Распоротый

Боль уже устойчиво поселилась внутри, то накатывая, то немного отступая, но ни на минуту не покидая меня насовсем. Все мои силы уходили на то, чтобы держаться, то есть оставаться в сознании и не стонать. Наверное, лучше было бы отпустить себя и провалиться в забытье, но я не хотел сдаваться. Достойно умереть – тоже искусство. Когда приходит твой час, его следует встречать в уме и при памяти. У меня это пока получалось, хотя и не очень хорошо.

В голове слегка звенело, и откуда-то издалека доносился ровный шум. Яркий свет, пробиваясь сквозь прикрытые веки, резал глаза. Я попросил, чтобы его выключили, однако никто не послушался. Это меня огорчило, но я решил не выяснять, что к чему. Все мое внимание занимала боль. Ее было слишком много, и я чувствовал себя бабочкой, наколотой на нее, как на булавку. Мир вращался вокруг меня, а я сворачивался вокруг своей боли. Появилась Марта и стала в ногах, глядя с задумчивым интересом.

– Уходи, – хрипло сказал я. – Успеешь нарадоваться…

Не отвечая, она так же задумчиво намотала на палец локон и исчезла. Я даже не заметил когда. Все вокруг плыло, как перед скачком в подпространство. Мир распадался на элементы, превращаясь в слоистую радугу. Над головой висела, ожидая команды, всякая нечисть, а у меня уже не было сил ее отогнать. Я давно приметил, что эти сгустки изначального ужаса перестают таиться, когда человек остается один. Они слетаются отовсюду, словно стервятники на мертвечину, и неустанно кружат над головой, готовые использовать любой повод.

Свет, прожигавший мне веки, начал казаться черным. Кожу на лбу неприятно тянуло. Я поднял руку и обнаружил, что покрылся холодным потом. Кибердоктор явно не успевал. В отчаянии я разлепил глаза и обвел помутившимся взглядом комнату. Взгляд этот был, судя по всему, прощальным. Кто-то стоял у изголовья, молча ожидая, когда я начну собираться. С трудом повернув голову, я увидел спешившегося всадника с мечом и перстнем. На нем была красная палаческая баутта, через прорези которой на меня требовательно смотрел бездонный мрак.

– А-а, – сказал я или, может, только пошевелил губами. – Это ты. Ну, где твое жало? Давно пора…

Я уже стоял на пороге, но никто не махал вслед платочком, чтоб я не упал духом. Впрочем, гораздо обиднее было то, что никто не отомстит за меня моим убийцам. Жестокость и ложь, увеличив энтропию информационного континуума, так и останутся безнаказанными. Возмездие и воздаяние обитали только в сказках криэйторов, а в непридуманном мире их не было, поскольку не было Бога. Уходить с такими мыслями было горько, но я это знал давно и не видел здесь откровения. В конце концов не я первый, не я последний.

От охватившей меня злости я вроде как ненадолго вынырнул на поверхность, чувствуя на губах чудесный вкус свежего воздуха. Однако потом все снова растворилось в кровавой тьме, опять навалилась боль, и больше я ни о чем, кроме нее, не мог думать.

Приходил я в себя медленно. Сначала, как только ощутил свое тело, я автоматически напрягся, готовый вновь продолжить борьбу с болью в ожидании неизбежного конца. Прошло не менее полминуты, прежде чем я осознал, что боли нет. Конечно, она не исчезла полностью, слабым нытьем отзываясь в грудине и под лопаткой. Но это была совсем не та боль, которая только что скручивала мое тело. Я еще не понял, что произошло, но главное я знал точно: я был жив. Я был жив, и боль ушла, и, значит, у меня появился шанс.

Странно, но я ощущал себя неприятно грязным. Лицо мое было словно покрыто тонкой, липкой пленкой, и я потянулся ее стереть. Но лишь коснувшись кожи, я понял, что это высох выступивший в самом конце холодный пот. Похоже, кибердоктор все-таки справился с поручением. Но тогда выходит, я довольно долго валялся без сознания. Интересно сколько?

Свет лупил все так же, и глаза не хотели открываться. Но я все-таки заставил себя расклеить веки и, отстегнув часы с пояса, поднес их к лицу. Была середина первого периода. На улице уже светало. Я скосил глаза и стал вглядываться в кибердоктора. Он работал, и на экранчике у него синела надпись. Мне оказалось достаточным немного напрячься, чтобы, не снимая его, различить слабо пульсирующие буквы: "Соблюдать покой! Опасность четвертой степени".

Я почувствовал, как непроизвольная, истерическая улыбка раздирает мне рот. Четвертой степени! Великий Дракон! И это после того, что было! Ликование стянуло скулы, жарко прихлынуло к глазам. Я был спасен! Моя молитва все же вошла в чьи-то уши. Раньше с четвертой степенью я ходил в рейсы. В некоторых случаях она означала простой грипп.

Заново осваивая свое тело, я поднял кресло в сидячее положение и неуверенно встал на ноги. Я чувствовал себя, как новорожденный, и хотел было сделать несколько шагов. Однако меня привлек компьютер, на дисплее которого продолжала светиться панель связи с констабуларием. Мгновенно позабыв о своих намерениях, я тут же сел обратно. Отчет показывал, что принято сообщение Давантари, и первое, что я обязан был сделать, очнувшись, это прочитать его.

Сообщение было коротким. Давантари лаконично информировал меня, что все необходимое для начала операции с Земли доставлено и что наконец возвратилась Амалазунта. Однако вернувшаяся Амалазунта отложила десант на два дня, поскольку не смогла однозначно прочитать сложившуюся ситуацию. В конце Давантари добавлял, что, как установлено, передача из поселка велась на том же самом метаязыке, что и первая, перехваченная грузовиком. Ее пока тоже не удалось расшифровать, но поскольку сигнал не свернут, то возможно, что именно эта передача наконец даст ключ к пониманию условного языка роя.

Прочитав сообщение, я едва удержался, чтобы не плюнуть на пол. Конечно, в констабуларии не знали, что путч был назначен на завтра. Но ситуация на Керсте была настолько острой, что любая задержка только ухудшала положение. Интересно, что б они делали с Керстом через два дня, не останови я вчера Чару и не загрузи вовремя Принцепса. Амалазунта явно не догоняла цель. Я всегда считал, что женщинам нельзя доверять серьезные должности. Если бы региональным Гроссмейстером был мужчина, он не стал бы тянуть с десантом. Впрочем, мне теперь было все равно. Я выходил из игры на скамейку запасных. "Ну ладно, – сказал я себе, – хватит ворчать. Возьми ситуацию такой, какая она есть. Ты оказался на месте и сделал то, что сделал. Надо надеяться, что Принцепс сегодня не промажет. Так что у Амалазунты есть ее два дня. И значит, все в порядке. Все в порядке, а уж как это вышло, не важно. Важно, что ты жив и собираешься спать. Ложись быстрее! Если ты хочешь посмотреть представление, тебе надо успеть во дворец До того, как на улицы выйдут патрули".

Пошатываясь от слабости, я добрался до постели, выключил свет и, велев разбудить меня на раннем рубеже четвертого периода, провалился в сон, как в колодец.

Мне показалось, что таймер запел уже через несколько минут, хотя на самом деле это было не так. Не открывая глаз, я прислушался к себе. Боли не было. Она ушла, вытекла из меня, растворилась без осадка. Ночь кошмаров закончилась. Однако следы ее, должно быть, останутся навсегда. Наверняка добавилось соединительной ткани в сердце. Да и по памяти пролег рубец, связанный с Таш. Мне отвалилось сразу слишком много, но я не понял этого и не остановился, а, наоборот, подпрыгнул, чтоб схватить еще больше. И тогда пружина распрямилась. Так бывает всегда Как только ты перестаешь думать о мировом законе, он тут же лягает тебя, чтоб ты не забывался. Человек всегда должен помнить, что он песчинка. Даже когда бросает вызов Вселенной. Это знание его бережет.

Надо было вставать, но я совершенно не чувствовал себя отдохнувшим и готовым к тому, что намечал еще вчера вечером. Какое-то время, не в силах пошевелиться, я лежал, пусто глядя на пронзающие друг друга плоскости потолка, и вспоминал все, что случилось. Некоторые детали уже стерлись, а последовательность событий спуталась. В памяти остались лишь всепоглощающая горячая боль в груди да яркий свет, лупящий по глазам. И еще то, что я пообещал нынче ночью Великому Ничто. Это было правильное решение. Свое задание я выполнил. А активным поиском пусть теперь займутся другие. Можно, конечно, от нечего делать развлекаться, играя с судьбой. Но только чтоб у нее выиграть, шансы должны быть не меньше, чем в русской рулетке. Это значит, хотя бы один к шести в твою пользу. А у меня соотношение, похоже, было обратным.

С тех пор как меня запаял Егоров, я ни разу не подходил к краю так близко

Я сел на постели и спустил ноги на пол. Принцепс должен был начать действовать после выхода на дежурство новой смены, и я понимал, что, если хочу хоть что-то увидеть, мне следует торопиться. Субъект в зеркале душевой, которого я обнаружил, переступив порог, ужаснул меня. На сильно осунувшемся лице отчетливо выделялись глубоко запавшие глаза. Кожа на теле и особенно на подбородке, как всегда в боевых условиях, настойчиво требовала депилятора. Кроме того, гематома на плече налилась черным и выглядела, словно траурная повязка. Впрочем, я чувствовал, что в ближайшие дни мне вряд ли захочется перед кем-то раздеться.

Я, как сумел, привел себя в порядок, выкрасил волосы в буро-желтый травяной цвет, втер депилятор и понял, что лучше уже не стану. Синяки под глазами и бледные губы придавали мне сходство с вампиром, но использовать лицевую косметику все же не хотелось. Выйдя из душа, я ограничился тем, что сотворил себе лимонного цвета блузу и светло-коричневую накидку. Мне предстояло нынче побывать во многих местах, и я не желал, чтобы меня где-нибудь запомнили. Экипировавшись таким образом, я двинулся на улицу.

У дверей я остановился. Сегодня я встал рано, и даже сквозь матовое напыление было видно, что еще моросит дождь. Я закрепил накидку и, набросив капюшон, вышел наружу. Влажный, пропитанный острым и пряным запахом листвы воздух щекотал ноздри, жужжали птицы, по вулканическим кирпичам стен, цепляясь за выступы, ползли рваные клочья тумана. Я изо всех сил вздохнул полной грудью – и радостно засмеялся. Я буду жить! Эта прекрасная мысль обрела здесь, на улице, плоть и кровь, обросла нервами и сухожилиями. Я буду жить! Дышать воздухом. Купаться в море. Знакомиться с девушками. Пить скруш с друзьями. Жить! Все, что случилось со мной вчера, было мелким и незначительным – по сравнению с тем, что я буду жить.

Ноги мои стояли пока еще плохо. Осторожно ступая по мокрым плитам, я спустился на ближний уровень мостовой и сначала медленно, а потом все быстрее двинулся в сторону Разделителя.

Все еще будет. Рассветы на атмосферных планетах. Грохочущие центрифуги мегаполисов. Умные и теплые разговоры за полночь. И может быть, даже любовь. Настоящая любовь без обмана и выгоды. А серебристый кокон похоронной команды пусть останется кому-то другому. Этот наряд не для меня. И не меня примет в свое лоно Божья мать, дева сыра-земля. Я тот, кому повезло. Костлявая снова промахнулась. Так что теперь я просто обязан использовать выпавшую мне отсрочку на полную катушку. И уж, будьте уверены, я постараюсь взять все, что смогу.

Я выпростал из-под накидки руку и, намочив ладонь, обтер пылающее лицо. Было бы хорошо посыпать его нюхательной пудрой, выбрав, например, запах чинзара. Он всегда ассоциировался у меня с парением в восходящих потоках. Когда здесь все закончится, я улечу на одну из ближайших планет ойкумены, чтобы неделю полетать без помех.

Дождь почти прекратился. Стало гораздо светлее, и я прибавил шаг, торопясь во дворец. Впрочем, это не помешало мне заглянуть в первый же подходящий магазин. Правда, нюхательной пудры чинзара здесь не оказалось, и я задумчиво застыл возле полок, выбирая эквивалент.

– Драконий хвост! А я как раз к тебе собирался!

Я вздрогнул всем телом, почувствовав на плече ладонь, и резко обернулся. На меня радостно смотрели подкрашенные глаза клоуна.

– Боялся тебя разбудить.

– Ну, здравствуй! – сказал я, чувствуя прилив симпатии, странным образом смешанной с раздражением. – Что нынче обещает оракул?

Я вдруг осознал, с чем связано мое раздражение. Мне страшно не хотелось выслушивать очередную порцию благодарностей. Поэтому, пока клоун не начал, я решил увести его в сторону.

– Какой запах ближе всего к чинзару? – спросил я. – Хотел чинзара, а его нет. Клоун задумался.

– Вертуми, – предположил он, – И еще, может быть, нимерга.

– Точно! – обрадовался я. – Вертуми! – И щелкнул пальцами, подзывая хозяина.

Расплатившись, я повернулся к клоуну, все время стоявшему у меня за плечом.

– Жаль, что так вышло, – сказал я. – Но видишь, я должен идти во дворец. Загляни как-нибудь. Погуляем в парке или посидим в харчевне. Я буду рад.

– Послушай, – неуверенно сказал клоун, когда я уже прощально положил на плечо ему руку. – Займи мне денег. Немного. Двадцать стрендов. Я хочу съездить к Беш.

– Денег? – Я изумленно уставился на него. Почему-то я совершенно не ожидал этой просьбы, и она заставила меня остановиться. Впрочем, увидев выражение лица клоуна, я тут же поправился: – Тебе – без обсуждения. Хоть на цикл. Но у меня с собой столько нет. Завтра – не поздно?

Лицо клоуна приняло несчастный вид.

– Да я тут договорился… – пробормотал он.

– Гнилые яйца! – сказал я. – Понятно. Тогда Давай так. Я смогу забежать в гостиницу. Примерно через пару периодов. Но только ненадолго. Если хочешь, иди туда и жди в моем кабинете. Устраивает?

– Устраивает! – обрадовался клоун. – Прямо сейчас и пойду!

– Сейчас, может, и не надо, – сказал я, – но через период я бы на твоем месте уже там сидел. Понимаешь, я не смогу тебя ждать. Если тебя не будет, я отчалю.

– Буду! – воскликнул клоун. – Я там обязательно буду! Даже если ты придешь через три периода, я там буду.

– Отлично! – сказал я, пожимая плечо клоуна и поворачиваясь, чтобы идти.

Дождь уже кончился, и мне становилось жарко в накидке. Войдя в магазин, я снял ее и теперь держал в руке. Подумав, я остановился и протянул накидку клоуну.

– Захвати с собой, – попросил я. – Зря нацепил.

Пройдя административный квартал, я оказался в небольшом дворцовом скверике, который сегодня был необычно многолюден. В нем, рассыпавшись по всей территории, стояли группками по двое или по трое не меньше сотни гвардейцев дворцовой охраны. Еще больше их гуляло по прилегающим к скверу дорожкам. Похоже, маховик подавления мятежа набирал свои обороты.

Я протолкался сквозь уплотняющуюся с каждой минутой толпу и пошел к дворцу, поражаясь беспечности Принцепса и его помощников, Отсутствие начальника охраны сразу сказалось на мобилизованности гвардейцев. На меня никто не обратил внимания и не попытался хотя бы выяснить, кто я такой и куда меня в этот день несет. Если информационная сеть чистильщиков не хлопала ушами, в эту минуту у них полным ходом должно было идти экстренное рассредоточение или, наоборот, концентрация стянутых в город сил.

На входе во дворец особой заминки тоже не вышло. Начальник караула знал меня в лицо и без проволочек впустил внутрь.

– Когда смена? – поинтересовался я у него, проходя мимо.

– Через четверть периода. А что происходит?

– Учения, – сказал я, ляпнув первое, что пришло в голову. – Мы всегда должны быть готовы к вторжению. Кланы не спят. Они вынашивают замыслы.

Лицо караульщика приняло напряженно-суровый вид.

– Пусть только посмеют! – выпалил он. – Народ, как стена, встанет на пути неприятеля!

– Очень хорошо, – похвалил я и, махнув рукой, пошел к лестнице.

В приемной Принцепса снова сидела та самая девица, что вчера заменяла Таш. Увидев меня, девица оживилась.

– Рик Витварги! – запела она, улыбаясь во весь рот. – Принцепс уже интересовался с утра. Я даже собиралась посылать службу.

– А где он сам? – спросил я. – В кабинете?

– Как же! Здесь с самого утра такое творится! Сейчас идет чрезвычайное заседание Совета. Все там. Ведь было специальное сообщение.

– Откуда мне знать, – сказал я улыбаясь. – Я же не член Совета. У меня и телеграфа нет.

– Думаю, стоит поторопиться. Оно только что началось. И еще надо получить специальный пропуск – у главного распорядителя режима.

– Иду, – сказал я. – А что, собственно, случилось с Таш? Опять отпросилась?

– Нет. Она заболела и передала, что несколько дней не сможет работать.

– Передала?! – Мне показалось, что перед глазами мелькнул кончик нити. – Через кого?

– Не знаю. Я пришла, а на столе – записка.

– Записка? Можно взглянуть?

– Теперь только после Совета. Я отдала ее Принцепсу.

Нить оборвалась. Ясно было лишь, что у Таш во дворце остались пальцы.

– Где, кстати, искать распорядителя режима? – спросил я, собираясь уходить.

– Центральный сегмент, первый этаж. Прямо под главной лестницей.

Я шел коридорами обратно ко входу, и надежда отравляла мне кровь. Что, если я все просчитал неправильно и Таш на самом деле больна? Все мои предположения строились, по существу, на песке. Ни один судья не признал бы их доказательствами. Знать бы хоть, кто принес утром записку; я вынул бы из этого порученца все до последнего бита. Стоп!

От волнения я даже замедлил шаг.

Решение было настолько простым, что странно было, как оно сразу не пришло мне в голову.

Зайдя за пропуском, я должен был выяснить у распорядителя адрес Таш. Если она на самом деле больна, она сидит дома, и я ее там найду.

"Эх ты, – укоризненно сказал мне, просунувшись между ключиц, внутренний голос. – Ты еще на что-то надеешься? Я думал, тебе хватило. Забудь лучше о ней. Добром это не кончится".

– Пошел бы ты! – огрызнулся я, но, взяв себя в руки, добавил миролюбиво: – Это мой долг, дурачок. Таш – вероятный резидент роя. Я просто обязан выяснить все, что смогу. Так что исчезни! А то как бы чего не вышло.

Внутренний голос, испугавшись, сгинул. А я отодвинул дверь с надписью "Главный распорядитель" и шагнул внутрь.

Я ожидал увидеть в кабинете пожилого и скучного дядьку с редкими волосами и желтыми зубами.

В ойкумене подобные должности занимали сплошь вылинявшие и перегоревшие субъекты, которых вполне устраивал ежедневный контроль за техникой в строго отведенные для этого часы. Здесь же распорядителем режима оказалась весьма миловидная женщина с нежными глазами и большим чувственным ртом. Когда я вошел, она стояла, держась за поручень, у окна, но, увидев меня, приветственно улыбнулась и сделала шаг навстречу.

– Тера Витварги, – представился я, – советник Принцепса.

– Нанш Пир Саска.

У Нанш было мягкое, податливое тело с крупным задом, требующим воплощения в мраморе. Вероятно, она была очень хороша в постели, но сегодня я не мог даже смотреть на женщин. Наверное, поэтому я разговаривал с ней, стоя в полуметре от стола.

– Мне сказали, я должен получить пропуск.

– Тогда лучше присесть. Это займет некоторое время.

– Рядом с очаровательной собеседницей время летит незаметно,

Нанш едва заметно улыбнулась и придвинула к себе стопку табличек с отверстиями, надетых на укрепленный в массивной подставке штырь. Шум за окном усилился, и сквозь взметнувшийся гомон прорезались плохо различимые призывы образовать каре. Не выдержав, я выбрался из кресла и подошел к проему.

Окно выходило в наполненный дворцовой охраной сквер, который я пересек меньше четверти периода назад. Сейчас там начинался митинг. Я смотрел, как вытягиваются по периметру площадки ровные шеренги гвардейцев, и верил, что теперь узел, захлестнувший страну, будет наконец разрублен. Сегодня должны арестовать или уничтожить тех, кого рой выбрал для осуществления своего замысла. После этого освобожденные от их давления люди начнут свободно спорить и взвешенно принимать решения. И не важно, что движение замедлится, а энтузиазм снизится. Черт с ним! Так даже лучше. Кому она нужна, скоростная дорога в ад?

"Непонятно, почему Амалазунта тянет с уничтожением роя, – думал я, глядя на сосредоточенные лица солдат. – Она ведь знает о готовящемся мятеже. И о том, кто стоит за ним, тоже знает. Говорят, зональные Гроссмейстеры не ошибаются. Не верю! Допустим, она считает, что переворот все равно не предотвратить, а рой легче брать после путча. Пусть так. Но ведь рой – это рой. Каждая лишняя минута его деятельности губительна. В данном случае для аборигенов. Может быть, с точки зрения ойкумены решение Амалазунты самое верное. А как быть с точкой зрения керстян? Что им принесут два дня ее тайм-аута? Впрочем, меня это теперь не касается. Пусть за дерьмо отвечают другие. Я спрыгнул. Ушел на покой".

– Готово! – услышал я за спиной мелодичный голос Нанш и обернулся.

Нанш протягивала мне кожаный квадратик с красным официальным тиснением.

– Спасибо! – сказал я, беря квадратик. – Но это не все. Можно найти мне адрес рики Тер Мерке, помощницы Принцепса? Она заболела и…

– Да, конечно. – Нанш выбралась из-за стола и направилась к занимавшему всю стену стеллажу с коробками. – Без препятствий…

Я смотрел ей в спину, чувствуя себя так, словно включил антиграв и теперь невесомо парю в нескольких сантиметрах от пола. Морозная дрожь тревожного ожидания обжигающей волной обдала грудь и плечи – и ушла, чтобы через минуту вернуться снова.

"Сейчас, – думал я, – сейчас Нанш достанет коробку, скажет несколько слов, и я выбегу на улицу, поймаю возницу, домчусь до указанного дома, взлечу по лестнице, дверь откроется – и все окажется лживым мороком, кошмарным сном, горячечным бредом, а на деле будет растянутая нога, прыщик на губе, зацветшие ногти или какая-нибудь другая чепуха. Что нужно отдать, чтобы это случилось?! Мне ведь так мало надо для счастья. Услышал же кто-то меня этой ночью. Может быть, чуткое ухо склонится еще раз?"

– Ну вот, – сказала Нанш, возвращаясь с вынутой из стеллажа коробкой. – Должно быть здесь…

Открыв коробку, она перебирала документы, и пауза с каждой минутой разрасталась, угрожающе заполняя комнату. Я заметил, что Нанш вернулась и пошла по второму кругу. Наконец она подняла удивленные глаза.

– Не могу найти, – голос был явно растерянным. – Но я помню, как принимала.

– Давно это было? – спросил я небрежно.

– В конце сухого сезона.

Все сходилось.

Отсутствие адреса было тем доказательством, которого до сих пор не хватало. Оно заключалось не в том, что простой секретарше обычно ни к чему скрывать свой адрес, а в том, что обычная секретарша просто не смогла бы этого сделать. Таш смогла. Судя по всему, она прибегла к внушению, легко продавив мягкую и открытую Нанш.

– Ладно. – Я махнул рукой. – Дождемся выздоровления.

И закусил губу. До последней минуты я все-таки сомневался, что Таш – резидент роя. Отсутствие адреса поставило точку.

Пряча перекошенное лицо от Нанш, я быстро отвернулся. К счастью, в эту минуту за окном загремел усиленный рупором голос. Начался митинг. Безуспешно пытаясь овладеть лицом, я подошел к проему и, перегнувшись через поручень, стал вслушиваться в происходящее внизу. На принесенном откуда-то вращающемся помосте невысокий офицер с тускло блестевшим лбом обращался к внимавшему ему строю.

– Враги узнаны! – вещал он. – Крысы кланов сорвались с поводков! Долг и Керст требуют быстрых действий! В неразрывном ряду мы должны выйти на схватку за наши цели. За движение к раздвинутым горизонтам! Страна просит своих солдат очистить ее от коросты. От яйцеедов, пытающихся остановить время! И мы выдержим нашу клятву. Сегодня будет удачливее, чем вчера, а завтра – надежнее, чем сегодня! Мы не отступим. Восстановление продолжается!

Я смотрел на деревянные спины солдат, на черный от влаги штандарт дворцовой охраны, на капли пота, ползущие по лицу офицера, и усиленно пытался собрать ускользающие мысли. У меня было навязчивое, очень похожее на дежа вю ощущение, что я уже слышал все это. Вот только где?

– Народный суд истории вынесет свой вердикт! – выкрикнул офицер, и тут я наконец вспомнил.

Те же самые речи четыре дня назад раздавались на митинге негативистов, куда меня занесло, когда я шел от Ракш.

– Что это? – Я ошеломленно повернулся к Нанш, ожидая поддержки. – Обряд посвящения в чистильщики?

Нанш подняла глаза.

– Он хорошо говорит, – одобрительно сказала она. – Люди устали от топтания на месте. Пора применить самые решительные меры.

Решительные меры… Пораженный, я шел в зал заседаний Совета, думая о том, что команде Принцепса предстоит нелегкая работа. В ближайшее время ему придется крепко держать руль, сопротивляясь мощному желанию людей, не разбирая дороги, мчаться дальше.

Принцепса я услышал издалека. Голос его, отскакивая от стен, метался по застывшему в напряжении залу и, многократно усиленный хорошей акустикой, с силой вырывался наружу. Когда я открыл дверь, взгляд Принцепса рассеянно скользнул по мне и снова растворился в пространстве. Я понял, что Принцепс находится глубоко внутри себя, максимально сконцентрировавшись на оценке сложившейся ситуации. Судя по всему, я попал как раз на резюме доклада. Прислонившись к стене рядом с грызущим ногти юношей, я принялся слушать.

– Это была порочная, чреватая серьезными потрясениями политика. – Принцепс говорил, размеренно отвешивая строгие формулы, словно стоял не в зале Совета, а на кафедре в студенческой аудитории. – Когда стало ясно, что она терпит провал, указанные члены правительства, забыв присягу, решили нарушить закон и ввергнуть страну в кровавый хаос гражданской войны. Не имея никакой поддержки в народе, они связались с заклятыми врагами власти, сторонниками кланов, перешедшими на нелегальный образ жизни в горах. В последнее время было многое сделано для того, чтобы уничтожить их остатки, но довести до конца эту работу мы не успели. В результате на сегодня был намечен антиправительственный переворот, но четкие действия сил, верных идее Восстановления, сорвали их замыслы…

На какое-то время я отвлекся, вспомнив допрос Коры и его голос, просивший пожалеть мух, а когда вернулся к разговору, Принцепс уже говорил о первоочередных задачах, стоящих перед властью.

– Следует точно оценить свободные человеческие ресурсы и направить их в отрасли, способные дать наиболее быструю отдачу. Для этих отраслей следует предусмотреть дополнительное финансирование и государственный контроль. В связи с отсутствием денег предстоит сделать ряд государственных займов, обратившись в первую очередь к патриотически настроенным банкирам и промышленникам. Не позже чем через месяц люди должны начать получать зарплату или обрести возможность устроиться на оплачиваемую работу. Таким образом, в течение ближайшей декады нам предстоит определить наиболее перспективные отрасли и принять неотложные меры по выправлению положения в них.

"Как это в течение декады?" – хотел спросить я, но только облизал внезапно пересохшие губы и продолжал слушать.

– Нам предстоит большая и тяжелая работа. Но я уверен, мы справимся с ней. Каждый должен оказаться на уровне встающих перед правительством задач. Объединенные общей, завещанной нам Скитальцем целью, мы в состоянии быстро продвигаться вперед, опираясь на невиданный в истории Керста энтузиазм масс. Благосостояние нации в наших руках, и мы должны оправдать оказанное нам доверие. Мы не можем останавливаться на достигнутом, иначе все принесенные народом жертвы окажутся напрасны. У нас нет времени на сомнения и колебания. Нам никто не простит длительных размышлений. Поэтому я призываю всех немедленно приступить к работе, пока солдаты продолжают выполнять свой священный долг…

Растерявшись, я слушал Принцепса и не верил своим ушам. Принцепс не мог говорить на языке Чары. Что-то здесь было не так. До сих пор Принцепс являлся сторонником размышлений.

Дальнейшая дискуссия была краткой. Выступивший следом за Принцепсом Кетабар Мора рассказал о наметившемся кризисе добывающей промышленности. А поднявшийся после него Лара заявил, что долг казны частным инвесторам вырос за последние два месяца в три раза. Я так и не понял, чего они хотели добиться своими выступлениями, но объяснять мне это сегодня было некому. Обсуждение, на которое я рассчитывал, не состоялось. Посуровевший Принцепс быстро распустил Совет и, ни секунды не задержавшись в зале, вышел через боковую дверь вместе с говорящим ему что-то Морей.

Я понимал, что встретиться с Принцепсом мне сейчас не удастся; в этой ситуации ему не до меня. Поэтому я решил посмотреть, что происходит в городе, а заодно зайти в гостиницу и отдать клоуну обещанные деньги. Мне тоже надо было время, чтобы осмыслить происходящее. В толпе советников и помощников я двинулся к выходу, ловя обрывки разговоров.

– Тут можно не сомневаться: Принцепс зол, что не удалось заменить весь Совет вместе с Морой и Ларой…

– Говорят, у Чары при обыске нашли пятьсот тысяч жетонов и архив клана Сотру…

– Теперь дело пойдет быстрее. Хорошо бы пораньше узнать приоритетные отрасли. Брат как раз собрался купить плантацию водорослей. Надо сказать, чтоб обождал…

– И так достал свою помощницу, что она сбежала. Помнишь, такая ясноглазая. Я ее как-то пробовал. Ничего. Мне понравилось…

Я сжал зубы и сунул кулаки в карманы шорт.

"Что тебе с этого? – сказал я себе. – От тебя же не убыло. Ты остался при своих. Так что успокойся! Тем более ты отошел в сторону. Вот и шагай себе. Ты – Тера. Владелец гостиницы. Ничего кроме".

Я вышел из дворца и медленно побрел по аллее к Синим воротам. В городе, должно быть, уже вовсю шли аресты и звучали выстрелы, но здесь, в административном квартале, царили тишина и покой. Видимо, уже после того, как я пересек Разделитель, министр обороны догадался оцепить квартал караулами.

Речь Принцепса сильно озадачила меня. В основном он был, несомненно, прав. Политика, предлагаемая Чарой и всеми, кто стоял за ним, была для экономики Керста просто убийственна. Но это, однако, не означало, что новую политику надо спешно вырабатывать за десять ударных дней. И уж тем более непонятны были призывы реализовывать эту новую политику, не щадя живота исполненных энтузиазма масс.

В Синих воротах действительно стоял недавно образованный пост. Солдаты с чугунными лицами молча смотрели в сторону Разделителя, держа в руках пистолеты. Изнутри к ограде было прислонено заряженное бомбовое ружье. За Разделителем стреляли, и слышно было, что стреляют в нескольких местах. Я показал солдатам свой новенький пропуск и спросил, где идут бои.