Пятисотлетняя война в России (№3) - «Гроза». Кровавые игры диктаторов

Но Сталин! Если начнет он, обстановка станет непредсказуемой. А все говорит за то, что он так и намерен поступить, ожидая момента, когда Гитлер и англичане сцепятся в длительных и кровопролитных боях. Вряд ли после наступления англичан в Северной Африке Гитлер пошлет туда крупные силы, если вообще пошлет какие-либо.

Скорее всего, он полезет в Грецию, но там все должно кончиться достаточно быстро. Ему можно подложить по дороге несколько мин, скажем, в Югославии, но еще неизвестно, сработают ли они. Сталин ждет его высадки в Англии. Но также ясно, что никакой высадки не будет. Слава Создателю, что Сталин этого не понимает, а следовательно, мы должны приложить все усилий, чтобы он этого так и не понял. Другими словами, необходимо найти способ, чтобы до поры до времени подержать его на цепи. Все это очень рискованно, но поддается расчету, если наша разведка будет действовать синхронно с английской... и немецкой.

Но самое трудное другое. Как поднять Америку на участие в глобальной войне? Как послать миллионы американцев, одев их в непривычную военную форму, во все уголки земли, чтобы обеспечить и закрепить нашу гегемонию в новом послевоенном мире? Без решения этой, наиболее сложной задачи все другие планы станут чисто академическими и практически бессмысленными...

Катушка спиннинга стала стремительно раскручиваться. Рузвельт пытался остановить ее, но слишком крупная рыба рвала на себя.

Крепкие матросские руки приняли спиннинг из рук президента.

Рузвельт устало откинулся в кресле и обратился к стоявшему за спиной главнокомандующему флотом США адмиралу Старку:

– Вы говорите, Гарольд, что Тихоокеанский флот закончил весь цикл летне-осенних учений?

– Да, сэр, – ответил адмирал.

– Пусть флот останется на Гавайях, в Перл-Харборе, – приказал Рузвельт, напоминая адмиралу, что он, президент, является помимо всего еще и Верховным Главнокомандующим вооруженными силами США.

– В Перл-Харборе? – удивился адмирал. – на какой срок?

– До особого распоряжения, – пояснил президент.

– Но, господин президент, – попытался возразить главком ВМС, – люди нуждаются в отдыхе, а корабли – в ремонте, некоторые – в капитальном. Все это возможно, как вам хорошо известно, только на базах Западного побережья. База в Перл-Харборе совершенно не приспособлена для этого.

– Немедленно отдайте распоряжения адмиралу Ричардсону, – прервал Старка президент. – Флот остается на Гавайях до особого распоряжения. Тихоокеанский флот должен постоянно играть роль пистолета, приставленного к виску Токио, чтобы там поостереглись заниматься открытым разбоем. Грабитель должен постоянно видеть перед собой полицейского. Приказ Ричардсону отдайте прямо через радиостанцию «Тускалузы»...

– Фрэнк, – обернулся президент к стоящему с другой стороны морскому министру, – в вашем калифорнийском ранчо есть садовый шланг?

Полковник Нокс даже поперхнулся от удивления.

– Да, сэр. Разумеется, есть.

– А что бы вы стали делать, если бы загорелся дом соседа, а у него не было садового шланга? Дали бы вы ему свой? – продолжал допытываться президент.

– Полагаю, что что да, сэр, – смущенно отвечал морской министр, не понимая, куда клонит президент.

– А почему бы вы так поступили, мистер Нокс, а не сказали бы соседу: мол, надо было позаботиться пораньше и купить свой шланг?

– У нас В Калифорнии, – пояснил Нокс, – пожары – это настоящее бедствие. Если у кого начнется и вовремя не потушить, то сгорят все. Так что я лучше дам ему свой шланг, пока и мой дом не сгорел.

– В этом вся суть проблемы, – согласился Рузвельт, ни к кому конкретно не обращаясь...

Между тем матросы вытащили на палубу средних размеров акулу, которая отчаянно извивалась под ударами багров, попавшись на кусок сала...

16 декабря Рузвельт вернулся в Вашингтон. На следующий день он созвал пресс-конференцию, на которой открытым текстом заявил:

«В умах подавляющего большинства американцев нет абсолютно никаких сомнений по поводу того, что наилучшей непосредственной обороной Соединенных Штатов являются успехи Британии в деле ее самообороны».

Далее президент указал, что следовало бы одолжить Англии денег для закупки американских военных материалов, чтобы доблестные британцы могли продолжать борьбу.

«Я хочу пояснить это наглядным примером, – заявил Рузвельт. – Предположим, что в доме соседа произошел пожар, а у меня имеется садовый шланг...»

Это произвело сильнейшее впечатление: дай шланг, пока не загорелся и твой дом.

Никто не увидел ничего опасного и даже радикального в предложении президента предоставить англичанам взаймы садовый шланг для их героической и неравной (как казалось) борьбы с Гитлером. Неизвестно, рассчитывал ли кто-нибудь получить этот шланг обратно, но блестящее выступление Рузвельта обеспечило прохождение через Конгресс уже подготовленного закона о ленд-лизе —самого странного и необычного закона в стране, официально объявившей себя нейтральной...

(В этой связи интересна характеристика Рузвельта, данная в одном из послевоенных анализов, проведенных немецкими генералами: «Соединенные Штаты Америки, претендующие ныне на роль хозяев всего мира, потеряли в войне меньше людей, чем Германия или Россия теряли в каждом сражении, а количество сражений трудно пересчитать. Почти 40 миллионов пехотинцев, танкистов, артиллеристов, летчиков и моряков погибли во второй мировой войне. Америка за четыре года глобальной войны, включая ожесточенные бои на Тихом океане против Японии, потеряла на всех фронтах примерно триста тысяч человек.

Успешно руководя второй мировой войной, Франклин Рузвельт не совершил ни одной крупной военной ошибки. В этом отношении с ним никто не может сравниться из завоевателей прошлого, начиная с Юлия Цезаря. Он был мастером ведения современной войны. Даже такие мощные, энергичные и блестящие личности, какими были Гитлер и Сталин, оказались по большому счету всего лишь рапирами, инструментами в руках Рузвельта. Завоеватели-авантюристы, разрушая и сметая все на своем пути, часто не делают ничего другого, как прокладывают путь своему более хладнокровному и расчетливому врагу, который сокрушает их и начинает возводить собственное здание на их руинах.

Так Наполеон по большому счету не сделал ничего другого, как обеспечил Англии мировую гегемонию почти на два века, а Карл XII вымостил своими походами фундамент империи Петра Великого. Так и Гитлер по тому же большому счету всего лишь передал Британскую Империю в руки Соединенных Штатов.

Еще до официального вступления в войну Рузвельт фактически вырвал из рук Германии две почти верные победы: над Англией и над СССР, применив небывалый ранее способ ведения непрямых военных действий, закон о «Ленд-Лизе». В конце 1940 года единственным источником пополнения стратегическим сырьем и военной техникой для Англии были Соединенные Штаты. Но закон о нейтралитете, принятый в США, угрожал отрезать Великобританию от этого единственного оставшегося источника, оставляя Англии вполне естественный выход: мирные переговоры с Германией. Надо сказать, что пойди Англия на этот мудрый шаг, Британская Империя существовала бы и по сей день. Советский Союз был бы сокрушен и вместо буйно разросшегося большевизма мы в самом худшем случае видели бы сейчас мирную, безоружную Россию, развивающуюся в какой-то форме социал-демократии. Но ничто из этого не совпадало с планами Рузвельта. Он не мог позволить Германии захватить доминирующее положение над евро-азиатским пространством в партнерстве с доминирующей над миром морской мощью Британии. Для этого, в обход закона о нейтралитете, Франклин Рузвельт изобрел «ленд-лиз», который давал возможность Англии, а позднее и России, сражаться с Германией, опираясь на неограниченные запасы американского оружия и сырья. Смелость этого трюка была потрясающей, а маскировка —совершенно смехотворной, когда Рузвельт протаскивал этот закон через ошеломленный конгресс, загипнотизированный революционностью мышления президента).

18 декабря Гальдер и Браухич представили Гитлеру на утверждение окончательный, как полагали генералы, план военных действий против Советского Союза.

Фюрер был мрачен. 8 декабря пришло сообщение, что около Кубы английские корабли перехватили немецкий блокадопрорыватель «Идарвальд» с грузом каучука и никеля. Доблестная команда прерывателя немедленно открыла кингстоны, подожгла судно и пыталась уйти на шлюпках. Англичане высадили на «Идарвальд» призовую партию, потушили пожар, но разобраться в системе кингстонов не смогли, и судно затонуло. Команда была взята в плен.

9 декабря, пришло наконец сообщение о начале новых боев в Северной Африке. Однако к концу дня выяснилось, что в наступление перешли не итальянцы, а англичане.

На следующий день были получены подтверждения этого невероятного факта. После ночного удара по итальянским аэродромам на ливийской границе англичане атаковали позиции итальянцев, которые немедленно обратились в бегство. А те, кто бежать не успел, стали массами сдаваться в плен.

Уже на третий день английского наступления в Берлине разобрались в обстановке.

Все военные действия в пустыне свелись к тому, что 7-я английская танковая дивизия, обогнав свою пехоту, неслась за удирающими итальянцами и, кого догоняла, брала в плен. Примерно то же самое творилось и в Албании, и будь там пустыня, как в Африке, а не почти непроходимая горная местность, греки, возможно, уже вошли бы в Рим.

Гитлер 10 декабря подписал директиву о проведении операции «Аттила», а 13 декабря – о проведении операции «Марита». Дело в том, что Германия не имела общей границы с Италией и была бы не в состоянии ничем помочь дуче, если бы англичане высадились на итальянской территории.

Операция «Атгила», как известно, предусматривала оккупацию южной Франции с выходом на испанскую и итальянскую границы. Задумана она была в связи с захватом Гибралтара, но к этому времени было уже не до Гибралтара.

Теперь операция «Аттила» получила новое значение: оперативно прийти на помощь дуче, если англичане вышибут Италию из войны, и наказать Франко, оккупировав Испанию, и если представится такая возможность, расстрелять его самого как предателя.

Дела в Румынии шли и того хуже. Искромсанная территориальными претензиями соседей, сталинскими аппетитами и германо-венгерскими интригами, Румыния бурлила и грозила вообще развалиться как государство.

Гитлеру показали карту: расстояние между развернутыми на румынской границе советскими войсками и Плоештинским бассейном – менее 100 километров. Один короткий кинжальный удар, пояснил Гальдер, и вся боевая техника вермахта превращается в груду мертвого железа.

Выход был один: немедленно оккупировать Румынию под любым предлогом. Гитлер вызвал на 22 декабря в Берлин Антонеску, с тем чтобы подписать договор о присоединении Румынии к державам Оси и получить правовую основу для любого вмешательства.

Сложнее было с финнами.Зимняя война с Советским Союзом буквально швырнула Финляндию в объятия Берлина, в котором финны видели не только гаранта своей будущей безопасности, но и в известной степени орудие возможного реванша. Советский разбой не был ни забыт, ни принят как данность. Вся страна еще жила недавно прошедшей войной, не желая смириться с потерей столь жизненно важных для нее территорий.

Финская разведка отлично знала о намерениях Москвы в итоге захватить всю оставшуюся часть Финляндии. Впрочем, для этого не нужно было иметь хорошую разведку. Достаточно было читать газеты. Исход новой войны без линии Маннергейма ни у кого никаких иллюзий не вызывал. Поэтому финны, зная о перебросках немецких войск на восток, решили более не пытаться выводить немцев на чистую воду, а с самым невинным видом предложить им разместить часть своих войск на финской территории, откровенно считая немцев дураками.

Немцы и на эту удочку не клюнули, а предложили финнам так называемый «договор о транзите», т.е. договор о праве переброски немецких войск в Норвегию через территорию Финляндии.

16 декабря в Берлин прибыл начальник финского Генерального штаба Гейнрихс в сопровождении главного оперативника генерала Талвелы. Вместе с финским военным атташе в Берлине генералом Хорном они предъявили Гальдеру документы своей разведки о сосредоточении советских войск в Прибалтике и на границе с Восточной Пруссией, а также о планах развертывания Балтийского флота. Данные финнов соответствовали данным немецкой разведки, но количественные показатели, привезенные Гейнрихсом, вызвали у Гальдера некоторое замешательство.

Бесценный боевой опыт финского генерала в зимней войне против СССР стал предметом продолжительной лекции, которую Гейнрихс прочел перед руководящими офицерами Генерального штаба Германии.

Наиболее слабым местом, по мнению начальника финского Генштаба, является отвратительная связь, которая и сама по себе ненадежна, и совершенно не защищена, давая легкий доступ противнику на свои каналы. Оперативные коды просты и ненадежны. Русские все это знают, предпочитая нарочных с пакетами. Возможно, в силу этого, а возможно и по ряду других причин, в Красной Армии почти полностью отсутствует взаимодействие между различными видами вооруженных сил.

Но главный недостаток Красной Армии, после многозначительной паузы продолжал генерал Гейнрихс, заключается в другом. И он просит своих немецких коллег внимательно выслушать, что он имеет им сейчас доложить.

Красная Армия находится в глухой оппозиции, если так можно выразиться, к существующему в России режиму. Эго ясно не только из опроса военнопленных, количество которых, кстати говоря, превзошло все наши ожидания. Я возьму на себя смелость утверждать, заявил Гейнрихс, что если бы мы имели возможность нанести по Красной Армии достаточно сильный удар и перехватить инициативу в свои руки, а вы согласитесь, что будь у нас соответствующие силы, это можно было сделать минимум раза три в течение кампании, то Красная Армия просто бы разбежалась или сдалась в плен.

Гальдер недоверчиво взглянул на финского коллегу. Наполеон повторял, что русского солдата недостаточно просто убить, чтобы он упал. Его надо еще и толкнуть.

Он говорил о русском солдате, возразил Гейнрихс, а русского солдата давно нет. Есть советский красноармеец – раб без всяких прав. Расходное пушечное мясо. Они начали войну против нас, не снабдив войска даже элементарным зимним обмундированием, не говоря уже о питании.

Русский солдат, напомнил Гальдер, был крепостным, имеющим не больше прав, чем нынешний. Этого солдата бросали на альпийские перевалы босиком. И тем не менее...

Затем с финнами обсудили ряд вопросов. В частности, о возможностях скрытой мобилизации, постоянно подчеркивая, что все вопросы носят чисто академический характер в рамках сотрудничества генеральных штабов.

Гитлеру доложили о высказываниях Гейнрихса.

Фюрер как-то странно взглянул на Гальдера и тихо сказал: «Он прав. Это колосс на глиняных ногах. Он рухнет под первым же сильным ударом. Именно на этой предпосылке нужно и строить весь план будущей кампании на востоке».

«Я бы не стал строить план кампании на таких проблематических предпосылках», – рискуя вызвать очередную вспышку гнева Гитлера, возразил Гальдер.

Тонкие губы Гитлера сложились в полуулыбку-полугримасу под щеточкой усов, когда он ответил Гальдеру словами, которые начальник Генерального штаба не мог забыть до гробовой доски:

«У нас нет другого выхода, генерал, кроме как надеяться, что у этого колосса глиняные ноги. Только удар должен быть сильным. Очень сильным. Тогда они рухнут. Иначе нам конец, дорогой Гальдер».

Наступление англичан в Африке, наступление греков в Албании, постоянная угроза с востока и, наконец, «садовый шланг» Рузвельта, – более чем достаточно, чтобы круглосуточно пребывать в самом плохом настроении. Но оказывается, и это еще было далеко не все. Начальник немецкой военной разведки адмирал Канарис обратил внимание фюрера на тот факт, что англичане постоянно снимают войска с островов метрополии и перевозят их в Африку, на Ближний Восток, на Крит, на Мальту и во многие другие места.

Это значит, что они уже не боятся нашей высадки?

Нет, это значит, что они знают о том, что нам скоро будет не до высадки на их островах, когда начнется хаос на Балканах, а наши войска попадут под сокрушающий удар сталинских армий.

Имеющий глаза да видит, что мы уже в ловушке, из которой имеются только теоретические выходы. Один из них – это нападение на Советский Союз и его разгром в молниеносной войне.

Это возможно?

Это вполне возможно, ибо Советский Союз – колосс на глиняных ногах. Он рухнет под нашим ударом и развалится.

И тогда можно будет достойно встретить англичан и американцев. Но нужно действовать быстрее, мой фюрер, поскольку совсем не исключена возможность потери инициативы в войне.

Несколько страниц о людях немецких разведок

Адмирал Канарис считался любимцем Гитлера, который его произвел в адмиралы и сделал начальником военной разведки.

Никто никогда не анализировал мудрость кадровой политики Гитлера и не обращал внимания на тот факт, что на многих ключевых постах третьего рейха находились весьма странные личности.

Еще более странные личности возглавляли разведывательные службы гитлеровского рейха.

В молодости Вильгельм Канарис в чине капитан-лейтенанта служил на легком крейсере «Дрезден» и участвовал в знаменитом рейде через Тихий океан легендарной эскадры адмирала графа Шпее.

После эффектной победы у Коронеля эскадра угодила в расставленную англичанами ловушку у Фолклендских островов и была уничтожена. Легкому крейсеру «Дрезден» благодаря высокой скорости хода удалось временно оторваться от английской погони и укрыться в одной из бухт Огненной Земли вблизи мыса Горн. Англичане быстро обнаружили «Дрезден», и перед угрозой неминуемого уничтожения крейсер пришлось затопить, а экипажу интернироваться в Аргентине. На этом закончилась военно-морская карьера Канариса и началась новая – разведывательно-диверсионная. В годы первой мировой войны Канарису пришлось работать и в США под руководством знаменитого фон Папена, и в Мадриде, где он, по слухам, даже был любовником легендарной Мата Хари и во многих других местах, где кайзеровская разведка прилагала титанические усилия, чтобы спасти от краха свою страну.

После крушения кайзеровской Германии, хлебнув демократического разврата Веймарской республики, Канарис – тогда еще капитан 1-го ранга, как и многие разочарованные офицеры кайзеровской армии, пошел на контакт с нацистами, видя в них единственную силу, способную вытащить Германию из «веймарской трясины» и снова обеспечить ей статус великой мировой державы. Декларируемая Гитлером будущая политика, казалось, была направлена именно на это.

То, что Канарису понравился Гитлер, в этом нет ничего странного. Гитлер производил очень сильное впечатление на миллионы людей.

Странно другое – что Канарис понравился Гитлеру. Дед адмирала был греком, приехавшим на заработки в Германию, где он женился на немке и открыл магазин по торговле фруктами. Внук получил от деда в наследство вместе с преуспевающим магазином курчавые черные волосы, смуглый цвет лица и маленький рост, т.е. ту самую внешность, что всегда приводила фюрера в состояние, близкое к ярости. Говорили, что Канарис сыграл известную роль в уговорах фелъдмаршала – президента Гинденбурга, когда решался вопрос о назначении Гитлера канцлером, заставив престарелого воина преодолеть свое презрение к человеку, чья военная карьера остановилась на лычке ефрейтора. Канарис одним из первых принес свои поздравления будущему фюреру Германии, а когда растроганный Гитлер спросил, какой награды тот для себя желает, попросил назначить его начальником военной разведки. Просимое Канарисом показалось Гитлеру очень скромным. Он даже переспросил: «Начальником военной разведки? Конечно, господин капитан цур зее». Вскоре Канарис был произведен в контр-адмиралы и засел в управлении абвера на углу Тирпицуфер и Бендлер-штрассе, пытаясь оттуда покрыть паутиной шпионажа весь мир.

Однако адмирал вскоре разочаровался в Гитлере еще сильнее, чем в демократии. Все кадровые офицеры, начавшие службу в кайзеровской армии, в душе оставались монархистами, что предполагает не только и не столько верность императору, сколько следование определенным морально-эстетическим, кастово-юридическим нормам. Фактически конституционно-демократическая монархия кайзера Вильгельма II, в которой они все были воспитаны, никак не предполагала (даже в страшном сне) простые гитлеровские методы решения как внутренних, так и внешнеполитических задач. Другими словами, бывшие офицеры кайзера оказались совершенно не готовыми к тоталитаризму, который так же отличался от жестко авторитарной монархии, как день от ночи. Наиболее аполитичные пытались просто держаться подальше от многих мероприятий Гитлера, что удавалось далеко не всегда. Но многих это сразу поставило в оппозицию к режиму в самом широком спектре: от рассказывания анекдотов до открытого саботажа.

«Ночь длинных ножей», нюрнбергские законы, политический террор, законы о печати и искусстве, костры книг и, наконец, знаменитая «Хрустальная ночь» показала многим военным профессионалам полную бесперспективность режима, заставляя бороться с ним уже во имя спасения Германии.

К концу 1939 года немецкая военная разведка абвер фактически превратилась в центр подготовки государственного переворота в Германии. Во главе заговора стоял Канарис, а душой всего дела был его первый заместитель – начальник центрального отдела военной разведки и контрразведки полковник (позднее генерал) Ганс Остер. Началось все с лихорадочного поиска возможностей заключения мира с западными странами еще во времена так называемой «странной войны». Параллельно предпринимались отчаянные попытки сорвать намеченное Гитлером наступление на западном фронте. Все материалы и документы, связанные с планом предстоящего наступления передавались противнику по установленным каналам связи через Ватикан и Стамбул, а иногда и напрямую. Недвусмысленный ответ англичан, что они не собираются говорить о мире, пока у власти в Германии находится Гитлер, привели к заговору, направленному на арест или убийство фюрера. В абвере даже была сформирована специальная команда, которая по получении соответствующего приказа должна была осуществить задуманное. В заговор было вовлечено несколько крупных генералов, включая Браухича, Гальдера и находящегося в отставке генерал-полковника Бека. Генералы считали, что молниеносная победа в Польше настолько подняла авторитет Гитлера в войсках, что в настоящее время заговор бесперспективен, поскольку не будет поддержан армией. Нужна какая-нибудь крупная неудача, чтобы заговор совпал с резким падением авторитета Гитлера в армии и в стране. Верным способом обречь любую военную операцию на провал является раскрытие плана этой операции противнику , чем служба Канариса начала заниматься большую часть своего времени, все откровеннее становясь на путь прямой государственной измены. Или, если избегать столь грубой формулировки, все более включаясь в так называемое «антигитлеровское движение сопротивления», что, понятно, совершенно не стыковалось с выполнением военной разведкой своих прямых задач.

Ганс Остер лично собрал и переправил в Лондон оперативную информацию, касавшуюся норвежской операции, и только нерасторопность англичан помешала превратить эту неуклюжую десантную операцию Гитлера в полную катастрофу немецкого оружия.

С не меньшей точностью и объемом союзникам был выдан план немецкого наступления на западе в мае 1940 года. В надежде на грядущее поражение вермахта в абвере был подготовлен любопытный документ со сценарием государственного переворота, составленный Канарисом и Остером, где говорилось:

«На рассвете войска путчистов окружают правительственный квартал в Берлине и занимают важнейшие учреждения. Всех ведущих деятелей государства и нацистcкой партии арестуют и передадут для осуждения специальным военным судам. Сразу же провозглашается чрезвычайное военное положение и публикуется прокламация, сообщающая, что правление взяла на себя „имперская директория“ во главе с генерал-полковником Беком. Следующий шаг: роспуск гестапо, тайного совета и министерства пропаганды. Затем назначение срока всеобщих выборов и начало мирных переговоров с союзными державами. Отмена затемнения. Об арестованных нацистских лидерах следует опубликовать разоблачающие их материалы и для развенчания их в глазах народа широко использовать сатириков и комиков. На первых порах для осуществления переворота привлекаются следующие воинские части: 9-й пехотный полк в Потсдаме, 3-й артиллерийский полк во Фран-кфурте-на-Одере и 15-й танковый полк в Загане».

Борьба с режимом, а особенно если эта борьба идет в военное время и в качестве союзника неизбежно выбирается противник твоей страны, порождает массу нравственных проблем и кучу комплексов вины и неполноценности. Канарис прекрасно это понимал, поскольку бороться приходилось не столько с режимом, сколько с самим собой, пытаясь пока что только для себя найти оправдание собственных действий. Однажды он признался Остеру:

«Если Гитлер выиграет войну, это будет означать наш конец и конец Германии. Если же Гитлер ее проиграет, то и это будет концом Германии. И даже если нам удастся осилить Гитлера, мы этим вызовем не только его крушение, но и наше, ибо за границей никто больше не будет нам доверять».

И тем не менее оба продолжали свою деятельность, пытаясь спасти страну от неминуемой гибели, видя для этого единственную схему: заключение мира с предварительным отстранением Гитлера от власти. Однако оперативные планы, передаваемые противнику, приносили мало пользы. За оккупацией Норвегии последовал блицкриг на западе, молниеносный разгром французской армии и эвакуация английского экспедиционного корпуса с континента. Авторитет Гитлера еще более укрепился, делая планы заговорщиков несбыточными. Но они продолжали свое дело, несмотря на то, что уже несколько раз находились на грани провала.

У Гитлера, как и у Сталина, существовали две практически автономные разведывательные и контрразведывательные службы. Помимо военной разведки адмирала Канариса существовала еще и политическая разведывательная и контрразведьшательная сеть, возглавляемая обергруппенфюрером СС Рейнхардом Гейдрихом – личностью не менее странной, чем Канарис.

Как и Канарис, Гейдрих начал свою карьеру во флоте. Родившись в 1904 году, он был слишком молод, чтобы принять участие в первой мировой войне, проведя военные годы в родном городе Галле, где закончил гимназию. Гейдрих происходил из семьи профессиональных музыкантов. Его прадед – еврей в свое время был первой скрипкой в венской оперетте, и сам Рейнхард восторженно предавался музыке. Многие считают странным, что в 1922 году Гейдрих поступил в военно-морской флот, но надо отметить, что во многих странах отпрыски музыкальных семей избирали для себя военно-морскую карьеру. Таких примеров сколько угодно в английском, русском и немецком флотах...

Закончив училище, молодой Гейдрих был произведен в лейтенанты и назначен офицером службы связи на крейсер «Берлин» – один из немногих крупных кораблей, сохраненных за Веймарской Германией после окончания первой мировой войны. И бывают же такие роковые совпадения, что именно в тот момент, когда лейтенант Гейдрих получил свое первое офицерское назначение на крейсер «Берлин», командование кораблем принял капитан 2-го ранга Канарис. На одном корабле судьба свела две наиболее зловещие и таинственные фигуры будущего третьего рейха, оставивших после себя такую массу загадок и головоломок...

Командир корабля вполне естественно произвел большое впечатление на молодого офицера. Его участие в легендарном походе эскадры адмирала графа Шпее, его романтическая разведывательная деятельность в годы войны, его несомненное благородство, широта взглядов и энциклопедическая эрудиция – все это делало Канариса почти кумиром в глазах Гейдриха. Это юношеское восхищение своим командиром сохранилось у Гейдриха и впоследствии, помешав всесильному начальнику Главного Имперского Управления безопасности (РСХА) окончательно расправиться с адмиралом Канарисом, вставшим на откровенный путь борьбы с гитлеровским режимом.

Естественно, что отношение самого Канариса к Гейдриху было другим. При очередной аттестации подчиненного ему офицера Канарис отметил способности Гейдриха в области навигации и в спорте. Гейдрих действительно увлекался новомодным тогда пятиборьем, показав очень высокие результаты, особенно в фехтовании.

По вечерам в кают-компании крейсера часто звучала скрипка Гейдриха, выбивая своими сентиментальными мелодиями слезы даже у бывалых моряков. По аттестации Канариса Гейдрих был вскоре произведен в обер-лейтенанты, и казалось, перед ним открывалась карьера военного моряка.

Но произошло совершенно неожиданное событие. В 1931 году обер-лейтенант Гейдрих предстал перед судом офицерской чести, который приговорил его к лишению офицерского чина и увольнению из рядов военно-морского флота. Причиной столь жестокого приговора была любовная связь Гейдриха с молоденькой супругой одного из старших офицеров. Дело раскрылось из-за того, что офицер, скрипач и фехтовальщик продемонстрировал в любви явные садистские наклонности, доведя предмет своей любви до больницы...

Вынужденный конец офицерской карьеры Гейдриха и его глубокое падение, как это ни парадоксально, послужили началом его головокружительного взлета. Ему было тогда 27 лет, и он был поставлен перед необходимостью начать жизнь сначала. Лишенный средств к существованию, опозоренный и деклассированный, он соединил свою судьбу с другими подобными ему личностями, которые вынырнули со дна тогдашнего общества, выброшенные болезненными судорогами социальных противоречий. В Киле новоиспеченный люмпен повстречал своего старого приятеля еще по гимназии в Галле Эберштейна, который руководил одной из команд СС, используемой нацистами для разгона уличных митингов своих политических оппонентов и прочих разборок в борьбе за обладание улицей. Эберштейн предложил Гейдриху вступить в свою эсэсовскую команду, на что Гейдрих без колебаний согласился. Как ему при этом (и позднее) удалось скрыть своего предка-еврея, остается загадкой. Видимо, во многих учреждениях третьего рейха торжествовал принцип Германа Геринга, заявившего: «В своем штабе я сам определяю, кто у меня еврей, а кто – нет!»