Пока Уинн бежала по мокрому двору, опередив Клива, который боролся с двумя боковыми дверьми, она искала утешения в своем невероятном спасении. Ведь это действительно было спасение. Спасение от жизни с незаконными удовольствиями и незаконными детьми. Спасение от многолетнего стремления к тому, чего никогда не может быть. Он не собирался жениться на ней, он ни разу не сказал, ни одного слова о женитьбе. Но вместо утешения Уинн нашла только ужасающую пустоту.
Проносясь стремительно по холлу, Уинн споткнулась о пьяного слугу, затем чуть не наступила на другого, свернувшегося у подножия лестницы. Но она продолжала мчаться вперед, не замечая, что за ней тянется мокрый след.
Она только знала, что должна найти своих детей и прижать к себе. Они, а не Клив были ее жизнью. Уэльс, а не Англия был ее домом.
В темной спальне она сбросила с себя мокрую одежду и натянула сухую рубашку. Затем обернула спутанные волосы полоской старой простыни и, не переставая дрожать, нашла Риса и Мэдока. Они заворчали, когда она их раздвинула. Один из них завертелся, и Уинн разобрала слова: «Лошадь. Нет, две». Но как только она улеглась между ними, близнецы сразу затихли.
Они были в тепле, а она в безопасности. Эта мысль вновь и вновь прокручивалась у нее в голове, пока она пыталась успокоить быстрое дыхание и прыгающее сердце. Они были в тепле, а она в безопасности.
Но такая трусливая мысль заставила ее стыдиться самой себя. Их безопасность гораздо важнее ее собственной. Она должна похоронить свои страхи – а самое главное, все свои неподобающие желания – и подумать, как следует о будущем сыновей.
Она обняла их и крепко прижала к себе, почувствовав мальчишеский запах, смешанный с розовой водой. Как они ей дороги. Только вчера они были двумя крикливыми младенцами у нее на руках, а сегодня они уже высокие крепкие парнишки, готовые освоить любое новое дело и принять любой вызов. Скоро они превратятся в рослых юношей, а затем и в мужчин.
Умно ли она поступает, что противится притязанию лорда Уильяма на детей, лишая их, таким образом, обширных владений, которые этот человек хочет передать им по наследству?
Уинн уставилась в потолок с темными балками и неохотно представила, что будет, если оправдаются ее самые большие опасения: она уедет, а они останутся.
Текли минуты. Снаружи бушевала буря, ударяясь о крепкие каменные стены. А в душе Уинн переживала не меньшее волнение.
Наконец слезы прекратились. Она смирилась с тем, что так несправедливо уготовила ей судьба. Но она дала себе слово, что заключит с этим человеком – их отцом – определенную сделку. Он на многое пойдет, если решит оставить детей у себя. У мальчиков будет все необходимое – книги, учителя, а не только лошади и оружие.
И еще одно она решила, опять, несмотря на все усилия, вспоминая Клива. Так как у них уже будут и замки, и земли, лорд Уильям должен дать ей клятву, что предоставит им полную свободу, когда они захотят жениться по своему выбору. Жениться по любви, а не ради денег, земель или политических амбиций. Она горестно вздохнула и отогнала прочь печаль, грозившую вновь захлестнуть ее. Рис и Мэдок никогда не узнают, что, значит, быть раздираемыми между двух женщин, желая одну ради ее богатства, а другую ради нее самой. Кого бы они, в конце концов, ни выбрали, по крайней мере, Уинн будет знать, что под венец они пойдут ради любви и счастья.
Она понимала, что они, как и Клив, как, скорее всего большинство мужчин, с легкостью могли бы найти себе жену, исходя из практических соображений, и любовницу для утех.
Господь, храни всех женщин – и жен, и любовниц, – страдающих от такой жестокости.
А вот она больше не страдает. Теперь ее сердце закрыто для Клива и всегда будет закрыто. И даже если душа будет изнывать по нему, она не подаст и виду. Никогда.
Глава 21
– Нам нужно поговорить, – сказала Уинн, обращаясь к лорду Уильяму самым высокомерным тоном, на какой была способна.
Утреннее солнце струилось сквозь узкие окна и освещало зал, все еще носивший следы вчерашнего празднования, и того, кто веселился больше всех, – самого лорда. Он сидел в своем огромном кресле, одежда его была в беспорядке, волосы вздыблены серыми клоками, лицо осунулось. У него наверняка раскалывалась голова и во рту был мерзкий вкус, но, несмотря на это, он выглядел очень довольным.
– Мы так и поступим. Так и поступим. – Он указал ей на стул слева от себя, затем посмотрел по сторонам налитыми кровью глазами. – Где мое пиво? И хлеб? Сыра я бы тоже поел! – рявкнул он нескольким слугам, которые уже суетились в столь ранний час. Потом схватился руками за голову и застонал. – Ты выбрала неподходящее время для разговора со мной, госпожа колдунья. – Но прежде чем она успела отреагировать на эту дерзость, он сморщился и продолжил: – Прости меня, прости. Я только повторил, не думая, то, что случайно услышал вчера вечером.
– От сэра Клива, готова поклясться.
Лорд Уильям пожал плечами под ее возмущенным взглядом.
– Не ставь ему в вину то, что он нашел мне сыновей. Если бы не он, так кто-то другой. – Он пристально посмотрел на нее. – Потому что я обязательно нашел бы их, несмотря ни на что.
Уинн опустилась на стул, покрытый шкурой.
– Возможно. Сразу видно, вы решительно настроены, – добавила она. В это утро она не желала противоречить ему просто в отместку за свою потерю. Сейчас перед ней стояла более важная цель.
На столе появились кувшин с пивом, две кружки и поднос с хлебом, сыром, изюмом и миндалем. Лорд Уильям сделал большой глоток, с шумом выдохнул и вытер рот вышитой манжетой. Только после этого он был готов выслушать ее. Однако начать оказалось самым трудным, и Уинн нервно откашлялась.
– Видимо, Рис и Мэдок, вполне вероятно… появились в результате… – Она замолкла.
Лорд Уильям нахмурился.
– Они не были зачаты в насилии. – Его глаза, казалось, сверлили ее насквозь. – Моя Анжелина была… она была всем для меня.
– Тогда почему же вы не женились на ней?
Он выпрямился, и Уинн увидела на его лице боль.
– У меня уже была жена. Но я просил Анжелину поехать со мной. Я знал, что она носит моего ребенка, моих детей. Только она отказалась поехать в Англию.
«Какие все-таки мужчины одинаковые, – подумала Уинн, пытаясь справиться с собственной болью. – Они считают, что если предложат женщине роль любовницы, то это для нее чуть ли не честь». Она покачала головой.
Лорд Уильям, видимо, счел ее жест за сочувствие, потому что продолжил:
– Я бы очень хорошо с ней обращался. Только… только она не захотела растить своих детей как английских бастардов. – Он сжал губы, произнеся эти слова, и провел рукой по лицу, словно стирая гнетущие воспоминания. – Как бы там ни было, я оставил ей все деньги, что были у меня с собой. Я знал, что она собирается выйти замуж за человека, который за ней давно ухаживал, если тот вернется с войны, и это меня приводило в ярость. И все же я предпочел бы видеть ее счастливой женой другого, нежели мертвой.
Уинн не могла не отозваться на сетования старика. И хотя ей хотелось, чтобы и он страдал, она вдруг успокоила его, сама не зная почему:
– Она была счастлива, когда вышла замуж. Муж любил ее. Только когда она умерла, пытаясь дать жизнь их сыну, убитый горем человек не мог представить, как будет воспитывать чужих детей. Так мне рассказывали две женщины, которые принесли близнецов в замок Раднор.
Лорд Уильям кивнул, и с минуту они оба помолчали. Где-то под окнами замка кричал петух, в огромном камине слуга ворошил угли, пытаясь разжечь огонь. Лорд Уильям отодвинул кружку.
– Мои сыновья хорошо спали?
– Да. Все дети хорошо спали. Они и сейчас еще спят. Так устали от путешествия.
– Сегодня мы будем праздновать целый день. Уинн с сомнением приподняла бровь.
– А вы вполне уверены, что выдержите?
Его лицо тут же приняло жесткое выражение, и он превратился в сурового хозяина Керкстона.
– Не смей сомневаться. На моей земле не найдется ни одного человека, который смог бы превзойти меня хоть в чем-нибудь. – Видя ее недоверчивый взгляд, он слегка смягчился. – Мне стало трудно ездить верхом, после того как я сломал ногу, но не больше, – настаивал он.
Уинн пожала плечами:
– Наступит день, когда Рис и Мэдок возгордятся, превзойдя вас во всем.
Лорд Уильям заулыбался.
– Да, это точно. И для меня будет удовольствием уступить им. Хотя легко сдаваться я не собираюсь.
– Я бы хотела заключить с вами соглашение. – Уинн внезапно поменяла тему разговора. Лорд Уильям подозрительно на нее взглянул, но она невозмутимо продолжала: – До недавнего времени я заботилась об этих мальчиках. И мне лучше знать, что для них хорошо.
– Если хочешь остаться, чтобы быть с ними рядом, я не возражаю.
Уинн нахмурилась.
– Я из Уэльса. Мой дом не здесь.
– Но Клив сказал мне…
– Ваш сэр Клив – глупец, – отрезала она. Лорд Уильям откинулся на спинку кресла и промолчал. Уинн, однако, не понравился зловещий огонек, промелькнувший у него в глазах, словно Клив поведал ему о ней то, о чем лучше было бы промолчать. Она продолжала, стараясь сохранять спокойствие: – Дело в том, что если я все-таки оставлю у вас близнецов, то только на определенных условиях.
Он бросил на нее косой взгляд.
– Я вовсе не обязан выполнять твои условия. Но сегодня я щедрый. – Он сделал паузу. – Назови свою цену.
Уинн опять вспыхнула от гнева.
– Господи, спаси меня от глупцов! Мне не нужны ни ваши деньги, ни другие богатства, которыми вы гордитесь. Я говорю о счастье моих детей, теперешнем и в далеком будущем. Вы не сможете откупиться от меня деньгами и считать, что теперь ваша совесть чиста.
Лицо лорда Уильяма покрылось пятнами от стыда, и Уинн убедилась, что он понял: она говорила не столько от своего имени, сколько от имени матери мальчиков, Анжелины.
– Так чего же ты хочешь? – отрывисто произнес он, зло поблескивая глазами.
– У них будут учителя.
Он сделал широкий жест, взмахнув кружкой.
– Разумеется, у них будут учителя. Я знатный лорд, а они мои сыновья.
– Учителя латыни, чтения и богословия, музыки, – продолжала она, не обращая внимания на его выпад. Когда он нахмурился, словно собирался возразить, она только улыбнулась. – Я больше чем уверена, что вы сделаете из них прекрасных наездников. Несомненно, они пройдут суровую закалку, чтобы участвовать в турнирах, поединках с мечами и любым другим оружием, придуманным мужчинами. Вы научите их, как управлять людьми и землями и даже как творить правосудие, и сделаете это, надеюсь, безукоризненно. Но я, которая воспитала их честными, любознательными, чудесными мальчиками, я требую, чтобы их обучили наилучшим образом тому, что сделает из них действительно прекрасных людей.
Он сидел молча, когда она закончила свою речь. Лишь задумчивое постукивание пальцами по липкому столу свидетельствовало, что он вообще слышал то, что она говорила. Наконец он кивнул. Ей даже показалось, что он слегка улыбнулся.
– Как пожелаешь, Уинн аб Гриффидд. Мальчики храбрые и преданные. Ты заложила в них столько хорошего. Я прослежу, чтобы их обучал самый ученый монах, которого только смогут отыскать.
– И еще одно, – сказала Уинн, стараясь не слишком радоваться первой победе.
Нанять учителя – не очень большая жертва для такого богача, как лорд Уильям. Но лишить его возможности решать будущее своих сыновей без их участия – потому что именно так он расценит ее условие – совсем другое дело.
– Ну, что там? Выкладывай, женщина. Я бы хотел отдохнуть, прежде чем начнется настоящий праздник.
– Вы должны пообещать мне – нет, поклясться перед сыновьями и Богом, – что, когда наступит время, они сами выберут себе невест. – Уинн затаила дыхание, ожидая услышать злобный отказ. Когда же его не последовало, она решила, что лорд Уильям не расслышал. – Это означает, что вы не можете обручить их, исходя из соображений денег, земель…
– Или политических целей, – добавил лорд Уильям, кивнув. – Я согласен на твои условия.
Уинн уставилась на него как громом пораженная от такой сговорчивости. Затем в ее сердце закралось подозрение.
– Не думайте, что на этом я успокоюсь, лорд Уильям. Я потребую права навещать их. Они тоже будут навещать меня. Я сразу узнаю, если вы нарушите свое слово!
– Сомервиллы никогда не нарушают своего слова!
От его громогласного рыка все, кто был в зале, повернули к ним головы. Спавшие проснулись и сели. Те, кто убирал со столов остатки от вчерашнего пиршества, заработали еще быстрее. Но Уинн ничуть не испугалась бурного выпада лорда Уильяма. Она слишком удивилась, чтобы пугаться. Он готов выполнить ее просьбу… требование. Он готов позволить ее мальчикам… своим сыновьям… выбрать себе жен по сердцу.
– Вы никогда не раскаетесь в своем решении, – сказала она, и лицо ее осветилось и счастьем, и благодарностью. – Они хорошие мальчики, и, когда им придет пора жениться, они, безусловно, выберут хороших жен.
Грозное выражение ушло с лица лорда от ее солнечной улыбки, и он потянулся к кувшину, чтобы наполнить кружку. Выпив все до последней капли, он осторожно поставил кружку на стол и посмотрел прямо в глаза Уинн.
– Когда-то я женился ради денег и земель. Я получил все, что хотел – даже больше, но Анжелина… – Он промолчал и откашлялся, – Анжелина подарила мне любовь. Это стоило всего остального.
Он отодвинулся от стола и встал. Тут же появился слуга, протянувший лорду Уильяму палку. Уинн изумленно смотрела, как лорд, хромая, удалился. Она была поставлена в тупик и не могла разобраться в своих чувствах. То, что он любил свою валлийскую наложницу, было бесспорно. То, что он будет любить своих сыновей – их сыновей, – становилось все более очевидным. Рис и Мэдок получат все самое лучшее. Когда они вырастут, то смогут не только сражаться, но и читать.
Они наймут писцов для удобства, а не по необходимости. Но самое главное – они будут свободны в своем выборе, когда полюбят.
На глаза ее навернулись слезы, и Уинн сразу смахнула их, чтобы никто не увидел. Бабушка Гуинет оказалась права. Рису и Мэдоку пойдет на пользу, что они узнали своего отца. Дрюс в это верил, и Клив тоже.
Правда, при мысли о Кливе она несколько ожесточилась. Лорд Уильям, возможно, понял, как ценен брак, основанный на взаимной любви, а вот Клив Фицуэрин никогда этого не поймет. С ее стороны было глупо даже надеяться на такое, а в результате она вчера ночью чуть не совершила роковую ошибку. Если бы не буря, она бы пообещала ему все, что он захотел. Она бы превратилась в третьесортного человека, в тень его жены.
Стоило Уинн подумать о будущей жене Клива, как та самая девушка появилась в поле ее зрения. Уинн напряглась, и Аделина тоже, когда увидела ее. Обе девушки настороженно уставились друг на друга. Затем Аделина взяла себя в руки и направилась прямо к Уинн. Остановилась она с противоположной стороны стола.
– Госпожа Уинн, – начала она осторожно, – надеюсь, вы не станете обижаться на вспышку отца. Одна из горничных сказала мне, что он кричал на вас.
Уинн улыбнулась девушке. Хотя они были почти одного возраста, Уинн чувствовала себя намного старше и мудрее. Девушка была очень простодушной, и Уинн никак не могла обвинить ее, что та заманивает Клива своим приданым.
– Мы с вашим отцом поняли друг друга. Вам не нужно извиняться за него.
Аделина покусывала нижнюю губу, не сводя глаз с Уинн. На секунду Уинн пожалела, что не уделила больше времени своей внешности, прежде чем предстать перед лордом Уильямом. Ее волосы были заплетены в длинную косу, завязанную простым шнурком и перекинутую через плечо. Лицо чисто вымыто, но не осветлено рисовой мукой, как у Аделины. Платье на ней было простое в отличие от чудесного наряда англичанки, а из украшений вообще ничего, если не считать древнего амулета, который она носила не снимая. Но раз она не соперничала с Аделиной, стараясь привлечь чье-то внимание, то какое это имело значение?
– Мы не могли бы немного пройтись? – робко предложила девушка.
– Отчего же нет? Разумеется. – Уинн поднялась. – Вы что-то хотите со мной обсудить? – спросила она, внезапно испугавшись, что девушка заговорит о своем нареченном, сэре Кливе Фицуэрине.
Уинн знала, что, несмотря на принятое решение, ей будет трудно беседовать на эту тему. Тем более с Аделиной. К ее удивлению, красивое лицо Аделины порозовело от теплого румянца.
– Только не здесь, – взмолилась она. – Позвольте, я покажу вам сады. Там нам будет свободнее.
Трудно сказать, кто больше страшился предстоящего разговора. Несмотря на собственную боль, Уинн не осталась слепа к смятению Аделины, и это помогло ей сдержать собственные чувства. Проходя по двору, Уинн увидела Дрюса, сидевшего на перевернутой бадье возле конюшни. Он окликнул их, и она остановилась, поджидая его. Когда же она бросила взгляд на Аделину, то увидела, что лицо девушки покрылось пунцовым румянцем. Глаза Аделины стали огромными и буквально приклеились к молодому валлийцу.
Этот яркий румянец все объяснил Уинн. Когда Дрюс был поблизости, Аделина не нуждалась ни в каких каплях для глаз. И судя по жадному взору Дрюса, он ничего не видел, кроме стройной англичанки.
Проявит ли лорд Уильям такое же великодушие к дочери, какое проявил к сыновьям? Если бы Аделина была вольна в своем выборе, кому бы она отдала предпочтение? Но в этом запутанном треугольнике нужно еще учесть интересы Клива. Даже если лорд Уильям согласится пойти навстречу своей младшей дочери, он ни за что не нарушит слова, данного тому, кто привез ему сыновей. Он никогда не лишит Клива справедливо заслуженной награды, а Клив никогда не откажется от того, что ему причитается.
– Добрый день, – произнес Дрюс, срывая с головы шапку и отвешивая торопливый поклон.
Уинн не смогла сдержать улыбку, слегка скривившую ее губы. Куда подевался бравый юноша, уверенный в своем умении обращаться с деревенскими красавицами, ловко играющий их сердцами? Тот Дрюс, который теперь стоял перед ней и робко улыбался, уставясь на трепещущую Аделину, был совершенно не похож на прежнего. Если бы та, на которую был направлен пыл Дрюса, не была обещана другому – да и вообще, если бы она не стояла так высоко над бедным валлийцем, – Уинн от всего сердца порадовалась бы за него. А так она чувствовала только жалость к этим не подходящим друг другу молодым людям. Дрюс и Аделина. Уинн слегка покачала головой. Их роман, едва зародившись, был обречен – Уинн это твердо знала. Но она сама терзалась от сердечной раны, поэтому желала им счастья. Кто-то же должен быть счастлив в любви. Лорда Уильяма это счастье миновало, и ее, как видно, тоже минует.
Не то чтобы она любила Клива. Просто ее физически влекло к нему. Тем не менее, им не быть вместе – как и Дрюсу с Аделиной. А вот Рис и Мэдок найдут свое счастье, как и все ее дети. Они женятся только по любви, а не иначе.
– Можно мне прогуляться с вами? – спросил Дрюс, когда Уинн наконец, снова включилась в разговор.
И хотя его вопрос был обращен к Аделине, ответила Уинн:
– Нам с Аделиной нужно кое-что обсудить. С глазу на глаз, – добавила она.
Она, конечно, понимала, что ее категоричный отказ разрушил его надежды. Но это к лучшему, решила она, увидев, как Дрюс в последний раз улыбнулся Аделине. Глупо, что он еще на что-то надеется, замахнувшись так высоко.
– Как жестоко! – упрекнула ее Аделина, когда Дрюс отошел на достаточное расстояние. – Вы такая же жестокосердная, как мой отец!
Девушка повернулась, чтобы уйти, но Уинн, оторопев вначале от такой вспышки, казалось бы кроткой англичанки, удержала ее за руку. Непонятно почему, но вспышка гнева и вызов, который читался на лице Аделины, ободрили Уинн.
– Возможно, это было жестоко. А не жестоко вводить его в заблуждение, давая надежду на то, чего, как мы обе знаем, он никогда не сможет получить? Это вы жестоко поступаете, когда поощряете его подобным образом.
Под суровым взглядом Уинн гнев Аделины растаял, а из глаз брызнули слезы.
– Это несправедливо. Совершенно несправедливо. Уинн еще раз почувствовала себя намного старше этой избалованной девы. Тогда она вздохнула и сжалилась:
– Ладно. Идемте в ваш сад, там поговорим.
– Бесполезно. Вы все уже ясно мне объяснили.
– Вытрите глаза и возьмите себя в руки, – раздраженно отрезала Уинн.
И как только ее угораздило попасть в наперсницы к той самой особе, которая имеет притязания на Клива? Аделина права. Это несправедливо. Совершенно несправедливо.
Когда они опустились на простую деревянную скамью, потертую от времени, без спинки и подлокотников, скрытую от чужих глаз, Уинн повернулась лицом к печальной Аделине.
– Вы скажете то, что хотели, или я буду вынуждена гадать, какая у вас приключилась беда?
Аделина вздернула подбородок и с вызовом посмотрела на Уинн.
– Я думаю, вы хотите оставить себе их обоих, и Клива и Дрюса. Это несправедливо.
– Что? Вот уж действительно младшая дочка. Избалованная, своенравная, думающая только о себе. – Она зло посмотрела на побледневшую Аделину. – Я не собираюсь оставлять ни того, ни другого, как вы дурно выразились. Они мне не нужны. Дрюс мой друг, самый близкий, вроде брата. Но не больше. Что касается вашего сэра Клива… что ж, он явно ваш, а не мой.
Аделина потупилась. Когда она снова посмотрела на Уинн, то взгляд ее уже был не таким обвиняющим, но все еще несчастным.
– Сэр Клив провожает вас повсюду взглядом. Я сама видела и понимаю, что это означает. Ему нужны вы, а не я.
– А он вам нужен? – парировала Уинн, не желая давать прямой ответ Аделине.
Аделина теребила вышитый поясок и лихорадочно заплетала бахрому на концах.
– Я обещана ему в жены.
– Но вы сами хотите выйти за него? – настаивала Уинн, подстегиваемая тайным желанием выяснить все до конца.
Аделина медленно покачала головой. Когда она подняла глаза на Уинн, в них не было никакой надежды.
– Я и раньше боялась этого, так как понимала, что его больше привлекают мои земли, чем я сама. Всю свою жизнь я знала, что в браке это неизбежно, но все же молила Бога избавить меня от этой доли. А теперь, когда я познакомилась с Дрюсом… мне кажется, я скорее умру, чем пойду под венец с нелюбимым.
Несмотря на то, что англичанка устроила ей сцену, Уинн была тронута искренностью Аделины.
– Вы знакомы с ним всего лишь день и ни разу еще не поговорили. Ой… – Она замолчала, когда новая волна румянца залила щеки Аделины, доказав Уинн, что она ошибается. – Значит, все-таки поговорили. Все равно, еще слишком рано для подобного заявления.
– А сколько вы были знакомы с Кливом, когда поняли, что он именно тот, кто вам нужен?
Уинн пожала плечами. Совсем недолго, подумала она. Затем тряхнула головой и встретила внимательный взгляд Аделины.
– Он… то есть… Ничего подобного. Он не для меня. Но видимо, ей не удалось убедить Аделину.
– Мы обе в одинаковой ситуации, вы и я. И если вы будете кривить душой, то это вам ничуть не поможет.
Уинн сжалась.
– Что ж, можете бегать за Дрюсом. Но не рассчитывайте вовлечь меня в свои интриги. Я не претендую ни на того, с кем вас обручил отец, ни на Дрюса. Если хотите осуществить желание сердца, советую довериться отцу. Ну а теперь прошу простить за неучтивость, но мне нужно присмотреть за детьми.
Сердце Уинн выстукивало неровный ритм, когда она оборвала разговор с Аделиной. «Жаль мне того мужчину, который женится на маленькой интриганке, лезущей не в свое дело», – сердито подумала она. По какому праву эта девчонка стала задавать ей вопросы о Дрюсе и Кливе?
И все же Уинн понимала, что зря разгневалась на Аделину. Девушка виновата лишь в том, что сказала правду, которую Уинн не желала слышать, и задумывалась о будущем, на которое Уинн боялась надеяться. Даже если англичанке удастся уговорить отца не отвергать Дрюса в качестве ее поклонника, что само по себе невозможно, учитывая положение, которое занимает Клив при лорде Уильяме, какая польза в том для Уинн? Клив пожелал жениться на хорошо обеспеченной англичанке. Аристократке. И вспомнит ли он когда-нибудь об Уинн? А если и вспомнит, то только как о приключении на стороне. Уинн знала, что никогда не сможет с этим смириться.
Торопливо проходя мимо конюшен, она заметила Дрюса, слонявшегося без дела под навесом. Но стоило ей отойти, он сразу поспешил туда, где она только что гуляла с Аделиной. Ладно, уж, пусть новоиспеченные влюбленные насладятся краткими мгновениями счастья, решила Уинн. Слишком скоро им придется узнать холод расставания.
С этими невеселыми мыслями она вошла в спальню, где ее встретила разобиженная ватага ребятишек.
– Это наш замок, и мы…
– …хотим, чтобы у нас была самая большая кровать, – закончил Рис требование Мэдока.
Оба брата заняли оборону на самой высокой кровати в комнате, готовые дать отпор каждому, кто приблизится. Артур был занят тем, что выяснял, как идет наружный шов, соединяющий камни, из которых были сложены стены. Узнать, как построен, замок, представлялось ему гораздо более насущной проблемой, чем участвовать в споре с братьями за самую удобную кровать. Изольда, однако, раскипятилась вовсю.
– То, что ваш отец богач, еще не значит, что вы можете нами командовать. И забрать себе лучшую кровать. – Она сверкнула глазами, глядя на высокомерную парочку. – Погодите же. Когда я вернусь домой в Раднор, я поломаю ваши старые кроватки на кусочки, а потом… выброшу их в свинарник!
– Изольда! – закричала расстроенная Бронуин.
– Ты не можешь так поступить.
– Вообще-то это не лишено смысла, – вмешался Артур, который теперь рассматривал балки на потолке. – Ведь Рис и Мэдок там больше не будут спать.
От его слов, таких простых и логичных, все замолкли. Даже Уинн сразила мысль, что теперь их кроватки на чердаке замка Раднор будут пустовать. Тут Бронуин заметила Уинн, кинулась к ней и вцепилась в ее юбки.
– Неужели им придется здесь остаться? Разве они не могут вернуться с нами домой и спать в своих старых кроватках? – Она недовольным взглядом окинула просторную комнату. – Ненавижу этот старый замок. Он… он слишком большой. И уродливый. Надеюсь, он разрушится.
– Он очень хорошо построен, – заметил Артур. – Думаю, его ничто не сможет разрушить.
– Ох, помолчи, пожалуйста, Артур, – огрызнулась Изольда, встряхивая взлохмаченными после сна волосами. – Вечно ты все перепутаешь.
– Он никогда не разрушится, – заверил Мэдок и принялся подпрыгивать на кровати, словно в доказательство своего утверждения, но стоило Уинн бросить в его сторону хмурый взгляд, как он сразу успокоился.
– Спускайтесь, вы двое. И прежде чем вы вздумаете командовать другими, мы не торопясь, побеседуем с лордом Уильямом, вашим отцом, – уточнила она. – Судя по моему с ним разговору сегодня утром, у вас останется слишком мало времени, чтобы отдавать распоряжения. – Ребятишки совсем притихли, и Уинн, сжалившись, улыбнулась. – А теперь начнем день как положено. Лорд Уильям пообещал устроить праздник. Скорее всего, он захочет провести немного времени наедине со своими новыми сыновьями.
Когда они спустились в зал, чтобы подкрепиться, за ними следило множество глаз. Слуги кудахтали и шептались, как похожи близнецы, которых только что нашли и которым достанется все огромное богатство хозяина. Разгневанные обделенные зятья и их не менее сердитые жены, казалось, за ночь слегка отошли, и, как отметила с облегчением Уинн, их лица теперь выражали смирение вперемешку с раздражением.
Разговор за трапезой был негромким, голоса то чуть усиливались, то затихали. Когда же по лестнице спустился лорд Уильям, опираясь на палку и источая благодушие и хорошее настроение, беседа сразу прекратилась. Здесь, на виду у всех, отцу и его сыновьям предстояло, наконец, обрести друг друга.
Хотя Бронуин и Изольда вздрогнули при виде человека, который, как они поняли, забирал у них братьев, Рис и Мэдок уставились на лорда с неподдельным любопытством. Ночной отдых, без сомнения, вернул им природную живость. Лорд. Уильям разглядывал их не менее пристально, и широкая улыбка смягчила его грозный вид. Поблекшие голубые глаза зажглись теперь новым светом, а походка казалась легкой, несмотря на грузность фигуры и хромоту.
– Ну что, ребятки, как вы хотите отпраздновать первый день в своем новом доме? – начал лорд Уильям, медленно выговаривая слова, чтобы его сыновья легче поняли иностранную речь. – На кухне приготовят ваши любимые блюда, менестрели и жонглеры будут развлекать вас, когда пожелаете. Хотите покататься верхом? Или поиграть?
Уинн заметила, как Рис и Мэдок переглянулись, и, несмотря на глубокую печаль в сердце, не смогла не улыбнуться. Эта парочка все прекрасно поняла. Лорд Уильям еще узнает с ними почем фунт лиха. Он, безусловно, начнет им потакать, и к тому времени, как поймет, что этого больше делать нельзя, они научатся командовать отцом и каждым взрослым, которому вздумается обуздать их врожденное озорство. Боже, пожалей их бедных учителей.
– Мы могли бы посмотреть рыцарский поединок…
– …и соколиную охоту?
– У тебя есть охотничьи собаки?
– А можно нам иметь собственных гончих…
– …и собственных лошадей?
Лорд Уильям переводил взгляд с одного парнишки на другого, и постепенно его улыбка меркла.
– Как же я буду вас различать?
– Я Рис…
– …а я Мэдок, – ответила парочка после секундной паузы.
Но даже краткой заминки было достаточно, чтобы Уинн встревожилась. Она поднялась со стула, чтобы подойти к близнецам. Но то же самое проделал Клив, и Уинн, споткнувшись, замерла. Он окинул ее взглядом, одновременно и жадным, и обвиняющим, заставив ее сердце неровно забиться. Ну почему она никак не может выбросить его из головы и из своего сердца?
Клив отвел от нее холодный взгляд и, взяв близнецов за подбородки, повернул их личики к себе.
– Это Рис, – сказал он лорду Уильяму, утверждая прямо противоположное тому, что заявили мальчики. – Соблаговолите заметить, милорд, у него над левой бровью шрам. Здесь. Шрам маленький, но заметный.
