Круиз 'Розовая мечта'

      - Как это, определиться? Ты же уверяла, что у вас ничего не было? Что ему "чертоги возводить" для интима нужно... Я уж про него всякое такое подумывать стала - сексопатологическое...
      - Ну и что? Хотелось в нетронутую невесту сыграть. Были чертоги. Еще с Москвы. И на теплоходе тоже... Только он какой-то верченый, крученый. Не пойму, - Игорька ко мне приставил, а сам, вроде, в стороне. И строго-настрого запретил тебе про наши дела рассказывать. Мол, определимся с будущим, тогда и треплись... Ну, думаю, у мужика положение высокое, блюсти достоинство обязывает... Я же замуж собралась... Я ведь, Славочка, в него по-настоящему втрескалась... - Голос Ассоль прервался рыданием.
      - Ну, теперь тебе нос вытирать! Прекрати, Ася. Может, все ещё отлично выйдет: мужик сейчас взволнуется, что тебя похитили, переживать будет, метаться... И хеппи-энд неизбежен!
      - Ты думаешь? Думаешь, я и вправду ему нужна?
      - А зачем тогда вся эта канитель? Поездка, подарки... Что ему, бабу найти трудно?
      - Ему любая даст... - Вздохнула Аська. - Исключительный случай по всем статьям... Слушай, а ты честно - с ним не спала?
      Я, наверно, слишком затянула паузу, задумавшись над ситуацией. Аська аж взвыла: "Я так и знала!"
      - Да нет, нет же! просто так получилось... Понимаешь, я здорово морочила тебе голову... Ну, не хотелось огорчать, что ли... Или... ах, сама не знаю. Дело в том, что я давно знаю Аркадия. Уже пятнадцать лет...
      Так, сидя в темноте в пропахшем овцами турецком сарае, я рассказала Аське про Лужники, про день рождения Аркадия и про Риту. За окном трещали кузнечики или какие-то особые, очень зычные цикады. Два мужских голоса под дверью ныли протяжно и жалобно, очевидно, пели песню.
      А может, общались с Аллахом?
      - Ага, я теперь что-то начинаю соображать, но очень смутно... Как в тумане. - Ассоль задумалась. - А случаем, Славка, того самого плечистого парня в ковбойке рядом на юбилее Аркаши Тайцева, не Сергеем звали?
      Я обняла девичьи плечики Ассоль. От боа Ирины пахнуло чужим запахом запахом пудры и кулис. Наверно, так пахло бы от Лелечки, если бы она не бросила сцену и теперь изображала в детском театре веселых пуделей или стареньких мальчиков... Неужели все-таки есть предопределенность и все случайности, круто меняющие нашу жизнь, вписаны, на самом деле, в книгу судеб? Но разве может быть случайным такое затейливое хитросплетение... Нет, здесь чувствуется рука Высшего сочинителя...
      - Аська, ты умница. Сразу схватила то, что я не могла понять целый год. Несостоявшаяся любовница Тайцева с неизбежностью должна была стать любимой женой его лучшего друга - Сережки Баташова.
      Глава 9
      ...После того, как от меня оторвали разъяренную Риту, Сережа увел пьяненькую гостью из дома Тайцевых. Вернее - вывел из подъезда. Затхлый воздух московской подворотни с застоявшимися августовскими помойками не принес мне облегчения. Я даже не успела спрятаться в укромный уголок, "метнув харч" (как говорят у нас в меде про эффект самопроизвольного освобождения желудка посредством рвоты) прямо на асфальт под ноги заботливому "ковбою", который старался поддержать мои сотрясающиеся плечи. В результате чего было испорчено мое новое выходное платье и рукав пиджака моего спасителя.
      - Боже, как же я в таком виде домой заявлюсь? У матери инфаркт случится... - Сообразила я тут же прояснившимися после чистки желудка мозгами.
      - Да, если она у тебя человек не привычный...
      - Ты что? - Оттолкнула я парня. - Я впервые здесь у вас надралась. Это ты, между прочим, мне все подливал и подливал... А я так на Аркадия загляделась... Уфф!
      - Не кричи, пожалуйста. У нас двор маленький, все друг друга знают. И звук, как в колодце. - Сказал он примирительно. - Я не тебя имел ввиду, когда говорил про алкашей. Моя мама, например, в интернате работает... Так Там всякое бывает... А знаешь, пойдем ко мне - я вон в том подъезде живу. Мать у тетки на даче. Вернется завтра.
      Наверно, я посмотрела на доброжелателя с таким ужасом, что он рассмеялся:
      - Не бойся, я приставать не буду! Вижу, что ты по Аркадию сохнешь. А он - мой лучший друг. Кодекс чести с двойной страховкой.
      У моего нового знакомого оказалась коммуналка с длиннющим коридором. В его комнате, разделенной на две половины большим шифоньером, пахло свежевыстиранным бельем. И, действительно, стопку такового парень поспешил убрать с дивана, освобождая мне место.
      - Мать погладить оставила. А я замотался, наверно, уже пересохло... Ты раздевайся, я быстренько платье простирну...
      - Чего, чего? Прости... Еще плохо соображаю. А телефон здесь есть?
      - В коридоре. Только говори тише, а то уже поздно. - Парень взял из стопки белья и бросил мне свою рубашку. - Накинь, пока я постирушкой займусь, и топай звонить. Телефон на тумбочке прямо у двери.
      Он деликатно вышел. Я разделась за шкафом и бросила на пол у двери свое платье. Когда, накинув рубашку, являвшуюся, по существу, мини-платьем, вышла из убежища, ни платья, ни хозяина комнаты не было.
      Прошлепав босиком по мрачному коридору, я позвонила маме и сонным голосом сообщила, что заночую у Нинки, с которой и провела на даче, якобы, этот вечер. (Аська в это время уже загорала в Новой Зеландии.) За дверью ванны гудела колонка. Я поскреблась. Парень отворил мне дверь.
      - Ну, смотри, порядок! - Он развесил на плечики мое выстиранное платье. - Повесим на сквознячок и через час можно гладить.
      - Я не очень затрудню тебя, если приму душ? Только покажи, как тут что. Впервые в жизни пользуюсь газовой колонкой.
      Он "настроил" горячу воду и сказал: "Не запирайся, я сейчас чистое полотенце принесу..."
      Жуть! - Я оглядела эту мрачную с голой лампочкой под потолком и расколотым кафелем на стенах обшарпанную ванную. - Только с перепоя и мыться. На трезвую голову стошнит.
      - Эй, держи! - Парень боком втиснулся в дверь и повесил на крючок полотенце. Даже не попытался задержаться и не ахнул от моей красоты. А я ведь знала, что выгляжу "божественно".
      В мужской рубашке на голом теле и с полотенцем на голове я прокралась в коридор и поняла, что категорически не помню, за какой дверью живет мой благодетель. Пришлось прислушиваться под разными дверьми, заглядывать в скважины.
      - Ты что здесь делаешь? - Появился откуда-то из темноты мой новый знакомый с красным чайником в руке.
      - Я потерялась.
      - А, знаешь, кофе я тебе не дам. И никуда не пущу. На такси у меня денег нет. Будешь спать на маминой кровати... К утру и платье будет готово...
      Действительно, когда я проснулась. мое платье висело на спинке стула, отглаженное. как школьная форма перед первым сентябрем. Пахло горячим утюгом. Хозяин дома - в майке и новеньких китайских джинсах стоял у стола над стопкой глаженного белья.
      - Привет! Кофе хочешь?
      - Хочу. И спать хочу. И домой хочу. И ещё - как тебя звать все же? Прости - ничего не помню.
      - Сергей. - Он усмехнулся и сел рядом. - А про Риту помнишь?
      - Уфф! - Поморщилась я. - Вот ужас-то.
      - Дело в том, что Аркадий не виноват. Рита вчера ушла, что-то наговорив Аркашке, а потом неожиданно вернулась. И сразу - тебе в волосы. Темперамент. А ты правда - Слава?
      - Владислава. Моя мама словачка. И мне всегда приходится извиняться, будто я сама себя назвала так идиотски.
      - Почему надо всегда стесняться необычного? - Он пристально посмотрел на меня. - Тогда уж ходи в маске, чтобы быть последовательной.
      - Это зачем?
      - Необычные глаза - раз, невероятные волосы - два... - Он замялся. Главное - все это в невозможном сочетании - такой коктейль из классических элементов. Коллаж на тему: кто она, эта прекрасная незнакомка?
      - "Она" по отцу грузинка. И, вообще, ты прав - жуткий коктейль: словаки, грузины, журналисты, врачи, историки... У меня очень извилистое генеалогическое дерево.
      Лицо Сергея стало очень серьезным:
      - Это родословная, что ли? А ведь кому-то придется во всем этом разбираться. В родстве, друзьях, связях.
      - Ты что, про милицию говоришь?
      - Нет, про твоего будущего мужа.
      Но нет! Такова уж магия Аркаши - я не заинтересовалась своим новым знакомым и даже не рассмотрела как он выглядит. Но мы подружились. Я корыстно, чтобы быть поближе к Аркаше. Сережа... Тогда я не задумывалась. Только уже потом, став его женой, узнала, что в первую ночь нашего знакомства просидел Сергей над пьяненькой незнакомой девчонкой, не смея оторвать восхищенных глаз. И мечтал о том, как будут выглядеть наши будущие дети.
      - Я даже испугался, когда понял, как сильно и совершенно безнадежно влюбился, - признался мой муж после рождения дочери. - Все это время, до появления Софьи, я боялся увидеть в твоих глазах ненависть.
      Да, это верно. От приятельского равнодушия к Сергею я перешла к ненависти. А как же иначе? Ведь это он нелепо и жестоко, как казалось тогда, разрушил мое счастье.
      ... - Слав, тебе не кажется, что наши спасители затягивают с выкупом. Смотри, уже светает. - Обеспокоилась встрепенувшаяся от сна Ася. - "Зодиак" должен отчалить в 8 утра.
      - Ничего, задержится. Ира была права, - сейчас уже, наверно, большая каша заварилась. Ну, естественно, идет торговля и подготовка операции п спасению заложников.
      - Операции? Да ты с ума сошла! Что они могут сделать, мы же не в России... Не хватает ещё стрельбы и боевиков в бронежилетах... Нет, я предпочитаю отбыть отсюда на посольском автомобиле с флажком РФ... Уж денежки, я думаю, они найдут. Пусть Аркаша подсуетится, да и твой супруг не бедненький.
      - Можно подумать, что речь идет о калыме! Это же, Асенька, дело политическое и государственное...
      - Нужны мы государству... Ты не Джуна, да и эта куколка не Майя Плисецкая... Мне кажется, эти типы потому нас и сцапали, что не на государство рассчитывают, а на наших кавалеров. С ними, видимо, и договорились.
      - Ну, тогда мне, Аська, ждать нечего. До Сергея они не скоро дотянутся. А жених твой двоих, думаю, не потянет.
      Я, наверно, совсем протрезвела. Эйфория прекрасного вечера и рискованного приключения прошла. Стало противно и страшно. Чего, действительно, можно ждать от этих людей? Ведь мы толком и не знаем, кто затеял похищение. Ну, уж ясно, что не благотворительная организация, да и не заурядное хулиганье. Организованно все здорово. Заранее запланировано и просчитано. Даже о "переводчике" побеспокоились... А вдруг все вообще не так и мы зря рассчитываем на помощь наших дружков? Может, их-то, в первую очередь, и прихватили, как особо ценный товар, и сидят они сейчас, голубчики, в каком-нибудь вонючем подвале. Если вообще ещё живы... Мне стало страшно.
      - Ась, а не попробовать ли нам смыться? Стерегут нас, по-моему, не слишком заботливо. Слышала, песни пели, а сейчас вообще тишина? Может, мы им вовсе не нужны... А. Р. Т., насколько я понимаю, представляет куда больший интерес. Давай-ка, разведаем ситуацию, может, и прорвемся.
      - Ну, ты даешь! Черт те где, в горах, в лапах дикарей - и ещё дергаться! Сиди смирненько, лапуся, и жди, пока мужики о тебе не позаботятся. Здесь нравы восточные.
      - А я вообще, может, бежать не хочу. - Подала голос Ирина. - Не очень-то меня на родину тянет... Танцевать я и здесь смогу. А уж богатенького "папашку" найти куда легче - вон, у этих чернокожих прямо из глаз масло течет, когда блондинку видят... Это, конечно, кому возраст не позволяет и данные... лучше домой возвращаться.
      Мне показалось, что слова Ирочки обращены ко мне. И впрямь, спору нет, для гарема я вряд ли сгожусь. А сельхозрабочая сила из меня никудышная. Но зато свободолюбия - хоть отбавляй. На армию Спартака хватило бы.
      - Ладно, девочки, пойду прогуляюсь. Посмотрю, что и как.
      Я подошла к двери и прислушалась - тишина. Позвала по-английски:
      - Откройте на минуту. Надо выйти.
      - Чего тебе? - Прямо в ухо рявкнул голос Алика.
      - Выйти надо. В кусты.
      Лязгнул засов и я вышла в раннее, довольно прохладное утро. Небо на востоке, там, где край холма резко спускался к морю, стало нежно-шафрановым и я с тоской подумала, что ещё вчера наблюдала восход солнца из окна своей каюты. Вдалеке блеяли овцы, и мне даже послышались крики петуха. Значит, жилье не далеко и можно рискнуть прорваться к людям. Никакого конкретного плана у меня не было - просто чувство воли, заполнившее легкие вместе с утренним воздухом и взыгравшая вдруг строптивость.
      - Ну, где здесь кусты? - Нагло спросил Алик и в его взгляде я сразу распознала легкую сумасшедшинку. Накурился чего-то, сволочь, или жует ихнюю дрянь - вон челюсти ходуном ходят и на губах зеленоватая пена. Я огляделась - метрах в тридцати от сарая, на краю невидимого мне обрыва возвышалась гряда валунов. Больше спрятаться было негде - вытоптанная каменистая площадка, поросшая низкой, высушенной солнцем травой.
      - Ну, греби в камешки. Там отличный сервис. А я на стреме постою. Подмигнул он.
      - Не вздумай идти за мной! - Пригрозила я.
      - И не подумаю. - Алик присел на камень и достал из внутреннего кармана куртки бинокль. - Смотри-ка, какая техника - новейшая армейская модель. Комара на твоей заднице рассмотреть могу. А если он мне не понравится, то пущу в ход вот эту хлопушку. - Он подбросил на ладони пистолет.
      Я не знаток оружия, но "пушка" показалась мне совсем игрушечной. "Наверно, газовый", - решила я, но не попросила посмотреть, а гордо направилась к валунам. Я шла прямо к морю, застывшему внизу в молочной дымке, и мне чудилось, что "Зодиак" ждет у причала, готовый протянуть крепкую дружескую руку.
      Валуны оказались небольшими, но прямо за ними обрывался крутой спуск, поросший редким кустарником. Прежде, чем присесть за камень, я оглянулась Алик сотрясался от смеха, поблескивая наведенным на меня биноклем.
      "Ну, раз так - была не была!" - Ноги сами понесли меня к обрыву, из-под сандалий покатились камни. Я летела вниз, пытаясь ухватиться за колючие кусты, ломая ногти, сбивая в кровь колени, падая и поднимаясь... Что-то просвистело совсем рядом. Справа, слева... Я, наконец, скатилась на ровную площадку среди огромных слоистых, как куски пирога, валунов.
      - Эй, беби... В стрельбе я ас. И уверен, что не попаду в твою дурную башку. Но рикошет - страшное дело, особенно, когда кругом камни. - У края обрыва возвышался Алик. - Замри-ка, слушай...
      Два тихих выстрела и две пули взрыли крупный песок прямо у моих колен. Не помня себя от ужаса, я вскочила, слыша над головой идиотский гогот Алика. Метнувшись к спасительной гряде, я замерла, крик застрял у меня в горле - прямо на меня шел, широко растопыря руки с толстой, свернутой петлей веревкой старик в длиннополом халате и феске. Все это было так неправдоподобно глупо и даже смешно, что я показала ему язык. Сознание, чтобы избежать шока, переключилось на регистр "полубред" - все происходящее со мной я воспринимала как сон или нагло материализовывающуюся фантазию. Страх пропал, исчезла боль в разбитых ногах, осталось дерзкое желание переиграть нападающих, вырваться и, наверно, взлететь. Да, я чувствовала легкость и радость, предвосхищающие полет. Оказавшись на краю отвесного обрыва, я подняла руки, чтобы почувствовать плотность несущего меня воздуха... И тут что-то взорвалось у меня в голове и обрушилась на мир чернота...
      Глава 10
      Я почувствовала, что тону, уж точно задохнусь, если сейчас не открою глаза. Струя воды падала мне на лицо. Вскрикнув, я села, ощупала ушибленную голову. Мокрые, слипшиеся волосы и большая шишка над левым виском свидетельствовали о том, что плен и побег не были сном. Саднили колени, вся кожа горела от впившихся в неё колючек. Масляный фонарь, повешенный на крюк, освещал мрачную картину. Кажется, я находилась все в том же сарае, где провела ночь с Ирой и Асей. Но здесь уже никого не было, кроме двух турок, возвышавшихся надо мной. Они о чем-то спорили, бурно жестикулируя. Один, совсем мальчишка, выплеснул мне в лицо оставшуюся в кувшине воду, посторонился, уступая место второму и, кажется, подначивал его насмешливыми репликами.
      Старик в затертом халате, тот самый, что намеревался заарканить меня веревкой, радостно смеясь, покрутил над моим носом изогнутое лезвие ножа. Он смотрел на меня, как на загнанного зверя, но в хищной радости охотника я уловила такое, что заставило меня вскочить на ноги. Хихиканье превратилось в хриплый гогот. Еще бы - мое тело едва прикрывали оставшиеся от хитона лохмотья, бретелька бюстгальтера оборвалась, выпустив на свободу полную, белую, совершенно незагорелую грудь. К ней-то и тянулась дрожащая рука старика.
      Взвизгнув, я отшатнулась, но турок назидательно показал мне сверкнувший нож и поманил пальцем, быстро тараторя что-то по-своему. Я поняла: он предлагал мне выбор - увечье или добровольную "любовь". Прикрывая обнаженную грудь руками, я пятилась до тех пор, пока не почувствовала за спиной стену. Старик, содрогаясь от смеха, наступал, растопыря руки. Правая сжимала нож, а левая продолжала манить меня скрюченным пальцем. Изловчившись, я ударила его ногой по коленям. Разинув беззубый рот, турок взвыл длинное ругательство и что-то рявкнул молодому.
      Через пару минут я лежала в сене со связанными за спиной руками, на моих ногах сидел парень, а старик поспешно раздевался. Под вонючим халатом оказалась длинная белая рубаха, а под ней - дряблое, поросшее курчавой седой шерстью тело.
      Привычка рыться в чужом подсознании оказалась устойчивой - даже в этот момент поймала себя на едва мерцающей в хаосе отвращения и ужаса мысли: а что он, собственно может? Профессиональное любопытство, смешанное с женским торжеством: чертовски приятно наблюдать бессилие почти взявшего над тобой верх противника!
      Старик склонился надо мной и ловким взмахом ножа рассек ткань трусов и остатки бюстгальтера - будто освободил от подарочной ленточки сладчайший приз. Из разинутого от удовольствия рта закапала слюна. Мои глаза зажмурились сами собой, прервав профессиональное наблюдение. И, о Боже! Вырываться и дергаться было бесполезно - по части потенции и хватки этот дикий старик мог дать фору цивилизованному плейбою...
      Пыхтение, оханье, омерзительный запах пота, елозанье липкого старого тела - значит, так и выглядит насилие. Парень держал меня за ноги, что ограничивало возможность насильника и подстегивало его возбуждение. Ему и не требовалось разнообразие - натиск и темп, жадное тисканье и укусы - что ещё возьмешь от смиренной жертвы. Когда он затих, хрипя на моей груди, я смачно плюнула в мокрое от пота лицо. И получила удар кулаком в зубы. Кровь из рассеченной губы заполнила рот. Насильник сполз, а парень отпустил мои ноги, дав возможность перевернуться набок и сплюнуть. Рвотные спазмы подступили к горлу.
      Тем временем надо мной, содрогающейся от омерзения, разыгралась вполне комедийная ситуация: старик подталкивал парня ко мне, объясняя, видимо, что теперь его очередь, и что если он не последует примеру старика, то значит вообще - не мужчина. Все это было написано на лице мальчишки, ошалевшего от волнения и страха. Он не мог оторвать от меня голодных глаз, судорожно сглатывая слюну. Но даже получив от старика толчок коленом под зад, не решался приступить к делу. Пятился, отмахиваясь руками, и, наконец, что-то резко вскрикнул, показав на свои серые холщовые штаны с темным пятном в паху. Старик схватился за живот, багровея от смеха и тыча пальцем в мокрое пятно. Он даже старался обратить на этот факт мое внимание. Я с некоторым облегчением перевела дух - кажется, оба насильника вышли из строя. И даже сделала попытку просить развязать мне руки, бормоча "плиз" и поворачиваясь спиной... Но они ушли, хлопнув дверью и лязгнув засовами. В мертвой тишине было слышно, как под сеном скребутся, слабо попискивая, мыши. Турки унесли фонарь - темнота казалась непроницаемой, как полная слепота. От бессилия и боли я окаменела и только тут поняла, что наверно свихнулась, или вот-вот окончательно сойду с ума. Все случившееся со мной воем пожарной сирены рванулось в голову, грозя разнести её вдребезги. Еще секунда - и что-то не выдержит, что-то взорвется внутри... Но тело испугалось смерти и сознание благоразумно спряталось за бархатный занавес обморока.
      ..."Вот так этот вонючий туземец оказался твоим вторым мужчиной, престарелая скромница", - вонзил кто-то злючий и правдивый острый шип в мой воспаленный мозг. - Надо было постараться получить удовольствие, раз уж повезло и обещанное А. Р. Т. совращение так и не состоялось. А он-то, как раз, и должен был стать первым. Я так решила тогда сама - двадцатилетняя дура, убежденная, что все серьезное может произойти у девушки только с тем, единственным мужчиной, который должен стать мужем... А разве мог стать моим мужем кто-то другой?
      Новый знакомый Сергей, отгладивший платье и напоивший меня кофе с калорийной булочкой (за которой сбегал, пока я спала), проводил меня домой. Боясь скандала, я затащила его к себе и представила матери. Знала, что при постороннем человеке моя благовоспитанная маман не станет закатывать истерику. Ей понадобилась пара секунд на раздумье и молчаливое разглядывание притихшей за дверью парочки - своей непутевой дочери и её совратителя. А кем ещё мог быть этот увалень, проведший с девушкой ночь?
      Губы матери сжались в тонкую бледную полоску, она презрительно вскинула брови, выбирая хлесткую фразу, но вдруг обмякла и распахнула дверь, впуская нас в дом. - Это Сергей. А это моя мама, Зденка Йордановна. - Пробормотала я.
      - Можете звать меня Зинаида Егоровна. - Сказала мама и я с удивлением поняла, что гость ей понравился.
      Поблагодарив, Сергей отказался от чая, беспокоясь о том, что может опоздать на работу. Уходя, он выманил меня на лестничную клетку и серьезно сказал:
      - Слава, у тебя хорошая мать, и сама ты - хорошая девчонка. Я не хочу тебя обманывать... Дело в том, что я - бандит... Ну, был, конечно, до шестнадцати лет. В колонии сидел. По глупости... - Он вздохнул, пожав широченными плечами. - У меня, как говорится, омраченное прошлое. Я не стану тебя беспокоить, но буду очень рад, если ты позвонишь. - Достав из кармана монету, он ловко процарапал свой телефон на зеленой масляной краске среди прочей интереснейшей настенной росписи.
      Я позвонила. Мы встретились и скоро я узнала историю дружбы Тайцева и Баташова, графа и хулигана, достойную повести Макаренко.
      Они стали неразлучны с седьмого класса, когда семейство Тайцевых возвратилось из Туниса после длительной командировки. Поселились они в старом переулке у Чистых прудов, в необъятной дедовской квартире, а владеющий английским Аркаша был устроен в престижную спецшколу. Все бы хорошо, но тихие улочки терроризировала местная шпана - этакая оголтелая подростковая "мафия".
      Они потрошили подвалы, грабили машины, приставали к девчонкам, а когда с гитарами по подъездам и закуткам горланили - мирные жители эту кодлу за версту обходили. Конечно, почти у всех "рядовых" приводы в милицию. А у "паханов" - судимости. Ларик-Косой, кажется, самая гадина у них был, ублюдок, отродье. От крови просто в раж входил. Лет через пять мы узнали, что сел он за групповуху и в тюрьме своими же дружками за беспредел был задушен.
      Вот в этом изысканном обществе и проводил время Серый, Сергей Алексеевич Баташов то есть.
      Знали ребятки, что в профессорскую квартиру "дипломаты" въехали и Аркашу - пример и доблесть советской молодежи, все время задевали, пакости разные подстраивали. А то скрежетал зубами, но родителям влиятельным не ябедничал. А однажды, один на один, владеющий дзюдо Тайцев здорово отделал самого Ларика. Участь "дипсынка" была предрешена.
      Как-то вечером четырнадцатилетний Аркаша шел домой с девушкой. Оба чистенькие и хорошенькие, как с картинки. У девушки юбка-клеш и в руках ландыши. Только они во двор - а тут вся компания, и в самом развеселом настроении. Стали к девушке приставать. Аркаша не сбежал, не струсил, а самому Ларику приемом дзюдо пониже живота двинул. Взвыл Косой. Свинчатка на руке - это дело плевое. А вот заточка - то есть напильник, превращенный в нож - уже не игрушка. И вот тогда в самый последний момент, когда двинулся на безоружного Тайцева, сверкая узким лезвием, озверевший бугай, выскочил Сергей и сбил своего главаря с ног.
      Спасенный Аркаша воспылал к Сергею дружескими чувствами и даже в больницу ему передачи носил, когда кодла по приказу Косого отделала Серегу "шутя" - сломала два ребра и челюсть. С тех пор пошел среди банды раскол. Часть зауважала Сергея, сделала его главным, и стали они вроде бы новыми Робин Гудами. Когда на Сергея судимость повесили за грабеж частных автомобилей, тот все твердил, что прокалывал шины и бил стекла только у "ворюг и спекулянтов".
      - Е-мое! Юрий Деточкин нашелся! - Сокрушался следователь. - Почему это с Павки Корчагина никто пример не берет - вон какую многосерийную ленту сбацали. Актер Конкин замечательный образ создал - пример для подражания. Так нет! Им не железную дорогу строить, им частный автотранспорт потрошить надо! Рязанова этого надо под статью подвести - уже четвертый у меня такой - благородный, Смоктуновского изображает...
      Четыре месяца в колонии произвели на Сергея неожиданный эффект, проявившийся несколько позже. Пока же он стал другом самого Аркаши Тайцева, опекаемым и любимым его семьей. По крайней мере, дедом - восьмидесятилетним полуслепым профессором международного права, имевшего множество трудов и всяких знаков международных почестей. В своем кругу Константин Аверьянович Тайцев считался асом и диссидентом. Сережа, выращенный матерью-одиночкой, работницей пищеблока интерната, прошел в доме Тайцевых весьма полезные "университеты". Аркадий даже удивлялся - что это дед часами с его дружком в своем кабинете просиживает? Требовала душа Сергея хорошей школы, чтобы сделать рывок от инстинктивного, врожденного чувства справедливости и милосердия, к осознанию общественных механизмов, эти чувства формирующих или подавляющих.
      Сергей был последним и самым любимым учеником Константина Аверьяновича. И никогда об этом не забывал, во всех трудных случаях своей жизни цитируя Деда, как называл профессора Тайцева. Да, видимо, не только цитировал, а практически руководствовался полученными от деда немаловажными познаниями.
      Окончив школу, друзья поступили в МГУ на юрфак. Только Аркадий - на дневное, а Сергей - на вечернее отделение. Днем он работал по специальности - добровольным "педагогом" в детской комнате милиции, где когда-то был постоянным "клиентом". Свое призвание он открыл ещё в колонии и теперь мечтал о создании этакой "Республики Шкид" на месте "душегубного" интерната для трудновоспитуемых детей, где работала поварихой его мать, Шурочка.
      Меня во всей этой истории интересовал, конечно, Аркадий. Рите Сергей явно не симпатизировал, подозревая друга в меркантильности - уж больно высокий пост в Министерстве иностранных дел занимал отец красотки!
      После скандальной истории на дне рождения Аркадия я ждала извинений с его стороны, но ждала напрасно. Напрасно заглядывала на окна Тайцевых, прогуливаясь с Сергеем по Чистопрудному бульвару. И вдруг - звонок!
      - Славка, прости! Меня не было в Москве. Предки устроили двухмесячную стажировку в Германии - там же сейчас ужас что делается, юристы нужны. Но я просто извелся - не могу забыть. Забыть того, что у нас началось...
      В общем, я оказалась с Аркашей в пустой квартире в тихом арбатском переулке. То ли тетка его, то ли кузина находилась с мужем в крымском санатории. Аркадий ждал встречи с нетерпением и все обставил, как полагается - вино, тихая музыка, задернутые бархатные шторы и широкая софа под пушистым покрывалом.
      Я приготовилась к долгим любовным признаниям, оставив на потом последнюю каплю сомнений. Но Аркаша пренебрег церемониями. Не успели мы выпить вина, закусывая краснобокими яблоками, а он уже сидел у моих ног, покрывая их жаркими поцелуями.
      - Как же так сразу... - Я опустила задравшуюся юбку и поднялась, спасаясь от аркашиных рук, проникших за резинку трусов. - Ведь мы с тобой... мы с тобой так как мало встречались... Ну... не знаем друг друга как следует...
      - Чего ты испугалась, глупышка? Знаю я тебя, хорошо знаю и очень хочу. давно уже - с первой встречи. - Он прерывисто дышал, расстегивая мою блузку, сшитую накануне матерью из индийского батиста в крошечный цветочек.
      Краем глаза я увидела отражение в высоком трюмо - ну. просто кадр из кинофильма о большой любви! Таинственный, греховный полумрак, моя нагота, светящаяся в нем девственной белизной, и сильная спина Аркадия с падающими на загорелый загривок шелковыми каштановыми прядями...
      - Аркашенька, у меня же ещё ничего серьезного не было... Я хочу. чтобы все как следует было... Я ведь все равно никого, кроме тебя, полюбить не смогу...
      Он закрыл поцелуями мои губы и я успела лишь подумать, что готова отдаться ему даже просто так - без приглашения замуж, даже если он сейчас признается, что трижды женат и вообще - агент ЦРУ!
      - Девочка, девочка моя, - шептал Аркадий, целуя мою грудь, плечи. Мы лежали поперек широченной софы, а из магнитофона струился, туманя голову, свадебный вальс из "Крестного отца".
      - Ты любишь меня, Аркаша?.. - скорее утверждала я, чем спрашивала.
      - Очень, очень, Славка! Слава моя золотая... - Аркадий любовался моим обнаженным телом. - Не бойся, я умею быть ласковым, страстным. - Он гладил мои ноги, разводя колени, Я зажмурилась, обняв его горячее тело и напряглась в ожидании...
      - Ты будешь моей, моей лапушкой-женушкой...
      ...Звонок в дверь показался нам залпом "Авроры". Таким, как его изображает история КПСС - "могильщиком" старой жизни, положившим конец постыдному прошлому. За ним, уже как в реальной истории, последовали кадры гангстерского фильма.
      Едва натянувший брюки Аркадий отворил дверь, в которую ринулся здоровенный парень, вопя во все горло: "Где она? где она?" И увидав мое распростертое на софе тело (я успела закутаться пледом), с размаху саданул Аркадия в челюсть. Они катались по полу и колошматили друг друга, а я сжалась в комок, включив магнитофон на полную мощь. Сальваторе Адамо пел "Лавстори", заглушая вопли дерущихся. Мне уже было ясно, что у моих ног, стремясь врезать противнику побольнее, сражаются друзья.
      Потом, дрожащую и лязгающую зубами от пережитого волнения, Сергей увел меня во двор и, усадив на детский песочник, обнял. Я вырвалась, колотя его кулаками: "Зачем ты пришел?! Зачем ты бил его?! Ненавижу... Ненавижу! Гад!"