Распоротый

Остальная часть сообщения из констабулария была не интересна. Давантари сообщал, что записи радиоперехватов так и не поддались расшифровке на месте и их отправили в метрополию. Десант тоже пока еще не был окончательно готов, и по расчетам Давантари высадка могла состояться не раньше чем послезавтра, после поступления всей необходимой техники. Пожав плечами, я выключил компьютер и стал раздеваться. Если по-честному, я был даже рад задержке десанта. Где находится база, я до сих пор не определил, а перекрыть район лучше, чем расставленные мной датчики, десантники все равно не могли. Высадка принесла бы больше вреда, чем пользы. Лишние люди в ущелье наверняка встревожили бы рой. Но самое главное – я сразу же переходил в подчинение командиру десанта, а мне этого совсем не хотелось.

Зажмурившись, я стоял под душем, чувствуя, как смывается вместе с усталостью перевозбуждение, не отпускавшее меня с той самой минуты, как я увидел цифры на рекордере. Сейчас, когда тугие струи массировали кожу, успокаивая дрожащие нервы и унося с собой накопившийся на их концах потенциал, я наконец почувствовал, что на самом деле стал освобождаться от уничтожающего меня депрессивного отупения. Теперь я начал бороться, а не просто следовать обстоятельствам. Я почувствовал, что могу побеждать. А самое главное – у меня совсем не болело сердце. Сердце, напоминавшее до этого о себе каждые полчаса. Конечно, я устал, но и усталость моя была чудной, не имеющей ничего общего с душевной и физической слабостью. Я устал от тяжелой работы и хотел спать. Второй день я по-настоящему хотел спать. И это было просто замечательно.

Утром я проснулся бодрым и хорошо отдохнувшим. Шел уже третий период, и я быстро засобирался к Ракш. Облака сегодня были тонкие и высокие, и я понял, что днем может выглянуть солнце. Шагнув за порог, я остановился, вглядываясь в небо. Где-то там, за миллионами километров черной пустоты, находился констабуларий, первый форпост нашей цивилизации в этом рукаве, а за ним начиналась вся многомиллиардная ойкумена, центром которой была милая моему сердцу Земля. С тех пор как я сюда приехал, мне еще ни разу не приходила мысль, что я смогу когда-нибудь снова побывать на ней. Мне казалось, что земная часть моей биографии закончилась навсегда. Сегодня я вдруг почувствовал, что успел соскучиться.

Характерный звук поющего мотора вывел меня из оцепенения. Я скосил глаза и увидел подъезжающий ко входу электромобиль. Он остановился прямо передо мной, передняя дверца сдвинулась, и изнутри, нагловато улыбаясь, вылезли Чара и Кора. Рука Коры была спрятана под полой форменного кителя.

– Однако повезло, – обратился он к Чаре так, словно они были одни. – Теперь, пожалуй, можно обойтись без обыска… Долго же ты спишь, – иронично добавил он, переводя взгляд на меня. – Ну садись, раз ты здесь. Поехали.

Из дома напротив вышли двое мужчин и быстрым шагом направились к нам.

– Куда? – спросил я, пытаясь выиграть время и сориентироваться.

Бежать я не мог. Я успел довольно далеко отойти от дверей и был теперь надежно зажат с обеих сторон. Капкан захлопнулся. Стоило мне рвануться, я получил бы пулю. Видно было, что сейчас Кора настроен решительнее, чем на горной дороге. Я настолько не ждал их появления, что растерялся. Надо было действовать, перехватывать инициативу, нападать и угрожать, а я стоял перед ними, свесив руки, и безуспешно пытался собрать разбежавшиеся мысли. Страха у меня не было. Я вообще не испытывал ничего, кроме досады и злости на себя и на судьбу. Если бы я вышел из дома на десять минут раньше, я был бы уже у Ракш. Замечтавшись, я не уловил на этот раз опасного изменения информационного континуума, и Чара переиграл меня. Пусть благодаря случайности, но переиграл.

Мужчины подошли к нам вплотную и стояли, осклабясь, рассматривая меня в упор. Я понял, что это люди с поста наружного наблюдения.

– Там увидишь, – сказал Кора, и лицо его приняло злобное выражение. – Садись! Ну!

Сопротивляться было бессмысленно, и я шагнул к электромобилю. Меня затолкали в задний отсек, после чего Чара с Корой уселись тут же, по бокам. Я ждал, что они сразу же обыщут меня, но они почему-то не стали этого делать. Взамен Кора быстро и ловко набросил мне на руки какую-то стальную удавку, конец которой закрепил у себя на запястье.

– Свободны, – отрывисто приказал Чара отирающимся возле отодвинутой дверцы полицейским. Электромобиль тронулся.

– Это что, арест? – как можно спокойнее спросил я, глядя через плечо шофера на бегущую мимо улицу. – Согласие наблюдателя не забыли?

Если бы мне удалось разозлить их и они начали делать ошибки, я, может, сумел бы этим воспользоваться. Но ответить на этот вопрос ни Чара, ни Кора не пожелали. Тогда я решил зайти с другой стороны.

– Иногда приходит время, – сказал я, обращаясь к затылку сидящего прямо передо мной шофера, – когда приходится жалеть о совершенных поступках. Жаль только, поправить уже ничего нельзя.

– Ты что, пугаешь?! – вдруг взорвался, поворачиваясь ко мне, Чара. – Ты решил: раз ты – пальцы Принцепса, тебя никто не тронет? Ты – слизь под хвостом дракона! Мы тебя в туман разотрем, и никакой оракул не скажет, где твой пепел!

Я постарался пренебрежительно усмехнуться, но настроение у меня было кислое Дела оказались хуже, чем мне представлялось, когда мы садились в электромобиль Раз Чара перешел на вызывающее "ты", значит, он и вправду считал, что в старом качестве мы больше никогда не встретимся.

Однако кое-что я узнал. Чара не имел санкции правового надзора. Он действовал на свой страх и риск Если это станет известно, Чара расстанется с Должностью. Поэтому ситуация была гораздо опаснее для меня, чем для него. Если нам не удастся договориться, я обратно не вернусь Я должен был срочно понять, что послужило причиной ареста. Тогда станет ясно, к чему мне готовиться.

Несомненно, какую-то роль в этом сыграл наш вчерашний разговор. Не будь его, Чара, может, не стал бы действовать так решительно. Однако само по себе оскорбление вряд ли могло вызвать столь серьезные последствия. Керст не был Пустыней Красного Ястреба, где всего десять лет назад на неосторожное слово мгновенно отвечали ударом ножа. Здесь было что-то еще, и следовало, пока не поздно, в этом разобраться.

Что Чара мог узнать обо мне? Гостиницу он только собирался обыскать, а Оклахома вряд ли рассказал во втиральне что-нибудь серьезное. Даже рой не мог сообщить Чаре, что я из ойкумены, – прежде всего это подорвало бы сам рой. Не мог я поверить и в то, что Протазан раскололся на допросе. «Тени» умели подбирать людей, а применение психотропных веществ здесь еще не освоили. Может быть, те, кто меня пас, заметили, как я взлетаю? Но тогда, прежде чем объявить об аресте, они зашли бы со мной в гостиницу. Единственное, что я позволил себе лишнего, это показал, что умею определять "хвост". Но одного этого для ареста мало.

Оставались более серьезные вещи. Контакты с Ракш. Наблюдение за переговорами Чары со Стурой. Присутствие на встрече «волчат» и чистильщиков. Последнее было наиболее вероятно. Люди Чары вполне могли находиться там. Возможно, они каким-то образом опознали меня. Если это так, мне конец. Чара не выпустит меня живым. Что из того, что сам он на той встрече не высветился? Слишком много поставлено им сегодня на карту. Поэтому любой посторонний, проникший в заговор, становится предельно опасным. Независимо от того, знает он что-нибудь о Чаре или нет.

Мы уже проскочили промышленный пояс и теперь ехали мимо садов и пляжей на берегу Ачейко. Махнула лопастями ветряная мельница, мелькнули остатки стены крепости основателей, медленно проползли полинявшие корпуса электролампового завода. Миновав ангар для перевозок, мы свернули под мост и выехали на старую дорогу в Аркон. Ею пользовались, пока не пробили тоннель под мысом Риснир. Эта дорога была, наверное, самым безлюдным местом в округе.

Судя по всему, ехать оставалось недолго. Видимо, здесь у Чары или у Коры было присмотрено место, где они без помех могли разбираться со своими жертвами. Я понял, что допрос будет серьезным. Не зря они побоялись везти меня в тюрьму или в кабинет. В их представлении я был человеком Принцепса, а они не знали, где у Принцепса могут оказаться глаза и уши.

Я не ошибся. Недалеко от перегиба шоссе стена отступала и образовывала заросшую невысоким кустарником площадку. Видимо, до войны здесь стоял большой оракул. Теперь от него остался лишь вытоптанный в центре площадки круг да облизанная ветром статуя дракона из белого песчаника. К этому кругу мы и подъехали на электромобиле.

Когда мы вылезли, Кора отвязал от своего запястья удавку и, подтолкнув меня К постаменту дракона, жестом приказал садиться. Шофер вынес из машины два раскладных стула, раздвинул их и, отойдя в сторону, замер, скрестив на груди руки. Чара уселся первым и теперь насмешливо разглядывал меня в упор, пока Кора стягивал мне ноги еще одной удавкой.

"Ну держись, – сказал я себе, собираясь перед предстоящим поединком. – Сейчас начнется. Где твой адреналин? Обгони их!"

– Что это все означает? – возмущенно спросил я, медленно наливаясь гневом. – Я что-нибудь украл? Или совершил покушение на национальные святыни?

– А вот это мы сейчас и узнаем, – благодушно отозвался Чара, почесывая себе грудь под разлетайкой. – Ты ведь – серьезный рик, не так ли, советник? Ну так и ответь тогда на несколько серьезных вопросов…

– Что б тебе не задать их внизу? – Я яростно сплюнул и приподнял связанные руки. – Как бы эта удавка не затянулась на твоей шее.

– Ты о себе заботься! – начал было Кора, но Чара прервал его взмахом руки.

– Ну вот что, – заявил он. – Мы тебя отследили. Я хочу знать, кто ты такой. Сейчас ты нам это расскажешь. И еще. Меня интересует твое поручение, и кто его дал. Ты меня понял, серьезный рик советник? Не заставляй прибегать к особой форме. Тем более что добровольное признание облегчает душу. В свою очередь, я могу пообещать, что ты будешь содержаться в хороших условиях, а не на рудниках.

– Родина всегда отдает должное своим преданным солдатам, – сказал я. – Ты мне уже это говорил.

Я не оставлял попыток разозлить его, чтобы понять, что он знает обо мне на самом деле. Однако мне это никак не удавалось.

– Но ты не воспользовался предложением. – Чара снисходительно посмотрел на меня, потом почесал переносицу. – И зря. Теперь, рик советник, у нас другой разговор.

– Ты мелко мне мстишь, – заметил я, думая, когда же наконец получу по зубам. – Министра полиции это недостойно.

Зубы в конце концов были не самым страшным. Больше всего я должен был беречь сердце. Одного удара в грудину мне бы хватило, чтобы присоединиться к ребятам с "Трезубца". Совсем недавно я мечтал об этом. Но теперь, когда я взял след, умирать не хотелось.

"Сейчас они снимут с меня разлетайку, – подумал я, – и страшно обрадуются. После такого ранения человек всегда боится. Они тут же начнут меня пугать. На это они должны быть большие мастера. Только бы не перестарались…"

– Я все думал, – сказал Чара Коре, – как это получилось: вонючка с помойки – и вдруг в считанные дни сел за наш стол? Теперь я понял. Кто тебя ведет? – Он уставился мне в глаза. – Ну, быстро! Кланы?!

– Ты осыпался, – сказал я – У тебя череп ссохся. Я воевал с ними. И неплохо воевал, между прочим.

– Это еще надо доказать, – парировал Чара, и в глазах его мелькнул хищный огонек. – Я делал запрос. Сегодня принесли ответ. Из твоего соединения осталось в живых только два человека. Два! И ты это знаешь. И еще ты знаешь, что один из них в ватном доме, а другой после войны из окна прыгнул. Так что подтвердить твои рассказы некому. И опровергнуть тоже. Вы там хорошо рассчитали. Может, ты и воевал, рик советник, но, думаю, на другой стороне.

Я на самом деле знал то, о чем сказал Чара. Легенда моя прорабатывалась хорошими специалистами. В любой другой ситуации никто бы не усомнился в моих словах.

– Нет, ты по правде идиот, – презрительно сказал я. – Были б у меня руки свободны, я б тебе нос обратно вдавил. Почему ты не вызвал меня на поединок, как это делают "тени"? Ты струсил! Струсил и решил использовать власть. Тебе для того власть дали, чтоб ты невинных людей хватал? Мерзот трусливый!

– Ах ты, гнилец! – взвился Чара, и я с удовлетворением отметил, что его наконец проняло. – Это ты невинный?! Ты, выкидыш через задницу?! А зачем ты вяжешься с "тенями", невинный? Людей по ночам грабить? И кто научил тебя отрываться? Тебя теряли мои лучшие следаки! В горно-ударных этому не учат. Ты не похож на свое отражение. С чего ты живешь? У тебя всего один постоялец. Ну ладно, пусть! Сейчас во всех гостиницах кризис. Но зачем владельцу гостиницы знать, кто ночью ездит в Драный Угол?! Невинный! Ты такой же невинный, как гильза от патрона!

Я слушал его, затаив дыхание. Ни один земной следователь не позволил бы себе этого. Но Чара был неискушенным министром. А Кора не успел вмешаться. Я увидел, как мгновенно побагровело и перекосилось его лицо.

– Слушай, ты! – рявкнул он, пытаясь, пока не поздно, остановить Чару. – Нам много известно. Но лучше ты развалишься сам. Отвечай! С кем ты контачишь? Какое было задание? Что ты успел достать? Выкладывай! Не развалишься – убьем.

Я улыбнулся. Теперь я знал, что ничего серьезного у них на меня нет. И Кора понял это.

– Бесполезно, – сказал он Чаре, – Надо начинать.

Чара задумчиво посмотрел на меня. Какое-тo время он, видимо, колебался, а потом решительно кивнул и сделал знак шоферу. – Доставай! – приказал он. Я понял, что меня будут пытать. Этого я не ожидал. Я почувствовал, что меня охватывает неприятная мелкая дрожь. Мне часто приходилось драться – и не только в абордажных боях, но и во всяких злачных заведениях. Четырежды я был ранен и в последний раз по-настоящему убит. Однако пытать меня до сих пор еще не пробовали, и я не знал, как поведу себя на пытке. Конечно, я в любую минуту мог закрыться и, впав в транс, уйти на время в светлую страну дао. Но они все равно дождались бы, когда я вынырну, и начали бы сначала. Я не видел в таком бегстве никакого смысла. Объяснение с Чарой должно было произойти сейчас, и в этом поединке мне обязательно нужно было ясное сознание, живой, а не снулый мозг.

Я отчетливо понимал, что ситуация ухудшается с каждой минутой и ухудшается безвозвратно. Если пытка зайдет слишком далеко, у Чары не останется иного пути, кроме как в конце избавиться от меня. И пока шофер шел к машине и копался в ней, выуживая из бокового отсека какие-то железки, мысли мои лихорадочно метались в отчаянной попытке увидеть хоть какой-нибудь выход.

Что я мог предложить Чаре, чтобы живым вернуться в город? Информацию о связях чистильщиков с "волчатами"? Определение наиболее уязвимых мест плана переворота? Предоставление своей гостиницы под штаб-квартиру роя в покоренной стране? В голову лезла всякая чушь, а настоящее решение не приходило.

Облака совсем истончились, и море из свинцового стало зеленым. Не очень далеко от берега по нему ползли два маленьких кораблика. Из труб над ними валил густой дым. Я подумал о людях, которые свободно плыли сейчас на этих судах, ели, болтали, потягивали скруш, слушали палубную музыку и играли в кешдаш. Наверное, с моря был так же хорошо виден электромобиль, стоящий у самого края скалы. Когда мой информационный носитель отправится в свое последнее путешествие, корабли будут все еще плыть в виду берега и люди на них будут так же точно пить скруш и танцевать. Много бы я отдал, чтобы сейчас оказаться там и не смотреть на шофера, который приближался к площадке, помахивая своими отвратительными приспособлениями.

Подойдя ко мне, он аккуратно сложил на мокрый гравий тускло блестящий медью и латунью пыточный инструмент и обернулся к Чаре, ожидая указаний. Я с удивлением рассматривал какие-то маленькие щипцы, соединенные между собой стержнями на шарнирах и пружинках. Внутри аппарата находилась электрическая батарея. Ничего подобного я никогда еще не видел. Сейчас мне предстояло познакомиться с гением местных палачей.

– Надо привязать его к дракону, – озабоченно высказался вслух Кора. – Чтоб не дергался. А то сползет.

Шофер молча кивнул и, крепко взяв меня обеими руками, придвинул вплотную к статуе. Рубашку с меня он снимать не стал, а только расстегнул оба рукава и, подняв, заботливо привязал их к плечам. И пока он ходил вокруг постамента, обматывая меня веревкой, я, закрыв глаза, лихорадочно пытался придумать хоть что-нибудь, что могло бы меня спасти.

Потом шофер остановился, и я, приоткрыв веки, увидел, как он поднимает с земли угрожающе позвякивавший механизм. Бережно держа свои железки в согнутой руке, он подошел, ко мне, распутывая какую-то проволочку, и принялся прикреплять машинку к моему правому предплечью. Теперь я понимал, что это такое. Щипчики, постоянно двигаясь вперед-назад вокруг предплечья, опускались на тело и, захватив кожу, сильно сдавливали и скручивали ее. Боль от пытки должна была быть невыносимой, но внутренние органы при этом не страдали.

Смотреть на машинку было невмоготу, и я отвернул лицо. Меня никогда не пытали, но кое-что о пытках я слышал. Больше всего я боялся, что мне не хватит мужества и я совершу что-нибудь постыдное. Последние три месяца сильно изменили меня. Раньше я бы, наверное, так не переживал.

– А иголки под ногти вы загонять не пробовали? – стараясь казаться невозмутимым, спросил я у Чары. – Или раскаленным свинцом капать?

– Полиция использует только гуманные методы, серьезный рик советник, – объяснил Чара. – Даже к таким негодяям, как ты.

– Ничего, – сказал я. – Главное – начать. Скоро ты и до этого докатишься.

– Что-то ты разболтался, – раздраженно заметил Кора. – Долго еще ждать?! – последнее относилось к шоферу.

Шофер шагнул в сторону, давая возможность оценить его работу. И едва он отошел, как меня осенило. Словно плеснули вдруг водой на мутное стекло – и взмыло, бешено играя всеми своими красками, ясное и единственно возможное решение. Я понял, как мог не только выбраться из-под удара, но и полностью овладеть ситуацией. Когда шофер закреплял на моей руке машинку, я должен был поймать его взгляд и мгновенно войти в него. Именно в шофера, поскольку он был обслугой и давно привык подчиняться. С Чарой или с Корой этот номер не прошел бы, а вот с шофером наверняка бы вышло. А уж подчинив себе шофера, я бы заставил его напасть на моих мучителей. Правда, он был без оружия, но я бы что-нибудь придумал. К сожалению, теперь было поздно. Слишком поздно. Мой рейс ушел без меня.

Я почувствовал, как судорожно сжалось горло и губы свело от отчаяния. Однако я сдержался, хоть очень хотелось как-нибудь выплеснуть переполнявшие меня бессильную ярость и злость на самого себя.

"Еще не вечер, – повторял я себе, стиснув челюсти. – Спокойно, три нашивки. Возьми себя в руки. Еще есть время. Не все потеряно. У тебя обязательно будет ход. Ты только потерпи".

– Ну как? – спросил у меня Чара, поднимаясь и волоча за собой стул, чтобы пересесть поближе. – Может, обойдемся без этого?

– Ты еще пожалеешь, – объявил я ему. – Но будет поздно.

– Ну, как хочешь. – Чара потерся подбородком о плечо. – Эй, Кора!

Мгновенно выросший передо мной Кора злобно ухмыльнулся и перевел на приборе какой-то рычажок. Машинка зажужжала и тронулась в путь. На мгновение я почувствовал озноб, а потом меня бросило в жар. Не в силах отвести глаз, я следил, как опускаются ее щипчики. Потом мою руку пронзила острая боль, и я, не сдержавшись, дернулся.

– Итак, – начал Чара. – На кого ты работаешь?

– На себя, – ответил я сквозь сжатые от боли зубы. – Только постояльцев вот нет.

– Не играй дурака, советник, – злобно сказал Чара. – А от следаков отрываться тебя в школе учили?

– От каких следаков? – я изобразил недоумение.

– От простых! – встрял Кора. – Отвечай, когда спрашивают!

Я поморщился. Пытать они тоже не умели. Харрач, который побывал в плену в Дите, рассказывал, что делали с ним опущенные. У Харрача стоял блок, но опущенные не могли этого знать. Когда у них кончился фиродинал, Харрача стали жечь бластерами, отдирать корку и сыпать в язвы соль, а потом, увидев, что это не действует, принялись отпиливать ржавой ножовкой пальцы. Они делали это несколько часов, постоянно приводя его в сознание и продолжая отчленять фалангу за фалангой. Больше всего его потрясло, что они специально выбрали ржавую ножовку.

– Куда ты таскаешься по ночам?! – продолжал наседать Чара.

– Как куда? – презрительно удивился я. – Туда же, куда и все. К женщинам.

Адреса!

Я их что, помню?

И даже вчерашний?

– Вчерашний помню. Втиральня ачи.

Я не боялся подставить Ракш. Чара упомянул о моих связях с «тенями» и не сказал ничего о стрельбе в доках. Это означало, что его глаза во втиральне ачи видели недалеко.

– А ты знаешь, что втиральня ачи – виварий «теней» Северо-Запада?

Машинка продолжала методично работать.

– Это – за моим горизонтом.

– И к кому ты туда ходил?

– К Ракш. Слыхал о такой? По выражению лица Чары я понял, что он до сих пор не догадывался о моей склейке с Ракш.

– К королеве? – вырвалось у него.

– А что? Я ее не стою? Чара пожевал губами.

– Ну а зачем ты тянул у дворцовых электриков, кто ездил на Лайлес?

– Великий Дракон! – Я запрокинул от боли голову. – Тебе и это донесли? Его счастье, что мы не встретились. Эта скотина чуть не сбила меня в темноте.

– В темноте? А что ты делал ночью на дороге в Лайлес, советник?

Боль терзала руку немилосердно. Мне приходилось кусать губы, чтобы не корчиться. Я знал, что через какое-то время она притупится, но до этого было еще далеко.

"Держись! – уговаривал я себя. – Они не должны увидеть, как тебе плохо. Если они это увидят, они станут дожимать тебя. И тогда уж точно дожмут. Много ли тебе надо? Ну-ка! Соберись! Иначе ты останешься здесь и никогда не увидишь Таш. Соберись хотя бы ради этого. Она стоит того, чтобы ты собрался".

– Я гуляю, – объяснил я. – Когда у меня нет женщины, я гуляю. Чтобы хорошо спать.

– Ты лжешь, – объявил Чара. – Ты все время лжешь, рик советник. Поставь ему поглубже, – обратился он к Коре.

Кора протянул руку и что-то передвинул на медной крышке медленно ползущей к плечу машинки. Боль впилась прямо в сердце. Я судорожно сжал кулаки.

– Ага! – удовлетворенно заметил Чара. – Проняло.

– Давай рассыпайся! – грубо приказал мне Кора. – Будет еще хуже. И не жди, что привыкнешь. Не дождешься.

– Да не в чем мне признаваться! – Я не смог сдержать стон.

Боль выжигала веки, терзала грудь, эхом отзывалась в спайках шрама. В глазах плыли цветные пятна, а в животе зарождался тошнотный холодок, предвестник обморока. Самую высокую цену я всегда платил за свои собственные ошибки. Впрочем, не только я один.

– Ну как это не в чем, – сказал Чара. – Ты подумай. Мне все-таки интересно, кому ты отчитываешься. И что при этом говоришь.

– Рассыпайся, сулярва!

Я почувствовал сильный удар по лицу и зажмурился. Открыв глаза, я увидел налитые кровью вурдалачьи глаза Коры. Голова от удара слегка гудела.

– Нечего мне говорить, – сказал я и снова закрыл глаза.

Боль в предплечье буквально раздирала меня на части. Кора оказался прав: она никак не притуплялась. И кроме того, в резерве оставалась еще вторая рука, к которой, вероятно, должны были перейти позднее.

Что-то теплое коснулось опущенных век. Я с трудом разлепил их и радостно втянул всей грудью воздух. Поднимавшийся с самого утра туман наконец растаял, и высоко в зените я увидел над собой солнце. Редкое здесь, особенно во влажный сезон, чудо, оно катилось оранжевым шаром по зеленому небу, освещая, словно светильник Бога, всю мерзость, творящуюся здесь, внизу. Чара с Корой, забыв про меня, задрали головы, ошеломленно уставясь на неожиданного свидетеля.

– Эй, – позвал я, собравшись с силами, может, вы выключите наконец эту дрянь? Чара вздрогнул и тупо воззрился на меня.

– Что ты еще… – начал было он, но вдруг осекся и махнул рукой. – Ладно, – решил он. – Не хочешь, не признавайся. В конце концов, – пояснил он Коре, – для нас главное, чтобы он перестал действовать. Все равно то, что он скажет, послезавтра будет уже не нужно.

Послезавтра… Я был так поражен услышанным, что даже не заметил, как Кора остановил машинку. Неужели путч назначен на послезавтра?! Как поздно я узнал об этом! Вот, значит, почему Чара на Совете согласился отложить вопрос на декаду.

– Я не спрашиваю, что случится послезавтра, – сказал я вызывающим тоном. – Ты ведь все равно не ответишь.

– Ну почему же? – милостиво разрешил Чара. – Можешь спросить. На этот раз я отвечу. Послезавтра мы избавимся от негодного правителя. Нынешний слишком плохо управляет страной. А власть, советник, тоскует по крепким рукам.

– Та-а-к… – сказал я, делая вид, что перевариваю информацию. – А ты, конечно, считаешь, что будешь годным правителем?

– Ну ты, стакан дерьма! – возмутился Кора и угрожающе потянулся ко мне.

Чара остановил его коротким жестом.

– Люди кипят от негодования, – заявил он. – Еще немного, и они взорвутся. Страну ждет анархия. Нужна жесткая власть, способная предотвратить хаос. У нас просто нет выбора…

– Все, кто пришел с войны, радостно восстанавливают разрушенное, – упрямо заметил я. – Они не хотят воевать и уничтожать. И не будут, если их не подтолкнуть к этому.

– Принцепс не удовлетворяет их ожиданий, – презрительно поморщившись, продолжал Чара. – Они хотят строить, а он не дает. Они едут в село, а он решает сократить производство стимуляторов. Они согласны работать бесплатно, а он говорит о кризисе платежей.

– Он видит, что впереди пропасть, – возразил я. – Ты же был вчера на заседании Совета. Разве Лара не прав?

– А ты видел когда-нибудь табун бегущих лошадей? – спросил меня Чара. – Нет? Так вот я не желаю тебе оказаться на его пути. Но если это все-таки случится, скачи только вперед. Возглавь табун. Иначе тебя затопчут.

– Даже если табун скачет не туда?

– В любом случае. Тогда у тебя хоть будет возможность его завернуть.

– И ты уверен, что знаешь, куда скакать?

– Я знаю.

– Почему вы все так уверены в себе? – брезгливо сказал я. – Вот ведь странно. Чем невежественней человек, тем тверже он уверен, что все знает.

Чара вспыхнул, но сумел взять себя в руки.

– С тобой, жаль, забыли посоветоваться. Но ты не беспокойся. Население нас подержит.

"Еще бы не поддержать! – подумал я про себя. – Обязательно поддержит. Энтузиастам ведь надо все сразу и немедленно. А когда у них не получается, они готовы одобрить любые меры – только бы это вышло. Именно так из энтузиазма рождается фашизм: в отчаянной погоне за мечтой".

– Ну конечно, – согласился я. – А если население не поддержит, у тебя хватит верных хранителей Восстановления. Они постараются вдохнуть в колеблющихся это высокое желание. Чара внимательно посмотрел на меня.

– Похоже, ты все же знаешь лишнее, – спокойно заметил он.

Я прикусил язык.

– Надо сперва снять с него аппарат, – посоветовал молчавший до сих пор Кора.

Слова Коры прозвучали зловеще. Кажется, дело приближалось к концу. Я почувствовал, как меня охватывает паника. Мне отчаянно не хотелось умирать. Сейчас я, как никогда, не был готов к этому. Надо было срочно чем-нибудь заинтересовать Чару. Пытаясь собрать разбежавшиеся мысли, я вдруг вспомнил, что Чара может не знать о встрече чистильщиков и "волчат". Эта информация должна была чего-то да стоить. Во всяком случае, я мог торговаться.

– Я действительно кое-что знаю, – сказал я Чаре. – Но не потому что работаю на кого-то; это вышло случайно. Если ты пообещаешь отпустить меня, я тебе расскажу.

– И что же ты знаешь? – заинтересовался Чара.

– Я расскажу тебе внизу.

– Говори здесь!

– А кто мне гарантирует, что ты отпустишь меня?

– Слушай, советник, – раздраженно произнес Чара, – условия ставить тебе уже не приходится. Твое время кончилось. Так что, если ты хочешь что-нибудь сказать, торопись. Пока тебя слушают.

– Эй! – Кора махнул шоферу. – Сними с него аппарат.

Я почувствовал, как радостно стукнуло и быстро забилось от всколыхнувшейся во мне надежды сердце. И словно ярче заблестели в лучах солнца мокрые камни, засияло светло-зеленым раскинувшееся до горизонта море. Судьба наконец решила снова улыбнуться мне. Сжалившись, она чуть сместила пальцы, и моя чаша весов медленно пошла вверх. Это был по-настоящему последний шанс. И я точно знал, что ни за что его не упущу.

– Ну! – настаивал Чара, – Говори же!

– Погоди, – сказал я, кивая на подходящего ко мне шофера.

Мне казалось, что он движется очень медленно, и, чтобы не выдать себя, я закрыл глаза, концентрируясь перед предстоящим броском. Шаги приближались, потом гравий хрустнул совсем рядом, и я почувствовал запах пота, когда шофер наконец подошел вплотную. Прошло несколько томительных секунд, потом его жесткие пальцы сдавили онемевшее от пытки предплечье, и в это мгновение я резко открыл глаза, впиваясь в него взглядом.

Ошеломленный шофер попытался было отпрянуть, но я вцепился в него мертвой хваткой отчаяния, вложив в едва ощутимую нить все оставшиеся силы. И тогда он безвольно завис надо мной, сжав обеими руками машинку и не двигаясь, пока я пробирался сквозь маленькие зрачки и потом по узким каналам нервных волокон в череп, захватывая и подчиняя себе один за другим сегменты сперва сенсорной, а потом и моторной зон. Я никогда не интересовался, как устроен мозг жителей Керста. Несомненно, в нем были какие-то отличия от мозга землян. Но природа, повинуясь неумолимому закону, заканчивала свои эксперименты на низших тварях, и если решала создать венец творения из млекопитающих, то каждый раз лепила его по одному и тому же образцу.

Я видел, как расширялись зрачки впадающего в транс шофера, по мере того как я овладевал его телом. Один только раз он судорожно вздохнул и дернулся, пытаясь освободиться, но я к тому времени проник достаточно глубоко и без труда подавил бунт.