Алиби

– А что ты скажешь не как прокурор, а как человек?

Хэммонд нахмурился.

– Я скажу то же самое.

– Так-так… – Лоретта посмотрела на него с явным недоверием, но ничего больше не возразила. – Хорошо, – кивнула она. – Да поможет ей господь, особенно если она не убивала Петтиджона.

– Ух не хотела ли ты сказать: да поможет ей бог, если она убила?..

– Я сказала то, что сказала.

– Что-то я тебя не понимаю.

– Если доктор Кэрти побывала около номера Петтиджона, но не убивала его, значит, она может оказаться свидетельницей.

– Свидетельницей? Но почему тогда…

– Почему она ничего не сказала? Господи, Хэммонд, это же элементарно! Доктор Кэрти боялась…

– Чего она боялась? Что ее саму могут обвинить в убийстве? Лоретта покачала головой:

– Нет, Хэммонд. Она боялась того, кто убил.

Глава 18

Сидя за рулем своей машины, Юджин не забывала одним глазом поглядывать в зеркало заднего вида. Это весьма смахивало на паранойю, но, поразмыслив, она решила, что поспешила с диагнозом и что подобное поведение во многом оправданно. Во-первых, ее почти целый день допрашивали в связи с убийством, а во-вторых, на допросе присутствовал Хэммонд Кросс, который знал, что она лжет. Неудивительно, что теперь она нервничала. Да и кто бы на ее месте не занервничал?

Хэммонд… Он промолчал, а это значило, что он солгал тоже, вот только почему он так поступил? Может быть, он хотел поглядеть, как далеко она зайдет в своей лжи? Что ж, она пошла до конца и, завершая свою выдуманную историю о поездке в Хилтон-Хед, была почти уверена, что Хэммонд сейчас разоблачит ее.

Но он этого не сделал, и Юджин решила, что он оберегает свою репутацию. Очевидно, ему не хотелось, чтобы детектив Смайлоу и Стефи Манделл узнали, как он переспал с ней – единственным человеком, который, как они были убеждены, способен был привести их к убийце. Да, похоже, что Хэммонд гораздо больше заинтересован в том, чтобы скрыть правду. По крайней мере – пока…

Но ведь все может измениться в любой момент, и, следовательно, она по-прежнему находится в опасности. До тех пор, пока она не узнает, как именно Хэммонд намерен использовать имеющуюся у него информацию, ей необходимо принять все меры, чтобы защититься от обвинений. Возможно, до ареста дело и не дойдет, и все же она должна быть готова ко всему.

Добравшись до отеля, где остановился Бобби, Юджин оставила машину на общественной парковке, решив, что в ее положении лучше не привлекать к себе внимания гостиничной обслуги. Отель был из дорогих, и, разглядывая мраморные колонны и широкое крыльцо, Юджин подумала о том, что Бобби сумел-таки добиться своего. В прежние времена он останавливался в самых дешевых ночлежках.

Войдя в лифт и нажав кнопку нужного этажа, Юджин устало закрыла глаза и покрутила из стороны в сторону головой. Она чувствовала себя выжатой, как лимон, а ей еще предстоял нелегкий разговор с Бобби. Она не позвонила ему и не предупредила о своем визите, надеясь застать его врасплох и тем самым обеспечить себе хотя бы минимальное преимущество.

Не было смысла обманывать себя – она боялась предстоящего разговора. Больше всего на свете ей хотелось повернуть время вспять и заново переписать день, когда после двадцати лет отсутствия Бобби Тримбл снова появился в ее жизни. Нет, даже не переписать, а вычеркнуть его вовсе, как, впрочем, и все последующие дни…

Но это означало бы, что она никогда бы не встретилась с Хэммондом и не провела с ним чудесную ночь…

На это Юджин решиться не могла. В ее жизни и без того было слишком мало счастливых минут. Даже в детстве. Рождество было для нее всего лишь одним из дней на календаре, ничем особенным не отличавшимся от длинной череды таких же унылых и серых дней. Торт со свечами в день рождения, пасхальный кулич, маскарадный костюм в канун Дня Всех Святых – ничего этого у нее никогда не было; кажется, лишь в четырнадцать лет она узнала, что все эти праздники бывают не только по телевизору или в журналах, но и в реальной жизни и что обычные люди тоже могут участвовать в распродажах, церковных службах и карнавалах.

Юность ее тоже была не особенно веселой. Довольно долгое время Юджин никак не удавалось справиться с прошлым и стать новым человеком. Вернуть все, что недополучила, залечить нанесенные ей раны – этому она посвящала все свое время. Но главным для нее было будущее, поэтому, поступив в университет, она училась с таким усердием и с такой самоотдачей, что у нее не оставалось ни сил, ни времени на флирт и свидания с молодыми людьми.

Когда Юджин удалось обзавестись частной практикой, она посвятила все свою энергию ей. Благотворительность и общественная деятельность, которым она предавалась с не меньшим рвением, помогли Юджин познакомиться с достойными людьми. С некоторыми она даже подружилась, однако по-прежнему в ее жизни не было места для романтического увлечения. Это был ее собственный выбор, и Юджин никогда о нем не жалела.

Но счастье, всепоглощающая радость и блаженство, которые Юджин изведала с Хэммондом, до поры до времени бежали от нее. Она не представляла, что это такое – полностью раствориться в другом человеке, отдавать всю себя и получать сторицей, и не знала, как трудно будет забыть о пережитом. Она не сознавала всех опасностей пути, на который ступила. Только теперь ей что-то открылось, и она невольно спрашивала себя, всегда ли приходится платить за счастье такой дорогой ценой?

Когда двери лифта открылись, Юджин сразу услышала громкую музыку и подумала, что она, скорее всего, доносится из номера Бобби. Она не ошиблась. Ей даже пришлось постучать дважды, прежде чем музыка смолкла, и знакомый голос спросил из-за двери:

– Кто там?

– Бобби, это я. Мне нужно с тобой поговорить. Через несколько секунд дверь отворилась. Бобби стоял на пороге, и на нем не было ничего, кроме обмотанного вокруг бедер мохнатого полотенца.

– Если ты собираешься сдать меня копам, – прошипел он, – то помоги тебе господь! Я…

– Не говори глупости, – перебила она. – Я вовсе не хочу, чтобы полиция узнала о том, что мы с тобой знакомы.

Глаза Бобби быстро обежали пустой коридор. Убедившись, что Юджин одна, он удовлетворенно хмыкнул.

– Рад это слышать, Юджин. А я-то думал, что ты снова меня подставила.

– Я… – Какой-то шорох привлек ее внимание, и Юджин, вытянув шею, заглянула ему через плечо. В дверях спальни появились две девушки, слегка задрапированные простынями. – А кто… Что они здесь делают? – вырвалось у Юджин.

Бобби оглянулся и, небрежно улыбнувшись, поманил девиц. Когда они подошли, он обнял их за талии.

– Познакомься, Юджин, это… Она поспешно махнула рукой.

– Мне нужно поговорить с тобой. – Она слегка выделила голосом последнее слово и впилась в него нетерпеливым взглядом.

– О'кей, – вздохнул Бобби. – У тебя, как всегда, одни дела на уме…

Он слегка подтолкнул девиц обратно в спальню.

– Подождите меня пару минут, – проворковал он. – У нас с Юджин есть одно маленькое дельце, после чего я снова ваш… А теперь – ступайте.

Не слушая их возражений, он закрыл за ними дверь.

– Ну, я слушаю…

Юджин внимательно оглядела его.

– Ты курил марихуану или нюхал коку? – спросила она без обиняков.

Бобби сделал оскорбленное лицо.

– Что, я не имею права расслабиться? Мне необходимо было снять стресс после того, как сегодня утром я увидел копов у твоего дома.

– Где ты купил наркотики?

– Мне нет нужды что-то покупать. Главное – правильно выбирать друзей… Юджин посмотрела на закрытую дверь спальни:

– Это твои друзья? Скорее уж – жертвы…

Он осклабился, нисколько не задетый ее словами.

– Что же тут плохого, если этим цыпочкам деньги девать некуда? Они снабдили меня превосходной «травкой». Кстати, не хочешь к нам присоединиться? – Он поднял руку и игриво ущипнул ее за плечо. – Гляди-ка, как ты напряжена! Сигаретка с «травкой» и сеанс быстрого секса – это как раз то, что тебе нужно.

Юджин оттолкнула его руку.

– По-моему, ты меня с кем-то перепутал.

– Вольному воля… – Он пожал плечами и ухмыльнулся. – Тогда гони мои деньги, и распрощаемся.

– У меня их нет.

Лицо у Бобби вытянулось.

– Ты ведь шутишь, правда? – недоверчиво протянул он.

– Ни капельки. Ты сам видел полицейских на моем крыльце, Бобби. Не могла же я доставать деньги при них! Я и сюда-то приехала, чтобы предупредить тебя: не приближайся ко мне. Не приходи, не звони и не появляйся возле моего дома. Я не хочу тебя видеть. Я не хочу тебя больше знать!

– Погоди-погоди… – заторопился Бобби. – Мы же с тобой договорились!..

– Обстоятельства изменились, Бобби, и наша сделка отменяется. Копы подозревают, что я что-то знаю об убийстве Люта Петтиджона.

– Но это не моя вина, Юджин! Ты сама села в лужу, а теперь валишь все на меня…

– Вчера вечером я сказала тебе…

– Я помню, что ты мне сказала, но это не значит, что я тебе верю.

Юджин вздохнула. Спорить с ним было бессмысленно. Бобби не поверил ей вчера, а теперь ей тем более его не убедить. Впрочем, по большому счету ей было наплевать, поверит он ей или нет – она хотела только одного: избавиться от Бобби раз и навсегда.

– Я отдам тебе деньги. Сто тысяч, как и договорились, – сказала она.

– Сегодня.

Юджин покачала головой:

– Нет. Через две недели. Может быть, через три, когда с этим недоразумением будет покончено. Было бы безумием передать тебе деньги сейчас, когда полиция так мною интересуется. Возможно, за мной даже следят.

Упершись кулаками в бока, Бобби наклонился вперед так, что его лицо оказалось вровень с ее.

– Разве я не говорил тебе, чтобы ты была предельно осторожна? – прошипел он. – Разве я тебя не предупреждал?

– Да, предупреждал.

– Как же тогда они вышли на тебя?

Юджин покачала головой. Ей вовсе не улыбалось обсуждать с ним это сейчас, к тому же она хорошо понимала: Бобби глубоко плевать, сумеет ли полиция установить связь между ней и Петтиджоном. Его интересовало только одно…

– Ты получишь свои деньги, – сказала она, стараясь говорить как можно убедительнее. – Я сама свяжусь с тобой, когда мы сможем встретиться, ничем не рискуя, а до тех пор… держись от меня подальше. Если будешь искать встречи со мной, этим ты только навредишь себе, понятно?

Должно быть, действие наркотика понемногу заканчивалось, поскольку лицо Бобби неожиданно сделалось мрачным.

– Ты меня за дурака держишь? – злобно спросил он. – Не-ет, красотка, так легко тебе от меня не отделаться! Подумай хорошенько и… не зли меня. Пока я не получу мои денежки, я от тебя не отстану. В конце концов – они взаправду мои. Я их честно заработал, и ты должна отдать мне бабки по-хорошему, иначе…

– По-хорошему, мне давно следовало тебя убить, – холодно возразила Юджин. – Именно этого ты заслуживаешь.

– Это что, угроза? Боюсь, ты не отдаешь себе отчета, в каком положении находишься… – Он неожиданно ткнул ее в грудь твердым, как гвоздь, пальцем. – Заруби себе на носу, Юджин Кэрти: мне нечего терять, а ты теряешь все. Привези мне эти деньги, иначе…

– Бобби, по-моему, ты не понимаешь, что тебе говорят. Я не могу отдать тебе деньги. Не сейчас.

– Врешь. В конце концов, ты у нас – доктор, психолог и все такое прочее – ты и придумывай, как обмануть копов. Это не мое дело. – Он зло прищурился. – Ты привозишь деньги – я исчезаю. Нет – нет… Надеюсь, я ясно выражаюсь?

Юджин почувствовала, как в ее душе снова вскипает ненависть к этому подонку, и поразилась силе и глубине этого чувства.

– Эти две крошки… – промолвила она, кивнув на закрытую дверь спальни. – Знают ли они, что завтра утром проснутся без денег и украшений?

– Зато они кое-что получат взамен. – Бобби подмигнул. Угроза, скрытая в ее словах, так и не дошла до его все еще одурманенного наркотиком сознания. – То, чего они хотели, и даже больше…

От отвращения и ненависти Юджин едва не замутило, но она нашла в себе силы твердо покачать головой.

– Держись от меня подальше, пока я не свяжусь с тобой, – едва сдерживаясь, повторила она и, выйдя за дверь, направилась к лифту.

Бобби выглянул в коридор и, глядя ей вслед, прошипел:

– Я стану твоей тенью, Юджин. Только оглянись – я буду рядом…

Она не нашлась что ответить.

* * *

Хэммонд включил лампу на ночном столике, и стены, оклеенные пастельных тонов обоями, озарились мягким, теплым светом. Оглядываясь по сторонам, он вынужден был признать, что на убранстве номеров Лют Петтиджон не экономил. Во всяком случае, над «люксом», в котором прошли последние часы его жизни, явно поработал один из лучших декораторов.

Комната, в которой стоял Хэммонд, была просторной, но весьма уютной благодаря умело подобранным обоям и многочисленным мягким драпировкам. В специальной тумбе с распахнутыми дверцами находились видеомагнитофон и телевизор с двадцатисемидюймовым экраном. В нижнем отделении тумбы стоял проигрыватель компакт-дисков, лежал пульт дистанционного управления для телевизора и номер «Телегида» с программой.

Хэммонд заглянул в ванную комнату. Развешанные на декоративной решетке полотенца были даже не смяты, словно их никто не трогал с тех пор, как в номере в последний раз побывала горничная. На мраморном столике под зеркалом все еще стояла серебряная корзиночка с шампунями и жидким мылом и лежали стандартный гостиничный набор с нитками и иголками, бархотка для обуви и пластиковая шапочка для душа.

Выключив свет в ванной, Хэммонд вернулся в спальню. Здесь, как и в гостиной, находился мини-бар, содержимое которого, разумеется, было уже исследовано экспертами-криминалистами. Тем не менее Хэммонд все же достал из кармана носовой платок и, обернув им руку, открыл дверцу. Судя по описи, приклеенной к дверце с внутренней стороны, все напитки были на месте.

Хэммонд закрыл дверцу и услышал, как негромко заурчал мотор охладителя. Этот звук странным образом успокоил его, придав всей обстановке что-то совсем домашнее, мирное. Лишь сейчас Хэммонд понял, как давила на него тишина, царившая в номере Петтиджона… Нет, не в номере, а на месте преступления.

Покинув «Тенистую пещеру», он хотел было сразу отправиться домой, чтобы наконец закончить этот длинный и трудный день, но вместо этого зачем-то приехал в «Чарлстон-Плаза». Впрочем, он знал – зачем. Последние слова Лоретты накрепко засели в его сознании и не давали Хэммонду покоя.

Была ли здесь Юджин Кэрти в прошлую субботу? Видела ли она что-то такое, о чем побоялась рассказать, чтобы не подвергнуть опасности собственную жизнь? Он все больше и больше склонялся к этой версии, поскольку альтернатива была слишком пугающей. Он не мог поверить, что Юджин – убийца, и поэтому он приехал сюда в смутной надежде обнаружить что-то, что проглядели следователи. Что-то, что оправдает Юджин и укажет на настоящего убийцу.

Но находиться в номере, где в ту трагическую субботу он сам встретился с Лютом Петтиджоном и обменялся с ним резкими словами, Хэммонду было нелегко. Тогда он не пошел дальше гостиной, с порога сказав то, что хотел сказать. Лют выслушал его, сидя на софе и потягивая виски. На лице его не дрогнул ни один мускул, и, даже когда Хэммонд закончил, Петтиджон совершенно спокойно объяснил ему, что если он возбудит против него преследование, то в орбиту судебного разбирательства непременно окажется втянут и его отец.

«Разумеется, – добавил Лют, приторно улыбаясь, – всех этих неприятностей можно избежать. Если ты согласишься сделать так, как я тебе скажу, никакого скандала не будет. Больше того, все будут счастливы и довольны и даже станут намного богаче, чем были».

Не испытывая неловкости, Петтиджон открытым текстом предлагал Хэммонду продать душу дьяволу, чтобы спасти отца и заодно заработать кое-какой политический капитал. Хэммонд отказался от сделки в самых резких выражениях, и Петтиджону это не понравилось. В мгновение ока от его показного благодушия не осталось и следа.

«Ты еще пожалеешь, щенок!» – крикнул он, но Хэммонд уже вышел из номера, громко хлопнув дверью.

Раздумывая об этом, Хэммонд подошел к встроенному шкафу, куда он еще не заглядывал. За высокими зеркальными дверьми находились только пустой сейф и вешалки для одежды. Лишь на одной из распорок висел в прозрачном чехле купальный халат с поясом, а под ним лежали все еще упакованные в целлофан шлепанцы.

Похоже, что и ими Петтиджон так и не успел воспользоваться. Хэммонд задвинул створку на место и вздрогнул, увидев отразившуюся в зеркале фигуру.

– Что-нибудь ищешь? Хэммонд круто обернулся.

– Я… я не знал, что здесь кто-то есть.

– Я так и понял, – кивнул Смайлоу. – Ты подпрыгнул, как будто тебя подстрелили. – Он хмыкнул и, обернувшись через плечо, посмотрел на то место на ковре, где темнели пятна засохшей крови. – Извини, – добавил он с издевкой, – возможно, я неудачно выразился…

– Ничего, переживу, – сухо отозвался Хэммонд, стараясь взять себя в руки и побороть неловкость, которую он испытывал. Смайлоу мог подумать, что он что-то вынюхивает. – Насколько я тебя знаю, – добавил он, – ты всегда подбираешь слова очень тщательно.

– Это верно, – согласился Смайлоу и прищурился. – Итак, какого черта тебе здесь понадобилось?

– А твое какое дело? – сердито отрезал Хэммонд, слегка повышая голос. Если Смайлоу не стесняется в выражениях, почему он должен сдерживаться?

– Может быть, ты не заметил, но дверь номера была опечатана? – спросил детектив. – Или ты считаешь, что тебе все позволено?

– Мне, как прокурору, по службе полагается бывать на местах преступлений, которыми я занимаюсь.

– А разве прокурор не должен предварительно уведомить полицию и заодно захватить с собой понятых, чтобы потом не возникло никаких недоразумений?

– Я знаю порядок, – сердито буркнул Хэммонд.

– Тогда почему…

– Я был занят, – коротко сказал Хэммонд. Смайлоу был прав, разумеется, но будь он проклят, если признает это. – Когда я освободился, было ухе поздно, и мне не захотелось обращаться в полицию, да еще тащить с собой копа. Я ничего здесь не трогал… – Он помахал в воздухе рукой, в которой все еще держал платок. —..И ничего не взял. Кроме того, мне казалось, что вы уже все здесь осмотрели.

– Да, мы закончили осмотр.

– Тогда что тут делаешь ты? Ищешь улики? Или, наоборот, пришел подбросить парочку? Несколько мгновений оба мерили друг друга воинственными взглядами. Смайлоу первым справился с собой.

– Я пришел сюда, чтобы обдумать кое-какие факты, всплывшие после вскрытия.

– Какие? – против собственной воли заинтересовался Хэммонд. Смайлоу повернулся и, сделав несколько шагов, остановился возле кровавых пятен на ковре.

– Странный характер ранений. Установить траекторию пуль довольно трудно из-за обширного характера повреждений, но Мэдисон почти уверен, что, когда в Петтиджона стреляли, он уже лежал на полу. Во всяком случае, выстрелы были произведены с расстояния не больше чем один-два фута.

– Промахнуться было трудно.

– Убийца и не промахнулся. Оба ранения были смертельными.

– Однако убийца, похоже, не знал, что Люта хватил удар.

– И все же он шел сюда, чтобы убить.

Оба некоторое время рассматривали пятно на ковре.

– Знаешь, что меня беспокоит? – спросил Хэммонд после продолжительной паузы. – Шум. Убийца дважды стрелял из револьвера тридцать восьмого калибра, а между тем выстрелов никто не слышал.

– Во-первых, в этот час на этаже не было почти никого из постояльцев. Во-вторых, вечерняя смена начинается только в шесть, и коридорный еще не успел подняться на этаж. В-третьих, убийца мог воспользоваться глушителем, возможно, даже самодельным, хотя Мэдисон и не обнаружил в ране никаких частиц, которые бы на это указывали. Но я лично склонен считать, что слова Петтиджона о том, что номера в его отеле будут звуконепроницаемыми, не были пустой похвальбой. В отличие от разрекламированной им системы видеонаблюдения…

– Мне только что пришло в голову… – начал Хэммонд, и Смайлоу кивнул в знак того, что внимательно слушает. – Тот, кто убил Люта, несомненно, многое знал об отеле, как если бы он специально изучал все, что делал здесь Петтиджон. Это заставляет задуматься, не было ли у убийцы личных мотивов… – Он испытующе поглядел на Смайлоу. – Надеюсь, ты понимаешь, о чем я?

Но Смайлоу выдержал его взгляд.

– Прекрасно понимаю, – сказал он холодно.

Вторник

Глава 19

Лют Петтиджон завещал, чтобы его кремировали, поэтому сразу после вскрытия тело перевезли в городской крематорий. Вдова Петтиджона позаботилась обо всех формальностях и заполнила все необходимые бумаги. Тело было предано огню, и уже в воскресенье утром Дэви Петтиджон по лучила на руки урну с прахом мужа.

На утро вторника была назначена и поминальная служба, хотя ввиду особых обстоятельств кончины Петтиджона кое-кто считал, что вдова излишне торопится.

Ровно в десять утра из боковых дверей появилась Дэви, прошествовавшая к свободным местам в первом ряду. Она с головы до пят была одета в черное, и лишь нитка крупного жемчуга оживляла ее траурный наряд. Волосы она собрала на затылке в простой «конский хвост», а на голову надела черную соломенную шляпу, широкие поля которой скрывали ее лицо – как и темные солнечные очки, которые она не снимала на протяжении всей службы.

– Как ты думаешь, почему она прячет глаза? – спросила Стефи у Смайлоу. – Потому, что они опухли от слез, или, напротив, потому, что они сухи?

Смайлоу сидел, наклонив голову, как будто в самом деле прислушивался к молитвам, и вопрос Стефи заставил его нахмуриться.

– Не знаю, – коротко ответил он одними губами.

– Извини. – Стефи покачала головой. – Вот не знала, что ты веришь этим предрассудкам.

После этого она замолчала и не произнесла ни слова до самого конца службы, хотя и не была религиозна. Вечная жизнь интересовала Стефи гораздо меньше, чем жизнь земная, главным образом потому, что все ее честолюбивые мечты были связаны именно с этим миром. Да и венец праведницы, которым она могла быть награждена в загробной жизни, привлекал ее гораздо меньше, чем должность окружного прокурора.

Поэтому, отключившись от проникновенных слов заупокойной молитвы и траурных гимнов, Стефи потратила этот час на то, чтобы еще раз обдумать все аспекты дела Петтиджона и в особенности то, как она может использовать их для собственной выгоды.

Вчера вечером именно она позвонила прокурору Мейсону. Извинившись за то, что беспокоит его дома, Стефи рассказала ему о показаниях Юджин Кэрти и о том, как та солгала, выдумав историю о поездке в Харбор-Таун. Прокурор поблагодарил ее за то, что она своевременно проинформировала его, и Стефи, чувствуя, что заработала скаутское очко,[2] решилась сделать еще один шаг. Самым естественным тоном, на какой только была способна, Стефи уверила Мейсона, что несколько позднее Хэммонд, несомненно, тоже известил бы начальство о последних событиях. «Хотя, – закончила она доверительно, – мне почему-то кажется, что Хэммонд не считает это важным».

О том, чего она добилась этими хорошо обдуманными словами и какие дивиденды заработала, Стефи подумать не успела. Служба закончилась, и все вокруг встали ставать. Поднялась со своего места и она.

– Как мило, не правда ли? – спросила она у Смайлоу, глядя, как со всех сторон к Дэви Петтиджон стекаются дальние и близкие знакомые, чтобы лично принести свои соболезнования. Среди них Стефи заметила и Хэммонда, который по-дружески обнял вдову за плечи, а она поцеловала его в щеку.

– Они, оказывается, так коротко знакомы? – удивилась она.

– Хэммонд и Дэви – друзья детства, – пояснил Смайлоу.

– Насколько близкие? – не отступала Стефи.

– А что? – Смайлоу внимательно посмотрел на нее.

– А то, что Хэммонд упорно отказывается включить Дэви Петтиджон в число подозреваемых.

Смайлоу ответил не сразу, и некоторое время они со Стефи смотрели, как к Дэви подошли мистер и миссис Престон Кросс, которые тоже обняли ее. С супругами Кросс Стефи встречалась только однажды. Как-то они с Хэммондом отправились на соревнования по гольфу, и там он представил ее своим родителям. Тогда Хэммонд назвал ее просто товарищем по работе, а не своей девушкой, что несколько уязвило Стефи, однако она легко утешилась, позволив себе пококетничать с Престоном, который произвел на нее впечатление человека решительного и опасного.

Что касалось Амелии Кросс, то она была полной противоположностью своему мужу. Миниатюрная, миловидная, вежливая и мягкая в обхождении, она воплощала в себе характерный тип южной леди и, казалось, ни разу в жизни не высказала самостоятельного суждения. Впрочем, решила Стефи, у нее, наверное, никогда и не было своего мнения.

– Вот тебе и ответ на твой вопрос, – процедил сквозь зубы Смайлоу. – Для Дэви Амелия и Престон – все равно что приемные родители.

– Кстати, что ты имеешь против Дэви? – поинтересовался Смайлоу, когда они шли к его машине. – Ведь, насколько я понимаю, ты уже вычеркнула ее из списка подозреваемых.

– Кто тебе сказал? – вопросом на вопрос ответила Стефи, открывая дверцу и опускаясь на переднее сиденье.

– Мне так показалось, – коротко сказал Смайлоу, садясь за руль.

– Конечно, доктор Кэрти в этом смысле выглядит куда перспективнее, – согласилась Стефи, почувствовав, куда он клонит. – Но это ни в коей мере не освобождает от подозрений нашу веселую вдову. Включи-ка кондиционер, – попросила она, обмахиваясь ладонью. – Кстати, ты намекнул безутешной миссис Петтиджон, что ее алиби никуда не годится?

– Один из моих людей устроил ей и Саре Берч перекрестный допрос, – сказал Смайлоу. – Но похоже, что они обе действительно забыли о том, что в тот день служанка ездила за продуктами.

– И ты в это поверил? – удивилась Стефи. Они успели проехать несколько кварталов, прежде чем Смайлоу, долгое время молчавший, удивил ее неожиданными словами:

– Мы нашли человеческий волос в номере на ковре. Он бросил на Стефи быстрый взгляд и расхохотался, увидев выражение ее лица.

– Нет, пока ничего определенного, – добавил он. – Петтиджон мог подцепить его где угодно. Этот волос может принадлежать любому постояльцу, который снимал номер до него, любой горничной или официанту коридорной службы.

– Но если он принадлежит мисс Кэрти…

– Я вижу, она не дает тебе покоя.

– Если этот волос принадлежит Юджин Кэрти… Ты понимаешь, что это значит?

– Мы пока не знаем, ее это волос или нет.

– Но мы знаем, что она солгала! – воскликнула Стефи.

– У нее могло быть для этого с десяток причин.

– Теперь ты говоришь точь-в-точь как Хэммонд! Смайлоу хмыкнул.

– Кстати, о Хэммонде, – сказал он. – Вчера вечером я застал его в номере Петтиджона.

– Что он там делал?

– Осматривался.

– Зачем?

– Думаю, он надеялся найти что-то такое, что я пропустил.

– А тебя-то зачем туда понесло? Смайлоу неожиданно замялся.

– Вообще-то мне пришло в голову, что я действительно мог не обратить внимания на какую-то важную деталь.

– Вот что делает тестостерон с мужиками! – с презрением бросила Стефи. – Все мужчины таковы – готовы из штанов выпрыгнуть, лишь бы насолить друг другу!.. Между прочим, – добавила она после паузы, – тебе не приходило в голову, что это может влиять и на твое отношение к мисс Кэрти?

– Что именно? – не понял Смайлоу.

– Я имею в виду, если бы она не была известным психоаналитиком, если бы не была такой образованной и привлекательной, если бы не умела ясно выражать свои мысли и держать себя в руках, может быть, вы с Хэммоидом относились бы к ней иначе? Ведь я почти уверена, что, если бы перед вами сидела крутая девчонка с оранжевым «ирокезом» на голове и татуировками на обеих сиськах, вы бы не постеснялись нажать на нее как следует, а теперь… Я просто не узнаю вас обоих!

– Ну, на это я и отвечать не буду, – отрезал Смайлоу.

– Если я ошибаюсь, – не отставала Стефи, – тогда объясни, почему вы так боитесь сделать то, что диктует ситуация?

– Потому что я не могу арестовать доктора Кэрти только на основании того, что она сказала не правду. Для этого мне нужно нечто посущественнее, чем выдуманная поездка в Хилтон-Хед. Уж кто-кто, а ты-то должна это понимать. Мне необходимо как-то связать ее с Петтиджоном, найти железные доказательства того, что она хотя бы побывала у него в номере в субботу.

– А лучше всего было бы найти оружие, не так ли?

– Над этим мы сейчас работаем.

Стефи некоторое время разглядывала его чеканный профиль.

Наконец ее губы дрогнули в улыбке.

– Ну ладно, Смайлоу, выкладывай, что там у тебя? Я же вижу, что тебе есть что сказать – это у тебя просто на лице написано!

– Ты узнаешь последние новости одновременно с остальными – и не раньше.

– А когда это будет?

– Сегодня во второй половине дня. Я пригласил доктора Кэрти на вторую беседу, и она согласилась, хотя ее адвокат и не рекомендовал этого делать.

– Значит, она не подозревает, какую ловушку ты ей приготовил? – Настроение у Стефи снова повысилось, и она рассмеялась почти весело. – Мне не терпится увидеть, какое у нее будет лицо, когда капкан захлопнется!

* * *

Ее лицо выражало полное удивление и растерянность, как, впрочем, и лицо Хэммонда.

Поначалу, однако, ничто не предвещало беды. Хэммонд, Смайлоу, Стефи и Перкинс встретились в коридоре возле кабинета детектива. Не было только самой Юджин, и Смайлоу предложил им подождать внутри. Хэммонд уже собирался войти в кабинет вместе со всеми, как вдруг Стефи спохватилась, что оставила какие-то документы в дежурной части на первом этаже полицейского управления. Документы относились к какому-то другому делу, но Хэммонд, который начинал испытывать легкую клаустрофобию при одном виде крошечного кабинета Смайлоу, вызвался сходить за ними.