Падение Арконы

      Однажды озабоченный тайным указанием епископа настоятель застал юношу на месте преступления. Парень окунал большую серую крысу в бочку, не давая ей выбраться из воды. Животное рулило хвостом, изо всех сил перебирало лапками, но усталость тянула на самое дно.
      - Что ты делаешь, сын мой! - вопрошал настоятель.
      - Вершу суд над нечистой тварью, отец! - смиренно отвечал тот, потупив взор.
      Лучшей рекомендации и не требовалось...
      Вскоре Флорентиец стал подмастерьем у епископского палача. Являлось ли это маленькой местью со стороны неудовлетворенного святого настоятеля? Вряд ли. На какое-то время Флорентийцу почудилось, что судьба, наконец, повернулась к нему лицом.
      Он жадно впитывал в себя все бредовые признания испытуемых, проявляя нечеловеческое рвение в таких занятиях, дабы вызнать все в подробностях. Потом, редкими свободными ночами он пробовал тайно повторять мерзкие языческие ритуалы.
      Увы, все они, за исключением рецепта сведения бородавок, оказались шарлатанством.
      Когда же очередь дошла до настоящего чародея, то палач лично занялся им под присмотром самого епископа, который запретил юноше присутствовать на допросе. Подмастерье был в отчаянии и, как оказалось, зря - палача после дознания удавили стражники на его же дыбе. Однако, тогда он этого не знал, а знал лишь то, что фортуна в очередной раз пытается отобрать у него шанс, который сама же и преподнесла с такой неохотой.
      И Флорентиец решился.
      Опоив сторожа вином, он проник в темницу чародея в ночь перед допросом и пообещал устроить побег в обмен на ученичество. Колдун согласился. Но заплечных дел ученик потребовал от старого чернокнижника в залог рассказать, где тот прячет колдовские книги. У чародея не было выхода, и он признался. Подмастерье тотчас бросился проверять. Все оказалось верно.
      Конечно, никакого побега колдуну он устраивать не собирался. Церковники сразу бы поняли, чьих это рук дело, да и старый чернокнижник, понятно, тут же забыл бы о своем обещании. А так парню досталось самое главное. Читать по латыни и по-гречески он выучился еще в аббатстве, а изощренный ум поможет ему расшифровать любую тайнопись, в этом он не сомневался. Оставалось только убедить чародея в том, что надо выдержать первый допрос, а дальше- долгожданная свобода.
      Поверил старый чернокнижник подмастерью, или рассказал кому про освободителя, осталось тайной. Так или иначе, но епископ назначил подмастерье палачом взамен удавленного. Для несчастного доверчивого колдуна первый допрос оказался и последним, а сказочный путь к могуществу для новоиспеченного палача был открыт. И он начал рьяно осваивать секретное знание.
      К его разочарованию, большинство пергаментных свитков и буковых "дощек" посвящалось медицине. Это было не так уж плохо, но все-таки не то, что нужно. Многие рецепты советовали лечить болезнь ядом, признаки отравления которым напоминают симптомы болезни. Таким ядом надлежало пользовать больного в крошечных, совершенно неощутимых количествах. Рецепты прилагались.
      Естественно, их можно было применить не только в медицинских целях.
      Так же, как и магические ритуалы, дающие доступ прямо к душе больного, минуя земную личность. Этим низшим чародейством предлагалось лечить паралич, потерю памяти, и еще некоторые недуги.
      Но начинающий колдун сразу понял, что так можно полностью подчинить себе и здорового, сделав из него идеального слугу. Надо лишь сначала подавить волю человека пыткой или снадобьем.
      Было еще кое-что. Так, имелся свиток о чтении судеб по небесным светилам, были дощечки с описанием черт характера, проявляющихся во внешности.
      Один манускрипт, написанный на странном материале, рассказывал о признаках лжи в речах человека, о задних мыслях сквозящих в его жестах и мимике (это знание, однако, не спасло прошлого владельца рукописи).
      Изучил он и трактат о правилах удачной интриги, где детально рассматривались вопросы общения сеньора и вассала, способы поменять чужое мнение к лучшему, незримо подчиняя собеседника собственной воле.
      Увы, по разумению Флорентийца вся обнаруженная им в книгах магия была ничтожна. С ее помощью никто не мог бы сделать золото, разрушить замок, убить человека на расстоянии.
      И, что самое обидное, нельзя было вызвать Дьявола, и добиться от него всего этого в обмен на душу.
      Нет, решительно, он родился неудачником!
      Оставалось ждать, пока не отыщется еще один настоящий чародей. А ждать-то можно долго. И хотя он занимал теперь куда более выгодную позицию, чем в начале пути - уничтожать бесовское письмо и колдовские принадлежности также вменялось в обязанности палачу... Не проще ли самому найти жертву, располагающую необходимыми знаниями!? С другой стороны, такая жертва просто не далась бы в руки. Но, может быть, истинные маги проходили через застенки до него? Тогда от них должны остаться хоть какие-нибудь следы. И, выбрав подходящий момент, колдун- самоучка забрался в библиотеку епископа.
      Увы, еще раз! Кроме священных текстов в ней почти ничего не обнаружилось, зато нашелся увесистый мешочек с серебром, спрятанный среди пыльных томов. Сказавшись больным, Флорентиец через день оставил службу у благодетеля и исчез в неизвестном направлении.
      Через пять лет он объявился в Провансе.
      Смышленый чернокнижник рос на глазах. Отплыв с крестоносцами на Восток, Флорентиец вошел в доверие к одному из тех важных, но тупых, сеньоров, что основали замки на Святой Земле, когда в силу своих познаний помог ему избавиться от сварливой жены и обзавестись очаровательными наложницамисарацинками. Купаясь в дурмане сладких грез среди обнаженных женских тел, новый покровитель не оставил вниманием молодого чернокнижника. К его услугам была лаборатория в подвалах замка, к нему приводили неразговорчивых пленных, а уж он умел развязать язык любому из них. По мере того, как росло число подопечных, колдун научился бегло изъясняться на иудейском и арабском.
      Вам бы его таланты, да направить бы их во благо!.
      Он познакомился с восточной медициной, равно как и с местной системой пыток. Обещая крестоносцу мифический философский камень, Флорентиец получил на изыскания немало золотых, потратив их сообразно роду занятийна чернокнижие.
      Когда к хозяину заявился сэр Ральф, его собрат по кресту и мечу, между сеньорами разгорелся спор - чей алхимик лучше. И не миновать бы Флорентийцу состязания, если бы не лишний кубок крепкого вина, который вызвал у гостя несварение желудка, оно то и сразило сэра Ральфа наповал. Мир его праху, неугомонный был человек.
      Вскоре после этого щедрого сеньора Флорентийца убила шальная сарацинская стрела, угодившая в крестообразную прорезь шлема. Меткий выстрел - ничего не скажешь! Но тоже, вполне возможная случайность. Не защитил Всевышний раба своего.
      Замок, земли и рабы отошли к магистру...
      Чернокнижник не остался незамеченным. Он умел располагать к себе благородных, пока нуждался в этом. А магистру как раз требовался умный честолюбивый вершитель тайной воли ...
      С тех пор минуло уж двадцать лет. За эти годы колдуну довелось вдоволь поскитаться по Свету, от стран таинственного Магриба до песков Палестины, от непокоренной земли басков до теплых источников Исландии...
      И неспроста теперь Флорентиец служил Абсалону. Неспроста! И смазливая монашка, и своевременный намек о чудодейственном эликсире от всех болезней, даже легкое устранение непоколебимых доселе противников и недоброжелателей - все эти на первый взгляд случайности были звеньями одной цепи и служили единой великой цели Ордена Храма. Нет, не того великого Храма Свентовита, а другого, в честь которого служителей ордена именовали храмовниками.
      ГЛАВА ДЕВЯТАЯ. КОНЕЦ ВСАДНИКОВ СВЕНТОВИТА
      Ночью бушевала гроза. Златогор сдержал обещание.
      - Гляди, Ингвар! Это самое ценное, что у нас есть! - Любомудр развернул алую материю, под которой обнаружился альбом из нескольких деревянных дощечек. Каждая из них была с четверть вершка толщиной, т.е. около пяти точек, и размером, тут Игорь по привычке сравнивал с листом писчей бумаги, так вот, дощечка, по крайней мере верхняя, была длиннее его на ширину ладони.
      На гладкой, почти полированной поверхности бука Игорь разглядел надпись венедскими рунами, выдавленные или вырезанные на дереве они гласили: " К У Д Е С А П Р А В Д Ы ".
      "Магия справедливости,"- перевел он про себя.
      - Если б не твой меч - не доверил бы письмена никому, - признался Любомудр.
      - Не сомневайся, отче! Сохраню в целости! Умру, но сохраню, - отвечал Игорь-Ингвар.
      - Теперь не сомневаюсь! - сказал жрец и продолжил - Ты знаком с Инегельдом? - жрец указал куда-то в столрону - Он друг нам и служит Велесу. Он подтвердил твои права.
      Игорь удивленно посмотрел на скальда. Но тот не заметил этого взгляда, Инегельд стоял у одного из северных окон Храма, наблюдая за просыпающимся утренним морем.
      - Однако, начнем! Промедление - смерти подобно! Мало ли, что может случиться, я приказал нашим служителям сопроводить тебя и твоих друзей на корабль, - верховный жрец указал на десяток щитоносцев- параситов в пурпурных хитонах, вооруженных поясными мечами, и добавил устало - А мы начнем помаленьку.
      Игорь увидел волхвов: Радиведа, Верцина и Вальдса. Жрецы, раздвинув длинный полог занавеса, вошли в комнату без стен, где высился Кумир. Там они скрылись от всех, чтобы никто не мешал их обращению к Свентовиту и Мерцане.
      - Сейчас мне эта книга понадобится, ты перенесешь все оставшиеся, волхв указал на два здоровенных мешка, и Ингвар подумал, что Сев, пожалуй, действительно надорвется, если потащит их один.
      - Затем возвращайся за нами...- последовала пауза...- или за этой главной, самой главной книгой, без которой все остальные ничего не значат. Что бы не случилось - Инегельд знает, как поступить с этим наследством. Слушай его, как меня или собственного отца. Мой срок истек. Я слишком стар, и бремя забот мне не по плечу. Инегельд избран..., и он заменит меня, когда я уйду.
      - А разве Инегельд не пойдет с нами? - поинтересовался Ингвар.
      - Он останется здесь, чтобы помочь. А потом ты вернешься за ним... И за книгой. Все сказано! Ступай поскорей, - с этими словами, Любомудр исчез вслед за собратьями по Внутреннему Кругу.
      - Приветствую Тебя, о Инегельд, сын Ругивлада Новгородского! обратился Ингвар к молодому скальду, которого Доля так внезапно вознесла над простыми смертными и поставила выше всех на этом острове.
      - Не надо... Мы, как были, так и останемся друзьями. Выполняй, что тебе предначертано, но не гневи богов непослушанием!
      - Чудеса, да и только! А говорят, нет телепатии в природе! - подумал парень и, махнув рукой служителям, зашагал к выходу, где Ингвара в нетерпении поджидали Сев, Златоус и Ратибор.
      Он хотел еще что-то добавить и даже открыл рот, но Инегельд уже вновь повернулся к морю и пристально вглядывался вдаль, прозревая невидимое остальным.
      * * * Земля содрогнулась от тысячи копыт. Это Сигур развернул Световидовых воинов и повел их на врага. Каждый из трехсот всадников имел при себе топор- франциску, поясной меч, длинный нож- скрамасакс, а также короткое копье типа фрамеи и круглый шит, менее всего приспособленный для рыцарских поединков, но заброшенный за спину он предохранял от шальных стрел. Всадники носили длинную броню, разрезанную от бедер до низу для удобства, поверх которой одевались пурпурные плащи - знак принадлежности к воинству Свентовита.
      Растянувшееся на пару верст датское войско обещало стать хорошей добычей в случае внезапного удара.
      Заметив быстро приближающуюся конную массу, передовые отряды неприятеля застыли, ощетинившись длинными копьями. К ним бегом подтягивались отставшие. Даны начали выстраиваться в редкие шеренги, между которых замерли коренастые рыжебородые арбалетчики.
      Арбалет был запрещен, как бесовское оружие в 1139 году по настоянию Лотранского собора, но несмотря на это по приказу короля едва ли не каждый пятый пехотинец имел сейчас за плечами самострел- "козья нога", чтобы натянуть металлический лук воин пользовался особым рычагом. Некоторые владели скорострельными арбалетами, натягивающиеся простым двойным крючком, они требовали однако, гораздо больших усилий. Воин ставил стопу в арбалетное стремя и тянул двумя руками тетиву за крючок. В этот момент он сам являлся превосходной мишенью для меткого лучника. Германские же наемники стреляли из полуторааршинных тисовых луков, их стрелы достигали противника на расстоянии ста пятидесяти шагов. Впрочем, они никогда не могли превзойти английских коллег с их большими луками в этом смертоносном искусстве, поэтому составляли явное меньшинство.
      Теперь и все руги видели, как заблестели невдалеке кольчатые да чешуйчатые панцири врагов. Передние ряды оградились круглыми щитами каждый с два локтя в диаметре. По правому и левому флангу вражеского войска вытянулись в линии выпуклые миндалевидные с полсажени высотой щиты немецких наемников. Уперши острый конец в землю, тевтоны молча ожидали противника.
      Навстречу всадникам редкими осами взметнулись короткие тяжелые стрелыболты. Конные сотни ругов внезапно изогнулись дугой, направив острие бешеной атаки против одного из флангов вражеского войска, где царила неразбериха. Легко прорвав хлипкие ряды немцев, половина из которых пала под ударами францисок и дротиков, метко метаемых всадниками на скаку, пурпурная лава ринулась вдоль по косе, сшибая головы пеших направо и налево.
      Глубоко вклинившись в строй данов руги внесли в него столь страшное опустошение, что враг начал медленно отходить, теряя то здесь, то там десятки воинов.
      Король невозмутимо взирал на конные сотни ругов, с дикими криками и воем атакующие его войско:
      "Смертники!"- подумал он.
      Да, несмотря на первый успех, атака Световидовых всадников захлебнулась. Они буквально увязли среди гор порубанных тел и стали легкой мешенью стрелков, использующих для укрытия каждый валун, каждую впадину, каждый куст.
      Расстреливаемые в упор из луков и арбалетов, словене откатились назад, выходя из зоны досягаемости стрел. Там они вновь выстроили боевой порядок, готовясь к новой атаке, - как понимал Инегельд, - бессмысленной.
      Под прикрытием арбалетчиков и лучников, даны, вооруженные длинными крепкими копьями, образовывали гигантское каре, ощетинившееся смертоносным железом. Даже если бы конников было в пять раз больше, и они были бы одеты в полный рыцарский доспех, даже тогда нападение на такой строй являлось бы для них чистым самоубийством. Тем более, что многие из всадников даже и не успели бы приблизиться к нему, не преодолев града летящих в них снарядов.
      Когда каре было построено, последовала команда: "Вперед, шагом!" Даны медленно двинулись, держа копья наизготовку. Но тут случилось непредвиденное.
      * * * Святобор лежал в низком кустарнике, слившись с трухлявым бревном, непонятно как оказавшимся на безлесой косе. Мимо него непрерывно шли колонны врагов, шли уверенно, громыхая оружием, нагло попирая ногами родную землю Святобора, растирая в грязь широкими колесами повозок скромные луговые цветы и молодые побеги разнотравья. Сейчас Святобор ничего не мог видеть кроме этих бесконечных ног, равномерно мелькающих у него перед глазами и едва не наступающих ему на голову. Он многим рисковал, устроившись на самом пути наступающего войска, но очень уж удачным это место могло оказаться во время предстоящей схватки.
      Для стороннего наблюдателя коса выглядела абсолютно лысой, и данам явно не пришло в голову, что здесь сумел спрятаться отряд ругов. Да и зачем? Что значат полсотни пусть даже очень умелых ратников против более чем трехтысячного войска, даже и оказавшись у него в тылу? Нет, помыслить такое скованные предрассудками и забывшие историю своих великих предков христиане не могли, а потому и спрятаться от них было несложно. Трудно уберечься лишь от того, кто ищет, да и то, только в том случае, если он хорошо знает, где искать. Так что наткнуться на Святобора раньше времени захватчики могли разве случайно. Но все мелкие случайности сейчас были на стороне затаившихся ругов, сильных не только отточенным хладным железом и мускулистыми телами.
      Неожиданно в равномерный топот пехотинцев вплелись новые звуки. Где-то там, впереди, случилось что-то неожиданное для врага. Там шел нешуточный бой, ржали кони, кричали раненые, звенели железа. Святобор чувствовал, как напряглись остановившиеся возле него даны, как наклонили они копья, крепче сжав их в руках, как поспешно начали взводить арбалеты. Спереди на них бежали свои же, преследуемые всадниками Свентовита. Многие останавливались, пытаясь выстроиться в шеренгу, некоторые бежали дальше, обезумев от страха и полученных ран. То тут, то там щелкала тетива, выпуская в воздух оперенную смерть, эти щелчки учащались, сливаясь в непрерывные трели. Стало очевидно, до Святобора конная лавина не дойдет, отброшенная назад убийственным потоком свистящих на лету снарядов и копьями сгруппировавшихся пехотинцев.
      И если сейчас встать, взорваться тысячей разящих ударов, закружиться в смертоносном танце... Но рано, рано!
      Вот когда противники спрессуются еще больше, сдвинут колонны, сомкнут ряды, ожидая такого отчаянного и такого нелепого второго удара конницы, вот тогда наступит час Оборотня, время воплотившихся в Звере.
      Повинуясь сигналу, всадники отступили.
      Даны встали в каре, способное медленно, но неотвратимо оттеснить любую кавалерию сотнями отточенных копий. Свои места занимали стрелки, строясь такими рядами, чтобы свободно стрелять, не задевая копейщиков, и чтобы выпускать стрелы поочередно, не создавая пауз в стрельбе. Вот сейчас, самое время...
      - АРР- ХХА!!!
      Берсерки поднялись одновременно, одновременно закричали. Ужасный рык на мгновение перекрыл все звуки огромного войска. Парализованные неожиданностью, христиане окаменели, застыв кто с опущенным копьем, кто с недотянутой тетивой, кто на половине шага. За этот краткий миг сталь лучшего на острове оружия успела дважды погрузиться во вражескую плоть, и только после этого захватчики очнулись. Но там, где возникли, берсерки уже исчезли, стремительно перемещаясь к ближайшим скоплениям противника, где можно одним ударом сразить нескольких. И началось!
      Святобор не мыслил о смерти. Он вообще ни о чем не думал, за него думало его тело, воспитанное бесконечными тренировками и наполненное сейчас идеей убийства. Здесь, в центре вражеского войска, стесненного своими же порядками, место для берсерка идеальное. Здесь можно убивать жестоко и не размениваясь, не тратя время на движения от противника к противнику, нанося длинные витые удары обоими мечами, когда резко убыстряющееся на изгибе траектории лезвие, срубив голову одному, срезает кисти рук другому, облетая древко копья, и уходит от клинка третьего, чтобы пропоров ему пах рассечь стопы четвертого. У берсерка нет времени защищаться, его единственная защита- нападение. Он не проводит показательных боев.
      Единственный способ выжить для него- это убить противника раньше, чем тот успеет напасть. Убить или искалечить.
      * * * Королю доложили о зверолюдях, неведомо как возникнувших в тылу и теперь рубивших направо и налево растерявшихся пехотинцев.
      Впрочем, он и сам уже видел, как почти сразу за спинами прикрывавших каре арбалетчиков началась беспорядочная схватка. Положение стремительно движущихся берсерков определялось только по местам суматошно обороняющихся данов, все чаще предпочитающих не лезть в драку, а бежать от нее со всех ног. Паника быстро распространялась; с таким трудом построенные копейщики оторопело оглядывались, то тут, то там ломая безупречные линии боевого порядка. Коварный замысел противника стал очевиден. Сейчас на дрогнувшее войско вновь обрушатся конные варвары, рубя растерявшихся христиан, которые побегут обратно по косе, чем многократно увеличат свои потери. Обезумевшие от страха пехотинцы растеряют всякий порядок, восстановить его станет невозможно. Те, кто уцелеет в резне уже не забудут страха, они перестанут быть воинами.
      Допустить подобное было нельзя. И король принял единственное возможное решение. Мановением руки он двинул против словенской конницы свою гвардию - двести рыцарей, участников крестовых походов, бывалых вояк, закаленных в многочисленных сражениях и не устыдившихся скрестить свои копья с языческим воинством. Драматизм ситуации заключался в том, что рыцарям придется пробиваться навстречу конным варварам, топча свою же пехоту, ибо времени на объезд разваливающихся порядков не оставалось. Но Христос простит их, вынужденных погубить некоторых ради спасения большинства.
      Однако, руги не приняли вызов и, круто развернувшись, быстро скрылись из виду. В тот же миг он увидел густые серые клубы, вздымающиеся над Храмом. Это объясняло спешное отступление.
      - Колдун советовал дело! Надо его приблизить и наградить.
      Почти спокойный за исход сражения в центре король поспешил назад, где творилось неописуемое.
      Сопровождаемый немногочисленной свитой он мчался туда, где его грозные недавно бойцы быстро превращались в оробевшую толпу, отданную на заклание дьяволам проклятого острова.
      * * * Даны боялись, боялись страшно. Святобор чувствовал это по тому, как распадалось вокруг него кольцо врагов.
      Они уже не бросались на оборотня с мечами и топорами, наоборот, пытались бежать. Изредка кто-то наскакивал с копьем, пытаясь поразить Образ Зверя, но либо сразу погибал, либо, успевал бросить копье и погибал чуть позднее. Грозное каре пошло прорехами.
      Но всадники Свентовита не нападали.
      Зарубив очередного врага, Святобор бросил взгляд вдоль косы. Пурпурные плащи удалялись в сторону князева заслона, не сделав даже попытки повторить атаку. Глянув внимательнее, Святобор определил и причину такого поведения - над холмом, где должен был сверкать вызолоченный купол Храма, сейчас поднимались клубы черного дыма.
      Конечно, всадники не вернутся. Это означало для его отряда неминуемую гибель. Через несколько минут враги поймут, что надо рассредоточиться, стрелять издалека, согласованно... Но какая разница, если схватка на пороге родного дома? Главное - убить побольше супостатов. И пока есть такая возможность, надо ей пользоваться. Может быть, в Храме еще все образуется, и поднятое Высшими Силами Холодное море сметет с косы полчища иноверцев. Ну а если нет - жаль конечно, придется сметать нам,... сколько сможем.
      Последнее, что успел заметить Святобор, это рыцаря в богатых доспехах, мчащегося прямо на него в окружении хорошо вооруженных всадников. Он набрал в грудь побольше воздуха, чтобы испугать коней пронзительным Посвистом Стрибога, и в этот момент сверху обрушилась тьма...
      * * * Рожок Сигура собирал разрозненные группы ругов. Атака дорого стоила. Впрочем, потери неприятеля исчислялись сотнями павших, и здесь противники были бы квиты, на одного убитого руга приходилось по шесть погибших данов, если бы не колоссальный численный перевес последних.
      Горсточка защитников косы противостояла трем тысячам уверенных в собственной победе и подгоняемых жаждой наживы врагов. Словене откатились назад, пытаясь вновь выманить данов на открытое пространство. Но Сигур видел, что король не допустит подобной глупости. Вальдемар изменил тактику. Теперь даны медленно двинулись вперед гигантским каре, оттесняя всадников к перешейку за их спиной и осыпая губительными стрелами при малейшем приближении.
      Пристав в стременах, Сигур заметил панику, охватившую тылы врага. Ну что ж, похоже план брата сработал!
      Внезапно, строй немцев и данов раздвинулся, выбросив далеко вперед грозный рыцарский клин. Конечно, тяжелым крестоносцам не угнаться за легкими русичами, и если их увести к заслону Лютобора, то святое воинство лишится многих сыновей.
      Но случайный взгляд, брошенный на Холм Свентовита, заставил его побледнеть...
      - Уводи своих! Спеши к Храму! Мы встретим данов здесь и удержим неприятеля на час- другой, больше не выстоять, а как будет совсем туго прорвемся к побережью. Там соединимся. И айда на вражьих кораблях в море... Только нас и видели!
      - напутствовал Лютобор брата, когда тот отвел последние пять десятков Световидовых всадников с косы, опередив на полчаса приближающееся королевское войско. Сигур кивнул:
      - Ну, а если не судьба? Белогривый-то левой ступил!
      - Тогда, хоть помрем, как мужчины и увидимся за столом в Вышнем чертоге! - ответил Лютобор.
      - Нечего сказать - хорошее утешение, - улыбнулся Сигур.
      - Ты можешь предложить что-то получше?
      - Нет. Но, я хочу спросить тебя напоследок, брат...
      - Спрашивай, - улыбнулся ему Лютобор.
      - Ты и в самом деле надеялся на помощь волхвов?
      - Я не просто надеялся! Я верю. И в этом моя сила. И наша сила в этом. Ты понял, Сигур? Торопись, пока не поздно! Жрецы не должны прерывать ритуал. Я оставил при Храме старого Веремуда и Всеслава, но, как видно, и их перехитрили.
      - Я понял. Прощай, брат.
      - Прощай!
      И они расстались, чтобы больше не встретиться на этой Земле никогда.
      * * * Пешая дружина Лютобора расположилась на восточном склоне холма Свентовита, умело используя малейшие складки местности.
      После проливного дождя взобраться к Храму по этой стороне, минуя единственную более- менее широкую для войска тропу, ведущую к Главным воротам, было очень трудно. Мокрая скользкая густая трава препятствовала всякой попытке непрошеных гостей подняться наверх сухими и здоровыми. Особенно это относилось к тяжеловооруженным. Наверное, с большим успехом можно было бы вскарабкаться на ледяную горку, чем к стенам последнего языческого святилища.
      Путь сторожило около сотни княжьих гриденей, готовых отправиться за Лютобором в огонь и воду. По его приказу тропу перегородили завалом из камней и деревьев. Еще четыре десятка лучников заняли позиции за валунами на самом склоне по обе стороны от тропы, там же стояли возы к сухим просмоленным сеном, готовые огненным смерчем опрокинуться на дорогу.
      Вынудив врага атаковать словенский заслон в лоб, князь выигрывал время. Он и в самом деле ждал от Любомудра если не чуда, то хоть какого-то его подобия, достаточного, чтобы вселить ужас в молодые и неокрепшие христианские души данов.
      Старый волхв не стал посвящать Лютобора в детали плана, а сказал лишь о поднятии морских вод, которое обратит неприятеля в бегство, и просил небольшую отсрочку, дабы свершить чародейство. Несмотря на противодействие Златогора, волхвы решили прибегнуть к помощи Морского короля, упросив Мерцану похлопотать перед мужем.
      Небывалый шторм разметал бы вражеский флот, приведя в сметение исконных моряков, всегда более суеверных, чем "сухопутные крысы". На какое-то время море наводнило бы саму косу с растянувшимся по ней королевским войском. Мало приятное занятие - месить грязь, рискуя в любой момент получить стрелу под сердце.
      Небо стало заметно темнеть, в воздухе царило напряжение, предвещая нечто ужасное. "Заметил ли это Эстридсен? - размышлял Лютобор, поглядывая ввысь, - В пылу битвы мог и не углядеть".
      Но у жрецов что-то не ладилось.
      Казалось, учли и это. Безумная атака всадников и обреченная на смерть ватага медведей-оборотней во главе со Святобором еще более задержали данов.
      И все-таки волхвы что-то упустили из виду, и враг поразил остров в самое уязвимое место, в самое сердце!
      Была ли это быстрая и внезапная высадка? А может- предательство? Или Свентовит, недовольный обращением волхвов к Глубинным Темным Силам моря, оставил внуков.
      Этого князь уже никогда не узнает. Его час пробил, настала очередь Лютобора исполнить долг. Долг перед кем?
      Что значат ныне слова: Честь, Совесть, Родина, Вера Предков?
      Извечный вопрос, который надо почаще себе задавать! Им мучился Лютобор. Его решал Ингвар, да и сам Игорь.
      * * * - Что стоит Истина в те дни, когда направо и налево предлагают и продают, меняют и покупают. Говорили - век язычества прожит. Может, когда-то он и истечет! Но счет векам возобновится! - тешил себя Игорь надеждами, он то ведал, как это произойдет - Славное Язычество, сейчас Ты уходишь в небытие, так и не успев свершить самое главное, самое нужное. Ты воспитало смертных богов. Но, Нечто уж никогда не возвратится в Ничто. Разве наша "горянка" - не Твоя дочь, разве не сохранили Тебя татуированные камни, да старорусские узоры. И пусть же пронесут сквозь Время Твою мудрость дощечки Велесовой книги. Мы овладеем Твоей хитрой грамотой.
      Мы взберемся намеченными тропами, погребенными ныне под грудой вранья.
      Не суди- да не судим будешь! Особенно не суди деяния небожителейнедоступные разуму смертных. Такова философия учения, провозгласившего шестую заповедь на словах, и ярых его проповедников- постоянно нарушающих собственные каноны во имя славы бога-отца Иеговы и сына божьего, Иисуса.
      Именно эти пророки возвели страдание при жизни в добродетель. Именно с их легкой руки вавилонский эпос о Гильгамеше превратился в нравоучительную историю наказаний, посылаемых Яхве человечеству за прегрешения.
      Провинившегося ребенка ставят в угол, - рассуждал Игорь- когда-то и пороли, как Сидорову козу... Яхве утопил своих детей. И после этого нам толкуют о милосердии? Милосердие бога-отца одно на всех и справедливость на всех одна. А скольких младенцев при полном попустительстве Неба вырезал Ирод, чтобы в живых остался Иисус. Справедливый бог предупредил об опасности лишь одну семью, где мирно сосал молоко потомок царя Давида, а Вифлеем умылся детской кровью.
      - Вы еще не знаете, други мои, как и во имя чего принесет кровавую жертву Франция. Богатую Жертву к празднику святого Варфоломея- мясо тысяч и тысяч гугенотов. По правле сказать, весь грех которых будет в том, что они возносят молитвы свои на французском языке. Да, никакое язычество не сравнится с "истинной"
      верой по части убийств! А скольких людей унесет дым костров в облака Фландрии и Чехии? Неужели, во славу Господа? - к услугам Игоря был не только вековой опыт науки и искусства, он понял, что имеет недюженные познания по части истребления себе подобных.
      Кусая до крови губы, парень смотрел, как просыпается Будущее, а в этом будущем не сравнимая ни с чем, заботливо вскармливаемая родителями, скалит хищную пасть Инквизиция Духа.