Мой милый плут

      Интересно, долго ли он сможет вынести эту сладкую муку?
      – Порядок, – сказала в это время Одри, закончив возиться с его рукой.
      Она потянулась назад, к стоящей на краю стола корзинке, и вытащила из нее широкую ленту чистого полотна. Платье на ее груди натянулось еще больше.
      Чарли невольно застонал.
      – Вы что-то сказали, Чарли?
      – Н-нет.
      – Если будет больно, скажите.
      Одри снова низко наклонилась и принялась бинтовать раненую руку Чарли.
      Он снова не сдержался и заглянул ей в вырез. Под платьем Одри не носила ничего – это он и раньше успел уже заметить. Чарли захотелось отрубить себе руки, сгоравшие от желания обнять это восхитительное тело, захотелось откинуться на стуле и выть, выть от сжигавшей его страсти.
      – Ну, вот и все. Рану я обработала, теперь вам нужно немного отдохнуть, Чарли.
      – Отдохнуть! Помилуйте! Я и так уже целых два дня только и делаю, что отдыхаю!
      Одри нахмурила брови и строго взглянула на Чарли. Тот почувствовал себя последним негодяем и смущенно отвел глаза.
      – Понимаете… Понимаете, мисс Адриенна, – начал он. – Клянусь, для меня сидеть без дела – сущая пытка. Мы с Лестером в самом деле хотим помочь вам с мисс Айви по хозяйству, раз уж мы задержались здесь. А вы ничего не позволяете мне делать, словно я какой-то инвалид.
      Одри улыбнулась и отрицательно покачала головой.
      Она смотрела на Чарли так, словно тот был каким-то нежным фруктом, который необходимо хранить бережно и осторожно, завернув для сохранности в толстый слой ваты.
      Таким взглядом можно еще смотреть разве что на божка.
      Одри закончила бинтовать руку Чарли и украсила повязку изящным бантом, приспособив для этого нашедшуюся в корзине яркую красную ленточку.
      – Но, Чарли, вы же знаете: мы с тетушкой Айви будем бесконечно благодарны вам за помощь – но только тогда, когда вы полностью поправитесь, не раньше. Вы и так натрудили руку во время вчерашней репетиции.
      Одри испытующе посмотрела на Чарли, а тот лишний раз удивился ее прозорливости. Вчера после репетиции рука у него действительно разболелась, но как она могла догадаться об этом?
      Одри не стала дожидаться ответа. Похоже, что для поддержания разговора ей вовсе и не требовался собеседник, она прекрасно управлялась за двоих. Даже и не заметив того, что Чарли не удостоил ее ответом, она продолжила:
      – Что же касается помощи, то мы и так ее получаем. Вот, к примеру, Лестер. Как вы думаете, чем он сейчас занят? Не знаете? А! А ведь он в эту минуту трудится на кухне – помогает тетушке Айви закатывать огурцы. Мы всегда в эту пору закатываем овощи в банки – огурцы, фасоль, перец. Одним словом, все, что к этому времени успевает вырасти на огороде.
      Чарли оторвал взгляд от зеленых побегов дикого винограда, видневшихся в рамке окна, на которые он уставился, пытаясь отвлечься от прелестей Одри, и переспросил:
      – Чем занят Лестер?
      Боже, боже, помоги старине Лестеру выдержать это испытание! Столько времени находиться наедине с дамой! Как бы его удар не хватил!
      – Я же сказала, – терпеливо повторила Одри, – Лестер занят на кухне. Помогает тетушке Айви закатывать огурцы.
      Она поправила бантик на руке Чарли и отступила на шаг, любуясь своей работой. Затем осмотрела Чарли с головы до ног так, словно он был любимой собачкой, подготовленной к ежегодной выставке.
      Впрочем, вряд ли в этом медвежьем углу бывают собачьи выставки.
      Чарли понял, что ему нужно хоть на время расстаться с Одри. Если он целый день будет слышать ее болтовню, постоянно видеть перед своими глазами упругое покачивание ее прелестных округлостей, он просто спятит. К тому же долг дружбы призывал его поспешить на помощь Лестеру.
      – Ну что же, мэм, – сказал он. – Раз уж вы запрещаете мне заниматься работой, тогда, может быть, я съезжу в город и привезу оттуда все, что вам нужно?
      – Спасибо за предложение, Чарли. Это так мило с вашей стороны, – улыбнулась Одри, закрывая свою корзинку. Плетеная крышка никак не хотела закрываться.
      А Чарли опять как завороженный не мог отвести глаз от груди Одри, четко обрисовавшейся под тонкой тканью.
      Чтобы отвлечься, он снял со спинки стула рубашку, просунул руки в рукава и принялся застегивать пуговицы. Пальцы его заметно дрожали.
      – Вы заметили, Чарли, что ваша рубашка стала как новенькая? – спросила Одри.
      Она подошла к нему вплотную и принялась помогать справиться с пуговицами.
      Рубашка и впрямь стала как новая. Да что там, она и новой не была никогда такой чистой и отглаженной. Что же касается дыры, оставленной пулей, то от нее и следа не осталось. Чарли потянул носом и принюхался. От его рубашки тонко пахло лавандой. Восхитительно. Ему всю жизнь хотелось, чтобы от его рубашки пахло лавандой, именно лавандой – этим удивительным цветком, в котором так причудливо перемешались мед и прохладная горечь.
      – Так что, вы разрешите мне съездить в город? Черт, он спрашивает у этой девчонки разрешение съездить в город – ни дать ни взять, маленький мальчик, который просит о чем-то свою строгую мать!
      – Чарли, вам нужен покой, отдых – какие могут быть поездки в седле да еще в такую жару?
      Одри немного подумала и сказала, пролив каплю бальзама на душу Чарли:
      – Вам ездить в город еще слишком рано, Чарли, но вот ваш друг, мистер Лестер… Я, пожалуй, попрошу его съездить за покупками. Тем более что он, наверное, уже устал от моей тетушки. Ведь ваш друг не слишком-то любит дамское общество, верно?
      Черт побери, она снова продемонстрировала ему свою наблюдательность, эта мисс Одри!
      Не дожидаясь ответа, Одри отправилась на поиски Лестера.
      Впрочем, оно и к лучшему – ведь все равно Чарли находился в таком состоянии, что вряд ли смог бы вымолвить хоть слово.
      Вскоре они вернулись вместе – Одри и смущенный донельзя Лестер. Мисс Адриенна сдержала свое слово и сумела – хоть и не без труда – вырвать беднягу Лестера из цепких когтей тетушки Айви. Одному богу известно, чего ей это стоило.
      Лестер тяжело дышал и то и дело испуганно озирался по сторонам, словно опасаясь, что из-за угла к нему снова ринется неистовая тетушка Айви. Было видно, что он безмерно счастлив улизнуть с фермы. Во всяком случае, Чарли еще никогда не видел, чтобы Лестер так быстро оседлал свою Прунеллу.
      Чарли долго провожал взглядом уносящегося по каменистой тропе Лестера. Ему отчего-то стало грустно, но это была легкая, светлая грусть.
      Чарли вдруг вспомнил свое детство и свой родной городок в Джорджии. Как же получилось, что все это ушло – и юность, и музыка, и привычная работа, а сам он вдруг оказался на обочине жизни и стал тем, кем стал: лжецом и вором?
      Однако если уж жизнь сделала его вором, то он должен вести себя соответственно.
      Одри и Айви ушли на кухню заниматься своими делами, и Чарли решил, что настало время заняться поисками этих рубинов, будь они неладны. Он встал и направился наверх.
      Как же он ненавидел себя в эту минуту!
      Для начала Чарли обыскал спальню Айви и ничего в ней не нашел, хотя и обшарил ее вдоль и поперек. Даже литографии на стенах перевернул – ничего. Если не считать, разумеется, нескольких шариков свалявшейся пыли под кроватью.
      Тогда с замирающим сердцем Чарли перешел в спальню Одри. В памяти его сразу же всплыло сегодняшнее утро, а точнее – обнаженная грудь мисс Хьюлетт. Потом воображение Чарли разыгралось и нарисовало ему всю Одри целиком – разумеется, без всякого платья, а просто, что называется, в чем мать родила.
      Чарли попытался отогнать навязчивые мысли, но фантазия его создавала все новые соблазнительные образы, особенно когда Чарли наткнулся в шкафу на белье мисс Хьюлетт – тонкое, воздушное, украшенное кружевами и розовыми ленточками.
      Собрав в кулак остатки воли, Чарли продолжил поиски. Осматривая кровать Одри, он не сдержался и попробовал рукой пружины – не скрипят ли.
      Они не заскрипели.
      Затем он быстро перебрал непослушными пальцами немногочисленные безделушки в ее шкатулке, невольно прикидывая при этом, как смотрелся бы тот или иной дешевенький браслет на руке Одри, представляя себе, как цепочка блеснет на нежной коже ее шейки…
      Для очистки совести он заглянул под висевшие на стене дагеротипы, изображавшие мужчину и женщину, – как догадался Чарли, это были портреты мистера Хьюлетта и его покойной жены, матери Одри.
      Все это время Чарли чувствовал себя последним гадом, подлецом и ничтожеством. Грязной тварью, вот кем он чувствовал себя! И как только он докатился до такой жизни?! Он, Чарльз Уайлд, отличный плотник и талантливый музыкант, храбрый солдат славной армии, и так далее, и так далее… Как же получилось, что он оказался здесь, в чужой спальне, и роется в дамском белье в поисках драгоценных камешков, которые вознамерился стянуть у доверчивых хозяек этой гостеприимной фермы?
      Чарли и самому не верилось, что все это происходит именно с ним, и происходит не во сне, а наяву. Какой позор, какой ужас!
      Он поспешил покинуть спальню Одри и сбежал на конюшню, надеясь побыть немного в одиночестве. Ему просто необходимо было сейчас заняться хоть каким-нибудь делом.
      Чарли подумал о том, как было бы славно осесть где-нибудь в тихом месте и заняться, как прежде, плотницким ремеслом. Да, но как же его парни, ответственность за которых он взял на себя? Ведь они верят ему и надеются, что он не оставит их на произвол судьбы. И, кроме того, они поклялись навсегда остаться вместе и не позволить пропасть такому замечательному оркестру, в который всех их свела сама судьба.
      Каждый из них по отдельности немногого стоил как музыкант, и все они знали это. Но вместе… Вместе они сливались в такой мощный коллектив, какому, пожалуй, не было равного в стране. Это они все тоже прекрасно знали – знали с тех пор, как собрались впервые вместе, и было это почти десять лет тому назад. И с первого дня Чарли был их дирижером, их лидером, их командиром – называйте это как хотите. Одним словом, он всегда был их вожаком. Он был им и в родном для них Америка-Сити, он оставался им и позже, когда оркестр покинул свою родную Джорджию, отправившись сначала в полном составе на войну, а затем, когда дела пошли хуже некуда, – на Дикий Запад.
      Оркестр заменял им семью. Они поклялись быть вместе до конца своих дней и готовы были исполнить эту клятву. Нет, Чарли никак не мог подвести своих друзей.
      Он уселся на вязанку сена, подогнул колени и уперся в них подбородком. Он чувствовал себя словно мышь в мышеловке.
      Черт побери, что сотворила с ними жизнь! Какие из них налетчики! Взять хотя бы его, Чарли Уайлда. Вон, какая-то женщина, тетушка Одри, его взяла и подстрелила, как куропатку. А эти рубины… Эти проклятые камешки могут наконец развязать им всем руки, позволят навсегда бросить позорное воровское ремесло и в конечном итоге спасут им если не жизнь, то свободу – точно. Ведь такие недотепы, как они, должны очень скоро попасть либо на мушку, либо за решетку.
      А быть убитым или осужденным на пожизненное заключение Чарли вовсе не улыбалось. Хотя, с другой стороны, ему не улыбалась и роль грабителя – ну не хотелось ему красть эти рубины у Одри и ее тетушки, и все тут!
      Чарли вздохнул. Заколдованный круг! Что же ему делать?
      Он горестно задумался и наконец решил, что мужская клятва все же превыше всего на свете. И раз уж он дал эту клятву, он должен быть верен ей до конца и постараться сделать все, чтобы вытащить своих друзей из той ямы, в которую загнала их жизнь.
      “А если со временем дела у нас наладятся, мы сможем рассчитаться с Хьюлеттами”, – солгал он самому себе.
      Чарли еще немного посидел, заглушая голос совести, затем решительно тряхнул головой и пробурчал:
      – Черт побери! Все равно же у меня нет выбора!
      Он поднял голову и тоскливо посмотрел по сторонам. Первым делом надо обнаружить место, где спрятаны рубины. В конюшне, например, есть немало подходящих мест. Скажем, вон на тех полках, уставленных какими-то пыльными банками, бутылками…
      Чарли поднялся со своего места и подошел к полкам, прибитым вдоль стен конюшни. Принялся осматривать, одну за другой, ржавые банки. В них он обнаружил сотни старых, гнутых гвоздей, какие-то железки, веревочки и прочий хлам. Под полками обнаружилось также нечто вроде стола с выдвижными ящиками. Похоже, папаша мисс Одри оборудовал здесь для себя настоящую мастерскую.
      Примерно через полчаса Чарли оглянулся и увидел целую кучу барахла, которое он выбросил на середину конюшни в процессе поисков. Здесь были гнутые ржавые гвозди, старые подковы, кусочки кожи – одним словом, все, что угодно, кроме рубинов. Тогда Чарли двинулся дальше, и еще через полчаса груда хлама увеличилась вдвое, пополнившись осколками битого стекла, винтиками, гайками, палочками, даже два старых серпа и один почти новый молоток красовались в этой куче.
      Не было лишь драгоценных камешков.
      Чарли пнул носком сапога земляной пол конюшни. Столько трудов – и все псу под хвост!
      Он решил, что на сегодня с него хватит, но прежде чем вернуться на свою вязанку сена, решил напоследок еще разок пройтись вдоль стен конюшни – а вдруг он пропустил что-то любопытное.
      Чарли медленно шел вдоль стен конюшни, но ни на чем не мог остановить глаз. Мысли его текли беспорядочно, но тем не менее у него с каждой минутой росла уверенность в том, что две женщины, уединенно живущие на ферме в этом забытом богом краю, не станут держать свои драгоценности в доме.
      Чарли поравнялся со стойлом Герцога, и мул дружелюбно кивнул ему, не переставая при этом жевать свою жвачку. Чарли прошел было мимо, затем вернулся и полез в стойло к Герцогу. Переворошил в стойле мула все – начиная с кормушки и кончая слежавшимся слоем навоза у дальней стенки.
      Ровным счетом ничего.
      Чарли поднял глаза, и ему показалось, что Герцог откровенно усмехается, глядя на него.
      – Ч-черт!
      Чарли сплюнул и тряхнул головой, чтобы избавиться от наваждения. Затем еще раз осмотрелся вокруг.
      Ага! Этого он раньше не заметил!
      У противоположной стены стояли в ряд покрытые пылью бочонки. Судя по их виду, они стояли здесь много месяцев, а может быть, и лет, и никто и ничто не тревожили их.
      – А почему бы и нет? – спросил Чарли у Герцога. Ответа он, разумеется, не дождался и просто подошел к противоположной стене, опустил руку в пыльное чрево ближайшего бочонка и вдруг услышал:
      – Какого черта вы здесь шарите?
      Голос Фермина Смолла гулко раскатился в пустой конюшне, отразился от ее стен и обрушился на барабанные перепонки Чарли оглушительным эхом. Даже Герцог перестал жевать и испуганно вздрогнул.
      В следующую минуту оба они пришли в себя. Герцог возмущенно заржал, а Чарли отскочил от бочонка и протестующе взмахнул своей здоровой рукой. Помня о том, что лучшая защита – это нападение, он ринулся вперед и воскликнул:
      – Сукин сын!
      Фермин Смолл вытянул вперед руку с зажатым в ней пистолетом. Увидев это, Чарли застыл на месте как вкопанный и продолжил – уже гораздо спокойнее, чем прежде:
      – Какого черта, шериф?
      – Что вы искали в том бочонке, Уайлд? – рявкнул Смолл, перебегая своими прищуренными глазками то на бочонки, то на лицо Чарли.
      Чарли тоже прищурил глаза и прижал здоровой рукой раненую.
      – Я навожу здесь порядок, – сказал он. – Разве это запрещено законом?
      Глаза Смолла превратились в узенькие щелочки, и шериф протянул подозрительно:
      – Интересно, интересно…
      Чарли очень неприятно было смотреть на ствол пистолета, направленный ему прямо в живот. Ему совершенно не улыбалось получить еще одну пулю – он вовсе не собирался коллекционировать эти кусочки свинца.
      А что подумают о нем его парни, если он позволит подстрелить себя дважды на протяжении одной недели?
      В сотый раз Чарли пожалел в эту минуту, что покинул родной дом. Нет, эти края не для нормальных людей!
      – Почему бы вам не обратиться к мисс Адриенне и мисс Айви, шериф? Спросите у них, имею ли я право прибраться на конюшне.
      – И не подумаю! – вскинулся шериф, которого вовсе не прельщала встреча с этими леди. – Вы сами должны рассказать мне о том, что вы тут делали.
      – Что я тут делал – не ваша забота, – огрызнулся Чарли.
      – Что здесь происходит? Что за шум?
      Голос Одри заставил обоих мужчин вздрогнуть от неожиданности. Чарли невольно пригнулся, опасаясь, что шериф может ненароком разрядить в него свою пушку.
      “От пули не убежишь”, – успел обреченно подумать он.
      – Какого черта вам нужно здесь, Фермин? – продолжила Одри. – И почему вы целитесь в Чарли?
      Одри стояла в дверях конюшни подбоченившись, с раскрасневшимся от гнева лицом, и серые глаза ее метали молнии. Чарли даже в эту опасную минуту не мог не залюбоваться ею. Яркое солнце освещало ее фигуру и золотистым нимбом горело в волосах. Полные губы Одри были плотно сжаты, грудь высоко вздымалась при каждом вздохе. Она и в гневе была очаровательна, эта маленькая мисс Хьюлетт.
      – Этот молодчик шарил у вас на конюшне, мисс Одри, – поспешил отрапортовать Фермин Смолл.
      –  Что? – воскликнула Одри и одарила шерифа презрительным взглядом.
      Она прошла в глубь конюшни и встала перед шерифом, затем спокойно протянула руку и выхватила пистолет из его пальцев. Чарли с восхищением наблюдал за ней.
      – Это самое идиотское заявление, которое мне приходилось слышать в моей жизни, Фермин Смолл. Впрочем, с вас станется.
      С этими словами Одри откинула в сторону барабан “кольта” и высыпала из него на ладонь все патроны.
      – Мэ-эм! – возмущенно воскликнул Фермин.
      – Никакая я вам не “мэ-эм”, шериф, – бесцеремонно перебила его Одри. – Вы просто сваляли дурака. Как всегда, впрочем. Заберите вашу игрушку.
      И она сунула в руку Фермина Смолла разряженный пистолет.
      – Но, мисс Одри…
      – Я больше для вас не мисс Одри! – прикрикнула на него Адриенна. – И позвольте мне самой хозяйничать в собственном доме! Забирайте свой пистолет и проваливайте прочь сию же минуту!
      Шериф что-то угрожающе пробормотал себе под нос и принялся засовывать “кольт” в кобуру, болтавшуюся у него на поясе. Чарли облегченно вздохнул и с удвоенным вниманием продолжал следить за мисс Хьюлетт. Эта девушка была достойна самого глубокого уважения. Он не смог сдержать улыбку, глядя на то, как Одри пересыпает вытащенные патроны в длинную ладонь Фермина.
      – Возьмите, – с презрением сказала Одри, – но с одним условием: заряжать свою пушку вы будете только тогда, когда окажетесь за воротами моей фермы.
      Она поучала шерифа так, словно тот был маленьким мальчиком.
      – Он говорит, что “наводил здесь порядок”, мисс Одри, – попытался наябедничать Смолл. – Хотел бы я знать, что за порядок он здесь хотел навести!
      Голос шерифа сорвался на писк. Фермин замолчал и озадаченно уставился на патроны, маслянисто поблескивавшие у него на ладони.
      Одри круто развернулась и сердито посмотрела на Чарли. Тот виновато пожал плечами.
      – Вы же ничего не разрешаете мне делать, мисс Адриенна, – сказал он. – Вот я и решил хотя бы в конюшне прибраться немного.
      Затем Чарли улыбнулся своей самой обворожительной улыбкой, что сгубила столько девичьих сердец в его родном Америка-Сити, и добавил:
      – Надеюсь, вы не станете сердиться на меня за это, мэм.
      Он указал рукой на груду хлама, скопившуюся посреди конюшни в результате его поисков. Одри покосилась на эту кучу, и щеки ее порозовели.
      – Ах, Чарли, негодник, зачем вы меня не слушаетесь?
      – Но, мисс Адриенна, поймите, я просто не могу сидеть без дела. Надеюсь, вы не станете сердиться на меня за то, что я хотел немного прибраться здесь, – продолжил Чарли. – Честное слово, рука у меня не так уж сильно болит…
      – Ах, Чарли, вы просто прелесть! – прервала его Одри. Она нежно прикоснулась к здоровой руке Чарли, и он смутился – не столько от этого прикосновения, сколько от мысли о том, что весь этот мусор он выгреб вовсе не для того, чтобы навести здесь порядок, а ради этих проклятых камешков.
      Одри снова обратилась к Фермину и сказала ледяным тоном:
      – Не лучше ли вам заняться своимделом, шериф? И знайте, что, если вы еще раз сунете нос на нашу ферму, мы с тетушкой Айви предпримем меры.
      Шериф что-то пробормотал себе под нос и уныло поплелся к выходу. Следом за ним пошла Одри и последним, замыкающим в этой процессии, – Чарли. Он не переставал восхищаться мисс Одри. Что за девушка эта мисс Одри! Она опять выручила его! Да еще каквыручила!
      Чарли усмехнулся. Да, с какой стороны ни посмотри, мисс Хьюлетт – потрясающая девушка!
      – Позвольте вас спросить, мисс Одри, – негромко спросил Чарли. – Что вы имели в виду, когда говорили, что примете меры против шерифа?
      Одри обернулась и улыбнулась так, что у Чарли перехватило дыхание.
      – Да просто расскажу всем о том, какой он идиот, и все. – Она улыбнулась еще шире и добавила: – А Фермин и в самом деле идиот. Это стало ясно на второй день после того, как его выбрали шерифом. Какие-то ворюги украли у миссис Рамирес свиней, причем прямо из-под носа Фермина. Более того, он даже сам помогал им открыть ворота. Говорил потом, что принял воров за работников миссис Рамирес. Ха!
      Одри покачала головой и продолжила свою обвинительную речь против шерифа Смолла:
      – И это не единственный случай, когда Фермин выставил себя идиотом. Однажды он пришел к старику Гудлоу – расследовать дело о похищении у него племенного быка. Лучше бы он не приходил! Вытоптал у Гудлоу все грядки – словно стадо бизонов там пробежало! Оставил старика без урожая. И быка того, разумеется, не нашел. Нет, Фермин Смолл не человек, а ходячее недоразумение!
      Чарли молча слушал ее. Сам-то он вовсе не считал шерифа законченным кретином.
      – А еще он отказался арестовывать человека, который пристрелил Билли Пайка, – продолжал журчать голос Одри, – хотя тот на каждом углу грозился убить беднягу.
      – Господи, боже мой, – вздохнул Чарли. – Это уж действительно ни в какие ворота не лезет. А почему же тогда его выбрали шерифом?
      – По ошибке, – категорично отрезала Одри. – И было это в первый и последний раз, можете мне поверить. Второй раз этот идиот не пройдет.
      Она посмотрела на Чарли и печально добавила:
      – На то, чтобы лазить по чужим фермам и шпионить за честными людьми, у него время находится, а вот на то, чтобы заниматься своим непосредственным делом, – никогда. Торчит здесь целый день, а там, в городе, в это время кто-то кого-то грабит, убивает, а нашему дорогому шерифу на это наплевать!
      Чарли тряхнул головой и улыбнулся.
      “Проклятие! – подумал он. – Хорошо еще, что мисс Одри на моей стороне. Не хотел бы я оказаться в стане врагов маленькой мисс Хьюлетт!”
 
      После обеда Чарли снова загрустил. Во-первых, Одри категорически запретила ему что-либо делать. По крайней мере, сегодня. Конюшня? Она может подождать и до лучших времен, ничего с ней не сделается.
      Во-вторых, Чарли переживал за Лестера. Как только он вернулся с покупками из города, его снова взяла в плен Айви. Она с таким жаром принялась за него, что бедняга Лестер мгновенно сделался пунцовым как рак.
      “Как бы его не хватил удар!» – озабоченно подумал Чарли.
      А затем был обед – такой обед, о каком Чарли в жизни своей даже не мечтал. Они с Лестером оказались за столом, так густо уставленным тарелками, что на скатерти пустого места не осталось. Того, что было подано, с лихвой хватило бы на весь их оркестр. Лестер чувствовал себя не в своей тарелке и ел необычно мало – быть может, оттого, что ему неуютно было в крахмальной салфетке, заткнутой за воротник рубашки.
      Бедный старый Лестер!
      Да еще Одри весь обед сидела рядом и без умолку болтала, не закрывая рта даже тогда, когда срывалась с места, чтобы что-то подать или принести. В основном она продолжала поносить Фермина Смолла, и Чарли, слушая ее, не мог согласиться с выводами Одри о полной неспособности шерифа к своей работе. Он-то знал, что чутье Смолла не подвело, и шериф сумел раскусить и его, и Лестера. Смолл сразу понял, кто они такие на самом деле.
      Когда обед закончился, Одри настояла на том, чтобы он прилег отдохнуть.
      – И не смейте возражать мне, мистер Уайлд, – категорически заявила она и даже демонстративно заткнула пальцами уши, не желая слышать никаких возражений.
      Чарли только вздохнул, вступать в пререкание он был просто не в состоянии.
      Одри принесла ему отцовский махровый халат и тапочки.
      – В этом вам будет удобнее, – сказала она. – Халат я выгладила и надушила лавандой. Вы обидите меня, если не наденете его.
      Сказано это было, разумеется, в шутку, но сердце у Чарли болезненно сжалось. Он снова почувствовал себя таким подлецом! После ванны он послушно надел халат мистера Хьюлетта и его тапочки. Тапочки оказались ему малы, но Чарли решил стерпеть это маленькое неудобство.
      – Ну вот, Чарли, – улыбнулась Одри, осмотрев его. – Теперь, по крайней мере, ваши уставшие ноги смогут немного отдохнуть. А то вы целыми днями в своих сапогах, а они такие тяжелые. Кстати, я пока почищу их хорошенько, а то на них столько пыли.
      – Во-первых, я совсем не устал, – возразил Чарли. – А во-вторых, не нужно ничего делать с моими сапогами.
      Напрасный труд! Разве можно остановить мисс Одри, если она что-то задумала! Еще не договорив, Чарли знал, что его сапоги все равно будут вычищены до зеркального блеска.
      Затем Одри усадила его на стул, чтобы заново перебинтовать раненую руку, – и Чарли покорно уселся, стараясь не смотреть ни в глаза Одри, ни на ее грудь. Это было непросто, но Чарли по мере сил исполнил задуманное.
      После перевязки Одри проводила Чарли в гостиную, озабоченно спросив по дороге:
      – Как рука, Чарли, не слишком разболелась после того, как вы дали ей такую нагрузку сегодня? Смотрите, не забывайте, вам просто необходим покой!
      – Постараюсь не забыть об этом, мисс Адриенна, – вздохнул Чарли.
      Наконец она оставила его одного, широко улыбнувшись на прощание в дверях гостиной. Чарли устроился в большом покойном кресле мистера Мартина Хьюлетта, положил ноги на край стоявшего возле кресла дивана и осмотрел гостиную.
      Настроение было паршивым. Никогда в жизни Чарли не было так стыдно за себя, как сейчас. Положение казалось безвыходным. До чего же мерзко обманывать таких славных женщин, как Одри и ее тетушка Айви!
      В голове мелькнула мысль о том, что неплохо было бы обыскать и гостиную, но у Чарли на это не осталось ни сил, ни желания. Он прикрыл глаза и через минуту провалился в глубокий сон.
      Одри была очень довольна тем, что Чарли вел себя так послушно. Когда она провожала его в гостиную, он показался ей совсем домашним – в махровом отцовском халате, с растрепавшимися после купания волосами. Уложив своего рыцаря отдыхать, она вернулась на кухню и помогла Айви с мытьем посуды. Все это время она не переставала думать о Чарли – с теплотой и нежностью.
      – Раненым необходим покой! – прокричала она тетушке, вытирая тарелки.
      – Разумеется, – откликнулась Айви.
      Лестер, сосредоточенно чистивший в углу картошку, искоса посмотрел на дам, словно на идиоток. Одри окинула его лучезарным взглядом, и Лестер смутился еще больше и засопел, яростно очищая картофельную кожуру.
      Закончив дела на кухне, Одри прихватила свою корзинку с вязаньем и тихонько вернулась в гостиную. Чарли спал уже больше часа.
      Он прекрасно вписывался в интерьер их гостиной. Одри уселась на стул и, по своему обыкновению, принялась мечтать.
      Они с Чарли поженятся, и он займет в ее жизни то место, которое доныне принадлежало отцу. Ей так нужен мужчина, на чье плечо она могла бы опереться в трудную минуту! Ведь дом без мужчины – не дом. Вся жизнь станет иной, когда в нее войдет Чарли, – войдет прочно, навсегда.
      Одри прислушалась к его ровному дыханию. Чарли спал крепко и чему-то улыбался во сне. Одри уселась так, чтобы первым, что он увидит, когда проснется, стало ее улыбающееся лицо.
      “Невероятно, чтобы мужчина был настолько красив”, – со вздохом подумала она.
      Ей вдруг захотелось зарыться пальцами в его густые каштановые волосы, вдохнуть их запах.
      Чарли пошевелился и открыл глаза. Увидел Одри и неожиданно застонал.
 
      5.
 
      – Добрый день, мистер Соня! – с улыбкой приветствовала его Одри.
      Только теперь, когда она заговорила, Чарли понял, что это уже не сон, а явь.
      “Впрочем, – неожиданно подумал он, – разница невелика. Все равно я постоянно ее вижу”.
      Это было истинной правдой. Одри постоянно присутствовала во всех снах Чарли.
      Он выпрямился в кресле и запахнул на коленях разошедшийся в стороны махровый халат.
      “До чего же непривычно в этой штуке!» – мелькнуло у него в голове. Одри сидела перед ним на диване, прямо в центре яркого солнечного пятна, и сияла, как новенькая монетка. Она с улыбкой смотрела на Чарли, а ее проворные пальчики тем временем продолжали перебирать сверкающие спицы.
      Самым ужасным для Чарли оказалось то, как его сердце отозвалось на эту картинку, – теплота и покой охватили душу несостоявшегося грабителя. Однако Чарли понимал, что не должен поддаваться таким настроениям. Он долженпоскорее разыскать эти рубины, украсть их и поскорее смотать отсюда удочки. Хорошо, если бы перегон скота на летние пастбища начинался не в будущем месяце, а, скажем, со следующей недели. Тогда он украл бы камешки, а грабить банк им с ребятами уже не пришлось бы. Чарли побаивался этого ограбления и чувствовал, что до добра оно не доведет.
      – Как вы чувствуете себя, Чарли? Получше? – спросила Одри.
      – М-м-м… Пожалуй.
      – Вот видите. Я же говорила, что вам необходимо поспать.
      – Да, – кивнул Чарли.
      – Лестер сказал тетушке Айви, что ваш оркестр соберется на вторую репетицию сегодня около пяти. А еще он сказал, что двоим из ваших музыкантов, похоже, удалось найти себе работу в Розуэлле.
      – Вот как?
      – Да, так сказал Лестер. Надеюсь, вы тоже останетесь у нас на некоторое время.
      Одри смотрела на него с такой надеждой, с такой скрытой мольбой, что Чарли не выдержал и отвел глаза в сторону.
      – Д-да, конечно. Мы подождем, пока моя рука не заживет окончательно, прежде чем отправимся в Альбукерке.