Ангелы на кончике иглы

– Никто меня не настраивает, успокойся.

– А что говорят про нас в редакции?

– Хочешь, чтобы я стучала на своих знакомых?

– Нахваталась глупостей! Даже если это твое убеждение, надо быть терпимее.

– Не знаю, что говорят про твое учреждение другие, а я всем рассказываю, что в кабинете твоего начальника висит портрет Пушкина.

– Пушкина? – он усмехнулся краешком губ. – Почему?

– А он, папа, сказал: «Души прекрасные порывы!»

– Это я слышал, – засмеялся отец. – Неостроумно, я тебе скажу. Прекрасными порывами мы не занимаемся, руки не доходят.

– Вы занимаетесь тем, чтобы заставить человека перестать мыслить!

– Фу, Надежда… – он брезгливо поморщился. – Ты уже не ребенок! Во всех странах есть органы насилия. Вячеслав Рудольфович Менжинский, дочка, сказал очень точно: «Мы – вооруженная часть партии». Вот как! Лично мне никакие твои мыслители не мешают. Но у государства имеются определенные принципы, и если большинство народа им следует, наша задача – защищать большинство от выскочек. Общество не может жить без дисциплины. Да враги только и ждут, что мы разболтаемся. Нам приходится быть монолитом. Вода, пробив трещинку, может смыть гигантскую плотину, если щель не заделать вовремя. Я надеюсь, что доживу еще до того времени, когда наши органы вообще будут упразднены. Но для этого необходима высокая сознательность общества.

– Чтобы все стали роботами…

– А, по-твоему, это нормально, когда выскочки и недоучки хотят, чтобы им разрешили писать и говорить все, что придет в голову? Если хочешь знать, не чекисты, а народ таких не любит и сам требует наказывать. Скажем, Солженицына нам приходится круглосуточно охранять. Он неглупый человек, а понять этого не может. Да все его критические идеи нужны нескольким сотням чувствительных интеллигентов, больше никому! Если бы его проекты были реалистичны и полезны, они давно пробились бы в жизнь. Я знаю в сто раз больше о всяких жестокостях и несправедливостях, чем он. Однако я укрепляю государство, а он его разваливает. Я служу народу, а он кому? Он что же – один умнее партии, в которой четырнадцать миллионов? Кто всерьез этому поверит?

– Те, кого вы преследуете!

– Ну, если не хочешь вписываться в существующие для всех нормы – пеняй на себя. Конечно, мы и таких пытаемся воспитывать, но не всегда удается.

– Особенно хорошо твой Сталин воспитывал!

– Сталин – не мой, Надя. Сталин как раз и был выскочкой, и очень опасным, поскольку сосредоточил в своих руках слишком большую власть. Если бы дать неограниченную власть, скажем, Солженицыну, еще неизвестно, какие бы законы он установил. Все нынешние борцы за права человека – допусти их к открытым действиям, начнут рваться к власти. У нас гуманные законы, но такого мы допустить не можем.

– А нынешний – это не такая же власть?

– Нынешний – исполнитель воли партии. Он подпишет все что угодно, если мы решим, дочка. Пойми правильно: не потому, что мы – органы, эти времена давно прошли. Мы – сила, потому что мы – среднее звено партии. Мы решаем, что Политбюро должно знать и что нет. Мы вынуждены были скинуть Хрущева, как только он зарвался. И уберем каждого, кто нам помешает, потому что мы коллективно выражаем волю народа, и нет никакой силы, которая могла бы нам помешать. Поняла?

– Еще бы!

– Ну, а если поняла, давай теперь узнаем про тебя, поскольку по твоей формуле про себя я тебе в общих чертах рассказал… Как его фамилия, нашего гостя?

– Зачем тебе?

– Разве отец не имеет права знать, с кем встречается его дочь?

– Его фамилия Куликов. Куликов Андрей. Андрей Александрович.

– Он с тобой работает?

– Нет, он инженер, работает в почтовом ящике, засекречен, как ты, и я не спрашивала.

– Что-то лицо мне его знакомо…

– Такое уж у него лицо. На многих похоже. Я и сама путаю… Знаешь что, папочка? Не вздумай его проверять, или следить за ним, или что-либо подобное. Если узнаю – уйду.

– Как – уйду? Что ты несешь, Надежда?!

– То, что слышал…

– Но куда?

– Уйду… Не найдешь!

56. СИРОТКИН ВАСИЛИЙ ГОРДЕЕВИЧ

ШТАМП: СС ОВ (Совершенно секретно особой важности).

СПЕЦИАЛЬНАЯ АНКЕТА ДЛЯ РУКОВОДЯЩИХ КАДРОВ КОМИТЕТА ГОСУДАРСТВЕННОЙ БЕЗОПАСНОСТИ ПРИ СОВЕТЕ МИНИСТРОВ СССР

Звание: генерал-майор госбезопасноти.

Занимаемая должность: начальник 5-го Главного управления, член Коллегии Комитета.

Он же, для служебных надобностей, Северов Гордей Васильевич и Гордеев Н.Н.

Родился 3 октября 1910 г. в Туле.

Национальность: русский. Отец русский, мать русская, родители отца и матери русские.

Социальное происхождение: отец рабочий, мать крестьянка.

Член КПСС с 1929 года. Партбилет No 00010907. Ранее в партии не состоял, не выбывал, партийных взысканий не имеет.

Образование и специальность по образованию: высшее, Академия КГБ (окончил с отличием).

Пребывание за границей: не был.

Ближайшие родственники: дочь Надежда. (Подробный перечень родных, близких, друзей и знакомых, живых и умерших, с местами жительства, работы и захоронения прилагается к анкете.)

В партийные, советские и другие выборные органы не избирается в связи со спецификой работы.

Правительственные награды: орден Ленина, ордена Красного Знамени и Красной Звезды, Знак Почета, медали. (Награждался без публикации указов в открытой печати.)

Отношение к воинской обязанности: учету по линии Министерства обороны не подлежит.

Паспорта имеет на указанные выше фамилии. Все подлинные документы сданы на хранение в Центр.

Домашний адрес: Москва, Староконюшенный пер., 19, кв. 41. Тел. [phone]. (Сведений в справочниках не имеется.)

Приметы: рост 171 см, глаза карие, цвет волос – седой.

Данные о состоянии здоровья: склероз сосудов 1-й степени, астматические явления. Практически здоров. (На учете в спецполиклинике КГБ.)

ВОСХОЖДЕНИЕ ВАСИЛИЯ ГОРДЕЕВИЧА

Все, чего добился в жизни генерал-майор Сироткин, было результатом его собственных деловых качеств и способностей. Если он чего-то не одолел, в этом ему помешали люди и обстоятельства.

Василий Гордеевич не любил вспоминать свое детство и тем более молодость. Там, в детстве и молодости, он был незначительным, ничем не отличался от других. А уже давно он привык, что к нему относятся с особым уважением даже тогда, когда он не в генеральской форме. Он привык говорить медленно, весомо. И то, что он говорил, сразу принималось как приказания.

В минуты откровенности с подчиненными на работе генерал-майор Сироткин говорил, что все, чего он достиг, он достиг благодаря своей идейной убежденности, вере в правоту дела, которому он служит. Однако взгляды его, хотя сам он считал их незыблемыми как гранит, в течение жизни совершенствовались. В молодости люди делились для него на пролетариат, то есть хороших, и буржуазию – врагов. Сам он был хорошим. Идейный идеализм его юности сменился идейной практичностью, то есть использованием идейности для движения по службе.

Добившись положения, Сироткин стал невольно делить человечество иначе: на своих (работников органов) и чужих. Убеждения (коммунист – не коммунист) уже не играли такой роли. Сегодня ты коммунист, а завтра – изменник родины. А вот если работник органов, то это уж навсегда. Предателей родины клеймят позором и, если они возвращаются, дают им десять лет. Предателей органов сами органы уничтожают без суда и следствия, разыскивая их в любой стране. Преданность родине Сироткин считал своей главной опорой в жизни, но практически подразумевал под этим преданность органам.

Заняв ступеньку в среднем звене руководящего аппарата в то время, когда власть органов была несколько ограничена, Василий Гордеевич был этим удовлетворен. Его дело – выполнять свою функцию в общем пространстве руководства государством. Он даже говорил, что органы теперь нужны для защиты наших завоеваний от оголтелых сталинистов, добровольных доносчиков, требующих сажать всех, кто им не нравится. Но и в дальнейшем партия совершала ошибку за ошибкой в управлении страной, и ошибки могли исправить только такие люди, как Василий Гордеевич, приди они к власти. Однако по ряду причин это было невозможно. Тогда коллеги Сироткина заговорили о единении партии и органов, имея в виду, что после единения они окажутся сильнее. Что касается взглядов, то, поскольку теория помогает практике, задача убеждений – помогать человеку в осуществлении его планов. Василий Гордеевич продолжал ждать свое время, хотя шансов, он понимал, оставалось все меньше.

За границей Сироткин не был ни разу. Еще в должности начальника отдела его пощемливало это обстоятельство, и он размышлял о переводе в другое управление, в разведку.

Препятствием оказались иностранные языки. Дважды принимался он их изучать на специальных курсах, где дело поставлено прочно, по-чекистски, и каждый раз безнадежно отставал от остальных. Фразы произносил столь ужасно, что строгие преподаватели из бывших резидентов иронизировали, и Василию Гордеевичу приходилось уходить, чтобы не подорвать своего авторитета.

Некоторые могут подумать, что Сироткина бросили на внутренние дела из-за неспособности к внешним. Но это неправда. Языков не знает большинство руководителей аппарата разведки. Просто здесь, в борьбе против проникновения буржуазной идеологии, Василий Гордеевич имел солидный опыт. После войны по его инициативе в крупных городах страны монтировались вывезенные из фашистской Германии глушилки иностранного радио. Впоследствии производство подобной аппаратуры было освоено и у нас. Василий Гордеевич не предчувствовал, что над ним самим нависает туча. Он пострадал при странных обстоятельствах, не ясных ему самому.

– Где Петров? Я пришел его арестовать.

– А он недавно ушел арестовывать вас!

Такие шутки были тогда в ходу. Местопребывание Сироткина не изменилось. Он лишь не вернулся домой. Его опустили в лифте на шесть этажей вниз, в тюрьму. Его не били, не пытали, не допрашивали. Он оставался своим. «Меня ненадолго законсервировали», – после шутил он. Он сидел в привилегированных условиях, читал книги.

Нельзя сказать, что после реабилитации он вышел из Лубянки. Когда первыми реабилитировали работников органов, Василий Гордеевич только сел в лифт и поднялся на шесть этажей вверх. Оттуда он позвонил домой. Сироткин не знал, что жена письменно отказалась от него, потому что она, имея чин капитана, тоже работала в органах. Поступок Алевтины Петровны он понял как разумный и даже необходимый: у нее на руках оставалась Надя. Отказавшись, как положено, жена была отчислена из органов, но устроилась на работу и ждала возвращения мужа. Когда Василий Гордеевич позвонил домой и к телефону подошла Надя, он сразу понял, что это дочь. Дома Алевтина Петровна отреклась от своего отречения, и они стали жить дальше. Месяц Надя называла отца дядей, а потом привыкла.

Родилась дочь поздно, когда Василию Гордеевичу подходило к сорока. А когда она выросла, он остался без жены. Отцом он стал заботливым, хотя времени у него было немного. Он слишком много вложил в нее, а теперь у нее появляется своя жизнь, ему неведомая и потому представляющаяся сплошь неверной. Пытаясь предостеречь дочь, он, сам того не замечая, становился придирчивым. Он уверял себя, что это – желание делать ей добро, и не мог остановиться. Видимо, смерть жены оказала на него влияние. К подчиненным, наоборот, с возрастом он стал мягче относиться, реже наказывал за невыполнение приказа. Сентиментальность не распространялась, разумеется, на людей других убеждений. Но они ведь и не были в каком-то смысле людьми.

Много лет Василий Гордеевич руководил отделами Службы политической безопасности и поднялся до заместителя начальника, когда в 69-м, в связи с опасностью брожения, наподобие чехословацкого, было создано специализированное Главное управление (5-е), и генералу Сироткину поручили осуществление функций части бывших отделов Службы ПБ.

Дела, поступавшие в новое управление, проходили по инстанциям через районные, областные и республиканские органы. Центральный аппарат отбирал самые интересные, имеющие важное значение, а остальные возвращал на доследование. Наиболее трудные объекты, связанные с заграницей и представляющие существенную опасность для государства, генерал-майор Сироткин передавал на исполнение начальнику отдела Широнину, человеку хотя и недалекому, но методичному и аккуратному. Товарищи из отдела Широнина обеспечивали слежку, подслушивание, выявляли посещаемые объектами адреса, интересы, связи, круг родных и знакомых, словом, накрывали объект колпаком.

Широнину не хватало оборудования, кадров. Такие объекты, как Солженицын, требовали больше сил, чем возникающие время от времени антисоветские организации, быстрый арест членов которых позволял перебрасывать освободившихся сотрудников на следующую операцию. Широнин не раз вносил предложение изолировать Солженицына от общества. Сироткин докладывал выше, Кегельбанову. Но в Политбюро, которое вело двойную игру с Западом, это застревало. Все же трудности и особые условия работы 5-го управления наверху учитывали и подбрасывали дополнительные средства.

Дела в новом управлении протекали вовсе не так хорошо, как было написано в отчетах, представляемых Председателю Госкомитета. И хуже всего – отделе по борьбе с Самиздатом, возглавляемом Юданичевым. Сложность состояла в том, что Самиздат, несмотря на изъятия и специальные указания по выявлению лиц, его распространяющих, создавался. С этим предстояло покончить. Система профилактических мероприятий, препятствующих появлению какой бы то ни было информации, минуя Главлит, была тщательно разработана, согласована с партийными и административными органами. По предложению Сироткина, был проведен через Верховный Совет закон, карающий за процесс писания значительно строже, чем, скажем, за незаконное хранение огнестрельного оружия.

Самиздат сопротивлялся, уплывал из рук, а Василий Гордеевич и без этого ждал неприятностей. В Министерстве обороны шло массовое комиссование офицеров, и Сироткин опасался, что омоложение коснется органов безопасности. Это было бы несправедливо – опытные чекистские кадры заменять на зеленых юнцов. Он был абсолютно уверен, что еще очень много может сделать. Без его опыта не обойтись. Он взялся за диссертацию, отдельные части которой подготавливались во вверенном ему управлении. Осуществление мыслей Василия Гордеевича уже в ближайшее время дало бы значительный эффект в охране социалистического лагеря от проникновения тлетворных влияний Запада, а также утечки нежелательной информации за пределы страны.

К книгам Сироткин с детства относился с почтением, считая их источником знания. Любил он читать не только служебные инструкции, но и добытые сотрудниками клеветнические произведения Самиздата. Он частенько заходил в Книжную лавку писателей на Кузнецком мосту и покупал из-под прилавка старых русских поэтов, листая их по вечерам. Заинтересовался он также некоторыми литературоведческими и филологическими работами по стилистике.

Василия Гордеевича удивил абстрактный, беспартийный характер этих исследований. С его точки зрения, современная стилистика могла бы стать более точной наукой о способах определения авторов анонимных произведений, то есть наукой, помогающей партии вести борьбу за ленинскую партийность литературы. Между тем все работы по стилистике ограничивались рассуждениями о стиле классиков. У Сироткина возник замысел создать в управлении специальную группу филологов-стилистов, которая могла бы разработать четкие критерии оценки индивидуального стиля. Тогда, сколько бы автор ни пытался скрыться под чужой фамилией или печатать на незарегистрированной машинке, он мог быть обнаружен так же, как по отпечаткам пальцев. На филологическом факультете МГУ уже занималась специальная группа студентов, набранных из армии, которые по окончании университета направятся на работу в органы.

Были у Василия Гордеевича и такие мысли, которые по своей значимости выходили далеко за рамки вверенного ему управления. Партия поручила органам заботу об идейной чистоте рядов трудящихся, а партийная печать действовала подчас вразнобой с органами. Когда нужно припугнуть – писала о развитии демократии. Когда целесообразно хвалить за единомыслие, рассуждала о разных течениях в партийной литературе. А главное, печать много пишет о мудрости партии и не повышает в народе авторитета органов, без которых партия – ничто. Вместо уважения воспитывается страх. Хвалят разведчиков, действующих в других странах, хвалят пограничников, а самая трудная забота сотрудников органов – работа среди своих, требующая такта, мужества и своеобразного артистизма. Эта почетная миссия остается безвестной. Сама программа КПСС по строительству нового общества быстрее осуществлялась бы, если бы средства информации: печать, радио, телевидение, кино – были переданы органам. Ведь именно Владимир Ильич писал, что газета – «самая первоначальная и самая насущная отрасль нашей военной деятельности». Эту цитатку генерал-майор Сироткин приберегал до поры, до времени.

Организованный и умеренный человек, он и отдыхал организованно, как положено в его должности и в его организации. Отдых согласовывался заранее. В пятницу вечером четыре, а иногда шесть машин, не считая охраны, отправлялись в охотхозяйство, где к их прибытию уже готовились егери, прислуга топила финскую баню, а продукты завозили из Москвы с утра. Состав компании менялся – так было принято. Но чаще это были начальники управлений и их замы.

Сироткин знал охотничье дело. А что до охотничьего оружия, тут он был непревзойденным специалистом. Ружей у него в коллекции, в специальном шкафу, было больше двух десятков. Плохие не держал, дарил коллегам. Он вообще любил дарить – книги, сувениры, дорогую посуду. Еще жена-покойница на него за это сердилась. Себе он оставлял лучшие ружья, с именной гравировкой. На охоту брал двустволку с оптическим прицелом, подаренную ему за отличную работу к 25-летию Октябрьской революции Лаврентием Павловичем Берией. В связи с последующими обстоятельствами имя дарителя пришлось стравить царской водкой, а остальная надпись, ставшая началом сироткинской карьеры, осталась. Ружье это не подводило.

Стрелять без промаха, да еще на пересеченной местности, да еще в полутьме туманного утра, Сироткин научился в молодости, когда его призвали в армию, в войска НКВД. Он служил конвоиром на Севере, а потом был определен в поисковую группу. Группа ловила беглых зеков, стрелять приходилось в тяжелых условиях и бить наповал. А иногда, в соответствии с приказом, ранить в ноги или, как воспитательное наказание, в нижнюю часть живота или спины, чтобы неизбежная смерть была долгой и мучительной. Таких актировали как мертвых и оставляли в лесу еще живых на съедение волкам. В группах этих работал Василий Гордеевич пять лет, стал начальником поисковой группы, начальником лагеря, работал в областных аппаратах органов. Словом, выскочкой, какие сейчас иногда появляются благодаря протекции, он никогда не был.

Опозорился он только теперь, совсем недавно, в марте 69-го. С вечера в охотхозяйстве был приготовлен ужин и затоплен камин. Выпили по маленькой, слушали органную музыку Баха. Заместитель Сироткина полковник Широнин был большим любителем Баха. Погода стояла весенняя, сырая. Велели егерю запустить в комнату собак. Собаки жили в сарае, плохо ухоженные, пахло от них псиной. Посовещавшись, руководители решили дать указание ввести в охотхозяйстве должность псаря. И разошлись по своим комнатам, памятуя, что завтра вставать до зари. Лось, для них предназначавшийся, уже был отловлен, безуспешно грыз и бодал изгородь.

Утром они надели японские спортивные куртки, натянули резиновые сапоги, сверху покрылись зелеными плащами с капюшонами, повесили ружья стволами в землю, чтобы не сырели, и двинулись в лес. Егери без ружей (поскольку егерям в таких хозяйствах носить оружие запрещено), выпустив лося и положив для него соль в специальном месте, разбрелись по лесу, чтобы криком мешать зверю уйти в нежелательном направлении. Сперва еще было спрошено, не привязать ли лося на веревку, чтобы сподручнее стрелять, но высокие гости это предложение отвергли. Стрелять со специальной вышки тоже отказались, чтобы все было по-настоящему.

Ночью на слякоть лег молодой снежок, и ранний утренний ветер гнал снежную пыль по-над кустами, мешая вглядываться в даль. Лося они увидели, когда рассвело. Стали по нему палить, ранили, а он резвый оказался, кровоточил и полз вперед по просеке. А патроны, как назло, кончились, последний остался у Василия Гордеевича.

– Ну, вот, – говорят ему. – Выдался тебе час подтвердить свое охотничье мастерство.

Без суеты выстрелил генерал-майор Сироткин, а когда попал, все высказали ему свое восхищение. Но подойдя к лосю, увидели, что тот опять жив и, хоть двинуться не может, не подпускает егеря, чтобы дать прирезать себя ножом. Перебил лосю Сироткин позвоночник, поближе к крупу, корячится зверь по земле, а добить нечем, и зверя жаль. Срочно послали егеря за патронами. Василий Гордеевич про себя переживал плохой выстрел, решил, что стареет. Товарищи его успокоили: поземка крутила, увлажняла глаза, влага исказила точность прицела. Лось притих от потери крови, смотрел на гостей отсутствующим взглядом. И только когда, зарядив ружья, они снова приблизились, он стал метаться, хотя ему же было бы выгоднее, чтобы прекратились страдания. В упор, однако, стремительно перебирающего передними ногами лося они добили в четыре ружья.

Зная, что самое вкусное у лосей – печень, велели егерю вырезать ее горячую, чтобы вкусить дело рук своих. Остальную часть туши оставили. Ее потом егеря увезли на лошади. Сироткин пожалел, что не поехала с ним на охоту Надя. Василию Гордеевичу было бы приятно, что с ним дочь, и для других было бы женское общество. Но Надежда наотрез отказалась.

57. СТЕНОГРАММА СОВЕЩАНИЯ

ШТАМП: СС БЕЗ ВЫНОСА ИЗ КАБИНЕТА

ПЯТОЕ ГЛАВНОЕ УПРАВЛЕНИЕ КГБ, 25 АПРЕЛЯ 1969 ГОДА

Повестка дня:

1. Указания ЦК КПСС и задачи органов безопасности в свете подготовки к столетию со дня рождения Ленина.

2. О дополнительных мероприятиях по борьбе с распространением информации, порочащей советский общественный и государственный строй.

3. Итоги коммунистического субботника по Управлению.

Присутствуют: генерал-майор т. Сироткин (председатель), зам. заведующего отделом административных органов ЦК КПСС т. Шаптала, замминистра юстиции СССР т. Плюхов, зам. Генерального прокурора СССР т. Васинский, полковник т. Соколов, полковник т. Широнин, полковник т. Юданичев, подполковник т. Коляднец.

СИРОТКИН: Все в сборе? Разрешите начать, товарищи… В эти дни наша партия, весь советский народ и все прогрессивное человечество живут одним помыслом: достойно встретить наступающую через год сотую годовщину великого основоположника первого в мире социалистического государства Владимира Ильича Ленина. (Сличение текстов показывает, что утром, готовясь к совещанию, В.Г.Сироткин изучил передовую статью в газете «Трудовая правда» и теперь повторял ее. В гононарной разметке этого номера для бухгалтерии редакции на передовой синим карандашом поперек текста обозначен автор Я.М.Раппопорт и сумма 35 рублей. – Примечание автора.) Вдохновитель и создатель органов госбезопасности, Ленин повседневно уделял огромное внимание их укреплению, и история подтвердила прозорливость и мудрость гениального вождя. В Постановлении ЦК КПСС о подготовке к столетию Ленина говорится (зачитывает цитату). Здесь намечена новая задача органов вообще и, в частности, 5-го управления. Долг коммунистов, всех чекистов управления приложить усилия к тому, чтобы задача была выполнена полностью. У нас намечен список мероприятий, назначены ответственные. Часть операций проводится совместно с другими управлениями и ведомствами, как постановила Коллегия Госкомитета. С мероприятиями вас ознакомит полковник Соколов.

СОКОЛОВ (встает, зачитывает).

СИРОТКИН: Если вопросов и дополнений нет, товарищи, я думаю, мы можем перейти к обсуждению второго пункта повестки дня. Слово имеет начальник отдела полковник Широнин.

ШИРОНИН: В функции нашего отдела, определенные руководством Госкомитета, входит…

СИРОТКИН (прерывает): Функции отдела присутствующим известны. Познакомьте товарищей с конкретными ошибками, допущенными чехословацкими органами безопасности до введения в Чехословакию войск стран Варшавского договора, и нашими мероприятиями.

ШИРОНИН: Вас понял, Василий Гордеевич. Анализ развития событий в Чехословакии показал, что малейшее послабление диктатуры пролетариата, малейшее отступление от ленинских норм внутрипартийной демократии чревато опасными последствиями. Мы, можно сказать, предвидели развитие событий в Чехословакии. Как только стало известно, что в среде реакционной части чешской интеллигенции начались разговоры о коммунизме с «человеческим лицом», нам было ясно, что под этой маской выступают идеологические диверсанты Запада. Наши товарищи в Праге получили указание вести соответствующую контрпропаганду. Но к их голосам не прислушались. Когда в чешской печати появились материалы, которые до этого ходили по рукам…

ПЛЮХОВ: Вы имеете в виду антисоветские высказывания?

ШИРОНИН: Совершенно верно, Евгений Викентьевич! А также призывы к «свободе слова». Наше управление по указанию тов. Кегельбанова напрямую связалось с соответствующим управлением в Праге, но меры там принимать не спешили, ссылаясь на демократизацию в свете ленинских норм. Мы знали, что о каждом нашем посещении Праги докладывалось Дубчеку. В частности, во время одной из поездок в июле прошлого года, за месяц до того, как генерал армии Штеменко получил приказ о переброске войск на территорию Чехословакии, Дубчек, узнав о том, что полковник Соколов находится в Праге, пожелал с ним встретиться и уверял его, что для беспокойства оснований нет. А в газетах уже широко шли статьи националистического толка о том, что угроза для национального суверенитета идет якобы не с Запада, а с Востока.

ШАПТАЛА: Мы тоже читаем газеты, товарищ Широнин… (Смех.)

ШИРОНИН: Короче говоря, мы представили руководству Госкомитета обстоятельный доклад. Он обсуждался в ЦК КПСС, и тов. Кегельбанов отдал распоряжение нашему управлению разработать систему мероприятий, которая позволила бы точно регистрировать отклонения в среде интеллигенции, а также тенденции недовольства среди несознательной части рабочего класса.

ВАСИНСКИЙ: А крестьянство?

СИРОТКИН: В основном идейно-политическая сознательность крестьянства не вызывает беспокойства. Отдельные отклонения выравниваются областными и краевыми управлениями Госкомитета местными усилиями, и пока что мы имеем указание их данные не обобщать.

ШАПТАЛА: Надеюсь, собравшихся ознакомят с мероприятиями?

СИРОТКИН: Несомненно, Игнат Данилович. Для этого и проводится совещание. Нужно самокритично сказать, что отделы службы ПБ, у которых мы приняли дела, изрядно подзапустили работу, результатом чего явились бесконтрольные отклонения в науке, литературе и искусстве. Дело дошло до того, что авторы анонимных книг и даже писатели, недовольные нашей идеологией, так развязали языки, будто наших органов не существует. Эти задачи бывшему десятому отделу Службы ПБ не хватило сил решать.

ШИРОНИН: Теперь решим, Василий Гордеевич!

СИРОТКИН: До аплодисментов нам еще далеко. В частности, предстоит выяснить, какие психические отклонения толкают людей на антиобщественную деятельность.

ШИРОНИН: Наш отдел мобилизовал усилия и перестроил работу с учетом ошибок органов безопасности Чехословакии. Увеличился штат в ряде подразделений, количество и качество информации, собираемой среди населения. Этому способствовало освоение современной техники, которую Госкомитет приобрел во Франции и Японии. Аппаратура размещена на объектах Министерства связи и охватывает практически все отрасли народного хозяйства, науки и культуры, а также, по согласованию, объекты Министерства обороны. Мы полагаем…

ШАПТАЛА (перебивает): Что конкретно делается по Самиздату?

СИРОТКИН: Слово имеет начальник отдела по борьбе с информацией, порочащей наш строй, полковник Юданичев.

ЮДАНИЧЕВ: Поток Самиздата, хотя и не опасен сегодня, но имеет тенденцию бесконтрольно развиваться. Тщательное изучение информации, предоставленной соответствующими отделами службы ЦБ, а также нашими сотрудниками, помогло составить достаточно точную картину распространителей взглядов, отличных от принятых и даже полностью противоречащих им.

ВАСИНСКИЙ: Каковы размеры этого явления на сегодня?

ЮДАНИЧЕВ: Данные пока что приблизительные… Нами зарегистрировано около ста восьмидесяти авторов порочных, заведомо ложных и клеветнических измышлений. Полагаем, – в действительности их число вдвое-втрое больше. Сюда мы не включаем, хотя и держим на контроле, авторов сочинений, которые не являются прямо порочащими наш строй, но по разным причинам не могут быть опубликованы, читаются в рукописях и в таком виде переданы нам из редакций и издательств. Отдельно учитываем распространителей, их на учете по стране в целом около двенадцати тысяч. Число же читателей, которое установить еще сложнее, колеблется в пределах от пятидесяти тысяч до двухсот тысяч.

СИРОТКИН (перебивает): Последние цифры пока завышены нами сознательно, товарищи. Завышены примерно вдвое.

ШАПТАЛА: Это правильно.

СИРОТКИН: Мы тоже так считаем. Я хотел бы подчеркнуть, что мы прежде всего учитываем вопрос о политической опасности средств массовой информации – газет, радио, телевидения, как того потребовали от нас после Пражских событий руководители Партии и Правительства.

ЮДАНИЧЕВ: Разрешите доложить о проведенных мероприятиях. Благодаря внесению упорядочения в Уголовный кодекс РСФСР и других республик ликвидирован перехлест 56-го и последующих годов об отмене уголовного наказания за антисоветские высказывания. Проведена большая работа по регистрации всех типов множительных аппаратов, и прежде всего пишущих машинок, а также контролю за ними. Затраченные силы и средства позволили изъять соответствующих лиц, и поток Самиздата резко сократился.