Когда я был вожатым

Богданов Николай
Когда я был вожатым

      Николай Владимирович Богданов
      КОГДА Я БЫЛ ВОЖАТЫМ
      КАК МЫ СПОРИЛИ
      Нет, ты не прав!
      - А я с тобой не согласен!
      - Весь смысл пионерского движения в организованности сверху!
      - А я за широкую самодеятельность ребят.
      - Но это же анархия, зачем тогда вожатые? Мы же призваны руководить.
      - Но не водить за руки. Мы не поводыри, а вожаки!
      - Не понимаю разницы...
      - Поводырь водит робких слепых, которые без него ни шагу, а вожак ватагу удальцов.
      - Ха-ха-ха! Договорился: вместо юных пионеров - юные запорожцы. Пойми, ведь это же дети.
      - Нет, наши ребята не дети, а мы для них не няньки, а товарищи!
      Сколько же мы тогда спорили, вожатые первых пионерских отрядов! Особенно я с Вольновой. На курсах нас так и прозвали "друзья-враги". Мы всегда занимали крайне противоположные позиции.
      Если я говорил:
      - Надо всячески поощрять выдумки ребят.
      Она тут же вскрикивала:
      - Какие выдумки? Мало ли что они напридумывают!
      Мы должны им прививать только то, что нужно для людей будущего, ведь им при коммунизме жить!
      - Что значит жить при... чем-то, при ком-то? Это приживальчество. Наши отцы не жили при капитализме, а боролись против капитализма. А ребята будут строить коммунизм, а не жить при нем, как иждивенцы!
      - Ну знаешь, основное уже будет построено. Их надо подготовить к тому, чтобы пользоваться плодами коммунизма. Быть здоровыми, сознательными, дисциплинированными... Гармоничными во всем.
      - А конкретно: пуговицу они должны будут уметь пришить? Обед приготовить? Обувь починить?
      - Вот смешно! Вот отсталые понятия! Да в будущем, может, и одежда-то будет без пуговиц. Обед заменит какая-нибудь одна пилюля. И вообще за людей все будут делать машины!
      - А людям и делать будет нечего! Вот здорово! Нам нужно готовить в основном бездельников!
      - Не бездельников, но людей, у которых, конечно, будет больше свободного времени, чем у нас... Надо им прививать любовь к спорту, к музыке, к театру.
      - А к труду? Ведь основа всего - труд.
      - Но не к такому, как теперь, ведь они будут уже не рабочими. Само слово это отомрет. Они будут командирами техники, властелинами машин...
      - Не люди, а боги!
      - Не доводи до абсурда. Не боги, конечно, но и не люди по нашему подобию...
      - А по какому же?
      - Вот в этом-то и сложность. Мы - люди, у которых еще много от старых навыков, от прошлого, - должны воспитать людей будущего, привить им высшие навыки.
      - Я бы с удовольствием привил им и мои старые навыки - умение косить, пахать...
      - Ну вот, - смеялась Вольнова. - я же говорю, любовь к анархии - это у тебя от крестьянской стихии, в которой ты провел неорганизованное детство: скакал на неоседланных лошадях, когда человечество давно освоило седло и стремена, глотал дым костров, когда есть электричество, пил ключевую воду, не имея понятия, что есть водопровод. Какие же навыки принесешь ты людпм будущего?
      - Комсомольскую боевитость.
      - Лучше бы организованность!
      - Только не на скаутский манер!
      Тут Вольнова всерьез обижалась. Она ставила себе в заслугу, что, участвуя в скаутском движении, помогла взорвать изнутри и разоблачить эту организацию воинствующих буржуйских сынков. И считала, что нам нужно перенять немало полезного, что было у скаутов: их военизированные игры, методы физической закалки, строгую дисциплину, основанную на подчинении младших старшим. Я же считал, что нам у буржуйских сынков учиться не следует, у нас свои, комсомольские традиции есть.
      - Боюсь, что не выйдет из тебя настоящего вожатого, который смог бы готовить людей будущего, если ты будешь ориентировать их на прошлое.
      - Послушай, Соня...
      - Сколько раз я тебе говорила, что Соня - это от слова "сон", а мое имя от греческого слова "софия", что значит "мудрость". Ударение на букве "и". Ни в коем случае не Софья и не Софа, это тоже противно, что-то от софы, сафьяна, дивана...
      - А вот у Грибоедова - Софья.
      - Запомни: родители назвали меня не в честь этой размазни, а в честь революционерки Софии Перовской.
      Это тебя неизвестно почему назвали Николаем, с таким же успехом могли назвать Иваном или Петром.
      - Ишь какая ты организованная!
      - Да, я была задумана, и создана, и воспитана как гармоничный человек будущего. У меня все не случайно, и фамилия Вольнова свободно избрана моими родителями.
      Это их партийная кличка. Конечно же, не случайно, а в результате тщательного отбора мой отец - человек очень красивый физически и морально - выбрал мне в матери женщину красивую, здоровую, уравновешенную, с соответствующим интеллектом. И вот результат!
      София Вольнова становилась в позу, давая собой любоваться. И здесь наш спор прекращался. Красива она была бесспорно. Без единого недостатка. Высокая, стройная, сильная, гибкая. Лицо словно выточенное по классическим пропорциям. Высокий лоб, прямой тонкий нос, идеального овала подбородок. Прибавьте к этому гриву золотых волос, горделивую посадку головы и светящиеся смелым умом глаза. Арабский конь - среди копытных.
      Лебедь - среди птиц.
      - Придется мне взять над тобой шефство, - говорила она снисходительно.
      - Давай просто дружить, - предлагал я.
      - Дружить? Это же отсталое понятие. Дружба двоих отделяет их от коллектива. Дружба внутри одного коллектива противопоставляет его всему обществу.
      - Ну, София, это уже софизм, софистика, мудрствование лукавое! Как же это жить без дружбы?
      - Нет, нет, вот шефство - другое дело. Здесь передовой помогает отстающему, и это на пользу всему обществу.
      Шефство надо мной она взяла еще на курсах пионервожатых, где я был простым слушателем, а она читала нам лекции о воспитании подростков.
      КАК Я СТАЛ ВОЖАТЫМ
      После окончания курсов нас распределили по московским районам. Мы с Вольновой попали в Бауманский.
      Завом райбюро пионеров был здесь Павлик - так его все звали. Этот веселый парень, никогда не снимавший кепки, со всеми был на "ты", и любимое слово у него было "поддерживаю".
      Когда Вольнова доложила ему свой план действий, который составила заранее, Павлик весело сказал:
      - Замечательно. Поддерживаю. Действуй!
      И она принялась действовать. Отправилась в лучшую опытно-показательную школу имени Радищева, взяла списки учащихся, отобрала отличников, в первую очередь детей коммунистов, и предложила им записаться в отряд.
      - Кому же, как не вам, быть пионерами? Дети коммунистов должны быть примером для детей беспартийных родителей.
      А учителям сказала:
      - Всех ребят мы сразу охватить не сможем, я отберу тех, кого сочту нужным.
      Так она создала пионерский отряд весьма разумно, действуя, как всегда, строго логично и продуманно.
      Я же, как неисправимый романтик, поддался стихийному влечению сердца. Понравилось мне, что где-то в районе, в каком-то Гороховом переулке, в школе, которая держала рекорд по количеству разбитых окошек, собрался самостийный пионерский отряд. Совет отряда написал Павлику письмо, требуя прислать вожатого,"какой у вас самый лучший, а то не примем".
      Вот к этим дерзким ребятам я и явился.
      Школа оказалась непривлекательной, обшарпанной.
      Переулок кривой, с выбитым булыжником. В начале его, у Садово-Черногрязской, стояли черные, закопченные котлы для варки асфальта, и около них, одетые в грязное тряпье, копошились беспризорники.
      Учителя встретили меня неласково.
      - Мы считаем организацию отрядов при школе нецелесообразной, - сказал завуч, - будет отвлекать учащихся от занятий.
      А ребята - еще круче.
      - А почему ты пошел в вожатые? - спросил серьезный паренек, не умеющий улыбаться.
      И десятки любопытствующих глаз уставились на меня со всех сторон.
      - Да мне само слово понравилось. Важное, уважительное такое: вожатый, вожак.
      - Расскажи о себе. Кто такой и почему к нам послали?
      Пришлось рассказать о своем комсомольстве. Об участии в борьбе с бандитизмом. О том, как создали мы первые ячейки на селе. Как боролись с кулаками. Как с оружием в руках добывали спрятанный ими хлеб, снабжая голодающую Москву. А потом по призыву Ленина "Учиться, учиться и учиться" приехали в столицу на учебу по комсомольским путевкам.
      - Подойдешь в вожатые. Давай голоснем, ребята!
      - Нет, постойте, - заявил я, - теперь расскажите, кто вы такие. Может, вы мне не подойдете.
      Ребята были озадачены.
      - Костик, давай... Ты председатель совета отряда, тебе первому. Котову слово!
      - Я сын рабочего, - сказал Костя.
      - А мать - торговка! - тут же добавила девчонка, стриженная под мальчишку, и какой-то паренек показал жестом, что ей нужно отрезать язык.
      - Ну и торговка, что же тут такого? Нам жить нечем.
      Отца моего беляки зарубили под Воронежем... Вот мать и торгует. У Перовского вокзала, в обжорном ряду, студнем... Кому нужно - пожалуйста!
      Дружный хохот покрыл эти слова. Но сам Котов не улыбнулся.
      - А ты кто? - спросил я стриженую.
      - Я вожатая звена "Красная Роза", Маргарита.
      - Бывшая Матрена, - пискнул узкоплечий, большеголовый мальчишка и тут же присел, получив от девчонки щелчок в макушку.
      - Ну да, буду я еще носить поповское имя. Мне его без моего согласия дали. Хочу - и буду Маргаритой, и никто мне не запретит! А кто назовет по-старому, тот получит!
      - Она вожатая, потому что у нее мать вагоновожатая! - пискнул опять парекек и спрятался под парту.
      На все эти шутки снисходительно поглядывал важный, толстый пионер в очках.
      - Уйми своего Игорька, доктор! А то мы ему живо ежиков наставим.
      - Почему он доктор? - спросил я. - Потому что в очках?
      - У него отец тоже доктор.
      - Доктор паровозов, - важно ответил толстяк.
      - Просто слесарь по ремонту паровозов, это он важничает! - закричали девчата.
      Выяснилось, что доктором прозван Ваня Шариков, вожатый звена "Спартак".
      - У нас две Раи - одна маленькая, другая большая...
      Вот она, самая толстая. Из нее маленьких две получится.
      - Рая-маленькая сама пришла, а большую папа привел.
      - Чтобы похудела!
      - Чтоб ее коллектив воспитал, а то она очень рыхлой растет... Одни мечты и никакой инициативы. А теперь время не то... не для таких.
      - И две Кати у нас - одна беленькая, другая черненькая.
      Всех я в тот раз не запомнил, конечно. Народец, как видите, разношерстный. В основном дети городской бедноты. Что же их собрало вместе? И я спросил, почему они хотят быть пионерами и что думают делать.
      - Насчет почему пионеры - это понятно: хотим быть передовыми. Не ждать, пока вырастем, сейчас действовать... А вот как - мы еще не знаем...
      - А я знаю! - выскочил очень чистенько одетый мальчишка с нарисованными химическими чернилами усами. - Давай, вожатый, подготовимся... сухарей там, оружие - и на подпольную работу в Германию. Мы маленькие, через границу проскользнем - шуцманы нас не заметят... А с немцами чего проще геноссен, ауфвидерзеен!
      - Да не слушайте, это Франтик, фантазер, - оттащила его девочка сильной рукой. - Лучше всего агитпоход.
      На смычку с деревней!
      - Мальчишкам даешь экспедицию на басмачей! В горы, разведчиками... А девчонки пусть на борьбу с паранджой - раскрепощать женщин!
      - Да постойте вы, пусть вожатый скажет.
      Многие бы заткнули уши от такого шума. Но я, как
      старый комсомольский активист, находил в этой бурливой стихии особую прелесть, это напоминало мне начало нашей комсомолии. Давно ли мы сами были такими!
      С улыбкой посматривал на меня и на ребят взрослый человек, сидевший в сторонке у окна и ни во что не вмешивавшийся.
      У него было темное, продубленное какими-то нездешними ветрами лицо и белые как снег волосы.
      - Все правильно, - сказал я, - но все в свое время, а сейчас посмотрим, умеете ли вы ходить строем. А ну, на линейку строиться! Шагом марш!
      Вышли ребята в старинный парк, прилегающий к школе, построились на влажной тропинке в тени больших лип.
      Стою перед строем, объясняю законы юных пионеров, рассказываю про обычаи и замечаю - некоторые ребята поджимают под себя ноги - то одну, то другую.
      - Чего это вы, как журавли на болоте?
      - Тропинка холоднющая, пятки зябнут.
      Вижу - многие босиком.
      - Вы что, обувку дома забыли?
      Молчат босоногие, застеснявшись.
      - Родители не дали. Говорят, обувка нужна в школу ходить, ее беречь надо, - важно сказал Шариков, посмотрев на свои заплатанные ботинки.
      Переглянулись мы с седым человеком - бедновато, мол, живут еще наши люди, детскую обувочку чиненуюперечиненую берегут! Учти, мол, говорил его взгляд. Я учел и, оставив словесность, переключился на разминку.
      - По тропинке бегом, марш!
      Полюбовавшись на ребят, раскрасневшихся после
      бега, и, очевидно, решив, что я овладел стихией, седой человек, как-то незаметно пожав мне в локте руку, ушел.
      Это был прикрепленный к отряду от райкома партии старый коммунист Михаил Мартынович Агеев. Все его звали дядей Мишей.
      КАК МЫ ДОСТАВАЛИ ГОРН И БАРАБАН
      Итак, за меня проголосовали единогласно и я вступил в командование пионерским отрядом в качестве вожатого.
      Школа, при которой жил мой отряд, оказалась одной из беднейших в районе. У нее не было никаких шефов.
      Ребятам некому было подарить даже барабан. Не было горна. А без этого какой же пионерский отряд!
      Идеи и способы достать барабан возникали у наших бойких ребят самые неожиданные, простые и фантастические. Вот, например, при помощи перышек и... семечек.
      В то время два бича терзали школу: игра в перышки и лущение семечек.
      Еще с голодных времен укоренилась эта привычка - грызть семечки, чтоб обмануть голод. И ребята грызли их везде и всюду, даже во время уроков. Послушаешь, учительница что-то объясняет, а в классе стоит сплошное пощелкивание, как треск кузнечиков. А игрой в перышки увлекли их беспризорники до того, что школьники играли, спрятавшись под партами.
      Пионеры решили объявить этим порокам беспощадную борьбу.
      - Знаешь, вожатый, мы что придумали, - заявил мне на совете отряда Франтик, - обыграть всех наших беспартийных ребят дочиста и все выигранные перышки продать соседней школе. Вот и деньги на барабан!
      - Не годится.
      - Ну, тогда вынуть у всех грызунов семечки из карманов, сделать такой внезапный налет. А реквизированные семечки - на базар. Вот Костя, его мать нам и продаст, - предложил Шариков.
      - Опять не то.
      - Ну, вожатый, почему "не то"? У нас же шефов-то нет. Хорошо вон отрядам при заводах, при фабриках, там отцы отработают смену-другую в пользу отряда, вот и все!
      - А почему бы, ребята, нам самим не заработать?
      Я все ждал такого предложения. Мы, студенты, когда не хватало стипендии, поступали просто: шли на товарные станции, на склады, работали грузчиками. У нас были свои студенческие артели. Конечно, детский труд у нас запрещен. Но видел я, как нанимались мыть и очищать товарные вагоны женщины из городской бедноты и им помогали девчонки.
      Может быть, и пионерам можно в виде исключения заработать себе на горн и барабан.
      Решили посоветоваться с нашим партприкрепленным - дядей Мишей. При каждом отряде были такие шефы из старых коммунистов. Мы своим особенно гордились.
      Богатырь с виду. Лицо загорелое, а волосы седые. Командир одной из краснопресненских баррикад в 1905 году.
      Бежал с царской каторги, жил в эмиграции. В гражданскую войну партизанил на Дальнем Востоке. У него были грозные, лохматые брови и детские голубые глаза.
      Он выслушал мое предложение, подумал, как всегда, и сказал неторопливо:
      - И меня прихватите... Я когда-то большим спецом был витрины мыть, зеркальные стекла протирать. Я этим занимался в эмиграции, в Париже.
      Ну, раз такой человек стекла мыл в Париже, чего же нам дома-то стесняться!
      После долгих переговоров нам доверили вымыть и протереть стекла в запущенном здании вокзала Москвавторая.
      Заработанных денег хватило и на барабан, и на горн, и на кусок бархата для знамени.
      Признаюсь, мы скрыли это от наших беспартийных ребят и даже от учителей, придумав, что все это подарки несуществующих шефов. Нам казалось, что так больше чести.
      Лихо маршировал наш отряд под звуки горна и грохот барабана по нашему кривому переулку. Задорно прошли мы разок-другой и мимо опытно-показательной школы имени Радищева.
      Стройность картины нарушали только беспризорники, бездомные обитатели нашего переулка. Лохматые, чумазые, они бежали за нами завистливой толпой. Может быть, потому, что котел для варки асфальта, у которого они ютились, стоял близко от нашей школы, или оттого, что наши ребята не брезговали иной раз поделиться с ними завтраками, эти беспризорники так и липли к нашему отряду, совсем не интересуясь отрядом Вольновой.
      Но не в них дело, главное - что мы четко печатали шаг под барабан. У нас были горн и красное знамя. И все это мы добыли сами и теперь демонстрировали перед окнами соперников.
      Мне показалось, что сама Софья Вольнова выглянула в окно, привлеченная звонкими руладами горна и трелями барабана. И сердце мое сладко забилось.
      - Мы еще вам покажем, опытно-показательные!
      Как-то раз, на очередной встрече вожатых по обмену опытом, она мне так обидно посочувствовала, что вызвала желание посоревноваться - кто кого.
      КАК МЫ ШТУРМОВАЛИ ПЕРЕКОП
      Многие отряды тогда соревновались за право носить имена героев революции и гражданской войны. Наши с Вольновой пожелали взять себе имя Буденного.
      Мои ребята считали, что имеем на то особое право: отец нашего пионера Шарикова служил кочегаром на бронепоезде "Ваня-коммунист", который своим метким огнем по скоплениям белогвардейской конницы помог Буденному выиграть знаменитую битву за Воронеж.
      Шариков со слов отца рассказывал, как это было...
      И каким смельчаком был Буденный. И как он командовал, не слезая с коня. Подскакал к бронепоезду, постучал звонким клинком о стальную броню орудийной башни и указал командиру цель, по которой открыть огонь.
      Не все знали такие подробности о боевых делах избранного нами героя. Кому же, как не нам, носить на отрядном знамени его имя!
      А пионеры Вольновой не уступали. Они вычертили большущую карту всех военных походов Первой Конной армии.
      Удары буденновцев по врагам были изображены красными стрелами, войска белых обозначались белым, зеленых - зеленым, скопления махновских банд черным.
      И вот решающий час настал.
      Отряды красных выстроились у подножия Воробьевых гор. На всех буденовки, выданные с военных складов.
      Они великоваты, сшитые на взрослых бойцов, и некоторым малышам сползают на глаза. Ничего, выше головы - на носах задерживаются!
      Семен Михайлович выехал принимать парад своего необычного войска. Под ним легендарный боевой конь.
      При нем легендарная шашка, украшенная боевым орденом Красного Знамени. Замерли в восторге.юные воины, застыли по стойке смирно красные командиры-вожатые.
      И вдруг в этой тишине громкий шепот Игорька:
      - Не может быть, чтобы сам Буденный стал нами, детьми, командовать. Нарядили под него какого-нибудь артиста. Посадили на коня, приклеили усищи, и пусть с детьми в войну поиграет!
      На него зашикали. Но Буденный услышал. Остановил коня и громко:
      - Кто там в строю рассуждает, два шага вперед.
      Вытолкнули ребята оробевшего Игорька. Стоит он на полусогнутых. Громадный конь косит на него сердито глазом. Всадник смотрит с усмешкой и вдруг наклоняется к проштрафившемуся "бойцу":
      - А ну, дерни меня за усы!
      Какое там! Игорек совсем оробел. Ни жив, ни мертв.
      Тут Семен Михайлович крепко дернул себя за ус, поморщился и сказал наставительно:
      - Не знаешь, не ври... Видал, настоящие! И, приосанившись, отъехал.
      Неизвестно почему, ближайшие отряды гаркнули "ура". Его подхватил весь строй.
      А я подумал: "Все кончено. Тут воюй не воюй - не завоевать нам имя буденновцев". Улыбка Вольновой подтвердила мою мысль.
      Взвились сигнальные ракеты. Ударили по "врагу"
      "пушки", затрещали "пулеметы", отлично сделанные деревянные трещотки. Ахнули разрывы снарядов, все как на настоящей войне - так ловко взрывали фугасы саперы, приданные нашему юному войску. Беглым шагом ринулась в гору славная русская "пехота"...
      И хотя вместо грозного рева солдатских глоток сия пехота издала мальчишески веселый крик, перешедший в шумный и беспорядочный гомон, все шло отлично.
      Но вдруг этот веселый шум и гомон стал затихать, замирать, движение штурмовых цепей замедлилось. Что-то странное, непонятное погасило воинский пыл юных бойцов.
      И командарм наш, руководивший боем с коня, заметив неладное, подскакал к передовой.
      - В чем дело, товарищи? Что задержало красную пехоту?
      - Извините, - докладывают смущенные командиры, - крапива!
      - Какая крапива?!
      - Непредвиденная, жгучая! - досадливо сказала Вольнова, почесываясь. На пути наших отрядов оказались такие могучие заросли крапивы, заполонившие заброшенные малинные и крыжовничьи сады-садочки заброшенных дач, что ее колючее семя посыпалось за шиворот нашим командирам. О бойцах и говорить нечего. Ребята застряли в ней, как в колючей проволоке!
      Буденный, подняв густые брови, чуть не расхохотался.
      Не случалось еще такого в его воинской практике. Но тут же спохватился. И, включаясь в игру, выхватил саблю из ножен и, послав вперед коня, принялся рубить крапиву с азартом мальчишки.
      А мои ребята, не дожидаясь, когда им прорубит дорогу в этой колючей проволоке сам командарм, ринулись вперед, не щадя порванной одежды, не считаясь с царапинами и ожогами.
      И пока генералы "синих", приставив к глазам бинокли, посмеивались да пошучивали над удалым мальчишеством Буденного, наш самый ободранный и поцарапанный отряд вырвался вперед. Одолев возвышенность и зайдя в тыл "синих", мы закричали "ура" и подняли красные флажки.
      Посредники определили, что штаб "синих" попал в плен.
      При разборе итогов первой пионерской военной игры было много смеха и шуток.
      Командиры "синих" заявляли:
      - Отвлек нас своим геройским кавалерийским рейдом товарищ Буденный. Пока мы удивлялись, для чего это командарм крапиву заготавливает, красная пехота тут как тут!
      - Для вас, для вас крапивку заготавливал, чтобы угостить, если долго не сдадитесь, - покручивая усы, отшучивался Семен Михайлович.
      За отличное командование военной игрой ему было присвоено звание почетного пионера. А нам за отличное участие в ней предоставлено почетное право повязать ему красный галстук как шефу нашего отряда.
      КАК МЫ ПРИНИМАЛИ В ПИОНЕРЫ БУДЕННОГО
      Вскоре разведка выяснила, что Семен Михайлович живет в одном из переулков вблизи Кремля. Встает он, по военной привычке, очень рано и каждое утро выходит прогуляться во двор дома, когда все еще спят. В такой ранний час мы его и подкараулили. Неожиданно вышли из-за каменного забора, подошли четким шагом и отдали салют.
      Семен Михайлович, подняв густые брови, отдал честь.
      Рита вышла из строя и отрапортовала:
      - Разрешите повязать вам красный пионерский галстук как почетному пионеру отряда имени Буденного!
      Семен Михайлович улыбнулся, поправил усы и после небольшого раздумья пригласил нас к себе. Приоткрыл массивную дверь парадного и, пропустив всех ребят, обогнал их на лестнице.
      - Жинка! - крикнул он, открывая дверь квартиры на втором этаже. Дивись, я сейчас помолодею. Вот хлопчики пришли меня в пионеры принимать.
      Из комнаты вышла высокая, строгая на вид женщина.
      Увидев нас, молча осмотрела, пропустила вперед, не сказав ни слова.
      Сдерживая робость и любопытство, с ощущением, что перед нами сейчас раскроется какая-то тайна, мы вступили в жилище легендарного героя, веря и не веря, что это наяву, а не во сне. Казалось, что сейчас мы увидим сабли и ружья, как в военном арсенале, знамена, пробитые пулями, и еще что-нибудь необыкновенное. И были поражены, увидев книжки. Их было много ив шкафах кабинета и на столе. И среди и-их - учебники и тетради.
      Что это - герой гражданской войны Буденный, учась в Военной академии на генерала, изучает школьные науки, как какой-нибудь школяр?!
      Заметив наше удивление, хозяин несколько смутился, но быстро подавил смущение и, положив руку на исписанную тетрадь, сказал:
      - Вот так,ребята. Таким, как я, до революции учиться не пришлось. С детства работали на богачей от зари до зари. А после революции опять некогда, воевать с ними пришлось с утра до ночи. Вот теперь, как с ними управились, вдвойне наверстывать приходится. Трудно взрослому человеку изучать школьные науки, ох как трудно, - вздохнул Семен Михайлович. - Вам в юные годы куда легче. Всё для вас - учителя, школы. Вот за то мы и воевали. Вы это цените? Смотрите у меня, чтобы пионеры отряда имени Буденного по успеваемости были впереди всех!
      Конечно, ребята дали слово. Когда мы вручили Семену Михайловичу выписку из решения совета отряда, разрисованную нашими художниками, повязали красный галстук и пришпилили значок, Буденный спросил:
      - Ну, а какие же обязанности будут у меня как у пионера отряда имени Буденного?
      - Вы почетный, - стала объяснять Рита. - Маршировать с нами не будете, конечно... Но вот помогать...
      И тут мы признались, что нам для выезда в летний лагерь совершенно необходимы две-три палатки. И, по нашему соображению, товарищ Буденный может нам в этом помочь, ведь Первая Конная сейчас не воюет и, наверное, многие походные палатки на складах лежат. Нам бы на время, а не насовсем.
      Семен Михайлович задумался: речь шла о казенном воинском имуществе.
      - Семен, а почему бы и не дать хлопчикам из тех, что постарее, все равно их списывать пора, - сказала вдруг жена Буденного.
      - Да, да, конечно, если будут порваны, пулями пробиты - нам подойдут, мы починим! - подхватили ребята, благодарные за поддержку.
      Семен Михайлович на бланке написал нам записку, объяснил, куда пойти, и мы, едва сдерживаясь, чтобы не заплясать от радости тут же, в кабинете, поблагодарили нашего почетного пионера и попрощались с хозяевами.
      В прихожей жена Буденного каждому из нас сунула по горстке конфет, чем весьма смутила и ребят и вожатого.
      Возможно, все кончилось бы благополучно, не поделись я радостью с моим райкомовским дружком. Павлик выслушал мой доклад, насторожившись.
      - Карьеру делаешь, - сказ.ал он глуховато и тут же отобрал бумажку. Доложу на бюро. Надо посоветоваться. Дело серьезное. А к лагерю вы готовьтесь, тренируйтесь, - успокоил он нас и выпроводил из райкома.
      КАК МЫ АГИТИРОВАЛИ РОДИТЕЛЕЙ
      Вскоре весь отряд только и жил мечтой о выезде в лагерь. Для тренировки мы проделывали пешие походы в Сокольники, в Измайлово. Ребята заготавливали кружки, ложки, заспинные мешки. Вели разъяснительную работу среди родителей.
      Большинство радовалось счастливой возможности отправить своих детей на вольный воздух из душного, пыльного города. В особенности городская беднота, для которой выезд на дачу был не под силу, не по средствам.
      Тетки Кати-беленькой раза два приходили ко мне хлопотать за свою племянницу, опасаясь, что мы не возьмем ее, как очень слабенькую.
      - Конечно, она плохонькая у нас. Но без свежего воздуха совсем завянет. И мать ее от туберкулеза зачахла...
      и старшая сестренка померла. Мы вот тоже на учете как туберкулезницы состоим... Может, хоть она здоровенькой вырастет. Пионерство ей поможет... Вы уж не отталкивайте ее как слабенькую, - просили они весьма трогательно.
      Но были и такие, что категорически заявляли - нет.
      По самым неожиданным причинам. Отец Шарикова, например, заявил, что его сын ему самому нужен. Поедет с ним летом в деревню для остальных детишек на молочишко зарабатывать. Слесарь каждое лето отправлялся по деревням чинить-паять старые чайники, тазы, ведра, кастрюли, и Ваня уже раз-другой ходил с ним за подмастерье. Насилу мы его отстояли.
      Бывали случаи, когда меня призывали на помощь: матери - агитировать отцов, отцы - уговаривать матерей.
      Так случилось в семействе Рай-толстой.
      Ее папаша оказался адвокатом, женатым на бывшей богачке. Попав в его квартиру, я очутился словно в музее старинной мебели и каких-то дорогих и ненужных вещей.
      Среди них, как заблудившаяся в лесу, бродила очень бледная, очень красивая женщина с громадными печальными глазами. Она смотрела на меня скорбно. И ничего не говорила. Рассуждал один адвокат, а она только иногда кивала головой.
      - Ангел мой, - говорил просительно адвокат, - ты пойми, речь идет о счастье нашей единственной дочери. Ее счастье - с людьми будущего. А эти люди на данном историческом этапе - пионеры. Мы не должны навязывать девочке наши старые, отсталые понятия. Уж поверь мне, я-то знаю, куда клонит жизнь... Мы должны радоваться, что ее включат в свои ряды победители старого, творцы нового, молодой весны гонцы. С ними ей будет лучше.
      С ними она увидит свет новой жизни. Они ей помогут найти счастье в новом, непонятном для тебя обществе...
      Он был настолько же многословен, насколько она молчалива. Может быть, такой и должна быть жена адвоката?
      Меня многое поразило в этой квартире. Но особенно - книги. Весь кабинет адвоката был заставлен книжными шкафами. За стеклом важно сверкали позолотой кожаные переплеты множества книг.
      В столовой стояли шкафы, на стеклянных полках которых красовались удивительные фарфоровые безделушки, которые адвокат показывал мне как драгоценности.
      Очевидно, его причудливая мебель, статуи, картины и фарфор представляли какую-то непонятную мне, но большую ценность, потому что он говорил:
      - И все эти богатства я готов отдать лишь за одно то, чтобы моя дочь приобщилась к новому обществу... Пошла в одном строю с победителями... Это главное теперь, это главное....
      Хотя адвокат и был советским служащим, у меня стало закрадываться подозрение, что нам хотят подсунуть свою дочку бывшие буржуи. Стоит ли нам брать такой элемент?