Тоскана для начинающих

– Мама, – говорит Кайл, поспешно отстраняясь от Мэри и выпуская ее руку. – Я не заметил тебя.

– Что выдерживать? – повторяет Лорен, по-прежнему глядя ему в глаза.

– Ничего, – отвечает он.

– Хорошо, – улыбается Лорен. – Я ведь не помешала вам, правда?

– Нет, – говорят Кайл и Мэри хором.

– Хорошо, – повторяет Лорен. – В таком случае ты можешь проводить меня на террасу – подышать воздухом. Добрый вечер, Мэри.

– Добрый вечер, – говорит Мэри, глядя в пол. – Пожалуй, мне стоит разнести гостям волованы с креветками. Хотите? – спрашивает она, беря поднос.

– Гм… – говорит Лорен, нагибаясь, чтобы рассмотреть поближе, и тут же распрямляясь. -Пожалуй, я – пас.

– Кайл? – спрашивает Мэри, стараясь сдержать дрожь в голосе.

– С удовольствием, – откликается он, беря с подноса один волован.

– А эти австралийки, кажется, неплохо справляются, – говорит Лорен, кивком указывая, что Мэри стоит пойти туда. – Они уже съели целую тарелку.

Мэри с подносом уходит к девушкам на террасу. Кайл неосознанно провожает ее взглядом, улыбаясь тому, как заходящее солнце проникает сквозь ее белое платье.

– Пойдем, Кайл, – говорит Лорен, беря сына под руку. – Положи эту гадость с креветками и давай выйдем на улицу.

Они останавливаются на краю террасы, попивая вино и любуясь долиной.

– Я и не знала, что отсюда все видно, – говорит Лорен, разглядев свой дом, ферму Бьянки, бассейн и кипарисовую аллею Дерека и Барбары. – Как ты думаешь, она сидит тут и шпионит за нами целыми днями?

– Да, так говорят, – подтверждает Кайл, взбалтывая вино в своем стакане.

– Забавно, – замечает Лорен, качая головой. – Я уехала из Нью-Йорка, надеясь избавиться от скучных и мелочных перепалок в залах заседаний, – и все только для того, чтобы попасть в это осиное гнездо. – Она сдержанно смеется. – Жаль, что она ввязалась в бой с человеком, привыкшим сражаться не на жизнь, а на смерть.

– Ну вот, Селина, arrivati, siamo 127. – Уверенный голос Белинды, голос настоящей хозяйки доносится до них с террасы этажом ниже. – Видите теперь, что я имела в виду, говоря о традиционном тосканском сельском доме? Мне пришлось особенно потрудиться во время реставрации, чтобы сохранить все особенности дома. Поверьте моему немалому опыту, путешественникам нравится видеть традиционные тосканские особенности. Есть люди, которые думают, что можно убрать из дома все эти особенности и просто закрасить все белой краской. Они думают, что это и есть хороший вкус. Как у Мак-Магон, – шепчет она громко. – О чем она думала? – смеется она. – Между нами говоря, такое может быть совершенно нормальным где-нибудь в Америке. Но в Тоскане? Честное слово! Я считаю, это выглядит ужасной дешевкой. А я ненавижу дешевки. Вы ведь тоже, Селина? – Белинда изображает некоторую дрожь, чтобы подтвердить свою правоту. – Отвратительно. Честно говоря, странно, если читатели «Невест» заинтересуются таким местом… А-а-а-а-а! – кричит Белинда. Ее руки взмывают в воздух, глаза расширяются в шоке: теплый алкоголь льется ей на волосы, на лицо и за шиворот.

– О Боже, мне так жаль! – кричит Лорен с террасы этажом выше. – Я не видела, что ты там, внизу. Я просто хотела вылить это дешевое вино. Очень кислое, – добавляет она с таким лицом, будто только что съела лимон. – Я и понятия не имела, что ты стоишь там, внизу. Прости. Я на тебя попала?

– Боже! – говорит Белинда, встряхивая руками, и реки вина текут у нее по спине, между грудями и под мышками. Тушь расползается с глаз, словно паутина. Волосы висят безжизненно, прилипнув к коже, однако красный гребень храбро держится сбоку на голове. – Что, черт возьми… – Она ловит на себе взгляд Селины. -Что, черт возьми, за чепуха! – находится она. – Я весьма неравнодушна к стакану хорошего вина, только мне никогда его так не подавали, – говорит она, разражаясь истерическим смехом. – Пойду переоденусь.

– Я прошу прощения, – говорит Лорен снова.

– Не могу поверить, что ты это сделала, – цедит Кайл одним углом рта.

– Заткнись, – шипит Лорен сквозь улыбку. – Ты слышала, что я сказала: я прошу прощения! – кричит она снова.

– Бывает, – дребезжащим голосом отвечает Белинда.

– Мама! – доносится крик с другого конца террасы. – Тебе лучше поскорее прийти сюда!

– Мэри! – отзывается Белинда с террасы. – Я несколько не расположена сейчас.

– Мама! – снова кричит Мэри. – Это серьезно.

Мэри не лжет. Кайл и Лорен подбегают к ней и обнаруживают, что две австралийские девушки, Палома и Джэнет, согнулись пополам от боли.

– Я что-то неважно себя чувствую, – бормочет Палома, одной рукой держась за живот, а другой опираясь на терракотовый горшок с геранью. – У меня жар, я вся вспотела, и голова кружится.

– Да, верно, – говорит Джэнет. – У меня то же самое.

– Честно говоря, – заявляет Джекви, – я и сама не блестяще себя чувствую.

– Мама! – зовет Мэри.

– Иду, – отвечает Белинда, труся к гостям в красных босоножках на каблуках, с растекшимся гримом, с пропитанными вином волосами, в наряде Джины Лоллобриджиды, который теперь облепляет ее совсем не там, где надо. – Дамы, в чем проблема? Палома?

– Кажется, я сейчас… – Палома поднимает голову, и ее тошнит прямо на Белиндины красные босоножки.

Белинда застыла в шоке. Она даже не осмеливается посмотреть вниз, но чувствует, как между пальцами ее ног растекается теплая смесь волованов и вина.

– О Боже мой, я тоже! – Джэнет опрометью несется между гостями, прикрывая рукой рот; она пытается сделать так, чтобы ее вырвало в ванной, но это не удается.

– Дерек. – Барбара хватает Хоуарда под руку, пошатываясь в своих туфлях на платформе и в шортиках. -Мне не по себе.

– Что? – говорит Белинда, все еще стоя на одном месте, как прилипшая, не в состоянии двигаться и смотреть. Ее руки крепко сжаты в кулаки, глаза полузакрыты, она пытается не вдыхать сладковатый запах обволакивающей ее ноги блевотины.

– Креветки? – спрашивает Дерек. – Как думаешь, может, они просрочены?

– Мэри? – спрашивает Белинда, и голос ее становится резким и твердым.

– Ты же сама готовила начинку для волованов, мама, – тихо отвечает Мэри. – Я только начинила их.

– Так, – говорит Белинда, и плечи ее начинают сутулиться.

Компакт-диск с записью «Трех теноров» орет на полную мощность, а гости замерли в молчании. Все смотрят на облитую вином хозяйку, стоящую в луже бледно-розовой блевотины, и ожидают каких-либо объяснений.

– Они были просрочены всего на пару дней, – говорит Белинда, как будто рассуждает сама с собой. – Я, правда, думала, что это не важно. Всего на пару дней – и все, – бормочет она. – Они всегда выставляют там более раннюю дату. Здоровье и безопасность…

– О Господи! – Джекви хватается за живот и сбегает по ступенькам террасы в сад; ее рвет на ходу.

– Дерек, мне нужно домой, пока я еще могу, – заявляет Барбара, обмахивая лицо коричневой рукой. – Я чувствую, начинается.

– Да, дорогая, – говорит он. – Я тоже как-то не особо хорошо себя чувствую.

– Понятно, – говорит Лорен, выходя на середину. – Кто не ел эти креветки, не считая меня и Кайла? – Она обводит взглядом террасу. – Хоуард?

– Боюсь, я не помню, – отвечает он, снова отхлебывая из своего стакана с джином. – Я не имею обыкновения закусывать на вечеринках, так что, может, и не ел.

– Кто еще? – снова спрашивает Лорен.

– Я съела только одну, – говорит Селина, поднимаясь по ступенькам террасы. – Но вынуждена признаться, я чувствую себя не слишком здорово.

– О'кей, – кивает Лорен. – Мы с Кайлом Разделимся и отвезем всех домой.

– Буэээ. – Из-за розмаринового куста раздается звук, от которого крутить кишки начинает уже у всех.

– Нам нужно много пластиковых пакетов, – продолжает Лорен. – Белинда?

– Мм?

– Мэри, – говорит Лорен, – ты можешь этим заняться?

– Да, конечно, – говорит Мэри, бросаясь на кухню, чтобы перерыть все шкафы в поисках пакетов.

– Итак, господа, – Лорен хлопает в ладоши, – следуйте за мной. Разделитесь на группы. Дерек, Барбара, вы едете со мной. Джекви! – кричит она в сторону сада.

– Буэээээ.

– Кайл отвезет тебя домой, если сможешь добраться до машины.

– О'кей! – Джекви удается даже крикнуть в ответ. – Я сейчас подойду.

– Хорошо, – говорит Лорен. – Стало быть, мы уезжаем. Спасибо, Мэри, – добавляет она, забирая пачку пластиковых пакетов. – Мы все готовы?

– Да, – говорит Хоуард, медленно двигаясь навстречу Лорен и держась за живот. – Кажется, я все-таки съел один волован.

– Ладно, это не страшно. Мы уедем прежде, чем тебя начнет тошнить, Хоуард. Идите все сюда. Селина, иди сюда, – зовет она. – Ах да, Белинда, спокойной ночи, – добавляет она, выходя из дома и забирая с собой отравленных гостей, в разной степени скрюченных. – Спасибо за вечеринку. Это был отличный вечер, – говорит она. – Надо будет как-нибудь повторить.

– Мм… – говорит Белинда, поднимая голову. – А-а, – улыбается она. – Arrivadeary, – добавляет она очень тихо.

***

Domenica: воскресенье

Clima: fa caldo (Жарко)

Простите меня, дорогой читатель, зато, что я задаю вам этот вопрос. Я знаю, основной смысл моих записок – делиться с вами своими мыслями, идеями и наблюдениями, но иногда даже я не все знаю. Скажите мне, в какой момент развития нескладывающихся отношений человек может убрать протянутую с добрыми намерениями руку дружбы?

Тогда, когда кое-кто приезжает в вашу долину на безвкусной полноприводной машине и покупает дом, который вы некоторым образом присмотрели для себя? Или когда, перепахав всю долину своей тяжелой техникой и замазав фрески, имеющие мировое культурное значение, этот человек открывает конкурирующий бизнес? Или когда обуреваемый гормонами сын этого человека преследует по пятам вашу дочь? Или когда этому человеку удается узурпировать ваше место в комитете – должность, которой вы отдавали всю свою душу почти пять лет? Или, наконец, когда он обливает вас спиртным на вашей собственной вечеринке, а потом уезжает, забрав с собой всех ваших гостей? В какой момент, дорогой читатель, следует отдернуть протянутую руку? Потому что теперь я считаю, что пора уже раз и навсегда убрать за спину эту простертую длань!

И ведь я не то чтобы не делала попыток по-хорошему принять ее в своей долине. Я первая была готова радушно приветствовать ее, я познакомила ее со всеми влиятельными людьми в долине. Я даже посетила ее прием. Я посылала ей постояльцев, когда, как это часто случается, мой собственный дом был полон. Я также помогала ее постояльцам добраться до ее дома. Затем я великодушно пригласила ее к себе и развлекала какую-то противную журналистку, которую она нахально притащила на мою soiree, снизив тем самым тон всего происходящего, и так далее. Не могу вспомнить, когда еще в жизни я была так радушна и simpatico! Все, что могу сказать, – скоро она действительно почувствует, какой холодной и жалкой может быть жизнь без моей поддержки. Я – Контесса долины. Это моя долина, и ей, также как ее белозубому сыну, здесь больше в самом деле не рады.

Простите. Не знаю, почему во мне сегодня так много отрицательных эмоций. Сегодня – день большого праздника. Это Festa di Formaggio, на которой каждый год собирается все сообщество экспатов, включая некоторых заблудших путников из соседних долин, отпраздновать катание сыра pecorino вниз по склону холма. Каждая группа ставит свой собственный стол и устраивает огромный пикник, который длится весь день. Существуют разные виды состязаний – детский конкурс, соревнование пожилых людей и открытая гонка, для которой каждая группа выбирает своего чемпиона. Конечно же, я катала этот сыр от команды экспатов каждый год в течение последних пяти лет. До сих пор.

И откровенно признаться, сейчас я не сказала бы, что сильно угнетена тем, что не занимаю эту должность в нынешнем году. Так, в конце концов, происходит со всеми старыми праздниками, так, боюсь, случится и с этим: уверена, он будет уже не так хорош, как в прошлом году. Тогда я приготовила пир горой и катала свой сыр, как шаманка, так что все признали, что это был лучший день в году.

Брускетты«Casa Mia»дляFesta di Formaggio

Эти маленькие кусочки поджаренного наслаждения очень хорошо подходят, чтобы подкрепиться во время festa. Они удобны, легко едятся; в прошлом году даже мои соседи итальянцы заглядывали ко мне отведать их! Весь фокус с едой для festa cocmoит в том, что она должна привлекать взгляд. Когда еде предстоит конкурировать с шумом, флагами и весельем праздника, она должна быть приятной на вид и заметной. Поэтому я люблю подавать яркие, веселые, восхитительные перцы и полные помидоры, чтобы мой стол выглядел привлекательно и волнующе. Кроме того, я стараюсь придерживаться темы текущей festa, то есть подавать сыр во время сырной festa, грибы – во время грибной festa, и так далее. В конце концов, этот день посвящен чествованию местного продукта, поэтому всем нам следует быть настолько чествующими и настолько местными, насколько это возможно.

Подается за открытым столом.

множество ломтей ruslica хлеба, поджаренного, вымоченного в оливковом масле и натертого чесноком

запеченный перец

ломтики помидоров

анчоусы (из местной рыбной лавки – хотя, впрочем, те, что из банки, тоже сгодятся)

сыр pecorino (в день моей местной festa его много уходит!)

баночка песто (я слышала, что некоторые люди готовят этот вкусный острый соус сами, хотя пока что так и не нашла рецепт!)

Выложите все ингредиенты на поджаренный хлеб и запеките, следя за тем, чтобы не сжечь ни их, ни сам хлеб, ибо ничто так не отвлекает от цвета перца, как черная корка.

Подавать на веселенькой скатерти веселому festa-люду.

Глава 10

Проснувшись наутро, Белинда полна решимости. Она отнюдь не раздавлена поражением вчерашнего вечера. Похоже, она глубоко окопалась, перегруппировала свои силы и готова вновь и вновь идти в бой с Лорен Мак-Магон. Спускаясь вниз по лестнице в кремовой нейлоновой ночной рубашке длиной до полу, которую она приберегает для дней, свободных от постояльцев, Белинда выглядит удивительно бодрой, несмотря на бутылку limoncello 128, которую она прикончила, пока смотрела повтор программы «Переделки в доме» по спутниковому телевидению. Фанат передач о домашнем ремонте и дизайне, Белинда большую часть вечера провела, крича и плюясь на Лоренса Льюлин-Бауэна и его команду, которые переделывали гостиную в Солихалле в марокканский будуар. В принципе для нее это нехарактерно. Но возможно, крики и выделение желчи принесли ей некоторую пользу: застав Мэри за завтраком, когда та нерешительно откусывает кусок намазанного маслом тоста, Белинда поначалу ведет себя вполне дружелюбно.

***

– Ну что, с нетерпением ожидаешь сегодняшнего праздника? – спрашивает она, плюхаясь на жесткий стул, обычно предназначенный для постояльцев.

– Гм… да, – говорит Мэри и поднимает голову в надежде, что дала правильный ответ.

– Хорошо, – говорит Белинда, беря кусок сахара из белой фарфоровой вазочки, – привычка, за которую она часто бранит Мэри. – А я, пожалуй, не пойду.

– Ну что ты, мама! – говорит Мэри с теплой, ободряющей улыбкой. – Ты не можешь не пойти. Без тебя праздника не будет. Ты – Контесса долины, ты должна пойти. Нам тебя будет не хватать.

– Хорошо. – Белинда заталкивает кусок сахара в рот. – Это именно тот ответ, который мне был нужен. У меня есть план, – хрустит она сахаром. – Пожалуй, я сегодня появлюсь там поздно, – добавляет она, улыбаясь своему отражению в окне и пытаясь пригладить свои волосы а-ля Эйнштейн. – Ну, скажем, достаточно поздно, чтобы все успели подумать, что я, вероятно, совсем не приду, чтобы им меня не хватало и они стали волноваться… А потом, когда они заскучают и устанут ждать, пока начнется хоть какое-нибудь веселье и развлечение, – тогда явлюсь я. – Она встает со стула и начинает расписывать свое чудесное появление. – Я ворвусь туда, я буду выглядеть волшебно, у меня будет волшебная еда для пикника и… и я спасу день.

– Тебе не понадобится еда для пикника, мама, – улыбается Мэри. – Австралийки ее принесут, ты помнишь?

– Лесбиянки? – фыркает Белинда, устав рисовать свою картину и опуская руки на бедра. – Ты разве ничего не знаешь, Мария?

– А что? – спрашивает Мэри.

– Мужчины-гомосексуалисты готовят фантастически, а женщины-гомосексуалки готовить не умеют, – выговаривает она. – Это общеизвестно.

– Правда? – спрашивает Мэри.

– Конечно, правда. В любом случае я всегда готовила для пикника. И не вижу, почему бы мне не сделать этого в нынешнем году.

– Возможно, найдется не много охотников отведать твою еду после вчерашнего вечера. – Мэри пытается обращаться с матерью аккуратно и ласково.

– Это было просто смешно, – возражает Белинда, откидываясь на спинку стула. – Я в жизни не слышала такого несусветного вздора и чепухи из-за каких-то просроченных креветок. Честно говоря, можно было подумать, что разразилась третья мировая война, – так вела себя americana. Боже! И этот ее самовлюбленный сынок… – Мэри смотрит в сторону. – Ты что, вздрогнула? – спрашивает Белинда.

– Нет, – говорит Мэри.

– Ты уверена? – Белинда вглядывается в лицо дочери. – Ты ведь знаешь, как надо вести себя с Кевином.

– Его имя – Кайл, – говорит Мэри, почти огрызаясь.

– Кайл, Кевин – для меня это все равно, – говорит Белинда. – Он ужасный, и ты с ним не должна иметь ничего общего. По правде говоря, я даже не хочу, чтобы ты смотрела на него сегодня на festa, слышишь меня?

– Что? Даже просто взглянуть нельзя?

– Не дерзи мне, – говорит Белинда. – Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду. Я не хочу, чтобы ты с ним общалась.

– Не знаю, что ты имеешь против него, – продолжает Мэри. – Правда, не знаю. Он умный, он красивый, он изучает музыку в Йеле. Большинство матерей гордились бы союзом своей дочери с таким мужчиной.

– Да, конечно, – Белинда придвигается ближе к ней, – существует только одно «но». Я знакома с его матерью! – Она поднимает бровь и отворачивается. – Так вот, если ты не хочешь, чтобы тебя выставили на улицу и ты осталась без денег, без работы и без жилья, советую тебе играть по моим правилам, – добавляет она, поежившись. – Или можешь отправляться домой, к отцу.

Мэри не отвечает, а лишь ниже опускается на своем жестком стуле и пытается продолжать жевать тост. Положение ее и Кайла становится невыносимым. Ночью, убирая последствия неудачной вечеринки, слыша крики матери, адресованные телевизору, она могла думать только о Кайле: о прикосновении его кожи, когда он держал ее за руку, о его мягком дыхании на ее щеке, когда он говорил с ней, о запахе его тела, когда он стоял рядом с ней, – такой близкий и такой недоступный. Она знает, что и он чувствует то же самое по отношению к ней. Эти запретные часы, которые они провели, лежа в траве рядом или сидя и разговаривая под оливковым деревом, или когда они (очень редко!) осмеливались прогуляться вместе вдоль ручья по дну долины, – все эти теплые, интимные моменты говорят ей о том, что она тоже ему нравится. И эта тоска в его голосе, и то, как он смотрит на нее, когда думает, что она не видит… Она знает, что он чувствует то же самое. Мэри откусывает небольшой кусочек от своего тоста. Мысль о том, что она пойдет на Festa di Formaggio и будет сидеть там рядом с матерью, видя его и не имея возможности поговорить с "ним, прикоснуться к нему и быть с ним, – нет, это больше, чем она способна вынести!

– Мам? – говорит она тихо.

– Да?

– Пожалуй, я не хочу идти на festa.

– Что? – говорит Белинда, поворачиваясь и внимательно глядя на дочь. – Конечно же, ты пойдешь.

Мне правда не хочется, мам. Пожалуйста, не заставляй меня идти, – говорит Мэри, в ужасе от перспективы, которая перед ней разворачивается. Она вздрагивает. – Я просто не хочу идти, – Ты что, всерьез предлагаешь мне ехать туда одной? – спрашивает Белинда. – После всего, что произошло? После этого ужасного бардака, который ты устроила на моей вечеринке своей стряпней? Думаешь, ты можешь предоставить мне одной держать ответ? Расплачиваться за твои ошибки? – Мэри пытается возразить. Белинда поднимает руку и качает головой: – Я так не думаю, юная леди. Ты поедешь со мной, даже если мне придется тащить тебя за волосы. И я больше ничего не хочу об этом слышать. А теперь иди позвони Джованне и закажи ей провизию для пикника на своем самом лучшем итальянском, хорошо, дорогая? Я не хочу больше никаких ошибок, поэтому собираюсь на этот раз попросить ее приготовить для нас еду. Скажи ей, что я хочу, чтобы эта еда была rustica и Tuscano настолько, насколько это возможно, хорошо?

– Rustico и toscano? – поправляет Мэри, обессиленно поднимаясь со стула и отправляясь к телефону. Когда мать настроена так воинственно и требовательно, с ней действительно нет никакой возможности спорить. Мэри пойдет на Festa di Formaggio, ей придется сидеть рядом с любовью всей ее жизни и не говорить с ним, не смотреть на него, не общаться с ним и даже делать вид, будто ей весело на этом празднике.

***

Белинда потирает руки, поздравляя себя с успешно проделанной работой. Она выходит на террасу и потягивается в лучах утреннего солнца. Долина внизу нежится в потоках мягкого, теплого, желтого света. Бьянки собрали урожай табака на плантации непосредственно напротив «Casa Mia». Отдельные подсолнухи на их поле до сих пор в полном цвету, их яркие лица обращены в одну и ту же сторону, как у секретарей во время перерыва на ленч: они впитывают в себя солнце. Белинда досматривает свои владения. Трава сухая и жесткая, ей не хватает воды. С лавандовых кустов нужно срезать засохшие цветки, с гераней тоже. На фиговом дереве появились три зеленых плода, которым еще предстоит созреть. Она улыбается: может, вызвать Франко и поручить ему кое-какую работу на следующей неделе? На террасе, кроме того, нужно подмести. Джулии, право же, стоит побольше шевелиться. Пара стаканов с недопитым вином все еще стоит в цветочных кадках – таким поспешным было бегство гостей. Стоя на верхней ступеньке крыльца, она замечает недоеденный волован с креветками под розмариновым кустом. Даже муравьи не посчитали возможным подчистить этот огрызок.

– Ужасно много суеты из ничего, – бормочет Белинда, подходя поближе и выбрасывая волован прочь с глаз. – Почему этой женщине надо было отвозить всех по домам, этого я никогда не пойму.

– Мам? – говорит Мэри с крыльца.

– Что? – говорит Белинда.

– Еду для пикника можно будет забрать примерно через час.

– О'кей. Ты сказала ей, что нужно все rustica и tuscano?

– Я сказала: rustico и toscano, – подтверждает Мэри, – примерно три раза. Она переспросила, и я подтвердила.

– Хорошо, – говорит Белинда, потирая руки. – Это удивит остальных, не правда ли?

– Полагаю, мне можно принять душ, прежде чем мы поедем?

– Иди-иди, – рассеянно произносит Белинда, глубоко погруженная в свои мысли.

– Во сколько начинается festa?

– В двенадцать, – отвечает Белинда.

– А мы во сколько поедем?

– В два.

***

В час пятнадцать Белинда укладывает на заднее сиденье машины два стула. Это сложный маневр, в ходе которого она многократно пихает и толкает эти стулья туда-сюда, все время чертыхаясь, а ее широкий зад, затянутый в довольно плотные и не слишком спортивные джинсы, торчит из дверцы машины, и вид его не особо изящен. Когда она вылезает наружу, все поры на ее розовом лице расширены и источают пот. Бледно-голубая майка покрыта пятнами пота, так что имидж человека, который большую часть времени слоняется без дела, а по выходным посещает тосканские пикники, почти наверняка будет испорчен.

– Мэри! – кричит Белинда, выпячивая нижнюю губу и надувая щеки. – Ты где?

– Здесь, – отвечает Мэри, выпрыгивая из парадной двери. – Извини. Я думала, мы поедем не раньше двух. – На ней белая майка, юбка из денима и легкие белые парусиновые туфли. Это именно тот наряд, производящий впечатление свежести, к которому так стремится Белинда, и на дочери он выглядит раздражающе хорошо.

– Так вот, сейчас уже достаточно поздно, верно? – фыркает Белинда. – Но мне так жарко, и я так вспотела в этой одежде, что собираюсь пойти и переодеться. Знаешь, как трудно найти костюм, который всем своим видом говорит: «Тоскана»?

– Извини, – говорит Мэри, – но я думала, мы поедем не раньше двух.

– Да, но, – изрекает Белинда, направляясь к дому, – не вижу смысла болтаться тут дольше.

– Ты просто уже не можешь больше ждать, – бормочет Мэри.

– Что? – говорит Белинда, быстро оборачиваясь.

– Ничего, – отвечает Мэри. – Я буду ждать тебя здесь.

Желание Белинды увидеть, действительно ли ее не хватает на пикнике, до того велико, что она переодевается ровно за две минуты – в желтое с синим цветастое платье, которое носила накануне. Она лишь задерживается, чтобы нацепить забавные шлепанцы с пластмассовыми фруктами и чтобы отыскать свою mercato шляпу с широкими полями – на случай если ей понадобится провести пару тайных бесед насчет Лорен. Она быстрым шагом выходит из дома и видит, что Мэри сидит на крыльце перед входной дверью.

– Поторопись, поторопись, – щебечет она. – Нам нужно ехать на festa.

– Это ведь я тебя ждала, – замечает Мэри.

– Не перечь мне, дорогая, – говорит Белинда, высовывая голову из-под крыши машины. – Когда угодно, но только не сегодня. Только этого мне не хватало!

– Я просто констатирую факт.

– Полезай в машину, – требует Белинда, укладывая свою шляпу между стульями на заднем сиденье. – Мэри хлопает дверью. – Значит, так. Когда приедем – счастливые улыбки на лицах, тема вчерашних креветок в разговоре – табу. Если спросят, отвечать будем что-нибудь вроде: «Как странно, а я съела пять или шесть волованов, и со мной все в порядке».

– Но мы ведь их не ели.

– Мэри! – Белинда начинает вращать глазами. – Ты на чьей стороне?

– На твоей.

– Хорошо. – Белинда натянуто улыбается. – А теперь давай… «Барб и я очень плохо себя чувствовали вчера вечером», – говорит она с сильным северным акцентом, произнося гласные более закрыто, чтобы было похоже на голос Дерека.

– О, я знаю, Дерек, – отвечает Мэри фальшиво-невинным высоким голосом. – Как странно. А я съела пять или шесть волованов, и со мной все в порядке.

– Хорошо, – говорит Белинда, заводя машину. – Почти правильно. Забежишь по пути к Джованне и заберешь еду для пикника.

К тому времени как Белинда останавливает машину возле церкви Святой Катерины на небольшой лужайке, которая служит поляной для пикников, все происходит в точности, как она планировала. Она выглядит элегантно в своей шляпе, в руках у нее корзина от Джованны, покрытая белым полотенцем, в которой лежит вкусная еда для rustico toscano пикника, и все сидят, как она и предполагала, ожидая ее прибытия.

Маленькая зеленая лужайка полна народу, все кричат, разговаривают, смеются, жестикулируют, пьют вино, курят сигареты. На возвышении, сбоку от церкви, стоит выгоревший от солнца тент; на столе под ним красуются три огромных серебряных кубка. Они высятся на деревянных подставках, вокруг со всех сторон блестят таблички с именами победителей. Они сверкают на солнце, постоянно собирая толпы зевак. По краям лужайки, в центре которой отведена площадка для танцев, расставлены длинные столы: на них вино, виноград, большие круги сыра и бутылки с водой из зеленого стекла. Рядом находятся круглые столы поменьше, вокруг которых теснятся семьи из шести – восьми человек. Есть и несколько подстилок для пикника и несколько матерчатых стульев. А еще стол, во главе которого сидит жестянщик, делавший ворота для Белинды: доска, положенная на гигантские бревна, причем все гости праздника расселись вокруг на бревнах поменьше.

Воздух горяч и сух, в нем стоят запах дыма и сладкий аромат готовящегося мяса. Словно на какой-нибудь средневековой ярмарке, повсюду разведены небольшие костерки, над которыми вертятся на вертелах куски мяса и куры. Есть и более профессионально организованные барбекю, с корнеплодами и баклажанами. Молодой человек, владелец porcetta 129-cpyprona, – тот, что продает буженину на рынке в Серрано, – поджаривает над костром целого поросенка. Раздув угли в шесть тридцать утра, он надеется окупить свои затраты к тому времени, когда запах станет слишком соблазнительным, чтобы ему сопротивляться: то есть часам к трем-четырем.

Белинда надевает шляпу, задирает нос повыше, вешает корзину Джованны на руку, прислоняя ее к бедру, и направляется к столу экспатов, накрытому яркой красно-белой клетчатой скатертью Барбары. Стол экспатов заметно выделяется на фоне итальянских столов. На нем гордо красуются бутылка кетчупа «Хайнц», три рулона кухонных полотенец, да и соотношение вина к воде больше, чем у итальянцев. Белинда пробивается туда сквозь клубы дыма, предоставив Мэри сражаться со стульями. Она глуха к миру, она движется элегантно и медленно, на лице ее застыла улыбка. Она явно чувствует на себе взгляды всех собравшихся.

– А вот и я! – победно заявляет она сидящим за столом, так, будто они слишком долго и с тревогой ждали ее. – Мне та-а-ак жаль, что я та-а-ак сильно опоздала. Вы, должно быть, удивлялись, куда я подевалась? – Она выдыхает воздух, ставя свою будто бы тяжелую корзину на стол. – Как хорошо быть здесь, – говорит она, словно долго и с трудом шла сюда пешком, а не доехала за две минуты на машине вниз по склону холма.

– А, вот и ты, – говорит Дерек, в руке его – большой бокал вина. – Хочешь выпить чего-нибудь?

– Да, Дерек, хотелось бы, – говорит она, плюхаясь на стул, который Мэри поставила возле стола. – Я так вымотана!