Когда я был вожатым

      И для будущих битв надо нам подготовить себе на смену такую краснозвездную армию, какую и мир еще не видел!
      Разговор этот продолжился бессонной ночью в моем шалаше.
      Когда мы, улегшись, по военной привычке, ногами в глубь шалаша, а лицом к выходу, с первых же слов узнали, что земляки, - мы уже не могли заснуть.
      То я рассказывал о себе, то он.
      Его милый Арзамас и мое родное Сасово рядом. Ведь это наши железнодорожники послали на помощь большевикам Арзамаса бронепоезд во время кулацкого восстания. Мы даже могли встретиться еще тогда, в девятнадцатом году.
      Но разница в годах велика. Он старше на целых два года. А это было так много в то время.
      В восемнадцать лет он уже был командиром пятьдесят восьмого отдельного полка по борьбе с бандитизмом и контрреволюцией у нас на Тамбовщине, а я еще только бойцом-чоновцем одной кз рот этого полка.
      Мы находились далеко от штаба, охраняя мост через Цну, и командир ни разу не побывал у нас с какой-либо инспекцией. Да и едва ли он запомнил бы ничем не приметного среди других паренька, которому вместе с комсомольским билетом вручили винтовку больше его ростом...
      И вот он уже ветеран гражданской войны, командир в отставке, а я еще комсомолец, вожатый.
      ...Красная Армия, Красная Армия - дом родной, милая семья. Взяла мальчишкой, вырастила, воспитала, образовала, человеком сделала... Начал путь бойцом, окончил - командиром полка! Мечтал остаться в армии ив всю жизнь...
      У него уже была комсомольская путевка на учебу в военную академию. Но не пустили врачи. Ранения, контузии, болезни, накопленные в боях и походах, сыграли свою роль...
      Что же теперь - на покой? Э нет, "покой нам только снится". Мы люди непокоя. Мы всегда на действительной службе. Воспитывать новых бойцов революции - вот наш командирский долг. С самой юности, с самого раннего детства - вот наша цель, вожатый!
      Не боевые уставы им вдалбливать, а боевые книжки для них писать, что, пожалуй, и поважней... А для того, чтобы не забывать, что готовит он тем самым боевое пополнение любимой Красной Армии, и ставит он на каждой страничке красноармейскую красную звездочку. И в его новой работе на благо Родины есть тайный, пока никому не раскрытый смысл.
      Увлекательная мечта - снова стать командиром. Командиром неисчислимых армий советской детворы, всадником, скачущим впереди...
      И об этом узнал я в ту легендарную ночь.
      ...Гражданскую войну заканчивал он у границы далекой Монголии. Во главе сводного конного полка добивал последние банды белых. И вот там частенько монгольские всадники искали у них защиты и помощи от налетов белых. Прискачут, бывало, монгольские партизаны и спрашивают: "Нужно командира! Где ваш командир?"
      А командир у них называется "Гайдар", по-ихнему - "всадник, скачущий впереди". Ведь все они конники и испокон веков воевали в конном строю. И наши бойцы не раз, указывая на своего красного командира, говорили:
      "Вот наш гайдар!"
      И стало это вещее слово прозвищем. А что, если взять его вместо прежней фамилии?
      Пишет книжку не просто писатель, а гайдар - командир...
      Но нельзя открыться сразу: неизвестно еще, признают ли его ребята своим командиром, ведь назначение это он сам себе дал...
      Весь этот разговор для меня был еще волшебней и значительней, чем даже книга с таинственным названием "Р.В.С."... И я дал слово - тайны не разглашать.
      А что касается нашего отзыва на книгу, который мы хотели написать в редакцию, будущий Гайдар сказал:
      - Не нужно... Это важно было не для них, а для меня.
      Стоит, старик, жить на свете, ей-богу, стоит, когда ты нужен людям. Вот этим "малым сим", которые спят блаженным сном и не ведают всего, что знаем мы. Не ведают всего, что им предстоит... И, если мы с тобой привьем им свою любовь и ненависть, свою мечту переделать этот мир к лучшему, мы недаром проживем на земле! Ради этого стоит жить на свете!
      ...Возможно, многое передано мной неточно, какие-то слова здесь не те, много времени прошло, и многие подробности не остались в памяти, могу лишь ручаться, что разговор наш в ту короткую летнюю ночь был в основе своей именно таковым.
      КАК МЫ ИГРАЛИ В ГОРОДКИ
      На этом дело не кончилось - наш гость так увлекся пионерами и пионерством, что забыл о Москве и о делах и включился в нашу жизнь, как в необыкновенную игру, в которую ребята как равного приняли взрослого человека. И оказалось, что в играх он настоящий изобретатель и заводила. Да еще какой!
      Позвали его ребята купаться. И конечно, на самое глубокое место, туда, где омут. Чтобы похвалиться, какие они храбрецы.
      - А вы не потонете ненароком? - говорит он, приглядываясь к опасному месту.
      - Нет, что вы, Аркадий Петрович, мы здорово плавать умеем.
      - Плавать каждая собачка умеет, дело не хитрое, а вот умеете ли вы тонуть?
      - Тонуть? - озадачились ребята. - Как-то не пробовали.
      - Вообще-то, по законам физики, человек тонуть и не должен, он легче воды. Но люди иногда все же тонут, особенно в раннем возрасте. Из-за паники, по неуменью...
      Так вот, тонуть тоже надо умеючи.
      Ребята даже раздеваться перестали, слушая такие слова.
      - Знай и помни каждый: если случится тонуть, главное - не пугаться. Иди до дна. Только не дыши, ты не рыба. Дошел до дна - сожмись в комочек и крепко оттолкнись от него ногами. Выскочишь из воды, как пробка.
      Но, высунувшись на поверхность, не ори: "Спасите, помогите, ой-ой, тону", - людей напугаешь и сам воды наглотаешься. Ты действуй хитрей, схвати глоток воздухл побольше и снова опускайся на дно. И опять отталкивайся. И так путешествуй туда-сюда, туда-сюда, а сам к берегу приглядывайся; который ближе, к тому и приталкивайся... Так в конце концов на берег и вылезешь.
      Понятно?
      Ребята тут же затеяли новую игру "тонуть - не утонуть". И так в ней наловчились, что вскоре чувствовали себя как рыбы в воде.
      Пригласили ребята гостя поиграть и в нашу излюбленную игру - городки. Поставили на кон известную городошную фигуру "бабушка в окошке", дали биту потяжелей. Пожалуйте, ваш почин.
      Аркадий прицелился, трах... и мимо.
      Смутились пионеры, неловко как-то, такой здоровый дяденька и промазал. Подают новую биту:
      - Извините, Аркадий Петрович, вам бита, наверное, кривая попалась!
      - Нет, ребята, - отвечает он, - не бита виновата, рука у меня дрогнула... И как ей не дрогнуть - фигурато на кону какая?
      - Обыкновенная, "бабушка в окошке".
      - Ну вот, сидит бабушка в окошке, отдохнуть желая, а я в нее палкой... Тут рука дрогнет.
      - Так ведь это только фигура так называется - бабушкой. Это же понарошке!
      - Все равно и понарошке нехорошо на бабушек палками замахиваться. Я бабушек люблю. Вот есл-и бы в окошке сидел кулак за самоваром. Чай попивал, бублики жевал, когда на него батрачата работали... Я бы не промахнулся.
      Мальчишки рассмеялись. Тут же поставили новую фигуру, добавив один городок, и назвали "кулак за самоваром".
      Аркадий хитро улыбнулся, прицелился, трах! Кулак и самовар разлетелись в разные стороны. Раскулачил!
      Ребята в восторге принялись изобретать новые фигуры, переименовывать прежние. И так получилось вместо "змеи" - "белый гад ползучий", вместо "конверта" - "ультиматум Керзона". К старинному попу добавили цилиндр и назвали "буржуин толстопузый".
      И как начали распечатывать и вышибать - игра пошла веселей.
      Довольный Аркадий только посмеивался.
      Что и говорить - сразу и навсегда он стал любимцем ребят.
      КАК МЫ НАШЛИ ЭМБЛЕМЫ И СИМВОЛЫ
      И КАК ВОЗНИК "ПИЛ"
      Разговорились о красочности и символике, необходимых пионерскому движению. О его эмблемах и символах.
      Общее он принимал всё - символику красного знамени, красного галстука с тремя концами, символизирующими дружбу трех поколений: коммунистов, комсомольцев и пионеров. Но считал, что у каждого отряда должно быть и что-то свое, ему присущее - не только имя героя, которое носит отряд, но и свои эмблемы и символы. Даже у каждого звена что-то свое.
      - Вот, например, зерно могучего дуба, - говорил он, держа на ладони желудь. - Дуб - священное дерево наших предков - славян. Символ силы и единения. Какое звено возьмет его себе?
      "Спартак"! "Спартак"! В этом звене Котов, он самый сильный.
      - А вот орех - символ твердости... Русские могучую крепость однажды назвали "Орешек"... Попробуй разгрызи его - сломаешь, враг, зубы... Мал, да хитер орешек...
      - Так это звену "Либкнехта", там Игорь!
      - А вот вишневая косточка с припаянной ножкой...
      Вначале был белый цветок, затем вкусный красный плод, теперь это зерно, из которого подымется новая вишня...
      Символ вишни был не совсем понятен, но его охотно приняло девичье звено "Красная Роза", по имени Розы Люксембург, пламенной революционерки.
      - Чем хорошо, - говорил Аркадий, - не надо тратить лишних слов, объяснять, кто ты такой и за что стоишь.
      Показал орех - и каждый посвященный знает про тебя все! А кому не нужно знать - тот пусть и не знает. И не всегда надо кичиться, носить знак на груди. Это в торжественных случаях... А так, всегда, лучше его хранить не на виду. - И он спрятал орех в карман Игорька.
      - Как же могут ребята жить без игры в войну, - сказал он мне. - Эх, вожатый-увожатый! Если нет беляков - рубайте крапиву. И пусть позеленеют деревянные сабли!
      Крапивы в старом заброшенном парке была великая сила.
      И однажды он затеял с ребятами такое крапивное побоище, что из парка доносились до меня пугающие вопли.
      - Зачем же так кричать-то? - спросил я.
      - А это обязательно - на страх врагам, на радость себе. И, кроме того, очень грудную клетку расширяет.
      Он был потен, весь в паутине и смоле. Показал, как ползать по-пластунски, скрытно подходить к противнику и быстро "сматываться". Лазил по зарослям, бегал и, налетев на острый сучок, отодрал подметку своего щегольского хромового сапога.
      - Чепуха, - сказал он, рассматривая ущерб, - от мальчишек я узнал, что в деревне есть замечательный мастер сапожно-башмачной починки, бывший матрос.
      Знакомство с этим матросом дало толчок еще одному увлекательному делу, которое мы назвали "ПИЛ".
      Увидев кучу книжек Мириманова, предназначенных для продажи по деревням, ребята пожалели, что у нас в лагере нет библиотечки, нет книг. Сказали об этом Аркадию.
      - А зачем вам книги, разве вы безногие?
      - Вот безногому сапожнику я пришлю книгу про Цусиму. Пришлю вам, а вы ему отнесете.
      - А почему не нам?
      - Потому что вам в лагере надо побольше заниматься не чтивом, а "ПИЛом".
      - А это что такое?
      - Поиском интересных людей. Ведь иной человек интересней книжки. Только надо его раскрыть. Вот, например, этот сапожник. Прихожу к нему в деревню сапоги чинить, а он не желает. Он празднует. Напился, на гармошке играет, песни поет, никто не подходи! Что за история, никаких праздников - ни революционных, ни святых угодников, в этот день нет. Оказывается, в этот день потонул его родной корабль, на котором он был матросом.
      Погиб в бою с японским флотом при Цусиме. И вот бывший матрос справляет по нем и по товарищам своим погибшим тризну. Выпивает и поет песнь про "Варяга"...
      Поет и плачет, а люди над ним смеются. Не видят, слепые люди, что перед ними герой, интереснейший человек, русский, матрос, побывавший в Японии. Для них он просто сапожник... А ведь это только вывеска человека. А вы копните его, найдите к нему ключ, и перед вами такое раскроется...
      - А мы колдунью нашли.
      - Тоже интересная книжка!
      - А может, Иван Данилыч тоже не просто старик корзинщик, а что-нибудь такое...
      - Наверняка!
      - Ребята, давайте объявим "ПИЛ"!
      - И сами будем писать книжки.
      - Причем на березовой коре чернилами из дубовых листьев.
      - Почему?
      - Потому что сделать из бересты книжку и добыть из дуба чернила не так просто... В такую книжку такими чернилами всякую ерунду не запишешь, а только самое главное...
      Посадив на плечо, Аркадий подносил нашего приемыша к дубу и говорил:
      - Видишь на листьях белые шарики? А ну, собирай их, только не тащи в рот, они не для еды, а для чернил.
      Надавив из этих шариков соку, опускал в него горсть старых гвоздей, и ребята с удивлением видели, как из этого соединения образовались густые черные чернила.
      Об их добротности свидетельствовали трудно смываемые усы на многих физиономиях.
      - А теперь сделаем для крохи книжку с картинками, - говорил он, раздирая бересту на тонкие листы и камнем отбивая сгибы.
      За всеми этими делами и забавами удивительно быстро летело время. Роковой родительский день приближался.
      Я поделился с Аркадием своими тревогами.
      Лицо его округлила улыбка.
      - Ничего, все обойдется!
      КАК МЫ ГОТОВИЛИСЬ К "РД"
      И КАК НАМ МЕШАЛИ "ЧП"
      - Ребята, - сказал Аркадий на совете отряда, - перед нами стоит очередная боевая задача: с честью и славой провести, выражаясь военной терминологией, "операцию РД", то есть "родительский день". В армии таких операций мне проводить не доводилось, но инспекции и смотры - множество раз. А ведь наезд родителей - это то же, что инспекторский смотр начальства. Так вот: запомните, что любит и чего терпеть не может начальство.
      Во-первых, начальство любит порядок и не любит беспорядка. Во-вторых, обожает пробовать солдатского борща и заглядывать, хорошо ли заправлены койки. В-третьих, бывает довольно четкими ответами на самые неожиданные вопросы и не терпит мямленья. А пуще всего бывает покорено веселым видом бойцов, четким строем и бодрой песней. Есть у нас возможность представить все это в наличности?
      Конечно же, раздались возгласы "есть", "будет", и веселое оживление охватило наш лагерь.
      Мы вычистили и вымели всю территорию. Построили еще один культурно-показательный шалаш. В нем соорудили койки: набили колья, а на них настелили топчаны, сплетенные из ошкуренных ивовых прутьев. Своей белизной они напоминали плетеную мебель и сразу создавали впечатление чистоты. Каждый топчан - на двоих.
      Шалаш отдали звену "Красная Роза", и девочки навели в нем не только порядок, но и красоту. Вход увили гирляндами из полевых цветов. Обычные корзинки приспособили как тумбочки, накрыв их платками.
      В остальных шалашах ребята спали на сене, вповалку.
      Но ничего, будем показывать этот шалаш как образен и говорить, что, если останемся, все сделаем такими и даже лучше.
      - Главное, никогда не подавать виду, что это по необходимости или из нужды, а убеждать, что так и нужно! - советовал мне Аркадий. - Пионеры живут в шалашах, на то они и пионеры, это так нужно. Сами добывают себе хлеб - это тоже так нужно, согласно с нашей заповедью: кто не трудится, тот не ест. Сами варят себе обед - так пионерам и положено, должны всему научиться, чтобы ко всему быть готовыми.
      Побольше им отвечать: "Так у нас положено", "Так у нас должно быть", "Таковы у нас правила", "Так мы хотим", "Это нам нужно для воспитания смелых, закаленных ребят".
      И все это за делом, во время работы. Мы вместе трудились, сооружая столовую и кухню.
      И здесь годился военный опыт Аркадия. "Пищеблок"
      сделали на берегу ручья. Вкопали в обрыв берега печку, выложили ее старым кирпичом, добытым из развалин бывшего забора вокруг парка. Отыскали даже разбитую чугунную плиту, правда без конфорок, в груде бросового металлолома позади совхозных построек. Вмазали медный котел, одолженный огородниками, и вывели даже трубу, составив ее из кусков выброшенных за негодностью на свалку старых водосточных труб.
      Родник, из которого брали воду, огородили и закрыли деревянной крышкой.
      Нам повезло - ребята, купаясь, заглетили несколько плывущих по реке досок, поймали упавший с баржи потерянный деревянный лоток для слива откачиваемой воды. Из них мы соорудили отличный стол, укрепив его на низких кольях. Чтобы не делать скамеек, выкопали вокруг него для ног канавки, а под сиденье настелили чистой соломы, имевшейся в изобилии в совхозе.
      И, когда все это было готово, навели "ажур". А именно: обозначили территорию лагеря декоративным забором из ивовых прутьев, ошкурив их и воткнув дужками. А в центре окружили такими же дужками, только мелкими, клумбу, в которую высадили осторожно выкопанные с землей полевые цветы.
      - Цветы - первый признак культурного жилья! - говорил Аркадий, отирая трудовой пот и довольно оглядывая результаты нашего творения.
      Из нескольких длинных орешин, воткнув их покрепче в землю, сплели арку, над которой решили повесить плакат "Добро пожаловать".
      - Удивить - победить, - говорил Аркадий. - И знаете, чем мы удивим еще пап и мам: тем, что отлично воспитываем малыша приемыша. Мы потрясем их невиданной церемонией: в торжественной обстановке дадим ему имя и звание. Устроим пионерские крестины! Только надо это прорепетировать.
      И тут же, поймав в свои объятия шустрого и верткого кроху, тискал его и спрашивал:
      - Ну, какое же имя ты себе выберешь? Октябрь? Май?
      - Май.
      - А почему?
      - Он теплый.
      - Чудак, сколько раз я тебе говорил - отвечать надо так: я хочу называться в честь Первомая!
      Совершенно сразить наших гостей мы решили роскошным обедом - ухой из свежей рыбы и жареными карасями.
      Иван Данилыч притащил свой старенький бредень и уверял, что в луговых озерах этих глупых карасей видимо-невидимо. Стоит только протащить разок-другой бредень - и вот тебе воз рыбы.
      Звено "Красная Роза" усердно чинило бредень всеми имеющимися у нас нитками.
      Звено "Спартак", как самое сильное, несло охрану вишневого сада, чтобы деревенские мальчишки не оборвали первый сбор. Угощение родителей первыми вишнями входило в наш план "удивить - победить".
      Котов и Шариков отправились чинить-паять старые ведра, кастрюли, умывальники. С ними на фуражировку отправился и Аркадий за "старшого", чтобы ребят не обидели.
      Они имели задание добыть для карасей сметаны - ведь известно, что карась любит жариться в сметане.
      Маргарита и Франтик, который, оказывается, в прошлом году все лето продавал газеты на улицах Москвы, отправились попробовать, пойдут ли книжки Мириманова.
      Со мной в лагере работали, наводя "ажур", ребята из звена имени Либкнехта, оставшиеся без своего звеньевого.
      И, как всегда, в "орлином гнезде" сидел дежурный, наш "впередсмотрящий", который должен был все видеть и обо всем предупреждать.
      Это сооружение на старом дубе, выросшем на опушке парка и вот уже лет сто ведущем борьбу с непогодами и ветрами в одиночку, сделали сами ребята. По их уверению, когда-то на нем было орлиное гнездо, о чем свидетельствовали засохшие на вершине ветви. Они сплели из ивовых прутьев, устелив сеном,довольно крепкое сооружение и уверили меня в необходимости держать там постоянную стражу.
      В нем любил сидеть Франтик и петь песни по-польски. Это он проделывал, когда оставался один. Он обожал этот уединенный пост. На высоте, в "орлином гнезде", по его уверению, ему приходили самые замечательные фантазии. И это было интересней всего.
      Сегодня в гнезде дежурил кто-то из ребят звена имени Либкнехта.
      А напротив, на обрывистом берегу ручья, сидел наш враг - батрак Васька и дразнился. Он так надоел, что никто уже не обращал внимания на его глупые и мерзкие слова. Это его доводило до исступления. Кричал он до хрипоты.
      Аркадий тоже вначале возмутился - хотел догнать и вздуть его. Потом решил "зайти с тыла", сесть рядком и распропагандировать, как солдата-бедняка, оказавшегося по глупости в белой армии. Потом плюнул ладно, самому надоест, устанет - перестанет.
      А сегодня, послушав хриплые Васькины выкрики: "Эй вы, голопузые, бесстыжие, краснорожие!", "Кресты поснимали - красные тряпки повязали. Черти вас будут за них хватать, в кипящую смолу мордами макать..." - и прочие самые непотребные слова, Аркадий сказал:
      - А все-таки надо эту проблему решить. Приедут родители, начнется у нас смотр, все честь по чести, а он вдруг с того берега и начнет шпарить... А? Что получится? Чепе, чрезвычайное происшествие, выражаясь военной терминологией!
      Проблема решилась весьма неожиданным образом.
      Васька вдруг примолк. Я это не сразу заметил. Мне только показалось, что в природе что-то изменилось к лучшему. Стал слышней милый треск кузнечиков в траве.
      Наступил какой-то покой. Я даже огляделся и заметил, как в жаркой тишине летнего дня таинственно возникают на дорогах пыльные вихри.
      "Значит, время - полдень, - еще подумал я, по деревенской примете. Пора бы искупаться".
      И в это время из "орлиного гнезда" раздался сигнал тревоги. Часовой изо всех сил заколотил в звонкий кусочек рессоры.
      "Ну, кто-то тонет. Наверное, опять Рая". Ноги сами вынесли меня к реке. Нет, никаких признаков. И тут я вспомнил, что в последнее время она вместе с Катейбольшой и Маргаритой-Матреной стала купаться не в реке, а в маленьком ручье, пробиравшемся извилистыми оврагами к Москве-реке недалеко от старого парка. Берега его были покрыты зарослями ивняка и ольхи. Кое-где встречались неглубокие омутки и быстрые перепады с говорливой водой.
      Вот здесь и стали уединяться для купания три пионерки. Им нравилось барахтаться в мелком ручье, запруживать его своими телами и скатываться с переката в омутки под напором собравшейся за спиной воды.
      Утонуть можно было только в устье ручья, где при впадении в реку образовался глубокий омут. Туда и понесли меня ноги.
      Но на бегу я заметил другое: какую-то борьбу и крики на выкошенной недавно лужайке за ручьем. Какой-то большой парень бил пионера...
      Парень колотил пионера наотмашь, тот падал. Парень пытался бежать, но пионер хватал его за ноги... Одной рукой верзила держал кучу какой-то материи, а другой норовил стукнуть как следует нашего храбреца, тащил его за собой на одной ноге, как гирю, отцеплял и не мог отцепить, снова волочил по колючей кошенине. У пионера задралась рубашка. Парень брыкал его ногой, но он не отцеплялся...
      Наверное, парень украл у нас что-нибудь ценное.
      Я переменил направление. На дороге увидел пасущихся лошадей, быстро снял веревочные путы с какого-то коня, привычно взнуздал его этими путами и, вскочив на спину, пришпорил пятками.
      Конек, привыкший к подобному обращению, резво помчался.
      И я явился на поле боя с неожиданной для противников быстротой - в тот самый момент, когда отвратительный верзила замахнулся на пионера ногой, норовя ударить в лицо.
      Мой удар опередил подлеца. Он докатился в одну сторону, прочь полетели в другую юбки, кофты, трусики и полотенца... К моему неописуемому удивлению, это оказался Васька. Значит, от ругани он перешел к действию.
      Кто же остановил его, вцепившись, как репей?
      Я поднял с земли пионера, и передо мной предстал Игорь. Но в каком виде! Нос разбит. Один глаз заплыл.
      Волосы запорошены землей. На лице ссадины. А живот - словно его кошки драли - до крови поцарапан на скошенном лугу, по которому тащил его Васька.
      - Он наших девчат салил! Кидал в них грязью, не давал вылезти. Сидел на одежах... Говорит: танцуйте голышом. Девчата - плакать, а он схватил платья - и бежать!
      Я шел мимо, увидел - и к нему, - докладывал Игорь, сгоряча не ощущая боли от царапин, ссадин, синяков и шишек.
      Все свои раны он прочувствовал лишь потом, когда мы мазали ему живот йодом, а к синякам и шишкам прикладывали холодные примочки.
      - Вожатый, я стойкий? Верно, ведь я очень стойкий?
      Больно, а я не плачу, - говорил он, смахивая слезы и морщась.
      - Откуда ты взялся на том берегу?
      - А я с эстафетой бежал, с фуражировки. Командир сообщает, что они заночуют. Так обстановка требует.
      Когда вы добудете карасей, они явятся со сметаной.
      К вечеру у Игоря поднялась температура. А наутро один глаз совсем закрылся ужасной опухолью фиолетового цвета. И это было накануне воскресенья, рокового родительского дня.
      Много шума наделало это происшествие. На селе говорили, что пионеры побили батрака. Особенно старались кулацкие дети, подговорившие Ваську салить наших девочек. Они были тут же, скрываясь в кустах, и не показались, когда подоспевшие пионеры взяли Ваську в плен, как лилипуты Гулливера, и повели в лагерь.
      Они не хотели показать себя зачинщиками, чтобы все свалить на Ваську. Кулаки против пионеров - это уж слишком наглядно. А вот батраки против пионеров - это куда забавней. Хитрые были кулачата, учились не в Коломенском, а в московской какой-то школе, чуть не в одном из редких тогда ремесленных училищ. В хозяйстве работал за них батрак Васька, а они приобретали ценные знания.
      Во всем этом мы разобрались не сразу, постепенно.
      Признаться, мне было очень не по себе, что я принужден был ударить батрака, глупца. Но в глазах ребят мой поступок был справедлив и даже героичен.
      - Вожатый как вскочит на лошадь, как помчится! - услышал я в палатке ребят.
      - Наш вожатый как даст ему, он и покатился.
      - Наш вожатый сильный, - слышалось из девичьей палатки.
      Нехорошо, ах, как нехорошо!
      - Васька, - говорил я, - ты не обижайся, но, если ты еще раз затеешь провокацию, тебе еще раз попадет.
      - А я и не обижаюсь, - ответил наш пленник, с удовольствием запихивая в рот кусок пирога. Он не протестовал против плена на хороших харчах.
      - Не фулигань, за это и не так бывает, - рассудительно говорил он. Берите меня к себе насовсем. Я вам буду продукты возить, а зимой печки в школе топить.
      Я тогда совсем буду за вас. Я у этого кулачья все сады обтрясу, я этим кулачатам все носы разобью. У меня кулачище во, как у мужика...
      - Ты, чудак, думаешь, здоровые кулаки это все, - говорил ему Игорек. А вот ты не знал, что у меня в кармане был вот этот талисман. Видишь орех, это как будто орех... А вот раскуси... Ты сильный - а меня не победил.
      - Конь с репьем не сладит. Понял? А ты репей! - беззлобно отругивался Васька.
      Мы отпустили его, взяв честное слово больше нам не вредить.
      КАК МЫ "УГОВАРИВАЛИ" ЩУКУ
      Итак, наступила суббота, канун нашего "судного дня", первого родительского воскресенья.
      Судя по тому, что написал Аркадий в эстафете, доставленной Игорьком, сметана нам обеспечена. Дело за карасями. Бредешок, изъеденный мышами, починен и сверкает свежими заплатами. Иван Данилыч с корзинкой на голове нетерпеливо сучит ногами, ему хочется скорей топать к заветным озерам.
      Денек тихий, жаркий. Самый подходящий для ловли бреднем. Иван Данилыч, захваченный азартом, шел на все. Он принес две косы - раскашивать озерные травы.
      Сговорил лодку для перевоза на тот берег. И все повторял:
      - Ну, видимо-невидимо... Давно их там не тревожили... Теперь карасищи там - как лапти, лини - как пироги. Зимой на дух щуки выходили и окуни, а эти лодыри все в тине остались. И никуда не ушли. Вот уж третью весну озера эти не заливало. Не выходила к ним Москварека.
      Переправились, зашагали. Поскольку в эту увлекательную экспедицию рвались все, решено было создать сводный отряд из представителей всех звеньев, и, чтобы не обидно, по жребию.
      До избранного озера далеко. Жара. В лугах, как говорится, марит. От запахов разогретых солнцем трав кружится голова. Но все нипочем. Ноги несут нас сами. Все в предвкушении великого таинства рыбной ловли. Будет ли улов? Что окажется в озере? Сколько разговоров и предположений было все эти дни, пока шли сборы!
      Нетерпение подстегивает шаг. Вот оно, "окаймленное кустами молодых ракит" небольшое озерко, все заросшее ряской, лягушиными тенетами и, конечно, телорезом. Только кое-где темные, как нефть, окошки чистой воды.
      И в этих окошках по вечерним зорям купались такие жители глубин, что, по уверению Данилыча, хлопали по воде хвостами, как бабы вальками по мокрому белью.
      Привал. Ребята располагаются по берегам озера.
      Я, прямо в одежде, чтоб оберечься от телореза и осоки, лезу в воду с косой. А дед, не выпуская из рук ведра для будущего улова, недоверчиво смотрит: как это я буду косить под водой?
      Здесь это не принято. А у нас в мещерской пойме во время покоса в полдневный перерыв, собравшись артелью, запросто выкашивали и не такие озера и брали карасей возами.
      Однако вода в озере холодновата. И даже в травяных местах глубоко. Доходит до подбородка. Пригнуться нельзя. Двигаю косой у самых ног... Вот-вот порежешься.
      Но сочные водяные растения срезаются от первого прикосновения и тут же всплывают. Толстые, с руку, корни кувшинок всплывают шумно, поднимая донную тину.
      Заросли телореза - плавучего растения, похожего на кактус, - все время наплывают на меня, сколько ни отталкиваю косой.
      А тут еще жучки-вертунки. Маленькие, черненькие, вечно снующие вверх-вниз. Как куснет, словно электрическим током ударит. И надо же им попасть под одежду и кусаться то тут, то там...
      Вот один конец озерка выкошен. Вся поверхность воды взбугрилась от всплывших водорослей.
      - Ребята, таскать!
      И выделенные мне в помощь лучшие пловцы и нырки бросаются в озеро и начинают вытаскивать траву на берег. Оставь ее - бредень скатается, и никаких карасей не поймаешь.
      В первых же охапках вытащенной на сушу травы обнаруживается масса живности. Вся трава шевелится. Тут и жуки-плавунцы в своих толстых панцирях, и тритоны, и огромные жирные пиявки.
      Но ни одного малька, ни одной рыбки... Наверное, рыба в глубине. Прячется от косы, как от щуки.
      Когда моя косьба подошла к концу, а ребята не растащили и десятой доли скошенных водорослей, не вытерпели мои пионеры, и все, сколько их было, умеющие плавать и неумеющие - влезли в воду.
      Шум, крик, плеск, визг. К кому присосалась пиявка, кто наткнулся на телорез, кого ужалил кусачий жучок-толкунец...