Строптивая

      – Терпение, Фло, терпение, – сказал Сирил.

* * *

      Поздно ночью к дому Фло на Азалиа Уэй по подъездной дорожке подъехала машина. Фло была одна в эту ночь, как, впрочем, и всегда, и услышала хруст гравия под колесами машины. Она не могла представить, кто мог в столь поздний час приехать к ней. Она слышала, что мотор машины продолжает работать, и ждала, что вот-вот раздастся звонок в дверь. Но никто не позвонил. Шторы в комнате были опущены, и она приоткрыла их, чтобы выглянуть во двор. Машина, которую она поначалу приняла за «бентли» Жюля, стояла с включенными фарами и работающим мотором. Вглядевшись, она поняла, что машина по цвету не похожа на машину Жюля, ее цвет был скорее золотистый. По решетке на радиаторе ей стало ясно, что это не «бентли», а «роллс-ройс». На переднем сиденье она увидела двух мужчин, наблюдавших за ее домом. Чувство паники охватило ее. Она быстро задернула шторы. На цыпочках подошла к входной двери и дважды повернула ключ в замке. Затем обошла весь дом, опустила везде шторы и проверила, закрыты ли все двери и окна. Спустя двадцать пять минут она услышала, что машина развернулась и уехала.
      Она подождала минут пятнадцать и снова посмотрела в окно: машины не было. Все выглядело как обычно. Она подошла к входной двери и прислушалась. Ни звука. Очень осторожно она открыла замок и, не снимая дверной цепочки, приоткрыла дверь и выглянула. Все было тихо. Собираясь закрыть дверь, она увидела на коврике у двери белую коробку. Она открыла дверь пошире и, схватив коробку, быстро захлопнула дверь, повернув ключ в замке на два оборота.
      В гостиной она открыла коробку. Внутри оказался конверт, из которого она вынула записку. «Он заряжен, – прочитала она, – положи в рот и нажми на курок». Записка, напечатанная на машинке, была не подписана. Отвернув край оберточной бумаги, она увидела небольшой пистолет. Она долго смотрела на него. Затем взяла в руку. Ей не верилось, что он заряжен, но, не зная, как обращаться с оружием, не могла проверить это. Взяв пистолет обеими руками, она направило дуло пистолета на стеклянную раздвижную дверь, выходившую на террасу и плавательный бассейн. Поколебавшись с минуту, она нажала на курок. Пистолет выстрелил. Звук выстрела оглушил ее. Зеркальное стекло двери треснуло по всем направлениям.
      Она долго сидела на диване, не смея пошевелиться. Все тело покрылось испариной. Она с трудом дышала. Страх, который она испытывала, отличался от страха, охватывавшего ее при мысли об отсутствии денег. В этот момент, непонятно почему, она подумала о Мэрилин Монро. «Они избавились от Мэрилин», – вспомнила она слова, сказанные ею Жюлю в ресторане в Вэлли.
      На следующее утро, все еще дрожа от пережитого ночью, Фло отправилась на собрание анонимных алкоголиков в бревенчатом доме на бульваре Робертсон. Она не была здесь уже несколько месяцев, но решила пойти, чтобы вернуть жизнь в прежнюю колею. Надела большие темные очки и повязала голову шарфом. Придя на собрание, она выпила чашку кофе, выкурила сигарету, оглядываясь в поисках Филиппа Квиннелла, но не увидела его. Сначала она огорчилась, что его здесь нет, потому что чувствовала себя неловко из-за того, как обошлась с ним в последний раз, когда он приходил к ней и предлагал свою помощь. Но потом она почувствовала облегчение. Будь он здесь, она бы не смогла сделать то, на что решилась.
      На собраниях она еще ни разу не поднимала руку, но в это утро она чувствовала необходимость высказаться. Она подняла руку так нерешительно, что ведущий собрания поначалу не заметил ее и дал выступить другим присутствующим. Когда она уже было решила не поднимать больше руку, ведущий собрания вдруг обратился к ней.
      – Дама в темных очках и с шарфом на голове, – сказал он, указывая на нее.
      Фло понимала, что не может назвать свое имя, потому что оно было теперь всем известно.
      – Меня зовут, э, Флоретт, – сказала она. Она всегда ненавидела свое настоящее имя. Еще до того, как она познала элегантную жизнь, которую ей устроил Жюль Мендельсон, она считала, что ее настоящее имя звучит по-простецки. Поэтому она пробормотала его невнятно и продолжала:
      – Я – алкоголичка и принимаю химические препараты. – Она испуганно оглянулась, вглядываясь в лица сквозь черные очки. Присутствующие молчали. – Я участвовала в программе почти год, но потом сорвалась. Сегодня я опять пришла сюда.
      Раздались аплодисменты, приветствующие возвращение одного из членов. Воодушевленная их дружелюбием, Фло начала говорить. Она сказала, что была содержанкой.
      – Я – любовница, вернее, была любовницей. Ненавижу это слово, но так оно и есть. Пять лет меня содержал очень богатый человек. Когда я впервые его встретила, у меня не было ничего, даже духовки, куда бы я могла засунуть голову, или окна, чтобы выброситься.
      Она рассказала, что знала его деловые секреты и операции, которыми он занимался, потому что слышала, как он говорил о них по телефону, лежа в ее постели, после того, как они занимались любовью. Она рассказала о его сердечном приступе и смерти. Она сказал, что пять лет прожила как принцесса, но сейчас осталась без денег и вскоре лишится дома, хотя думала, что он записан на ее имя. Она рассказала, что знает об убийстве, которое скрыли от всех, и знает, кто убийца. Она говорила и не могла остановиться.
      В углу комнаты, тоже ни кем не узнанная из-за темных очков и платка на голове, сидела Роуз Кливеден. Ее руки все еще были забинтованы из-за ожогов, полученных во время пожара в спальне. Она отказалась поехать в клинику в Палм-Спрингс, как предлагали ей подруги, но после встречи с Филиппом Квиннеллом согласилась посещать собрания анонимных алкоголиков в течение двух или трех недель. Он обещал встретиться с ней здесь, в этом бревенчатом домике, где, как он гарантировал, она не увидит никого из знакомых, которые предпочитали более фешенебельные собрания такого рода в Беверли-Хиллз, но не явился. Выступления участников собрания, на которых они делились с присутствующими своим опытом, она не связывала с собой. «У меня нет ничего общего с этими людьми», – подумала она и, взяв сумочку, собиралась уйти.
      Как раз в тот момент, когда она медленно пробиралась к выходу из «безобразной маленькой комнаты», как позже она описала место собрания, женщина по имени Флоретт начала говорить. Роуз уже на цыпочках подошла к двери, когда неожиданно до ее слуха донеслись слова «гангстер» и «Президент Соединенных Штатов», сказанные Флоретт. И тут до нее дошло, что женщина в темных очках и приличном костюме не кто иная, как бесчестная и всем известная Фло Марч, принесшая столько несчастий Паулине Мендельсон. Она обернулась и всмотрелась в нее.
      «Бог мой, – подумала Роуз. – Эта та самая женщина, которую я видела разговаривающей с Жюлем на крыльце церкви во время похорон Гектора Парадизо год назад. И она же была на похоронах Жюля». Как в театре во время спектакля, когда второй акт неожиданно обещает быть интереснее первого, она вернулась на место и увлеченно выслушала повествование Фло Марч.

* * *

      Филипп Квиннелл, регулярно посещавший ранние собрания в бревенчатом домике на бульваре Робертсон, приехал туда в то утро с большим опозданием. Неожиданный телефонный звонок Лонни Эджа задержал его. Лонни жаловался на статью Гортензии Мэдден в «Малхоллэнде», в которой дано нелестное его описание в связи с обнаруженной рукописью незаконченного романа Бэзила Планта. Это привело к тому, что владельцы бунгало, где он жил, прислали ему уведомление, что он должен освободить его к первому числу следующего месяца.
      – На каком основании? – спросил Филипп.
      – Они говорят, что в статье намекают, будто я использую жилье для занятий проституцией. Видишь ли, пару клиентов я действительно каждую неделю принимаю у себя дома. Но большую часть работы я делаю в домах своих клиентов. Естественно, я вовсе не хочу из-за этого оказаться под судом, если ты понимаешь, о чем идет речь.
      – Послушай, Лонни, я должен сейчас уходить, не могу с тобой долго разговаривать. Я перезвоню тебе позже, – сказал Филипп.
      – Ты увиливаешь от меня, Филипп? Ведь это ты втянул меня в эти дела из-за этой дерьмовой рукописи, которая мирно пролежала на моем столе три года, пока ты не явился и не раззвонил о ней повсюду.
      – Нет, Лонни, я не увиливаю. Просто обещал одному человеку встретиться с ним. Я позвоню тебе позже.
      Филипп приехал на собрание, когда все уже расходились.
      – Извини, Роуз, – сказал он, когда увидел ее. Зная, как она избалована, он ожидал, что либо она уже ушла, либо в плохом настроении из-за того, что он обещал встретиться с ней и не явился. – Мне позвонили по неотложному делу и пришлось уделить внимание. Как прошло собрание? Как я вижу, ты осталась до конца.
      – Дорогой, это было восхитительно, просто прелестно! – сказала Роуз. Филипп никогда не видел ее такой оживленной, за исключением тех случаев, когда она напивалась. – Ты не представляешь, что ты пропустил. Ни за что не поверишь, кто здесь выступал.
      – Кто же? – спросил Филипп, смущенный ее энтузиазмом.
      – Фло Марч!
      Филипп удивленно посмотрел на нее.
      – Та самая, что была любовницей Жюля Мендельсона, – сказала Роуз. – Мой дорогой, что за вещи она говорила! Как жаль, что тебя здесь не было.
      – Роуз, не пойти ли нам выпить где-нибудь по чашечке кофе, – предложил Филипп. – Там и поговорим.
      – О, нет, дорогой, не могу. У меня дела. Но я приду сюда завтра. Буду приходить каждое утро. Это восхитительно. Лучше, чем в кино. Почему ты не сказал мне, что здесь так интересно?
      – Послушай, Роуз. Ты должна знать, я предупреждал тебя, что все, что ты здесь слышишь, не должно выходить за пределы этого дома.
      – Что ты этим хочешь сказать? – спросила Роуз.
      – А то, что ты не должна никому рассказывать то, что услышала здесь, или упоминать имена всех тех, кого здесь видела. Эти собрания поэтому и называются анонимными.
      – О, дорогой, я умею держать рот на замке, – сказала Роуз. Она не отрывала глаз от Фло и прищурилась, чтобы лучше разглядеть.
      – Хорошенькая малютка, не правда ли? Никогда не подумаешь, что она была официанткой. Увидимся завтра, дорогой. Передай привет Камилле. Крепко обнимаю. – Она послала воздушный поцелуй Филиппу и ушла.
      Фло стояла, окруженная людьми. Не привыкшая к подобному дружелюбию, она нервно улыбалась, выслушивая благодарности за свое выступление, за то, что поделилась с ними своими бедами. Несколько человек предложили ей дать свои номера телефонов. Осмотревшись, она с радостью увидела стоявшего невдалеке Филиппа.
      – Филипп!
      – Привет, Фло.
      – Ты все еще злишься на меня?
      – Конечно, нет.
      – Но ты злился, когда мы в последний раз виделись. Я даже боялась, что ты махнул на меня рукой.
      – Этого никогда не будет, – сказал он, улыбаясь. – Рад, что ты вернулась.
      – Я тебя искала перед началом собрания, но не нашла.
      – Я только что приехал. Опоздал.
      – Филипп, я подняла руку, – гордо сказала она. – Вообще-то я в первый раз говорила на собрании.
      – Я слышал, жалею, что пропустил твое выступление. Как ты себя чувствуешь?
      – Замечательно. Все были так добры ко мне.
      – Что тебя заставило вернуться? И почему ты вдруг первый раз говорила?
      – Случилось кое-что, – сказала она и посмотрела на него. Хотя он не видел ее глаз из-за темных очков, но почувствовал что-то неладное.
      – Хочешь пойдем куда-нибудь выпить кофе и поговорить?
      – С удовольствием. Но я хотела бы пригласить тебя к себе домой на чашку кофе. Я хочу показать тебе кое-что.

* * *

      Дома она показала ему записку, пистолет и треснувшее стекло двери.
      – Бог мой, – сказал он. – Ты рассмотрела машину?
      – Думаю, это был «роллс-ройс». Я смотрела в щелку между шторами. Было жутко. Два человека сидели на переднем сиденье, мотор работал, фары они не выключили и смотрели на дом. Думаю, что машина была золотистая или желтого оттенка.
      – Я могу сказать, кому принадлежит золотистый «роллс-ройс», – сказал Филипп.
      – Кому?
      – Арни Цвиллману. Я видел его машину у дома Каспера Стиглица в тот вечер, когда к нему приходили Жюль и Паулина.
      Фло затрясло.
      – Арни Цвиллману?
      – Ты знаешь его?
      – Он пытался заставить Жюля отмывать деньги, – сказала она. – Когда Жюль отказался, он позвонил в госдепартамент и рассказал кое-что о Жюле, о том, что случилось с ним много лет назад в Чикаго. Прости, я не могу тебе об этом рассказать. А буквально за час до сердечного приступа Жюля позвонили из госдепартамента и сказали, что он не получит назначение на пост главы американской делегации в Брюсселе.
      – Не хочешь ли ты обо всем этом рассказать в своей книге? – спросил Филипп.
      Фло растерянно кивнула.
      – В этом заинтересован мой соавтор.
      – Ты играешь с огнем, Фло. Ты должна понимать это. Арни Цвиллман далеко не мировой парень.
      – Но я разорена, Филипп. Мне нужны деньги. Человек, обслуживавший бассейн, уволился. Телефонная компания требует уплаты долга. Этот третьеразрядный актеришка, владелец дома, хочет меня выгнать. У меня нет выбора.
      – А Паулина не может помочь?
      – Ты, верно, шутишь?
      – Позволь мне спросить тебя, Фло. Если бы ты получила деньги, которые Жюль хотел тебе оставить, ты бы продолжала работать над книгой?
      – Конечно, нет.
      – Вот это я и хотел от тебя услышать. Ты не будешь возражать, если я кое-что предприму по своим личным каналам?
      – Но что?
      – Пока не могу сказать. Доверься мне.
      Когда Филипп уходил, Фло проводила его до двери.
      – Ты не хотел бы перебраться ко мне сюда, Филипп? Без каких-либо условий. Без того, что было между нами в «Шато Мармон». Ты – в одной комнате, я – в другой.
      – Не думаю, что это будет хорошо по отношению к Камилле, – сказал Филипп, улыбнувшись.
      Фло засмеялась.
      – Да, думаю, ты прав.
      – Приятно видеть тебя смеющейся, Фло.
      – До сих пор я боялась, потому что у меня не было денег. Теперь я боюсь по-настоящему.

* * *

      Пока Филипп был у Фло, Роуз Кливеден позвонила Паулине Мендельсон, с которой не разговаривала со времени ленча в «Загородном клубе», когда Паулина разозлилась на нее.
      – Дорогая, я должна рассказать кое-что заслуживающее твоего внимания, – сказала она. – Ты не поверишь, кто сегодня утром выступал на собрании анонимных алкоголиков.

* * *

      Ночью Фло не могла заснуть. Она встала и поехала в супермаркет на бульваре Беверли. Задержавшись перед полкой с бутылками вина «Соаве», прошла дальше и загрузила тележку дюжиной банок «Дайет кока». Около полок с журналами она увидела Лонни Эджа. Он широко улыбнулся, показывая зубы. Эту улыбку покупатели его порнографических видеокассет находили обольстительной.
      – Привет, Фло, – сказал он.
      – Привет!
      – Нам надо прекратить подобные встречи.
      Фло улыбнулась. Лонни потряс перед ней журналом.
      – В прошлый раз, когда мы здесь виделись, ты была на обложке «Малхоллэнда», теперь обо мне написали в журнале. Ты читала?
      – Нет.
      – Я куплю тебе номер. Меня пытаются выдворить из дома из-за этой статьи.
      – Неужели? О чем же статья?
      – У меня есть рукопись, которая оказалась потерянной рукописью романа Бэзила Планта. Ну, того известного писателя, который околел пару лет назад.
      – Я слышала, что у тебя есть рукопись, когда еще работала в кафе «Вайсрой». Керли мне рассказал. Почему тебя выгоняют из дома из-за этого?
      – Дама, написавшая об этом, намекнула, что я привожу к себе клиентов, а управляющий домами давно ждет не дождется избавиться от меня. Вот он и воспользовался этой статьей. Оправдывается тем, что теперь эта развалюха имеет дурную славу.
      – А ты действительно того?
      – Что?
      – Водишь клиентов к себе?
      – Нет, черт возьми. Только пару своих постоянных клиентов. Короче, я съезжаю. В любом случае, хочу покончить с этим бизнесом. Мне уже за тридцать. Пришло время серьезно подумать о жизни.
      – Что ж, у всех свои проблемы, Лонни, – сказала Фло, провозя тележку мимо него.
      – Не знаю, куда переехать, черт возьми. Я живу в этом бунгало с тех пор, как приехал в город.
      Фло остановилась и посмотрела на него. Ей пришла в голову мысль, но она тут же ее отвергла.
      – Счастливо найти жилье, – сказала она.
      Магнитофонная запись рассказа Фло. Кассета № 24.
      «Когда после смерти Жюля в «Малхоллэнде» появилась статья Сирила Рэтбоуна обо мне, архиеписком Кунинг начал каждое воскресенье читать проповеди с кафедры церкви «Святой Вайбианы». Боже, что за вещи он говорил о нем! Бедный Жюль! Он говорил, что Жюль развратил меня. Когда я была ребенком и ходила в приходскую школу, нам только и твердили, что об архиепископе Кунинге, правда, он был тогда епископом. Уже в то время он увлекался проповедями о девственности и тому подобном, о соблюдении себя до замужества. Ха, ха, ха. Мы ужасно его боялись, но монахини считали его великим, особенно сестра Андретта.
      Это и подтолкнуло меня к Сирилу. Я всегда знала, что он грешник. Жюль ненавидел его. Паулина тоже. И все-таки я доверила ему свою судьбу. Это было ошибкой, одной из многих моих ошибок. Малейший остаток симпатии Паулины, на который я могла надеяться по поводу наследства Жюля, я потеряла, когда сообщила что Сирил Рэтбоун собирается писать мою книгу. Мне следовало догадаться об этом уже по статье, которую он написал обо мне в «Малхоллэнде». Когда фактов у него не хватало, он придумывал все, что придет в голову.
      Я рассказала ему не все. Кое-что утаила. Например, о Киппи Петуорте. Еще бы немного – и я бы одержала верх в сложившейся ситуации, имея в своем распоряжении информацию о Киппи, которую узнала от Лонни, то есть о том, что именно он убил Гектора Парадизо. Но когда я встретилась с Паулиной, то увидела в ее глазах ужас при упоминании имени Киппи. Именно ужас. И я отступила. Не могла воспользоваться своим преимуществом. Словом, почувствовала жалость к Паулине Мендельсон, этой богатой леди, любая прихоть которой всегда исполнялась.
      Как бы мне хотелось, чтобы я знала эту информацию о Киппи, когда Жюль был жив. Что он скрывал парня в моем доме, а я выжимала для него апельсиновый сок. Не думаю, что Жюль сделал бы подобное для меня. Но такие люди, как Жюль, Паулина и им подобные, действительно считают, что законы писаны не для них».

ГЛАВА 25

      Смерть Жюля Мендельсона для Дадли была большим горем. Он чувствовал, что уже никогда не придется ему служить такому знатному и такому доброму хозяину. По завещанию Жюля он был щедро вознагражден и получил его личное письмо, врученное ему Симсом Лордом после похорон.
      В письме Жюль просил его остаться при миссис Мендельсон в «Облаках», за что ему полагалось значительное вознаграждение за каждый год службы. Завуалированным скандалом, вызванным любовной связью Жюля, Дадли предпочел пренебречь, словно ничего подобного не было. Когда уничижительные замечания о поведении великого человека доходили до его слуха, он с таким высокомерием бросал взгляд на говорившего, что тот замолкал и уходил пристыженный. Он чувствовал, что отныне ответственность за сохранение давно установленных стандартов по ведению дома ложится на его плечи.
      Спустя полчаса после отъезда из дома Фло Филипп Квиннелл остановил машину у ворот «Облаков» и нажал кнопку скрытой системы телеобзора, чтобы узнать, дома ли миссис Мендельсон. Дадли чуть не вышел из себя. Хотя он знал, что миссис Мендельсон благоволит к молодому человеку, другу Камиллы Ибери, но посчитал наглостью с его стороны появляться перед воротами такого дома, как «Облака», и спрашивать о хозяйке, предварительно не договорившись о встрече. Дадли было прекрасно известно, что Жюль Мендельсон недолюбливал Филиппа Квиннелла и полностью разделял досаду своего покойного хозяина на Филиппа за то, что по его вине на статуэтке балерины Дега появилась трещина.
      – Миссис Мендельсон ожидает вас? – спросил Дадли по переговорному устройству.
      – Нет, – ответил Филипп, глядя в телекамеру.
      – Я не думаю, что ей удобно встречаться сейчас с вами, мистер Квиннелл, – сказал Дадли, взяв на себя смелость говорить от имени хозяйки. Он ни в коем случае не хотел показаться невежливым, но позволил некоторую раздражительность в своем тоне. – Будьте любезны, позвоните миссис Мендельсон попозже и договоритесь о встрече.
      Но отвязаться от Филиппа было не так просто.
      – Я понимаю, что должен был предварительно позвонить, Дадли, но будьте любезны, спросите у миссис Мендельсон, может ли она повидаться со мной на несколько минут, – настойчиво сказал Филипп.
      Дадли, вконец раздосадованный, промолчал. Он позвонил по внутреннему телефону Паулине, чтобы сообщить, что Филипп Квиннелл явился, предварительно не договорившись о встрече.
      – Господи, – сказала Паулина в трубку.
      Хотя Дадли не видел Паулину, но мог представить, как ее лицо вытянулось от удивления.
      – Я попросил его позвонить позже и договориться о встрече.
      – Нет, нет, я повидаюсь с ним, Дадли, – сказала Паулина. – Только у меня дела. Я должна встретиться с Джервисом в оранжерее, а затем буду свободна. Попроси мистера Квиннелла обождать в библиотеке.
      Дадли, ничего не сказав Филиппу в переговорное устройство, нажал кнопку и открыл ворота. Через минуту машина Филиппа остановилась во дворе. Дадли открыл входную дверь.
      – Миссис Мендельсон просила обождать ее в библиотеке, мистер Квиннелл, – сказал Дадли и направился в библиотеку. Филипп последовал за ним. – Миссис Мендельсон с Джервисом в оранжерее и скоро будет.
      Он открыл дверь библиотеки, и Филипп вошел в комнату. Как всегда, войдя в библиотеку, он прежде всего направился к камину и посмотрел на картину Ван Гога «Белые розы».
      – Не желаете чего-нибудь? Чай? Кофе? Вино? – спросил Дадли, поправляя журналы на столике.
      – Нет, спасибо, – ответил Филипп, делая вид, что не замечает невежливого обращения дворецкого.
      Через десять минут через стеклянную дверь, выходящую на террасу, вошла Паулина. Она несла букет роз, только что срезанных в саду.
      – Здравствуй, Филипп. Филипп вскочил с кресла.
      – Паулина, я знаю, непростительно врываться в дом, предварительно не позвонив. Кажется, я огорчил твоего дворецкого.
      – О, не беспокойся об этом, – сказала она. – Надеюсь, ты не будешь возражать, если я поставлю цветы в вазу, пока мы разговариваем. – Не дожидаясь ответа, она взяла бело-голубую китайскую вазу и направилась в туалетную комнату рядом с библиотекой, чтобы наполнить ее водой. – Сегодня у меня к ленчу будут гости. Боюсь, не могу просить тебя присоединиться к нам.
      – О, я не собирался оставаться. Я приехал по неотложному делу. Всего на несколько минут. – Он нервничал, не решаясь приступить к своей миссии.
      Паулина вернулась в комнату и, взяв садовые ножницы, начала подрезать концы роз.
      – Ты не воюешь больше с Камиллой, не так ли? – спросила она.
      Филипп улыбнулся.
      – Нет.
      Она начала расставлять цветы в вазе с видом человека, всю жизнь занимавшегося аранжировкой цветов в редких китайских вазах.
      – Почти как на картине, – сказал Филипп, показывая на вазу.
      – Картина Ван Гога всегда вдохновляет меня, но ты, я думаю, пришел сюда не для того, чтобы говорить о цветах.
      – Нет, – он покачал головой. – Я пришел поговорить о Фло Марч.
      Паулина вся напряглась при упоминании ее имени. На минуту отложила садовые ножницы, тяжело дыша, но затем опять их взяла и продолжила заниматься цветами.
      – Ты выступаешь теперь от ее имени? – спросила она. Выражение ее лица изменилось, изменился и тон. – Если так, то обратись, пожалуйста, к моему адвокату, Симсу Лорду. Я не желаю слышать о ней.
      – Нет, Паулина, я не выступаю от ее имени, и у меня нет никаких поручений от нее. И защищать я ее не собираюсь. Но, я думаю, есть вещи, которые ты должна знать. Пожалуйста, выслушай меня.
      – Камилла знает, что ты поехал сюда, Филипп?
      – Нет, не знает.
      – Как ты думаешь, что бы она сказала, если бы знала?
      – Она бы сказала, что это не мое дело.
      – И была бы права.
      – Я знаю, что она была бы права, так же, как и ты права, что сердишься на меня за то, что я вмешиваюсь, но я предчувствую катастрофу, если ты не прислушаешься к некоторым доводам, а это стоит твоего порицания.
      Паулина продолжала заниматься цветами.
      – Ты мне всегда нравился, Филипп. Должно быть, ты это знаешь. Я была тебе хорошим другом. Но думаю, ты переступил границы, и поэтому я хочу, чтобы ты покинул мой дом и не возвращался сюда.
      Филипп кивнул. Подойдя к двери библиотеки, он обернулся.
      – Она знает кое-что, Паулина.
      – Пожалуйста, уходи.
      Но Филипп продолжал говорить, словно не слышал ее слов.
      – Она отчаявшаяся женщина, а отчаявшиеся женщины совершают отчаянные поступки. Ею манипулирует один бессовестный человек, который презирает тебя.
      – И кто же это?
      – Сирил Рэтбоун.
      – Фу, какая гадость, – сказала она, засмеявшись. – Смешной человек. Самозванец. Он затаил на меня злобу, потому что я никогда не приглашаю его в свой дом.
      – Ты должна понять, что это и делает его опасным. Он пишет книгу от имени Фло Марч под названием «Любовница Жюля». Ты знаешь?
      Молчание Паулины подсказало, что она не знает.
      – Трюк проститутки, – наконец сказала она.
      – Сирил Рэтбоун записал на магнитофон сорок часов ее рассказа. Она рассказала ему факты, которые могут тебе не понравиться.
      Паулине хотелось, чтобы он ушел, но в то же время что-то останавливало ее напомнить ему об этом.
      – Какого рода факты? – спросила она. Чтобы скрыть свою заинтересованность, Паулина продолжала расставлять розы в китайской вазе.
      – Я не знаю. Я не слышал эти записи. Хочу у тебя спросить кое-что, Паулина. Можешь не отвечать. И не надо отвечать, потому что это не мое дело. Но все-таки я спрошу. Она знает что-нибудь о тебе? Или о Гекторе? Или что либо о твоем сыне, о чем никто не знает?
      – Это она так говорит?
      – Намекает, но не говорит.
      Лицо Паулины стало серым, и она отвернулась.
      – Она обманщица. Ей нечего сказать.
      – Ты ошибаешься, Паулина. Это не так. Она бы предпочла не писать книгу. Говорю это наверняка. Она сама сказала мне об этом час назад. Но она в отчаянии. Поставь себя на ее место.
      – Начни платить шантажисту, и это никогда не кончится. Любой тебе это скажет.
      – Речь идет только о том, что обещал ей Жюль. Это стоит меньше, чем кольцо на твоем пальце.
      Паулина подергала кольцо на пальце. После смерти Жюля она снова начала носить его кольцо с огромным бриллиантом де Ламбалль. Когда кто-нибудь обращал внимание на кольцо, а случалось это постоянно, она, посмотрев на него и улыбнувшись, начинала рассказывать историю о том, как Жюль подарил его ей в Париже за неделю до их женитьбы. Рассказывала она эту историю, чтобы подчеркнуть любовь к мужу, с которым прожила двадцать два года.
      Потом все отмечали, что в ее рассказе не было и следа горечи по отношению к Жюлю за то оскорбление, которое он нанес ей. «Это так характерно для Паулины. Она – леди до кончиков пальцев. В конце концов, она из семьи Макэдоу», – говорили ее друзья.
      – Прощай, Филипп.
      – Прощай, Паулина.
      Филипп понимал, что не выполнил свою миссию и одновременно потерял дружбу Паулины. Расстроенный, он вышел в холл и направился к выходу. В этот момент из двери одной из шести комнат, выходящих в холл, появился Дадли и прошел к выходу, но открыл дверь не для Филиппа, а для вновь прибывшего гостя.
      – Миссис Мендельсон ожидает меня, – сказал гость. Он говорил с акцентом англичанина.
      – Конечно, лорд Сент-Винсент, – сказал Дадли. Филипп Квиннелл и лорд Сент-Винсент посмотрели друг на друга и разошлись. Дадли не представил их друг другу.

* * *

      – Я не понимаю, – сказала Фло. – Люди интересуются, очень интересуются моей книгой. Возникает ажиотаж. И вдруг неожиданно эти же самые люди перестают интересоваться книгой. Мы никогда не продадим мою книгу.
      – Ты слишком быстро сдаешься. Ты все-таки не понимаешь, в какой сильной позиции находишься, Фло, – ответил Сирил.
      Она покачала головой.
      – Нет у меня сильной позиции. Какие-то силы работают против нас.
      – Ты драматизируешь.
      – Они больше не заинтересованы в моей книге, потому что на человека, которому мы подали идею о книге, кто-то надавил, – сказала Фло.
      – Перестань. У кого есть такая сила?
      – У друзей Паулины.
      – Каких, например?
      – Один из тех бывших президентов, что обедали в ее доме.
      – Я не верю этому.
      – Но это так.

* * *

      Поначалу охвативший издательские круги энтузиазм к книге Фло Марч «Любовница Жюля», о котором говорил Джоэль Циркон, внезапно угас. Издательские компании, еще неделю назад заявлявшие, что готовы заключить контракт, как только им будет предоставлена первая глава и наброски остальной книги – Джоэля Циркона они уверяли, что это лишь формальность, – теперь не отвечали на звонки.
      – Мне не понятно, почему так чертовски долго никто из них не отвечает на мои звонки, – жаловался Джоэль Циркон Моне Берг за ленчем. Недавно Джоэль получил повышение в «Агентстве Берг». – Не могу понять.
      Мона, всегда очень практичная и предприимчивая, тут же предложила:
      – Попробуй организовать мини-сериал.
      – В каком смысле?
      – Берешь первую главу и наброски и идешь прямиком в телекомпанию. И говоришь: «У меня есть первая глава и наброски книги Фло Марч «Любовница Жюля». Издатели из рук вырывают, но я решил не связываться с ними и предложить ее сперва вам, пока эта тема очень, очень «горячая».
      – Ну и?
      – Затем ты начинаешь их немного поддразнивать. Вскользь упомяни имена. Жюль Мендельсон, Паулина Мендельсон. Всех вашингтонских людей. И президентов банков, министров. Они все это проглотят и станут совсем ручными.
      – Бывших министров.
      – Хорошо, хорошо, бывших министров. Не прерывай меня, когда я делаю за тебя твою работу.
      – Извини. Продолжай.
      – Используй такие слова, как миллиардер, высшее общество, особняк. Им это нравится.