Строптивая

      – Какая это была книга? – спросила она, хотя прекрасно знала, о какой книге идет речь.
      – «Смена», – ответил Филипп, – О Резе Балбенкяне, финансисте с Уолл-стрит.
      – Ах, эта, – сказала она. – Совершенно не в моем вкусе.
      – Я это хорошо понял, – сказал Филипп, потом добавил: – Но она стала популярной.
      – Как будто это имеет значение, – Она засмеялась, и смех ее был похож на фырканье. – Вас только это и волнует, не так ли?
      – А вас будто не волнует признание?
      – Конечно, нет.
      – И аплодисменты?
      – Нет, – она покачала головой. Филипп заметил что-то знакомое в ней.
      Гортензия взяла его карточку и прочла имя, словно не запомнила его. Она прищурила глаза и сложила губы трубочкой, пока читала. – Вы зарабатываете на жизнь писательским трудом, мистер Квиннелл?
      – Да, конечно, – сказал он.
      – Хм, – ответила она и склонила голову. Филипп наблюдал за ней.
      – А я знаю, что вы зарабатываете на жизнь не как певица ночного клуба, – сказал он.
      Она посмотрела на него испуганно.
      – Что вы хотите этим сказать?
      – Как только что заметила Перл Силвер «все люди имеют компрометирующие их секреты», – сказал Филипп.
      – Не могу понять, о чем вы говорите, – сказала Гортензия.
      Филипп очень тихо, так, что даже его соседка Паулина Мендельсон не могла услышать, начал напевать:
      – «Ты не первая моя любовь, я знавала другие чары, но то была прелюдия, прелюдия в других объятиях».
      Гортензия смотрела не него, напуганная возможным разоблачением.
      – Марвин Маккуин? Певичка? В «Мисс Гарбо»? Кстати, о плохих рецензиях. Ваш коллега Сирил Рэтбоун не рецензировал еще ваши выступления? Мне было бы очень интересно почитать его рецензию, – сказал Филипп и снова запел, немного громче:
      – «Теперь тебе лучше уйти, потому что я слишком люблю тебя, лучше уходи».
      – Чего вы хотите? – спросила она.
      – У меня есть рукопись, я хочу, чтобы вы ее прочли.
      – Ваша?
      – Нет, не моя.
      – А чья?
      – Вот этого я вам не скажу. Я хочу, чтобы вы ее прочли и сказали, кто, по вашему мнению, ее написал.
      – Что это, игра?

* * *

      Марти и Сильвия Лески ушли сразу после обеда, объяснив, что видели этот фильм накануне у себя дома. Перл Силвер, сославшись на головную боль, уехала с Лески. Дом Бельканто, выполнив обязательство перед Арни Цвиллманом, тоже уехал, сказав, что он с женой в тот же вечер собирается вернуться в Палм-Спрингс. Амос Свэнк с женой вообще ушли по-английски, не извинившись и не попрощавшись.
      Спустя пятнадцать минут после начала фильма в темноте демонстрационной комнаты Арни Цвиллман похлопал Жюля по колену и вышел из комнаты.
      – Если тебе не нравится этот фильм, мы можем показать другой, – сказал вслед уходящему Арни Каспер Стиглиц.
      – О, нет, нет, я смотрю с удовольствием, – сказала Адриенна Баскетт. – Люблю исторические фильмы.
      – Картина не заработает и цента, – сказал Каспер. Через несколько минут после ухода Арни, Жюль шепнул на ухо Паулине:
      – Я скоро вернусь. Надо позвонить Симсу Лорду. Когда он поднялся с места, его фигура оказалась в луче проектора, отбросив огромную тень на экран.
      – Не загораживайте экран, – послышался голос Гортензии Мэдден, которую больше не восхищало присутствие Мендельсонов, поскольку они так и не знали ее имени и всячески избегали разговора с ней за кофе.
      Пока Жюль пробирался к двери, через которую вышел Арни Цвиллман, Паулина наблюдала за ним. С тех пор, как возникла идея посетить прием у Каспера Стиглица, Паулина не понимала цели их визита. Она чувствовала, что уход Жюля как-то связан с отсутствием Арни Цвиллмана. Она не могла понять, что связывает их, и только надеялась, что это не имеет никакого отношения к Киппи.
      – Разве она не божественна? – прошептал Сирил Рэтбоун, наклонившись к Паулине, которая сидела впереди него. Сирил был не из тех, кто легко сдается.
      – Кто? – спросила Паулина.
      Сирил назвал имя очень красивой актрисы, появившейся в этот момент на экране. Паулина, не оборачиваясь, согласно кивнула головой. Она никогда не вмешивалась в дела Жюля, но сейчас у нее появилось непреодолимое желание последовать за ним.
      – Видите этого актера? – сказал Сирил об актере, показанном крупным планом. – У него уже было семь провалов подряд. После этого фильма ему ничего не остается, как играть в комедийных сериалах. К тому же, он спит с режиссером.

* * *

      Выйдя из демонстрационной комнаты, Жюль в нерешительности остановился в гостиной, не зная, в какую сторону идти. Следы предобеденной выпивки были убраны. Из кухни доносились голоса официантов, моющих посуду, а из столовой был слышен звук пылесоса.
      – Мистер Цвиллман просил передать вам, что он в кабинете, – раздался голос за спиной Жюля. Он обернулся. Дворецкий Уиллард стоял в дверях гостиной.
      – Где это? – спросил Жюль.
      – Пройдите через холл. Первая дверь налево, – ответил Уиллард.
      – Благодарю вас.
      Жюлю было не по себе из-за того, что он оказался в такой ситуации, но все-таки пошел в указанном направлении и открыл дверь кабинета. Арни Цвиллман сидел на диване с бокалом в руке. Мужчины пристально посмотрели друг на друга.
      – Закрой дверь, – сказал Цвиллман. Жюль закрыл за собой дверь.
      – Выпьешь? – спросил Цвиллман.
      – Нет, спасибо, – ответил Жюль.
      – Лучше выпей. Прочищает мозги.
      – Я никогда не пью после обеда, – сказал Жюль.
      – Сегодня можно сделать исключение, – сказал Цвиллман, наливая виски и содовую из бутылок, стоявших на столике рядом с диваном.
      – Твоя жена всегда такая молчаливая или считает, что сегодняшнее сборище не подходит к ее обычным стандартам? – спросил Арни.
      – Моя жена сегодня чувствует себя неважно, – ответил Жюль.
      – Она знает, что твой отец был бухгалтером у Аль Капоне и все свое время посвящал тому, чтобы найти способы увильнуть от налогов? – спросил Арни.
      – Нет, не знает, – ответил Жюль невозмутимо. – Это было пятьдесят пять лет назад, и теперь это не имеет никакого значения для нас.
      – Только не дави на меня своим дерьмовым превосходством, Жюли, – сказал Арни.
      – Жюль, и только Жюль, – сказал Жюль.
      – О, извини, Жюль, – сказал Арни с притворной церемонностью.
      – Послушай, Цвиллман, в чем дело? Я не нуждаюсь в поддразниваниях дешевого поджигателя и карточного шулера, – сказал Жюль, не пытаясь скрыть насмешку в голосе.
      Арни Цвиллман уставился на Жюля. Затем очень спокойно сказал:
      – А знает ли твоя жена, эта светская дамочка, о девушке со сломанной рукой, упавшей с балкона гостинцы «Рузвельт» в Чикаго в тысяча девятьсот пятьдесят третьем?
      Жюль весь вспыхнул. Арни Цвиллман улыбнулся.
      – А может быть, об этом знает твой друг президент, который собирается послать тебя главой делегации на экономическую конференцию в Брюссель?
      Жюль почувствовал, как сдавило грудь. Сердце билось тяжело, и он приложил к нему руку.
      – Это был несчастный случай, – сказал он почти шепотом.
      – Сядь, – сказал Арни таким тоном, словно говорил с мелким служащим.
      Жюль, тяжело дыша, опустил свое грузное тело на стул и посмотрел на Арни Цвиллмана.
      – Сюда, – сказал Арни, похлопывая по дивану рядом с собой. – У меня полип на голосовых связках, и я не люблю повышать голос.
      Жюль с трудом поднялся со стула, подошел к дивану и сел рядом с Арни Цвиллманом.
      – Жирка многовато у тебя, приятель, – сказал Арни. – Сколько тебе лет, Жюль?
      – Давай поговорим о том, зачем ты хотел видеть меня, Цвиллман, – сказал Жюль.
      – Так сколько? Пятьдесят семь? Пятьдесят восемь? Или около того? Надо беречь себя. Посмотри на меня. Я тех же лет, что и ты. А посмотри на мой живот. Плоский, как гладильная доска. И знаешь, почему? Я ем овощи. Ем фрукты. Каждый день прохожу по пять миль. Каждый день принимаю массаж. Ежедневно парюсь в сауне. Помогает сбросить эти дерьмовые лишние фунты. Тебе лучше спустить жирок. Он вреден для сердца. Что думает об этом твоя дамочка? Или это ее не волнует?
      – Если миссис Мендельсон и недовольна, то молчит об этом.
      – Я говорю не о миссис Мендельсон, Жюль. Жюль помолчал, затем спросил:
      – Ради чего мы здесь сидим?
      – Я друг твоего сына Киппи, – сказал Арни.
      – Пасынка, а не сына, – сказал Жюль.
      – Ты прав, пасынка. Он постоянно говорит мне то же самое о тебе: отчим, а не отец. Очень испорченный малый, этот твой пасынок, но обаятельный. Прямо скажу: очень обаятельный. Честолюбивый не в меру, но с таким богатеньким отчимом, как ты, его ждет, вероятно, большое наследство.
      – Нет, не ждет, – сказал Жюль, выразительно покачав головой.
      – Ну, возможно, не прямо от тебя, но уж, наверняка, от его мамочки при условии, если ты окочуришься первым, что вполне вероятно, – сказал Арни.
      Для Жюля Мендельсона мысль о смерти была отвратительна. При его удачливости в делах он все еще строил планы, как преумножить свое состояние и власть. А венец достижений в его жизни уже близок – назначение главой американской экономической делегации на европейские государственные переговоры в Брюсселе.
      – Со стороны Киппи было любезно устроить нашу встречу – сказал Арни. – По телефону тебя не так просто поймать.
      – Не понимаю, каким образом мой пасынок знаком с тобой, – сказал Жюль.
      – О, я уверен ты знаешь, что Киппи время от времени попадает в маленькие неприятности, и, когда не может обратиться за помощью к своему известному отчиму или к своей светской мамочке, он приходит ко мне, – сказал Арни. – На днях его дела могут кончиться совсем плохо. Ты знаешь об этом, не так ли?
      Жюль спокойно выслушал Арни. Не в первый раз ему приходилось выслушивать подобные пророчества о пасынке. Директора нескольких очень дорогих школ в один голос предсказывали почти то же самое Киппи Петуорту после исключения из очередной школы.
      – Я думаю, предварительные разговоры окончены, Цвиллман. При чем тут мой пасынок? Ради чего я сижу и веду разговоры с тобой в доме этого кокаиниста Стиглица, которого раньше никогда не встречал? – спросил Жюль.
      – Пасынок, черт возьми, тут ни при чем. Я здесь не для того, чтобы обсуждать Киппи, а для того, чтобы поговорить об отмывании денег, имея в виду, что тебе приходится, или скоро придется, иметь дело с международной банковской системой в Брюсселе. Как насчет того, чтобы войти в мое дело по отмыванию денег, Жюль?

* * *

      – Красивая девушка, не так ли? – сказала Паулина об актрисе, сидя в темноте демонстрационной комнаты. Свое замечание она адресовала Филиппу Квиннеллу, но его услышал Каспер Стиглиц, вернувшийся в комнату после очередного посещения ванной комнаты явно на взводе.
      – Большая любительница баб, – сказал Каспер. Он сел в кресло позади Паулины и рядом с пультом, с помощью которого переговаривался с киномехаником.
      – О, нет, не могу поверить, – сказала Паулина, покачав головой.
      – Правда, правда, – сказал Каспер. – Она совратила половину недотеп в Калифорнии.
      Паулина, пораженная, несколько минут сидела молча, перестав смотреть на экран. Ее беспокоило отсутствие Жюля, и ей пришло в голову, что он уехал домой, оставив ее здесь одну, так как по натуре не был человеком, получающим удовольствие от фильмов или спектаклей. Она посмотрела на Филиппа. В ответ он улыбнулся, понимая, что она чувствует себя неловко из-за неудачного замечания Каспера Стиглица. Наконец, набравшись смелости, она встала и, подобно Жюлю, оказалась в луче проектора, загородив своей тенью экран.
      – Вам надо в туалет, Паулина? – спросил Каспер.
      – Где мой муж? – в ответ спросила она.
      – Беседует с Арни Цвиллманом где-то в доме, – сказал Каспер.
      – Как я могу туда пройти?
      Из темноты появился дворецкий Уиллард.
      – Я провожу вас, миссис Мендельсон, – сказал он.
      – Вам не нравится фильм, Паулина? – спросил Каспер. Он нажал кнопку переговорного устройства и громко спросил киномеханика:
      – Берни, какие еще картины ты захватил с собой?
      – Мне, кстати, нравится этот фильм, Каспер, – сказала Гортензия Мэдлен.
      Паулина ничего не ответила. Сидевший рядом Филипп Квиннелл тоже поднялся.
      – С вами все в порядке, Паулина? – спросил он ее.
      – Да, Филипп, садитесь. Со мной все в порядке. Я должна найти Жюля, только и всего, – прошептала Паулина.
      Дворецкий протянул ей в темноте руку, и она взяла ее. Он провел ее к раздвижной стеклянной двери и открыл ее.
      – Осторожно, здесь ступенька, – сказал он тихо. Выйдя из демонстрационной комнаты, Паулина вдохнула свежий вечерний воздух.
      – Извините, миссис Мендельсон, за то, что вам сказал мистер Стиглиц, – сказал дворецкий.
      – В жизни не слышала таких выражений, – сказала Паулина и остановилась.
      – Он бывает немного несдержан в выражениях, когда употребляет, – сказал Уиллард.
      Паулина взглянула на дворецкого, не уверенная в том, что он имел в виду именно то, о чем она подумала, но решила не задавать никаких вопросов. Она выросла в доме, где было много слуг, и хорошо понимала, что такое «границы общения», как называл это ее отец.
      – Посмотрите на эти розы, – сказала она, – их надо подрезать и больше поливать. Сад в безобразном состоянии.
      – Он запустил все с тех пор, как ушла жена, – сказал Уиллард.
      – Я бы сказала, что он и себя запустил, – ответила Паулина.
      – Обойдем здесь, вдоль бассейна, – сказал он. – Осторожно, несколько фонарей вышли из строя. На прошлой неделе один из гостей мистера Стиглица споткнулся и упал.
      – Боже, надеюсь, я не упаду, – сказала Паулина, держась за руку Уилларда.
      – Я знаю ваш дом, миссис Мендельсон, – сказал он.
      – Вот как?
      – До того, как вы его купили, его называли «дом фон Штерна».
      – Да, кажется, называли, много лет назад, – сказала Паулина, – мы купили его у фон Штерна.
      – Но почти никто не знает, что фон Штерн построил этот дом для Кэрол Лупеску, звезды немого кино. Там она и покончила с собой.
      – Я этого не знала.
      – Включила газ.
      – Боже мой!
      – Только не в доме, а в гараже, в «Дузенберге».
      – А, понимаю.
      – Я помешан на домах. Мое хобби – собирать сведения о домах, где жили или живут кинозвезды. Я знаю историю каждого такого дома в городе.
      – Боюсь, что наш дом совершенно не похож на тот, который мы купили у фон Штерна.
      – Я знаю. Слышал, что вы полностью переделали его и вдвое увеличили площадь, – сказал он.
      – Вы много знаете.
      Подходя к террасе, Уиллард торопливо сказал:
      – Гектор Парадизо был мой друг. – Будь Гектор Парадизо жив, Уиллард никогда бы не назвал его своим другом, а лишь знакомым, но поскольку он был мертв, то их отношения можно было спокойно называть дружбой, не опасаясь разоблачения. – Я видел вас на похоронах Гектора в церкви «Доброго Пастыря».
      – Как это было печально, – сказала Паулина. Они уже были на террасе, и Паулина вспомнила дорогу. – О, да, вот отсюда мы вышли, не так ли? Теперь я вспомнила.
      – Миссис Мендельсон, Гектор не покончил с собой. Вы ведь знаете это, правда?
      Паулина взглянула на Уилларда.
      – Нет, не знаю. Самоубийство – таково официальное заключение патологоанатома, – сказала она, удивляясь про себя, почему она обязана объяснять это дворецкому Каспера Стиглица, которого она, возможно, видит в первый и последний раз. Но в то же время она подумала, что он был внимателен к ней и, вероятно, откровенен в том, что сказал.
      – Пожалуйста, послушайте, – сказал Уиллард с настойчивостью в голосе. – Один неприятный человек по имени Лонни Эдж и есть тот парень, что убил Гектора. Верьте мне, миссис Мендельсон. Я говорю вам это только потому, что знаю, какими близкими друзьями вы были с Гектором.
      Паулина не знала, что сказать. Она никогда не понимала ни смерти Гектора, ни настойчивости мужа, утверждавшего, что это было самоубийство. Ее замешательство было прервано громким смехом, раздавшимся в вечернем воздухе. Паулина и Уиллард одновременно обернулись, чтобы узнать, где смеются. Трое, две девушки и парень, нестройной походкой вышли из-за угла дома и направились к бассейну.
      – И ради Бога, не трогай его волосы, потому что он носит парик и думает, что мы этого не замечаем, – сказала одна из девушек, и все трое разразились смехом.
      Уиллард узнал голоса, но все-таки крикнул:
      – Кто там?
      – Привет, Уиллард, это мы – Ина Рей, Дарлин и Лонни, – в ответ крикнула Ина Рей.
      – Бог мой, – сказал Уиллард, посмотрев на Паулину, – Вы пришли рано, Ина Рей, мистер Стиглиц еще показывает фильм. Может быть, вы подождете в его комнате, пока гости не разойдутся? Пройдите через вход на кухню.
      – Приготовил что-нибудь выпить, Уиллард?
      – Спросите на кухне, – сказал он и повернулся к Паулине, разглядывавшей троицу. – Следующая смена гостей, – объяснил он.
      – Она сказала, что имя молодого человека – Лонни? – спросила Паулина.
      – Да.
      – Тот Лонни, о котором вы говорили только что? Уиллард кивнул и открыл входную дверь.
      – Активная жизнь ведется в этом доме, – сказала Паулина. – Они вошли в дом. – Вы не знаете, где мой муж?
      – В кабинете с мистером Цвиллманом.
      – Вы покажете мне дорогу?
      – Сюда, пожалуйста.
      Паулина посмотрела на Уилларда, словно желая запомнить его лицо. Затем, не постучав, открыла дверь в кабинет Каспера Стиглица. Жюль и Арни Цвиллман сидели бок о бок, ведя откровенный разговор. В руках они держали бокалы с вином, комната была наполнена клубами сигарного дыма. Прервав разговор, они удивленно уставились на вошедшую Паулину.
      Стоя на пороге комнаты, Паулина заметила, что мужчины вели заинтересованный разговор. С таким видом Жюль разговаривал только со своими друзьями из мира финансов.
      – Жюль, я хочу домой, – сказала Паулина, не входя в комнату.
      Жюль посмотрел на часы.
      – Фильм уже кончился? – спросил он.
      – Для меня – да.
      – Что-нибудь случилось, Паулина?
      – У меня ужасно разболелась голова, и я должна уехать немедленно, с тобой или без тебя.
      – Ты знакома с мистером Цвилл…
      – Да, – ответила она, не дав ему договорить. – Так ты едешь, Жюль? – Она повернулась и ушла.

* * *

      – Эй, Уиллард, – крикнула Ина Рей из спальни Каспера, где она, Дарлин и Лонни курили марихуану и пили коктейль в ожидании, когда кончится фильм, гости разойдутся и начнется оргия. – Зайди сюда на минуту, хорошо?
      Уиллард был в кухне и рассчитывался с официантами, выговаривая им за то, что они разбили одну из тарелок от сервиза из черного фарфора.
      – Что случилось, Ина Рей? – спросил он, закончив дела на кухне. Он хотел дать ей понять, что не намерен все бросить и бежать на зов гостьи такого сорта, как Ина Рей.
      – Мой друг Лонни хочет тебя кое о чем попросить, – сказала она.
      Уиллард посмотрел на Лонни. Сняв куртку и джинсы, тот сидел на кровати Каспера в майке и черном атлетическом ремне, сигарета с марихуаной свешивалась из уголка губ.
      – Твое лицо мне знакомо, Уиллард, – сказал Лонни.
      – Я был в «Мисс Гарбо» в ту ночь, когда вы ушли вместе с Гектором Парадизо, – ответил Уиллард.
      – Можно подумать, что весь чертов город был в «Мисс Гарбо» в ту ночь, – сказал Лонни. – Бедный Гектор. Кто бы мог подумать, что он всадит в себя столько свинца.
      Какое-то время мужчины смотрели друг на друга.
      – Вы чего-то хотите?
      – Да. Мистер Фил Квиннелл все еще смотрит фильм?
      – Да, – ответил Уиллард удивленно.
      – Когда он выйдет, отдай ему вот это, ладно? – Лонни протянул ему большой конверт, на котором корявыми буквами было написано «Мистеру Ф. Квинелу. Лично». Ниже подписано «Ксерокопия».
      – Вы пишете мемуары, Лонни? – спросил Уиллард. – Для начала научились бы писать грамотно.
      – Передай это ему, задница, и оставь замечания при себе. Идет? – сказал Лонни. Он положил руку на колено Дарлин и, поглаживая, стал двигать ее все выше и выше, одновременно поглядывая на Уилларда.
      – Слушай, ты, дешевка. Не трогай полотенец мистера Стиглица, чтобы утереть свою «игрушку». Понял?
      – Я знаю правила, Уиллард, – сказала Ина Рей. – Я знаю, где он держит дешевые полотенца. И когда только, черт возьми, кончится этот фильм? Мы можем начать без него. Этот парень уже горяченький.

* * *

      «Бентли» Жюля был припаркован во дворе дома Каспера Стиглица. Жюль открыл дверцу для Паулины, обошел машину и сел за руль. Не говоря ни слова, они пристегнули ремни. Подав машину назад, Жюль почувствовал, что врезался в стоявшую позади маленькую «хонду».
      – О, мой Бог! – сказал Жюль. Он открыл дверцу и выглянул.
      – Надо пойти и сказать дворецкому, что я ударил машину, – сказал он.
      – Нет, не надо, – сказала Паулина.
      – Может быть, это машина Цвиллмана.
      – Цвиллман не станет держать такую маленькую машину, поверь мне. В конце концов, ты же ударил не золотистый «роллс», что стоит рядом. Вот он-то, вероятно, и принадлежит Цвиллману. Ты можешь позвонить завтра. На машине осталась только царапина.
      – Почти на девятьсот долларов царапина, – сказал Жюль.
      – Можно подумать, ты не в состоянии заплатить. Поехали. Я хочу побыстрее выбраться отсюда, – сказала Паулина. – Хуже время, чем здесь, я нигде не проводила.
      Он вывел машину с подъездной дорожки в переулок и поехал по Маунтин Драйв, не остановившись на «красный» свет.
      – Ты пьян? – спросила Паулина.
      – Немного, – ответил Жюль.
      – Ты рискованно ведешь машину.
      – Хочешь сесть за руль?
      – Да.
      Жюль остановил машину на обочине Маунтин Драйв, не выключая мотора, отстегнул привязной ремень, вышел, медленно обошел машину и сел на место Паулины. Паулина тоже отстегнула ремень и перебралась на водительское сиденье. Затем они оба пристегнули ремни. Паулина включила газ и поехала по Маунтин Драйв по направлению к бульвару Сансет.
      – Мистер Цвиллман… – сказал Жюль, когда машина остановилась на красный свет на бульваре Сансет.
      – Что ты хочешь сказать?
      – Я никогда не пью после обеда, ты же знаешь, а он заставил меня выпить три рюмки, – сказал Жюль.
      – Ты не обязан был пить.
      – Знаю, но выпил.
      – Мистер Цвиллман был той причиной, из-за которой мы ходили в этот кошмарный дом на кошмарный обед? – спросила Паулина.
      – Да.
      – На будущее, если кто-то спросит тебя – полиция или большое жюри, например, – «Откуда вы знаете Арни Цвиллмана?» – ты можешь сказать: «Меня познакомили с ним на приеме в доме Каспера Стиглица, кинопродюсера. Мы с женой обедали у него. Смотрели фильм. Мистер Цвиллман был среди гостей, так же как Марти и Сильвия Лески», и так далее и тому подобное. Это ведь так и было?
      – Ты очень проницательна, Паулина. Цвиллман знал, что к нему домой мы не придем, как, впрочем, и никто другой, кроме этого кокаиниста Каспера Стиглица, которого больше никуда не приглашают. Он стал как прокаженный.
      – И все-таки ты повел меня туда, в дом прокаженного и кокаиниста, и встретился с гангстером, – сказала Паулина. – Замечательно будет читать об этом в колонке Сирила Рэтбоуна. Интересно, напишет ли он о Ине Рей, Дарлин и Лонни?
      – О ком? – спросил Жюль.
      – О поздних гостях, которые пришли, когда я уходила.
      – О, господи! – сказал Жюль.
      – Чего хотел мистер Цвиллман? Какую-нибудь неофициальную информацию для своих биржевых операций? – спросила Паулина.
      – Речь шла о переговорах в Европе в 1992 году, – сказал Жюль.
      Паулина засмеялась.
      – Каким образом мистера Арни Цвиллмана, который поджег «Вегас Серальо» ради страховки, могут интересовать переговоры в Европе?
      – Его интересуют не переговоры, а роль, которую я буду в них играть, представляя Соединенные Штаты, – медленно произнес Жюль.
      – Не заставляй меня выдавливать из тебя все по капле, Жюль. Расскажи все, чтобы я поняла суть, – сказала Паулина. Она свернула «бентли» с бульвара Сансет на каньон Бенедикт и поехала на Анджело Драйв, где свернула налево. Дорога шла вдоль холма, где было много крутых поворотов, отчего приезжие опасались ездить здесь по ночам. Паулине редко приходилось водить машину вместо Жюля, и он, немного пьяный, был восхищен ее водительскими способностями.
      – По всему видно, что мистер Цвиллман связан с перевозками наркотиков и имеет огромные суммы наличных денег на руках, ты даже не представляешь, какие огромные суммы, которые, как он считает, я мог бы помочь ему пустить в оборот через европейский Общий рынок, – сказал Жюль, икнув.
      – Почему он думает, что ты согласишься на это?
      – Он угрожал мне.
      – Чем?
      Жюль посмотрел в окно и не ответил. Паулина взглянула на него.
      – Что ты ему сказал? – спросила она.
      – Послал к черту.
      – Когда я вошла в комнату мне не показалось, что ты послал мистера Цвиллмана к черту, – сказала Паулина. – У меня создалось совсем другое впечатление.
      Жюль не ответил.
      – Ты собираешься сообщить об этом в полицию, в ФБР или в ЦРУ? Или президенту, вообще кому-нибудь? – спросила Паулина.
      Они посмотрели друг на друга.
      – Нет, – тихо ответил Жюль.
      – Много лет назад, когда мы только что поженились, ты сказал мне, что в прошлом, когда ты был молодым, что-то случилось.
      – Не хочу говорить об этом, – отрезал Жюль.
      – Ты не доверяешь мне, Жюль? После двадцати двух лет, что мы прожили вместе? – спросила Паулина.
      – Я тебе полностью доверяю, Паулина, но об этом говорить не хочу.
      – Тогда скажи мне одно. Арни Цвиллман знает о том, что случилось?
      Жюль снова посмотрел в окно.
      – Ты думаешь он использует это против тебя? – спросила Паулина.
      – Не знаю, – ответил Жюль. – Никогда не думал об этом.
      Несколько минут они ехали молча, пока Паулина маневрировала на крутых поворотах.
      – Тебе не приходило в голову, что наша жизнь, так называемая идеальная жизнь, разваливается? – спросила она.
      – Да.
      – И это тебя не беспокоит?
      – Конечно, беспокоит, Паулина. Я не хочу, чтобы это случилось, – ответил Жюль, – но что же делать?
      – У меня нет делишек, вроде твоих, – сказала Паулина. В этот момент она круто повернула машину направо к воротам «Облаков». Она опустила стекло и набрала семизначный номер кода электронного замочного устройства, вделанного в красную кирпичную стену. Ворота медленно отворились.
      Жюль, наблюдавший за ней, сказал:
      – Ты удивительно деловая женщина, Паулина.
      С холма, на котором стоял дом, послышался неистовый лай сторожевых собак.
      Паулина посмотрела на Жюля.
      – Я знаю, – сказала она.
      Машина двинулась по направлению к дому, ворота закрылись.
      Когда они въехали на вымощенный камнем двор, бешено лающие сторожевые собаки окружили машину. Жюль открыл дверцу машины.
      – Хорошо, дружище, хорошо, а теперь пошел, пошел. Смитти! Ты здесь, Смитти?
      – Здесь, мистер Мендельсон, – ответил сторож.
      – Отгони собак, пожалуйста, – сказал Жюль.
      – Замолчите, успокойтесь, пошли вон. Я открою вам дверцу, миссис Мендельсон, – сказал Смитти. – Надеюсь, вы хорошо провели вечер?
      – Спасибо, Смитти, поистине хороший вечер, – сказала Паулина. Ее отец научил трех своих дочерей держать себя с достоинством перед слугами, что бы ни случилось в жизни.
      – Вы поставите машину в гараж, Смитти? – спросил Жюль.
      – Понятное дело.
      Войдя в холл, где не стенах висели шесть полотен Моне, Паулина подошла к лестнице и начала подниматься по ковровой дорожке, держась рукой за перила.
      Жюль, шедший за ней седом, положил руку поверх ее руки.
      – Может быть, мы позавтракаем вместе? – сказал он. Предложение было необычным, так как Жюль уходил из дома по утрам намного раньше, чем Паулина звонила, прося Блонделль принести поднос с завтраком. Они ни разу не воспользовались «комнатой восходов» для завтраков, как планировали, когда пристраивали к дому «комнату восходов» и «комнату закатов».
      – Я решила поспать подольше, – ответила Паулина, вынимая руку из-под руки Жюля. Она продолжала подниматься по лестнице, когда взгляд ее привлекла третья по счету картина Моне, висевшая криво. Она остановилась и поправила раму.
      – Когда бы ты ни встала утром, – сказал Жюль, глядя на нее снизу, – я буду ждать.
      Она обернулась и посмотрела на него. Оба понимали, что пришло время поговорить и объясниться. Затем голосом, в котором прозвучала властность – черта характера, неожиданно проявившаяся в ней в последнее время, когда она взяла на себя смелость принимать решения, чтобы утвердить свой авторитет в доме, она высказала свое первое из этих решений:
      – Я не хочу отсылать картины Моне в музей Карнеги в Питтсбург на выставку.
      – Но мы же обещали, – сказал Жюль. – Уверен, что они уже напечатали каталог.
      – Меня это не волнует, – сказала она. – Я не хочу отсылать их. Я хочу, чтобы они были на месте, когда придут члены садоводческого клуба.
      – Хорошо, – сказал Жюль, нахмурив брови. Ее решение огорчило его, потому что он очень серьезно относился к своим обязательствам перед миром искусства, но он также знал, будучи опытным человеком, когда можно уступить. Смотря на жену, он уже мысленно обдумывал подходящую причину отказа, о которой сообщит утром куратору музея Карнеги.
      Паулина тоже смотрела на него, впервые задумавшись о том, что муж начал стареть.

* * *

      Гости, отсидевшие просмотр фильма в доме Каспера Стиглица, начали разъезжаться. Каспер, обрадованный тем, что избавился от них, не вышел во двор, чтобы проводить их, а прямиком пошел в спальню, где Ина Рей, Дарлин и Лонни ждали его.
      Филипп Квиннелл, открыв дверцу взятой напрокат машины, увидел лежащий на сиденье большой конверт. Он взял его, отметив, что имя его написано на конверте неправильно, и сразу понял, от кого он и что в нем находится.
      – Эй! Кто-то врезался в мою машину и осталась вмятина! – закричала Гортензия Медден, подойдя к своей «хонде». – Голову могу дать на отсечение, что это сделал подлиза Сирил Рэтбоун. Как только Паулина Мендельсон ушла из демонстрационной комнаты, он наплевал на все и смылся. Только он мог врезаться в машину и уехать, не оставив даже записки. Доберусь я до этого мерзавца завтра и заставлю все оплатить.