Алиби

Какой удачной казалась ей поначалу история о поездке в Хилтон-Хед! Курорт находился на значительном расстоянии от Чарлстона и был достаточно оживленным, чтобы ее версию было трудно проверить. Но ей не повезло! Пожар не только разоблачил ее ложь, но и дал Смайлоу повод серьезно задуматься, не скрывает ли она что-то важное.

То, что Юджин рассказала детективу о своем револьвере, было правдой от первого до последнего слова, однако она сомневалась, что он ей поверит. После того как она попалась на лжи, все, что бы она ни говорила, будет встречаться с недоверием и проверяться с особым тщанием.

Юджин понимала, что и Смайлоу, и Стефи Манделл очень бы хотелось, чтобы она оказалась виновна. В особенности – Стефи. Помощник окружного прокурора ненавидела всех женщин, это стало ясно Юджин с первого взгляда. Этот тип она знала достаточно хорошо, поскольку в ее исследованиях ей уже доводилось сталкиваться с подобными характерами. Стефи была умна, амбициозна и готова добиваться своего, не стесняясь в средствах. Но Юджин знала и другое – то, что такие люди редко бывают счастливы, поскольку никогда не бывают довольны ни собой, ни окружающими. В особенности собой, поскольку, всеми правдами и не правдами добиваясь задуманного, они своими руками отодвигали желанную цель дальше и дальше, поднимая планку все выше и выше. В таких условиях недовольство собой становилось перманентным состоянием, накладывавшим свой отпечаток на саму личность. В этом смысле Стефи Манделл была, что называется, классическим клиническим случаем. Ее честолюбие было огромным, а способность удовлетворить его лишь кажущейся, и это превращало всю жизнь Стефи в бесконечную борьбу, в бег к недостижимой линии горизонта.

Что касалось Рори Смайлоу, то «расшифровать» его было труднее. Детектив держался с подчеркнутой сдержанностью, но Юджин догадывалась, что он может быть жесток. За внешним спокойствием она, однако, угадывала что-то, что постоянно грызло его изнутри. Смайлоу не знал ни минуты покоя и находил облегчение в том, что терзал и мучил других, стремясь сделать окружающих такими же несчастными, каким был сам. Это постоянное беспокойство и борьба с собой были его слабым местом, однако, несмотря на это, Смайлоу оставался очень опасным противником. Юджин убедилась в этом на собственном опыте.

Она никак не могла решить, кого из них двоих ей следует опасаться больше.

Был, правда, еще и Хэммонд. Если Смайлоу и Стефи считали ее убийцей, то он мог думать о ней гораздо хуже. Юджин, однако, старалась вспоминать об этом как можно реже. В противном случае раскаяние и сознание безвыходности ситуации, в которой она оказалась, могли парализовать ее волю и сделать легкой добычей для тех же Смайлоу и Стефи.

Но еще тяжелее ей было думать о том, как могло бы все повернуться, встреться они с Хэммондом в другое время и при других обстоятельствах. Если какой-то мужчина и мог прикоснуться к ней, разбудить ее, то это был только он. Только Хэммонду было по силам избавить ее от одиночества, заполнить пустоту в ее сердце и в конце концов разделить с ней жизнь. Теперь она знала это наверняка.

Однако сейчас Юджин не могла позволить себе подобных романтических мечтаний. Сначала ей необходимо было как-то выпутаться из той невообразимой ситуации, в которую, если уж говорить откровенно, она сама себя загнала. Ее практика, ее репутация, свобода и даже жизнь – все оказалось поставлено на карту.

Пошевелившись, Юджин открыла глаза и, взяв с бортика флакон с жидким мылом, намылила губку. Потом она вымыла голову душистым шампунем и снова встала под горячий душ, надеясь, что тепло поможет ей расслабиться.

Наконец Юджин выключила кран и, проведя ладонями по телу, чтобы стряхнуть воду, отдернула пластиковую занавеску. И закричала.

Глава 21

Бобби снова был при деньгах. Не беда, что Юджин Кэрти так и не отдала ему оговоренную сумму – Бобби был уверен, что это только временная задержка. Она никуда не денется и привезет ему эти сто тысяч, потому что в противном случае доктор Кэрти теряла гораздо больше.

Бобби мог немного подождать, благо после знакомства с двумя скучающими девицами он стал на несколько сотен долларов богаче. Пока они дрыхли в его кровати, он потихоньку собрал вещички и отбыл, чувствуя себя почти альтруистом. Как-никак он преподал этим развратным дурочкам хороший урок.

Необходимость найти новое жилье была пустяком по сравнению с доставшейся ему суммой, и, чтобы вознаградить себя за связанные с переездом в другой отель неудобства, Бобби заказал в номер роскошный завтрак.

После завтрака Бобби собирался отправиться по магазинам. Новый шикарный костюм был ему просто необходим. Одежду, которую он носил, Бобби всегда рассматривал в качестве основного средства производства. Чтобы женщины обращали на него внимание, он должен был одеваться соответствующим образом.

Остаток утра Бобби, однако, провалялся в шезлонге возле открытого бассейна отеля, совершенствуя свой загар, и только потом отправился в город.

В бар он вошел одетый в новый, с иголочки, костюм из светло-кремового полотна и стильную шелковую рубашку темно-синего цвета. Этот бар порекомендовал ему таксист, у которого Бобби спросил, где в Чарлстоне можно поразвлечься.

«Хочешь подцепить девочку? – уточнил тот, бросая на него быстрый взгляд в зеркало заднего вида. – Я как раз знаю одно подходящее место, красавчик».

Таксист не подвел. Уже давно Бобби не видел столько классных женщин одновременно. Да и место для «съема» было самое подходящее: гремела музыка, в центре зала топтались потные пары, в углах едва теплились крошечные светильники, а в полутьме стремительно скользили официантки, едва успевавшие исполнять заказы тех, кто явился сюда за развлечениями.

Бобби потребовалось всего двадцать минут и два слабеньких коктейля, чтобы выбрать жертву. Она сидела за столиком одна. На столике был только один бокал. Ее никто не приглашал танцевать. Поза ее была безмятежной, но алчущий взгляд беспокойно бегал по сторонам. Каждый раз, когда вблизи ее столика появлялся одинокий мужчина, на ее губах появлялась зовущая улыбка.

Несколько раз она поглядела и в его сторону, но Бобби притворился, будто не заметил ее взгляда. И только потом неожиданно одарил ее ответной улыбкой.

Она залилась краской и поспешно отвернулась. Рука в дорогих перстнях взлетела к шее и принялась нервно играть тонкой золотой цепочкой.

«Клюнуло!» – подумал про себя Бобби, расплачиваясь с барменом.

Он подошел к ней сзади. Она не видела его и подняла голову, только когда Бобби взялся за спинку свободного стула. – Простите, здесь кто-нибудь сидит? Широко раскрывшиеся глаза и краска удовольствия, бросившиеся ей в лицо, выдали все, что она чувствовала. Впрочем, она тут же спохватилась и даже сделала попытку скрыть свои чувства под напускным кокетством.

– Теперь сидит, – сказала она, хихикнув, поскольку Бобби уже опустился на стул. При этом он намеренно коснулся коленями ее колен, тотчас, впрочем, извинившись за свою неловкость.

– Не хотите ли чего-нибудь выпить? – спросил он самым светским тоном.

Ее звали Элен Роджерс. В Чарлстон она приехала из Индианаполиса и очень страдала от южной жары. Впрочем, тут же добавила она, и в палящем солнце есть свое очарование. От местной кухни она была в полном восторге, хотя и пожаловалась, что за неделю пребывания в Чарлстоне успела набрать пять лишних фунтов.

– О, вам нет никакой необходимости следить за своим весом, – галантно сказал Бобби, хотя, на его взгляд, Элен не мешало бы сбросить фунтов пятнадцать-двадцать. – У вас отличная фигура!

– Я получаю хорошую физическую нагрузку у себя на работе.

– Вы инструктор по аэробике? – предположил Бобби. – Или тренер?

– Кто, я? – Она расхохоталась. – Господь с вами! Я учительница, преподаю английскую грамматику и веду дополнительные занятия по чтению. Набегаешься по этим этажам! Боже, да я каждый день прохожу не меньше десяти миль!

Элен сразу заметила, что он родом из Южных штатов («Вы совершенно правы, мэм!»). Она определила это по его акценту – по характерной для Юга мелодичности речи и по тому, как он растягивает слова. Ей нравятся южане, призналась Элен. Они обычно жизнерадостные и приветливые.

Бобби улыбнулся и наклонился к ней:

– Мы стараемся быть джентльменами, мэм.

Он тут же доказал это, пригласив Элен на танец. И еще на один. Когда оркестр заиграл медленную музыку, Бобби как бы невзначай привлек Элен к себе, не забыв извиниться за то, что так сильно взмок. Но она возразила, что это сущие пустяки и что ей нравится запах пота. «Это так по-мужски!» – сказала она.

В середине танца он положил руку на ее пышный зад и прижал к себе так, что она не могла не почувствовать его возбуждения.

Когда музыка кончилась, Бобби был красен, как вареный рак.

– Извините меня, пожалуйста, – бормотал он, очень правдоподобно запинаясь. – Мне… мне ужасно стыдно. Дело в том, что я давно не прикасался ни к одной женщине. Если вы хотите, чтобы я оставил вас в покое, только скажите, и я…

– Вам не за что извиняться, – мягко сказала Элен. – Это только естественно, и вы ни в чем не виноваты. Ведь вы же не можете контролировать…

– Нет, мэм, не могу. Во всяком случае, не тогда, когда держу вас в объятиях.

Элен взяла его за руку и, отведя обратно к столику, заказала обоим по крепкому коктейлю. Когда она сделала из своего бокала несколько внушительных глотков, Бобби рассказал ей о своей жене.

– Она умерла от рака, – закончил он трагическим голосом. – Это было два года назад, в октябре.

Взгляд Элен выразил приличествующую случаю печаль.

– О, как это ужасно!

И Бобби, ободренный успехом, поведал Элен, что только недавно снова начал выходить и радоваться жизни.

– Сначала, – говорил он грустно, – я был очень доволен, что у нас не было детей, но теперь… Теперь я об этом жалею. Ведь я остался совсем один на всем белом свете, а это нелегко. Человек не должен быть один, понимаете? Это противно его природе.

В ответ Элен сочувственно похлопала его под столом по ноге. Потом ее рука поднялась чуть выше и осталась там.

А Бобби подумал, что все идет как по маслу.

* * *

Хэммонд стоял и смотрел на нее.

– Господи, как же ты меня напугал! – ахнула Юджин. – Что ты здесь делаешь? Как ты попал в дом? Когда?

– Ты тоже меня напугала, – ответил он.

– Я? Как?!

– Я знаю, почему ты солгала. Ты боишься того, кто убил Петтиджона.

Она опустила голову.

– Да. Мне действительно может грозить опасность.

– Я должен был предупредить тебя, но не хотел звонить по телефону…

Юджин машинально загородилась занавеской и бросила беспокойный взгляд в сторону спальни.

– Ты думаешь, Смайлоу прослушивает линию?

– С него станется. Он может пойти на это даже без решения суда. Она на секунду задумалась.

– Мне тоже так кажется. Я почти уверена, что детектив Смайлоу организовал за мной слежку.

– Мне об этом ничего не известно, но это не значит, что за тобой не наблюдают. – Хэммонд перевел дух. – О том, что я здесь, никто не знает. Я перелез через стену сада и битых пять минут стучал в твою кухонную дверь. Я видел наверху свет, но ты все не отзывалась, и мне стало… Я вдруг подумал, что опоздал и с тобой случилось что-то… Ну, ты понимаешь?..

Юджин кивнула.

– Я ничего не слышала. Этот дождь…

– Я напугал тебя. Ты вся дрожишь. – Он снял с вешалки халат и укутал ее. – А почему ты решила, что за тобой следят?

– Я делала пробежку и заметила какую-то подозрительную машину. У нее работал двигатель, но огни не горели и «дворники» не работали.

– Ты выходила? В такую погоду? Одна?

– Я всегда одна, – ответила Юджин. – Но я стараюсь быть осторожной. Он слабо улыбнулся.

– Прости, что напугал тебя, – снова сказал он.

– Ничего страшного… Я и так что-то разнервничалась сегодня.

– Не мог же я так запросто подняться на крыльцо и позвонить в парадную дверь, – сказал Хэммонд извиняющимся тоном.

– Наверное, не мог.

– А если бы мог, ты бы впустила меня?

– Не знаю… Да. – Последнее слово она произнесла совсем тихо.

Хэммонд опустил глаза и уставился на ямочку между ключицами, где, как жемчужина в раковине, блестела крупная капля воды. Руки его все еще сжимали отвороты ее халата и, выпустив их, он сделал шаг назад, думая о том, что за одно это его можно было бы наградить медалью «За доблесть».

– Нам надо поговорить, – сказал он глухо.

– Хорошо, я сейчас…

Хэммонд послушно развернулся на одеревеневших ногах и вышел в спальню. Через несколько минут Юджин присоединилась к нему. Она была одета в довольно старомодный стеганый домашний халат с поясом, который был плотно запахнут у нее на груди.

– У тебя кровь идет.

Хэммонд поднес к глазам руку и обнаружил на большом пальце небольшую ранку.

– Наверное, я порезался, когда взламывал твой замок.

– Хочешь, я дам тебе пластырь?

– Ничего, и так сойдет.

Сейчас Хэммонду меньше всего хотелось разговаривать с ней.

Ему хотелось распахнуть на ней халат и, прижавшись щекой к ее обнаженной груди, попробовать ее кожу на вкус, ощутить ее теплый запах. Все его тело вздрагивало от неистового физического желания, и ему стоило огромного труда не поддаться ему. Никакой вины за то, что произошло в субботу вечером и ночью, Хэммонд не чувствовал – только за то, что случилось потом.

– Ты ведь с самого начала знала, кто я и как меня зовут, – глухо сказал он. Именно сказал, а не спросил, но она все равно ответила:

– Да…

Хэммонд медленно кивнул. Ему по-прежнему было трудно принять то, с чем он так долго мысленно боролся и против чего восставал.

– Мне не хотелось бы говорить с тобой об этом, но…

– Почему?

– Потому что я знаю: ты все равно солжешь, я рассержусь, а мне не хочется злиться на тебя.

– Я тоже не хочу, чтобы ты злился на меня. Так что, может быть, нам все-таки лучше поговорить? Он снова кивнул.

– Мне хотелось бы кое-что от тебя услышать, даже если это будет ложью. Скажи, тогда, в субботу… Можешь ты поклясться, что с тобой еще никогда ничего подобного не происходило?

Юджин слегка наклонила голову.

– Я имею в виду не только ощущения, страсть, но и… В общем, все вместе.

Она сглотнула, и капелька воды, примостившаяся в ямочке, скользнула вниз.

– Со мной еще никогда не происходило ничего подобного, – сказала она неожиданно севшим голосом. – Это правда…

Именно это Хэммонд и хотел… надеялся услышать, однако лицо его осталось почти таким же мрачным.

– Тогда… тогда нам просто необходимо поговорить.

– Но, может быть…

– Необходимо, – повторил он с нажимом. – Скажи, то, что мы пришли в тот павильон на ярмарке почти одновременно, ведь это не было случайностью?

Несколько мгновений Юджин колебалась, потом покачала головой:

– Нет, не было.

– Но как, ради всего святого, ты узнала, что я буду именно там? Ведь я и сам этого не знал!

– Прошу тебя, – тихо сказала она, – не спрашивай меня больше ни о чем.

– Ты была у Петтиджона в субботу?

– Я не могу тебе этого сказать.

– Почему?

– Просто не могу.

– Но ведь это такой простой вопрос! Юджин невесело усмехнулась.

– Смотря для кого. Для меня он совсем не простой.

– Тогда ответь и объясни.

– Если я сделаю это, я останусь… совсем без защиты.

– Мне странно это слышать, – заявил Хэммонд. – Если кому и нужна сейчас помощь и защита, так это мне. Ведь это я оказался подвешен между небом и землей, а не ты.

– Но тебя не подозревают в убийстве.

– Нет, в убийстве меня не подозревают, но согласись, что положение, в котором я очутился, чревато многими другими опасностями. Ведь это я веду дело одного из самых известных граждан города, который к тому же женат на моей близкой знакомой.

– На твоей близкой знакомой? – переспросила она чуть слышно.

– Да, Дэви Петтиджон, в девичестве Бертон, была моей подругой детства. Мы вместе выросли, и теперь она попросила окружного прокурора, чтобы этим делом занимался именно я. Как видишь, на меня надеется много людей, которых мне не хотелось бы разочаровывать. А теперь представь, что будет с моей репутацией, с моей карьерой, с моим будущим, наконец, если кто-то узнает, что сегодня вечером я был здесь, с тобой!

– Ты хотел знать, почему я уехала от тебя в воскресенье, ничего тебе не сказав? – Юджин принялась беспокойно расхаживать из стороны в сторону. – Вот тебе и ответ на твой вопрос. Я хотела остаться для тебя незнакомкой, чтобы ты… чтобы ты не оказался в том положении, в каком находишься сейчас.

– Тебе не кажется, что в воскресенье утром думать об этом было, гм-м… несколько поздновато? И вообще, если бы тебя так заботила моя репутация, ты бы не подцепила меня на ярмарке.

Она остановилась и с упреком посмотрела на него.

– Извини, Хэммонд, но память тебе изменяет. Это ты меня подцепил.

– Ну хорошо, пусть я. – Хэммонд фыркнул. – Только что это меняет?

– Это меняет многое, – твердо возразила она. – Кто дважды догонял меня, когда я хотела уйти? Кто умолял меня побыть с тобой еще немного? Кто поехал за мной после? Кто остановился на заправке и…

– Ну хорошо! – Хэммонд решительно рубанул воздух ладонью. – Допустим, я действительно сделал все это, но ведь нам обоим прекрасно известно, что чем недоступнее женщина, тем желаннее она мужчине. Это одна из самых старых и самых сильных приманок, которая срабатывает практически безотказно. И ты ею воспользовалась. Ты прекрасно знала, что ты делаешь и зачем…

– Да, я знала! – воскликнула она негромко и посмотрела на него полными слез глазами. – Сначала я хотела просто… познакомиться с тобой.

– Зачем?

– Для страховки.

– Иными словами, тебе нужно было алиби? Юджин снова опустила глаза.

– Я не предполагала, что ты мне… так понравишься, – сказала она тихо. – Сначала я действительно собиралась использовать тебя в своих целях, но потом мне стало очень стыдно. Вот почему я пыталась убежать. Я не хотела, чтобы ты оказался скомпрометированным из-за нашей встречи, но ты не отпустил меня. Ты поехал за мной и… поцеловал. – Она снова посмотрела на него. – После этого поцелуя я забыла обо всем на свете, забыла даже, какие причины заставили меня искать знакомства с тобой. Я хотела только одного – быть с тобой. – Быстрым движением руки Юджин смахнула со щеки слезинку. – Ты можешь мне не верить, но это правда.

– Зачем тебе понадобилось алиби?

– Ты же знаешь, я не убивала Петтиджона. Ты сам сказал мне об этом в лифте.

– Да, я так сказал. А теперь ты скажи, зачем тебе в таком случае алиби.

– Не спрашивай меня, пожалуйста.

– Хорошо, не буду. Просто скажи мне.

– Не могу.

– Почему не можешь?

– Потому что не хочу, чтобы ты думал, будто я… – Она глубоко вздохнула.

– Это имеет какое-нибудь отношение к тому мужчине? Вопрос застал ее врасплох.

– К какому мужчине? – спросила Юджин, отшатываясь.

– В воскресенье вечером я был у твоего дома и видел тебя с мужчиной. Вы подъехали в «Мерседесе» с открытым верхом. – Хэммонд помолчал и добавил:

– Это было меньше чем через двенадцать часов после того, как ты покинула мою постель.

– В воскресенье вечером? – переспросила Юджин. – Это был… один мой старый друг. Мы вместе учились в колледже, а сейчас он приехал в Чарлстон по делу. Он позвонил мне и пригласил выпить с ним по коктейлю.

– Ты лжешь.

– Почему ты мне не веришь?

– Потому что моя работа как раз и состоит в том, чтобы отличать ложь от правды и лжецов – от честных людей. Ты лжешь мне, Юджин!

Она выпрямилась и скрестила руки на груди.

– Этому необходимо положить конец! – воскликнула она. – Сегодня, сейчас. Так дальше продолжаться не может. На карту поставлена твоя карьера, и я не хочу отвечать за ее возможный крах. И уж тем более я не хочу иметь дело с кем-то, кто мне не верит.

– Кто был этот мужчина?

– Какая тебе разница? Я же сказала – он мой старый друг. Подумай лучше о своих друзьях, которые спят и видят, как бы отправить меня на скамью подсудимых.

– Что удивительного в том, что я тебе не верю, когда ты не хочешь ответить мне на самые простые вопросы? – спросил Хэммонд сердито.

– Для меня это непростые вопросы! – почти прокричала в ответ Юджин. – Ты даже не представляешь себе, насколько они непростые. Они напоминают мне о вещах, о которых я пыталась забыть и которые преследовали меня с… – Она осеклась, сообразив, что сказала слишком много. – Я понимаю, – добавила она почти спокойно, – что ты не можешь верить мне, как не поверил бы мне любой разумный человек. Что ж, тем больше у тебя оснований уйти и никогда больше не возвращаться. Никогда, слышишь?

– Вот и отлично.

– Пока мы с тобой лежали в постели…

– Это было великолепно!

– Но если ты мне не доверяешь…

– Не доверяю.

– Тогда…

– Ты спала с Петтиджоном? Она побледнела.

– Что-о?!

– Ты спала с ним? – повторил Хэммонд. – Лют был твоим любовником?

Он шагнул к ней, непроизвольно сжимая кулаки, она попятилась и пятилась до тех пор, пока не уперлась спиной в стену.

Так вот что его так беспокоит, поняла Юджин. Вот что заставляет его пренебрегать карьерой, положением в обществе и всем остальным, что он когда-то считал важным. Желание знать ответ на этот вопрос было в нем таким сильным, что обычно осторожный и сдержанный Хэммонд Кросс вел себя как человек, совершенно потерявший голову.

– Так ты трахалась с Петтиджоном или нет? Отвечай!

– Нет! – выкрикнула она и добавила совсем тихо:

– Нет, клянусь тебе.

– Ты убила его? – Он сжал руками ее плечи и так низко наклонился к ней, что его лицо оказалось всего в нескольких дюймах от ее головы. – Ответь мне честно на этот вопрос, и я прощу тебе любую ложь. Ты убила Люта Петтиджона?

Юджин отрицательно покачала головой:

– Нет, я его не убивала.

Он уперся кулаками в стену позади нее и, наклонившись еще ниже, коснулся щекой ее щеки. Его дыхание было горячим и таким громким, что заглушало даже шум дождя снаружи.

– Я хочу верить тебе…

– Это правда, я не убивала Петтиджона, – повторила Юджин. – Но не спрашивай меня больше ни о чем, потому что я все равно не смогу ответить…

– Но почему? Скажи хотя бы – почему?

– Потому что ответы причинили бы мне слишком сильную боль.

– Как? Я не понимаю…

– Прошу тебя, не заставляй меня. Это же мука мученическая… Я боюсь, что мое сердце просто разорвется пополам.

– Но своей ложью ты разбиваешь сердце мне.

– Пожалуйста, Хэммонд, если ты хоть немного уважаешь меня, избавь меня от… Я не хочу, чтобы ты во мне разочаровался. Я предпочла бы никогда больше с тобой не встречаться, чем позволить тебе знать…

– Что? Скажи мне!

Она решительно покачала головой, и Хэммонд понял, что продолжать давить на нее бессмысленно. К тому же после того, как он убедился, что Юджин не причастна к убийству Петтиджона, с его стороны было бы самым правильным оставить ее в покое и не лезть ей в душу.

– Это еще не все, – неожиданно добавила Юджин. – Назревает кризис, и мы можем оказаться по разные стороны барьера…

– Значит, твоя тайна все-таки имеет отношение к делу? – встрепенулся Хэммонд, хватаясь за ее слова, как за последнюю надежду.

– Я знала, что наша встреча все очень усложнит, и тем не менее допустила… Больше того, я хотела, чтобы это произошло. Даже на заправочной станции я еще могла сказать тебе «нет», но… не сказала.

Он слегка приподнял голову, чтобы видеть ее лицо.

– А если бы тебе представилась возможность переписать эту страницу заново…

– Это нечестно!

–..Ты бы что-нибудь изменила?

Она долго выдерживала его взгляд, лишь еще одна слеза скатилась по ее щеке. Для Хэммонда это было достаточным ответом.

– Я тоже!.. – прошептал он. – Я тоже не стал бы ничего менять.

Мгновение спустя он обнял Юджин, и его жадный рот раздвинул ее губы. Вода капала с ее мокрых волос на его рубашку. Наконец они разжали объятия.

– Юджин…

– Хэммонд…

Они рассмеялись тому, что впервые назвали друг друга по имени и поцеловались с еще большей страстью. Распустив пояс ее халата, Хэммонд просунул руки под ткань и ласкал нежную кожу Юджин, исторгая из ее уст негромкие стоны.

Кровь стучала в ушах Хэммонда громче, чем низвергающиеся на крышу потоки дождя. Гулкие удары пульса заглушали не только все внешние звуки, но и робкий голос совести и здравого смысла. Когда они и вовсе замолчали, он подхватил Юджин на руки и перенес на постель. Уложив ее на простыни, Хэммонд, сгорая от нетерпения, сорвал с себя одежду и лег рядом. С губ его сорвался протяжный вздох, в котором смешались отчаяние и страсть.

– Я спала с тобой не ради алиби, Хэммонд…

Приподнявшись на руках, он заглянул ей в глаза:

– А ради чего?

– Ради тебя самого…

Хэммонд спрятал голову у нее на груди.

Высшей точки наслаждения они достигли одновременно.

* * *

Они лежали под одеялом, обнявшись. Юджин прижалась к нему, и Хэммонд с удовлетворением увидел, какое у нее счастливое лицо. Правда, глаза ее были закрыты, но губы слегка улыбались, и на щеках играли очаровательные ямочки. Она не спала, и Хэммонд, негромко рассмеявшись, поцеловал ее веки.

Юджин открыла глаза и посмотрела на него, потом выпростала из-под одеяла руку и провела кончиком пальца по его губам.

– О чем ты думаешь? – спросил Хэммонд.

– Я думала о том, как было бы здорово пойти с тобой куда-нибудь. Например, в ресторан или в кино… Чтобы вокруг было много народа и все-все нас видели. Чтобы я могла познакомить тебя со своими друзьями.

– Может быть, когда-нибудь так и будет.

– Может быть… – эхом повторила она, но в ее голосе звучало сомнение. – Я недавно в Чарлстоне, но кое-что знаю. Знаю местное общество… Мне известно, что здесь не жалуют чужаков.

– Меня это не волнует.

– Зато волнует большинство коренных чарлстонцев. В Чарлстоне, наверное, каждая семья ведет свою родословную если не от первых поселенцев, то по крайней мере от героев Гражданской войны.

– Один знаменитый чарлстонец, – правда, он был литературным персонажем – сказал: «Дорогая моя, мне теперь на это наплевать».[4] И я готов подписаться под этими словами. Даже если бы мне было не наплевать, я бы все равно предпочел тебя всем женщинам нашего города. Я предпочел бы тебя любой красавице, пусть она даже ведет свою родословную от Евы.

– Любой? А Стефи Манделл?.. – Юджин рассмеялась, увидев выражение его лица. – Посмотрел бы ты на себя сейчас!

– Как ты узнала?

– Женская интуиция. Она мне сразу не понравилась, и я уверена, что это между нами взаимно. Нет, это не обычная неприязнь, которая возникает, наверное, между подозреваемым и следователем. Это совсем другое чувство, более глубокое и более примитивное, что ли… Сегодня, когда она едва не застукала нас в лифте, я поняла. Ведь вы были любовниками, правда?

– Вот именно – «были». – Хэммонд специально выделил голосом последнее слово. – Мы встречались почти год, но потом…

– Как давно вы расстались?

– Два дня назад.

– Два дня? – в замешательстве переспросила Юджин. – То есть… в это воскресенье? Он кивнул.

– Из-за… из-за того, что случилось накануне?

– Ну, не совсем. Для меня наши отношения закончились уже довольно давно, но после… Когда я узнал тебя, мне окончательно стало ясно, что мы со Стефи не созданы друг для друга. – Он ласково провел рукой по ее волосам. – Несмотря на то, что ты – маленькая врушка, ты самая соблазнительная и желанная женщина в мире. И дело тут не только в твоей физической привлекательности…

– А в чем же?

– Ты умна.

– О, весьма! Кроме того, я люблю животных и вежлива со старшими.

– Ты веселая.

– А еще у меня спокойный, выдержанный характер.

– Ты покладиста, чистоплотна и, должно быть, замечательный врач.

– Я чувствовала, что в детстве ты был бойскаутом!

– Что было, то было… так о чем я? Ах да, у тебя очень красивые груди!

– Ты же говорил, что дело не в физической привлекательности.

Вместо ответа Хэммонд наклонился и крепко поцеловал Юджин. Когда он наконец отстранился, лицо у нее было хмурым, и это напугало его.

– Что случилось?

– Тебе надо быть очень осторожным!

– Никто никогда не узнает, что я был у тебя. Но Юджин покачала головой:

– Нет, я не об этом.

– А о чем?

– Смотри, как бы я не влюбилась в тебя, Хэммонд! Как же тогда ты сможешь потребовать для меня обвинительный приговор?

Среда

Глава 22

– Спасибо, что согласились принять меня. Прокурор Мейсон указал Стефи Манделл на кресло.

– У меня только одна минута, Стефи! – прогрохотал он. – Что у тебя за дело?

– Я пришла по поводу дела Петтиджона.

– Я так и понял. Что-нибудь случилось? Последовавшая пауза была тщательно рассчитана и неоднократно отрепетирована.

– Мне не хотелось бы беспокоить вас, поскольку эта проблема скорее наша, внутренняя, – произнесла наконец Стефи, продолжая разыгрывать нерешительность. – И все же…

– Что за проблема? – не сказал, а словно в колокол ударил прокурор. – Ты, наверное, имеешь в виду Хэммонда и детектива Смайлоу – этих двух бойцовых петухов? Они что, сцепились?