Страна идиша

Сыновний долг чтения кадиша[139] лег теперь на мои плечи.

Среди множества мест, из которых можно было выбирать в Верхнем Вест-Сайде, куда я переехал летом 1975 года, для чтения кадиша я выбрал лембергский[140] штибл на Вест-Энд-авеню. В этом трехэтажном особняке, весь второй этаж которого был превращен в дом молитвы, у меня была возможность говорить на идише с некоторыми старцами. Согласно обычаю, по утрам я должен был вести службу. Они терпимо относились к моему современному ивритскому произношению и познакомили меня с горьким вкусом шнапса.

В течение одиннадцати месяцев я произносил кадиш, стараясь не думать о приближающейся годовщине, йорцайте отца, который выпадал не на будни, а на первый день Рош га-Шопе, Новолетия. Лембергский раввин отвел меня в сторону и сообщил, что в дань уважения памяти моего отца я должен прочесть гафтару[141] для первого дня Рош га-Шоне. Для человека, выросшего в традиционном доме, такая задача была бы парой пустяков, но хазан[142] Эдат Исраэль[143] Гольдбергер обучал меня моей гафтаре методом зубрежки. Почему? Да потому, что так ему было легче. Для заучивания новой гафтары потребовались бы недели. Поэтому мы пришли к компромиссу: я выучу начальные псалмы к молитвам Рош га-Шоне. Мое исполнение было таким страшным провалом, что туда я решил больше не возвращаться. На следующий же день я присоединился к нескольким беглецам из старой Хавуры, создавшим собственную общину в Верхнем Вест-Сайде. Мы встречались в переполненной людьми гостиной, вдоль стен которой стояли сделанные из фанеры и красных кирпичей книжные шкафы, шумно смеялись и играли дети, но женщина по имени Арлин, обладательница ангельского сопрано, вела службу так, как раньше слышать мне не доводилось. При поддержке вновь обретенных друзей я в конце концов научился вести всю утреннюю службу на Рош га-Шоне. Это заняло у меня пять лет. В первый год я был так перепуган, что забыл все, за исключением начальных псалмов. Ко второму году я разобрал лейтмотив. К третьему году я знал на «отлично» все «повторы ведущего».[144] К четвертому году я чувствовал себя достаточно уверенно для того, чтобы импровизировать. Сегодня моя полуторачасовая утренняя служба в память об отце считается одной из вершин литургического цикла нашей общины. Страх и трепет, предшествующие этому моменту, рассеиваются, когда я начинаю возвышать голос на концовках код,[145] однако они мне мешают менять тональности. Случается, мне не совсем удаются точные переходы, и тогда я вставляю – то здесь, то там – хасидский напев, будто я тоже родился в Белостоке и пел для химика и для портрета рабби, расположившихся этажом выше.

Глава 10

Любимая отчизна

Моя первая летняя работа в монреальском офисе Хантингдонской шерстяной фабрики представлялась мне гигантским шагом вперед. По утрам я был учеником мистера Гольдберга, старшего продавца, наставлявшего меня – в промежутках между рассказами о Варшавском гетто – как продавать одну и ту же материю разным покупателям по разной цене, и августа, в двадцатую годовщину селекции[146] на фабрике Курта Рёрлиха, когда другой Голдберг вышел из строя, чтоб вместо него отправиться на Умшлагплац,[147] считанные сантиметры спасли нас от столкновения с фонарным столбом. Но все это не шло ни в какое сравнение с редкими обедами в компании дяди Еноха, когда Гольдберг уходил по своим делам. Один такой обед – мы заказывали его на фабрику в каком-нибудь ресторане – стоил десятка домашних, поскольку истории Еноха, которые он извлекал из своей подобной архиву памяти, были конкурирующим, еретическим вариантом семейного предания, патриархальным повествованием о резком и смелом уме моего дедушки.

«Этот двор на Завальной улице, – сказал дядя Енох, радуясь возможности рассеять мои иллюзии, – эта святая святых твоей матери? Да это была просто помойка. Люди выкидывали мусор прямо из окон, как в Средневековье, а дети какали посреди двора».

«То были приютские дети», – возразил я.

«Дворцом это место считалось только номинально – Тышкевичу оно принадлежало, что ли? По сравнению с дворцом Браницких в Белостоке дом, где жила твоя мать, – просто собачья конура».

«Во времена Фрадл этот двор принадлежал графу Буковскому, – поправил я его, – который дефилировал с тросточкой с золотым наконечником, а щеки у него были нарумянены, как у гомосексуалиста».

«Да, да, Маша знает, как придать своим историям пикантности, но я тебе говорю о другом. Я тебе говорю о Роскисах. Твой дедушка Довид жил собственным умом. Весь еврейский Белосток повторял его выражения».

«Какие, например?»

«Например, а фете котлет брент зих пит цу – жирная котлета, да? Не подгорает. Ты знаешь, что это значит?»

«Жирная мошна спасет от острого рожна».

«Замечательно. Хороший перевод. В общем, благодаря твоему дедушке голод и смерть всегда на шаг отставали от нашей семьи. Сначала они убежали от наступавших немцев и оказались в Павловском Посаде, совсем рядом с Москвой, где Довид построил процветающую текстильную фабрику, которую он попытался удержать за собой и после прихода большевиков к власти. И что, ты думаешь, сделал Довид, когда фабрику в конце концов экспроприировали? Он уговорил их позволить ему управлять фабрикой от имени государства. А когда стало совсем плохо, он сбежал от ЧК, продав оставшиеся ткани на черном рынке».

Енох редко говорил со мной на идише, возможно, он считал мою страстную любовь к идишу неким видом сверхидентификации с мамой, хотя дома (как я знал от мамы) с тетей Манди он говорил исключительно на этом языке, а та отвечала ему на своем безупречном венском немецком.

Я не выудил из дяди Еноха других историй о дедушке Довиде, чье имя я ношу и чей масляный портрет, написанный с фотографии Александром Берковичем, висит слева от моего письменного стола, только потому, что единственным интересовавшим меня патриархом был человек, который никогда не вел себя как патриарх.

«А правда, что папа был коммунистом?»

«Кто это тебе сказал?»

«Однажды я услышал, как Рути упомянула об этом в разговоре с Гарри Бракеном».

И вот что он мне рассказал. Лейбл был самым младшим, бабушкиным любимцем. В 1918 году, в год его бар мицвы, он услышал разглагольствования Троцкого перед толпой на Красной площади. Позднее великий эксперимент захватил и его душу. И когда Роскисы пробрались назад в Белосток, чтоб ты знал, без копейки денег, ограбленные до последней нитки на польско-советской границе, на острове на Березине, где польские бандиты забрали их бриллианты и драгоценности, каждый из них пошел своей дорогой. Дядя Ицке не только отказался от раввинской карьеры. Он сам устроил собственный брак с худенькой и образованной Идой. Что до него самого, Енох никогда не был особо практичен и поэтому решил изучать философию, тогда как Лейбл отправился в Краков учиться на агронома. Настанет день, и он создаст еврейскую сельскохозяйственную коммуну на Украине или в Крыму и покажет миру, какие чудеса евреи могут совершать на земле. Но евреям заниматься агрономией было запрещено – нельзя же было позволить им, чтоб ты знал, и дальше осквернять польскую землю, и поэтому Лейбл переехал в Вильно, где встретил товарища-студента по имени Хаим, а этот Хаим, входивший в коммунистическую ячейку, намеревался по заданию партии перевезти через польско-советскую границу двести рублей наличными. Уйма денег по тем временам.

«Да, – перебил я его, – двести рублей – это половина платы за обучение в ешиве, куда послал тебя дедушка».

Енох улыбнулся.

Итак, Лейбл, все еще верный общему делу, помог Хаиму собрать нужную сумму и организовал тайный переход границы. Для перехода границы двое молодых людей наняли опытного проводника, часть денег дали ему авансом, а остаток пообещали заплатить, когда он возвратится в Вильно. В завершение «сценария» они придумали тайный пароль, который Хаим сообщит проводнику, когда будет в безопасности по другую сторону границы. А поскольку словесные игры в семье были весьма популярны, они выбрали слово ким'ат, что значит «почти» на идише и иврите; напишите это, как слышится, и получится акроним для Куш-Мир-Ин-Тохес, «поцелуй меня в зад».[148] Задание было выполнено, однако Хаим исчез – возможно, он был арестован как польский шпион, а в Белостоке мать Хаима начала преследовать отца того юноши, на которого она возлагала вину за смерть своего сына. В качестве меры предосторожности Довид всегда ложился спать с пачкой купюр под подушкой, если паче чаяния ему придется откупаться от пришедшего за ним полицейского, и, когда почти через год Лейб вернулся домой, дедушка стал называть его Красный Фишке.

«Знаешь, откуда это?» – спросил Енох, доедая сэндвич с копченым мясом.

«Да, из романа Менделе[149] "Фишка-хромой"».[150]

«Когда-нибудь ты станешь профессором идиша, точно как твоя сестра».

Перед тем как убежать на встречу с Ютексом,[151] самым большим клиентом Хантингдона, Енох одарил меня последней повестью из своего секретного архива. В 1938 году когда он привез в Черновицы свою молодую жену, мама свела знакомство с ее горничной. После тайной инспекции составленных тетей Манди списков покупок моя мама заявилась к ним домой и объявила, что ее невестка совершенно некомпетентна в ведении домашнего хозяйства.

Моя мама вполне была в состоянии расплатиться той же монетой. Во время школьной большой перемены она изливала на меня истории о любовных похождениях Еноха, словно они произошли только вчера. Эпизод с Верой Гакен[152] был ее любимым – я чуть не расхохотался, разглядев огромную бесформенную фигуру и жидкие волосы миссис Гакен на литературном вечере в Нью-Йорке много лет спустя, – а еще мама припомнила одну из острот дедушки, отпущенных по поводу Еноха. Вернувшись как-то ранним утром со свидания, он обнаружил, что дедушка еще не ложился и дожидается его.

«Доброе утро, Нисн!» – воскликнул он.

«Нисн? – переспросил Енох. – Почему вдруг я стал Нисном?» («Нисн» на идише это «Нисан».)

«Вайл нисн из кит вайт фун uep»,[153] – дивный каламбур, простой смысл которого в том, что еврейский месяц нисан рядом с месяцем ияр, а не-такой-уж-простой смысл – «ведь куда бы Нисн ни пошел, он всегда не слишком далеко от нее».

Так каким же образом возможно было добиться женщины – скажем, такой, как моя мама? Причем сделать это так, как следует, не через родственников, которые устраивают брак, и не с помощью любовной интрижки, когда вся семья вовлекается в скандал. Одно ясно. Вопреки заверениям Еноха, Вильно все-таки был романтическим городом.

Одной из любимых маминых тем во время моих тридцатипятиминутных больших перемен – ни одной минуты там не было потрачено на разговоры о школе – была «о пользе ума».

Когда Вильно стал частью новой Польской республики,[154] а из больших городов он последним приобрел этот статус, очень немногие представители еврейской молодежи поступили в университет, во-первых, потому что их не принимали, а во-вторых, новое правительство отказывалось признавать русские дипломы. Мама, например, не хотела снова записываться в гимназию. Заболев тифом, она пропустила выпускные экзамены и получила аттестат только благодаря специальному вмешательству родителей. А потом ее мать умерла. Зато папочка, мой отец, всего лишь шестнадцати лет от роду, совершил невозможное. Он без посторонней помощи выучил польский, заучивая наизусть стихи Мицкевича (это мамина версия), и пошел сдавать экзамены по-польски в высшее учебное заведение.

Знал ли я, что его чуть не выгнали за обнаруженную в экзаменационном вопросе ошибку? «Если ты меня еще раз перебьешь, – предупредил его экзаменатор, – я вышвырну тебя вон». Его спас инспектор, прибежавший сообщить об этой ошибке. В итоге папочка получил высший балл. А вот сочинение по-польски он сдал только на «удовлетворительно». Тема сочинения – «Наша отчизна» – была весьма чувствительной. Польша, как вы помните, только что возродилась, и папочка был так воодушевлен поэзией Мицкевича, что перегнул палку, употребив выражение kochana ojczyzna, «любимая отчизна», трижды. Когда вы говорите о своей «отчизне», наставлял его профессор, она, по определению, «любимая». Никогда больше, сказала мама, нельзя было обвинить папочку в том, что он майофисник,[155] ливрейный еврей-жополиз.

Если, будучи евреем, вы слишком хорошо овладели польским, вы могли показаться слишком умным и становились удобной мишенью для унижений и оскорблений. Слишком уж вы стараетесь, господин еврей. Вы уж не лезьте из кожи вон, доказывая свою полезность, свою преданность, свою любовь. Видали мы таких, как вы. Сейчас, когда наше заветное желание осуществилось и мы наконец свободны, едины, мы никому ничего не должны. Отныне мы определяем, кто свой, а кто чужой, и, даже если вы, евреи, сумеете дотянуть до требуемых баллов, обращаться ли с вами, как с равными, – это наше решение.

Однако поменяйте местами в этой истории начало и конец, и, возможно, ключом к сердцу женщины окажется предложение «никогда больше», то есть сама способность дать отпор.

«Глядя на папочку в его вечных очках с толстыми стеклами, вы никогда бы не догадались, насколько он бесстрашен», – сказала мама, открывая тем еще один свой обеденный монолог. Как-то он прогуливался со своими белосток-скими приятелями по Большой Погулянке и наткнулся на польских легионеров. Услышав, что они говорят на идише, офицер бросил отцу в лицо перчатку, которую тот презрительно отшвырнул в канаву. Это так разозлило офицера, что он вытащил пистолет. «Ну, давай, стреляй», – закричал отец, разрывая рубашку на груди. Офицер опешил, а потом, весь багровый от гнева, потащил отца и его друзей в полицейский участок.

«И что было дальше?»

«Их обвинили в неподобающем поведении и выпустили».

Ничуть не устрашенный случившимся, отец продолжал сражаться за униженных и оскорбленных. Однажды его соученик по фамилии Белинсон предстал перед Еврейским студенческим советом по ложному обвинению – какому именно, она не помнила, – и папочка встал на его защиту. Когда все обвинения были сняты, папин однокашник Рудницкий, который не фигурировал ни в одной другой истории, поднялся и прокричал из дальнего конца зала: «Была бы у нас хоть сотня таких Лейблов Роскисов!» А потом воскликнул на идише (заседание проводилось на польском): «Лейбке, гоб гихер хасене! Лейбке, женись побыстрее!»

Они называли ее Словик, «соловей» по-польски, и ее фигура, особенно в спортивных штанах и блузе во время занятий в гимнастической секции Еврейского академического спортивного клуба, с лихвой компенсировала ее несколько мужской нос. Теперь, когда изначальный план Маши Вельчер эмигрировать в Палестину с дипломом специалиста по раннему детскому воспитанию фрёбелевских курсов имени Песталоцци в Берлине полностью провалился, она, в сущности, тянула время. Ее отец уже вложил необходимую сумму на мамино содержание в Виленской еврейской общине, когда с ним случился едва не убивший его инфаркт. Сейчас она никак не могла оставить Вильно и поэтому записалась вольнослушательницей в университет Стефана Батория, а также стала заниматься в спортивном клубе.

Примечания

1

Гоменташн (гоменташи) – традиционные пирожки треугольной формы со сладкой начинкой, которые принято печь на праздник Пурим. На идише они называются гоменташн – «кармашки Гамана», на иврите – озней Гаман, «уши Амана».

2

«Когда ребе Элимейлех» (идиш).

3

Надир Мойше (настоящее имя – Ицхок Райз, 1885–1943) – поэт, прозаик и переводчик, писавший на идише. С 1898 г. жил в Нью-Йорке, примыкал к поэтической группе Ди Юнге.

4

Вайс Рут (р. в 1936 г.) – профессор идишской литературы и сравнительного литературоведения в Гарвардском университете. Преподавала в Университете Мак-Джилла, Еврейском университете в Иерусалиме и в Тель-Авивском университете. Публицист и переводчик. На русском языке вышли ее книги «Евреи и власть» (М., 2008), «Современный еврейский литературный канон. Путешествие по языкам и странам» (М.-Иерусалим, 2008).

5

Монтгомери Бернард Лоу (1887–1976) – британский фельдмаршал (1944), руководивший силами союзников во втором сражении при Эль-Аламейне.

6

Роммель Эрвин (1891–1944) – немецкий генерал-фельдмаршал (1942) и командующий войсками Оси в Северной Африке.

7

Эль-Аламейн – город на севере Египта, на побережье Средиземного моря, в 106 км к западу от Александрии. В июле 1942 г. войска союзников под началом К. Окинлека остановили здесь наступление германо-итальянских войск под командованием Роммеля. 23 октября – 5 ноября состоялось повторное сражение при Эль-Аламейне, которое знаменовало начало отступления войск Роммеля в Африке.

8

YIVO – Идишер Висншафтлехер институт – организация, основанная в 1925 г. в Вильно, Польша (сейчас Вильнюс, Литва). С 1940 г. штаб-квартира ИВО располагается в Нью-Йорке. Институт занимается исследованиями истории и культуры ашкеназского еврейства в Восточной Европе и обеих Америках.

9

Седер – ритуальная трапеза в первые два (в Земле Израиля – только в первый) вечера праздника Лесах.

10

Беркович Александр (1891–1951) – еврейский художник. Родился и вырос в Херсоне, учился в Мюнхене и в Одессе, работал в Одессе, Москве, Ленинграде, Ашхабаде. Участвовал в росписи Одесского оперного театра и театра Габима в Москве. В 1926 г. эмигрировал в Канаду.

11

Файнберг Лейб (настоящее имя – Леонид Гребнев; 1898–1969) – литератор, журналист и поэт, писавший в основном на идише. Переводчик русской литературы на идише. Участвовал в поэтическом движении имажинистов, дружил с С. Есениным. В молодые годы уехал в Америку.

12

Лагерь Масад – детский еврейский летний лагерь в Западной Канаде, существующий уже более 50 лет.

13

Современный Днепропетровск.

14

Хантингдон – небольшой город в Квебеке (Канада). В XX в. основой экономики города была текстильная промышленность.

15

Словарь талмудического арамейского языка М. Ястрова утверждает, что фамилия отца Иисуса была Пандера, что означает – «пантера».

16

Товарищество охраны здоровья – созданная в 1923 г. Джойнтом в Польше сеть еврейских медицинских учреждений.

17

Шабад Цемах (1864–1935) – врач и общественный деятель, член парламента Второй Польской республики (1928), соучредитель и вице-президент ИВО. В 2007 г. в Вильнюсе был установлен памятник д-ру Шабаду, отражающий любопытный факт: д-р Шабад был прототипом героя Корнея Чуковского доктора Айболита.

18

Раппель Мальвина (1912–1987) – еврейская актриса.

19

Здесь речь идет о Всемирной выставке в Париже в 1931 г.

20

Фоли-Бержер (фр. Folies Bergere) – знаменитое варьете и кабаре в Париже. С 1890 по 1920 годы пользовалось большой популярностью. Кабаре открыто и в наши дни.

21

См. Числ., 15:37–39: «И сказал Господь Моше говоря: Говори сынам Израиля и скажи им, чтобы делали себе кистицицит. И будет вам кистью, чтобы видели это и помнили вы все заповеди Господни и исполняли их, и не будете следовать сердцу вашему и очам вашим, которые влекут вас к блудодеянию…»

22

В еврейском фольклоре – злой дух или бесплотная душа. Дибук овладевает телесной оболочкой того или иного человека и вещает его устами. Нередко это сопровождается мучительными болями и припадками безумия.

23

Ханука – еврейский праздник, продолжающийся восемь дней. Праздник был установлен во II в. до н. э. в память об очищении Иерусалимского Храма, освящении жертвенника и возобновлении храмовой службы Маккавеями. Главный обычай Хануки – ежевечернее зажигание свечей: одной в первый день, двух во второй и так далее.

24

Девятое ава – национальный день траура еврейского народа – день, когда были разрушены Первый и Второй Иерусалимские Храмы.

25

Гора Нево предположительно находится на западе современной Иордании. См. Втор. 34:1: «И взошел Моше с равнин Моавитских на гору Нево, на вершину Писги, что против Иерихо, и показал ему Господь всю землю Галад до самого Дана… И сказал Господь ему: Это земля, о которой Я клялся Аврааму, Ицхаку и Яакову, говоря: Твоему потомству дам ее. Я дал тебе увидеть ее глазами твоими, но туда не перейдешь. И умер там Моше, раб Господа, на земле Моава, по слову Господа».

26

Шамир Моше (1921–2004), – израильский писатель. Автор более десятка романов, около 20 пьес, большинство из которых были поставлены в израильских театрах, статей и других произведений. «Он шел по полям» – первый роман Шамира. В романе описываются жизнь кибуцников и бойцов Пальмаха. Книга выдержала более десяти переизданий, Шамир переработал текст романа в пьесу и в киносценарий.

27

Кибуц – сельскохозяйственная коммуна в Земле Израиля, а затем в Государстве Израиль.

28

Гробер Хая (1898–1978) – идишская певица, актриса и писательница, уроженка Белостока. Одна из первых актрис московского театра Габима. После 1927 г. уехала из СССР, гастролировала в США, Южной Америке и Израиле. В 1967 г. репатриировалась в Израиль.

29

Пьеса по одноименному роману Ш. Аша (1880–1957), еврейского писателя и драматурга.

30

Вассерман Дора (настоящее имя – Дора Гольдфарб; 1919–2003) – деятельница идишского театра, уроженка Житомира, с 1950 г. жила в Канаде. Основательница и режиссер Еврейского театра в Монреале.

31

Рабинович Исраэль (1894–1964) – специалист по этнической музыке и журналист.

32

Ан-ский С. (настоящее имя – Шлойме-Зайнвл (Семен Акимович) Раппопорт; 1863–1920) – фольклорист, общественный деятель (эсер) и писатель. В 1912–1914 гг. организовал экспедиции по еврейским местечкам Волыни и Подолии, в ходе которых был собран огромный фольклорно-этнографический материал. Материал экспедиций послужил также основой его знаменитой пьесы Дибук, первоначально написанной по-русски и озаглавленной «Меж двух миров». Дибук был впервые поставлен на идише в авторском переводе Вилнер трупе в 1920 г. На иврит пьеса была переведена с идиша Х.-Н. Бяликом и инсценирована в театре Габима.

33

Вилнер трупе (Виленская труппа) – театральная группа, организованная как кружок любителей в Вильно в 1916 г. Выступала со спектаклями на идише. В 1917 г. перебралась в Варшаву. Спектакли Вилнер трупе отличались превосходным ансамблем и режиссерской выдумкой. Самыми известными постановками были Банахт афн алтн марк («Ночью на старом рынке») И.-Л. Переца и Дибук С. Анского, принесшие труппе международную известность. В 1921 г. Виленская труппа совершила триумфальное турне по Англии, Франции и США с пьесой Дибук. В 1930 г. труппой была поставлена пьеса Г. Лейвика «Голем». Основатель Вилнер трупе Мордхе Мазо и его жена артистка Мирьям Орлеска погибли в Варшавском гетто во время Второй мировой войны.

34

Мазе Мордехай (1880–1942) – преподаватель, театральный деятель. Один из основателей и первый директор Вилнер трупе.

35

Цадик (иврит – «праведник») – глава хасидского движения. Хасиды считают своего цадика образцом морального совершенства.

36

Ведель – E.Wedel (с 1999 Cadbury-Wedel Polska) – знаменитая польская кондитерская компания, основанная в 1851 году.

37

Кароль II (1893–1953) – король Румынии в 1930–1940 гг. Принадлежал к династии Гогенцоллернов-Зигмарингенов.

38

Черновицы (с 1944 г. Черновцы) – город в Западной Украине, в Предкарпатье, на правом берегу реки Прут. С 1918 по 1940 г. входил в состав Румынии.

39

В переводе с идиша – «шелковый человек», «торговец шелком».

40

Ешива – еврейское религиозное учебное заведение для взрослых мужчин, где изучают прежде всего Талмуд.

41

Халице (иврит в ашкеназском произношении) – обряд освобождения вдовы человека, умершего бездетным, от обязанности выйти замуж за его брата (левиратный брак). Агуне (иврит в ашкеназском произношении, буквально – «связанная») – замужняя женщина, которая по какой-либо причине разъединена с мужем и не имеет права выйти замуж вторично, либо потому, что муж не дает ей развода, либо потому, что неизвестно, где он, и нет точного свидетельства того, что он умер. Агуной считается и вдова бездетного, чей оставшийся в живых брат не хочет или не может сделать халице (иврит – халица).

42

«Но если не захочет муж этот взять невестку свою, то пусть взойдет невестка его к воротам, к старейшинам, и скажет: «Отказывается деверь мой восстановить брату своему имя в Израиле, не хочет он жениться на мне». И призовут его старейшины города его, и переговорят с ним; а если он настойчиво скажет: «Не хочу взять ее», – то пусть подойдет к нему невестка его пред глазами старейшин и снимет башмак его с ноги его, и плюнет перед ним, и возгласит, и скажет: «Так поступают с человеком, который не хочет восстановить дом брата своего».

43

Парафраза выражения из Мишны, Coma, 8:47: «А во время заповеданной войны все выходят, даже жених из (свадебного) покоя своего и невеста из-под (свадебного) балдахина своего».

44

Гродзенский Хаим-Озер (1863–1940) – религиозный общественный деятель, духовный лидер литовского ортодоксального еврейства. Отрицательно относился к сионизму и светскому образованию, ратовал за укрепление веры и религиозное воспитание, основанное на изучении Торы и Талмуда.

45

Судный день (идиш Йом Кипер, Йом Кипур, День искупления) – в еврейской традиции – самый важный из праздников, день поста, покаяния и отпущения грехов.

46

Трефа (иврит, буквально «растерзанное») – животное, умершее от ран или физических дефектов и поэтому негодное в пищу. В разговорной речи бытует обыкновение называть трефа все некошерное, то есть недозволенное и непригодное с точки зрения еврейских религиозных законов.

47

Чудо-хлеб (wonder bread) – вид хлеба, производимого в Канаде компанией «Вестон».

48

Шива («семь», иврит) – основной период траура, продолжающийся в течение семи дней после похорон. В это время ближайшие родственники покойного находятся дома, сидят на полу или низких скамьях, а более дальние родственники и знакомые приходят утешать скорбящих.

49

Свиток Эстер, библейская книга Эстер (Эсфири).

50

Последователи Фрёбеля. Фридрих Вильгельм Август Фрёбель (1782–1852) – немецкий педагог, теоретик дошкольного воспитания.

51

Нем. «жид паршивый!».

52

Около 82 кг.

53

Талмуд тора (ивр. «изучение Торы») – возникшие в Европе на исходе средних веков учебные заведения для мальчиков. Претерпев различные изменения в ходе своего развития, они существуют и поныне. У ашкеназов в школах талмуд тора обучались сироты и мальчики из неимущих семей, в то время как дети более состоятельных родителей посещали хедер.