Цветок страсти

      – У тебя в волосах травинки и сор, – сказал Дрюс, когда они оказались лицом к лицу.
      Дрожащими руками Уинн пригладила растрепанные волосы. Почему у него такое выражение лица, как будто он все знает? Неужели он хочет читать ей мораль?
      – Вот так. Сейчас лучше? – коротко спросила она. Он внимательно ее оглядел, затем усмехнулся:
      – Думаю, это зависит от того, кто на тебя смотрит. Я бы сказал, твой Клив предпочитает видеть тебя с распущенными волосами, в которых запутались травинки.
      – Негодяй! – выругалась она. – Чего ты от меня хочешь? Сначала швыряешь меня к нему, а теперь вырываешь обратно. Я отказываюсь тебя понимать.
      К ее глубокому раздражению, он только ухмыльнулся и опустился на траву.
      – Не срывай свою досаду на мне, Уинн, потому что я тут не виноват. В этом деле я выступаю только как твой друг. – Он посмотрел на нее снизу вверх и отвел со лба прядь волос. – Мне ясно, что он тебе нужен. И ты ему крайне нужна. Я только хочу убедиться, что эта его потребность в тебе изменит любые планы, какие у него были относительно дочки лорда Сомервилла.
      Уинн в ужасе на него уставилась. Как он мог так спокойно рассуждать о таких невероятных вещах!
      – Ты не сможешь… Разумеется, ты не посмеешь. – Она замолчала под его насмешливым взглядом. – Дрюс, послушай меня. Я не желаю ни при каких обстоятельствах занять место этой бедной девушки. Он честно женится на ней, хотя это маловероятно. Ведь она предназначена ему в награду за успех в его поисках, которого ему не видать, об этом уж я позабочусь, Дрюс негодующе фыркнул.
      – Что же ты сделаешь, Уинн? И зачем? Чтобы оставить его себе?
      – Нет! Я уже говорила тебе. Пусть он достается ей.
      – Так как же ты думаешь поступить с ним? Ведь даже дураку ясно, чем вы тут сейчас занимались. Чего я никак не могу понять, раз ты явно готова уступить его этой английской деве, так это зачем он тебе нужен.
      – Это должно быть понятно даже такому дураку, как ты, – прошипела Уинн, сжав кулаки. – Ты же заявил, что знаешь, чем мы тут занимались. А почему тебе это известно? Да потому, что ты сам этим занимался не раз и, наверное, не с одной девушкой. Но ты не женат. И даже не обручен. Так вот, я ищу не больше того, что ты уже нашел. Я давно уже не ребенок и так как замуж не собираюсь, то не вижу причин, почему бы мне не воспользоваться своей свободой. И если я выберу…
      – Так что же ты выберешь? – уточнил он.
      – В общем… сам знаешь! В любом случае это мой выбор, а не твой.
      Он смотрел на нее спокойным, испытующим взглядом, который, казалось, разрушил всю ее слабую оборону. Можно было подумать, что она несмышленая девчонка, а он мудрый, проницательный отец, – столько терпения и понимания было в его взгляде. От расстройства она резко повернулась и зашагала не в ту сторону, куда ушел Клив.
      Только дойдя до двух дубов, которые неловко раскинулись на вершине вала, Уинн остановилась. Да, это был ее выбор, как она сказала, и если она решит уступить Кливу и соединиться с ним, как соединяются мужчина и женщина, то Дрюс не сможет ничем им помешать.
      Но зачем, ради всего святого, ей делать такую глупость? Она коснулась пальцем распухших от поцелуев губ, затем с трудом проглотила слюну при воспоминании о сладкой дрожи, поднимавшейся изнутри.
      Ответ был удивительно прост. Ради этого чувства, внезапно охватившего все ее существо – тело, ум и даже сердце. Вот почему она решилась на такой опасный и пагубный шаг. Чтобы дать выход чувственности, которую он пробудил в ней. Но каковы же будут последствия?
      Она оглянулась через плечо на Дрюса, который, теперь не отрываясь, смотрел туда, где остался их дом. Дрюс, конечно, прав. Он ей друг, и, хотя они разошлись во мнениях по поводу этой затеи с лордом Сомервиллом, да и по поводу Клива Фицуэрина, Уинн знала, что Дрюс желает ей только добра.
      Хотя о каком добре сейчас может идти речь? Даже если она, в конце концов, вернется в Раднорский лес вместе со всеми детьми, прежней жизни уже не будет. Да и она сама будет другой.
      Уинн вздохнула и еще раз тронула губы. И как этому мужчине удается так на нее действовать? Как ему удается одним лишь прикосновением заставить ее тело петь, а сердце биться быстрее? Или даже одним взглядом?
      Она не надеялась найти ответы на эти вопросы. Однако чем ближе они подъезжали к замку Керкстон, тем ей казалось важнее решиться на что-нибудь. Отдаться Кливу, как того жаждало ее тело, было бы самым простым выбором, который она уже сделала. Теперь только оставалось выяснить, где и когда. Но еще нерешенным был вопрос о ее сыновьях. О наследнике сэра Уильяма.
      Уинн оглянулась на лагерь, отыскивая взглядом детей. Не увидев их сразу, она принялась беспокойно озираться. Визг и хихиканье, за которыми последовал взрыв хохота, успокоили ее взволнованное сердце. Из-за палатки, раскинутой под березовой кроной, появились Рис и Мэдок. Смеясь, толкаясь и падая, они указывали пальцами в глубину тенистой рощицы. За ними медленно шла Бронуин, она тоже оглядывалась, но с любопытством.
      Уинн направилась к детям, желая поскорее оказаться среди них и успокоиться. Пробираясь сквозь высокую густую траву, она увидела, как из-под тени берез появились Изольда и Артур. Племянница грозно хмурилась на близнецов. Артур, казалось, был погружен в задумчивость.
      – Вы оба самые глупые мальчишки на всей земле, – кричала Изольда. – Таких глупых не сыскать во всем мире! – Она повернулась к Артуру, но уже с другим выражением на лице. – Не обращай на них внимания. Они ведут себя как дети.
      Артур вытер рот тыльной стороной ладони и деловито ответил:
      – Они и есть дети.
      – Да, конечно. Значит, они ведут себя как младенцы.
      – Что тут у вас случилось? – спросила Уинн.
      Изольда удивленно повернулась к ней и сразу виновато покраснела. Бронуин тоже смутило внезапное появление Уинн.
      Но Артур только пожал плечами:
      – Мы просто хотели посмотреть, на что это похоже. Уинн вопросительно подняла брови.
      – Что именно?
      Она увидела в глазах у Бронуин тревогу, а Изольда послала Артуру предостерегающий взгляд. Но Артур, прищурившись, разглядывал орла, который высоко кружил в небе.
      – Поцелуй, – равнодушно ответил он. – Мы хотели знать, что такого важного в поцелуе.
      Этого Уинн ожидала меньше всего и от удивления раскрыла рот.
      – Вы захотели узнать о поцелуе?
      – Артур! – возмущенно выдохнула Изольда и украдкой посмотрела на тетю. – Никак не может сохранить секрет.
      – А вот и могу. – Он секунду разглядывал девочку. – Просто я не понимаю, в чем здесь секрет…
      – О каком секрете речь? – перебила Уинн. – И что именно выделали? – Не получив ответа от Изольды и Артура, Уинн повернулась к Бронуин: – Ну?
      Бронуин робко улыбнулась.
      – Они поцеловались. Артур и Изольда поцеловались. Прямо в губы.
      – Ага. – Уинн поджала губы, с трудом сдерживаясь, чтобы не рассмеяться от такого невинного откровения. – Ну и что вы думаете об этом?
      Артур пожал плечами:
      – Нормально, как мне показалось.
      Изольда еще раз сердито посмотрела на него.
      – Это было очень приятно. Совсем как у взрослых.
      – Но мы не взрослые, – возразил Артур и обратился к Уинн: – В этом же нет ничего дурного, правда? Я хочу сказать, мы ведь не настоящие брат и сестра, потому что у нас разные родители.
      – Совсем как Уинн и сэр Клив, – с мечтательной улыбкой произнесла Бронуин.
      Веселье Уинн как рукой сняло. Но, прежде чем она сумела придумать подходящий ответ, Артур сосредоточенно взглянул на нее.
      – Если ты целуешь его, Уинн, значит, он тебе нравится. А если он тебе нравится, почему ты не выходишь за него замуж?
      – О… э-э… видишь ли… – Уинн осеклась. Артур смотрел так серьезно, что ей стало ясно: сейчас она очень тщательно должна подобрать слова. – Клив… действительно интересный мужчина. Сильный. Красивый. Он мне нравится, но… в общем, он англичанин, а я валлийка. Мы никогда не сможем пожениться.
      – Поэтому вы только целуетесь? – спросила Бронуин.
      – Ну почему вы не сможете пожениться? – перебил ее Артур. – Я хочу сказать, если Рису с Мэдоком или даже мне придется остаться в Англии, то, когда мы вырастем, скорее всего, женимся на англичанках, хотя мы валлийцы.
      – Это не совсем одно и то же, – начала Уинн.
      – Ты не можешь жениться на англичанке, – вставила Изольда. – Мы ведь поцеловались. Теперь ты ни на ком не можешь жениться, кроме меня.
      Уинн переводила взгляд с племянницы на Артура и обратно.
      – В Англии никто не останется, – клятвенно заверила она, хотя внутри у нее уже не было той уверенности, которую она чувствовала вначале.
      Артур покачал головой:
      – Мне кажется, ты не совсем права, Уинн. Вполне вероятно, один из нас приходится сэру Уильяму сыном. Не думаю, что тебе удастся оставить нас у себя, если это так.
      Из всех заявлений, споров и предположений, сделанных от имени лорда Сомервилла, это последнее, прозвучавшее из уст наивного и в то же время такого мудрого ребенка, выслушивать ей было тяжелее всего.
      – Я оставлю у себя всех, – возразила Уинн. – Никто из вас не принадлежит этому англичанину, что бы он там ни говорил.
      – Я не хочу, чтобы Артур жил в Англии, – расплакалась Изольда.
      – А как же Мэдок? – присоединилась к ней Бронуин. – И Рис?
      – Не плачьте, мои дорогие. Идите ко мне. – Уинн обняла плачущих девочек. – Все будет хорошо. Вот увидите.
      Крепко обнимая их, Уинн встретилась с серьезным взглядом Артура.
      – Я… я в общем-то, не хочу жить в Англии, – признался он. Уинн видела, как он с трудом сдерживается. – Но это было бы не так ужасно, если бы и ты здесь осталась.
      Уинн протянула к нему руку; и он сразу поспешил к ней. Но ей нечего было ему ответить. Она никогда не сможет остаться в этой Богом забытой стране. Никогда.
      Хотя частичка ее останется. Это ясно. Ее сердце разорвется на кусочки, если здесь будет жить кто-то из ее детей.
      Она проглотила комок в горле и крепче прижала к себе ребятишек. Вдалеке за рощицей показалась чья-то фигура. Это был Клив, Уинн сразу его узнала, человек, который взывал к каждой ее клеточке, к каждому ее чувству.
      Но только не к ее уму. Она понимала, цепляясь за остатки здравомыслия, что он ей не подходит. Каждая минута, что она провела с ним, глядя на него или даже думая о нем, была ошибкой.
      Но самое ужасное было сознавать, что, если ей действительно удастся вернуться в Уэльс со всей своей семьей, часть ее души все же останется здесь, с Кливом, хотя он не будет об этом подозревать.
      Если нет другого выхода, она не должна позволить ему узнать, как крепко он завладел ее сердцем.

Глава 16

      Тьма на лагерь спустилась рано. Низкие облака, казалось, давили своей тяжестью, хотя Уинн знала, что дождя не будет. Птицы неторопливо клевали корм, воздух был мягок от влажности, и в нем не чувствовалось приближения грозы. Самое худшее, чего они могли ожидать, это моросящий дождик, несущий мягкую прохладу на разгоряченную летнюю землю.
      Уинн сидела у входа в палатку, глядя в никуда и прислушиваясь к треску кузнечиков и шелесту ночного ветра в березовых ветвях.
      Все мужчины улеглись спать, и до нее не доносилось никаких голосов. По крайней мере, никто не разговаривал. Но у ее в голове – нет, скорее в сердце – раздавался зов так ясно, словно чей-то голос разрывал тишину ночи, произнося ее имя.
      Что ей было делать?
      Ее тело уже начало трепетать в ответ на этот зов. Неужели она действительно готова все потерять, сдавшись на милость победителя?
      Уинн повернула голову и ласково улыбнулась при виде ребятишек, полностью занявших палатку. Все они крепко спали, сморенные здоровой усталостью после целого дня беготни. Она пожалела, что тоже не может провалиться в забытье и обрести тем самым глубокий покой, которого ей очень не хватало.
      Стараясь не думать, куда может завести ее этот поступок, она бесшумно поднялась и вышла из палатки. Воздух стал прохладнее, легкий ветерок ласково трепал ее распущенные волосы. Она уверенно шагала, направляясь к валу и знакомому холмику, где провела большую часть дня, глядя на Уэльс.
      Клив уже ждал ее.
      Он расстелил на траве ковер и лежал на спине, закинув руки за голову. Когда она остановилась в шаге от него, он взглянул на нее снизу вверх. Было темно, луну скрывали облака, и все же она почти ясно его разглядела. Он тоже ее рассмотрел, потому что сна почувствовала на себе его взгляд, скользнувший от темноволосой головы до босых ног, на секунду задержавшийся на губах, а потом груди и животе. Затем взгляд поднялся снова вверх, лаская всю фигуру, и замер на лице.
      – Я приготовил для нас гнездышко, любовь моя. Иди ко мне. – Он сел и протянул к ней руку.
      Но Уинн не шевельнулась. Она нервно облизала губы и, только когда он опустил руку, заговорила:
      – Дело в том, что мы должны поговорить. Нам нужно понять друг друга.
      – Я понимаю гораздо больше, чем ты думаешь, Уинн, – ответил Клив таким низким и хриплым голосом, что у нее задрожали колени. – Ты тоже понимаешь. Иди ко мне, и вскоре ты в этом убедишься.
      Уинн покачала головой:
      – Погоди. Сначала нам нужно договориться.
      Он повернулся на бок и подпер голову рукой.
      – О чем же? Мы ведь обо всем договорились. Я здесь. Ты здесь.
      – Не все так просто.
      Он вздохнул и провел рукой по волосам.
      – Если кто все и усложняет, так это ты.
      – А ты бы предпочел думать, что это так же просто, как… как переспать с какой-нибудь… шлюхой! – Ее внезапно охватила дрожь. – Какая же я дура, что пришла сюда!
      Она повернулась, готовая убежать, умчаться и спрятать свой жгучий стыд. Зализать раны. Но Клив оказался проворнее. Не успела Уинн добраться до вершины вала, как он вскочил, поймал ее за руку и с силой остановил. Грудь ее высоко вздымалась от накативших чувств и от усилий убежать прочь, когда она стояла перед ним. И хотя он удерживал ее перед собой, безжалостно схватив за плечи, она не смотрела ему в глаза.
      – Я знаю, что это не просто, Уинн. Далеко не просто. Между нами глубокая пропасть. Но есть еще эта… эта страсть. Она появилась в тот миг, когда я впервые увидел тебя в лесу, ты тогда была похожа на какое-то дикое волшебное создание, готовое исчезнуть в мгновение ока. Как какая-то фея, плод моего воображения, существо не из этого мира.
      Она подняла на него глаза, движимая убедительной силой его слов. Неужели он возжелал ее уже тогда?
      Их взгляды встретились и обменялись тайнами в полуночной тьме.
      – Мне нельзя было… нельзя было чувствовать эту страсть к тебе, – прошептала она. – Ты мой враг.
      Он покачал головой:
      – Нет, я тебе не враг. Я никогда бы не смог быть тебе врагом, – повторил он хрипло. – Никогда. Уинн постепенно смягчалась в его руках. Когда он притянул ее к себе, она почувствовала, что буквально тает. А когда он приблизил к ней лицо, она потянулась навстречу его поцелую. Их губы слились, и она облегченно вздохнула, хотя смятение в ее душе увеличилось стократ. Но это смятение совсем не походило на прошлое – оно было требовательным, а не сомневающимся. Радостным, а не внушающим страх.
      Он приподнял и прижал ее к себе – живот к животу, грудь к груди. Как получилось, что они так идеально подошли друг другу? Он такой высокий и сильный, она такая маленькая и хрупкая. Это был не тот человек, не из той страны, и все его мысли были не те. И все же он заставлял ее тело петь, а сердце изнывать.
      Его язык требовательно прижался к ее губам, пробуя проникнуть внутрь, и Уинн моментально раскрылась. Она хотела, чтобы он пробудил ее к жизни. Прикосновения его языка, который полностью заполнил ее рот, а затем отступил, лаская ее губы, как теплый бархат, вызвали в ней самые греховные ощущения.
      Он держал ее в неистовом объятии, опустив одну руку ниже талии и крепко прижав к чреслам. Тут же их охватило пламя, и, не сознавая, что делает, Уинн положила руку на изгиб его мускулистых ягодиц. Он порывисто дернулся в ответ на эту безыскусную ласку.
      – Боже мой, как долго ты меня мучила, – прошептал он ей на ухо.
      Уинн задохнулась и выгнулась дугой от невероятного удовольствия – или, может быть, боли? Видимо, они очень похожи друг на друга. Желание, растущее в ней, готово было вырваться за пределы хрупкого тела. Уинн была уверена, что этот взрыв будет изумительным, и она жаждала его больше всего на свете.
      – А теперь ты меня мучишь, – задыхаясь, проговорила она, и ее руки скользнули вверх по его спине.
      Через мягкую ткань рубахи она чувствовала каждый его мускул, каждую выпуклость, изгиб и впадинку на его торсе. Он весь горел как в огне, который вскоре должен был поглотить их обоих, потому что она тоже почувствовала, будто ее опалило пламя.
      – Я и дальше тебя буду мучить. Всю ночь напролет, – пообещал он, сопровождая свою хриплую речь возбуждающими поцелуями. Вниз по шее, вдоль ключицы, прижимаясь к впадинке, затем еще ниже, к вырезу платья, пока наконец горячие губы не нашли выпуклость груди. Только тогда Клив замер. – Ты на самом деле колдунья, моя дикая валлийская роза. Колдунья, которая поработила меня. Вещунья, пленившая меня своими чарами.
      Внезапно Клив поднял ее на руки и быстро и уверенно понес сквозь темноту, шагая по высокой траве. Он остановился, только когда достиг ковра, который заранее приготовил.
      – Ты околдовала меня, – пробормотал он. – То ли каким-то черным зельем, то ли темным блеском своих глаз, не знаю. Но я должен владеть тобою сегодня, Уинн, ничего другого быть не может.
      Он поставил ее на ноги и вновь притянул к себе. Его руки медленно погладили ее спину, отнимая у девушки последние силы. Ее заволок туман страсти. Но прикосновение Клива, пусть и неспешное, было настойчивым.
      – Стань моей, любовь моя. Здесь и сейчас. Навсегда, – тихо и горячо прошептал он ей на ухо.
      – Навсегда? – переспросила Уинн, находя его губы, пытаясь проникнуть в его рот, чтобы так же пробудить в нем чувственность, как это всегда ему удавалось. Потом она чуть отстранилась. – Не может быть никакого навсегда, – прошептала она скорее для себя, чем для него. – Есть только сегодня. Вот и все, что для нас существует.
      Но Клив не обратил внимания на ее слова. Он как будто сражался с их общими сомнениями, когда снова нашел ее губы.
      – Это мы еще посмотрим, – пробормотал он и потянул ее на ковер, на котором они оказались рядом, стоя на коленях, лицом к лицу, соприкасаясь бедрами и прижавшись, друг к другу грудью. – Посмотрим.
      Уинн, однако, продолжала бороться с порабощающей силой его прикосновения.
      – Нет. – Она покачала головой. – Есть только сегодня. Ты должен это знать.
      Наступила пауза.
      – Не только сегодня, Уинн. Если бы ты позволила.
      Она отпрянула от этих слов, как от холодного порыва ветра.
      – Ты глупец, раз все еще так думаешь, – прошептала она, чувствуя боль в сердце оттого, что в этот сладчайший миг волшебства вторгается действительность.
      – Проклятие! – выпалил он, хотя и не выпустил ее из кольца своих рук. – Если ты веришь в это, зачем же ты тогда пришла ко мне? Если ты собираешься днем видеть во мне врага, то зачем ты приходишь ко мне ночью как к любовнику?
      Уинн не нашлась что ответить, по крайней мере, вслух. Не могла же она сказать, что он единственный мужчина в ее жизни, которого она ставит выше всех. Она бы ни за что не призналась, что ее чувства давно переросли обыкновенную страсть. Признание в любви ничего бы ей не дало, а стоило бы очень многого.
      Но ее молчание только усилило его раздражение.
      – Так зачем же ты пришла ко мне? – потребовал он ответа, встряхнув ее как следует.
      – Я хотела… я хотела дать выход этой страсти! – с досадой выкрикнула она. – Ничего больше. Ничего, – повторила она.
      – Ты ведь не тронута, не так ли?
      Уинн стиснула зубы.
      – Да, я девственна, – подтвердила она. – Но какое это имеет значение?
      – В Англии девушку вроде тебя держат подальше от мужчин. Ее чистота – это награда, которую берегут для мужа.
      – Но мы не в Англии! – закричала она, выведенная из себя бессмысленным спором.
      Он рассмеялся.
      – Нет, мы как раз в Англии, моя любовь. За валом начинается Уэльс, а там, где мы сидим, английская земля.
      Да, тут он ее перехитрил. Даже если и так, Уинн все равно не видела смысла в этом разговоре.
      – Нечего растолковывать мне, что ценится в Англии. Если бы англичане ценили невинность девушек, они бы не насиловали всех подряд. А сам-то ты? Тебе наплевать на мою невинность, иначе бы ты так рьяно не старался забрать ее!
      Он с минуту внимательно смотрел на нее в темноте.
      – А мне и стараться-то, особенно не пришлось.
      – Да ты… самый настоящий негодяй! – Уинн попыталась высвободиться из его рук, но хватка у него была немилосердная. В глубине души она знала, что он весьма близок к истине, но все же ей не хотелось принимать всю вину на себя. – Если ты считаешь, что я поступаю… так беспечно, тогда убирайся отсюда! И оставь меня в покое.
      Несколько секунд они не сводили друг с друга озлобленных взглядов. Затем он виновато хмыкнул.
      – Не могу, – признался он. – Быть может, ты соблазняешь меня, чтобы я отступил перед твоей кровожадностью, быть может, ты думаешь таким способом перетянуть меня на свою сторону в споре с лордом Сомервиллом – это уже не имеет значения. Я хочу тебя, вот и все. Я хочу тебя и должен владеть тобой.
      Как порыв горячего летнего воздуха, эта декларация страсти растопила ее ледяной гнев. Они вернулись к тому, с чего начали. Они желали друг друга против всякой логики. Уинн дрожала, несмотря на все усилия казаться спокойной.
      – Ты не доверяешь мне, а я, будь уверен, не доверяю тебе. Все что у нас есть – это взаимная страсть. Так нужны ли нам еще какие-то причины, чтобы быть вместе? – закончила она тихим, почти просительным тоном.
      Он смотрел на нее не мигая.
      – Если так рассуждать, то нет. Взаимная страсть – достаточно веская причина. – Туг его задумчивость перешла в деловитость. – Но такое случается редко. Особенно с нетронутыми девушками.
      – У валлийцев к этому другое отношение, нежели у вас, англичан. Мы считаем, что девушка сама может распоряжаться своей невинностью, которая не должна служить для ее отца или братьев предметом купли-продажи.
      – Так почему ты решила отдать свою невинность мне?
      Уинн с трудом проглотила слюну. Казалось, разговор пошел по второму кругу, вернувшись к тому предмету, который она не могла с ним обсуждать.
      – Я… мне просто любопытно, – довольно неуверенно ответила она.
      Его пальцы скользнули вверх и вниз по рукам Уинн, заставив ее ощутить огромную разницу между прохладным ночным воздухом и его прикосновением.
      – И нет других причин? – спросил он. – Или скрытых мотивов?
      Она вся сжалась.
      – Я не собираюсь отравить тебя, если именно этого ты опасаешься.
      Он еще раз расхохотался.
      – Нет. Если я чего и опасаюсь, так это того, что ты меня доконаешь своими поистине смертельными поцелуями и разрушительными прикосновениями. Я могу испустить дух от одного удовольствия, когда твое тело прижато к моему. – Он притянул ее к себе и наклонил голову, чтобы поцеловать нежную шею. – Ты поступишь так со мной, Уинн? Дашь мне погибнуть от восторга, упиваясь твоим прелестным телом?
      У нее перехватило дыхание, когда она подставила шею ищущим губам. Как может один человек вызывать одновременно и возбуждение, и досаду? Она облизнула губы, почувствовав, как на нее нахлынула обжигающая волна.
      – Если ты хочешь, чтобы я доконала тебя таким образом, тогда, я попытаюсь, – с трудом выдавила она из себя.
      В мгновение ока она оказалась прижатой к колючему ковру твердым теплым телом.
      – Тогда постарайся, моя милая колдунья.
      Этими словами он как будто высвободил всю подавляемую внутри ее страсть. Они слились в одно целое. Его руки нашли те уголки ее тела, которые больше всего жаждали прикосновения. Его губы принесли божественное спасение ее истомившейся плоти.
      Он точно так же отреагировал на ее смелые ласки. Когда ее ладонь двинулась вверх под рубашкой по напряженным мускулам спины, скользя по влажной коже, он застонал и беспокойно заметался. Он поднял край юбки и обнажил ее ноги. Нежной кожи бедер коснулась грубая ткань его одежды. В этом была и угроза, и ласка. То, чего она боялась и желала. Потом, когда там оказалась его рука, она громко выдохнула:
      – Клив… подожди…
      – Чего ждать, милая колдунья? Пока мы оба не расплавимся от этого жара? Если мы еще подождем, боюсь, от нас ничего не останется, кроме лужицы на траве. Нет. – Его рука скользнула выше. – Ждать больше нет времени.
      Он был прав. Она поняла это, когда его пальцы нашли ее влажную сокровенность, и она закричала от дикого восторга, порывисто выгнувшись. Ждать больше не было времени. Его магия оказалась слишком сильной для нее. Он приманивал ее к себе, заставляя извиваться под его рукой, так что она забыла обо всем на свете.
      Уинн слышала, как тяжело он дышит, втягивая воздух, пока одаривал ее дразнящими ласками. Его палец скользнул внутрь ее тела, и она чуть не скатилась с ковра.
      – Расслабься, моя любовь, не сопротивляйся. Просто прими все, как есть, – пробормотал он.
      Он прижал ее к ковру и поймал губы властным и долгим поцелуем.
      Она тонула в упоительном экстазе ощущений, которые обрушились на нее. Слишком сильных, чтобы их можно было выдержать. Но ей было мало.
      – Дотронься до меня, – услышала она сдавленный шепот. Он опустил голову ниже и нашел сквозь ткань платья твердую вершинку ее левой груди. Сначала он пощекотал ее, затем забрал в рот и слегка прикусил.
      – Дотронься до меня, – велел он, чуть ли не с болью в голосе. – Дотронься до меня, Уинн.
      Она подчинилась, инстинктивно найдя твердую возбужденную плоть. Уинн знала, как все происходит между мужчиной и женщиной. Она знала, как устроены мужчины, ведь ей пришлось растить трех мальчишек. Но то, что она обнаружила теперь, такое горячее и твердое, повергло ее в изумление. Это было нечто совершенно отдельное от него и в то же время неотъемлемо ему принадлежащее, играющее столь важную роль в таинственной и мошной тяге, существовавшей между ними. Неужели в этом ответ? Она провела кончиками пальцев по всей длине его плоти, скрытой под одеждой. Он оказался таким огромным, что она с испугом подумала, как ей его принять. Тем не менее, только от одного прикосновения она почувствовала, что желание ее возросло.
      – Матерь Божья! – выдохнул он. – Проклятие, но ты… ты околдовала меня!
      Уинн улыбнулась и стала еще смелее. Значит, она тоже имеет над ним власть. Доставляя ему удовольствие, она почувствовала, что тем самым увеличивает свое желание.
      Когда она застонала от восторга, он оборвал ее стон еще одним пылким поцелуем. И оторвался от нее, когда она совсем под ним обмякла. Ее так захватило сладострастие, что она едва заметила, когда он отнял от себя ее руку.
      – Не спеши, милая. Я наверняка взорвусь, если ты тронешь меня еще раз.
      – Клив… – Она произнесла его имя как молитву и потянулась рукой к его лицу.
      Он прижал ее пальцы к щеке, а затем слегка повернул голову и запечатлел горячий поцелуй в самую серединку ее чувствительной ладони.
      – Ты поистине колдунья, – пробормотал он с удивлением и… со злостью, как показалось Уинн.
      – Пожалуйста… не сердись на меня.
      Он раздраженно рассмеялся.
      – Я сердит не на тебя, любимая. Нет.
      Он встал и быстро сбросил с себя одежду. Но прежде чем она успела охватить взглядом всю красоту его мужского тела, он снова оказался на ковре, наполовину закрыв ее собой. Затем властно поцеловал ее.
      – Не тебя нужно винить во всем, а меня.
      Не дожидаясь ответа, он стянул с нее платье и отбросил в сторону. Его рука начала дразняще ласкать ее полные ноющие груди, пока соски не стали напряженными и твердыми. Облизнув палец, он дотронулся до соска, а потом до другого, отчего Уинн высоко взметнулась на ковре.
      – Клив… о, прошу тебя… – задыхаясь, промолвила она.
      – Тихо, любовь моя. Будь терпелива, – тоже с трудом проговорил он.
      Его рука скользнула от груди к талии и легла на живот. С мучительной точностью он нашел мягкий холмик темных кудрей, приблизив пальцы к ноющему входу. Один палец проник вовнутрь, и Уинн приподнялась навстречу ему. Но Клив тотчас убрал его и стал ласкать маленький потаенный бугорок, который внезапно стал средоточием всех ее ощущений.
      – Тебе нравится? – прошептал он, подкрепляя свои слова чувственным поцелуем в ухо.
      Она кивнула, не в силах ответить, – такими невероятными были растущие в ней ощущения.
      – Ты разве никогда себя здесь не трогала, Уинн? – Но в ответ она только неистово приподнялась навстречу его руке, вцепившись пальцами в ковер, и он снова поцеловал ее в ухо. – Это твое сладостное местечко. Источник самой сильной магии. То место, которым многие мужчины пренебрегают, торопясь обрести удовлетворение. Но я не слишком тороплюсь? – пробормотал он.
      Ответа не последовало. Уинн была слишком поглощена тем, что творят с ней его прикосновения. Ее завертела буря чувственного и душевного восторга. Она охватила все ее тело от головы до кончиков пальцев, рождаясь где-то глубоко внутри.
      Она слышала его затрудненное хриплое дыхание – или, быть может, она сама так дышала? Затем в разрушительном вихре пришел миг, это было как молния, ударившая в землю, неожиданно, хотя буря бушевала всю ночь. Этот миг настал, и Уинн закричала в острой агонии.
      – Клив… Клив… – всхлипывая, произносила она его имя снова и снова, пока ее тело раздирали конвульсии.
      – Я здесь, – прошептал он, вновь успокаивающе поглаживая ее ладонью, в которой, казалось, он держал все ее чувства. – Я здесь, – повторил Клив, подтверждая свои слова поцелуем, который был слаще всех предыдущих.
      Этим поцелуем, он тронул ее сердце, и, ни секунды не колеблясь, она обхватила его руками и притянула к себе.
      – Я лю… – Ее безыскусное признание было прервано жадным поцелуем.
      Уинн так переполняли любовь, и благодарность, и желание подарить ему то же чудесное счастье, что она полностью ему открылась, отдавая всю себя – губы, руки, сердце. Когда он коленом раздвинул ей ноги, она уже не сомневалась. И, почувствовав, как он пытается в нее войти, подалась ему навстречу.