почему Шиндилрин?» - спросил себя Фарон.
      Образ девушки, которая успокаивающе гладит гриву дреглота, сопровождал мага на пути в беспокойное Дрем­ление.

ГЛАВА4

      В подземелье, на глубине примерно в полумилю под развалинами наземного города Тилвертона, бежа­ли два темных эльфа.
      Данифай тяжело дышала, пытаясь поспевать за Вей­ласом, но все же отставала от него на несколько шагов. Проводник то ли бежал, то ли быстро шел, порой каза­лось, будто его ноги вовсе не касаются скользкого камен­ного пола туннеля. Когда они миновали последние из головокружительной, стремительной череды врат, Вейлас сказал ей, что им удалось преодолеть больше половины пути до Шиндилрина, и всего лишь за один день. Дани­фай восхищало мастерство, с которым проводник ориен­тировался в Подземье, хотя ей решительно не нравилась в нем явная нехватка честолюбия и настойчивости. Он, похоже, был доволен своим положением наемника-про­водника и мальчика на посылках при Квентл Бэнр — а сама мысль о подобном была Данифай абсолютно чужда.
      «В конце концов, — думала она порой, — Вейлас все­го лишь мужчина».
      Проводник вдруг остановился так резко, что Дани­фай неловко оступилась, чтобы не налететь на него. Ра­дуясь возможности передохнуть, она не стала выражать недовольство.
      — Что?.. — начала было она, но Вейлас поднял руку, призвав ее к молчанию.
      Данифай, хоть и прожила столько лет пленницей, рабыней глупой и бестолковой Халисстры Меларн, не привыкла к тому, чтобы ей затыкали рот. Она рассви­репела от бесцеремонности проводника, но быстро ути­хомирилась. Вейлас был сейчас в своей стихии, и если он требовал молчания, то от этого, возможно, зависела их жизнь.
      Он обернулся к ней, и Данифай с удивлением обна­ружила, что на его лице нет и намека на раздражение или досаду, хотя единственное произнесенное ею слово все еще отдавалось слабым эхом в холодном, неподвиж­ном воздухе пещеры.
      — Впереди еще один портал, — жестами показал Хьюн. — Он перенесет нас далеко, прямо к восточным вратам Шиндилрина, но я очень давно не пользовался им.
      — Ты ведь проходил через него раньше, — беззвучно напомнила девушка.
      — Порталы, а особенно такие, как этот, они, как трак­тиры, — объяснил Вейлас, — притягивают к себе.
      — Ты что-то чувствуешь? — спросила младшая жрица.
      Чуткий слух самой Данифай не улавливал никакого шума, а столь же чувствительный нос — никакого запа­ха, кроме запаха проводника и ее самой. Это не значило, что они одни.
      — В Подземье ты никогда не бываешь один, — слов­но прочитав ее мысли, ответил Вейлас
      — И что это такое? — осведомилась она. — Можем мы обойти его? Или убить?
      — Может, и ничего, — отозвался он, — наверное, ни­чего, надеюсь, что это так.
      Данифай улыбнулась. Вейлас склонил голову набок, удивленный и озадаченный ее улыбкой.
      — Оставайся здесь, — жестами показал он, — и не шуми. Я пойду вперед.
      Данифай поглядела назад, туда, откуда они пришли, потом вперед, в том направлении, куда они двигались.
      Оба конца туннеля — футов двадцать пять—тридцать в ширину и примерно столько же в высоту — терялись во тьме.
      — Если ты бросишь меня... — пригрозила Данифай жестами и холодным, жестким взглядом.
      Вейлас никак не отреагировал. Казалось, он просто ждал, когда она закончит.
      Данифай еще раз взглянула на кажущийся бесконеч­ным туннель впереди — всего на долю секунды. Когда она повернулась обратно, Вейлас уже исчез.
      * * *
      Рилд медленно водил точилом по острому как бритва клинку Дровокола. Магическое оружие вряд ли нужда­лось в заточке, но Рилд обнаружил, что ему всегда луч­ше думается, когда он занимается простой солдатской работой. Сам по себе меч не выказывал никаких призна­ков разума, но Рилд еще годы назад убедил себя в том, что Дровоколу приятно, когда ему оказывают внимание.
      Рилд был один в разваливающейся, оплетенной рас­тениями лачуге, которую они делили с Халисстрой. Зву­ки и запахи окружающего леса ухитрялись вторгаться сюда даже теперь, когда он остался наедине со своим мечом и своими мыслями. Рилд понимал, что сейчас рас­слаблен, насколько это вообще возможно, — на Поверх­ности, при дневном свете, под бескрайним небом — по крайней мере, когда рядом не было Халисстры.
      Мастер Мили-Магтира оказался один, потому что его не пригласили в круг, к которому должна была при­соединиться Халисстра. Эти чудные еретики — назем­ные эльфы — что-то затевали, а Халисстра и ее вновь обретенная забава — Лунный Клинок — явно играли в этом важную роль. Рилд убил свирепого зверя, который напал на него, и, как бы ни пыталась Фелиани объяс­нить ему, он не мог понять, почему это сделало его изгоем. Кроме того, Рилд знал, что его выдворили не только из-за этого.
      Он сидел в одиночестве потому, что, в отличие от Халисстры, не отрекся открыто от Паучьей Королевы не признал публично ее обожженную солнцем соперни­цу, Покровительницу Танца. Рилд не понимал эту их легкомысленную богиню. Покровительница Танца? Они что, намерены провести всю жизнь в плясках? Что за странное божество способно черпать — не говоря уж о том, чтобы использовать, — силу в столь бессмысленном занятии, как танцы? Ллос была жестокой и капризной повелительницей, и жрицы строго охраняли ее власть, но она была Паучьей Королевой. Пауки — сильные, изо­бретательные хищники и живучие. Рилд мог вообразить себя пауком. Пауки не знают жалости и никогда не про­сят пощады. Они плетут свои сети, ловят добычу — и живут. У пауков есть разум, у пауков есть сила, а сила — это все, что нужно любому дроу. Но, видимо, не любому.
      Однако Рилд знал, что есть и третья причина, но которой он сидит здесь и точит меч, в то время как женщины замышляют заговоры и строят планы: дело как раз в том, что он не женщина. В Мензоберранзане Рилд Агрит был высоко ценимым и уважаемым воином, солдатом, имеющим влиятельных друзей и должным об­разом зарекомендовавшим себя перед начальством. Он жил безбедно, владел кое-какими вещицами, напитанны­ми могущественной магией, — этот большой меч был не последней из них, — и ему даже доверили стать одним из основных участников жизненно важной экспедиции, направленной на поиски умолкнувшей богини. Но не­смотря на все это, Рилд Агрит был мужчиной. Поэтому он был обречен быть вечно вторым и отлично знал, что ему вряд ли удастся уравнять шансы. Он мог возглав­лять других мужчин, других воинов, но никогда не мог бы командовать женщиной. Его мнением могли поинте­ресоваться и даже порой принять его в расчет, но ему никогда не будет принадлежать решающий голос. Он мог быть солдатом — орудием, инструментом, — но ни­когда — лидером. Ни в Мензоберранзане, среди дочерей Ллос, ни в этом палимом солнцем лесу, среди танцую­щих жриц.
      Три причины, чтобы быть существом второго сорта здесь, размышлял Рилд, в то время как дома — только одна, третья. Три причины, чтобы вернуться в Мензоберранзан.
      И одна причина, чтобы остаться. В долгие часы одиночества Рилд частенько думал о том, чтобы вернуться в Подземье. Фарон и остальные, должно быть, пошли дальше, продолжив свой путь. Воз­можно, все они уже забыли про Мастера Мили-Магтира, вместе с ними покинувшего Город Пауков. Рилд не питал иллюзий насчет своей ценности в глазах тех, кто подобен Квентл Бэнр, а Фарон по крайней мере однажды доказал, что жизнь Рилда куда менее важна, чем удобство мага, не говоря уже о благополучии самого Мастера Магика.
      Однако Фарон был предсказуем. Рилд знал мага, знал, чего ожидать, даже если это означало ожидать пре­дательства. Фарон был темным эльфом, и не просто был им, но склонен был наслаждаться всем тем, что состав­ляет сущность дроу. Квентл Бэнр такая же, именно по­этому они так раздражают друг друга. Эти двое и остальные — даже немногословный Вейлас Хьюн — то­же как пауки: предсказуемые и живучие. Рилд и себя считал точно таким же, и ему ужасно хотелось оказаться в компании себе подобных.
      Пока он не вспоминал о Халисстре. За годы жизни в Мензоберранзане он наслаждался обществом немалого числа женщин, но, как и любой мужчина в Городе Пауков, отлично знал, что нельзя позволять привязанности заходить слишком далеко. Время от времени ему сообщали, что он является иг­рушкой, орудием, объектом флирта, исполнителем, но никогда не слышал этих странных слов, слов наземных эльфов: возлюбленный, спутник, друг, муж. До Халис­стры все эти слова не имели для него смысла.
      Рилд пытался снова и снова, но так и не мог понять, чем так приворожила его Первая Дочь Дома Меларн. Он даже прибегал к уникальным способностям Дровокола, пытаясь рассеять магию, которую она, возможно, нало­жила, чтобы привязать его к себе, — но магии не было. Она не произносила заклинаний, не пела баллад баэ'кве-шел, не давала ему никакого зелья, чтобы так околдовать его. Она, размышлял Рилд, даже не делала и не говорила ничего, что особо отличалось бы от слышанного им преж­де, разве что в прошлом дюжина — а может, больше — женщин-дроу, обладавших им, произносили те же слова с насмешкой или даже с холодной, горькой иронией.
      Халисстра просто улыбалась ему, смотрела ему в глаза, прикасалась к нему, целовала его, глядела на него со стра­хом, желанием, печалью, болью, гневом, отчаянием... гля­дела на него с искренностью. Рилд прежде никогда не видел ничего подобного, ни на черном лице темного эль­фа, ни в прохладном сумраке Подземья. Он всегда ощу­щал, когда она рядом, словно от нее исходили какие-то волны, на которые были настроены его чувства. Она была просто Халисстра, и ошеломленный Мастер Мили-Маг-тира понял, что этого вполне достаточно. Одного ее при­сутствия хватило, чтобы оторвать его от жизни, которая была и должна была оставаться и дальше удавшейся на­столько, насколько вообще мог рассчитывать мужчина-дроу.
      И вот он здесь и снова вынужден терпеть то же от­ношение, он по-прежнему мужчина, на чью крепкую ру­ку случае нужды можно рассчитывать, но которого за один стол с собой не сажают.
      И тут в голову Рилду пришла четвертая причина по которой он был один и в этот день, и во многие предыду­щие, и воин позволил оглушительной мысли вспыхнуть в его сознании, но лишь на краткий миг.
      «Они хотят убить ее, — подумал он, и холодок побе­жал у него по спине, а точильный камень, столь неспеш­но, тщательно и ритмично скользивший по острию клин­ка, вдруг замер. — Они хотят убить Ллос».
      Рилд закрыл глаза и глубоко вздохнул, чтобы ути­хомирить внезапно зачастившее сердце.
      Так вот почему Халисстру отправили на поиски Лун­ного Клинка. Вот почему жрицы Эйлистри мирились с явно неприятным для них присутствием Мастера Ми-ли-Маггира — по требованию Халисстры. Вот почему Халисстра осталась здесь и держится с уверенностью и спокойствием, которых он раньше у нее не видел... да, ни разу со времен бегства из разватин Чед Насада. Вот почему Халисстра больше не дрожит от страха. Вот ради чего она просыпается утром и живет днем.
      Во имя Эйлистри Халисстра Меларн намеревается убить Королеву Паутины Демонов, пока та спит. Рилд снова принялся точить меч и улыбнулся. «Может быть, — подумал он, — Халисстра тоже боль­ше похожа на паука, чем хочет это признать».
      * * *
      Вейлас держал в левой руке кристалл и внимательно разглядывал зал. Он стоял в густой тени там, где тун­нель — очень старый ход, проделанный раскаленной ла­вой, — открывался в пирамидальную пещеру. Древний монастырь был хорошо виден даже невооруженным гла­зом. У северной стены похожей на собор пещеры, спра­ва от Вейласа, находился каменный полукруг радиусом около семидесяти пяти футов. Полукружие стены взды­маюсь на высоту двух сотен футов и там закруглялось, образуя купол, вершина которого возвышалась еще на тридцать-сорок футов над сооружением. Высоко в сте­нах виднелись два громадных узких окна, в высоту не больше роста Вейласа, но длиной под восемьдесят фу­тов. Вору пришлось бы с риском для жизни карабкаться по кирпичной стене около сотни футов, прежде чем он смог бы проскользнуть внутрь. Между двумя высокими окнами и на несколько футов ниже их проглядывались темные отверстия поменьше, но все же достаточно боль­шие, чтобы Вейлас смог войти в них, не пригнувшись.
      Под этими круглыми отверстиями прямоугольный по­нижающийся проход вел внутрь, в черную как смоль темноту внутри развалин.
      Окна, два круглых отверстия по бокам прямоугольного проема, придавали разрушенному монастырю сход­ство, очевидно умышленное, с нахмурившимся лицом.
      На верхней «губе» рта сформировались сталактиты, они торчали, словно неровные зубы, а капающая с по­толка вода за века образовала на куполе отложения, так что на макушке огромной головы виднелось белое пят­но, похожее на лихо заломленную шляпу. Вейлас не хотел даже представлять, какие мрачные ритуалы могли совершаться перед этим исполинским лицом. Столетия, прошедшие с той поры, как древние обитатели покину­ли храм, не пощадили сооружение, но Вейлас знал, что упрятанных внутри его врат не коснулись губительные последствия воздействия воды, плесени и землетрясе­ний. Вейлас дважды, хотя и много лет назад, залезал в этот осыпающийся унылый рот и проходил между двух изрезанных рунами колонн, чтобы оказаться в двух сот­нях миль от этих мест, на северо-западном берегу озера Талмиир, откуда рукой подать было до Шиндилрина.
      Проводник знал, что этим порталом пользовался не он один.
      Кристалл обычно был приколот к его рубахе — маги­ческому одеянию, которому во многом Вейлас был обя­зан своей ловкостью и молниеносной реакцией, — вместе с множеством других магических безделушек, собранных им за долгую жизнь на просторах Подземья. С помощью этого кристалла проводник мог видеть то, чего не видели другие, — многое из ставшего невидимым благодаря ма­гии, не важно, врожденной или сотворенной.
      Вейлас медленно и тщательно обследовал основание огромного лица, потом пространство слева от него, вдоль неподвижного озерца черной воды, разделившего круглую пещеру надвое. Напротив него в наклонной стене видне­лась невысокая пещерка и другая, поменьше, — еще один прожженный лавой ход, похожий по размерам на тот, по которому пришел Вейлас, — выше и правее. Проводник принялся разглядывать крышу разрушенного монастыря и тут услышал, как позади в туннеле топочет Данифай.
      Вейлас не стал отрываться от неспешного, методич­ного обследования сооружения. Он знал, что Данифай пройдет мимо, едва не задев его плечом, но нипочем не заметит его. Он велел ей ждать, и если она пренебрегла его предупреждением, это ее дело.
      «Пусть топает дальше, — подумал он. — Пусть...» Вейлас застыл, увидев в кристалле то, что могло быть лишь кончиком когтя, ухватившегося за крышу монас­тыря. Затаив дыхание, проводник Бреган Д'эрт на пол­дюйма отклонил голову и повел кристаллом, который по-прежнему держал возле левого глаза, вдоль куполо­образной крыши древнего лица.
      Существо, отдыхающее наверху развалин, было не слишком большим, во всяком случае для дракона. Не выше самого Вейласа, с размахом крыльев, может, в два раза больше своего роста; тварь удобно свернулась коль­цами, но настороженно поглядывала сверху. Хотя крис­талл склонен был стирать краски с изображаемой кар­тинки, Вейлас знал, что чудовище именно такого серого цвета, каким видится в магическом стекле. Даже в крис­талле оно было едва различимым, как бы размазанным, словно нарисованным на огромном лице акварелью.
      «Так вот как ты прячешься, — подумал Вейлас. — Сливаешься с темнотой».
      Данифай прошла мимо него и неосторожно направи­лась прямо к выходу из туннеля. Она постояла мгнове­ние, касаясь рукой каменной стены и разглядывая пеще­ру. Вейлас мог бы поклясться, что она не видит дракона на макушке каменной головы, но последний быстрый взгляд в кристалл показал ему, что дракон увидел ее: он медленно расправил кольца и распростер крылья.
      Вейлас скользнул в пещеру, в немалой степени рас­считывая на свою подготовленность и опыт, но при этом он не счел зазорным призвать на помощь и силу маги­ческого кольца, чтобы ускорить свои движения. Мифриловая кольчуга заглушала любые звуки, которые он мог издать при движении, и помогала его ногам ступать уве­ренно и бесшумно. Держась все время в тени, не позво­ляя ни единому случайному отблеску света сверкнуть на металле оружия, Вейлас спустился по наклонному ходу к округлому выходу, в зияющую черноту пещеры.
      Он рискнул бросить мимолетный взгляд на сущест­во, очертания которого едва мог различить в сумраке под сводом пещеры, и то лишь зная, что оно там. Еще проводник отважился раз-другой оглянуться на Дани­фай, которая не спеша и на удивление грациозно спу­скалась в чашу пещеры. Она оглядывалась по сторонам, но вверх не смотрела. Взгляд ее ни разу не задержался ни на Вейласе, ни на сером, будто камень, драконе.
      Данифай медленно направилась к озерцу, и Вейлас достал из-за спины небольшой лук. Он наложил стрелу и натянул тетиву.
      Эта женщина, по сути, сама преподносила себя чудо­вищу на серебряном блюде, и, как бы ни хотелось Вей­ласу позволить ей пожинать плоды собственного безрас­судства, его останавливала мысль о Квентл. Верховная жрица, похоже, питает симпатию к пленнице Дома Ме­ларн, раз без колебаний отобрала ее у женщины из Чед Насада. Вейласу совсем не улыбалось получить жесто­кую трепку за то, что он позволил девице умереть, когда у Кйентл имеются свои виды на Данифай, помимо слу­чайных любовных утех.
      — Вейлас? — крикнула младшая жрица в неподвиж­ную темноту пещеры.
      Голос ее подхватило эхо. Вейлас сжался. Дракон взмахнул крыльями.
      * * *
      Нимор Имфраэзл сверху наблюдал, как дергары сра­жаются с пауками. Воины-дроу — все мужчины — вы­ехали на бой на этих огромных существах. Пауки легко скользили по земле, а наездники неподвижно и прямо сидели в седлах. Верховые были вооружены длинными пиками — вещью для дергаров непривычной, поскольку оружие большой длины редко встречалось в ограничен­ных пространствах Подземья, — и они накалывали на них одного серого дворфа за другим, прежде чем тем удавалось пустить кровь хотя бы одному темному эльфу.
      Всадники на пауках безнадежно уступали в числен­ности ордам дергаров, продолжавшим осаждать медлен­но гибнущий Мензоберранзан, и Нимор был готов по­жертвовать несколькими серыми дворфами ради воз­можности увидеть, как сражаются дроу. Надо отдать им должное, они были хороши. Пауки убили дергаров не меньше, чем пики, но при этом чудовища ни разу не вышли из повиновения всадникам. В общем, это был красивый кровавый танец.
      В центре отряда паучьих наездников ехал мужчина-дроу в великолепном мифриловом доспехе, буквально светящемся от магии. У него, как и у остальных, тоже была пика, но он не колол ею врага. Он держал ее ост­рием вверх, и на ней в холодном воздухе Подземья реял длинный узкий стяг. Через минуту-другую Нимор узнал изображенный на знамени знак. Всадники представляли Дом Шобалар — один из меньших Домов, но верный Дому Бэнр и знаменитый по всему населенному дроу Подземью своей умелой и безупречно обученной кава­лерией. Темный эльф со знаменем, должно быть, был их командиром.
      Один из всадников прикончил двоих дергаров сразу, пронзив их одним ударом, а потом воспользовался ве­сом их тел на конце пики, чтобы повалить еще троих их собратьев на каменный пол пещеры. Нимор улыб­нулся.
      Он наведался именно в этот туннель после того, как трижды ему сообщили о какой-то необычной активнос­ти. Всего днем раньше дергары сумели убить здесь раз­ведчика мензоберранзанцев, и даже глупые дворфы знали, что там были и другие дроу, которые сбежа. Этот проход охранялся не слишком хорошо, и он приглядывал за ним, будучи уверенным, что мензобер-ранзанцы попытаются прорваться именно в этом месте.
      После убийства лазутчика Нимор вынудил кронприн­ца Хоргара направить туда подкрепление, но лишь не­большое. Достаточное, как надеялся Нимор, чтобы при­влечь дроу, но явно не настолько, чтобы наглухо пе­рекрыть туннель. Нимор хотел выманить их, и эти самоуверенные аристократы клюнули на приманку.
      Нимор парил в воздухе, укрытый заклинанием не­видимости, своим пивафви, еще одним заклинанием, не позволяющим обнаружить его с помощью подобной же магии, и еще одним, которое должно было отвлечь вни­мание противников, если бы тем вздумалось посмотреть вверх, прямо на него. Всего этого плюс непосредствен­ной угрозы со стороны дергаров было достаточно, что­бы он мог выжидать и спокойно наблюдать за тем, как начальник паучьих всадников направляет своего скаку­на в самую гущу боя, прямо под Нимором.
      Коснувшись броши со знаком Жазред Чольссин, Ни­мор медленно спланировал вниз, по-прежнему укрытый магией от чужих глаз. Опустившись, он достал кинжал — совершенно особенный кинжал — и, зависнув над пау­ком в считаных дюймах позади командира наездников, легонько чиркнул лезвием по основанию шеи дроу. Там как раз было подходящее местечко между шлемом и ки­расой.