Строптивая

      – Можно пойти в этот чертов «Вэлли». Уж там ты наверняка не встретишь никого из своих знакомых. Мы только пообедаем вместе, как двое нормальных любовников. Пожалуйста, Жюль. Пожалуйста. Я всегда разодета, а ходить некуда. Ты не представляешь, как мне одиноко.
      – Хорошо, – сказал он спокойно, положил руку ей на колено и погладил. Потом стал продвигаться выше.
      – О, нет, не сейчас, – сказала она, удерживая его руку. – Не заводись. Я знаю эти уловки. Мы начнем, а потом ты меня никуда не поведешь. После обеда я сделаю все, чтобы ты остался доволен. – Она выскочила из постели и побежала одеваться. – Сегодня доставили новый костюм от «Шанель».
      Черный с золотыми пуговицами. Очень короткая юбка, вот досюда.
      – А куда мы можем пойти, где никого не встретим? – спросил Жюль.

* * *

      Двадцать два года назад отец посоветовал Паулине не выходит замуж за Жюля Мендельсона. Невилль Макэдоу, отдававший предпочтение физически крепким и атлетически сложенным мужчинам, намекал ей тогда, что Жюль не только грузный и не занимается спортом, но и не вхож во все те клубы, членами которых являются представители семейства Макэдоу уже не одно поколение. Клубы играли огромную роль в их жизни. Но Невилль Макэдоу не мог пренебречь личным влиянием Жюля в мире финансов, а с годами полюбил и стал уважать своего зятя.
      Жюль, со своей стороны, хотя никогда и не признавался в этом, был в восторге от родословной семьи жены. Поначалу его озадачило, что семья, столь знатная, имела так мало денег. По сравнению с громадными состояниями, типичными для того времени, миллионы Макэдоу, а их было немногим более четырех, считались незначительными, по крайней мере, в тех кругах, где вращался Жюль. Это Жюль, богатый аутсайдер, дал деньги на то, чтобы привести в порядок дом папочки после случившегося с ним удара: утеплить, перекрыть крышу, расширить веранду, чтобы по ней могла удобнее двигаться инвалидная коляска, ставшая неотъемлемой частью жизни папочки. Внутри дома библиотеку, которую старый Макэдоу называл «книжной комнатой», переделали в спальню, а туалет при библиотеке расширили, превратив его в ванную комнату, на стены прикрепили поручни. Больше всего на свете Невилль боялся упасть и сломать бедро.
      Рассказывать о случившемся Паулине было больно и тяжело. Обычно, говоря о своей жизни, она излагала точно и увлекательно, но сейчас рассказывала бессвязно, с запинками, отвернув лицо от отца, чтобы он не видел выражение боли и стыда.
      – У Жюля есть любовница, – начала она. – Обнаружила я это совершенно постыдным образом. Это было так больно, папочка. Нет, нет, я не будут рассказывать, как я это обнаружила. У него есть любовница. Он ее содержит. Он совершенно потерял голову.
      – Он тебе сам сказал, что потерял голову?
      – Несколько раз я просыпалась по ночам, а он лежал рядом, уставившись в потолок.
      Если она ожидала, что отец отреагирует на это не по-джентльменски и усмехнется, то ошиблась. Он никогда бы не позволил себе упрекнуть ее, сказав «я же говорил тебе», потому что он любил дочь и видел, что она глубоко несчастна.
      – Ты ее видела? – спросил Невилль, когда Паулина кончила свой рассказ.
      – Кто-то прислал мне ее фотографию из парижской газеты. Он возил ее в Париж. Я тебе говорила об этом?
      – Она моложе тебя.
      – Не настолько молода, чтобы быть моей дочерью, но приблизительно этих лет. И красивая. Немного простоватая, но красивая.
      – Она из твоего круга?
      – Господи, нет.
      – Ты, вероятно, случайно встречалась с ней?
      – Не думаю.
      – А твои друзья, например, Роуз Кливеден или Камилла Ибери, видели ее?
      Одна из абиссинских кошек забрела на веранду и, подойдя к Невиллю, поцарапала когтями его ногу.
      – А, кошечка моя пришла, – сказал он умиленно. Он подхватил кошку на руки. – Да это кот. Я никогда не уверен, кто из них кто. Ты Косима или Косимо? – Он поднял кошку и заглянул ей между задними лапами. – Конечно, Косима. Я так и знал, что ты – Косима. – Он посадил кошку на колени.
      – О вас уже ходят слухи? – продолжил он разговор, прерванный появлением кошки.
      – Если даже и ходят, то я об этом ничего не знаю, – ответила Паулина. – По крайней мере, я не заметила никаких перемен в отношении к нам друзей.
      – Жюль хочет уйти от тебя и жениться на ней?
      – Нет, не думаю. Наоборот, я чувствую, что он не хочет бросать меня и не хочет, чтобы я ушла от него. Он хочет иметь нас обеих.
      – Возможно, это результат того, что вы ведете слишком бурную светскую жизнь в Калифорнии? – спросил папочка. – Жюль никогда ею особенно не интересовался, пока не встретил тебя. Может быть, эта женщина – просто отдушина от всех обедов и приемов.
      Паулину как ужалили.
      – Жены блестящих мужей должны быть активны в светской жизни, – сказала она, как бы оправдываясь. – Я сыграла огромную роль в том, чтобы Жюль добился успеха, и Жюль понимает это, но наш общий успех строится вокруг Жюля, бесспорно. Он – исключительный человек. В этом я никогда не сомневалась, с того самого момента, когда впервые встретилась с ним на танцевальном вечере у Лоренс Ван Деган в Палм-Бич.
      – Ты говоришь, словно все еще любишь его.
      – Люблю, – сказала она. – Пойми, мне есть с кем сравнивать его: с таким светским и совершенно никчемным Джонни Петуортом.
      – О, Джонни, – сказал Макэдоу, покачав головой. – Я видел его в «Баттерфилде», когда последний раз был в Нью-Йорке. Ухватил хорошую взятку в бридж, а Уин Стеббинс назвал это нечестной игрой.
      – Вот это я и подразумеваю, говоря о его никчемности, – сказала Паулина. – Я поняла, что наш брак с Джонни был ошибкой, еще во время медового месяца, но если бы я не встретила Жюля, то вышла бы замуж за кого-то, похожего на Джонни Петуорта.
      – Тогда терпи, Паулина. Кто бы у него ни был, это пройдет. Ты же знаешь, он – не первый муж, который имеет любовницу. Очень сомневаюсь, что тебя это смутило бы и взволновало, как сейчас, будь эта женщина твоего круга.
      Невилль медленно поднял руку и указал на залив Сам-Саунд.
      – Что там, папочка? – спросила Паулина.
      – Новая яхта Билли Тумбли, – ответил он.
      – Да, да, красивая, не так ли? – сказала Паулина. Отец, как она поняла, покончил с проблемой Жюля Мендельсона.

* * *

      Фло и Жюль ехали по направлению к Сан-Фернандо Вэлли в ресторанчик, славящийся своими отбивными, на бульваре Вентура в Юниверсал-Сити. Внимательно прислушиваясь ко всему, о чем говорят, Фло знала, что люди из окружения Мендельсонов и их друзей относятся к Сан-Фернандо Вэлли как к глухой деревне.
      – Вы заказывали столик? – спросил метрдотель.
      – Нет, – сказал Жюль.
      – Боюсь, что вам придется минут двадцать подождать, – сказал метрдотель, показывая список предварительных заказов. – Можете подождать в баре.
      – Я не хочу ждать двадцать минут, – спокойно сказал Жюль.
      – Посмотрите, вон там в углу свободный столик, – сказала Фло.
      – Сейчас туда сядет пара, ожидающая в баре, – сказал надменно метрдотель, взяв со стола две карточки меню для той пары, которую он собирался посадить за свободный столик.
      Жюль засунул руку в карман и вытащил пригоршню скомканных банкнот. Взяв одну из них, он протянул ее метрдотелю.
      – О, нет, сэр, боюсь, я не могу принять чаевые за то, что посажу вас вне очереди. – Он посмотрел на банкноту, зажатую в руке, и выражение его лица изменилось. – Позвольте мне посмотреть, не освободился ли столик в зале Джона Уэйна.
      – Я не хочу сидеть в зале Джона Уэйна, – все так же спокойно сказал Жюль. – Я хочу сесть за тот столик в углу.
      – Пройдемте со мной, – сказал метрдотель.
      – Сколько ты ему дал? – шепотом спросила Фло, следуя за метрдотелем.
      – Пятьдесят, – ответил Жюль.
      – Ого, – сказала Фло.
      Сев за столик, Жюль заказал себе «мартини», а Фло – «дайет-коку». На публике Жюль чувствовал себя неловко с Фло. В ее доме они могли говорить часами, но в ресторане, где, как он знал, едва ли попадается кто-либо из знакомых, ему было трудно поддерживать разговор. Он взял меню в кожаной обложке с ленточкой и просмотрел его.
      – Давай-ка посмотрим, что у них есть, – сказал он.
      – На самом деле, Жюль, я не ем отбивные, – сказала Фло.
      – Почему ты об этом не сказала, когда я выбирал ресторан?
      – Я боялась, что ты передумаешь. Он снова заглянул в меню.
      – У них есть омары. Замороженные, наверняка. Тебе подойдет?
      – О, конечно. Мне не верится, что мы здесь, Жюль. Она осмотрелась. На лице появилось выражение, будто она кого-то узнала.
      – Увидела какого-то знакомого? – спросил Жюль.
      – Трент Малдун. Актер телевидения, у которого мы сняли дом. Кстати, ты все повторяешь, что купишь его для меня, но не делаешь этого.
      – Ради Бога, не здоровайся с ним.
      – Как я могу с ним здороваться, если не знакома с ним? Они помолчали.
      – Чем ты целый день занимаешься? – наконец спросил он.
      – Читаю. Ты ведь знаешь, что я люблю читать, – ответила она.
      – Не знал, но я рад услышать это. Что ты читаешь? Я имею в виду, что ты читаешь, кроме Сирила Рэтбоуна?
      – В основном биографии, – сказала она с важным видом.
      – Биографии? Неужели? Чьи же?
      – Главным образом, Мэрилин Монро, – ответила она без смущения. – Думаю, что прочла все, что написано о ней.
      Жюль засмеялся.
      – О, конечно, смейся, смейся, Жюль. Это так на тебя похоже, – сказала она, покачав головой в ответ на его реакцию. – Иногда я думаю, что ее убили. Даже не думаю, а точно знаю. Все свидетельствует об этом. Ты ведь знаешь, что она умерла не дома, как многие считают. Она умерла в отделении «скорой помощи», а затем ее отвезли домой, где ее мертвую и обнаружили.
      Жюль в свою очередь тоже покачал головой, но по другой причине. Он был безумно влюблен в женщину, которая по положению была намного ниже его. С Паулиной он никогда бы не вел подобных разговоров. Паулина хорошо разбиралась в жизни и в проблемах экономики, чтобы вести с ним умные разговоры, и умела привлечь его внимание, обсуждая события или личности из общественной жизни, к которой принадлежала с рождения. И никаких глупых теорий о Мэрилин Монро.
      – Вся эта история – сплошной абсурд, – сказал Жюль.
      – Она была строптивая женщина, ты же знаешь, – сказала Фло, не обращая внимания на его замечание. Теперь она кивнула головой, как бы показывая Жюлю, что не рассказала и половины того, что знала об этом деле. – Я не раз слышала об этом.
      – Где же ты слышала? – спросил он.
      – В кафе. Ты бы удивился, если бы узнал, чего я там понаслышалась. А еще от Глицерии. Она много знает, потому что Фей Конверс рассказывала ей. Фей ведь была подругой Мэрилин.
      – Что же она ей рассказывала?
      – Ты хочешь знать, что влиятельные люди делают с теми, кто становится строптивыми? – спросила Фло.
      – Да, расскажи мне, – сказал Жюль.
      – Разве ты не понимаешь?
      – Нет. Что я должен понимать?
      – Они избавляются от этого человека, как они избавились от Мэрилин.
      – О, ради Бога, – сказал Жюль раздраженно, – оставь все эти сомнительные теории.
      – Такие, как ты, всегда говорят, что не существовало никакого заговора. – В ее голосе послышалась резкость.
      Какое-то время они молча смотрели друг на друга.
      – Это вызов? – спросил Жюль. Фло улыбнулась.
      – Беру свои слова обратно, – сказала она. – Не хочу портить такой знаменательный для меня вечер.

* * *

      Паулина прошла через захламленный крокетными молотками, теннисными ракетками, башмаками и зонтиками холл и вошла в гостиную, обставленную не модно, но со вкусом. С нижней полки тумбочки, стоявшей позади дивана, покрытого мятым, изношенным чехлом, она достала альбом с фотографиями.
      – Вот он, – сказала она, возвращаясь на веранду. – Я помню, что где-то его видела.
      Отец в ответ улыбнулся, взял круглые, в золотой оправе очки и надел их. Она подвинула свой стул поближе к его коляске и положила альбом на стол, стоявший перед ними. Невилль стал медленно переворачивать листы альбома, и они смеялись, вспоминая прежние времена. Когда дошли до последних страниц, где были фотографии прошлогоднего приема по случаю его дня рождения, он сказал:
      – Что случилось с Джастин Олтемус?
      – Ты разве не слышал? Она вышла замуж за Херки Сейбрука.
      Невилль Макэдоу одобрительно кивнул головой. Этот брак казался ему удачным.
      – Ее мать должна быть довольна, – сказал он.
      – Насколько Лил вообще может быть чем-то довольна, – ответила Паулина.
      – Херки Сейбрук – отличный игрок в крокет. Я с его дедом был вместе в «Гротоне». – Он перевернул еще несколько страниц, комментируя фотографии. – Ты мне не все рассказала о том, что тебя беспокоит, не так ли?
      – Не все.
      – Ну, так расскажи.
      – Не знаю, почему, но мне кажется, что его шантажирует один гангстер, – сказала Паулина.
      – Из-за любовницы? – спросил Невилль. – В наши дни это вряд ли возможно, Паулина.
      – Не поэтому, папочка. Однажды, когда мы только поженились, он сказал мне, что в его жизни, еще в молодости, у него были неприятности. Но просил не расспрашивать его об этом. Тогда я только спросила: «Были последствия?» или что-то в этом роде. Я хорошо помню, что он ответил: «Одно из преимуществ быть сыном богатых родителей заключается в том, что они вытащат из любой переделки». Затем, чтобы развеять его замешательство, я рассказала ему историю мужа тети Мод, которого нашли мертвым в женском платье в гостинице Уэст-Сайда.
      – Ты рассказала ему это?
      – Да.
      – Но мы же обещали никогда не упоминать об этом.
      – Я знаю. Но Жюль – не сплетник и никогда не сделает ничего, чтобы поставить меня в неловкое положение, никогда, насколько я его знаю.
      – Если не считать его любовной связи. Паулина опустила глаза.
      – Больше мы к тому разговору не возвращались. Но я думаю, что гангстер, его зовут Арни Цвиллман, знает о том, что случилось с Жюлем в прошлом. Раньше я думала, что когда он был молодым, то от него забеременела какая-то девушка, но теперь я считаю, что случилось нечто более серьезное. После его встречи с Цвиллманом я впервые заметила, что Жюль выглядит старым, почти уничтоженным. Что бы тогда с ним ни произошло, если это выйдет наружу, то его назначение в Брюссель может оказаться под угрозой, а ведь оно значит для Жюля все.
      Невилль Макэдоу закрыл альбом, снял очки.
      – Тем более для тебя имеет смысл остаться с Жюлем, – сказал он.

* * *

      Жюль вынул номерок места и протянул его мальчику, обслуживавшему автостоянку.
      – Какая марка машины, сэр? – спросил мальчик.
      – «Бентли», темно-голубая, – ответил Жюль.
      Фло, любопытная по натуре, отвернулась, чтобы посмотреть на пару, ожидавшую, когда им подадут машину.
      – Опять Трент Малдун, – сказала Фло возбужденно, дергая Жюля за руку, чтобы он тоже посмотрел на звезду телеэкрана.
      – Пойду представлюсь ему, пока ты ждешь машину. Я где-то читала, что он собирается снимать фильм в Югославии.
      – Не надо, прошу тебя, – сказал Жюль.
      – Жюль! Привет! Как поживаешь?
      Фло, не оборачиваясь, сразу распознала голос светской дамы. Ее всегда интересовало, как эти дамы умудряются так по-особенному, немного резко произносить звуки, что их выговор сразу выдает принадлежность к привилегированному классу. Позже, оставшись одна, она будет снова и снова повторять: «Жюль! Привет! Как поживаешь?», пока не добьется полного совпадения произношения и интонации.
      – Мэдж! – услышала она голос Жюля. Она продолжала стоять не оборачиваясь, но знала, что сейчас они целуют друг друга в щеки, как это принято у светских людей. Ей бы очень хотелось посмотреть, как Жюль выполняет этот ритуал, но она понимала, что оборачиваться не следует.
      – Что это ты делаешь здесь? – услышала она вопрос женщины, которую Жюль назвал Мэдж.
      – Небольшой деловой обед с Симсом Лордом, – услышала она ответ Жюля. – А ты? Что ты делаешь здесь?
      – Мы заехали сюда по дороге на ранчо, куда едем на уикэнд, – ответила Мэдж. – Ральф обожает, как здесь готовят, не спрашивай, почему. Это ужасное мясо с кровью, а ведь оно вредно для здоровья. Все врачи говорят об этом. Где же Симс? Мне хочется поздороваться с ним. Не видела его вечность.
      – Я думаю, он задержался в комнате для мужчин, – сказал Жюль.
      – И Ральф там, – сказала Мэдж. – Как отец Паулины?
      – О, прекрасно, – сказал Жюль. – Небольшой удар не может сломить Невилля Макэдоу.
      – Когда возвращается Паулина? – спросила Мэдж. Перед рестораном остановился «бентли» Жюля, и мальчик выскочил из машины.
      – Ваша машина, сэр! – крикнул он Жюлю. Он подошел к дверце со стороны места пассажира, открыл ее, чтобы Фло могла сесть.
      Фло обернулась и стояла в нерешительности, не зная, что делать, а Мэдж Уайт, чья дочь забеременела от пасынка Жюля, Киппи Петуорта, когда им обоим было по четырнадцать лет, немедленно сообразила, что красивая девушка с рыжими волосами, одетая в костюм от «Шанель», находится здесь с Жюлем.
      Жюль, привыкший к сложным моментам в деловой жизни, казался невозмутимым, словно сохранял контроль в трудный момент переговоров.
      – О, могу я представить тебе мисс… э? Не подскажете ли вы свое имя? – обратился он к Фло, делая вид, что едва знает ее. – У меня ужасная память на имена.
      – Марч, – прошептала Фло, озадаченная поведением Жюля.
      – Да, да, конечно, мисс Марч, простите меня. Я так плохо запоминаю фамилии. Это миссис Уайт. Мисс Марч работает с Симсом.
      – Привет-как-вы-поживаете? – растягивая слова, сказала Мэдж Уайт, разглядывая молодую женщину.
      Фло, сконфуженная, кивнула, но не ответила. По надменному выражению на лице Мэдж Уайт она поняла, что та поняла ситуацию, и ее передернуло от этого взгляда.
      Раздался гудок подъехавшей машины, сигналящей о том, что «бентли» Жюля блокирует проезжую часть. Позади нее стояли еще несколько машин, пассажирам которых не терпелось припарковаться.
      – Ваша машина, сэр, – позвал мальчик, обслуживающий автостоянку, но ни Жюль, ни Фло не двинулись с места.
      Рядом с «бентли» остановилось такси. Когда приехавшая пара вышла, Фло крикнула:
      – Я возьму такси, – и побежала к машине. Жюль, огорченный, крикнул вслед Фло:
      – Я с удовольствием подвезу вам, мисс Марч, – и тут же подумал, не заметила ли Мэдж Уайт озабоченность в его голосе.
      Фло, сидя в такси, оглянулась и посмотрела на Жюля. В глазах ее стояли слезы.
      – Нет, не надо. Я уверена, вам и мистеру Лорду необходимо поговорить о важном деле, мистер Мендельсон, – сказала она. Повернувшись к водителю такси, она быстро заговорила:
      – Трогай. Этот «бентли» поедет за нами, но я хочу оторваться.
      – Куда едем, леди? – спросил водитель. Он понял, что молодая леди очень возбуждена, но не хотел вмешиваться в ее драму.
      – Пожалуйста, побыстрее, – молила она. Она назвала ему свой адрес на Азалиа Уэй в Беверли-Хиллз.
      – Вы хотите ехать по каньону Лорель или по каньону Коулдуотер? – спросил водитель. Он говорил с сильным акцентом жителя Ближнего Востока.
      Фло через заднее стекло машины видела, как Жюль пожимает руку Мэдж Уайт и садится в «бентли». Ей тут же пришло в голову, что он поедет к ней на Азалиа Уэй, но ей не хотелось встречаться с ним.
      – Послушайте, водитель. Я передумала. Отвезите меня в «Шато Мармон» на Сансет Стрит, – сказала она. – Держитесь каньона Лорель. Там вы можете ехать быстрее.
      В «Шато Мармон» жил Филипп Квиннелл.
      Магнитофонная запись рассказа Фло. Кассета № 15.
      «В тот день, когда Паулина отправилась в Северо-Восточную гавань навестить своего отца, Жюль пришел ко мне в свое обычное время, около четверти четвертого. Между прочим, он не сказал мне, что она уехала. Я узнала об этом, только прочитав колонку Сирила Рэтбоуна. Мы пару раз сделали, что надо, а потом он лежал в постели, как всегда, разговаривая по телефону и обделывая свои дела, затем мы еще раз занялись любовью. Для мужчины в его годах он мог заниматься этим во много раз больше, чем парни наполовину его моложе.
      В тот день ему понадобилась записная книжка, которую он всегда носил с собой, чтобы знать, где и в какое время он должен быть, а еще в ней было записано шестьдесят или семьдесят номеров телефонов, важных для его личной или деловой жизни. Между прочим, мой телефон в ней записан под буквой «р» от слова «рыжеволосая» на тот случай, если Паулина или мисс Мейпл, или кто-то другой заглянут в нее. Итак, в тот день он разговаривал с кем-то важным, я теперь забыла, с кем, может быть, с Майлсом Крокером из госдепартамента, и, не прерывая разговор, он показал мне, чтобы я принесла ему записную книжку из его пиджака.
      Так вот, я достала книжечку и, естественно, будучи любопытной, начала перелистывать ее, чтобы узнать, на какие шикарные приемы он собирается пойти на неделе. Тогда-то я и увидела, что у него было несколько встреч с доктором Петри. Доктор Петри, я говорю это на случай, если ты никогда о нем не слышал, считается одним из видных специалистов Лос-Анджелеса по сердечным заболеваниям. Я случайно узнала об этом, потому что Жюль был на торжественном приеме в его честь. Холодок пробежал у меня по спине. Волновала мысль, все ли с ним в порядке, здоров ли он.
      Позже я спросила его: «Жюль, с тобой все в порядке?». Он сказал: «О чем ты говоришь?» Я сказала: «Твое сердце?» Он опять сказал: «О чем ты говоришь?» Я сказала: «Я видела в записной книжке, что у тебя было несколько встреч с доктором Петри». Когда Жюль выходит из себя, то лицо его краснеет, и он становится молчаливым. Вот это-то и случилось тогда. Он взбесился. Он сказал, что я не должна подглядывать в его записную книжку, что это плохая манера.
      Понимаешь, я всегда думала, что моя красивая жизнь никогда не кончится, что эта карусель будет крутиться и крутиться, но в тот день я начала понимать, что это был сигнал.»

ГЛАВА 16

      В тот же день, когда Жюль и Фло обедали вместе в ресторане в Сан-Фернандо Вэлли, произошла еще одна встреча на улице в Беверли-Хиллз, которая тоже чуть не привела к разрыву отношений. Камилла Ибери, богатая молодая вдова, имевшая любовную связь с Филиппом Квиннеллом, начала испытывать к нему чувства, которые никогда не питала к умершему мужу. Хотя она почти ничего не знала о его жизни до встречи с ним на приеме у Мендельсонов, у нее появилась мысль выйти за него замуж. Одно она знала наверняка: он не был охотником за богатством. Филипп, со своей стороны, наслаждался исключительно приятными отношениями и не воспринимал их как нечто постоянное. Он был случайной фигурой в городе, где Камилла имела глубокие корни. У него были твердые намерения вернуться домой в Нью-Йорк после завершения работы над сценарием, который он писал для документального фильма Каспера Стиглица. К тому времени, в чем он был точно уверен, фурор, произведенный его книгой о Резе Балбенкяне, сойдет на нет.
      Как и большинство женщин ее положения, большую часть времени Камилла Ибери посвящала благотворительности и культурной деятельности. Она участвовала в работе модных благотворительных обществ города, таких, как Лос-Анджелесская гильдия детей-сирот, «Сослуживцы», «Четыреста трезвенников». Ее имя часто упоминалось в списках комитетов по проведению благотворительных мероприятий. Она считала своей святой обязанностью для людей, родившихся в богатстве, помогать тем, кто был менее удачлив. Она была также превосходной теннисисткой и первоклассным игроком в гольф. В Бель-Эйр, рядом с ее домом, у нее был собственный корт, и часто по утрам она с Филиппом играла в теннис, прежде чем он возвращался в свой номер в «Шато Мармон», где работал над сценарием. Несколько раз в неделю она играла в гольф в «Загородном клубе» на бульваре Уилшир.
      – В этом клубе все похожи друг на друга, – сказал Филипп в один из воскресных вечеров, когда они сидели в обеденном зале клуба.
      Она поняла, что он имел в виду.
      – Что ж, мы все хорошо знаем друг друга, – ответила Камилла. Она была членом клуба всю жизнь, как ее отец и муж, и знала имена всех членов клуба и обслуги. Каждое воскресенье она приходила сюда со своей дочерью Банти на ужин а-ля-фуршет, как когда-то, еще ребенком, приходила сюда с отцом. В последнее время их стал сопровождать Филипп.
      – Ни одного человека из шоу-бизнеса.
      – Да.
      – Ни одного представителя другой религии.
      – Кроме мистера и миссис Уоткинс.
      – Символические фигуры.
      – Да, так и есть. Так всегда было, – сказала она, пожав плечами. Ей не нравились подобные разговоры. – У них тоже есть свои клубы, куда мы не вхожи. Не забывай.
      Филипп рассмеялся. Уже не раз он слышал от нее это объяснение.
      – Даже Мендельсоны не могут стать членами «Загородного клуба», а почему, одному Богу известно. Ведь Паулина Макэдоу принадлежит к добропорядочной семье там у вас, на Востоке, – сказала Камилла.
      – Если разобраться в этом, то голову даю на отсечение, причина заключается не в Паулине, а в Жюле, – ответил Филипп.
      Камилла промолчала.
      – Банти идет сюда. Не говори об этом при ней.
      Филипп не играл в гольф, но в тот день Камилла попросила его придти на ленч в грилль-бар клуба, где собрались все, кто участвовал в игре. Ему нравилось, как она выглядела в спортивном наряде: кепке, белых коротких шортах и пастельного цвета майке. Роуз Кливеден тоже пришла. Это был ее первый выход в клуб после того, как она сломала здесь ногу во время ленча, который она устроила после похорон Гектора Парадизо. Роуз была любительницей театральных выходов, а потому появилась в грилль-баре в коляске, которую толкала медсестра, хотя к тому времени могла свободно передвигаться на костылях.
      – Я вернулась! – радостно крикнула она, и ее приятели, сидевшие в баре, повскакивали с мест, чтобы приветствовать ее. Для всех она заказала «кровавую Мэри». И, как всегда, где бы Роуз ни находилась, началась пирушка. Из кармана коляски она вынула несколько пакетиков с подарками. Один предназначался для Клинта, бармена, которого Роуз обвинила в том, что он приготовил слишком крепкую смесь для «кровавой Мэри» в тот день, когда она упала, споткнувшись об Астрид. Другие подарки она вручила своей любимой подруге Камилле Ибери, которой в этот день исполнилось тридцать три года.
      – Ты мне ничего не говорила, что у тебя сегодня день рождения, – сказал Филипп, когда они вернулись к своему столу.
      Камилла покраснела.
      – Я никогда никому не сообщаю о своем дне рождения. Доверяю это сделать Роуз. У нее есть записная книжка с датами дней рождений всех наших знакомых. Я даже не знаю, у кого когда день рождения.
      – Что ты собираешься делать после ленча? – спросил Филипп.
      – Я должна быть в четыре часа на собрании гильдии детей-сирот.
      – А до четырех?
      – Приму душ. Переоденусь. А в чем дело?
      – Ты пойдешь со мной, – сказал Филипп.
      – Куда?
      – Покупать тебе подарок.
      – Ты не обязан мне его делать.
      – Знаю, но мне так хочется.
      Спустя полчаса Филипп и Камилла, взявшись за руки, шли по Родео-Драйв, заглядывая в витрины магазинов. Оба чувствовали себя беззаботно, словно сбежавшие с уроков школьники. Филипп заметил шедшую к ним навстречу красивую молодую женщину. Он был так удивлен, что остановился. Молодая женщина, была взволнована неожиданной встречей и удивлена не менее Филиппа.
      – Здравствуй, – сказал Филипп.
      – Здравствуй.
      Камилла, наблюдавшая за ними, отдернула руку из ладони Филиппа.
      – Какой неожиданный сюрприз, – сказал Филипп.
      – Для меня тоже, – ответила молодая женщина.
      – Ты живешь здесь? – спросил он.
      – Нет. А ты?
      – Я здесь всего на несколько месяцев. Работаю. Где же ты живешь?
      – По-прежнему, в Сан-Франциско. А ты все еще в Нью-Йорке?
      – Да.
      Воцарилась неловкая пауза.
      – О, извини, – сказал Филипп. – Это – Камилла Ибери. Терри… Какая у тебя теперь фамилия?
      Молодая женщина засмеялась.
      – Все еще Сигурни, – сказала она.
      – Терри Сигурни, Камилла Ибери, – представил их друг другу Филипп.
      Женщины кивнули друг другу.
      – Я прочла твою книгу об этом парне с Уолл-стрит, – сказала Терри.
      Филипп кивнул головой. Они опять помолчали.
      – Он действительно перебил тебе ноги? Я читала об этом.
      – Нет, конечно. Только угрожал.
      – Филипп, я возьму такси на Беверли-Уилшир, – сказала Камилла нетерпеливо.
      – Нет, нет, подожди, – возразил Филипп, беря ее за руку. Камилла отдернула руку.
      – Послушай, я лучше пойду. – сказала Терри и повернулась к Камилле. – У него все еще есть эта миленькая татуировка, вот здесь?
      Камилла покраснела от негодования. Терри посмотрела на Филиппа.
      – До свидания, Филипп, – сказала она. – Если будешь в Сан-Франциско, заходи. У меня своя галерея. Гравюры с птицами. Адрес есть в телефонном справочнике.
      Когда она ушла, Камилла и Филипп пристально посмотрели друг на друга.
      – Ты вела себя, как сучка, – сказал Филипп.
      – Это я-то вела себя, как сучка? А она как? Это ее замечание насчет татуировки?
      – Ты сама нарвалась на это.
      – Я ревновала.
      – Ладно. Куда теперь? – спросил Филипп. – По-моему «Тиффани» находится на той стороне улицы в гостинице «Беверли-Уилшир», правильно?
      – Мне почему-то кажется, что Терри не просто твоя знакомая.
      Филипп не ответил.
      – Кто она тебе?
      – Бывшее увлечение.
      – Насколько сильное? Филипп помолчал, потом сказал:
      – Когда-то я был женат на ней. Камилла остановилась.
      – Женат? Ты никогда не говорил, что был женат.
      – Потому что я уже почти забыл, что был женат.
      – Как можно такое забыть?
      – Мне было тогда только восемнадцать. Тайный побег в Мексику. И потом, законность этого брака была всегда под сомнением.
      – Он был аннулирован?
      – Нет, мы развелись.
      – И долго ты был женат?
      – Около года.
      – Отвези меня домой. В четыре часа у меня собрание, а я хочу взять свою машину.
      – Я не купил тебе подарок.