Монтгомери - Испытание страстью

Именно ее осенила идея написать Перкину Мейденхоллу. Сообщив ему о том, что они являются дальними родственниками по брату отца, она попросила его найти ей работу. Франческа часто вспоминала, как сочиняла это письмо, отклоняя один вариант за другим, как стащила лист дорогой бумаги со стола печатника. В этом письме она высказала мысль, что дочери Мейденхолла, должно быть, очень одиноко, и предложила себя в качестве ее подруги.

Ни один человек на земле никогда не испытывал такой радости, как Франческа и ее семья, когда пришел ответ, к которому прилагался кошель с деньгами. Успех праздновали целую неделю, пока деньги не закончились. Вскоре Мейденхолл прислал за Франческой фургон, и она покинула дом, ни разу не оглянувшись назад.

И вот сейчас Франческа увидела способ избавиться от Эксии, от ее скупого отца, от ужасного Тода, от необходимости зависеть от денег Мейденхолла. Если ей удастся заставить какого-нибудь молодого человека полюбить ее, она обязательно выйдет за него замуж. Она не стремилась заполучить в мужья красавца, ставшего предметом мечтаний многих девушек. Единственное, чего она желала, — это найти человека вроде банкира, от которого когда-то отказалась ее мать.

Но как? Франческе хотелось кричать от бессилия. Как она может познакомиться с подходящим человеком, если путешествует под видом жены Джеймса Монтгомери? Это, конечно, было шуткой с его стороны. В отличие от Эксии, умевшей ускользнуть от всевидящего ока Монтгомери, у нее не хватало смелости, чтобы сдвинуть их отношения с Джеми с мертвой точки.

Франческа попыталась проанализировать возможные варианты. Два дружинника Монтгомери отпадают: с первого взгляда она поняла, что они бедны. Их положение ненамного лучше, чем ее. Остается только сам граф.

Но его взгляды устремлены только на Эксию.

«Чтоб она провалилась!» — подумала Франческа. Эксия не догадывается, как мужчины смотрят на нее. В своей неопытности она считает, будто они видят в ней лишь легендарную наследницу Мейденхолла. На самом же деле она привлекает их живостью характера, которая с лихвой компенсирует отсутствие классических черт во внешности. Проведя всю жизнь взаперти, она не имела представления об этикете и с одинаковым успехом могла принимать важных посланников отца как в сарае, так и в гостиной.

Она также не имела представления о титулах и о том, что нужно выказывать почтение титулованным особам. Два года назад один дряхлый граф потребовал, чтобы его, впустили в замок. Он заявил, что слишком много наслышан об этой наследнице, поэтому желает своими глазами увидеть ее. Эксия заставила его выщипывать пух у пронзительно оравших гусей, а потом показала ему рисунок, на котором был изображен он сам с гусем. Старик уехал, заверив ее, что впервые в жизни так весело и интересно провел день. Когда через год они узнали, что он умер, Эксия все слезы выплакала от горя.

Поэтому Франческу не удивляло, что Джеймс Монтгомери смотрит на Эксию с восторгом. Удивляло ее другое: то, как смотрит на него Эксия. И то, как смотрит на них обоих Тод. Что-то происходило между ними, и Франческе очень хотелось бы знать, что именно.

«Любовь», — с отвращением подумала она. Вот ключ к происходящему. Она догадывалась, что на ее глазах зарождается любовь, это глупое бесполезное чувство, о котором все говорят, но в котором никто не нуждается. Именно любовь привела ее мать к несчастью. Именно любовь…

«Именно любовь уничтожит Эксию, если она не будет осторожна», — сказала себе Франческа. Что случится, если кузина пойдет против воли отца и заявит, что желает заключить брак с обедневшим графом? Отец, естественно, лишит ее наследства, а граф, конечно, бросит. И с чем останется Эксия? Она довольно привлекательна, но нужно быть писаной красавицей, чтобы удачно выйти замуж без приданого. Следовательно, без денег Эксии ничего не светит.

«Наверное, я должна спасти ее, — вдруг осенило Франческу. — Спасти ее от нее самой. Если я уведу у нее Джеймса Монтгомери, ей больше не будет грозить гнев отца. И отпадет опасность остаться без наследства. Если же я выйду за графа, то стану леди Франческой Монтгомери, — улыбнулась она. — Тогда мои сестры вырвут себе сердце от зависти».

Остается еще одна проблема: лорд Джеймс утверждал, что он беден и именно поэтому взялся за предложенную ему работу. Но разве титулованная особа может быть бедной? У него куча богатых родственников, готовых помочь, если судить по тому, с какой поспешностью они ответили на его просьбу и прислали дружинников в роскошных доспехах для охраны каравана.

В сравнении с тем, что ожидает ее, у Джеймса Монтгомери более радужные перспективы: у него водятся хоть какие-то деньги. Следует держаться за него, потому что ей вряд ли удастся познакомиться с каким-нибудь мужчиной, кроме него. Плохо, однако, то, что он красив. Франческа уже успела понять: чем уродливее мужчина, тем легче им управлять.

Франческа еще раз взглянула на Эксию и прищурилась. Итак, она поставила себе цель. К концу путешествия она станет женой Джеймса Монтгомери. И добьется своего, чего бы это ни стоило. Наступит день, когда Эксия поблагодарит ее.

Эксия раскладывала вещи в одном из этих ужасных и неудобных фургонов. Если королева Англии может открыто передвигаться по стране, то почему это запрещено наследнице Мейденхолла? Ответ, естественно, заключается в скупости Перкина Мейденхолла, не желающего платить многочисленной охране и тем самым вынуждающего единственную дочь путешествовать под видом дочери рядового торговца. Но Эксию это, кажется, вполне устраивает, она пользуется возможностью поторговаться с чернью. Как и ее отцу, ей нравится делать деньги.

Поднявшись, Франческа отряхнула платье. Ей, в отличие от кузины, претило путешествовать в фургонах. Когда она станет леди Франческой Монтгомери, то будет ездить только в каретах с бархатной обивкой и в сопровождении десятка лакеев. Она…

— Что ты задумала?

Франческа подпрыгнула, услышав шепот над ухом. Ей не надо было поворачиваться, чтобы узнать, кто именно стоит за спиной — Тод, этот гнусный коротышка.

— Полагаю, мне удастся спасти Эксию от нее самой, — ответила она и, гордо вскинув подбородок, пошла прочь.

«Пусть поломает голову над моими словами, — подумала она. — Посмотрим, как он со своей любимой Эксией будет гадать, что я имела в виду».

Усмехнувшись, она направилась прямиком к Монтгомери.

— Не хотите ли прогуляться со мной? — предложил Джеми Франческе и подал ей руку. — Такой восхитительный вечер!

Они двинулись по тропинке в сторону от лагеря.

— Через несколько дней мы будем ночевать в доме, — стараясь завязать беседу, сказал Джеми. — С кроватями. Франческа улыбнулась.

— Это было бы замечательно. Я уже устала от пищи, которая готовится на костре, — поморщившись, добавила она.

— Но Эксия готовит вкусно, не правда ли? Никогда не думал, что миндаль может так аппетитно пахнуть, — заметил Джеми.

Франческа, в сумерках казавшаяся еще красивее, бросила на него взгляд из-под опущенных ресниц.

— Вы гуляете со мной, а говорите о другой женщине?

— Что вы, нет, — возразил Джеми, не знавший что еще сказать.

Внезапно смех Франчески нарушил затянувшееся молчание, и Джеми вопросительно посмотрел на нее.

— Мы похожи, правда?

— Уверен, что это так, но в чем же? — поинтересовался он.

— Скажите, Джеймс Монтгомери, вам когда-нибудь приходилось ухаживать за дамой? Я имею в виду, вам приходилось прилагать все усилия, чтобы обратить на себя ее внимание? Дарить цветы? Писать стихи?

Джеми поспешно опустил голову.

— Признаться… — заколебался он.

— И мне не приходилось добиваться чьего-либо внимания, — заявила Франческа. — Единственное, что от меня требовалось, — это спокойно ждать, когда они сами придут ко мне. Мужчины сражались в поединках ради чести сидеть рядом со мной. Мальчики отпихивали друг друга локтями, стремясь подать мне чашку со сладким сидром. Без сомнения, вы находитесь в такой же ситуации.

Негромко рассмеявшись, Джеми поднял на нее глаза.

— Признаю, что все давалось мне легко, но лишь… до недавнего времени.

Франческа нахмурилась.

Однако мысли Джеми были заняты «недавним временем». Ему казалось, что он знает Эксию всю жизнь. Он помнит день, когда накрыл ее тело своим, он никогда не забудет, как отшлепал ее, перекинув через колено, как затем она, набросившись на него, исцарапала ему щеку и подбила глаз, как она спала, сначала в седле, прислонившись к нему, а потом устроившись у него на коленях…

— …и обсудить свадьбу. Наверное, стоит все держать в тайне и лишь спустя некоторое время рассказать моему отцу…

— Свадьбу? — переспросил Джеми, не слышавший, о чем она говорила.

Франческа взмахнула длинными ресницами.

— Я решила, что вы хотите заполучить золото Мейденхолла. Мое наследство.

— Я… — Джеми не понравилось, что Франческа бесстрастно облекла в слова причины, вынуждавшие его просить ее руки.

— Все в Порядке, — успокоила его она, прижимаясь грудью к его локтю. Догадавшись, что в мыслях он далеко, она резко отстранилась и, закрыв ладонями лицо, сделала вид, будто плачет. — О Джеми, вы не знаете, что ждет меня. Отец выбрал для меня ужасного человека. В моей жизни никогда не будет детей и любви. Через три недели после рождения меня заключили в тюрьму. Брак не принесет мне свободы, я останусь такой же заключенной. О, мне не вынести этого!

Джеми сделал то, что делал всегда, когда женщина плакала: обняв Франческу, он прижал ее к себе и ласково погладил по голове, чтобы успокоить.

— Я знаю: в Эксии взыграла ненависть и злоба, когда она объявила, что вы надеетесь жениться на мне. Но на самом деле Господь услышал мои молитвы. Я мечтала, чтобы отец прислал ко мне красивого и обходительного человека, чтобы он… Нет, я не осмелюсь произнести это вслух.

— И все же скажите мне, — прошептал Джеми, который догадывался, каким будет ответ, и заранее страшился его.

— Чтобы этот человек спас меня от ужасного брака, от будущего, более жуткого, чем настоящее.

— Ваш отец оказал мне доверие. Он… — начал Джеми.

— А ваша семья? — напомнила ему Франческа. — Они так же бедны, как Эксия? Им тепло зимой? А чем они питаются?

Джеми сглотнул, вспомнив, как Беренгария описывала плесневелую чечевицу, как она мечтала о тепле. В последнее время Эксия заставила его забыть о долге перед сестрами, но сейчас Франческа вернула его к действительности.

— Мы обвенчаемся тайно, — схватив его за руку, взмолилась красавица. — Отец ничего не сможет сделать с тем, что мы женаты. Он не объявит наш брак недействительным.

— Но… — Джеми расхотелось что-либо говорить. «А вдруг Мейденхолл так разозлится, что лишит ее наследства?» — подумал он.

Словно прочитав его мысли, Франческа сказала:

— Люди так околдованы богатством отца, что совсем забыли о моей матери, которая была дочерью очень богатого человека. Если отец ничего не отдаст мне, у меня останутся поместья деда, дома и один или два замка. У меня есть собственный доход, причем немалый. — Она улыбнулась. — К тому же я не верю, что моего отца-торговца разочарует тот факт, что я вышла замуж за графа, который носит славное имя Монтгомери.

— Полагаю, вы правы, — рассеянно пробормотал Джеми.

Она подняла на него глаза, и он увидел, что сверкающие, как бриллианты, слезинки готовы скатиться по ее щекам.

— Вы спасете меня, да? Ради меня! Ради вашей семьи! Джеми взял ее за плечи и отодвинул от себя на расстояние вытянутой руки.

— Я сделаю все возможное, чтобы… спасти вас, но честь требует, чтобы я сначала испросил разрешения у вашего отца. Я не могу пойти на тайное венчание. Он должен дать свое согласие.

Франческа отвернулась, чтобы он не увидел ее лица. Нельзя допустить, чтобы известие об их свадьбе достигло ушей отца Эксии.

— Какое мне дело до его согласия? Всю жизнь он держал меня в заключении. Он готов продать меня любому, у кого есть золото. Разве я не заслуживаю счастья, как любой человек на земле?

— Не говорите так о своем отце. Не… — Джеми чувствовал, что не способен рассуждать здраво. Брак — это серьезный шаг, и предварительно следует все тщательно обдумать. Если он разозлит такого богача, как Мейденхолл, что случится с его семьей? Нельзя забывать о сестрах. — Я…

— Я не нравлюсь вам, — заключила Франческа и обиженно оттопырила нижнюю губу, что ни в коей мере не умалило ее очарования. — Я совсем не нравлюсь вам.

— Напротив, вы нравитесь мне, — возразил Джеми, понимая, что его словам недостает убедительности.

Честно говоря, он мало думал о Франческе в последнее время.

— Кажется, я вас поняла, — холодно объявила она. — Такое случается не в первый раз. Ведь я, как-никак, наследница Мейденхолла, и мужчины побаиваются меня. Ни один мужчина не может полюбить меня просто так. Всем нужны мои деньги. Эксия же зажигает любовь в сердце каждого. Взгляните на Тода, на это чудовище. Он ухаживает за ней. Даже ваш Томас посматривает на нее. Меня же за золотом не видит никто. Эксия права: я не живое существо, я золото моего отца.

Франческа резко повернулась и собралась уйти, но Джеми схватил ее за руку. Джоби всегда утверждала: стоит женщине рассказать ему душещипательную историю, и он становится мягким, как воск.

— Франческа, — ласково проговорил он, — вы ошибаетесь. Вы замечательная женщина. Любой был бы счастлив взять вас в жены.

— О Джеми, — воскликнула она и обвила его шею руками. — Я знала, что вы любите меня. Знала. Я стану лучшей женой на свете. А ваша семья будет жить в тепле и уюте, у нее будет достаточно еды и всего, что можно купить на деньги Мейденхолла. Вот увидите. Я дам вам счастье, которое не имел ни один человек на Земле. — Отстранившись от него, Франческа взяла его за руку. — Давайте вернемся в лагерь и расскажем остальным. — Внезапно ей в голову пришла потрясающая идея, и в ее глазах загорелся огонек. — Да, вы действительно должны написать моему отцу. И я напишу ему. Мы отправим оба письма с одним посыльным. Уверена, отец согласится, ему понравится, что к его дочери будут обращаться «леди». Пойдемте! Чего вы ждете? — Она озадаченно посмотрела на Джеми. — Что-то не так? Разве вы не получаете то, что хотели? Вы же женитесь на наследнице Мейденхолла. Пожалуйста, скажите, разве это не то, к чему вы стремились?

— Да, — пробормотал Джеми. — Это именно то, что я обязательно должен сделать. То, в чем нуждается моя семья.

Франческа подняла руки и закружилась на месте.

— Я счастливейшая женщина на Земле! А вы? Вы счастливы?

— О да, — ответил он. — Я очень-очень счастлив. Я действительно счастлив. — Однако в его голосе слышалась грусть. — Пойдемте, — медленно проговорил он, — мы должны вернуться к остальным.

— Да, мы должны рассказать им, — радостно воскликнула Франческа и замолчала. — Но Джеми, дорогой, давайте не будем упоминать о письмах к отцу. Просто скажем, что собираемся тайно обвенчаться. С вами все в порядке?

— Конечно, — буркнул Джеми и со вздохом побрел за ней к лагерю.

"Дорогие сестры!

Вполне возможно, все ваши мечты станут явью. Кажется, я женюсь на наследнице Мейденхолла. Нет, не думайте, что здесь замешана любовь. Ни в коем случае. Франческу нужно спасти. Она нуждается в защите, а мы — в новой крыше. Разве не на таких принципах заключаются все удачные браки?

Однако я не уверен, что мы поженимся, потому что продолжаю настаивать на том, чтобы получить разрешение ее отца. Не представляю, как он может согласиться, если уже отдал ее руку другому. Но Франческа считает, что он даст согласие. Как только мы его получим, то сразу поженимся.

Я обязательно сообщу вам, как дальше пойдут дела.

Вы помните Эксию, о которой я рассказывал вам? Оказалось, что она чрезвычайно полезна, потому что очень удачно торгует. Несмотря на то что она беззастенчиво лгала, расхваливая свой товар, ей удалось продать целый фургон тканей, а на вырученные деньги прикупить кое-какую живность, которую затем она выменяла на сотню пар ботинок у одного торговца. На оставшиеся деньги она купила тысячу пуговиц у вдовы, возвращавшейся с похорон мужа. После этого она заставила всех нас — кроме ~ наследницы, естественно, — пришивать пуговицы к ботинкам, а на следующий день продала все эти ботинки в два раза дороже, чем покупала.

Рис говорит, что за неделю она утроила сумму, вырученную за ткани, и что через месяц у нее будет достаточно денег, чтобы купить дом. Но я боюсь, что Рис преувеличивает, потому что он, кажется, влюблен в нее. И Томас тоже.

И все же благодаря Эксии я не потратил ни пенса из денег, выданных мне Мейденхоллом.

На несколько дней мы остановимся у Лэклана Тивершема. Там мы встретим остальные фургоны Мейденхолла и будем ждать письма от отца Франчески, поэтому можете писать мне туда.

Шлю вам свою любовь и молитвы. Ваш любящий брат, Джеми.

Р. S. Мне очень жаль, но пурпурный шелковый дублет по-. гиб безвозвратно, потому что Эксия подожгла его. Я сам едва не сгорел. Но не тревожьтесь, ожоги заживают быстро".

— Ну? — спросила Джоби у сестры. — И что же ты думаешь? Уверена, он женится на наследнице Мейденхолла.

Уверена, Перкин Мейденхолл будет счастлив, если его дочь выйдет за Джеми. Ведь он граф, в конце концов.

— А я не уверена, — ответила Беренгария, вдыхая аромат цветов, росших в садике за замком. — Неужели ты считаешь, что наш брат отказался бы жениться на наследнице Мёйденхолла, если бы этот богач предложил ему свою дочь? Неужели нашелся бы мужчина, способный отказаться от такого предложения? Ведь вокруг сотни обедневших дворян, которые с радостью согласились бы жениться на ней. Не сомневаюсь, что у Мейденхолла были веские причины выдать свою дочь за сына богатого купца.

— Верно, — с неохотой согласилась Джоби. — А что ты думаешь об этой Эксии?

— Полагаю, — поколебавшись, проговорила Беренгария, — она очень интересная личность.

— Интересная? Удивительно, что до сих пор никто не окунул ее с головой в помойную яму.

— Но с другой стороны, зачем той женщине тысяча пуговиц? Возможно, она была благодарна, что хоть кто-то купил их у нее.

Джоби остановилась и посмотрела на Беренгарию. По какой-то причине получилось так, что они поменялись ролями. Обычно именно Джоби отличалась недоверием и цинизмом, сейчас же именно Беренгария стала рассуждать о деньгах и оценивать чьи-либо поступки с точки зрения денег. Кроме того, в этой Эксии было нечто, что очень не нравилось Джоби.

— Ах, Джоби, — вздохнула Беренгария, — почему в тебе нет романтики? Ты боишься, что наш дорогой брат, чрезвычайно романтичная натура, влюбится в эту Эксию, у которой нет ни пенса за душой, и мы никогда не будем жить в достатке?

— Судя по твоим словам, он уже влюбился в нее, — буркнула Джоби. — Но что ты имеешь в виду под тем, что наш брат — «чрезвычайно романтичная натура»? Неужели благодаря свой романтичности он стал таким отличным солдатом?

— Конечно.

— Ты сошла с ума. Какая романтика в том, чтобы убивать и калечить?

— Тебе прекрасно известно, что Джеми ненавидит и то, и другое. Им движут долг и стремление бороться за справедливость, за победу добра над злом.

— Правильно, — медленно произнесла Джоби, — но какое отношение это имеет к Эксии? У меня сложилось впечатление, что она сводит его с ума. Он говорит, что она подожгла его. — Девочка прищурилась. — Как бы мне хотелось поджечь ее.

Невидящий взор Беренгарии был устремлен вдаль.

— Не могла бы ты собрать для меня цветков вишни? Судя по силе аромата, у нас будет хороший урожай.

Вынув из ножен небольшой кинжал, Джоби срезала несколько веток с ближайшего дерева.

— Что мы ответим нашему братцу?

— Ты спрашиваешь о том, что именно нам написать, чтобы вынудить его влюбиться в богатую женщину, на которой он, как утверждает, возможно, женится, но лишь ради того, чтобы обновить крышу в нашем доме?

— Точно. Ты не думаешь, что его чувство долга может оказать на него влияние в браке, и он полюбит ее? Мы слишком бедны, чтобы вспоминать о любви.

— Он и так тянет слишком тяжелый груз, — с горечью заметила Беренгария. — Мама и я…

— И я, — добавила Джоби. — Я хочу, как королева, никогда не выходить замуж!

— А я хочу, как пчелиная матка, нарожать сотню детей, чтобы все они держались за мою юбку и висли на мне. Джоби невесело усмехнулась.

— Всегда есть возможность выйти за Генри Оливера. Он даст тебе…

— Ты у меня за это получишь, — воскликнула Беренгария и ухватила младшую сестру за рукав.

Глава 13

Дождь шел несколько дней. Реки вздулись, а дороги, и так плохие, превратились в сплошное месиво, в котором вязли ноги лошадей и колеса фургонов.

Джеми до глубины души жалел себя, когда вынужден был вытаскивать фургоны из грязи. С чего это вдруг он возложил на себя ответственность за торговые фургоны и постоянно ссорившихся людей? Он всегда был солдатом. Являясь младшим братом в семье, который не наследует ни титул, ни земли, он вынужден был самостоятельно прокладывать себе дорогу в жизни, поэтому выбрал профессию военного.

Но ведь у него и так нет земли, думал он, останавливая свою лошадь. Дождь лил как из ведра, заглушая все звуки.

Спешившись, Джеми направился к увязшему фургону. Его ноги утопали в грязи по щиколотки, он весь промок. Однако прекрасно понимал, что главная его проблема заключается не в дожде, а в Эксии. Иногда ему казалось, что до знакомства с ней в его жизни не было никаких проблем. Сражения не на жизнь, а на смерть на поле брани выглядят чем-то несущественным по сравнению с тем, что ему пришлось вынести в последние дни.

Едва он решил, что между ними установились дружеские отношения, как все в мгновение ока переменилось. Прежде чем он успел остановить Франческу, та подбежала к костру и во всеуслышание объявила, что они собираются пожениться. Наверное, ему никогда не забыть выражения лица Эксии. За мгновение до того как она отвернулась и перестала замечать его, он успел увидеть в ее глазах и боль, и недоверие, и смертельную муку. Джеми дважды пытался заговорить с ней, объяснить, что он не свободен, что для него женитьба — это сделка, что он не имеет права следовать велению сердца. Потому что если он будет слушать свое сердце… Но Эксия не желала слушать его. Она вырывала руку и уходила прочь. Позже, после продолжительных размышлений о душевных страданиях и о долге перед обедневшей семьей, он заключил: для него даже лучше, что Эксия отказывается говорить с ним. Однако два дня спустя, когда она сообщила всем, что случилось несчастье и огромное «колесо» брынзы каким-то образом выкатилось из фургона, ему захотелось плакать.

Но ему стало еще хуже, когда сегодня утром Эксия преподнесла Рису подушечку из того самого пуха, который собирала для него, Джеми.

Еще несколько часов, и они, если будет на то воля Божья, окажутся в доме его друга и товарища по оружию Лэклана Тивершема. Там их ждут сухие кровати и горячая еда. Тогда, наверное, у всех улучшится настроение.

Сквозь пелену дождя Джеми видел, как по грязи ползет так называемый «драконов фургон». В соответствии с его приказанием обеих женщин разместили в этом фургоне, так как он был легче и, следовательно, требовалось меньше усилий, чтобы тащить его по раскисшей дороге. Второй же фургон, в котором были сложены палатки и вся дорожная мебель, то и дело увязал по самые ступицы.

Джеми сразу понял, что ему придется толкать злополучный фургон. Рис и Томас — черт бы их побрал! — уехали вперед с «драконовым фургоном», а оставшимся Тоду и кучеру одним не справиться.

Джеми так внимательно изучал колесо фургона, что не услышал голоса Тода, пока тот не крикнул ему в самое ухо:

— Камни! Кладите камни под колеса. И ветки деревьев. Все что можно.

Джеми кивнул. Естественно. Его голова так забита личными проблемами, что он забывает о простейших вещах. Кучер Джордж сел на козлы, чтобы править напуганными молнией лошадьми, а Джеми и Тод отправились на поиски того, что можно было бы подложить под правое заднее колесо фургона.

— Можешь толкать? — спросил Джеми у Тода, когда все было готово.

Тод кивнул. Вода заливала его лицо и ручьем стекала по носу и по глубоким шрамам. Увидев, что калека уперся изуродованными ногами в чавкающую грязь, Джеми приказал кучеру трогать лошадей и налег спиной на колесо.

— Готов? — крикнул он Тоду.

Заслышав щелканье кнута, они принялись толкать тяжелый фургон. Несмотря на то что они все время скользили по грязи, фургон, как заметил Джеми, немного сдвинулся.

— Еще! — заорал он. — Налегай! Еще давай! Когда оставалось, преодолеть несколько дюймов до твердой почвы, когда всего две минуты отделяли их от отдыха, на Джеми обрушились сто фунтов[1] женской плоти, и он упал навзничь в грязь.

— Ему нельзя! Ему нельзя! — вопила Эксия, молотя Джеми кулачками по лицу и по груди.

Он поднял руки, чтобы защититься от града ударов, а грязь под ним предательски чавкала, подобно огромному чудовищу, грозящему поглотить его. Ему на помощь пришел Рис: он схватил девушку за талию и поднял ее, словно мешок муки.

Джеми был так потрясен случившимся, что ему пришлось взяться за колесо фургона, чтобы встать.

— Что с ней? — возмутился он, вытирая грязь с лица. Рис, продолжавший удерживать вырывающуюся Эксию, пожал плечами.

— Отпусти меня! Отпусти меня! — во всю силу своих легких кричала девушка, лягая и царапая несчастного Риса.

Джеми уже успел приготовиться к очередной атаке Эксии, поэтому подал знак Рису отпустить ее.

Но она, перекинув юбки через руку, бросилась к Тоду, который стоял, прислонившись к задней стенке фургона. Его глаза были закрыты, и он никак не реагировал на прикосновение Эксии, вытиравшей его изуродованное лицо.

— Смотри, что ты натворил! — налетела она на Джеми. — Да сгоришь ты в аду! — Она повернулась к Рису. — Помоги мне. Нужно положить его в фургон.

Джеми двинулся вслед за Рисом, но Эксия преградила ему дорогу и бросила на него такой уничтожающий взгляд, что он вынужден был повернуть назад.

«Они любовники, — заключил он. — Поэтому она так защищает его. Поэтому она не хочет видеть рядом с собой других мужчин. Эти двое — любовники!»

Гнев придал Джеми сил и, едва Рис выбрался из фургона, он вновь налег на колесо. Казалось, он обрел мощь Геркулеса, потому что продолжал толкать фургон, когда тот уже катился по твердой почве. Даже Рис, положивший руку ему на плечо, не остановил его. Пот катил с него градом, смешиваясь с дождем и грязью. Рису пришлось буквально отдирать его от колеса. Но вместо благодарности он наградил друга таким взглядом, что тот молча отступил, сел на свою лошадь и поскакал к «драконову фургону».

Слишком злой, чтобы говорить, слишком взбешенный, чтобы объяснить самому себе причину своего гнева, Джеми вскочил в седло и ехал рядом со злополучным фургоном до тех пор, пока они не достигли дома Лэклана. Едва он миновал ворота, как оказался в медвежьих объятиях хозяина.

— Джеми, дружище! — воскликнул Лэклан Тивершем, похлопывая ручищей по широким плечам Монтгомери.

Лэклан оказался огромным мужчиной с копной рыжих волос и мохнатыми бровями. Джеми знал, что одним своим присутствием этот человек способен вселять ужас в противника на поле брани и вызывать страх в сердце любого мужчины.

Однако женщины почему-то никогда не боялись Лэклана, несмотря на его пугающую внешность и необузданность. Однажды кто-то из дам сказал Джеми: «Разве можно бояться человека с такими губами?»

— Ну-ка посмотрим, кто у нас там! — усмехнулся Лэклан и принялся счищать грязь с лица друга.

Но у Джеми не было настроения шутить. Он сердито отбросил руку Лэклана и вернулся к фургонам.

— Займитесь ими! — крикнул он кучерам. — А ты, парень, позаботься о лошадях. Ты очень пожалеешь, если я увижу, что с ними плохо обращались.

Лэклан, стоявший на дожде и напоминавший древнего скандинавского бога, с изумлением таращился на Монтгомери. Он знал Джеми с детства и всегда считал его самым добродушным человеком на свете. Ни разу в жизни он не видел, чтобы Джеми был с кем-нибудь груб.

Спрыгнув на землю, Томас вытер мокрое лицо и кивнул в сторону раскрашенного фургона, из которого в тот момент выбиралась Франческа. Лэклан успел увидеть, как она красива, прежде чем над ней натянули вощеную ткань, чтобы уберечь от дождя. Повернувшись к Томасу, он вопросительно вздернул брови, будто спрашивая, не она ли причина тому, что в Джеми произошла столь разительная перемена.

Томас, знавший Лэклана в течение многих лет, наклонился к нему и сказал:

— Две женщины.

Поняв, что единственная проблема его друга — женщины, Лэклан закинул голову и расхохотался: он даже помыслить не мог, что у Джеми — с его-то внешностью! — могут возникнуть сложности подобного рода.

— Ад и пламя! — заорал Джеми, заглянув в фургон и увидев, что Эксии и ее… ее любовника — он едва не сплюнул в сердцах при мысли об этом — там нет. — Где они? — набросился он на конюха, выпрягавшего лошадей, чтобы увести их в укрытие. Естественно, юноша не знал, о ком говорит это разъяренное чудовище, покрытое коркой грязи, и постарался убраться от него подальше. — А ты видел их? — обратился Джеми к Лэклану. — Девушку и мужчину, невысокого и… — Ну как описать Тода?

По его выражению лица он понял, что Тивершем тоже ничего не понимает.

«Тод не хочет, чтобы его видели», — вдруг осенило Джеми, и он, прекрасно знакомый с расположением надворных построек в поместье, сразу догадался, где тот может быть.

— Займись ими, — приказал он Рису, мотнув головой в сторону фургонов, выхватил у конюха фонарь и побежал к конюшне.

Если кто-то хочет спрятаться, то только там! Трудно представить, что Тод решится пройти в хорошо освещенный Большой зал замка.

Джеми переходил от одного денника к другому, внимательно оглядывая все углы. Он не знал, что сделает с этой парочкой, когда найдет их. В его сознании билась единственная мысль: она находится под его ответственностью, и он имеет полное право…